ИСТОРИЯ РОЗЫ В ЧАШЕ И РАДОСТИ МИРА

Жил в давнопрошедшие времена могущественный и славный царь. И был у него визирь по имени Ибрагим, а у визиря была дочь, красоты и прелести необычайной, и одарена она была всякими совершенствами и отличалась замечательным умом и тонким обращением. Сверх того, она очень любила оживленные собрания и вино, придающее веселость хорошеньким личикам, любила изящество стихов и рассказы о вещах необыкновенных. И было в ней так много нежной прелести, что она привлекала к себе все умы и сердца, как об этом и сказал один из воспевших ее поэтов:

Я увлечен прелестной чаровницей!

Пленительница турок и арабов,

Она искусна в тонкостях судейских,

В грамматике, в поэзии и прозе.

Когда мы с ней об этом речь ведем,

Мне говорит коварная порою:

«Я лишь агент пассивный, ты ж упорно

Все в косвенном желаешь падеже

Меня поставить. Для чего? К тому же

В винительном свое ты управленье

Все оставляешь; между тем ему

Активное принадлежит значенье.

Ему к поднятью не даешь ты знака!»

Я отвечаю: «Госпожа моя!

Не управленье только, но и сам я,

Все существо и вся душа моя

Одной тебе принадлежат! Но только

Не удивляйся, что обратны роли,

Ведь времена теперь переменились

И все идет обратным чередом.

Но если ты довериться не можешь

Моим словам, взгляни на управленье:

Не замечаешь ты, что голова

Находится в нем на конце обратном?»

И так прелестна, так кротка и так дивно хороша была эта девушка, что назвали ее Розой в чаше.

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

Но когда наступила

ЧЕТЫРЕХСОТАЯ НОЧЬ,

она продолжила:

Назвали ее Розой в чаше — так прелестна, так кротка и так дивно хороша была эта девушка!

Царь, любивший, чтобы она сидела рядом с ним во время пиров, так как она одарена была тонким умом и благородством манер, имел обыкновение давать ежегодно большие празднества и пользовался присутствием на них вельмож своего царства для игры с ними в мяч.

Когда наступил день одного из таких празднеств, Роза в чаше села у окна, чтобы полюбоваться зрелищем. Скоро игра оживилась, и дочь визиря, следившая за движениями игроков, увидела среди них прекрасного молодого человека с чарующим лицом и улыбкой, обнаруживавшей весело сверкавшие зубы, с гибким станом и широкими плечами. Ей так приятно было смотреть на него, что она была не в силах оторвать глаз и несколько раз бросала на него выразительные взгляды. Наконец она позвала свою кормилицу и спросила у нее:

— Не знаешь ли, как зовут того дивного юношу, который стоит вон там, среди играющих?

Кормилица ответила:

— О дочь моя, все они прекрасны собой! Не знаю, о котором ты спрашиваешь?

Она же сказала:

— Погоди! Я покажу его тебе!

И тотчас же взяла она яблоко и бросила им в молодого человека, который обернулся и, подняв голову, взглянул на окно. И увидел он улыбающуюся красавицу Розу в чаше, сиявшую, как полная луна среди ночи; и не успела она даже остановить на нем свои взоры, как он почувствовал себя взволнованным любовью; и пришли ему в голову стихи поэта:

О, кто пронзил любовью это сердце:

Рука стрелка иль стрелы глаз твоих?

Откуда ты, о быстрая стрела:

Из рук врагов иль из окна коварной?

Тогда Роза в чаше спросила у своей кормилицы:

— Так можешь ли теперь сказать мне имя этого молодого человека?

Та отвечала:

— Его зовут Радость Мира.

Услыхав эти слова, молодая девушка радостно и взволнованно кивнула головой, бросилась на диван, глубоко вздохнула и сымпровизировала такие стихи:

Тот никогда не будет сожалеть,

Кем был ты назван Восхищеньем Света,

Ты, сочетавший столько высших качеств,

С изяществом и тонкостью манер!

О полная луна, о светлый образ!

Твой ясный свет блестит по всей вселенной,

Из всех существ ты красоты султан!

Свидетели мое поддержат мненье:

Твоих бровей прекрасная дуга

Не буква ль «нун» в точнейшем начертанье?!

Миндалины сверкающих очей

Не буквы ль «сад», начертанные стройно

Рукою восхищенного Творца?!

А тонкий стан?! Не ветвь ли нежной ивы,

Что гибко гнется, мягко колыхаясь?!

И если ты отважностью превысил,

О юный всадник, лучших и сильнейших,

Что я могу сказать о красоте

И грации твоей всесовершенной?!

Окончив эту импровизацию, Роза в чаше взяла листок бумаги и тщательно записала на нем эти стихи. Потом сложила листок, положила его в шелковый, вышитый золотом мешочек и спрятала его под подушку дивана.

Старая же кормилица, следившая за всеми движениями своей госпожи, принялась болтать с ней о том о сем, пока не усыпила ее. Тогда она осторожно вытащила листок бумаги из-под подушки, прочитала стихи и, убедившись таким образом в страсти Розы в чаше, положила его на прежнее место. Когда же девушка проснулась, она сказала ей:

— О госпожа моя, я лучшая и самая любящая из советчиц. И поэтому я непременно хочу сказать тебе, как опасна любовная страсть, и предупредить тебя, что когда она сосредоточивается в сердце и не изливается из него, то причиняет телу много страданий и болезней. Напротив, если страдающий от любви поведает свою тайну другому, это может принести ему только облегчение.

Выслушав такие слова кормилицы своей, Роза в чаше сказала:

— О кормилица, а не знаешь ли ты средства, излечивающего от любви?

Кормилица ответила:

— Знаю. Это соединение с предметом любви.

Она спросила:

— А как же достигнуть такого соединения?

Кормилица сказала:

— О госпожа моя, для этого стоит только обменяться письмами, наполненными ласковыми словами, приветствиями и лестными изъявлениями; это лучшее средство для соединения друзей, и с этого нужно начинать для избежания затруднений. Итак, если…

На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.

Но когда наступила

ЧЕТЫРЕСТА ПЕРВАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Знай же, о госпожа моя, если у тебя есть что-нибудь на сердце, не бойся довериться мне; если это тайна, я сохраню ее неприкосновенной. И никто не сумеет лучше меня послужить тебе и глазами, и головой, чтобы исполнить малейшее из твоих желаний и скромно передавать твои послания.

Когда Роза в чаше услышала эти слова своей кормилицы, она обезумела от радости, но удержалась от неосторожных выражений, боясь обнаружить свое волнение и говоря себе: «Еще никому не известна моя тайна; безопаснее будет, если эта женщина узнает ее лишь после того, как докажет свою верность».

Но кормилица прибавила:

— О дитя мое, в прошлую ночь мне являлся во сне человек, и он сказал мне: «Знай, что твоя молодая госпожа и Радость Мира влюблены друг в друга, и ты должна помочь им, передавая их письма, оказывая им всевозможные услуги и строго соблюдая тайну, если хочешь получить верные и огромные выгоды». Говорю тебе, о госпожа моя, что я видела его! Тебе остается только принять решение!

Роза в чаше ответила:

— О кормилица, действительно ли сумеешь ты хранить тайну?

Та же сказала:

— Можешь ли ты в том сомневаться? У меня вернейшее из верных сердец!

Тогда девушка перестала колебаться, показала ей бумагу, на которой написала стихи, и отдала ей со словами:

— Передай это как можно скорее Радости Мира и принеси ответ.

Кормилица тотчас же встала и пошла к Радости Мира.

Прежде всего она поцеловала у него руку, потом приветствовала его в самых ласковых и вежливых выражениях. После всего этого она передала ему записку. Радость Мира развернул ее и прочитал. Потом, поняв все значение ее содержания, он написал на оборотной стороне листка следующие стихи:

Полно любви, мое трепещет сердце,

И заглушить пытаюсь я напрасно

Его порывы! Вид мой выдаст

Мои все чувства! Если льются слезы,

Я говорю: «То от болезни глаз».

Я думаю, что этим я сокрою

От строгих судей верную причину

И затаю печаль моей души.

Вчера еще, от всех оков свободный,

Любви не знал я сердцем безмятежным;

Проснулся ж ныне — и горю любовью.

Я к вам пришел поведать о себе

И рассказать о всех любовных муках;

Вы сжалитесь, быть может, над несчастным,

Истерзанным жестокою судьбой.

Я жалобы свои пишу слезами

Своих очей, чтоб лучше выражали

Они весь пыл, всю глубь моей любви.

О, пусть Аллах хранит от всех несчастий

Прекрасный лик под красоты покровом,

Пред кем луна склоняется смиренно

И, как рабыни, звезды преклонились!

По красоте я не видал ей равной!

А стан ее! Прекраснейшая ветвь,

Ее увидев легкую походку,

Лишь учится, как надо колыхаться!

Теперь же вас осмелюсь я просить,

Коль это вам не будет слишком скучно,

Ко мне прийти. О, это для меня

Благодеяньем явится безмерным!

Для окончанья мне лишь остается

Свою всю душу в дар вам принести

В надежде робкой, что на этот раз

Вы примете ее. Приход ваш будет

Желанным раем, адом — ваш отказ!

Написав это, он сложил листок, поцеловал его и передал кормилице, сказав:

— Мать моя, надеюсь на твою доброту, чтобы расположить твою госпожу в мою пользу!

Она ответила:

— Слушаю и повинуюсь!

И она взяла записку и поспешила вернуться к своей госпоже.

Роза в чаше, взяв записку, поднесла ее к губам своим, потом ко лбу, развернула и прочла. И, поняв смысл ее, она написала внизу следующие стихи:

О ты, чье сердце нашей красотою

Пленилось, не бойся сочетать

Свою любовь с терпением примерным!

Быть может, это есть одно из средств,

Чтоб нашим сердцем овладеть вернее?

Когда впервые мы могли увидеть,

Что искренна вполне твоя любовь,

Что та же скорбь твое терзает сердце,

Как та печаль, что наше сердце жжет, —

Тогда желанье, равное желанью

Твоей души, заставило нас жаждать

Свиданья, но наших сторожей

Мы устрашились бдительного взора.

Когда на нас покров глубокой тьмы

Опустит ночь, тогда наш жар любовный

Огнем палит все наше существо.

Желаний страстных рой нетерпеливый

От ложа гонит благодатный сон

И острой болью мучит наше тело.

Но не забудь, что первый долг влюбленных —

Скрывать от всех любовь свою! Страшись

Пред чуждым взором приподнять покров,

Что нас скрывает! А теперь должна я

Кричать о том, что существо мое

Пропитано, напоено любовью

К прекрасному! О, отчего тот отрок

Не мог остаться с нами навсегда?!

Когда же она перестала писать…

На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.

Но когда наступила

ЧЕТЫРЕСТА ВТОРАЯ НОЧЬ,

она сказала:

А когда она перестала писать эти стихи, то сложила листок и передала кормилице, а та взяла его и вышла из дворца. Но судьбе было угодно, чтобы она повстречалась с дворецким визиря, отца Розы в чаше, и он спросил ее:

— Куда это ты идешь в такой час?

При этих словах она чрезвычайно испугалась и отвечала:

— В хаммам.

И пошла она дальше, но была так смущена этой встречей, что не заметила даже, как выронила записку, которою не довольно искусно спрятала в складку своего пояса.

Вот все, что было с кормилицей.

Но что касается записки, упавшей на землю недалеко от ворот дворца, то ее поднял один из евнухов, который и поспешил отнести ее к визирю.

В эту минуту визирь только что вышел из своего гарема и сидел на диване в своей приемной зале. И вот в то время, когда он спокойно сидел там, евнух подошел к нему, держа в руке ту самую записку, и сказал ему:

— Господин мой, я только что нашел около дома эту записку, которую и поспешил поднять.

Визирь взял ее у него из рук, развернул и увидел стихи; он прочел их и, когда понял их смысл, присмотрелся к почерку и узнал руку дочери своей Розы в чаше.

Убедившись в этом, он встал и пошел к своей супруге, матери молодой девушки, и так плакал при этом, что смочил всю бороду свою. А супруга спросила у него:

— О чем ты так плачешь, о господин мой?

Он же ответил ей:

— Возьми эту бумагу и посмотри, что в ней написано!

Она взяла бумагу, прочитала и увидела, что это переписка между ее дочерью Розой в чаше и Радостью Мира. Узнав это, она почувствовала, как слезы подступают к ее глазам, но сдержала свое волнение и слезы и сказала визирю:

— О господин мой, слезами горю не поможешь; нужно подумать о том, как уберечь твою честь и скрыть всю эту историю. — И продолжала она утешать его и облегчать его огорчение.

Он же сказал ей:

— Я очень боюсь этой страсти, она опасна для дочери моей! Разве ты не знаешь, что царю очень нравится Роза в чаше? Мои опасения по этому поводу имеют две причины: первая касается меня, потому что это моя дочь; вторая касается царя, а именно, что Роза в чаше его любимица, и отсюда могут возникнуть серьезные осложнения. Что ты думаешь обо всем этом?

Она же ответила:

— Подожди немного и дай мне время произнести молитву, положенную в тех случаях, когда предстоит принять решение.

И тотчас же стала она на молитву, соблюдая предписанное обрядом и Сунной.

Окончив молитву, она сказала своему супругу:

— Знай, что посреди моря, называемого Бахр-эль-Конуз[21], есть гора, называемая Гора-та-что-потеряла-свое-дитя. К этому месту можно добраться лишь с неимоверными усилиями. Поэтому советую тебе построить там жилище для твоей дочери.

Визирь согласился с женою и решил выстроить на Го-ре-той-что-потеряла-свое-дитя неприступный дворец, чтобы запереть Розу в чаше, снабдив ее, однако, припасами на целый год (возобновляя эти припасы ежегодно) и дав ей людей, которые служили бы ей и составляли бы для нее приятное общество.

Приняв такое решение, визирь созвал плотников, каменщиков и зодчих и послал их на ту гору, где они и выстроили неприступный дворец — такой, что ничего подобного не видывали на свете.

Тогда визирь приказал заготовить съестных припасов в дорогу, составил ночью караван, вошел к дочери и велел ей собираться в путь. Такой приказ заставил Розу в чаше в сильнейшей степени почувствовать всю тоску разлуки, и, когда она вышла из дворца и увидела приготовления к путешествию, слезы ручьем потекли из глаз ее. И чтобы уведомить Радость Мира о том, как сильна ее пламенная страсть, способная потрясти все существо ее, растопить самые твердые скалы и вызвать потоки слез, ей пришло голову написать на воротах следующие стихи:

Мое жилище! Если милый мой

Пройдет поутру здесь с поклоном нежным,

О, передай от нас ему привет

Прелестный и душистый! Не знаем мы,

Куда нас к ночи приведет судьба!

Не знаю я сама, в какие страны

Лежит мой путь; меня влекут поспешно

И не берут ни клади, ни тюков.

Настанет ночь — и птичка в чаще леса

Своею песней грустной возвестит

В тени ветвей о нашей горькой доле.

И на своем пернатом языке

Она споет: «О, горе! Как жестоко

В разлуке быть с любимым существом!»

Когда же я впервые увидала

Разлуки кубки, полные до края,

Что поднести нам собралась судьба,

Смешала я напиток этот горький

С покорностью. Но вижу я, — увы! —

Что мне покорность не дает забвенья!

И когда она написала эти стихи на воротах, она села в свой паланкин и караван тронулся в путь.

На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.

Но когда наступила

ЧЕТЫРЕСТА ТРЕТЬЯ НОЧЬ,

она сказала:

А она села в свой паланкин, и караван тронулся в путь. Они проехали долины и пустыни, ровные места и высокие горы и достигли таким образом моря Бахр-эль-Конуз, на берегу которого разбили свои палатки; и построили они большой корабль, на который посадили молодую девушку и ее свиту.

И приказал визирь ведшим караван людям, чтобы, водворив молодую девушку во дворце на вершине горы, они вернулись на берег и сломали корабль. И они не осмелились ослушаться и в точности исполнили приказ, а потом вернулись к визирю и стали плакать от жалости.

Вот и все о них.

Что же касается Радости Мира, то, проснувшись на другой день, он не забыл совершить утреннюю молитву, а потом сел на коня, чтобы, по обыкновению, отправиться на службу к царю. Проезжая мимо ворот визиря, он заметил на них стихи и едва не лишился чувств, прочитав их; и огонь загорелся в его потрясенных внутренностях. Он вернулся к себе, но был так встревожен и так взволнован, что не находил себе места. А когда стемнело, он, боясь, чтобы домашние не заметили, в каком он состоянии, поспешно вышел из дому и, полный забот и тревог, пошел куда глаза глядят.

И шел он так всю ночь и часть утра до тех пор, пока сильный зной и мучительная жажда не заставили его немного отдохнуть. Как раз в это время он подошел к берегу ручья, над которым стояло тенистое дерево, сел здесь и зачерпнул в ладонь воды, чтобы напиться. Но когда он поднес к губам эту воду, она показалась ему безвкусной; и почувствовал он, что лицо его изменилось и побледнело; и увидел он, что ноги его распухли от ходьбы и усталости. Тогда он заплакал, и слезы ручьями текли у него по щекам; и он произнес такие стихи:

Любовью друга опьянен влюбленный.

И опьяненье это возрастает

От глубины желания его.

С безумьем в сердце бродит он уныло,

Нигде себе не находя приюта,

И в пище вкуса не находит он.

Ужель влюбленный может жить счастливым

Вдали от друга?! Это было б чудом!

Я весь киплю, с тех пор как в сердце мне

Любовь вселилась; омывают щеки

Мне горьких слез горячие потоки.

Когда ж, когда я вновь увижу друга,

Кого-нибудь из племени его,

Чтоб облегчить истерзанное сердце?

Произнося эти стихи, Радость Мира плакал так, что смочил землю; потом он встал и пошел дальше. И вот в то время как, глубоко огорченный, шел он по долинам и пустыням, он вдруг увидел перед собою льва с густой гривой, со страшною шеей, с головой, огромной, как купол, с пастью шире ворот и с зубами, подобными слоновым клыкам. Увидев это, он ни минуты не сомневался в том, что погиб; и повернулся он в сторону Мекки, произнес исповедание веры и приготовился к смерти. Однако в эту самую минуту он вспомнил, что читал когда-то в старых книгах, что на льва действуют ласковые слова, что он чувствителен к лести и что именно таким путем дает приручить себя. И стал он тогда ему говорить:

— О лев лесов и долин! О лев неустрашимый! О вождь, которого боятся смелые! О царь зверей! Ты видишь перед своим величием несчастного влюбленного, разбитого разлукой, доведенного страстью до безумия. Выслушай же мои слова и сжалься над моей тоскою и над горем моим!

Когда лев услышал эту речь, он сделал несколько шагов назад, сел, поднял голову на Радость Мира и принялся играть хвостом и передними лапами. Заметив эти движение льва, Радость Мира прочитал такие стихи:

О лев пустыни знойной! Неужели

Меня убьешь ты прежде, чем найду

Я вновь того, кто покорил мне сердце?!

Я не добыча ценная, и даже

Я не жирен — мое иссякло тело

В разлуке с другом, и разбито сердце!

На что тебе такой живой мертвец,

Которому лишь саван будет впору?!

О страшный в битве и суровый лев!

Меня обидев, радость ты доставишь

Моим врагам, завистникам коварным!

Я лишь любовник бедный, утонувший

В своих слезах, и сердце мне разбила

Разлука с другом. Что-то сталось с ним?

О грустные ночей бессонных мысли!

Я сам не знаю, жив ли я еще?

Выслушав эти стихи, лев встал…

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

ЧЕТЫРЕСТА ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Слезами наполнились львиные глаза, после того как он выслушал эти стихи. Лев встал, тихо и кротко подошел к Радости Мира и стал лизать ему руки и ноги.

Потом он сделал знак, приказывая следовать за собой, и пошел впереди. Радость Мира шел за львом, и так шли они некоторое время. Они взобрались на высокую гору, потом спустились с нее и в долине увидели следы каравана. Тогда Радость Мира стал внимательно присматриваться к ним, а лев, увидав, что он нашел то, что ему нужно, оставил его одного и пошел назад своей дорогой.

Что касается молодого человека, то он днем и ночью следил за движением каравана и таким образом добрался до берега бушующего моря.

Тут понял он, что караван продолжил путь свой на корабле, и потерял всякую надежду когда-нибудь найти свою возлюбленную. Тогда он заплакал и поговорил такие стихи:

Моя подруга далеко; терпенье

Мое иссякло — как добраться к ней

Чрез бездны моря? Как мне покориться,

Когда моя вся внутренность пылает

И мирный сон бессонницей сменился?

С тех пор как я родимое жилище

И родину покинул, как в огне

Пылает сердце — о, какою страстью!

О реки полноводные, большие,

О вы, Сейхун, Джейхун[22], и ты, Евфрат,

Как ваши волны, льются эти слезы!

Они текут и заливают все

Страшней дождя и грозных наводнений!

И веки глаз те слезы воспаляют,

От страстных искр опять пылает сердце;

Страстей, желаний бурные толпы

Идут на приступ трепетного сердца,

Побеждены терпения войска!

Я жизнь свою без размышленья отдал,

Чтобы любовь прекрасной заслужить,

Но это лишь ничтожнейшая часть

Опасностей моих и огорчений.

Да не накажет глаз моих судьба

За то, что я в ограде запрещенной

Увидеть мог цветок ее красы,

Прекраснейшей, чем лунное сиянье!

Я был сражен — вонзились в сердце стрелы,

Слетевшие без лука из очей,

Прекраснейших по форме и разрезу.

Я был пленен гармонией движений

И гибкостью, с которой не сравниться

И гибкой ветке ивы молодой.

От всей души ее я умоляю

О помощи в моей печали тяжкой!

Вы видите, как весь истерзан я,

Единым взглядом сгублен я навеки.

И когда закончил, он снова залился слезами и плакал так много, что лишился чувств и долго оставался в таком состоянии. Но, очнувшись, он стал осматриваться и, увидев себя в безлюдной пустыне, со страхом подумал, что может сделаться жертвой диких зверей, и принялся взбираться на высокую гору, с вершины которой, из пещеры, раздавались звуки человеческого голоса. Он внимательно прислушался и узнал, что это голос отшельника, покинувшего мир и предавшегося благочестию.

Подойдя к пещере, он три раза постучался, но отшельник не ответил и не вышел к нему. Тогда он глубоко вздохнул и прочел такие стихи:

Желания любовные мои,

Когда своей достигнете вы цели?

Моя душа, когда ты позабудешь

Твою усталость, горе и невзгоды?

Напасти все обрушились так вдруг

На это сердце, чтоб его состарить

И убелить мне кудри сединами.

И помощи мне неоткуда ждать

В моей любви — ни одного нет друга,

Чтоб облегчил мне гнет моей души.

Как передать моих желаний муки,

С тех пор как Рок преследует меня?

О, сжальтесь, сжальтесь над несчастным бедным

Любовником, покинутым жестоко,

Разлуки чашу выпившим до дна!

В огне все сердце, внутренность пылает,

Мутится разум от тоски разлуки!

Нет дня страшней, чем тот, когда с волненьем

В ее жилище я вошел впервые

И на дверях прочел ее стихи!

Как плакал я! Горячих слез потоки

Впивала жадно черная земля!

Но скрыл я тайну от чужих и близких.

О ты, пустынник, что во тьме пещеры

Приюта ищешь от мирских тревог,

Быть может, сам ты страстию томился,

И разум твой тебя покинул так же?

Но я назло всему на свете

Достигну цели! О, тогда, клянусь,

Забуду я все горе и невзгоды!

И когда он закончил, дверь пещеры внезапно отворилась и кто-то закричал ему:

— Милосердие Аллаха да будет над тобою!

На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.

Но когда наступила

ЧЕТЫРЕСТА ПЯТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Пещерная дверь внезапно отворилась, и кто-то закричал ему:

— Милосердие Аллаха да будет над тобою! Тогда он вошел в пещеру и пожелал мира отшельнику, на что тот ответил ему тем же, а затем спросил:

— Как твое имя?

Он ответил:

— Мое имя Радость Мира!

Отшельник спросил:

— Зачем ты пришел?

Тогда он рассказал свою историю от начала и до конца. Отшельник заплакал и сказал ему:

— О Радость Мира, я уже двадцать лет живу здесь и никогда никого не видел тут с тех пор, как пришел сюда, вот только вчера слышал я плач и шум. И когда посмотрел я в ту сторону, откуда слышались голоса, то увидел толпу людей и палатки на берегу моря. Потом я видел, как люди эти построили корабль, сели на него и исчезли. Немного времени спустя они вернулись, но их было меньше, чем раньше, и они разломали корабль и ушли тем же путем, которым пришли. И я думаю, что ты ищешь, о Радость Мира, именно тех, которые не вернулись, поэтому я понимаю твое огорчение и прощаю тебя. Знай, однако же, что нет на свете влюбленного, который бы не страдал.

И отшельник прочитал такие стихи:

О Восхищенье Света, ты считаешь

Меня свободным от забот и горя,

И ты не знаешь, что огонь страстей

Меня, как ветошь, треплет и кидает.

Узнал любовь я с самых детских дней,

И с молоком всосал я материнским

Любви восторги. Много я любил,

Безмерно много, так что стал известен.

И если бы расспрашивать задумал

Ты обо мне и самое любовь,

Она тебе ответила б: «Я знаю».

Любви я чашу осушил до дна,

Ее томленье горькое изведал,

Я только тень от прежнего меня,

Так извелось, иссохло это тело.

Я прежде был и молод, и силен,

Теперь давно моя пропала сила,

И моего терпения войска

Сложили кости под мечами взоров.

О, не надейся обрести любовь

Без испытаний — исстари ведется

Обратное. Любовь постановила

Для всех влюбленных, что для них забвенье

Преступно, так же как и богохульство.

А когда он закончил, то подошел к Радости мира и обнял его; и оба так плакали, что в горах раздавались их стоны и вопли, а затем оба лишились чувств.

Когда они пришли в себя, то поклялись друг другу быть отныне братьями в Аллахе (да будет Он прославлен!), и сказал отшельник Радости Мира:

— В эту ночь я буду молиться и спрошу Аллаха, как должен ты поступить.

Радость Мира ответил:

— Слушаю и повинуюсь!

Вот все, что случилось с ними.

А с Розой в чаше было вот что. Когда сопровождавшие ее люди привели ее на Гору-ту-что-потеряла-свое-дитя и она вошла в приготовленный для нее дворец, то внимательно осмотрела все его устройство, а потом заплакала и воскликнула:

— О жилище, клянусь Аллахом, ты прелестно, но в твоих стенах недостает мне друга!

Потом, заметив, что на острове есть птицы, она велела своим приближенным расставить силки, чтобы ловить этих птиц, сажать в клетки и приносить клетки во дворец. Приказ ее был немедленно исполнен. Тогда Роза в чаше села у окна и предалась воспоминаниям. И это разбудило в ней прежнюю пламенную страсть, жгучие желания и порывы и заставило проливать слезы сожаления и в то же время вспоминать стихи, которые она и принялась читать вслух:

Кому излить мне жалобы любви,

Что наполняют душу мне, страданья,

Что причиняет мне разлука с другом,

Весь тот огонь, что внутренность сжигает?

Но я молчу, страшусь я сторожей.

Я телом стала тоньше зубочистки,

Спаленная огнем безмерной страсти,

Разлуки скорбью и своей тоской.

Где очи друга, чтоб могли увидеть

Они всю бездну муки и сомненья,

Куда меня ввергает мысль о нем?

Они жестоко все права попрали,

Когда меня сюда перевезли,

Куда прийти возлюбленный не может!

Молю я солнце передать ему

Мои приветы без числа, чтоб утром

И вечером он вновь и вновь их слышал,

Возлюбленный, пред чьею красотой

Сама луна бледнеет от смущенья

И перед чьим воздушным, гибким станом

Смущается и ивовая ветвь!

Когда бы розы походить хотели

На нежные его ланиты, им

Сказала б я: «О розы! Вы бессильны

На милого ланиты походить!»

А свежий рот такую выделяет

Душистую и свежую слюну,

Что охладит и пламя жаркой печи!

Как мне забыть его, ведь он мой друг,

Моя душа, и сердце, и недуг,

И скорбь моя, и врач мой всемогущий!

Но когда наступила темная ночь, Роза в чаше почувствовала, что желания пробуждаются в ней с новою силой…

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

Но когда наступила

ЧЕТЫРЕСТА ШЕСТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

И Роза в чаше почувствовала, что желания пробуждаются в ней с новою силой, а жгучее воспоминание запылало пламенем. Тогда она прочла следующие стихи:

На темных крыльях мне приносит ночь

Все худшие, острейшие терзанья,

И пробуждают страстные желанья

В моей душе мучительную боль.

Вся внутренность моя теперь томится

Разлукою, и жаром я пылаю,

И мрачные меня терзают думы,

И тайну сердца слезы выдают.

Несчастная влюбленная, я чахну,

И все скорблю, и с каждым днем слабею.

А сердца ад пылает все ужасней,

Его огонь мне внутренность палит!

Я пред разлукой не могла проститься

С возлюбленным — о горе! о мученье!

Но ты, о путник, что ему расскажешь

О всех моих терзаньях?

Скажи о том, как тяжко я страдаю, —

Нет сил, нет слов, чтоб это передать!

Клянусь Аллахом, вечно буду верной

Своей любви я, в том клянусь душой!

(Любовный кодекс признает ведь клятвы.)

Свидетельница всех моих бессонниц,

Снеси, о ночь, привет ему ты мой!

Так жаловалась Роза в чаше.

А о Радости Мира поведаю вот что.

Отшельник сказал ему:

— Спустись в долину и принеси мне оттуда побольше пальмового волокна.

И спустился он и принес требуемое волокно; отшельник взял его и сплел из него нечто вроде сети, на которой носят солому; потом сказал он Радости Мира:

— Знай, что в глубине долины растет род тыквы, которая, когда созреет, отсыхает и отделяется от своих корней. Спустись в долину и собери побольше этих отсохших тыкв, привяжи их к этой сети и брось все это в море. Ты же садись на эту сеть, течение понесет тебя в открытое море, и ты достигнешь желаемой цели. И не забывай, что без преодоления опасностей никогда не достигнешь поставленной пред собою цели!

Он ответил:

— Слушаю и повинуюсь!

Отшельник пожелал ему успеха, он же простился с ним и спустился в долину, где и исполнил все ему приказанное.

Когда он на своей сети с тыквами очутился в море, поднялся сильнейший ветер, который быстро понес его, так что скоро скрылся он из глаз. И качали его волны, то поднимая на свои гребни, то погружая в свои разверстые бездны, и так был он игрушкой бури целых три дня и три ночи, пока судьба не выбросила его к самой подошве Горы-той-что-потеряла-свое-дитя. Он очутился на берегу, изнеможенный голодом и жаждой, и походил на цыпленка, у которого закружилась голова; но скоро нашел он неподалеку ручьи с проточной водой, увидел щебечущих птиц и деревья, отягощенные плодами, так что ему было чем утолить голод и жажду. Затем он направился вглубь острова и увидел вдали что-то белое; подойдя поближе, он узнал, что это величественный дворец с крутыми стенами, и, подойдя к воротам, нашел их запертыми. Тогда он сел и не двигался с места целых три дня, после чего увидел, как отворились ворота, из которых вышел евнух и спросил его:

— Откуда пришел ты? И как ты добрался сюда?

Он же ответил:

— Я из Испагани! Я плыл на корабле со своими товарами, но корабль разбился, и море выбросило меня на этот остров.

Услыхав эти слова, невольник стал плакать, а потом бросился на шею Радости Мира и сказал ему:

— Да хранит Аллах жизнь твою, о друг мой! Испагань — моя родина, и там же жила дочь моего дяди, которую я любил с самого детства и к которой был чрезвычайно привязан. Но однажды на нас напало племя, более многочисленное, чем наше, и оно захватило в плен большую часть наших людей, и я достался в добычу. Я был тогда еще ребенком; меня сделали евнухом, чтобы поднять за меня цену, и продали. И вот теперь ты видишь евнуха.

Потом, поздравив Радость Мира с приездом, он ввел его в главный двор дворца.

Здесь был дивный бассейн, окруженный густолиственными деревьями, на которых висели серебряные клетки с золотыми дверцами, а в них приятно щебетали птицы, благословлявшие Творца. Он подошел к первой клетке, рассмотрел ее внимательно и увидел, что в ней сидит горлица, которая сейчас же издала крик, означавший: «О Великодушный!»

Услышав этот крик, Радость Мира упал в обморок; а когда он пришел в себя, то принялся глубоко вздыхать и прочел такие стихи…

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

Но когда наступила

ЧЕТЫРЕСТА СЕДЬМАЯ НОЧЬ,

она сказала:

О Великодушный!

Услышав этот крик, Радость Мира упал в обморок; а когда он пришел в себя, то принялся глубоко вздыхать и прочел такие стихи:

О, если ты, голубка, как и я,

Томишься страстью, призывай Аллаха,

Воркуя нежно: «О Великодушный!»

Как знать могу я: радости ли клик

Иль тяжкий стон измученного сердца

В унылой песне слышится твоей?

Ты стонешь ли о том, что друг далёко,

Или о том, что он тебя покинул,

Печальную и слабую, одну,

Иль потому, что он навек утрачен?

И так был он игрушкой бури целых три дня и три ночи, пока судьба не выбросила его к самой подошве Горы-той-что-потеряла-свое-дитя.

О, если так, не бойся изливать

Ты жалобы свои и всю любовь,

Что наполняет страждущее сердце:

«Пусть друга мне Аллах лишь сохранит,

И я клянусь ему быть вечно верной,

Хотя б лежала я в сырой земле!»

И, прочитав эти стихи, он заплакал, и так плакал, что лишился наконец чувств. А когда он очнулся, то подошел ко второй клетке, в которой увидел вяхиря[23]. И как только заметила его птица, так сейчас же запела:

О Предвечный! Славословлю Тебя!

Радость Мира долго вздыхал и потом произнес такие стихи:

«О, несмотря на все мои несчастья,

Тебя, Предвечный, буду славить я!» —

Так молвил голубь. Я ж надеюсь также,

Что Ты в Своей безмерной доброте

Позволишь с милой мне соединиться

Здесь, на чужой, далекой стороне.

Ее уста — чистейший мед душистый,

И всякий раз, как мне она являлась,

Я весь пылал. Испепелил мне сердце

Любовный жар, кровавыми слезами

Орошены ланиты, и в тоске

Я восклицаю: «Только испытания

Нас укрепляют — я терпеть готов!

И коль Аллах позволит вновь увидеть

Мне милую, я все свои богатства

Отдам за то, чтоб дать приют влюбленным,

Подобным мне! Я выпущу на волю

Всех бедных птичек, и, восторга полн,

Я сброшу тотчас мрачные одежды!»

Когда же закончил, то подошел к третьей клетке и нашел в ней соловья, который, как только увидел его, стал петь. И, слушая его, Радость Мира проговорил такие стихи:

О, как меня пленяет соловей

Своею нежной песнею, похожей

На томное стенание влюбленных!

Жалейте их! Они без сна проводят

Свои все ночи, в муках и тоске!

Им ночь не отдых, утро не отрада —

Так их мученья страстные жестоки!

Едва узнал свою подругу я,

Как был любовью скован; звенья цепи

Из слез моих сковалися горячих,

Что неустанно льются из очей!

И я вскричал: «Я скован весь цепями!

Любовный пыл мой льется через край!

Я весь разбит разлукой! Истощились

Сокровища терпенья моего,

Иссякли силы! Если б справедлива

Была судьба, она б соединила

Меня с подругой! Пусть меня Аллах

Своим покровом скроет, чтобы мог я

Перед подругой обнажить все тело

И показать, как страшно истощили

Меня любовь, разлука и тоска!»

А когда он закончил, то подошел к четвертой клетке и увидел в ней птицу бюльбюль[24], которая тотчас же издала несколько жалобных переливчатых звуков. И, слушая их, Радость Мира глубоко вздыхал, а потом продекламировал:

Игрою нежной струн голосовых

Бюльбюль сердца влюбленные пленяет

И на заре, и при закате алом.

О Восхищенье Света, бедный, томный!

Своей любовью весь ты истомлен!

О, что за песни слух мой услаждают!

Они и камень могут умилить!

А утренний бодрящий ветерок

Летит ко мне, напитан ароматом

Полей росистых и роскошных роз.

О пенье птичек утренней зарею!

О ароматный утра ветерок!

О, как душа восторгами трепещет!

Я о далекой милой вспоминаю —

И слез потоки льются из очей,

И вновь огнем вся внутренность пылает!

О, да дарует наконец Аллах

Влюбленному свидание с подругой

И наслажденье чарами ее!

И после этих стихов Радость Мира сделал несколько шагов…

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

Но когда наступила

ЧЕТЫРЕСТА ВОСЬМАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Он сделал несколько шагов вперед и увидел дивную клетку, которая была красивее всех остальных. В ней сидел дикий голубь, а на шее у него было ожерелье из превосходного жемчуга. И, увидав этого голубя и услыхав его жалобную песню, песню влюбленного узника с печальным и задумчивым взглядом, Радость Мира зарыдал и произнес такие стихи:

О дикий голубь девственных лесов,

Влюбленных брат, товарищ нежных душ,

Привет тебе! О, знай, я обожаю

Прелестную газель с блестящим взглядом,

Проникнувшим мне в сердце так глубоко,

Как лезвие дамасского меча!

Ее любовь мне внутренность спалила,

Недугом тяжким истощила тело.

Уже давно не нахожу я вкуса

В питье и пище и лишен я сна.

Терпенье и здоровье стали чужды

Моей душе — их заменила страсть.

О, как найду в себе еще я силы,

Чтоб жить вдали от милой? Ведь она

Мой свет, и жизнь, и все мое желанье!

Когда голубь услышал эти стихи, он вышел из задумчивости своей, принялся стенать и ворковать так жалобно и печально, что, казалось, слышался голос человека, произносящего следующие стихи:

Любовник юный, ты напоминаешь

Мне дни минувшей юности моей,

Когда меня чудесной красотою

И прелестью цветущих юных форм

Пленял мой друг. Его сребристый голос

Среди ветвей зеленых заставлял

Меня забыть аккорды нежной флейты!

Но вот однажды он попался в сети

Охотника и пойман был. Тогда

Мой друг вскричал: «О сладкая свобода,

О счастье, улетевшее навеки!»

Но я питал надежду, что охотник

Почувствует, быть может, состраданье

К моей любви и друга мне вернет.

Он был жесток! И с той поры страданья

Мои безмерны и мои желанья

Питаются огнем разлуки тяжкой!

О, да хранит Всеблагостный Аллах

Влюбленных жалких, мучимых жестоко

Такою же тоскою, как моя!

Один из них, увидев, как печально

Сижу я в клетке, сжалится, быть может,

И, клетку ненавистную раскрыв,

Вернет меня тоскующему другу!

Тогда Радость Мира обратился к своему другу, испаганьскому евнуху, и сказал ему:

— Что это за дворец? Кто живет в нем? И кто построил его?

Тот же ответил:

— Его построил визирь царя такого-то для своей дочери, чтобы оберечь ее от событий времени и превратностей судьбы. И поселил он ее здесь с ее слугами и приближенными. Здесь отворяют ворота только раз в год, когда нам присылают съестные припасы.

Услыхав эти слова, Радость Мира подумал в душе своей: «Я достиг своей цели. Но как тяжело не видеть так долго милую!»

Это все, что было с ним.

А с Розой в чаше было вот что. С тех самых пор, как привезли ее в этот дворец, она перестала находить удовольствие в пище и питье и потеряла сон. Вместо покоя она еще сильнее стала мучиться страстными желаниями; целые дни бегала она по дворцу и искала какого-нибудь выхода, но поиски эти оставались безуспешными. И однажды, придя в отчаяние, она произнесла такие стихи:

Чтобы меня измучить, заточили

Они меня от милого вдали

И муками ужасными терзают.

Они сожгли мне сердце пылом страсти

И в неприступных башнях заточили,

Построенных на каменной скале,

Средь мрачных бездн бушующего моря.

Ужели этим даровать забвенье

Они хотели?! Ведь моя любовь

От этого окрепла лишь сильнее!

Как я могу забыть?! Ведь всем страданьям

Моим причиной взгляд один, что бросить

Успела я на милые черты!

В печали дни текут мои, и ночи,

Бессонные, полны тяжелых дум!

В разлуке с другом лишь воспоминанье

Мне утешеньем служит. О, когда же

Соединит нас властная судьба?

И потом Роза в чаше умолкла и поднялась на террасу дворца…

На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.

Но когда наступила

ЧЕТЫРЕСТА ДЕВЯТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Она поднялась на террасу дворца и при помощи крепких тканей Баальбека[25], которыми старательно обвязалась, соскользнула вдоль стены на землю. И, одетая в лучшие одежды свои, с ожерельем из драгоценных камней вокруг шеи, она прошла по пустынным равнинам, окружавшим дворец, и таким образом пришла к морскому берегу.

Тут она увидела рыбака, которого морской ветер прибил к берегу и который сидел в своей лодке и удил рыбу. Рыбак также заметил Розу в чаше и, приняв ее за какого-нибудь ифрита, очень испугался и принялся поспешно двигать свою лодку, чтобы уйти как можно дальше от берега. Тогда Роза в чаше стала звать его и, делая ему разные знаки, произнесла следующие стихи:

Рыбак, не бойся, приближайся смело,

Я существо такое же, как ты!

Прошу тебя, внемли моим моленьям

И выслушай правдивый мой рассказ!

О, пожалей меня, и пожалеет

Тебя Аллах и охранит от страсти,

Подобной той, которой я томлюсь,

Когда твой взор случайно упадет

На строгого, безжалостного друга!

Я юношу прекрасного люблю,

Чей дивный лик светлей луны и солнца,

Чей взгляд заставил стройную газель

Воскликнуть робко: «Я его рабыня!»

Такие строки на его челе

Начертаны самою Красотою:

«Кто на него взирает как на светоч

Живой любви — идет прямым путем;

Кто ж от него отходит без вниманья,

Тот совершает грубую ошибку!»

О, если ты меня утешить можешь,

Его вернув любви моей, рыбак,

Как велико мое блаженство будет,

Как благодарна буду я тебе!

Я дам тебе и злата, и каменьев,

И пригоршни жемчужин белоснежных,

И все что есть сокровищ у меня!

Когда ж, когда мой друг меня утешит?

Мое все сердце тает от тоски!

Услышав такие слова, рыбак заплакал, застонал, вспоминая о днях своей юности, когда и его покоряла любовь, и терзали страсть и желание, и жег любовный огонь. И он сам принялся декламировать такие стихи:

Взгляни, как ясно видно оправдание

Моей любви в чертах моих поблекших,

В слезах пролитых и в иссохших членах,

В глазах, угасших от ночей бессонных,

В разбитом сердце, рассыпавшем искры,

Как под огнивом блещущий кремень!

Печаль любви знакома мне, я с детства

Вкушал ее обманчивую сладость.

Теперь готов продать свои услуги

Я для того, чтоб милого найти,

Хотя б пришлось мне рисковать душою!

Но я надеюсь, что доходен мне

Твой будет торг, — возлюбленные ведь редко

Торгуются и спорят о цене!

Рыбак закончил стихи свои, приблизился на своей лодке к берегу и сказал девушке:

— Садись ко мне в лодку, я готов отвезти тебя, куда бы ты ни пожелала!

Роза в чаше села в лодку, а рыбак заработал веслами.

Когда они отплыли от берега на некоторое расстояние, поднялся сильный ветер, и лодка полетела так быстро, что скоро берега уж не стало видно. Но через три дня буря утихла, и милостью Аллаха (да будет славно имя Его!) лодка приплыла к городу, лежавшему на берегу моря.

Между тем в то самое время, как рыбак причаливал к берегу, царь того города, которого звали Дербас, сидел с сыном своим во дворце у окна, выходившего на море, и увидел он причалившую лодку и приметил в ней девушку, прекрасную, как полная луна на чистом небе; в ушах девушки горели подвески из рубинов, а на шее ее было ожерелье из чудных самоцветных камней. И понял Дербас, что это, по всей вероятности, царская дочь или дочь какого-либо властителя, и вместе с сыном вышел он из дворца и направился к морскому берегу через выходившие на море ворота.

В это время лодка уже причалила, и молодая девушка спокойно заснула в ней. Тогда царь подошел к ней и стал смотреть на нее. Она же, как только открыла глаза, заплакала. И спросил у нее царь:

— Откуда ты? Чья ты дочь? И по какой причине ты прибыла сюда?

Она же ответила:

— Я дочь Ибрагима, визиря царя Шамиха. Причина же моего прибытия — необыкновенное и очень странное приключение.

Затем рассказала она царю всю свою историю от начала и до конца, не скрывая от него ничего. А потом принялась глубоко вздыхать и проливать слезы и проговорила следующие стихи:

Царь Дербас, сидел с сыном своим во дворце у окна, выходившего на море, и увидел он причалившую лодку и приметил в ней девушку.

От жгучих слез мои увяли веки.

Ах, надо было много пережить,

Чтобы дойти до тяжкого недуга!

Всему ж причиной мой прекрасный друг,

С которым я досель была не в силах

Своих желаний страстных утолить.

Его лицо так ясно, лучезарно,

Что он прекрасней турок и арабов!

Луна и солнце лишь его узрели,

Как тотчас же склонились перед ним,

Плененные его очарованьем,

Любезностью соперничая с ним.

А взгляд его так полон томной неги

И волшебства, что все влечет сердца, —

Прекрасный лук, натянутый упруго,

Чтоб бросить взгляда острую стрелу!

О ты, кому так точно и подробно

Я рассказала все мои мученья,

О, пожалей страдалицу любви,

Бессильную игрушку бурной страсти!

Увы! Любовь забросила меня

В твою страну беспомощной и слабой,

И на твое лишь я великодушье

Теперь могу надеяться, о царь!

Достойный муж с душою благородной,

Открытый всем, кто ищет в нем защиты,

Всегда достоин высшей похвалы.

О господин, о ты, моя надежда,

Свою спасительную руку протяни

Ты над толпой несчастною влюбленных,

Соединиться помоги им вновь!

Потом сообщила она царю еще некоторые подробности…

На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.

Но когда наступила

ЧЕТЫРЕСТА ДЕСЯТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Она сообщила царю некоторые подробности и, заливаясь слезами, сымпровизировала такие стихи:

Я беззаботно жизнью наслаждалась,

Покуда чуда не свершила страсть!

О, пусть для друга каждый месяц года,

Как Рагаиб[26] в священный месяц будет,

Спокойствия и счастья полн всегда!

Какое чудо странное, что слезы,

Пролитые в печальный день разлуки,

В растопленное пламя обратились

И внутренность сжигают мне огнем!

Кровавые, мучительные слезы

Из глаз моих лились дождем пурпурным

И щеки мне окрасили с тех пор.

И даже ткань, которой вытирала

Я эти слезы, сделалась подобной

Юсуфа пурпурному плащу,

Фальшивою окрашенному кровью!

Когда царь услышал слова девушки, он ни минуты не сомневался в том, что она глубоко страдает от любви; он пожалел ее и сказал:

— Не бойся и не опасайся ничего. Ты достигла цели. Я готов помочь тебе в твоем деле и прислать тебе того, кого ты призываешь. Верь же мне и выслушай то, что скажу тебе.

И царь тотчас же стал декламировать такие стихи:

О дочь прекрасной, благородной крови,

Ты наконец своей достигла цели!

Тебе об этом с радостью вещаю —

Здесь опасаться нечего тебе.

Сегодня же сокровища возьму я

И тотчас же пошлю царю Шамиху.

Под верной стражей воинов моих

Тюки парчи, и с мускусом шкатулки,

И золото, и серебро пошлю я,

И в письмах я изображу искусно,

Как я желаю породниться с ним.

Сегодня же все силы я направлю

На то, чтоб вновь соединилась ты

С возлюбленным. Я сам не раз изведал

Любви печали. И с тех пор умею

И извинить, и пожалеть всех тех,

Кто должен пить из этой горькой чаши.

И, проговорив это, царь пошел к своим воинам и, призвав визиря своего, приказал ему приготовить несметное количество тюков с подарками и двинуться в путь, чтобы отвезти их царю Шамиху, царю Розы в чаше.

И сказал он визирю:

— Кроме того, ты должен непременно привезти оттуда человека по имени Радость Мира. Царю же ты скажешь: «Мой государь желает быть твоим союзником, и союзным договором между тобою и им будет брак одного из приближенных твоих, Радости Мира, и дочери визиря твоего Ибрагима. Поэтому ты должен доверить мне этого молодого человека, и я отвезу его к царю Дербасу, чтобы в его присутствии составить брачный договор».

После этого царь Дербас написал по тому же поводу письмо царю Шамиху, отдал письмо своему визирю, повторил ему свои приказания относительно Радости Мира и сказал ему:

— Знай же, что, если ты не привезешь его ко мне, я отстраню тебя от должности!

И визирь ответил:

— Слушаю и повинуюсь!

И тотчас же пустился в путь с подарками в страну царя Шамиха.

Прибыв к этому царю, он передал ему привет от царя Дербаса и вручил письмо и подарки.

При виде этих подарков и при чтении письма, в котором говорилось о Радости Мира, царь Шамих пролил много слез и сказал визирю царя Дербаса:

— Увы, где теперь Радость Мира?! Он исчез! И мы не знаем, где он теперь находится. Если бы ты мог вернуть его ко мне, о визирь и посланник, я бы дал тебе подарков вдвое больше против того количества, которое ты привез мне.

И, сказав это, царь залился слезами, стонал и рыдал, а потом произнес такие стихи:

Верните мне утраченного друга!

К чему мне все богатые дары,

И золото, и жемчуг, и бриллианты!

Он был моею полною луною

В небесном чистом, лучезарном своде.

Он был мне другом, избранным по сердцу,

Пленительным и нежным в обращенье,

С ним не сравнится стройная газель.

Как ветвь, он гибок, а его манеры —

Цветущей ветви сладкие плоды.

Но даже ветвь, как ни свежа она,

Не так пленяет все умы всевластно,

Как красота безмерная его!

Я с детских лет его любовно холил,

И вот теперь уныл и одинок,

С ним разлучен я и терзаюсь вечно.

Затем он повернулся к визирю-послу и сказал ему:

— Возвращайся к своему государю и скажи ему: «Радость Мира ушел вот уже более года тому назад, и царь, господин его, не знает, что сталось с ним».

Визирь же ответил:

— О государь, господин мой сказал мне: «Если не привезешь Радость Мира, ты будешь отстранен от должности визиря и никогда уже не осмелишься войти в город». Как же посмею я возвратиться без этого молодого человека?

Тогда царь Шамих повернулся к своему визирю Ибрагиму, отцу Розы в чаше, и сказал ему:

— Ты поедешь с визирем-послом и возьмешь с собою усиленный конвой, таким образом ты поможешь ему в поисках, необходимых для разыскания Радости Мира!

И тот ответил:

— Слушаю и повинуюсь!

И немедленно собрал он конвой и в сопровождении визиря-по-сла отправился разыскивать Радость Мира.

Долго путешествовали они, и каждый раз, как попадались им на пути караваны бедуинов, спрашивали о Радости Мира.

И говорили они:

— Не видели ли вы такого-то человека, носящего такое-то имя, а приметы его такие-то?

И люди отвечали им…

На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.

Но когда наступила

ЧЕТЫРЕСТА ОДИННАДЦАТАЯ НОЧЬ,

она продолжила:

Попадались им на пути караваны бедуинов.

И спрашивали они у них:

— Не видели ли вы такого-то человека, носящего такое-то имя, а приметы его такие-то?

И люди отвечали:

— Мы не знаем такого.

И продолжали они спрашивать в городах и селениях и искать в долинах и горах, на полях и в пустынях до тех пор, пока наконец не достигли берега моря. Тогда сели они на корабль, поплыли по морю и в один прекрасный день пристали к Горе-той-что-потеряла-свое-дитя.

Тогда визирь царя Дербаса спросил визиря царя Шамиха:

— Почему эта гора так называется?

Тот же ответил ему:

— Я сейчас объясню тебе. Знай, что однажды, в старинные времена, джинния из рода китайских джиннов спустилась на эту гору. Случилось так, что во время ее блужданий по земле она встретила человека, которого полюбила безумно, отчаянно. Но, опасаясь гнева джиннов своего рода, когда они узнают о ее приключении, она, когда уже не в силах была подавить пламень страсти своей, стала искать какое-нибудь уединенное место, куда могла бы спрятать своего возлюбленного от родственников своих — джиннов, — и наконец нашла эту гору, неведомую ни людям, ни джиннам, потому что стояла она в стороне от всех путей, по которым проходили люди или джинны. Она похитила своего возлюбленного и перенесла его по воздуху на этот остров, где и осталась с ним. И удалялась она отсюда только по временам, чтобы являться среди своих родных, и спешила тотчас же возвращаться тайком к своему милому.

И вышло из этого то, что по прошествии некоторого времени у нее родилось на этой горе множество детей. И вот каждый раз, как плававшие на своих судах купцы проходили мимо этой горы, им слышался детский крик, походивший на жалобные стоны матери. И говорили они себе: «На этой горе, верно, есть мать, потерявшая своих детей своих». Вот почему гору эту так называют.

Услышав это, визирь царя Дербаса был удивлен до крайности. Но они уже вышли на берег, подошли к дворцу и толкнули дверь.

Дверь тотчас же отворилась, и вышел евнух, сразу узнавший господина своего, визиря Ибрагима, отца Розы в чаше. Сейчас же поцеловал он у него руку и ввел его, его спутника и всю свиту во дворец.

Войдя во двор, визирь Ибрагим заметил среди слуг человека жалкого вида, которого он не узнал и который и был Радость Мира. Поэтому он спросил у людей своих:

— Откуда взялся этот человек?

Они же ответили:

— Это несчастный купец, потерпевший кораблекрушение и лишившийся всех своих товаров; ему одному удалось спастись. Впрочем, он человек безобидный, святой, который беспрестанно и с большим рвением совершает молитву.

Визирь не стал больше расспрашивать и вошел во дворец. Он направился в залы дочери, но не нашел ее там. Он спросил о ней у находившихся там ее молодых невольниц, но они ответили:

— Мы не знаем, как она ушла отсюда. Мы можем только сказать тебе, что она оставалась здесь среди нас очень недолгое время, а потом исчезла.

При этих словах визирь пролил обильные слезы и сымпровизировал такие стихи:

О дом, воспетый птичками любовно,

Чей был так горд и радостен порог

До той поры, покуда не пришел к тебе

Влюбленный бедный, горестно рыдая,

И увидал, что дверь твоя раскрыта

И всюду пусто! Ответь же мне,

Куда любовь запряталась моя,

Царившая когда-то здесь всевластно?

Здесь в счастье и почете прежде жили

Достойные вельможи; расстилались

Повсюду шелк, и бархат, и парча!

Увы, увы! Кто может мне сказать,

Какой удел постиг былых хозяев?

И когда закончил эти стихи визирь Ибрагим, он снова принялся плакать, стенать и жаловаться и наконец сказал:

— Невозможно избежать велений Аллаха и нельзя противиться тому, что Им предрешено!

Потом поднялся он на дворцовую террасу и нашел там ткани из Баальбека, привязанные к зубцам ограды и свисающие до самой земли. Тогда понял он, каким образом убежала его дочь, обезумевшая от любви и горя.

И в то же время увидел он двух больших птиц: ворона и сову, и, не сомневаясь, что они предвещают несчастье, он зарыдал и проговорил такие стихи:

К жилищу друга я пришел в надежде,

Что вид его угасит пламя страсти

И утолит мучения мои.

Но вместо друга я узрел — о горе! —

Лишь ворона зловещего с совой.

Их вид мне ясно говорил: «Жестоко

Ты разлучил два любящие сердца.

Теперь черед настал и для тебя

Устами прикоснуться к горькой чаше,

Что их испить заставил ты до дна!

Влачи же дни в слезах и угнетенье!»

И затем сошел он с террасы…

На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.

Но когда наступила

ЧЕТЫРЕСТА ДВЕНАДЦАТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

А затем он сошел с террасы, продолжая плакать, и приказал невольникам идти искать в горах госпожу свою. И невольники повиновались. Но не нашли они госпожи своей.

Вот все, что было с ними.

А о Радости Мира скажу еще вот что. Когда он убедился, что Роза в чаше убежала, он громко вскрикнул и лишился чувств. Видя, что он лежит неподвижно на земле, дворцовые люди подумали, что он находится в молитвенном экстазе и что душа его утопает в созерцании Всевышнего. Вот все, что было с ним.

Что же касается визиря царя Дербаса, то, когда он увидел, что визирь Ибрагим потерял всякую надежду разыскать дочь свою и Радость Мира и что сердце его глубоко поражено, он решился вернуться в город царя Дербаса, несмотря на то что не мог исполнить возложенного на него поручения. Попрощался он с визирем Ибрагимом, отцом Розы в чаше, и сказал ему, указывая на молодого человека:

— Мне очень хотелось бы увезти с собой этого святого. Может быть, благодаря его заслугам на нас снизойдет благословение, и Аллах (да будет славно имя Его!) тронет сердце царя, господина моего, и помешает ему лишить меня должности. Я же после этого не забуду отвезти этого святого человека в Испагань, родной город его, находящийся не особенно далеко от нашего края.

Визирь Ибрагим ответил ему:

— Делай как хочешь!

Затем визири расстались, и каждый из них направился в свою страну, а визирь царя Дербаса взял с собою молодого человека, далекий от мысли, что это и есть Радость Мира. Он поместил его на мула ввиду глубокого обморока, в котором находился молодой человек.

Этот обморок продолжался еще три дня во время пути, и Радость Мира совершенно не знал, что творится вокруг него. Наконец он пришел в себя и спросил:

— Где я?

Ему ответили:

— Ты в обществе визиря царя Дербаса.

Потом пошли объявить визирю, что святой человек пришел в себя. Тогда визирь послал ему сладкой розовой воды, которой и напоили его, что окончательно его оживило. После этого продолжили путь и прибыли в город царя Дербаса.

Царь Дербас тотчас же послал сказать визирю своему:

— Если Радость Мира не приехал с тобой, не смей показываться мне на глаза!

Получив такой приказ, бедный визирь уж и не знал, что ему делать. Действительно, ему было неизвестно, что Роза в чаше находится у царя, не знал он также, почему царь желает разыскать Радость Мира и породниться с ним; неизвестно ему было также и то, что Радость Мира при нем и он и есть тот молодой человек, который подвержен таким продолжительным обморокам.

Когда же визирь увидел, что Радость Мира пришел в себя, он сказал ему:

— О божий человек, я желаю прибегнуть к твоим советам в затруднительных обстоятельствах, в которых нахожусь теперь. Узнай, что царь и господин мой посылал меня с поручением, которое я не смог исполнить. Теперь же, когда ему сказали, что я вернулся, он прислал мне письмо, в котором сказано: «Если тебе не удалось выполнить мое поручение, ты не должен возвращаться в мой город».

Молодой человек спросил:

— А в чем заключалось это поручение?

Тогда визирь рассказал ему все, а Радость Мира сказал ему:

— Ничего не бойся. Иди к царю и возьми меня с собой. Я же беру на себя доставить сюда Радость Мира.

Визирь очень обрадовался и сказал:

— Правду ли ты говоришь?

Тот ответил:

— Разумеется!

После этого визирь сел на лошадь и вместе с ним поехал к царю.

Когда оба они явились к нему, царь спросил у визиря:

— Где Радость Мира?

Тогда святой человек выступил вперед и ответил:

— О великий царь, я знаю, где находится Радость Мира.

Царь велел ему подойти поближе и, сильно волнуясь, спросил:

— Где же он?

Тот ответил:

— Очень близко отсюда. Но скажи мне прежде всего, зачем он тебе нужен, я же поспешу привести его и представить между рук твоих.

Царь сказал:

— Без сомнения, я с удовольствием скажу тебе это; но дело такого рода, что о нем следует говорить с глазу на глаз.

И тотчас же велел он всем удалиться, увел молодого человека в дальнюю залу и рассказал ему всю историю от начала и до конца.

Тогда Радость Мира сказал царю:

— Вели принести мне роскошную одежду и дай мне надеть ее. Я же сейчас приведу к тебе Радость Мира.

Царь велел немедленно принести роскошное одеяние, а Радость Мира оделся и воскликнул:

— Я и есть Радость Мира, бедствие завистников!

И с этими словами, пронзая сердца своим прекрасным взором, он сымпровизировал следующие стихи…

На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.

Но когда наступила

ЧЕТЫРЕСТА ТРИНАДЦАТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

А с этими словами, пронзая сердца своим прекрасным взором, он сымпровизировал следующие стихи:

Воспоминанье о моей подруге

Мне не дает предаться огорченью,

В разлуке долгой я не одинок!

Источника иного я не знаю,

Как слез моих источник, но, пока

Из глаз моих струится он обильно,

Он тяжкую мне муку облегчает!

Мои желанья так сильны, что с ними

Ничто не может силою сравниться.

О, как странна и в дружбе, и в любви

Моя судьба! Мои бессонны ночи,

И ввергаюсь я то в ад, то в рай!

Я прежде был покорен и спокоен,

Но добродетель эту я утратил,

И дар один оставила мне страсть —

Безмерную печаль. Иссохло тело,

И изменились все мои черты

От горечи разлуки и страданья.

Мои глаза воспалены слезами,

И все ж я слёз не в силах удержать,

Ах, силы нет, и сердце все изныло!

Несчастий тень сгущается все больше!

И голова, и сердце постарели

И убелились ранней сединой

От горького томления разлуки

С прекраснейшей из всех подруг прекрасных.

Она со мной рассталась — увы! —

Лишь поневоле; вся ее отрада

Теперь лишь в том, чтоб вновь узреть меня.

Но как узнать, за долгою разлукой

Наступит ли желанное мгновенье,

Заменит ли суровая судьба

Разлуки скорбь восторгами свиданья?

И как узнать, увижу ли я вновь

В родном жилище милую подругу

Веселою и резвой, как бывало,

Изведаю ли счастье и любовь?

Когда Радость Мира закончил, царь Дербас сказал ему:

— Клянусь Аллахом, я вижу теперь, что вы оба любите друг друга одинаково сильно и одинаково искренно. Поистине, вы два лучезарные светила в небе красоты! Ваша история необыкновенна, а приключения изумительны!

Затем царь подробно рассказал ему все о Розе в чаше. А Радость Мира спросил его:

— Можешь ли теперь сказать мне, где она находится?

Царь ответил:

— Она у меня во дворце!

И тотчас же велел он привести кади и свидетелей и приказал им составить договор о браке Розы в чаше и Радости Мира. Затем он осыпал его почестями и благодеяниями и немедленно отправил к царю Шамиху гонца с известием обо всем случившемся с Радостью Мира и Розою в чаше.

Когда царь Шамих получил это известие, он чрезвычайно обрадовался и послал царю Дербасу письмо, в котором сообщал: «Так как брачный договор уже составлен, я желаю, чтобы свадьба и свадебный пир проходили в моем дворце».

И тотчас же приказал он приготовить верблюдов, лошадей и людей и послал их за нареченными молодыми супругами.

По прибытии этого конвоя и по получении письма царь Дербас подарил молодым значительные суммы денег, дал им великолепный конвой и простился с ними. И уехали они.

Всем запомнился день их прибытия в Испагань, где царствовал царь Шамих. Никогда еще в этом городе не переживали более прекрасного или даже подобного дня!

Чтобы отпраздновать свадьбу, царь Шамих созвал всех музыкантов и задал большие пиры. И три дня продолжались празднества, во время которых царь роздал народу много денег и многим подарил почетное платье.

Что касается новобрачных, то вот что скажу о них. Радость Мира по окончании первого брачного пира вошел ночью в брачный покой Розы в чаше, и они бросились друг к другу в объятия, и были они так счастливы, что много плакали от радости. И Роза в чаше сымпровизировала такие стихи:

На смену скорби радость к нам явилась;

Мы снова вместе, и посрамлены

Завистники злокозненные наши.

Свидания душистый ветерок

Нам освежил измученное сердце

И тело, истомленное разлукой.

На наших лицах счастие цветет,

Вкруг нас звучат восторженные клики,

Гремят литавры и грохочут трубы!

Не думайте, что плачем мы от горя,

О нет, от счастья льются слез ручьи!

Каких страданий мы не испытали

И как покорно мы переносили

Мучения ужасные свои!

Но в миг свиданья все забыты муки,

Вся злая скорбь томительной разлуки!

А когда была закончена эта импровизация, они прижались к друг другу и обнялись, и долго длились их объятия, пока не упали они, истомленные счастьем и наслаждением.

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

Но когда наступила

ЧЕТЫРЕСТА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

И когда была закончена эта импровизация, они прижались к друг другу и обнялись, и долго длились их объятия, пока не упали они, истомленные счастьем и наслаждением.

Когда они успокоились, Радость Мира прочел следующие стихи:

— О ночь любви, о миг, давно желанный,

Когда любовник может наконец

Отдаться ласкам любящей подруги!

Мы навсегда теперь съединены,

И наши цепи тяжкие разбиты.

Безжалостно сперва нас покарав,

Судьба теперь нам снова улыбнулась

И с радостью дарит свои блага.

И в упоенье сладкого свиданья

Мы о минувших муках говорим,

Бессонные припоминаем ночи,

Потоки слез, пролитые в тоске…

— О господин, забудем все страданья,

И пусть Податель всевозможных благ

Вольет нам в души сладкое забвенье!

Как жизнь сладка! О, как прекрасна жизнь!

И после этих стихов снова обнялись они на своем брачном ложе в порыве сладострастия; и продолжали они свои ласки и тысячи милых игр, пока не утонули в море бурной любви. И их наслаждение, их счастье, их радость были так сильны, что прошло семь дней и семь ночей, а они не замечали течения времени и его перемен, как будто прошло не семь суток, а один только день. И лишь тогда, когда увидели музыкантов, поняли они, что наступил седьмой день их брачной жизни.

С беспредельным одушевлением сымпровизировала тогда Роза в чаше следующие стихи:

О, как меня ревниво ни хранили,

Я все ж успела другом овладеть.

На бархате и шелке непорочном

Отдался мне он в ласках бесконечных,

На чудном мягком ложе пуховом!

Что мне вино, когда любовник пылкий

Меня пьянит слюною сладострастья!

Прошедшее смешалось с настоящим,

И мы в забвенье дивном утонули!

Не чудо ли, что целых семь ночей

Промчалися над нашей головою

И их заметить не успели мы?!

А между тем сегодня поздравленья

Приносят мне любезные друзья

С седьмым уж днем, желая: «Да продлит

Аллах навеки ваш союз счастливый!»

Когда она прочла эти стихи, Радость Мира поцеловал ее без счету, потом проговорил:

О счастья день, о день благословенный!

Со мной подруга, я не одинок!

О, как ее отрадно приближенье,

Как речь ее разумная чарует!

Я пью с восторгом сладостный шербет

Ее любви! Восхищены безмерно

Мои все чувства тем напитком дивным!

Мы счастием и радостью цветем,

Мы распростерлись в чудном опьяненье

На нашем ложе, и за полной чашей

Запели мы! И в опьяненье счастья

О времени забыли мы совсем!

О, пусть любовь пленяет вечно нас!

Со мной подруга делит наслажденья

И, как и я, забыла навсегда

Всю горечь дней, в разлуке проведенных!

Как и меня, ее призрел Аллах!

И, покончив со стихами, они оба встали, вышли из брачной залы и стали раздавать всем слугам во дворце большие суммы денег, великолепные одежды и разные подарки. Затем Роза в чаше приказала своим рабам очистить хаммам для нее одной и сказала Радости Мира:

— О свежесть глаз моих, я хочу видеть тебя наконец в хаммаме и быть там с тобой вдвоем.

И, полная беспредельного счастья, она прочла такие стихи:

О милый мой, не стану вспоминать

Я о былом, в моем царишь ты сердце!

Я без тебя не в силах больше жить,

Никто, никто тебя мне не заменит!

Взойдем в хаммам, о свет моих очей!

То будет ад средь наслаждений рая!

Мы будем нарда жечь благоуханья,

Пока паров душистых аромат

Не разнесется легкими волнами.

И мы судьбе простим ее удары,

И мы прославим благости Творца!

И я спою: «Да будет жар хаммама

Тебе, о милый, легок и отраден!»

И новобрачные отправились в хаммам, где могли приятно провести время. А потом вернулись они во дворец, где и прожили всю свою жизнь в блаженстве и счастье до той минуты, когда посетила их вечная разлучница и разрушительница радостей — смерть. Слава Вечному и Неизменному, в Котором сосредоточивается все сущее!

— Но не думай, о царь благословенный, — продолжала Шахере-зада, — что этот рассказ походит на волшебную историю деревянного коня!

А царь Шахрияр сказал:

— О Шахерезада, меня восхитили новые стихи, которыми обменивались эти верные любовники! Поэтому я готов выслушать твою волшебную историю, которая мне еще неизвестна!

И Шахерезада сказала:

Загрузка...