Третья месть Робера Путифара

9. Расследование

По совету матери, которой он рассказал о пережитых ужасах, Робер Путифар после большой перемены вернулся как ни в чем не бывало в школу «Под липами». Он очень извинялся перед коллегами и директрисой, не вдаваясь, однако, в объяснения. Таким образом, тайна его утреннего отсутствия и присутствия его машины на парковке так и осталась для всех тайной. Впрочем, его охотно простили, и скоро все было забыто.

Робер с матерью — те забывать не собирались. Расследование обещало быть нелегким. Допрашивать детей — напрасный труд, только выставлять себя на посмешище. Представить только: он, Путифар, стоит перед ними, руки в боки, и вопрошает: «Ну? Кто из вас посмел устроить мне водяную ловушку в туалете? Знаете ли вы, что мне пришлось почти сутки просидеть в школе в одних трусах? А ну признавайтесь!»

Нет, тут требовался более хитроумный подход, и решение вечером все того же дня подсказала ему мать. Она гладила белье. Утюг, соприкасаясь с влажной тканью, уютно попыхивал. Путифар сидел на диване с книгой на коленях, слушал, закрыв глаза, эту умиротворяющую музыку и наслаждался ощущением покоя и безопасности. Он снова чувствовал себя маленьким мальчиком.

— Робер, — внезапно нарушила молчание мадам Пути-фар, — а задай-ка ты им сочинение на эту тему…

Он не понял.

— Ну, я же говорю: дай этим маленьким паршивцам тему для сочинения… что-нибудь вроде «Как я ловко над кем-то подшутил».

— Ох, мама, — вздохнул Робер, — неужели ты думаешь, что виновники так глупо себя выдадут?

— Именно так я и думаю! — заверила мадам Путифар. — Видишь ли, Робер, эти малолетние хулиганы — все равно как серийные убийцы: что за удовольствие творить всякие безобразия, если никто так и не узнает, что это их рук дело? Им хочется похвастаться! Покрасоваться! Славы хотят, черт побери!

— Думаешь? — без особой убежденности протянул Путифар.

— Уверена! Они все только и мечтают заявить о себе, можешь мне поверить. Стоит чуть-чуть подтолкнуть их, и они ухватятся за такую возможность. О, конечно, виновники не станут так прямо рассказывать про водяную ловушку — я не настолько наивна, чтобы на это рассчитывать. Они расскажут что-нибудь другое, но не устоят перед искушением поиграть с огнем, намекнуть… А уж прочитать между строк все, что надо, — наше дело.

— Раз ты так считаешь…

В следующий вторник на втором уроке Робер Путифар красивым учительским почерком написал на доске тему последнего в том учебном году сочинения. Они с матерью тщательно, взвешивая каждое слово, сформулировали ее так, чтобы рыбка наверняка клюнула, и получилось вот что: «Вы подстроили кому-то из взрослых каверзу, которая сошла вам с рук и которой вы гордитесь. Расскажите о ней».

Учеников изрядно удивила такая тема вместо привычных «Опишите прогулку по осеннему лесу». Как-то это не вязалось с их учителем, но задание им показалось «прикольным». Во всяком случае, за работу принялись с азартом.

В тот же вечер Путифар с матерью, помыв посуду, разложили на большом столе двадцать пять тетрадей и принялись анализировать сочинения. Чтение оказалось весьма поучительным: один мальчик хвастался, что подложил дохлую крысу в сапог своему дядюшке, другой на восьмидесятилетие дедушки заменил взбитые сливки на торте пеной для бритья… Одна девочка запихала хорошо выдержанный камамбер в отопительную систему автомобиля, другая подсунула отцу телефонную трубку, намазанную суперклеем… Но нигде ни слова ни о воде, ни о тазике, ни даже о школе. Мадам Путифар закрыла последнюю тетрадь и сердито объявила:

— Я уверена, что-то мы проглядели. Надо все перечитать слово за словом, и повнимательнее!

— Мама, — возразил Путифар, — без толку все это. Не такие они дураки…

Тем не менее они обменялись тетрадями и пошли по второму кругу: камамбер, пена для бритья, суперклей… Путифар изнемогал. Ему противно было читать про все эти пакости. Если б хоть тексты не так кишели орфографическими ошибками! Выходит, учил он их, учил, и все зря? И эти вымышленные имена, дурацкая маскировка: месье Алрик, мадам Ребор…

— Как ты сказал? — встрепенулась мадам Путифар.

— Мадам Ребор, — послушно повторил он. — Эта девчонка назвала свою жертву «мадам Ребор». Глупость какая-то…

— Ребор? Да ведь это же анаграмма имени «Робер»!

— То есть как?

— РЕБОР: переставь буквы — получится РОБЕР!

Она подскочила и буквально вырвала у сына тетрадь. Тетрадь принадлежала некоей Кристель Гийо.

— Ну-ка, поглядим. Что она там пишет, эта малютка?.. «Это праизошло софсем савсем давно зимой».

— Уже все не так, — вздохнул Путифар, — ведь это произошло совсем недавно, к тому же летом…

— В том-то и дело! — воскликнула мать. — А что, если все перевернуто, как в случае с именем «Робер»? Если все надо понимать в обратном смысле…

— Ты думаешь?

— А вот посмотрим. Давай я буду читать каждую фразу, а ты попробуешь каждое слово заменять на противоположное по смыслу!

— Ну, если ты настаиваешь…

— «Это праизошло софсем савсем давно зимой», — прочла она заново.

— Это произошло… совсем недавно… летом, — перевел Путифар.

— «Был сильный марос».

— Была… сильная… жара.

— «Штоб устроить шутку я просила брата мне помоч но он несогласился».

— Чтобы устроить шутку, я просила брата…

— Сестру! — поправила мадам Путифар.

— …я просила сестру мне помочь, и она… согласилась. Мама, у этой Гийо есть сестра, тоже в моем классе, они близнецы! Неразлучные! Мама, все сходится!

— «Падшутила я над мадам Ребор, малинькой худой женьщиной», — продолжала Мадам Путифар.

— Подшутили мы… над месье Робером… большим… толстым мужчиной, — пролепетал Путифар. — Ах, мерзавка! Бесстыжая маленькая дрянь!

— «Я паместила падложила горячии угли на пол в туолете».

— Мы поместили… э…

— Воду, Робер! Противоположности: вода — огонь, соответственно — горячие угли! Давай дальше!

— Мы поместили… воду… под потолком в туалете.

Теперь оба почти лежали на тетради юной Гийо и разбирали фразу за фразой с таким же азартом, словно они расшифровывали египетские иероглифы.

— «Когда мадам Ребор зашла она абажглась. Не вся а токо ноги».

— Когда месье Робер зашел, — перевел сын, — он промок… весь… с головой.

— «Тогда она адела всю свою адежду…»

— Тогда он снял всю свою одежду…

— «…и вышла на ружу остудитца вся адетая…»

— …и остался внутри… сушиться… в одних трусах…

— «…не на долго».

— …надолго. Мама, мама! Удушил бы ее своими руками! Вот ведь дрянь! Маленькая стерва!

— Погоди, Робер, это еще не все. Окончание еще похлеще, вот послушай: «Етой шуткой я не гордюсь…»

— Этой шуткой мы гордимся… — простонал Путифар.

— «…и нехотела бы ее павторить!»

— …и хотели бы ее повторить!

Тут Путифар не сдержался, схватил тетрадь и изорвал на части — на две, потом на четыре, потом на восемь, потом на шестнадцать. И, наконец, швырнул обрывки на пол и принялся яростно топтать их ногами, выкрикивая:

— Они мне за это заплатят! Сторицей! А, мерзавки! Я их… я их уничтожу!

Он чуть не плакал. Мать в очередной раз посоветовала ему набраться терпения. Ни в коем случае не реагировать на прочитанное. Негодницам только польстил бы его бессильный гнев. Нет, терпение и еще раз терпение. Тем слаще будет месть, когда настанет срок.

В четверг Путифар раздал тетради, проверенные и с выставленными оценками, всем, кроме, естественно, Кристель Гийо. Та, конечно, удивилась, и он самым сладким голосом объяснил:

— Видишь ли, я каждый год оставляю себе одно сочинение на память о моих учениках. В этом году я выбрал твое, оно мне очень понравилось. Ты ничего не имеешь против, Кристель?

— Нисколько, — ответила она, глядя Путифару в лицо такими бесстыжими глазами, что ему стоило нечеловеческих усилий не пришибить ее на месте.