Твоя реальность — тебе решать

Глава 68. У нас всё будет по-другому.

Будешь жить только умом – прослывешь

неуживчивым. Будешь вести свою лодку в

потоке эмоций – унесет течением.

Непросто жить в нашем мире…

Сосэки Нацумэ «Изголовье из трав»

Тимка наскоро умылся, оделся и убежал, предупредив маму, что завтракать будет у Егоровых. Парня распирало от нетерпения, так хотелось рассказать всё другу, да и нужно узнать, как прошла поездка.

На трель звонка дверь распахнулась, и Тим замер.

— Господи! Какой мужчина! — произнесла красивая блондинка, улыбнувшись.

— Катюха? — вымолвил Уваров.

— Для кого Катюха, а для кого Екатерина Александровна, — проворковала сестра Ника, впуская его в квартиру.

— Ты когда приехала?

Но Катерина не спешила отвечать и откровенно любовалась Тимофеем, даже покачивала головой, сканируя парня. Тому стало неловко. Взгляд старшей сестренки Ника казался плотоядным.

— Мам, я передумала выходить замуж за Андрея! — прокричала она, куда-то в квартиру.

— Катя!

— Господи, мам! Да тут такой генофонд…

— Катерина!

— Мам, да ты глянь! Уваров, тебя, радость моя, чем кормили, что ты вырос… таким аппети…

— Катерина, уймись! Бесстыдница! — пригрозила Алиса Алексеевна, отодвинув в сторонку дочь и обняв Тимку.

— Подожди, а когда мы виделись последний раз? — спросила блондинка, улыбаясь. — О! В прошлом? Нет. В позапрошлом году! На днюхе Никиты… ну, точно! Как вырос-то, а!

— Боже мой! Катерина! Отстань от ребенка!

— Мам, да он должен на мне жениться!

— С чего вдруг? — зевнув, спросил брат, показавшийся из комнаты. — И чего вы с утра разорались?

— Это всё твоя сестра, она просто фонтанирует энергией! — поцеловала мать в щеку.

— Нет! Просто обязан! Он описал меня! Ну типа, как у животных, пометил… — не унималась девушка, пытаясь подобраться к Тимке ближе, но на пути были мама и Ник.

— Катя! — заорали хором родственники.

— Ой, я уже двадцать пять лет Катя!

— А еще год куда дела? — хмыкнул Ник и тут же пригнулся, чтоб не получить подзатыльник.

— Господи! Куда мои глаза глядели? — вздыхала Катерина, не обращая внимания на малиновые уши Уварова, который бочком, бочком пытался пробраться в комнату к другу.

— Педофилка! — крикнул Ник и, втащив друга в комнату, захлопнул перед носом сестрицы дверь.

— Тим, ты ел? — донесся голос Алисы Алексеевны.

— Нет! Сказал, что вы накормите!

— Ой, конечно, конечно, — проворковали за дверью.

— Катя, хватит смущать мальчишек! Ну ты-то уже взрослая!

— Мам, а они что — дети? Я тебя умоляю. Но как вырос мальчик… Ай, ты чего?

— А ничего! Уймись!

— Мам, ой, да больно же! Перестань!

— Давай, помогай уже. Сейчас блинов напечем! Андрею прихватишь.

— Блинчики? Это хорошо, — и наконец-то голоса отдалились.

Парни переглянулись. Ник, глянув на несколько озадаченный вид друга, хихикнул:

— Выдохни.

Тимка и правда выдохнул, опустился на кресло.

— Я думал, она меня пощупать хочет.

— Ну… ты не далек от истины… А чего так рано?

— В смысле?

— Тим, алё, сегодня пятница!

— И?

— И нам ко второму! Уже полгода ко второму!

— Really?

— Of course!

Тимка тяжело поднялся, доплелся до кровати друга, завалился на нее и даже глаза закрыл. Ник подошел и хлопнул по ступне.

— Это моя кровать.

— Угу.

— Вали домой досыпать.

— Отвянь.

— Ну ладно мы приехали в двенадцать, а ты-то?

— А я-то с батей всю ночь искал отца Соколовой.

Ник плюхнулся на кресло, подъехал к кровати, водрузил длинные ноги на свободный клочок, спросил участливо:

— Нашли?

— А то! Сейчас еще рано, в школе им напишу, попробую назначить встречу.

— Им?

— Кандидатов в отцы Соколовой Валерии Николаевны трое. Возраст вроде как подходит, и потом, ты ж понимаешь, в ВК не пишут отчества. Один даже чем-то похож, но все фото в профиле черно-белые: не понять ни цвет глаз, ни цвет волос. Клипмейкер.

— Да ладно!

— Охрененное видео делает! Я вчера два только успел посмотреть… Охренеть!

— У тебя матушка — учитель русского языка и литературы, а ты «охренеть»…

Тимка заложил руки за голову.

— А иногда только это и можно сказать. То, что он делает, нереально круто! Я поставил на него!

— А она…

— Э! Ты не ляпни! Это секрет! Капец, какой секрет! Нике не брякни. Сначала всё выяснить нужно. Не знаю… а вдруг она… ну… не нужна.

— Ну да, как я отцу!

Уваров вздохнул.

— Не, этот пример явно не показатель. Но, Ник, было ведь не только это! Чего ты?

— Ну да. Только…

— Тебе не пять лет, чтоб дуться на отца.

Ник вдохнул с шумом, так же выдохнул, Тим даже приподнял голову от подушки.

— Понял. Не сопи, — сказал он тихо. — Кстати, откуда Катюха? Я ведь правда ее два года не видел…

Ник усмехнулся и рассказал.

Как они с Никой доехали до Питера, он не помнит. Прыгнули в метро, добрались до Горьковской, а оттуда уже «куда глаза глядят». Обычно глаза глядели всегда на Невский проспект. Где-то на середине Троицкого моста Ник окончательно пришел в себя. Забеспокоился за мать, Ника успокоила, дескать, та знает об их местоположении.

На разговоры Никиту не тянуло, и Вероника со свойственным ей воспитанием не лезла в душу. Просто шла рядом, держала за руку, иногда ловила влюбленный взгляд и обнимала за талию. На набережной несмотря на протест Ник натянул на девушку свой свитшот, так как с реки тянуло прохладой. Небо до самого горизонта было затянуто сизым воздушным зефиром, переходящим от пепельно-серого оттенка до голубо-розового. Там, где тучи плотно смыкали свои ватные ряды, оно казалось сизым, холодным. У самой кромки, освещенной лучами заходящего солнца, походило на розовые клубы пара или сахарную вату. А золотые полосы будто разделяли его на два лагеря — пепельный и зефирный. Ветер потихоньку тащил пепел на зефир, но, видать, тот был тяжелым, а, может, зефир не желал уступать, поэтому облака мешались, золотая полоса, колеблясь, почти незаметно отползала ближе к горизонту.

Ник, обнимая любимую, остывал. Его руки обвивали девичью талию. Правая лежала поверх широкого пояса юбки, а левая — на правой, а на ней тонкие руки в синем свитшоте, и пальцы ласкали пальцы, сплетаясь и расплетаясь. Рыжие длинные пряди развевались на ветру, иногда касаясь лица. Ник тоже смотрел на закатное небо и тоже молчал. Иногда Вероника указывала на какое-то облако причудливой формы, и тогда парень улыбался и касался губами огненного виска. Девушка будто замирала, а потом улыбалась в ответ и гладила по загоревшей руке. Сколько так они не стояли, неизвестно, просто Ника вдруг сказала:

— С днем рождения!

И парень за ее плечом тяжело вздохнул, склонился к плечу, пряча лицо в рыжем облаке, коснулся шеи губами.

— Прости…

Ника, не оборачиваясь, прижала руку к его скуластой щеке, погладила.

— Тебе не за что извиняться.

— Просто… я так… не ожидал. И тот Сашка…

Девушка повернулась к нему, обняла. Благодаря высокой платформе Нику даже наклоняться не нужно было. Лишь голову склонил на плечо.

— Это дела… взрослых… Ты ничего не можешь изменить.

— Только теперь каждый год я буду думать о той девчонке…

— Она-то не при чем. Она сейчас вооот такусенькая, вообще ничего не знает и не понимает. Просто… ты знаешь, моя мама очень любила отца Егора, родила рано… Наверняка, они вот так же стояли когда-то… А потом… потом любовь умерла… Просто… неужели, и мы вот так…

Ник отклонился и заглянул в зеленые глаза.

— А мы нет! У нас всё будет по-другому! — твердо заявил он.

Девушка улыбнулась, шагнула еще ближе и обняла за талию, прижалась щекой к щеке.

— Они… они тоже так думали…

Ник так не считал. Он твердо знал, что не отпустит эту тонкую руку, на которой проклюнулись веснушки. Не разлюбит эти зеленые глаза. Не отдаст никому. В семнадцать лет он был в этом уверен.

А потом они целовались, и рыжее облако, поднятое ветром, прятало их от любопытных прохожих, и вновь Питер-красавец был свидетелем этой первой любви.

На электричку они опоздали. Паника накатила, как цунами. Ника забегала по вокзальной площади пригородных поездов. Три раза подходила и спрашивала у одиноко сидящей кассирши об электричке, и отходила к Нику, который лихорадочно соображал.

— А автобус? — опомнилась девочка.

— Они еще раньше заканчивают. Дай-ка мне свой телефон.

— О! давай Егору позвоним! Господи, как я раньше не догадалась!

— Нет, это моя вина, не нужно напрягать Егора или Серёгу.

— Такси?

— У меня нет денег.

— Ну, у меня-то есть!

— Полтора косаря?

— Сколько?

— Так, подожди. Всё гудки идут. Алло? Сестренка, привет. В смысле кто? У тебя что братьев мно… О! так об этом не сейчас. Катюх, ты меня сегодня утром подарком пугала. Не хочешь вручить? Нет, сейчас, ибо если гора не идет к Магомету, Магомет идет к ней… Да, так не терпелось. Мы на Московском. Мы это я и моя девушка. Вот приедешь и увидишь, какая. Ну… тут такая история, электричка уехала… нет, ни на одиннадцать, ни на одиннадцать тридцать нету.

Сестра что-то выговаривала, парень сделал знак Нике подождать, а сам отошел с телефоном.

— Да мне-то всё равно. Я б остался, но… ее мать меня линчует. Просто привези налом деньги на такси. Катя, а с какого телефона я тебе звоню, какой перевод? Куда? Куда подъехать? Хорошо. Минут через сорок. Ну, давай.

Катя жила недалеко от «Звездной», резона тащиться в центр города по пробкам не было, проще было детям приехать к выезду на Московское шоссе. Так и сделали. Ник узнал машину сестры. Катя не привезла денег. Она сама собиралась отвезти ребят домой.

— Мне так проще. Не поднимай волну. Мне завтра на работу к десяти. Я успею.

Подростки устроились на заднем сидении. Ника написала сообщение отцу — маме сообщать такое было страшно — и с чувством выполненного долга задремала. Ник потеснился, уложил ее, устроив рыжую голову на своих коленях. Поймал улыбку сестры в зеркальце заднего вида.

— С днем рождения, братишка! — сказала она.

— Угу. Спасибо.

— А это тебе от нас с Андреем, — и она протянула назад конверт. Ник повертел его в руках. — Это не деньги. Это сертификат. На полет.

Ник едва не подпрыгнул.

— Ничего себе!

— Всё себе! Всё! Дурацкое выражение…

— Я тебя поцелую, когда мы приедем.

— Угу.

— И спасибо!

— Будешь должен.

— Катя… а ты… знала?

Девушка за рулем напряглась.

— Что?

— Что у отца вторая семья?

Катя отвернулась к окну, вздохнула:

— Это дела взрослых, Ник. Это касается только мамы и… его.

— Ну да… Кстати, сегодня у нас с тобой родилась сестра.

— Какая сестра? — удивленный взгляд синих глаз появился в зеркальце.

— У отца… Он же съехал…

— Да неужели! Не прошло и десять лет!

— Сарказм?

— Нет, Ник. Я уже перебесилась, когда впервые увидела его с той бабой. Господи! Ты знаешь сколько ей лет? Она на пять лет меня старше! На пять! Педофил, блин…

— А Сашка мне понравился.

— Какой Сашка?

— Егоров Сашка, девять лет.

— Терпеливая бабенка. Десять лет ждала, как с каторги, и дождалась. Подожди, а ты как узнал?

И Ник всё рассказал сестре. Она молчала. Только вздыхала иногда.

Они проезжали Шушары, когда Катя припарковалась вдруг у цветочного и купила шикарный букет матери, упрекнув братца в недалекости, дескать, не догадался маме цветы подарить, дескать «это ж она рожала, старалась, ее заслуга, а не твоя».

Нику у подъезда встречал отец. Ник уже приготовил речь для извинений, но Леонид Георгиевич вдруг уставился на Катю, идущую за подростками в качестве моральной поддержки, улыбнулся, спросил о проекте. Сестренка удивленно хлопнула глазами, но тут же заверила, что всё готово к презентации, даже макет уже в офисе, и Ржевский, забрав дочь, ушел. Ник с недоумением смотрел им вслед, а Катя вдруг набросилась на братца, захватив его голову подмышкой.

— Я тебя прибью, если из-за твоих амурных дел пострадает моя карьера! Усек?

— Задушишь, блин!

— Девчонок здесь что ли мало! Влюбился в дочку моего босса! Егоров, я тебя предупредила!

Мама так обрадовалась Катиному приезду, что даже прослезилась. И двое взрослых детей обняли ее прямо в прихожей. Хорошо, когда семья в сборе.

На завтраке Нику пришлось сесть между сестрой и лучшим другом, так как Катя была в приподнятом настроении и хотела поделиться счастьем с остальными. А еще ее жутко волновал вопрос о крепости бедра Тимки. Когда она попыталась его ущипнуть во второй раз, Уваров дернулся так, что стол подпрыгнул. Мать тут же треснула Кате ложкой прямо между глаз. Девушка схватилась двумя руками за лоб, запричитала, отняла руку, и парни дружно захохотали.

— Катька, ты прям индианка! — стебался братец.

Мать, глянув на дочь, подхватилась, вытащила заморзку, обернула полотенцем, отдала дочери.

— Зато теперь у тебя обе руки заняты, — усмехнулась мама.

Катька повозмущалась, потом улыбнулась и занялась блинами. Уваров мог спокойно выдохнуть. Сегодня он изменит ход истории. Парень в это верил.