Tertium Organum: ключ к загадкам мира, изд. 2-е

ГЛАВА IV

Мы установили по аналогии с отношением фигур низшего измерения к фигурам высшего измерения, что тело четырёх измерений можно рассматривать как след от движения тела трёх измерений по направлению, в нём не заключающемуся, то есть что направление движения по четвёртому измерению лежит вне всех тех направлений, которые возможны в пространстве трёх измерений.

Что же это за направление?

Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны посмотреть вообще, не знаем ли мы движения по направлению, не заключающемуся в трёхмерном пространстве.

Мы знаем, что всякое движение в пространстве сопровождается тем, что мы можем назвать движением во времени. Кроме того, мы знаем, что даже не двигаясь в пространстве, всё существующее вечно движется во времени.

И одинаково во всех случаях, говоря о движении или об отсутствии движения, мы имеем в уме идею того, что было прежде, что стало теперь и что будет после. Иначе говоря, идею времени. Идея движения, всякого, какого бы то ни было, а также идея отсутствия движения, неразрывно связана с идеей времени. Всякое движение и отсутствие движения происходит во времени и вне времени происходить не может. Следовательно, прежде чем говорить о том, что такое движение, мы должны ответить на вопрос: что такое время?

Время — это самая большая и самая трудная загадка, которая стоит перед человечеством.

Кант считает время такой же субъективной формой нашего восприятия, как пространство, то есть он говорит, что мы сами создаём время для удобства восприятия внешнего мира в зависимости от свойств нашего воспринимательного аппарата. Действительность непрерывна и постоянна. Но мы для того, чтобы иметь возможность воспринимать её, должны расчленять её на отдельные моменты, то есть представлять её себе в виде бесконечного ряда отдельных моментов, из которых для нас всегда существует только один. Иначе говоря, мы воспринимаем действительность как бы через узкую щель. И то, что мы видим в эту щель, мы называем настоящим, то что видели, а теперь не видим — прошедшим, а чего совсем не видим, но ожидаем — будущим.

Рассматривая каждое явление как следствие другого или других — и, в свою очередь, как причину третьего или третьих, то есть рассматривая все явления в функциональной зависимости друг от друга, мы этим самым рассматриваем их во времени, потому что мы совершенно ясно и отчётливо представляем себе прежде причину и потом следствие, прежде действие, потом его функцию, и иначе представить не можем. И мы можем сказать, что идея времени неразрывно связана с идеей причинности и функциональной зависимости. Без времени причинность существовать не может, точно так же, как без времени не может существовать движение или отсутствие движения.

Но наше представление о нашем «бытии во времени» у нас до невероятия спутанное и неясное.

Прежде всего разберём наше отношение к прошедшему, настоящему и будущему. Обыкновенно мы считаем, что прошедшего теперь уже нет. Оно прошло, исчезло, изменилось, превратилось в другое. Будущего тоже нет. Его ещё нет. Оно ещё не пришло, не образовалось. Настоящим мы называем момент перехода будущего в прошедшее, то есть момент перехода явления из одного небытия в другое. Только этот короткий момент явления для нас существует в действительности, раньше оно существовало в возможности, теперь будет существовать в воспоминании. Но этот короткий момент в сущности фикция. Он не имеет измерения. Мы с полным правом можем сказать, что настоящего не существует. Мы никогда не можем уловить его. То, что мы уловили, всегда уже прошедшее!

Если мы остановимся на этом, то мы должны признать, что мира не существует. Существует только какая-то фантасмагория иллюзий, вспыхивающих и гаснущих.

Обыкновенно мы не отдаём себе в этом отчёта и не замечаем, что наш обычный взгляд на время приводит нас к полному абсурду.

Представим себе глупого путешественника, едущего из одного города в другой и находящегося на полпути между этими двумя городами. Глупый путешественник думает, что город, из которого он выехал на прошлой неделе, теперь уже не существует, от него осталось одно воспоминание: стены разрушены, башни упали, жители вымерли или разбежались. А тот город, куда он должен приехать через несколько дней, тоже теперь ещё не существует, но спешно строится к его приезду и в день его приезда будет готов, населён и устроен, [а] на другой день после его отъезда так же как и первый будет разрушен.

Мы думаем о вещах во времени именно таким образом — всё проходит, ничто не возвращается! Весна прошла, её уже нет. Осень не наступила, она ещё не существует.

Что же существует?

Настоящее.

Но настоящее — неуловимый момент, непрерывно переходящий в прошедшее.

Таким образом, строго говоря, для нас не существует ни прошедшего, ни будущего, ни настоящего. Ничего не существует! А, между тем, мы живём, чувствуем, думаем — и что-то окружает нас. Следовательно, в нашем обычном отношении к времени есть какая-то ошибка. Эту ошибку мы должны постараться найти.

Мы признали в самом начале, что нечто существует. Мы назвали это нечто миром. Как же мир может существовать, если он не существует ни в прошедшем, ни в настоящем, ни в будущем?

То представление о мире, которое мы вывели из обычного взгляда на время, делает мир похожим на непрерывно бьющий огненным фонтаном фейерверк, каждая искра которого вспыхивает на мгновение и гаснет, чтобы больше уже никогда не явиться. Вспышки идут непрерывно одна за другой, искр бесконечное множество и всё вместе производит впечатление пламени, хотя в действительности не существует.

Осень ещё не наступила. Она будет, но сейчас её нет. И мы не отдаём себе отчёта, как это может появиться то, чего нет.

Мы движемся по плоскости и признаём реально существующим только небольшой круг, освещённый нашим сознанием. Всё остальное за этим кругом, чего мы не видим, мы отрицаем, не хотим признать, что оно существует. Мы движемся по плоскости в одном направлении. Это направление мы считаем вечным и бесконечным. Но направления перпендикулярного ему, тех линий, которые мы пересекаем, мы не хотим признать вечными и бесконечными. Мы думаем, что они уходят в небытие сейчас же, как [только] мы прошли через них, а линии впереди нас ещё не возникли из небытия. Если предположить, что мы движемся по сфере, по её экватору или по одной из параллелей, то окажется, что мы всегда признаём реально существующим только один меридиан: те, которые сзади нас, уже исчезли, те, которые впереди, ещё не возникли.

Мы идём, как слепой, который ощупывает своей палкой плиты тротуара и фонари и стены домов и верит в реальное существование только того, до чего сейчас дотрагивается, что сейчас ощупывает. То, что прошло, уже исчезло и никогда больше не вернётся! Чего ещё не было, то не существует. Слепой помнит дорогу, которую прошёл. Ожидает, что и впереди будет дорога, но он не видит ни вперёд, ни назад, потому что он ничего не видит; потому что орудие его познания — палка с крючком — имеет определённую, очень небольшую длину, и за этой палкой для него начинается небытие.

Вундт в одной из своих книг обращает внимание на то, что наши знаменитые пять органов чувств — это в сущности щупальца, которыми мы ощупываем мир вокруг себя. Мы живём на ощупь. Мы никогда ничего не видим. Всегда и всё только ощупываем. При помощи зрительных труб и телескопов, телеграфов и телефонов мы немного удлиняем, так сказать, наши щупальца, но не начинаем видеть. Сказать, что мы видим, можно было бы только в таком случае, если бы мы знали прошедшее и будущее. Но мы не видим и поэтому никогда не можем убедиться в существовании того, чего не можем ощупать.

Поэтому мы и считаем реально существующим только тот круг, который в данный момент охватывают наши щупальца. За этим кругом — тьма и небытие.

Но имеем ли мы право так думать?

Представим себе сознание, не связанное условиями чувственного восприятия. Такое сознание может подняться над плоскостью, по которой мы движемся; может увидать далеко за пределами круга, освещённого нашим обычным сознанием; может увидать, что существует не только та линия, по которой мы движемся, а все линии, перпендикулярные ей, которые мы пересекаем, которые мы когда-либо пересекали и которые будем пересекать. Поднявшись над плоскостью это сознание может увидать [саму] плоскость, убедиться, что это действительно плоскость, а не одна линия. Тогда оно может увидать прошедшее и будущее, лежащими рядом и существующими одновременно.

Сознание, не связанное условиями чувственного восприятия, может опередить глупого путешественника, подняться на гору, увидать вдали город, в который он едет, и убедиться, что этот город не строится заново к его приезду, а существует сам по себе, совершенно независимо от глупого путешественника. И оно может посмотреть назад и увидать на горизонте башни того города, где путешественник был и убедиться, что башни не упали, что город продолжает стоять и жить, как стоял и жил до путешественника.

Оно может подняться над плоскостью времени и увидать сзади весну и впереди осень, увидать одновременно распускающиеся цветы и созревающие плоды. Может заставить слепого прозреть и увидать дорогу, ту которую он прошёл, и ту которая лежит перед ним.

Прошедшее и будущее не могут не существовать, потому что если они не существуют, то не существует и настоящее. Непременно они где-то существуют вместе, только мы их не видим.

Настоящее, если его противопоставлять прошедшему и будущему, это самая нереальная из всех нереальностей.

Мы должны признать, что прошедшее, настоящее и будущее ничем не отличаются друг от друга, что есть только одно настоящее, вечное теперь индийской философии. Но мы не видим этого, потому что в каждый данный момент ощущаем только маленький кусочек этого настоящего, который и считаем реально существующим, отрицая реальное существование всего остального.

Если мы признаем это, то наш взгляд на всё окружающее должен сильно перемениться.

Обыкновенно мы рассматриваем время как отвлечение, сделанное нами при наблюдении реально существующего движения. То есть мы думаем, что наблюдая движение или перемены отношений между вещами и сравнивая отношения, существовавшие раньше, существующие теперь и могущие существовать в дальнейшем, мы выводим идею времени. Насколько этот взгляд правилен, мы увидим дальше.

Затем, идея времени слагается из понятия прошедшего, из понятия настоящего и из понятия будущего.

Понятия прошедшего и настоящего, хотя и очень неясны, но однообразны. Что же касается будущего, то на этот счёт существует большое разнообразие взглядов.

Нам необходимо рассмотреть теории будущего, как они существуют в уме современного человека.

Существуют две главные теории — предопределённого будущего и свободного будущего.

Предопределённость доказывается следующим образом: говорят, что всякое будущее событие является результатом прежде бывших и создаётся именно таким, а не другим, вследствие известного направления сил, заключающегося в предшествующих событиях. Иначе говоря, это значит, что будущие события целиком заключаются в предшествующих, и если бы мы знали силу и направление всех событий, бывших до настоящего момента, то есть знали бы всё прошедшее, то мы этим самым знали бы всё будущее. И иногда, зная хорошо настоящий момент во всех его деталях, мы действительно можем предсказывать будущее. Если предсказание не оправдывается, мы говорим, что мы не всё знали, что было, и [только теперь] действительно мы видим в прошедшем какую-нибудь причину, ускользнувшую от нашего наблюдения.

Идея свободы будущего основывается на возможности произвольных поступков и случайных новых комбинаций причин. Будущее считается или совсем неопределённым, или определённым только отчасти, потому что в каждый момент рождаются новые силы, новые события, новые явления, лежавшие в скрытом состоянии, не беспричинные, но настолько несоизмеримые с причинами — как, например, пожар большого города от одной искры, что их ни учесть, ни соразмерить нельзя.

Эта теория говорит, что одно и то же действие может иметь разные результаты, одна и та же причина — разные следствия; и она приводит ещё гипотезу совершенно произвольных волевых актов человека, вносящих полное изменение в дальнейшие события его собственной жизни и жизни других людей.

Сторонники предопределённости возражают, что волевые, [как и] непроизвольные акты тоже зависят от каких-нибудь причин, делающих их необходимыми и неизбежными в данный момент; что ничего «случайного» нет и быть не может; что мы называем случайным только то, причины чего не видим, благодаря нашей ограниченности; и что различные следствия причин, кажущихся одинаковыми, бывают оттого, что причины на самом деле различны и только кажутся одинаковыми, потому что мы их недостаточно хорошо знаем и недостаточно хорошо видим.

Спор теории предопределённого будущего с теорией свободного будущего — это спор бесконечный. Ничего решающего ни та, ни другая теория сказать не может. Это происходит потому, что обе теории чересчур буквальны, чересчур негибки, чересчур материальны и одна отрицает другую; обе говорят: «или то, или другое». Получается, с одной стороны, полная холодная предопределённость: будет то, что будет, ничего изменить нельзя — то, что будет завтра, предопределено десятки тысяч лет тому назад. С другой стороны, жизнь на каком-то острие иголки, именуемом настоящим, которое со всех сторон окружено бездной небытия: путешествие в страну, которая ещё не существует. Жизнь в мире, который каждый миг рождается и умирает, в котором никогда ничто не возвращается. И оба эти противоположные взгляда одинаково неверны, потому что истина, в этом случае так же, как во многих других, заключается в соединении противоположных пониманий в одно.

В каждый данный момент всё будущее мира предопределено и существует, но предопределено условно, т. е. должно быть то или другое будущее согласно направлению событий данного момента, если не войдёт нового факта, а новый факт может войти только со стороны сознания и вытекающей из него воли. Это необходимо понять и усвоить.

Затем, нам мешает правильно видеть отношение настоящего к будущему наше непонимание отношений настоящего к прошедшему. Разница мнений существует только относительно будущего; относительно прошедшего все согласны, что оно прошло, что его теперь нет — и что оно было таким, каким было. В последнем лежит ключ к пониманию неправильностей взгляда на будущее. Дело в том, что на самом деле наше отношение к прошедшему и будущему гораздо сложнее, чем нам кажется. В прошедшем, сзади нас, лежит не только то, что было, но и то, что могло быть. Точно так же и в будущем лежит не только то, что будет, но и всё то, что может быть.

Прошедшее и будущее одинаково неопределённы, одинаково существуют во всех возможностях и одинаково существуют одновременно с настоящим.

Временем мы называем расстояние, разделяющее события в порядке их последовательности и связывающее их в различные целые. Это расстояние лежит по направлению, не заключающемуся в трёхмерном пространстве. Если мы будем мыслить это направление в пространстве, то оно и будет новым протяжением пространства.

Это новое протяжение отвечает всем требованиям, которые мы на основании предыдущих рассуждений можем предъявить к четвёртому измерению.

Оно несоизмеримо с измерениями трёхмерного пространства, как год несоизмерим с Петербургом. Оно перпендикулярно ко всем направлениям трёхмерного пространства и не параллельно ни одному из них.

Как вывод из всего изложенного, мы можем сказать, что время (как оно обыкновенно берётся) заключает в себе две идеи: некоторого неизвестного нам пространства (четвёртого измерения) и движения по этому пространству. Наша постоянная ошибка заключается в том, что мы никогда не видим двух идей во времени, а всегда видим только одну. Обыкновенно мы видим во времени идею движения, но не можем сказать, откуда и куда и где или по какому пространству. Попытки соединить идею четвёртого измерения с временем бывали раньше. Но в тех теориях, которые пытались соединить с временем идею четвёртого измерения, всегда являлась идея какого-то пространства во времени и вместе с тем допускалось движение по этому пространству. Строившие эти теории очевидно не понимали, что, оставляя возможность движения, они выставляли требование нового времени, потому что движения вне времени происходить не может. И в результате время идёт впереди нас как наша собственная тень, отступая по мере того, как мы к нему подходим. Всякое представление о движении совершенно спутывается. Потому что, если представить новое протяжение пространства и возможность движения по этому новому протяжению, то время опять немедленно станет перед нами и заявит, что оно ровно настолько же необъяснено, насколько было необъяснено раньше.

Необходимо признать, что одним термином время мы обозначили, собственно, две идеи — «некоторого пространства» и «движения по этому пространству». Причём движения этого в действительности не существует, а оно представляется нам существующим только потому, что мы не видим пространства времени. То есть ощущение движения во времени (а движения не во времени нет) возникает у нас потому, что мы смотрим на мир как бы через узкую щёлку, видим только линии пересечения плоскости времени с нашим трёхмерным пространством.

Таким образом, необходимо сказать, что глубоко неверна обычная теория: что идея времени, выводимая нами из наблюдения движения, и есть не что иное, как идея последовательности, наблюдаемой нами в движении.

Нужно признать как раз наоборот, что идея движения выведена нами из ощущения времени или из чувства времени, то есть из чувства или ощущения четвёртого измерения пространства, но из неполного ощущения. Неполное ощущение времени (четвёртого измерения) — ощущение сквозь щёлку — даёт нам ощущение движения, то есть создаёт иллюзию движения, которого в действительности нет, и вместо которого в действительности существует только протяжение по непостижимому для нас направлению.

* * *

Затем очень большое значение имеет ещё одна сторона вопроса. Четвёртое измерение связано со «временем» и с «движением». Но мы не поймём четвёртого измерения до тех пор, пока не поймём пятого измерения.

Делая попытку посмотреть на время, как на объект, Кант говорит, что оно имеет одно измерение; то есть он представляет себе время как бы линией, идущей из бесконечного будущего в бесконечное прошедшее. Одну точку этой линии мы сознаём. Всегда только одну точку. И эта точка не имеет никакого измерения, потому что то, что в обыкновенном смысле мы называем настоящим, есть только недавно прошедшее и иногда ещё скорое будущее.

Это было бы верно по отношению к нашему иллюзорному представлению времени. Но в действительности вечность не есть бесконечное протяжение времени, а линия перпендикулярная ко времени; потому что, если вечность существует, то каждый момент вечен. Мы можем считать у времени два измерения. Второе измерение времени, т. е. вечность, будет пятым измерением пространства. Линия первого измерения времени идёт по порядку последовательности явлений в причинной зависимости — сначала причина, потом следствие: прежде, теперь, после. Линия второго измерения времени — линия вечности — идёт перпендикулярно к этой линии.

И нельзя понять времени, не составив себе идеи вечности, точно так же как нельзя понять пространства, не составив себе идеи вечности.

С точки зрения вечности время ничем не отличается от других линий и протяжений пространства — длины, ширины, высоты. То есть это значит, что как в пространстве существуют вещи, которых мы не видим или, иначе говоря, существует не только то, что мы видим, так и во времени «события» существуют, прежде чем к ним прикоснулось наше сознание, и они остаются существовать после того, как наше сознание от них отошло. Следовательно, протяжённость по времени есть протяжённость по неизвестному пространству, и, следовательно, время является четвёртым измерением пространства.

Но время, как уже было указано, есть понятие не простое, а сложное. И это мы должны иметь в виду. Оно состоит из понятия неизвестного пространства, уходящего в прошедшее и будущее, и кажущегося движения по этому пространству.

* * *

Нам необходимо рассмотреть вопрос о времени как о пространственном понятии, сопоставив его с двумя нашими данными — вселенной и сознанием.

Идея времени возникает при соприкосновении сознания с миром при посредстве чувственного восприятия. На это уже было указано. Именно благодаря свойствам чувственного восприятия сознание видит мир как бы через узенькую щёлку.

Из этого создаются вопросы:

1) Почему существует в мире кажущееся движение? То есть почему сознание не видит в эту щёлку всегда одного и того же? Почему за щёлкой происходят перемены, создающие иллюзию движения, то есть каким образом и отчего перебегает по миру явлений фокус нашего сознания? При всём этом нужно помнить, что через эту же щёлку, через которую оно видит мир, сознание смотрит на себя как на часть мира, и видит в себе перемены, подобные переменам во всём остальном.

2) Почему сознание не может расширить этой щели?

На эти вопросы мы должны постараться ответить.

Прежде всего мы должны заметить, что наше сознание в пределах нашего обычного наблюдения всегда находится в одинаковых условиях и из этих условий не может выйти. Говоря иначе, оно как бы приковано к какой-то плоскости, над которой не может подняться. Эти условия или эту плоскость мы называем материей. Наше сознание живёт, так сказать, на самой плоскости и никогда не поднимается над ней. Если бы сознание могло подняться над этой плоскостью, то оно несомненно увидело бы под собой одновременно гораздо большее количество событий, чем оно видит обыкновенно, находясь на плоскости. Как человек, поднимаясь на гору или взлетая на воздушном шаре, начинает видеть одновременно и сразу очень много вещей, которых нельзя одновременно и сразу видеть, находясь на земле: движение навстречу друг другу двух поездов, между которыми должно произойти столкновение; приближение неприятельского отряда к спящему лагерю; два города, разделённые горным кряжем и т. п. — так и в этом случае сознание, поднимаясь над плоскостью, на которой оно обыкновенно живёт, должно увидеть одновременно явления, для обычного сознания разделённые периодами времени. Это будут такие явления, которых обычное сознание никогда не видит вместе, как причину и следствие: работу и получение денег; преступление и наказание; движение поездов навстречу друг другу и их столкновение; приближение неприятеля и сражение; восход и закат солнца; утро и вечер, день и ночь; весну, осень, лето и зиму; рождение и смерть человека.

Угол зрения при таком подъёме будет увеличиваться, момент будет расширяться.

Если мы представим себе сознание, находящееся выше нашего сознания, обладающее большим углом зрения, то это сознание будет в состоянии схватывать как нечто одновременное, то есть как момент, всё происходящее для нас в течение известного времени — минуты, часа, дня, месяца. В пределах своего момента такое сознание не будет в состоянии разделить прежде, теперь и после, всё это для него будет теперь. [То есть] теперь — будет расширяться.

Но для того, чтобы это осуществилось, нужно чтобы мы могли освобождаться от материи, потому что материя есть не что иное, как те условия пространства и времени, в которых мы живём. И [ещё] вопрос: может ли сознаний выходить из условий материального существования не изменяясь коренным образом само или не исчезая совершенно, — как сказали бы люди позитивных воззрений.

Это вопрос очень спорный. И дальше я приведу примеры и доказательства, говорящие в пользу того, что наше сознание может выходить из [границ] условий материальности. Пока я хочу чисто теоретически установить, что должно произойти при этом выходе.

Произойти должно именно расширение момента. То есть всё, что мы воспринимаем во времени, станет для нас как бы одним моментом, в котором будет видно сразу прошедшее, настоящее и будущее. Это показывает относительность движения, зависящего для нас от крайности момента, включающего только очень малую часть воспринимаемых нами впечатлений жизни.

И мы с полным правом можем сказать, что не «время» выводится из «движения», а движение ощущается благодаря чувству времени. У нас есть это чувство, поэтому мы ощущаем движение. Чувство времени, это есть ощущение сменяющихся моментов. Не будь у нас чувства времени, мы бы не ощущали движения. Самоё же «чувство времени» есть в сущности граница или поверхность нашего «чувства пространства». Там, где кончается «чувство пространства», начинается «чувство времени». Мы выяснили, что «время» по своим свойствам тождественно с «пространством», то есть оно имеет все признаки протяжения пространства. Однако, мы не ощущаем его как протяжение пространства, а ощущаем как время, то есть как нечто специфическое, не передаваемое другими словами, неразрывно связанное с движением. Эта неспособность ощутить время пространственно проистекает от того, что чувство времени есть туманное чувство пространства; чувством времени мы смутно ощущаем новые характеристики пространства, выходящие из сферы трёх измерений.

Что же такое чувство времени и почему возникает иллюзия движения?

На этот вопрос сколько-нибудь удовлетворительно можно ответить, только изучая наше сознание, наше Я.

Я — величина сложная и в нём самом идёт непрерывное движение. О природе этого движения будет говориться дальше. И вот это движение внутри нашего Я создаёт иллюзию движения вокруг нас, движения в материальном мире.

* * *

Известный математик Риман понимал, что в вопросе о высших измерениях время каким-то образом переходит в пространство, и он рассматривал материальный атом как вступление четвёртого измерения в пространство трёх измерений.

В одной из своих книг Хинтон очень интересно говорит о «законах поверхностей».

Хинтон высказывает здесь необыкновенно интересную мысль и сближает идею «эфира», которая в материалистическом или даже энергетическом понимании современной физики совершенно бесплодна и является только тупиком, с идеей «времени». Эфир для него не вещество, а только «поверхность», «граница» чего-то. Но чего же? Опять не вещества, а только граница, поверхность, предел одной формы восприятия и начало другой…

Одной фразой здесь ломаются стены и заборы материалистического тупика, и перед нашей мыслью открываются широкие горизонты неизведанных полей.