Том 1. Великий град трепангов

Читатель Марта тот, –

  Кто в этих буквах видеть жаждет. –

К нему костями букв до сердца достучусь!

Он пастырь на моих полях бумажных. –

Он отличит в стадах чернильных слов –

  И скорби белизну,

  И алость сердца,

  Боль запекшую в строках.

Он отличит сияние вершин,

  Достигших с бездн мозга

  До звуков слов туманных…

Читатель Марта знает тщету букв и слова суету.

Читатель мой, как я, минует

  строки слов и очертанья форм,

Вернется прочь к себе,

  еще без слов, – не сказанному в явь. –

Блуждающим огнем из книжного болота

  Я вымелькну в него

Безмолвный Март вдруг смутным дном из книги содрогнется!

А вы, – которые случайны –

  Вам книгу резать не зачем!

Во-истинну солгу:

  – Есть яд в словах иных –

  Опасный недостойным.

…Дерзай, случайный! –

Захлопни книгу Марта и откинь!..

И сам откинься прочь –

К доступному: – к себе.

– Теперь одни…

И если он со злости не захлопнул.

И если взор и здесь остался – щупать –

            Пусть!..

Пусть пузыри утопленник

Со дна пробулькает на-верх –

А на поверхности они от отраженья лопнут

  – Им отраженье не достойно, не по силам!.

  – Теперь – одни! –

Теперь возможно все.

  – Заткни глаза!

  – Зажмурь мозги! –

  – Ни зги

Читатель, будь промежуточный любезно. –

  Чернила льются здесь

  И расточается тоска манерная трагично!

  Я так один! – Не знаю и антракта!..

  Пожалей… Мне холодно… (Слеза).

Уютно вам, закрытым в скобки суеты!

А разве скобки есть Творцу, таланту-мне?!

– Я уязвлен творить!

Встревожен мозг мой жутко: –

Оформить вам в словах доступные тревоги.

Я ваш слуга, портной: –

Одежды лью я нитью нервов

Вашим голым недогадкам! –

Ущербный я! Ходатай рода я!

  Но ты, читатель, хочешь – улыбнись

  Мои упреки «Вам», но не тебе.

  Абстрактно я!.. Забылся в суете…

  Ах! Слишком много слов толпятся и звенят

  А я один… (Совсем один)

Перо не сохнет у чернил . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . .

Поверь чернильнице –

  Как я ей лгать могу, –

  Тогда, приват-читателем

  Назначен будешь щедро и светло!

  – Замет:

    Глава зовется «Все». . . . .

. . . . . . . . . . . . . . .

Кьян – У пирамиды в сумерках шумящий самовар.

Кьян – §§§ и безумье шопотом.

Кьян – Подкованный тигр, поджидающий добычу у мраморной лестницы кафе.

Кьян – Евангелие в переплете из человечьей кожи –

(Кожи приват-доцента С.-П.-Б. У-та). –

– Вот перед зеркалом.

Чище Христа мое зеркало!

Ярче, чем Солнце!

Ясней человека!

Светлей высоты!..

 – Зеркало верное,

 Образ нетленный,

Ты только ложь отражаешь бездушно и верно! –

Все остальное в чаду суетной, в духоте!

Маститый плут, –

Который пудрится украдкой.

Из-под угла,

Который крестится с оглядкой.

Причем, взамен молитв, размеренно крестясь,

Который шепчет строки из сонета.

Рассеянный – манерно, он, иногда

Со лба на грудь персты сведет и там застрянет:

– Ах, галстух развязался!.

А через час, в кафе припомнит – осенить

И даже – осенит, (попутно пыль стряхнет)..

– Такой кощун! – Не даром, что он Кьян…

Опрятно прочитал он логику когда-то

И аккуратно позабыл,

За то так помнит он обложку, заголовки.

А впрочем, сам такую-б написал…

Он в логику влюблен,

За то, что так она далека от него,

За то, что вовсе не нужна, и так закончено мертва

И всем сует ее любезно и надменно…

…Воротничок, манжеты, – все крахмальное,

Студенческая куртка, пробор отчетливый волос –

Неисчислимое его!.. –

Он постоянно аккуратен.

В карманчике жилета

Он носит грамм безумья в порошке –

– Блестящий кокаин!..

Студент бессовестный –

О, неожданный Кьян!

Мы забыли!

Знали где-то.

Студентом быть для формы –

(Всему есть нормы) но пудра?!?

Другой пушистый порошок?!

Но сердце – перешел!

К его угрюмой комнате

Дверей не всем найти.

Во сне он – со знакомыми…

В углу – икона-зеркало.

Он светлый, четкий, –

Я чужд, незвано-робок там.

Он строго-величавый, –

Мне скользко-хрупко восходить.

…Освещать неумество Углы из Углов!.

…Вы не взглянули даже в зеркало дверей –

Вы их прошли, порог душой стенив…

И след оставить не успели,

И, хлопнув дверью, тень не прищимили,

А только воздух растрясли, пристукнув за собой.

…И сердце Марта не моргнуло,

А только-замерло, вздохнув обидой подоспелой.

Вы в сердце Марта прогулялись, высматривая в нем – монокль морщинами держа, –

Нестронутую боль.

И вы изящно там распахивали боль.

Послушной тростью (вам).

– Уроды!

И я средь таких…

Мы горбом простерлись!

Мы сердцем иссякли!

Наш мозг исчервлен!

Мы взяли соломенку – грани защиту…

Схватились, чтоб с бездны швырять пузыри

На вершины – поверхность людей суетных.

В сумерках чудо – В сумерках смутных!

Да, рдянное чудо! Чудовище-чудо!

  Зашло за горами обычно –

  Ушло ежедневное солнце –

  Заря завершилась…

И сумерки робко вошли.

  И вдруг вместо звезд…

Из небес вместо звезд

Зашагали к земле торопливо милльонами Кьяны –

  И зябки и дремны! –

Да, вместо звезд по паркетам небес –

  Деловитые Кьяны: –

  И звезды, созвездья и млечный каскад!

И Кьяны бродили, как рой муравьев суетливо надменны

  И Кьянов – их бездна! –

Мирьяды Сутулых!!! Каскад Уязвленных!!!

Простор окрылял, зазывал – покорить!

  И улыбками щедрыми Кьяны

  И спорили, бредили, лгали…

И Кьяны на цыпочках мчались к земле от небес…

На земле там дворцы – там чертоги – их храмы:

  Аптеки – цветут на земле!!!

Расцветают аптеки в гнилых городах у людей суетных

Храм аптека, – оазис на дряхлой земле

И в хвосты на земле прилетелые –

Стройно, покорно сбираются – ждать.

Их купцы и приказчики –

Геньи, таланты, фантасты – творцы –

Выдают покупателям граммы мечты,

  Полуграммы экстаза в таблетках,

  Безумья по каплям,

  Забвенья по ложечке после еды!..

По рецептам иным.

  Отпускает провизор – маэстро мудрейший

  Отличную мазь – выводить красноту

  Из сердец краснощеких!

(И всякие пятна, веснушки цветных вычувствлений, –

  Как: совесть, обида, тоска, огорченье

  И прочая вся шелуха).

И маэстро избранный дает по рецепту

Глоток суеты человечьей –

Земной… до могилы – земной!

И глоток запивают те Кьяны

Лишь свежим мозгом

Из стакана соседа…

  Живут, как и все!

(А рецепт – на ушко, – иногда у таких

  И фальшивый, поддельный!)ч

      – ХЕ! ХЕ! и живут!

– … Эй, Алло!

  Начинается жизнь! – Не мешать!

Воротник № 3 – ваша жизнь! –

Ею шея –

На целых 4 просторней!

– Вези скорей, – на чай еще прибавлю…

Я очень тороплюсь

Я даже опоздал… но все-таки спешу

Вы, барин, даже побледнели;

У вас глаза горят, как у больных!

Вы, барин, видно, простудились?!

Вчера с досады заболел:

Какой-то идиот сказал:

«У вас здоровый вид»,

«А вы считаетесь больным!»

Смотрите все проходят по асфальту

И не походят на больных…

А вы такой приличный и вздумали хворать!

Извозчик, ты не знаешь, – не поймешь!

Я вовсе не шутя – я добросовестно больной!

Но, Боже! Доктора! К чему они?!

Больным, – как я, – напрасны доктора! –

Им нужен верный пациент, доверчивый дурак…

Послушай… ты… извозчик… я у тебя на экипаже и значит – гость!

Послушай, – был сквозняк: открыта форточка,

А против – сердце приоткрыто!..

И я простые: распухло сердце и болит.

Но я не слег, а, видишь, – продолжаю…

И, даже, тороплюсь куда-то опоздать!.

Вы опробуйте слегка смочить гусиным салом,

А ночью чай кирпичный с спиртом

Боже! Боже!.. Перестань! –

Советы надоели и вовсе ни к чему!

Я сердце срежу прочь!.. Без докторов и вас…

Барин, что вы?! Разве можно?!

Ведь, сердце каждому нужно…

Без сердца не прилишно! – и даже невозможно, тогда и чувствие умрет!

(А нешто чувствие заменишь?! За тышичу не купишь).

Извозчику, пожалуй да: – без сердца трудно на козлах…

Но мне! – и с сердцем чувство я забыл!

Я только мозг свой обожаю, считаюсь только с ним

Но мозг без сердца обойдется!..

Извозчик, нужно так!

А как-же, барин, сердце, значит, зря?!

Так значит с ем тяжелче жить?!

Жена моя не дала б срезать ни за что!!!

А ты бы ей его раскрасил и отдал… Картиночку вклеил…

…Извозчик, стой!.. Мы едем где?! Завез, слепой!!

Я, барин, заболтался… А впрочем пусть завез!

– Я вовсе не извозчик: – Я пассажир, как ты…

Я больше пассажир, – но и извозчик твой

Теперь понятно Все!.. Я опоздал не сам…

Извозчик заговорщик.

Он увезет меня от жизни прочь!.. Я вовсе недоеду!..

…Но лошади, как все! –

Всегда послушны, хмуры, слеповаты!

Извозчик ловкий плут!

Но я не знал.

Что седоком бывает быть опасно…

Посети меня, больной! – Запеклися губы…

Ты отравлен! Я – отравам яд!

Посети меня, больной!

. . . . . . . . . . . . . . .

Жутко близко быть двоим из бездны

Рядом встать, – не видеть – мгла, – щупать жадно.

Ночью этой мухи липли к сердцу.

Ах, они не знают жалить – нудны!..

Мухи заспано и вяло сердце облепили.

Недовольны качкой судорг – ропотали…

Но, ведь сердце – не панель!..

Как докучно! Как дождливо!

– А и что!! – Уйди, проститутка-сердце

Ты всегда открыто! Ты всегда – доступно –

Кто желает – уязвит.

И снова – в круг! – Вошел как Здесь.

И грусть – в тени. А сны, как явь…

Который я, среди зеркал?

Улыбка-боль – в словах моих..

Кто в щель прищурил глаз –

Протиснул в щель пытливый взор?

Кто смотрит к нам из за угла. –

Чей хищный там дозор?!

Зрачок наводит в щель

И остро ждет…

…За щель вбирает тот

Незванный гость из-вне

А мы не знали ничего,

И даже сердце приоткрыли из груди

Сердце раненое – ранено!

Лик Чрезвычайного – всех: на экране –

В саванах бледных полотн

Гордый восстал из болот.

Все вы неверные – все!

Я на кресте не висел…

Не куда палец вложить…

Я Чрезвычайный во лжи.

Сердцем своим не истек –

Отдан веригам еще.

Слов не свершен переход

Кара не скрыла грехов.

В ночах запутанных и чадных,

Всочась в дремотную мечту,

Дурмана тина безобразно –

Мохнато тянется в бреду.

И лепет липкий из болота

Мозга, где илистое дно, –

Приветит рдянного урода

И кличет в сердце, как в окно.

  Пока чрез Тихий Океан

  Вы не построете мостов, –

  Пока число найдется ограничить измеренья –

  Наследье бреда Лобачевских. –

  Пока земля удержит горы книг –

  В веках накопленных вериг,

  Пока слепой кишкой не станет сердце –

  Пока извилины ваш мозг не исчервлят, –

– Вы распинать Христа

  Отброшены на землю!

В Распятьи ваша Суета

        И жизнь.

        И смерть…

  Земля-Голгофа.

У заутрени светло причастница сердце свое

Под свечу восковую изгрудила вдруг.

И проплакала возле о смерти неясной

И скорбно-нежданной, как вдруг.

Но из слез ее нет возвеличенных новей!

От слез отвернулось рожденье – иного взамен.

По струне пробежала росинкой слеза

Пока вдруг – просочил ее пышный смычок

В свои пряди, как снег, белотонких волос…

Пока вдруг не заплакал смычок

По натянутым нервам-струнам.

И причастница ниц на колени на камни припала скорбеть…

За спиной в полумгле по струнам простиралась тоска.

И со звуками плыла и таяла в сердце и в сумерках – к мглам.

Простиралась тоска и тянула со струн нескончанную нить.

  В хороводы созвездий небес.

 Ах, и я за порогом! И я этих звуков участник.

След во мне провела нескончанная нить, протекая к далям.

 В моем сердце, как в озере ночью

 Пробегают огни отпрокинутых звезд.

По морщинистой глади, на сердце моем

Раздробились созвездья и блестки кокетливых звезд…

Я иду по гробницам – чрез мост моих слов –

Вам удариться в сердце! Стучать! И стучать!..

Достучаться, как Смерть..

– Заметили:

  Причастница хихикнула

  И слезы на паркет

  Стряхнула от ресниц…

Смычок-паук из звуков заузорил окрестные сердца. –

И липнут паутины по дрогнувшим сердцам.

И скачет, скачет сердце под рубашкой!..

Вокруг столбятся чувства роем суетливым

И жалят быстрые глаза…

  На ребра налетают

  И звонких брызг рассыпанные боли

  За эхом гонятся – к мозгу!..

Ах, мысль-ненастница угрюмится в тенях: –

Она, как муха в паутине, сонливо утомилась! –

В зигзагах паутины, как вкопанная боль стоит и выжидает..

            …Ах!

  Вкруг зной в обломках рыщет и сжигает!..

Мой мозг, вы знаете, – он весь во мху, как камень изнуренный.

А там внизу – под ним к пескам ласкается волна

Титана-океана – титана суеты!..

…Струна втянулась, вделась в щель иглы

    Моей змеящейся тоски!

  И в мозг иглу вонзили трепетные бреды

  И в нем узорят по извивам!..

  Заметьте:

    Как хихикнула она

    И все не может встать с колен

    И выпрямить глаза!

Глаза, как в тине липкой, туманятся в тоске…

А я, – смычка участник, – за порогом

Пришел на кошкину кончину –

На белые поминки…

Я падаль кошкину принес –

Она живой еще

Так скорбно мне

Мяукала про тьму

И вызывала выколоть глаза и свету и свои…

  – О, кошка, ты усопшая, –

          А я?!!

Можно если можешь! – Ха! Ха! – Всем. Просто.

Можно если смеешь! – Почти что. «Которым». Прохладно.

Можно если презираешь! Так себе. Не всякому. Слякоть.

Можно если невозможное! Хе! Хе!

И Еще:

– Если преступление, но не через себя. – Мне.

– Если приступление, но к себе. – Ехидным. Тускло.

– Если бессовестно чист. – Идиотам, – Эфирный чад.

– Если бездушно безвопросен. – Талантам. *)