Тысяча и одна ночь. В 12 томах

ВОЛШЕБНАЯ ИСТОРИЯ КОНЯ ИЗ ЭБЕНОВОГО ДЕРЕВА

Мне сказывали, о царь благословенный, что в стародавние времена жил великий и могущественнейший из персидских царей, царь по имени Сабур, и обладал он всякого рода сокровищами, а также величайшей мудростью и прозорливостью. Кроме того, был он преисполнен великодушия и приветливости, а рука его не уставала помогать тем, кто молил о помощи, и никогда не отталкивала тех, кто нуждался в ней. Он оказывал щедрое гостеприимство тем, кто просил приюта, и умел при случае утешать словом и кротким, ласковым обхождением людей с разбитыми сердцами. Он был милосерден и добр к беднякам, а перед чужеземцами, стучавшимися в двери дворца, всегда отворялись эти двери. Что же касается притеснителей, то они не находили ни милости, ни пощады перед его строгой справедливостью. Таким был этот царь.

У царя Сабура было три дочери-красавицы, сиявших как три луны на ясном небе или как три дивные цветка в тщательно прибранном цветнике, и сын — истинное светило, имя которому было Камар аль-Акмар[27].

Ежегодно давал царь два празднества своему народу, одно в начале весны — Новруз[28], другое осенью — Михрган[29]. И по случаю этих праздников приказывал он отворять двери всех своих дворцов, раздавал деньги, издавал указы о помиловании, которые провозглашались глашатаями, назначал новых людей на разные должности и повышал в чинах своих военачальников и царедворцев.

Поэтому со всех концов его обширного царства стекались жители, чтобы приветствовать своего царя и радовать его в эти праздничные дни всякого рода подарками; дарили ему и рабов, и евнухов.

И вот однажды во время одного из таких празднеств, а именно праздника весны, царь, отличавшийся, сверх прочих качеств своих, еще и любовью к наукам — геометрии и астрономии, сидел на своем царском троне, когда подошли к нему трое ученых, люди весьма сведущие в различных отраслях самых тайных знаний и тончайших искусств, обладающие изумительным даром ваяния форм человеческого тела и знанием всех тайн, ускользающих от понимания обыкновенных людей. Эти ученые пришли в столицу того царства из трех различных стран, и каждый из них говорил на разных языках. Первого звали Хинди, второго — Руми, а третьего, пришедшего с окраин Персии, — Айями.

Первый ученый, Хинди, подошел к трону, распростерся перед царем, поцеловал землю между рук его и, пожелав ему радости и счастья в этот праздничный день, поднес ему истинно царский подарок: то была статуя из золота, украшенная инкрустированными в нее драгоценными камнями, и держала она в руке золотую трубу.

И сказал ему царь Сабур:

— О ученый, какую пользу может принести эта статуя?

^{И вот однажды во время праздника весны, царь, отличавшийся, сверх прочих качеств своих, еще и любовью к наукам — геометрии и астрономии, сидел на своем царском троне.}

А тот ответил:

— О государь, этот золотой человек обладает дивно полезным свойством. Если ты поставишь его у городских ворот, он будет несравненным сторожем; если неприятель подойдет к городу, он еще издали заметит его, подует на него в трубу, прямо в лицо, и неприятель окостенеет и упадет мертвым от ужаса.

И, выслушав эти слова, царь изумился и сказал:

— Клянусь Аллахом, о ученый, если ты говоришь правду, обещаю тебе исполнить все твои желания!

Тогда подошел к царю ученый Руми, поцеловал землю между рук его и поднес большой серебряный таз, посреди которого стоял серебряный же павлин, окруженный двадцатью четырьмя павами из того же металла. И царь Сабур посмотрел на них с удивлением и, повернувшись к Руми, спросил его:

— О ученый, к чему же служат эти павы и павлин?

А ученый ответил:

— О государь, по прошествии каждого часа дня или ночи павлин ударяет клювом в одну из двадцати четырех пав, совокупляется с нею, хлопая крыльями, и так соединяется он с ними со всеми, отмечая таким образом часы; по прошествии же месяца он открывает рот, и серп новой луны появляется в глубине его горла.

И изумленный царь воскликнул:

— Клянусь Аллахом, если ты говоришь правду, исполню все, что ты пожелаешь!

Третьим подошел персидский ученый. Он поцеловал землю между рук царя и после обычных приветствий и пожеланий преподнес коня из эбенового дерева, самого темного и редкого цвета, с инкрустациями из драгоценных камней и золота. И было на том коне дивное седло, и уздечка, и стремена, какие бывают только на царских конях.

И изумился и восхитился царь Сабур до крайности при виде красоты и совершенств этого коня, а потом сказал:

— Какими же качествами обладает конь этот?

Персиянин же ответил:

— О государь, конь этот обладает дивным свойством: как только сядешь на него, он летит со своим всадником по воздуху с быстротою молнии и несет его, куда тот пожелает, пролетая в один день расстояние, которое обыкновенный конь мог бы пробежать только в год времени.

До крайности изумленный всеми этими тремя чудесами, полученными им одно за другим в один и тот же день, царь сказал персиянину:

— Клянусь Всемогущим Аллахом (да будет прославлено имя Его!), создавшим все существа и дающим им пищу и платье, если слова твои подтвердятся, обещаю исполнить все твои желания и даже малейшее из них!

После этого царь приказал в течение трех дней испытывать свойства трех даров, причем ученые заставляли их исполнять различные движения. И действительно, человек из золота дул в золотую трубу, павлин ударял клювом и соединялся со всеми двадцатью четырьмя павами, персидский же ученый…

На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.

Но когда наступила

она сказала:

Тут персидский ученый сел на деревянного коня, заставил его взлететь в воздух, с необыкновенной быстротой описал в воздухе обширный круг и вернулся на место, с которого поднимался.

Когда царь Сабур увидел все это, он сперва оцепенел от изумления, а потом так засуетился и возрадовался, что сам едва не улетел от радости. И сказал он тогда ученым:

— О славные ученые, теперь я убедился, что вы сказали мне правду, и я, в свою очередь, должен исполнить свое обещание. Просите же у меня, что желаете, и все будет дано вам сейчас же!

Тогда трое ученых ответили:

— Так как царь наш доволен нами и нашими дарами и предоставляет нам просить у него, что хотим, мы просим его выдать за нас замуж его трех дочерей, потому что сильно желаем сделаться его зятьями. И это ни в чем не может потрясти спокойствие царства. Во всяком случае, цари никогда не нарушают данного ими слова.

Царь отвечал:

— Ваше желание будет сейчас же удовлетворено.

И немедленно велел он позвать кади и свидетелей, чтобы составить брачные договоры своих трех дочерей и трех ученых.

Вот как все было.

Случилось же, что в это самое время все три царские дочери сидели за занавесом приемной залы и слышали слова царя. Поэтому меньшая из сестер принялась внимательно всматриваться в того ученого, который должен был стать ее супругом, и вот что она увидела.

Это был глубокий старец, ему было по крайней мере лет сто, если не больше. У него были белые волосы, поседевшие от времени, и немного их осталось на голове его, голова эта тряслась, брови его съела короста, уши висели и были надтреснуты, безжизненная борода и такие же усы были выкрашены, глаза косили и были красны, щеки были дряблы, желты и усеяны рябинами, нос напоминал толстый черный бадиджан, лицо было измято, как фартук башмачника, зубы выступали, как у кабана, губы висели и дрожали — одним словом, старый ученый был ужасен. В нем соединялись всякого рода безобразия, и был он самым некрасивым и уродливым человеком своего времени, да и как не быть ему таким со всеми этими признаками и с беззубым ртом, вооруженным только клыками, благодаря которым он походил на ифрита, пугающего детей в нежилых домах и при виде которого отчаянно кудахчут курицы в курятнике.

Вот что увидела младшая из царских дочерей.

А как раз она-то и была красивейшей и прелестнейшей девушкой своего времени, грациозной и нежной газелью, более нежной и кроткой, чем самый легкий ветерок, и более прекрасной, чем полная луна; она была поистине создана для радостей любви. Когда она двигалась, то смущала гибкую ветвь своими волнистыми покачиваниями; когда ступала, то грации ее походки завидовала сама легконогая косуля, и, бесспорно, во многом превосходила она сестер своих красотой, белизной, обаятельностью и кротостью нрава.

Вот какою она была.

И поэтому, когда увидела она ученого, который выпал ей на долю, она убежала в свою комнату, бросилась ничком на пол и стала рвать на себе одежду, царапать себе щеки, рыдать и стенать от горя.

Между тем брат-царевич Камар аль-Акмар, очень любивший ее и предпочитавший остальным двум сестрам, возвратился с охоты и, услыхав, что она плачет и стонет, вошел к ней в комнату и спросил:

— Что с тобою? Что случилось? Скажи мне сейчас же и не скрывай ничего!

Тогда, ударив себя в грудь, она сказала:

— О единственный брат мой, о дорогой мой, я ничего не скрою от тебя! Знай, что если бы даже дворец сузился перед твоим отцом, я все равно уйду; и если отец твой собирается сделать такую гнусность, то я без всякого колебания покину его, убегу, хотя бы он не дал мне хлеба на дорогу! Аллах не покинет меня!

Услышав ее слова, царевич Камар аль-Акмар сказал ей:

— Но скажи же мне, наконец, что значат твои речи и что же так смутило и огорчило тебя?

Царевна ответила:

— О единственный брат мой, о дорогой, знай, что отец обещал одному старику-ученому выдать меня за него замуж; это старый волшебник, который принес ему в дар коня из эбенового дерева, и, без сомнения, он околдовал его и обманул своею хитростью и коварством. Я же решилась не идти замуж за этого безобразного старика — лучше смерть!

Брат принялся успокаивать ее, утешать, ласкать, а потом поспешил к отцу и сказал ему:

— Что это за волшебник, которому ты обещал выдать за него замуж меньшую сестру мою? И какой это дар принес он тебе, что из-за него ты решил уморить горем сестру мою? Это несправедливо и не должно случиться!

А персиянин был тут же и слышал слова царского сына, которые взбесили и ошеломили его.

Но царь ответил…

На этом месте своего рассказа Шахерезада увидала, что уже близок рассвет, и скромно умолкла.

Но когда наступила

она сказала:

А царь ответил:

— О сын мой Камар аль-Акмар, если бы ты знал, какого коня подарил мне ученый, ты бы не удивлялся так и не смущался этим.

И тотчас же вышел он с сыном своим в главный двор дворца и приказал рабам привести коня, о котором шла речь.

Когда царевич увидел коня, он нашел его прекрасным и восхитился им. А так как он был превосходным наездником, то быстро вскочил на него и, поставив ноги в стремена, пришпорил его. Но конь не двинулся с места.

А царь сказал ученому:

— Подойди и посмотри, почему он не двигается; помоги моему сыну, а он, в свою очередь, не преминет исполнить все твои желания!

Персиянин же, сердившийся на царевича за то, что тот противился его браку, подошел к коню, на котором он сидел, и сказал ему:

— Вот тут около седельной шишки, справа есть золотой гвоздик. Этим гвоздиком и поднимают коня на воздух — тебе стоит только повернуть его.

Тогда царевич повернул гвоздик — и конь тотчас же взвился ввысь и унес его с быстротой птицы и поднял так высоко, что царь и все присутствующие через несколько минут потеряли его из виду.

Увидав, что его сын исчез и не возвращается, царь Сабур сильно встревожился и сказал персиянину:

— О ученый, как же сделать теперь, чтобы он вернулся?

А ученый ответил:

— О государь, я ничего не могу сделать; ты же увидишь твоего сына лишь в День воскресения мертвых. В самом деле, царевич не дал мне времени объяснить ему, как следует пользоваться гвоздиком, который находится по левую сторону, он слышит только себя и до того невежествен, что слишком скоро привел в движение коня.

Когда царь Сабур услышал слова ученого, он пришел в беспредельное бешенство, приказал рабам поколотить его палками и бросить затем в самый мрачный из казематов, а сам сорвал с головы своей корону, стал бить себя по лицу и рвать бороду. Потом удалился он во дворец, приказал запереть все двери, и рыдали и стенали и он, и его супруга, и все три дочери, и слуги, и все жители в городе. И таким образом радость превратились в горе, а счастье — в печаль и отчаяние.

Вот все, что было с ними.

Царевич же продолжал лететь вверх безостановочно и так, что почти долетел до солнца. Тогда понял он, какая ему грозит опасность и какая ужасная смерть ждет его в этих небесных краях; и встревожился он, и раскаялся, что сел на этого коня, и подумал в душе своей: «Несомненно, ученый имел намерение погубить меня из-за младшей сестры моей. Что теперь делать? Один Аллах силен и всемогущ. Я же погиб безвозвратно».

Потом ему пришло в голову: «А кто знает, нет ли другого гвоздика, при помощи которого можно спуститься на землю?»

И так как он был умен, сметлив и образован, то стал искать и наконец нашел крошечный винтик, не больше булавочной головки, на левой стороне седла. И сказал он себе: «Другого нет!»

Тогда надавил он на винтик — и тотчас же полет вверх стал постепенно ослабевать, конь остановился на минуту в воздухе и затем с прежней быстротой стал спускаться, а потом замедлять свое движение, по мере того как они приближались к поверхности земли. Наконец без малейшего толчка конь спустился на землю, а всадник вздохнул свободнее и убедился, что спасен. Узнав о действии гвоздика и винтика, он был очень обрадован и возблагодарил Всевышнего, соизволившего избавить его от неминуемой смерти. Затем он стал поворачивать то гвоздик, то винтик, тянул уздечку то вправо, то влево, направлял коня то вперед, то назад, то вверх, то вниз — куда хотел — то с быстротой молнии, то шагом, пока наконец не освоился со всеми этими движениями. Тогда поднялся он на некоторую высоту и направил коня в известном направлении с умеренной скоростью, так что мог наслаждаться чудным зрелищем, развертывающимся у него под ногами. И так мог он любоваться чудесами земли и неба, восхищаться разными странами и городами, которых никогда не видал до этих пор.

И вот между различными городами, появлявшимися таким образом у него под ногами, заметил он город с домами и разными зданиями, расположенными симметрично и красиво среди веселого края, покрытого роскошной растительностью, перерезанного многочисленными реками, богатого лугами, на которых резвились скачущие газели.

На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.

Но когда наступила

она сказала:

И на лугах резвились скачущие газели.

Так как Камар аль-Акмар был от природы любознателен и любил развлечения, то он сказал себе: «Надо узнать название этого города и этого края». И стал он облетать город, останавливаясь в самых красивых местах.

Между тем день клонился к вечеру, и солнце спустилось к горизонту; царевич же подумал: «Клянусь Аллахом, лучшего места, чтобы переночевать, невозможно найти! Поэтому я остановлюсь здесь на ночь, а завтра на заре направлюсь в свою страну и вернусь в среду родных и друзей. И расскажу я отцу обо всем, что случилось со мною, и обо всем, что видели глаза мои».

И стал он смотреть вокруг себя, ища места для спокойного и безопасного ночлега, где бы он мог поставить своего коня, и наконец выбор его пал на высокий дворец, стоявший на самой середине города, окруженный зубчатыми башнями и охраняемый сорока черными невольниками в панцирях, вооруженными копьями, мечами и стрелами. Поэтому он сказал себе: «Вот прекрасное место».

И, надавив на винтик, направил туда своего коня, который, как утомленная птица, тихонько опустился на кровлю дворца.

Тогда царевич сказал:

— Слава Аллаху! — и сошел с коня. Он стал ходить вокруг него, рассматривать, говоря: — Клянусь Аллахом, тот, кто с таким совершенством сработал тебя, должен быть искуснейшим из мастеров.

Поэтому, если Всевышний продлит жизнь мою и поможет мне снова встретиться с отцом и семьей моей, я не забуду осыпать милостями этого ученого человека.

Ночь уже наступила, а царевич продолжал стоять на крыше, дожидаясь, чтобы все заснули во дворце. Потом, мучимый голодом и жаждой, так как ничего не ел и не пил со времени своего отъезда, он сказал себе: «В таком дворце, как этот, не должно быть недостатка в съестных припасах».

И, оставив коня своего на крыше, он решил поискать себе еду и направился к лестнице, по которой и спустился вниз. Он очутился на широком дворе, вымощенном мрамором и прозрачным алебастром, в котором ночью отражалась луна. И пришел он в восторг от красоты этого дворца; но напрасно смотрел он направо и налево, ни одной человеческой души не было видно, и не слышалось человеческих голосов; и встревожило это его, и не знал он, как ему быть.

В конце концов он принял решение, подумав: «Лучше всего мне теперь вернуться на крышу и провести ночь возле коня моего; завтра же с первыми лучами солнца я снова сяду на коня и уеду».

И в ту минуту, как собирался это сделать, он заметил свет внутри дворца и подошел посмотреть, что там. И увидел он, что свет исходит от факела, поставленного у дверей гарема, у изголовья спящего черного евнуха, который громко храпел и был похож на ифрита из тех, что подчинены Сулейману, или на какого-нибудь духа из племени черных джиннов; он растянулся на матрасе, положенном поперек двери, и загораживал ее лучше древесного пня или скамьи привратника; рукоятка его меча сверкала от пламени факела, а над его головой на гранитной колонне висел мешок с провизией.

При виде этого страшного негра молодой Камар аль-Акмар остолбенел и прошептал:

— Аллах — прибежище мое! О Единый Властитель неба и земли, Ты, избавивший меня от верной гибели, спаси меня еще раз и избавь от зла, могущего приключиться со мною в этом дворце!

И, сказав это, он протянул руку к мешку со съестными припасами негра, осторожно взял его, вышел из комнаты, открыл мешок и нашел в нем еду лучшего качества. Он стал есть и съел все, что было в мешке; подкрепив таким образом свои силы, затем он пошел к бассейну во дворе и утолил жажду чистой и сладкой водой. Потом он вернулся к евнуху, повесил мешок на прежнее место, вынул меч невольника из ножен и взял его, между тем как невольник спал еще крепче и храпел громче прежнего, и вышел, не зная, что пошлет ему судьба.

На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.

Но когда наступила

она сказала:

И Камар аль-Акмар вышел, не зная, что пошлет ему судьба.

Он вошел во дворец и дошел до второй двери, прикрытой бархатным занавесом. Приподняв занавес, он увидел широкое ложе из белейшей слоновой кости с инкрустациями из жемчуга, рубинов, яхонтов и других камней, а на полу — четырех спящих молодых невольниц. Он осторожно подошел к кровати, чтобы узнать, кто лежит на ней, и увидел девушку, длинные волосы заменяли ей рубашку. И была она так прекрасна, что ее можно было принять не за луну, восходящую на востоке, а за другую, еще более дивную луну, вышедшую из рук Создателя! Чело ее было как белая роза, а щеки походили на два нежно-красных анемона, и блеск их оттенялся двумя нежными родинками с каждой стороны.

При виде такой красоты, прелести и изящества Камар аль-Ак-мар был так поражен, что едва не упал навзничь, лишившись чувств, а пожалуй, и жизни. Когда же он несколько овладел собой, то подошел к спящей девушке, дрожа всем телом и всеми нервами, трепеща от радости и сладострастия, и поцеловал ее в правую щеку.

Молодая девушка внезапно проснулась от этого поцелуя, широко открыла глаза и, увидав царевича, стоявшего у ее изголовья, воскликнула:

— Кто ты и откуда?

Он же ответил:

— Я раб твой и влюбленный в твои глаза!

Она спросила:

— А кто же привел тебя сюда?

Он же ответил:

— Аллах, моя судьба и мое счастье!

При этих словах царевна Шамс ан-Нахар (таково было имя ее), не слишком испугавшись, сказала молодому человеку:

— Быть может, ты сын индийского царя, просившего вчера моей руки, которому отец отказал, как думают, по причине его безобразия? Но если это ты, то, клянусь Аллахом, ты далеко не безобразен, и красота твоя уже покоряет меня, о господин мой!

А так как он действительно сиял, как светлая луна, она привлекла его к себе и поцеловала, и он поцеловал ее, и они, опьяненные своею взаимною молодостью и красотою, осыпали друг друга тысячей ласк, сливаясь в объятиях, говоря друг другу тысячу милых нелепиц, играя друг с другом в милые игры, лаская то нежно, то дерзко.

И в то время как они забавлялись таким образом, вдруг проснулись служанки и, увидав царевну с царевичем, закричали:

— О госпожа, кто же с тобой? Кто этот молодой человек?

Она ответила им:

— Не знаю. Проснувшись, я увидела его возле себя. Я думаю, впрочем, что это тот, который просил вчера моей руки у отца моего.

Служанки закричали, совершенно растерявшись от волнения:

— Да будет имя Аллаха на тебе и вокруг тебя! О госпожа наша, это совсем не тот, который просил вчера твоей руки; тот был безобразен и гнусен, а этот юноша мил и дивно хорош собой, и он, наверное, знатного происхождения. А тот вчерашний урод недостоин даже быть его рабом.

Затем служанки поднялись, пошли будить евнуха, спавшего у дверей, и страшно испугали его, когда сказали:

— Как же ты, сторож дворца и гарема, впускаешь к нам мужчин во время нашего сна?

Когда евнух услышал такие слова, он вскочил и хотел схватиться за меч, но меча в ножнах не оказалось. Это повергло его в ужас, и, дрожа всем телом, он приподнял занавес и вошел в залу. И увидел он на кровати свою госпожу, а с нею молодого человека, который так ослепил его своею наружностью, что он спросил:

— О господин мой, человек ты или джинн?

Царевич ответил:

— А ты, презренный раб и злокозненнейший из черных, как осмелился ты смешивать сынов царей Хосроев с дьявольскими джиннами и ифритами? — И, произнеся эти слова, он, гневный, как раненый лев, схватил меч и закричал евнуху: — Я зять царя, он выдал за меня свою дочь и приказал мне войти к ней ночью!

На это евнух ответил:

— О господин мой, если ты действительно человек, а не джинн, то наша молодая госпожа достойна красоты твоей, и ты стоишь ее более, нежели какой бы то ни было царь, сын царя или султана.

Затем евнух побежал к царю, громко крича, раздирая одежды свои и посыпая себе голову пылью. Услышав крики обезумевшего негра, царь спросил у него:

— Что за несчастье случилось с тобою? Говори скорей и короче, потому что ты испугал меня!

Евнух ответил…

На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

О царь, поспеши на помощь к своей дочери, джинн в образе царского сына овладел ею и поселился в ней! Надо бежать! Бежать за ним!

Услышав слова евнуха, царь пришел в страшное бешенство и чуть не убил его, потом он закричал:

— Как смел ты недоглядеть, потерять из виду дочь мою, когда я велел тебе смотреть за ней денно и нощно! Как смел допустить к ней ифрита и позволить ему овладеть ею?

И, обезумев от волнения, он бросился к зале царевны, где нашел бледных и дрожавших служанок, ожидавших его. Он спросил у них:

— Что случилось с дочерью моей?

Они отвечали:

— О царь, мы не знаем, что случилось во время нашего сна, но, когда проснулись, мы увидели в кровати царевны молодого человека, которого приняли за полную луну, так он был хорош собой, и он беседовал с нею очень мило и спокойно. Право, мы никогда не видели более красивого молодого человека. Однако мы спросили у него, кто он такой, а он ответил нам: «Я тот, за которого царь согласился выдать замуж свою дочь». А больше мы ничего не знаем. И не можем мы сказать тебе, джинн он или человек. Во всяком случае, мы можем уверить тебя, что он любезен, что намерения у него хорошие, что он скромен, благовоспитан, не способен ни на какое хотя бы малейшее дурное дело и вообще ни на что, заслуживающее порицания!

Когда царь услышал такие слова, он охладел в гневе своем и тревога его улеглась; тихо и со всевозможными предосторожностями приподнял он немного занавес и увидел лежащего около его дочери и мило разговаривающего очаровательнейшего из царевичей, лицо которого сияло, как полная луна.

Но это зрелище, вместо того чтобы успокоить его, напротив, возбудило в высочайшей степени его отцовскую ревность и опасения относительно сохранения чести его дочери. Поэтому он бросился на них с мечом в руке, взбешенный и свирепый, как шайтан. Но царевич, еще издали заметивший его, спросил у девушки:

— Это отец твой?

Она ответила:

— Да, разумеется!

Тогда царевич вскочил и, схватившись за меч, так страшно закричал перед лицом царя, что тот испугался.

Камар аль-Акмар, гневный и грозный, хотел уже броситься и заколоть его, но царь, понявший, что враг сильнее его, вложил меч в ножны и принял миролюбивый вид. Когда молодой человек уже наступал на него, он сказал самым вежливым и любезным тоном:

— О юноша, человек ты или джинн?

Тот ответил:

— Клянусь Аллахом, если бы я не уважал твоих прав наравне с моими собственными и не дорожил бы честью дочери твоей, я давно пролил бы кровь твою! Как осмелился ты смешивать меня с джиннами и ифритами, когда я царевич из рода Хосроев, тех, которые, если бы захотели овладеть твоим царством, сбросили бы тебя с трона, как игрушку, лишили бы почестей, славы и власти!

Эти слова внушили царю большое уважение к юноше, и он стал бояться за свою безопасность, поэтому и поспешил ответить:

— Если ты действительно царский сын, как же не побоялся ты проникнуть ко мне во дворец без моего разрешения, оскорбить мою честь и овладеть дочерью моей, объявляя, что я согласился выдать ее за тебя, между тем как я велел умертвить стольких царей и царских сыновей, которые хотели заставить меня отдать им ее в жены?! — И, возбуждаемый собственною речью, царь продолжал: — А теперь кто может спасти тебя от моей власти, если я прикажу рабам моим казнить тебя самой страшной из казней, что они сейчас же и привели бы в исполнение?!

Выслушав слова царя, царевич Камар аль-Акмар ответил:

— Поистине, я удивляюсь твоей близорукости и несообразительности! Скажи же мне, мог бы ты найти для своей дочери лучшего мужа, чем я? Видел ли ты когда-либо человека более бесстрашного или лучше одаренного, более богатого войском, рабами и землями?

Царь ответил:

— Нет, клянусь Аллахом! Но, юноша, я желал бы, чтобы ты сделался супругом дочери моей перед лицом кади и свидетелей. Брак же, совершаемый тайно, может лишь оскорбить честь мою.

Царевич ответил:

— Как ты хорошо говоришь, о царь! А разве тебе неизвестно, что если бы твои рабы и твоя стража, как ты сейчас говорил, бросились бы на меня и казнили бы меня, то ты только вернее потерял бы свою честь и царство, и сам народ твой восстал бы против тебя?! Верь мне, о царь! Тебе остается только одно — выслушать то, что я скажу тебе, и последовать моим советам.

А царь сказал:

— Говори же, чтобы я знал, что ты имеешь сказать мне!

На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

О говори же, чтобы я знал, что ты хочешь сказать мне! Царевич ответил:

— Вот что, выбирай одно из двух: или ты выйдешь со мной на поединок, и тогда тот, кто победит, будет провозглашен наиболее доблестным и получит веское право на царский престол; или же ты оставишь меня здесь с твоей дочерью на всю эту ночь, а завтра вышлешь против меня всю кучу твоих всадников, пехоту и рабов. Но прежде скажи мне, сколько их всего?

Царь ответил:

— Сорок тысяч всадников, не считая моих рабов и рабов моих рабов, число которых равняется первому.

Тогда Камар аль-Акмар сказал:

— Хорошо. Итак, на рассвете двигай их против меня в боевом порядке и скажи им: «Этот человек просит у меня руки моей дочери с условием, что будет бороться с вами, один победит вас, обратит в бегство, и вы не в силах будете ничего с ним сделать. Так он полагает». Потом ты оставишь меня одного бороться против всех. Если я буду убит, твоя тайна никогда не будет раскрыта, — и тогда твоя честь спасена. Если же, напротив, я останусь победителем и обращу их всех в бегство, ты найдешь зятя, которым могли бы гордиться славнейшие цари.

Царь не замедлил согласиться на второе предложение, хотя был ошеломлен такой самоуверенностью и не знал, чему приписать такую безумную отвагу; в глубине души он был уверен, что молодой человек погибнет в такой неравной борьбе, а следовательно, тайна не будет нарушена, и честь будет спасена. Он позвал старшего евнуха и приказал ему немедленно идти к визирю, чтобы тот собрал все войско и держал его наготове, верхом и вооруженным, как в военное время. И евнух передал приказ визирю, который тотчас же созвал военачальников и именитых людей и выстроил их в боевом порядке во главе войска.

Вот все, что было с ними.

Что касается царя, то он еще некоторое время оставался с молодым царевичем и беседовал с ним, так как ему понравились его разумные речи, его достойное обращение, красота, притом же он не хотел оставлять его одного с дочерью. Как только рассвело, он вернулся во дворец, сел на трон и приказал своим невольникам приготовить для царевича лучшую лошадь из царской конюшни, роскошно оседлать ее и покрыть великолепной попоной.

Но царевич объявил:

— Я сяду на лошадь только тогда, когда приду и стану перед войском.

Царь ответил:

— Пусть будет сделано по твоему желанию!

И оба вышли и направились к мейдану[30], где были выстроены в боевом порядке войска, так что царевич мог судить и о численности, и о качестве этого войска.

И царь обратился к воинам своим:

— Гей! Воины! Этот молодой человек пришел ко мне и просил у меня руки моей дочери. И я поистине никогда не видел более красивого человека и более отважного всадника. Впрочем, он сам уверяет, что может один победить вас всех и обратить в бегство; и хотя бы вы были во сто тысяч раз многочисленнее, он считает вас за ничто и полагает, что все равно останется победителем. Поэтому, когда он нападет на вас, подхватите его на свои копья и мечи — это научит его и покажет ему, чего стоит вмешательство в такие важные дела.

Потом царь обратился к молодому человеку:

— Смелей, сын мой! И покажи нам свою доблесть!

Но царевич ответил:

— О царь, ты не выказываешь по отношению ко мне ни справедливости, ни беспристрастия! Как же ты хочешь, чтобы я боролся с ними со всеми, когда я пеший, а они конные?!

Царь же сказал:

— Я предлагал тебе сесть на лошадь, но ты отказался! Если хочешь, ты и теперь можешь взять из моих лошадей ту, которая придется тебе по вкусу.

Но царевич сказал:

— Ни одна из твоих лошадей мне не нравится, я сяду только на ту, которая привезла меня в твой город.

Царь спросил:

— А где же твоя лошадь?

Царевич ответил ему:

— Она над твоим дворцом.

Тогда царь спросил:

— Как это над моим дворцом?

Царевич ответил:

— На крыше дворца твоего.

При этих словах царь внимательно посмотрел на него и воскликнул:

— О сумасброд! Вот вернейшее доказательство твоего безумия! Разве лошадь может очутиться на крыше?! Впрочем, мы сейчас увидим, лжешь ты или говоришь правду!

Потом, обратясь к своему военачальнику, он сказал:

— Беги во дворец и возвратись сказать мне, что ты там видел. И принеси мне все, что найдешь на крыше.

Народ же изумлялся словам молодого царевича; и все спрашивали:

— Каким же образом лошадь может спуститься с крыши?! Поистине, мы никогда во всю свою жизнь не слыхивали ничего подобного!

Между тем посланный царя приехал во дворец и, взойдя на крышу, нашел там коня, показавшегося ему необыкновенно красивым, но, подойдя поближе и рассмотрев его, он увидел, что конь сделан из дерева и слоновой кости. Тогда посланный и все, кто его сопровождали, поняли, в чем дело, рассмеялись и стали говорить друг другу…

На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.

Но когда наступила

она сказала:

А увидев, в чем дело, рассмеялись и стали говорить друг другу:

— Клянусь Аллахом! Не это ли конь, о котором говорил тот юноша? Несомненно, юношу следует считать сумасшедшим. Впрочем, нужно посмотреть, что во всем этом может быть верного. Ведь, может быть, это дело важнее, чем думают, а молодой человек действительно может оказаться человеком высокого звания и необыкновенных достоинств!

И, выражая такие мнения, они подняли деревянного коня и принесли его царю, между тем как все столпились вокруг, смотрели и изумлялись красоте, статности коня и богатству седла и сбруи. И сам царь много любовался и бесконечно восхищался всем этим; а потом спросил у Камара аль-Акмара:

— О молодой человек, так это твоя лошадь?

Царевич отвечал:

— Да, о царь! Это мой конь, и ты скоро увидишь, какие дивные вещи он тебе покажет.

Царь сказал:

— Так сядь на него!

Царевич ответил:

— Я сяду только тогда, когда все эти люди и воины перестанут толпиться вокруг него.

Тогда царь велел всем отдалиться на расстояние полета стрелы. А молодой царевич сказал:

— О царь, смотри хорошенько! Я вскочу на коня и галопом помчусь на твои войска, которые рассею направо и налево; и я вселю страх и ужас в сердца твоих воинов!

Царь же ответил:

— Делай теперь что хочешь, но, главное, не щади их, потому что они не будут щадить тебя.

И Камар аль-Акмар слегка оперся рукою о шею коня и одним прыжком вскочил в седло.

Со своей стороны, встревоженное войско выстроилось немного поодаль в тесные и шумные ряды; и воины говорили между собою:

— Когда этот юноша подъедет к нашим рядам, мы наколем его на наши пики и примем на лезвия мечей наших.

Но другие говорили:

— О Аллах! Какая жалость! Хватит ли у нас духу убить такого прекрасного юношу, такого нежного, изящного и привлекательного?!

А третьи говорили:

— О Аллах! Надо быть глупцами, чтобы верить, что легко будет нам справиться с этим молодым человеком. Нет сомнения, что если он пошел на такое дело, то только потому, что уверен в успехе. Как бы там ни было, все это доказывает его крепость, его доблесть, неустрашимость его души и сердца!

Камар аль-Акмар же, утвердившись в седле, повернул гвоздик, поднимавший коня, в то время как глаза всех были устремлены на него.

И тотчас же конь заволновался, забился, запыхтел, затоптал на одном месте, закачался, стал наклоняться вперед, назад и загарце-вал красивее самых выдрессированных лошадей царей и султанов. И вдруг бока его затрепетали, раздулись — и быстрее стрелы взвился он в воздух и полетел со своим всадником по прямой линии вверх, к небу.

Увидав это, царь едва сам не улетел от изумления и от бешенства и закричал своим военачальникам:

— Гей! Горе вам! Ловите! Ловите его! Он ушел от нас!

Но визири и военачальники ответили ему:

— О царь, разве человек может угнаться за птицей, у которой есть крылья? Это, без сомнения, не обыкновенный человек, а могущественный колдун, или ифрит, или марид. Аллах избавил тебя от него и нас избавил вместе с тобою. Возблагодарим же Всевышнего, Который соизволил спасти тебя и войско твое!

Тогда, в высочайшей степени встревоженный и взволнованный, царь вернулся во дворец свой и, войдя к дочери, рассказал ей обо всем происшедшем. А молодая девушка, узнав об исчезновении царевича, так огорчилась и пришла в такое отчаяние, так много плакала и убивалась, что опасно заболела и лежала на своей постели в жару и предавалась мрачным мыслям. Увидав ее в таком состоянии, отец принялся обнимать ее, качать на руках, прижимать к груди своей, целовать между глаз и повторять рассказ о том, что видел на мейдане.

— Дочь моя, — говорил ей отец, — благодари Аллаха (да будет прославляемо имя Его!) и славословь Его за то, что Он избавил нас от заведомого колдуна, от лжеца, соблазнителя, от вора, от свиньи!

Но что ни говорил он ей и как ни ласкал, ни утешал, она не слушала, не понимала и не хотела утешиться. Напротив, она еще больше рыдала, плакала, стенала и вздыхала:

— Клянусь Аллахом, не хочу ни есть, ни пить до тех пор, пока Аллах не соединит меня с моим милым, с моим очарователем. Я буду только плакать и погружаться в отчаяние!

Тогда отец ее, увидав, что не может утешить тоскующую дочь свою, сам очень огорчился, и печаль проникла к нему в сердце, и весь мир потемнел в его глазах.

И это все о царе и дочери его, царевне Шамс ан-Нахар.

На этом месте своего рассказа, Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.

Но когда наступила

она сказала:

О царевиче же Камаре аль-Акмаре скажу вот что. Когда он поднялся высоко в воздух, он повернул голову коня своего в сторону родной земли и, направив его туда, принялся мечтать о красоте царевны и о ее прелестях, а также и о том, каким бы образом снова встретиться с нею. И это казалось ему очень трудным делом, хотя он и не забыл спросить ее, как зовется город отца ее. Он узнал, что имя тому городу Сана и что это столица царства Аль-Яман.

^{Когда царевич Камар аль-Акмар поднялся высоко в воздух, он повернул голову коня своего в сторону родной земли.}

Во все время пути продолжал он раздумывать обо всем этом и наконец благодаря быстрому бегу коня приехал в город отца своего.

Тогда он заставил коня описать воздушный круг над городом и спустился на крышу дворца. Тут оставил он своего коня и спустился во дворец, где, увидав повсюду насыпанный пепел и знаки печали, подумал, что умер кто-нибудь из членов семьи его, и вошел, по обыкновению, в залу, где собиралась семья. Здесь он нашел отца, мать и сестер в траурных одеждах, лица их были желты и печальны, они очень изменились и казались сильно расстроенными. Когда он вошел, отец, увидав его, встал и, убедившись, что это действительно его сын, громко вскрикнул и упал в обморок; потом, придя в себя, он бросился на шею к сыну, обнял и прижал к груди своей в порыве безумнейшей радости и беспредельного волнения; а мать и сестры плакали, и рыдали, наперерыв покрывая его поцелуями, и прыгали, и танцевали от радости и счастья.

Когда они немного успокоились, начались расспросы обо всем, что случилось с ним; и он рассказал им все от начала и до конца; но повторять все это нет надобности.

Тогда отец его воскликнул:

— Слава Аллаху за спасение твое, о свежесть глаз моих, о ядро моего сердца!

И устроил он большие празднества народу своему, и увеселения продолжались целых семь дней. И раздавали деньги при звуках труб и кимвалов, и украсили все улицы, и даровали прощение всем узникам, широко распахнув двери тюрем и казематов. Потом в сопровождении сына своего царь объехал все кварталы города, чтобы доставить народу удовольствие снова увидеть царевича, которого все считали безвозвратно исчезнувшим.

Однако, когда кончились празднества, Камар аль-Акмар сказал отцу своему:

— О отец мой, что же сталось с персиянином, подарившим тебе коня?

А царь ответил ему:

— Да смутит Аллах этого ученого и да отнимет Свое благословение у него и у того часа, когда я впервые увидел его, потому что он причина разлуки нашей с тобою, о сын мой! В настоящую минуту он заперт в каземате, и один он не был помилован.

Но по просьбе сына царь освободил персиянина, вернул ему свою милость, подарил почетную одежду, щедро одарил богатствами и осыпал всякого рода почестями; но о дочери своей умолчал и не думал выдавать ее замуж за него. Поэтому ученый пришел в ярость и сильно раскаивался в том, что допустил молодого человека сесть тогда на коня; ученый понял, что секрет коня открыт и что стал известен и способ управлять им.

Царь же еще не вполне успокоился насчет коня и сказал сыну своему:

— Я нахожу, сын мой, что отныне ты не должен более подходить к этому злополучному коню, а главное, никогда не должен ездить на нем, так как тебе неизвестны все его таинственные свойства, и поэтому ты не можешь безопасно пользоваться им.

Со своей стороны, Камар аль-Акмар рассказал отцу о своем приключении с царем Саны и его дочерью, как удалось ему избежать последствий его гнева. Отец же сказал ему:

— Сын мой, если бы царю Саны предназначено было убить тебя, он бы и убил, но судьба еще не назначила твоего часа.

Между тем Камар аль-Акмар, несмотря на все пиры и увеселения, которые отец продолжал устраивать по случаю его возвращения, никак не мог забыть царевны Шамс ан-Нахар и постоянно думал о ней и во время еды, и во время питья. И вот однажды царь, у которого были невольницы, весьма искусные в деле пения и игры на лютне, приказал им играть и петь какие-нибудь прекрасные стихи. И одна из них взяла лютню и, положив ее к себе на колени, как мать, прижимающая к груди своего ребенка, запела под аккомпанемент между прочими стихами следующие:

Когда царевич услышал эти стихи, огонь желания загорелся в сердце его, страсть его запылала с удвоенною силой, сожаление и печаль заполонили его ум и любовь перевернула все его внутренности. Будучи не в силах противиться волновавшему его чувству к сан-ской царевне, он в тот же час встал, отправился на крышу дворца и вопреки советам отца своего вскочил на деревянного коня и повернул гвоздик, при помощи которого конь взлетел в воздух. Как птица взлетел он и поднялся высоко в небо.

На следующее утро царь-отец напрасно искал сына во дворце и, не находя его нигде, поднялся на кровлю и остолбенел, увидав, что конь исчез; и кусал себе пальцы царь, и проклинал себя, что не разбил его вдребезги, и сказал он себе: «Клянусь Аллахом, если сыну моему суждено снова вернуться ко мне, я уничтожу этого коня, чтобы сердце мое отныне было спокойно, а ум не испытывал потрясений!»

И спустился он во дворец и опять стал плакать, рыдать и горько жаловаться.

Вот все, что было с ним.

А царевич Камар аль-Акмар продолжал свой воздушный полет и прибыл в город Сану. Он спустился на кровлю дворца, осторожно сошел с лестницы, чтобы не шуметь, и направился к покоям царевны.

Евнух спал, как и всегда, у дверей; он перешагнул через него и, войдя в залу, подошел ко второй двери. Как можно тише приблизился он к занавесу и, прежде нежели приподнять его, внимательно прислушался. И вот он услышал, как возлюбленная его горько рыдала, произнося жалобные стихи, между тем как окружавшие ее женщины старались утешить ее и говорили ей:

— О госпожа наша, зачем плачешь ты о том, кто, наверное, не плачет о тебе?

Она же отвечала…

На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.

Но когда наступила

она сказала:

Зачем, о госпожа наша, плачешь ты о том, кто, наверное, не плачет о тебе?

Она же отвечала:

— Что вы говорите, о ничего не понимающие? Неужели вы думаете, что милый, которого люблю и о котором плачу, из тех, кто забывает и кого можно забыть?

И снова заплакала и застенала она, и так долго плакала, что лишилась чувств. Тогда царевич почувствовал, что сердце его разрывается в клочки, а желчный пузырь лопается в печени. И, уже не медля ни минуты, он приподнял занавес и вошел в залу. И он увидел молодую девушку, лежащую на постели, и одеянием ей служили только волосы да веер из перьев. Она, казалось, дремала, он подошел и ласково прикоснулся к ней. Она тотчас же открыла глаза и увидела его наклонившимся и с тоскою шепчущим:

— К чему слезы и стон?

Увидев его, девушка оживилась, встала и, бросившись к нему, обвила руками его шею, покрыла лицо его поцелуями и сказала:

— Но все это из-за любви к тебе, из-за разлуки с тобой, о свет очей моих!

А он ответил:

— О возлюбленная! А я-то, какому отчаянию предавался я все это время из-за тебя!

Она продолжала:

— А я как страдала от твоего отсутствия! Если бы ты не пришел теперь, я бы, наверное, умерла!

Он сказал:

— О милая, что думаешь ты о моем деле с твоим отцом и о том, как он обошелся со мною? Клянусь Аллахом, если бы не любовь моя к тебе, обольстительница земли, солнца и луны и искусительница обитателей небес, земли и ада, я, наверное, зарезал бы его в назидание всем непрошеным наблюдателям. Но так как я люблю тебя, то теперь люблю и его.

Она продолжала:

— Как мог ты решиться покинуть меня? Как жизнь была бы моя сладостна возле тебя!

Он же сказал:

— Если любишь меня, будешь ли слушать меня и последуешь ли моим советам?

Она же ответила:

— Говори, я выслушаю твои советы и поступлю по твоему желанию.

И сказал он ей:

— Прежде всего принеси мне какой-нибудь еды и питья, ибо я голоден и изнемогаю от жажды. А потом поговорим.

Тогда девушка приказала служанкам принести еду и питье; и они принялись есть и пить и беседовали до тех пор, пока ночь не стала подходить к концу. И когда стало светать, Камар аль-Акмар стал прощаться, чтобы уйти до пробуждения евнуха, но Шамс ан-Нахар спросила его:

— Куда же ты пойдешь?

А он отвечал:

— В дом отца моего. Но клянусь тебе, что каждую неделю буду возвращаться к тебе!

При этих словах она разразилась рыданиями и воскликнула:

— Именем Всемогущего Аллаха, заклинаю тебя, возьми меня с собой и увези куда хочешь, лишь бы не страдать мне от горечи разлуки!

Он же, просветлев от радости, воскликнул:

— Так ты в самом деле хочешь идти за мною?

Она ответила:

— Да, разумеется!

Он сказал на это:

— Так вставай и едем!

И она тотчас же встала, открыла сундук, наполненный роскошными одеяниями и ценными вещами, надела на себя все, что было самого драгоценного и прекрасного, не забыв ни ожерелий, ни перстней, ни браслетов и различных украшений из самоцветных камней; потом вышла она со своим возлюбленным, причем служанки и не думали останавливать ее.

Тогда Камар аль-Акмар привел ее на кровлю дворца, вскочил на коня и, приказав ей крепче держаться, взял и привязал ее к себе крепкими привязями. А затем он повернул гвоздик — и конь взвился, унося обоих. Увидав это, служанки стали кричать так громко, что разбудили царя и царицу, которые полуодетыми выбежали на кровлю дворца как раз в ту минуту, когда волшебный конь улетал с царевичем и царевной. Взволнованный и ошеломленный царь нашел в себе силы закричать молодому человеку:

— О сын царя, умоляю тебя, сжалься надо мной и моей супругой, вот этой старой женщиной, и не лишай нас нашей дочери!

Но царевич не ответил ему. Однако ему пришло в голову, что, быть может, молодой девушке жаль расставаться таким образом с отцом и с матерью, а потому он спросил ее:

— Скажи мне, о роскошь и восторг очей моих, не желаешь ли вернуться к своим родителям?

На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.

Но когда наступила

она сказала:

Восторг очей моих, не желаешь ли вернуться к своим родителям?

Она же ответила:

— Клянусь Аллахом, о господин мой, я не желаю этого! Единственное мое желание — быть с тобой всюду, где ты будешь, потому что любовь к тебе заставляет меня всем пренебречь и забыть все, не исключая отца и матери.

Услышав эти слова, царевич возрадовался беспредельно и пустил коня во всю прыть, но девушка не смутилась и не испугалась; таким образом долетели они до половины пути, до того места, где расстилался великолепный луг, орошаемый проточной водой, на который они и спустились. Здесь они закусили, напились, отдохнули и снова сели на волшебного коня и понеслись во всю прыть к столице царя Сабура, к которой и подлетели утром. И царевич много радовался, потому что путешествие совершилось благополучно, и он заранее испытывал удовольствие при мысли о том, что покажет царевне все свои владения, что увидит она могущество и славу отца его, царя Сабура, и убедится, насколько царь Сабур богаче и славнее ее отца, царя города Саны. Он пустил коня в прекрасный сад, находившийся за городом, куда отец его приходил отдыхать и подышать свежим воздухом, ввел девушку в летний флигель, над которым высился купол и который царь велел построить для себя, и сказал ей:

— Я оставлю тебя здесь на короткое время и пойду предупредить отца о нашем приезде. А пока поручаю тебе смотреть за деревянным конем, которого я оставил у дверей, и не терять его из виду. Скоро я пришлю к тебе посланца, который уведет тебя отсюда и доставит во дворец, приготовленный мною для одной тебя!

И девушка, услышав это, была в восторге и поняла, что она войдет в город со всеми почестями, приличествующими ее сану. Потом царевич простился с ней и направился к дворцу отца своего.

Когда царь Сабур увидел сына, он чуть не умер от радости и волнения и после объятий и пожеланий упрекнул его со слезами на глазах за отъезд, который огорчил всю семью, так что она находилась на пороге смерти. Затем Камар аль-Акмар сказал ему:

— Отгадай, кого я привез?

Отец отвечал:

— Клянусь Аллахом, не могу отгадать!

Сын сказал:

— Я привез саму дочь царя Саны, самую восхитительную из девушек Персии и Аравии! Я оставил ее за городом в нашем саду и пришел сказать, что ты можешь приготовить кортеж, который пойдет за ней и который должен отличаться великолепием, чтобы с первого же раза дать ей высокое понятие о твоем могуществе, величии и богатстве!

И царь ответил:

— Рад доставить тебе всякое удовольствие!

И немедленно отдал он приказ об украшении города со всякого рода роскошью и великолепием; сам же, устроив необычайно торжественный кортеж, стал во главе своих залитых золотом всадников и с развернутыми знаменами выехал навстречу царевне Шамс ан-Нахар. И проследовали они по всем кварталам столицы среди выстроившихся в несколько рядов жителей, возглавляемые музыкантами, игравшими на флейтах, корнетах, кимвалах и барабанах, а за царем следовала громадная толпа стражей, воинов, простолюдинов, женщин и детей.

Царевич Камар аль-Акмар, со своей стороны, открыл свои сундуки, ларцы и вынул все, что было в них самого прекрасного по части драгоценных украшений, камней и других дивных вещей, которыми украшают себя царские сыновья, желая показать свое богатство и великолепие; и велел он приготовить для молодой девушки обширный навес из красной, зеленой и желтой парчи, посередине которого поставлен был золотой, сиявший драгоценными камнями трон; на ступенях огромного тронного постамента, над которым возвышался купол из вызолоченного шелка, велел он поставить и посадить молодых невольниц из Индии, Греции и Абиссинии[31], между тем как вокруг самого трона стояли четыре белые невольницы с большими опахалами из перьев необыкновенных птиц. Негры, обнаженные до пояса, понесли этот трон под балдахином на плечах, следуя за кортежем, к прекрасному саду, окруженные густой толпой, издававшей радостные крики, между тем как сидевшие под балдахином женщины, а также и все те, которые их окружали, звонкими голосами кричали:

— Улю-лю!

Камар аль-Акмар же не имел терпения ехать шагом вместе с кортежем, и, поскакав по кратчайшему пути, он несколько минут спустя был уже у флигеля, где оставил царевну, дочь царя Саны. И искал он ее повсюду, но не нашел ни царевны, ни деревянного коня.

Тогда Камар аль-Акмар пришел в отчаяние, стал бить себя по лицу, разодрал в клочки одежду свою и бесцельно стал бегать по саду как безумный, издавая громкие вопли и призывая царевну всеми силами своей глотки.

Но все было напрасно.

Некоторое время спустя он немного успокоился, пришел в себя и сказал в душе своей: «Как могла она узнать секрет управления конем, если я ничего не говорил ей об этом? Быть может, именно ученый-персиянин, тот, что построил коня, застал ее врасплох и похитил из мести за суровое обращение с ним отца моего?»

И тотчас же побежал он расспрашивать сторожей сада и спросил у них…

На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что брезжит утро, и скромно умолкла.

Но когда наступила

она сказала:

И побежал он тотчас же расспрашивать сторожей сада и спросил у них:

— Не проходил ли кто-нибудь по саду? Говорите правду, или я сейчас же велю снести ваши головы! Сторожа остолбенели, услыхав эту угрозу, и в один голос отвечали:

— Клянемся Аллахом! Мы не видели в саду никого, кроме персидского ученого, который приходил сюда собирать лекарственные травы.

При этих словах царевич окончательно убедился, что персиянин похитил девушку, и отчаяние его дошло до последних пределов; взволнованный и растерянный, пошел он навстречу кортежу и, обратившись к отцу своему, сказал ему:

— Верни войска свои и возвращайся во дворец; я же вернусь лишь после того, как разъясню это черное дело.

Услышав эти слова и видя решимость сына, царь заплакал, застенал и, ударяя себя в грудь, сказал ему:

— О сын мой, молю тебя, смири свой гнев, победи свое горе и вернись с нами домой! А затем подумай, дочь какого царя или султана пожелаешь взять себе в жены, и я сосватаю ее тебе!

Но Камар аль-Акмар не хотел обращать ни малейшего внимания на слова отца своего и на его мольбы, и он сказал ему несколько слов на прощание и уехал, между тем как царь возвращался в город среди слез и стенаний. И таким образом их радость превратилась в печаль, тревогу и грусть.

Вот все, что было с ними.

А с волшебником и царевной вот что было. Как заранее предназначено было судьбой, персидский ученый пришел в тот день в сад, где действительно собирал лекарственные и ароматические травы, и вдруг он почувствовал прелестный запах мускуса и другие чудные ароматы; вдыхая эти ароматы, он пошел в ту сторону, откуда доносился запах. А запах исходил от царевны и распространялся на весь сад.

Поэтому догадливый волшебник, руководимый своим тонким обонянием, после нескольких уклонений, не замедлил добраться до флигеля, где была царевна. И какова же была его радость, когда он увидел у порога творение рук своих — волшебного деревянного коня! Как радостно забилось его сердце при виде предмета, утрата которого лишила его сна и аппетита!

И принялся он осматривать его со всех сторон и нашел, что все в нем в целости и порядке. Потом, уже собираясь сесть на коня и поднять его в воздух, он сказал себе: «Однако необходимо посмотреть, что привез и оставил здесь царевич».

И вошел он во флигель. А там, на диване, лежала в небрежной позе царевна, которую он принял сначала за само восходящее на ясном небе солнце. Ни минуты не сомневался он, что это, должно быть, особа знатного происхождения и что царевич оставил ее в этом домике, а сам отправился в город готовить ей роскошный прием. Он подошел к царевне, распростерся перед ней и поцеловал землю между рук ее, а она подняла на него глаза, нашла его чрезвычайно гнусным и безобразным и, поспешив закрыть их, чтобы его не видеть, спросила:

— Кто ты такой?

Он же ответил:

— О госпожа моя, я посланный царевича Камара аль-Акмара и должен перевести тебя в другой дом, более прекрасный и находящийся в более близком расстоянии от города. И это потому, о госпожа моя, что царица, мать царевича, немного нездорова сегодня, а так как она все-таки, радуясь твоему прибытию, хочет встретить тебя первая, то и пожелала этого перемещения, которое избавит ее от слишком долгого пути.

Царевна спросила:

— Но где же сам царевич?

Персиянин ответил:

— Он в городе с царем и скоро прибудет сюда с большой торжественностью и в окружении великолепного кортежа!

Она сказала ему:

— А ты? Скажи мне, разве царевич не мог найти какого-нибудь менее безобразного посланца?

При этих словах волшебник, хотя и был сильно уязвлен ими, засмеялся своим сморщенным желтым лицом и ответил:

— Да, конечно, клянусь Аллахом, о госпожа моя, во всем дворце нет мамелюка безобразнее меня! Только моя наружность и внешнее безобразие не должны вводить тебя в заблуждение относительно моих достоинств. Желаю, чтобы ты когда-нибудь испытала мои способности и воспользовалась, подобно царевичу, драгоценными дарами, которыми я владею. И тогда ты будешь хвалить меня, каков я ни есть. Что же касается до царевича, то он выбрал меня посланцем именно по причине моего безобразия и отвратительного лица; и это для того, чтобы ничего не опасаться и не ревновать тебя, красавица. Мамелюков же, молодых невольников, красавцев негров и евнухов достаточно во дворце. Благодарение Аллаху, их несметное количество, и все они один обольстительнее другого.

На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.

Но когда наступила

она сказала:

И все они один обольстительнее другого.

Эти слова волшебника убедили молодую девушку, которая сейчас же встала, положила ручку свою в руку старого ученого и сказала ему:

— О отец мой, на чем же ты повезешь меня?

Он же ответил:

— О госпожа моя, ты поедешь на том самом коне, на котором приехала.

Она же возразила:

— Но я не могу ехать на нем одна.

Тогда он усмехнулся и понял, что отныне она в его власти; и сказал он ей:

— Я сам поеду с тобой.

И вскочил он на своего коня и взял девушку, которую крепко прижал к себе, привязав крепкой привязью, между тем как она и не подозревала того, что ее ожидает. Тогда он повернул гвоздик, который поднимал коня, и тотчас же бока коня раздулись, он задвигался и заволновался, как волны морские, а потом взвился с ними, как птица, и в один миг оставил далеко внизу и сад, и город.

Удивленная и испуганная девушка воскликнула:

— Эй ты! Куда же ты летишь и не исполняешь приказа господина своего?

А он в ответ:

— Моего господина? Да кто он, мой господин?

А она:

— Сын царя.

А он:

— Какого царя?

Она же сказала:

— Я не знаю.

При этих словах волшебник залился смехом и сказал:

— Если ты говоришь о молодом Камаре аль-Акмаре, да смутит его Аллах, это тупоумный негодяй, в сущности, жалкий мальчишка!

Она воскликнула:

— Горе тебе, о зловещая борода! Как смеешь ты так говорить о своем господине и не слушаться его!

Волшебник же ответил:

— Повторяю тебе, что этот отрок не господин мне! Знаешь ли ты, кто я?

Царевна отвечала:

— Я ничего не знаю о тебе, кроме того, что ты сам сказал о себе.

Он улыбнулся и сказал:

— Все мною сказанное было только хитрой уловкой против тебя и царского сына. Знай, что этому негодяю удалось украсть у меня этого коня, дело рук моих, на котором ты теперь находишься; долго жег он мое сердце и заставлял оплакивать потерю. Но теперь я снова хозяин своего добра и, в свою очередь, жгу сердце этого вора, и заставляю его оплакивать утрату его — тебя. Укрепи свою душу смелостью, осуши слезы свои и освежи глаза, от меня ты будешь иметь гораздо более выгод, нежели от этого молодого дурака. Я щедр, могуществен и богат; мои слуги и рабы будут повиноваться тебе как своей госпоже; я стану одевать тебя в прекраснейшие платья и украшать прекраснейшими драгоценностями; и буду исполнять малейшее твое желание даже раньше, чем оно будет высказано.

Слушая такие слова, молодая девушка стала бить себя по лицу и рыдать, а потом сказала:

— О, горе мне! Увы! Я только что потеряла моего возлюбленного, и потеряла я также и отца и мать!

И продолжала она лить горькие и обильные слезы, между тем как волшебник направил коня своего к стране румов[32] и после длинного, но быстрого пути спустился на зеленый луг, вокруг которого было много деревьев и проточной воды.

Луг этот находился неподалеку от города, где царствовал могущественный царь. И именно в тот день царь вышел из города, чтобы подышать свежим воздухом, и направился к тому лугу. И увидел он ученого, стоявшего подле коня и молодой девушки. Прежде нежели волшебник успел что-либо предпринять в свою защиту, царские рабы бросились к нему и схватили его, коня и молодую девушку, привели и поставили их между рук царя.

Когда царь увидел безобразие старика и его гнусное лицо, а рядом с ним молодую красавицу, он сказал:

— О госпожа моя, какие узы родства соединяют тебя с этим древним и безобразным стариком?

Но за девушку поспешил ответить персиянин:

— Она моя супруга, то есть дочь моего дяди.

Тогда девушка, в свою очередь, сказала, опровергая слова старика:

— О царь, клянусь Аллахом, я не знаю этого урода! Он совсем не супруг мне! Это злой колдун, похитивший меня насилием и хитростью!

Услышав такие слова молодой девушки, царь румов велел своим рабам отколотить волшебника палками; и они так постарались, что он едва не испустил дух под ударами. Затем царь велел отнести его в город и бросить в тюрьму, а молодую девушку увел с собою, коня же велел отнести к себе, не подозревая о его чудесных свойствах.

Вот все, что случилось с волшебником и царевной.

А царевич Камар аль-Акмар надел дорожное платье, взял с собою припасов и денег и пустился в путь с печальным сердцем и смущенным умом.

И принялся он искать царевну, переходя из страны в страну, из города в город; и повсюду спрашивал он о коне из эбенового дерева, между тем как все, кого он спрашивал, до крайности удивлялись речам его и находили его вопросы странными и неразумными.

На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что приближается рассвет, и скромно умолкла.

Но когда наступила

она сказала:

Находили они вопросы его странными и неразумными. И долго он так действовал, все ревностнее и ревностнее продолжая вести свои розыски, собирая все более и более многочисленные справки, но ничего не узнал такого, что могло бы направить его на верный путь. После всего этого он пришел наконец в город Сану, где царствовал отец царевны Шамс ан-Нахар, и спросил, не прибыла ли она туда. Но никто ничего не слышал о ней и не мог ему сказать, что сталось с нею после ее похищения; ему сообщили только, что старый царь убит горем. Тогда он продолжил путь свой и направился к стране румов, продолжая расспрашивать о царевне и деревянном коне везде, где проходил, и везде, где останавливался.

Однажды он зашел в хан, стоявший при дороге, и увидел несколько купцов, сидевших кружком; он присел к ним и услышал, как один из них говорил:

— О друзья мои, на днях случилось со мною нечто удивительное и прямо невероятное!

И все спросили у него:

— Что же это было?

А он ответил:

— Я отправился со своими товарами в такой-то город (и он назвал город, где находилась царевна) и услышал, как жители передавали друг другу очень странное и только что случившееся происшествие. Они говорили, что царь того города отправился как-то на охоту со своей свитой и встретил отвратительного старика, стоявшего рядом с молодой девушкой несравненной красоты и конем из эбенового дерева и слоновой кости.

И купец рассказал своим товарищам уже известную нам историю, и они были удивлены до крайности.

Когда же выслушал этот рассказ Камар аль-Акмар, то он ни минуты уже не сомневался, что дело идет о его возлюбленной и о волшебном коне. Поэтому, осведомившись в точности названия и местонахождения города, он немедленно пустился в путь, направляясь в такую-то сторону, и шел безостановочно, пока не добрался до этого города. Но когда он захотел войти в городские ворота, стража схватила его и по обычаю того края хотела отвести его к царю для допроса о его звании, причине его прибытия и о его ремесле. Но так как было уже очень поздно, а стража знала, что царь очень занят, то отложили дело до следующего дня, а пока отвели его на ночь в тюрьму. Но, видя его красоту и обаятельность, тюремщики не решились его запирать, просили его посидеть с ними и предложили разделить с ними ужин. Потом, после ужина, они заговорили с ним и спросили:

— О юноша, из каких краев ты?

А он ответил:

— Я из Персии, земли Хосроев.

При этих словах тюремщики расхохотались, а один из них сказал молодому человеку:

— Уроженец страны Хосроев? Может быть, и ты такой же отъявленный лгун, как земляк твой, сидящий у нас в тюрьме?

А другой сказал:

— Поистине, я видел много людей, и слышал их речи и рассказы, и наблюдал за их манерой держать себя, но никогда не встречал такого чудака, как этот сидящий у нас старый сумасшедший.

А еще один прибавил:

— А я, клянусь Аллахом, никогда не видел человека с таким безобразным и противным лицом.

Царевич же спросил:

— Что же он вам соврал?

И тюремщики отвечали:

— Он величает себя ученым и знаменитым врачом. Наш царь встретил его во время охоты в обществе молодой девушки и дивного коня из черного дерева и слоновой кости. И царь влюбился в красивую молодую девушку и хотел жениться на ней, но бедняжка лишилась рассудка. Разумеется, если бы этот старый ученый был, как он уверяет, знаменитым врачом, он сумел бы вылечить ее, царь-то делал все возможное, чтобы исцелить молодую девушку, но вот уже целый год тратит он с этою целью громадные богатства, платя врачам и астрологам, и все без пользы. Деревянный конь хранится вместе с прочими царскими сокровищами, а старый урод сидит здесь, в тюрьме, и не перестает стенать и жаловаться всю ночь, так что не дает нам спать.

Выслушав все это, Камар аль-Акмар сказал себе: «Вот наконец и попал я на желанный путь. Теперь мне следует найти средство, чтобы достигнуть цели».

Но скоро тюремщики нашли, что пора спать, ввели его в тюрьму и заперли за ним дверь. Тогда он услышал, как плакал, и стенал ученый, и жаловался на свою судьбу, говоря по-персидски:

— Увы, какое несчастье для меня, что я не сумел придумать более ловкого способа! Я погубил себя, и не исполнил своих желаний, и ничего не добился от этой молодой девушки. И все это случилось со мною, потому что у меня не хватило рассудка и потому что я стремился к тому, что мне не по силам.

Тогда Камар аль-Акмар заговорил с ним по-персидски и сказал ему:

— Долго ли будешь ты плакать и жаловаться? Или ты думаешь, что только с тобой случаются несчастья?

Ободренный этими словами, ученый завязал с ним разговор и, не зная, кто он, принялся жаловаться на свои несчастья и неудачи. И так провели они ночь, беседуя как добрые друзья.

На другое утро тюремщики пришли за Камаром аль-Акмаром, отвели его к царю и сказали:

— Этот молодой человек…

На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что уже близок рассвет, и скромно умолкла.

Но когда наступила

она сказала:

А на другое утро тюремщики пришли за Камаром аль-Акмаром, отвели его к царю и сказали:

— Этот молодой человек пришел вчера поздним вечером, и мы не могли привести его к тебе, о царь, для допроса.

Тогда царь спросил у него:

— Откуда ты? Как имя твое? Чем занимаешься?

И он ответил:

— Имя мое по-персидски Гаржах. Родина же моя — Персия! А по ремеслу я ученый из ученых и особенно хорошо умею излечивать умалишенных. И с этою целью путешествую я по разным местам и городам, занимаюсь своим искусством и прибавляю новые знания к тем, которыми уже обладаю. И делаю все это, не прибегая к обычному одеянию астрологов и ученых: не расширяю своего тюрбана, не увеличиваю его рядов, не удлиняю своих рукавов, не ношу под мышкой толстой связки книг, не крашу сурьмой век, не ношу на шее ниток с тысячей толстых бус; и исцеляю я больных, не бормоча слов на таинственном языке, не дую им в лицо и не кусаю их за мочку уха. Таковы мои занятия, о царь.

Когда царь услышал эти слова, он сильно обрадовался и сказал ему:

— О превосходный доктор, ты пришел к нам именно в такое время, когда мы более всего нуждаемся в твоих услугах!

И рассказал он ему о болезни молодой девушки, прибавив:

— Если ты согласишься лечить ее и вылечишь от безумия, которое наслали на нее злокозненные люди, то можешь просить у меня чего хочешь, и все будет тебе даровано!

Тот же ответил:

— Да дарует Аллах величайшие милости и блага господину нашему царю! Но прежде всего ты должен во всех подробностях рассказать мне о ее болезни, сказать, сколько дней находится она в таком состоянии, а также и то, откуда прибыли они — молодая девушка, старый персиянин и деревянный конь.

И царь рассказал всю историю от начала и до конца и прибавил:

— Старик сидит в тюрьме.

Он спросил:

— А конь?

Царь ответил:

— Он у меня и бережно хранится в моих кладовых.

Тогда Камар аль-Акмар сказал себе: «Прежде всего мне нужно увидеть коня и убедиться, что с ним все в порядке. Если все в целости и сохранности, дело выиграно и цель моя достигнута; но если механизм его испорчен, то придется думать о каком-нибудь новом способе освобождения моей возлюбленной».

Тогда обратился он к царю и сказал:

— О царь, прежде всего мне нужно видеть коня; весьма вероятно, что, осматривая его, я найду что-нибудь такое, что может служить мне для исцеления молодой девушки.

Царь ответил:

— С удовольствием и от всего сердца позволяю!

И взял он его за руку и повел к тому месту, где хранился деревянный конь. Царевич обошел вокруг коня, внимательно осмотрел его и, найдя все в целости и сохранности, очень обрадовался и сказал царю:

— Аллах да будет милостив к царю и да прославит царя Аллах! Теперь я готов идти к молодой девушке, чтобы посмотреть, что с нею. Надеюсь, с помощью Аллаха излечу ее моей исцеляющей рукой и при посредстве этого деревянного коня.

И поручил он страже повнимательнее караулить коня, а сам отправился вместе с царем в залу царевны.

Войдя в залу, где она находилась, он увидел ее ломающей себе руки, бьющей себя в грудь, катающейся по полу и раздирающей на себе одежды. И тотчас же заметил он, что она притворяется, что ни джинн, ни человек не наслал на нее безумие и что, напротив, рассудок ее в полном порядке. И понял он, что все это делает она лишь для того, чтобы никто не подходил к ней.

И, увидев все это, Камар аль-Акмар подошел к ней и сказал:

— О обольстительница трех миров, да отступят от тебя муки и мучения!

Она же, взглянув, узнала его, и радость ее была так велика, что она испустила громкий крик и упала в обморок. А царь не сомневался, что это случилось потому, что она испугалась врача. Но Камар аль-Акмар наклонился к ней и, приведя ее в чувство, сказал шепотом:

— О Шамс ан-Нахар, о зрачок моего ока, ядро моего сердца, береги свою и мою жизнь, мужайся и потерпи еще немного; положение наше требует большой осмотрительности и бесконечных предосторожностей, если мы хотим избавиться от этого царя-тирана. Я сейчас же стану утверждать его в мысли, что в тебя вселились джинны и что это и есть причина твоей болезни; но скажу, что я только что исцелил тебя при помощи своих таинственных сил. Ты же говори спокойно и ласково, чтобы доказать ему, что ты действительно излечилась при моем посредстве. Таким образом наша цель будет достигнута, и нам удастся привести наш план в исполнение.

И молодая девушка ответила:

— Слушаю и повинуюсь!

Тогда Камар аль-Акмар подошел к царю, стоявшему в глубине залы, и с радостным лицом сказал ему:

— О царь благословенный, благодаря твоей доброй судьбе я успел узнать болезнь девушки и найти средство против этой болезни. Я излечил ее для тебя. Ты можешь подойти к ней и поговорить с ней тихо и ласково; и все, чего пожелаешь от нее, свершится.

И изумленный царь подошел к молодой девушке, которая сейчас же встала, поцеловала землю между рук его, поприветствовала его и сказала:

— Служанка твоя смущена честью, которую ты оказываешь ей сегодня своим посещением.

И при виде всего этого царь был вне себя от радости…

На этом месте своего повествования Шахерезада увидала, что брезжит рассвет, и с присущей ей скромностью умолкла.

Но когда наступила

она сказала:

Говорят, что при виде всего этого царь был вне себя от радости и приказал служанкам, невольницам и евнухам служить ей, отвести ее в хаммам и приготовить для нее платья и украшения. Женщины и рабы вошли и поклонились ей, и она отвечала на их приветствия милым и кротким голосом. Тогда одели они ее в царские одежды, надели ей на шею ожерелье из драгоценных камней, повели в хаммам, купали ее и служили ей, а затем привели снова в ее залу, и походила она на луну в четырнадцатый день.

Вот все, что было с нею.

А царь радовался, и душа его расцветала. И сказал он молодому царевичу:

— О мудрец, о ученый врач, о философ, все, что случается у нас теперь счастливого, обязано твоим достоинствам и благословению, над тобою пребывающему! Да умножит над нами Аллах блага твоего исцеляющего дуновения!

А тот ответил:

— О царь, для окончательного исцеления необходимо, чтобы ты сейчас же вышел со своею свитой, стражей и войском и отправился к тому месту, где ты нашел девушку. И ее приведи туда же, и туда же вели отнести деревянного коня, который был при ней и который и есть один из джиннов Иблиса, — он-то и вселился в нее и сделал ее безумной. Я же произнесу там необходимые заклинания, в противном случае этот проклятый джинн стал бы возвращаться к ней в начале каждого месяца, и пришлось бы начинать лечить ее сызнова; теперь же, овладев им окончательно, я запру и убью его.

И царь румов сказал:

— Все будет по-твоему, разрешаю все от дружеского сердца и как должное тебе!

И тем же часом в сопровождении царевича и молодой девушки и со всем своим войском отправился царь на известный луг.

Когда они пришли туда, Камар аль-Акмар приказал посадить девушку на деревянного коня и держать их на довольно далеком расстоянии от царя и воинов, чтобы они не могли их ясно видеть. И это приказание было немедленно исполнено. Тогда сказал он царю румов:

— Теперь с твоего позволения, если пожелаешь, я начну окуривание и заклинания, чтобы овладеть этим врагом рода человеческого и сделать его отныне безвредным. Затем я сам сяду на деревянного коня и посажу девушку себе за спину. И увидишь ты тогда, как деревянный конь станет двигаться во все стороны и волноваться, а потом побежит и остановится между рук твоих. Тогда ты будешь иметь доказательство, что он уже вполне в нашей власти. И после этого можешь делать с девушкой что хочешь.

Услышав такие слова, царь румов обрадовался до последних пределов радости, между тем как Камар аль-Акмар сел на коня и крепко привязал к себе девушку. И в ту минуту, как все глаза были направлены на него, он повернул гвоздик, предназначенный для полета вверх; конь взвился по прямой линии, поднялся с ними и исчез в воздухе.

Царь румов, ничего не подозревая, продолжал стоять на лугу со своим войском полдня, дожидаясь возвращения улетевших. Но так как они не возвращались, он решил наконец идти ждать их во дворце. Но и тут ждал он напрасно. Тогда вспомнил он о безобразном старике, сидевшем в тюрьме, и, призвав его к себе, сказал ему:

— Ах ты, старый предатель, ах ты, обезьяний зад, как ты смел скрыть от меня тайну этого заколдованного коня? Вот теперь он только что похитил и унес в воздух врача, излечившего девушку, и саму девушку. И кто знает, что с ними случится?! Сверх того, ты должен ответить и за множество драгоценностей, за целые сокровища, которыми я велел украсить ее по выходе из хаммама! Сейчас же прикажу отрубить тебе голову!

И по знаку царя меченосец подошел и одним ударом сделал из одного персиянина двух — разрубил его пополам.

Вот и все о них.

Царевич же Камар аль-Акмар и царевна Шамс ан-Нахар спокойно продолжали свое быстрое воздушное путешествие и благополучно прибыли в столицу царя Сабура. На этот раз они опустились не к флигелю, а на крышу самого дворца. Царевич поспешил увести царевну в безопасное место, сам же отправился уведомить отца и мать о своем приезде.

И вошел он в комнату, где, утопая в слезах и отчаянии, сидели царь, царица и трое царевен, сестер его; и, обнимая их всех, пожелал он им мира, между тем как души их при виде царевича наполнялись блаженством, а с сердец спадала тяжесть мук и огорчений.

Тогда, чтобы отпраздновать возвращение сына и прибытие царевны, дочери царя Саны, царь Сабур устроил большие увеселение для жителей города, и продолжались празднества целый месяц. А Камар аль-Акмар вошел в брачный покой и наслаждался счастьем с молодой женой долгие благословенные ночи.

Затем царь Сабур, чтобы отныне быть покойным, велел разломать деревянного коня и сам уничтожил его механизм.

Камар аль-Акмар же написал письмо…

На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

Камар аль-Акмар же написал письмо отцу супруги своей, царю Саны, и в этом письме сообщил всю их историю, уведомил о браке своем и о том, что вполне счастлив. И отправил он это письмо с вестником, которого сопровождали люди, несшие великолепные подарки и ценные редкие предметы. И вестник прибыл в Сану, столицу Ямана, и вручил письмо и дары отцу царевны, который, прочитав письмо, безмерно обрадовался и принял дары. После этого он, в свою очередь, приготовил богатые подарки для своего зятя, сына царя Сабура, и послал их с тем же гонцом.

Получив подарки от отца супруги своей, прекрасный царевич Камар аль-Акмар обрадовался чрезвычайно, потому что ему было бы тяжело думать, что старый царь Саны недоволен поведением дочери и ее мужа. И он даже поставил себе за правило ежегодно посылать ему письмо и подарки.

И так поступал он до самой смерти царя Саны. Потом, когда и его собственный отец, царь Сабур, также умер, он унаследовал его престол и начал свое царствование с того, что выдал младшую сестру свою за нового царя Ямана. И управлял он своим царством мудро, а подданными — справедливо; и таким путем приобрел он верховенство над всеми странами и верность всех жителей. Камар аль-Акмар и супруга его Шамс ан-Нахар продолжали вести самую сладостную, тихую и спокойную жизнь до тех пор, пока не явилась к ним разрушительница наслаждений, разлучница обществ и друзей, разорительница дворцов и хижин, строительница надгробий и поставщица кладбищ — смерть. Слава Единому, Неумирающему и держащему в руках Своих господство над мирами и власть над видимым и невидимым!

И Шахерезада, дочь визиря, закончив такими словами свое повествование, умолкла.

Тогда царь Шахрияр сказал ей:

— Эта повесть, Шахерезада, изумительна до невероятия! Я бы очень желал ознакомиться с необыкновенным механизмом этого деревянного коня!

Шахерезада же сказала:

— Увы, он был уничтожен.

А Шахрияр сказал:

— Клянусь Аллахом, это изобретение сильно тревожит ум мой!

Шахерезада сказала на это:

— В таком случае, о царь благословенный, чтобы успокоить ум твой, я готова, если, конечно, позволишь, рассказать тебе самую забавную из известных мне историй, ту, в которой говорится о Далиле Пройдохе и дочери ее Зейнаб Плутовке!

И царь Шахрияр воскликнул:

— Клянусь Аллахом! Ты можешь рассказывать, так как я не знаю этой истории! После этого я решу, что делать с твоей головой!

Тогда Шахерезада сказала: