В потемках

ГЛАВА ВТОРАЯ

На южных окнах вблизи западного портала сохранились наиболее старинные витражи. Только ради того, чтобы взглянуть на них, стоило пересечь океан. Самые лучшие цветные и объемные репродукции и фотографии не давали верною представления о красках. На копиях запечатлевался лишь один миг, а витражи не были застывшими, они жили постоянно. От освещения менялась не только яркость и прозрачность многоцветных стекол, но по-другому смотрелось все изображение. Свет то приглушал одни детали, то, напротив, высвечивал их.

На эти витражи Ивоун не мог насмотреться. Чтобы не утомлять ноги, он принес сюда стул.

Порядок в храме он давно навел. На это ушло несколько дней. Он н прежде любил бродить по пустому собору. Правда, совсем пусто, как теперь, здесь никогда не бывало. Ему и сейчас беспрерывно мерещились звуки: то шорох чьих-то шагов в отдалении, то музыка церковного гимна, проникающая из подземных ал та пей сквозь потайные колодцы в стенах. Средневековый храм воздвигали на развилина я древнего, языческого. Про алтари и молельни, замурованные в фундаменте, вскоре позабыли. Заново их открыли лишь в середине прошло jo века, когда прокладывали новый водосток. Заброшенные, засыпанные песком, старые молельни расчистили, провели вентиляцию, заново освятили древние алтари. После этого там начали справлять службы Масть подземных галерей и камер превратили в склады.

Ивоуну почудились тихие голоса, шедшие вроде бы из ближней исповедальни. Вначале он не придал им никакого значения: он уже привык, что в пустом храме постоянно слышатся посторонние звуки Лишь услыхав, как снаружи торкнулись в дверь, он отвлекся от витража.

— Нам ничего не сделать. Конечно же, там никого нет, — явственно послышался Ивоуну женский голос.

Ивоун и сам не мог объяснить, как это получалось, но по голосу он мог составить более точное представление о человеке, чем по его внешности. Вот и сейчас, по двум лишь фразам за дверью храма, он вообразил себе женский облик, взволновавший его. А Ивоун был искренне убежден, что такое уже невозможно. Ежедневно он видел сотни туристок. Среди них попадались настоящие красавицы. Верно, не часто, но попадались. Только, увы, самыми красивейшими из них он мог любоваться, лишь пока они не раскрывали рта. Первые же звуки голоса губили их в представлении Ивоуна.

Женский голос, подобный только что услышанному, грезился ему в сновидениях. Правда, давно, еще в ту пору, когда он был молод и греховные сны нет-нет да и смущали его.

— Может быть, мы найдем там хотя бы медикаменты.

Лишь за одно Ивоун мог поручиться: тот, кто произнес последнюю фразу, волевой и сдержанный человек, и сейчас, в эту минуту, он испытывает мучительную боль.

— Но как мы попадем внутрь? — В женском голосе прозвучали усталость и отчаяние.

— Подождите, я помогу вам, — подал голос Ивоун.

— Там люди. — удивилась женщина.

— Да, да, — подтвердил Ивоун, весь захваченный обаянием ее голоса.

Им вовсе не обязательно ломиться в дверь — есть же запасной вход. Он растолковал, как пройти к лестнице. Сам отправился встречать.

Ему нужно было пересечь почти весь храм. В мраморной купели от последней службы осталась неслитая вода. В сумраке она блестела, точно зеркало. Он непроизвольно задержался здесь. В глубине отражения разноцветно сверкали витражи, неясно вырисовывались колонны и скульптуры. Собственное отражение Ивоун разглядел не вдруг. Лицо худощавое, продолговатое, рассечено несколькими глубокими морщинами. Возраст по внешности определить трудно. Уверенно можно сказать лишь — не меньше сорока пяти. И в чертах вроде бы заметно благородство. Это он придумал не сам: многие уверяли, что он похож на одного знаменитого актера. А тот обыкновенно играл роли отважных и благородных героев.

«Дурак. Старый дурак», — мысленно произнес Ивоун своему отражению.

Когда он поднялся на галерею, мужчина и женщина находились в ограде, перелезали через загромождения разбитых машин. Сверху он подсказывал им, где меньше завалы. Правая рука у мужчины висела на перевязи, раненое плечо еще кровоточило. Видимо, повязку сделали наспех из того, что нашлось под рукой. Похоже, что на нее ушли рукава от женского платья — они явно оторваны. Женщина была проворна, легко взбиралась поверх кузовов и помогала мужчине. С виду ей не больше двадцати шести лет, определил Ивоун. Наконец они достигли нижних ступеней.

Прежде всего Ивоун привел их к купели — здесь можно промыть рану под краном. Сам поспешил в кладовую за медикаментами. Вот и понадобились его запасы. Шум воды, текущей из крана, разносился в пустоте. Ивоуну слышались голоса.

— Больно? — спрашивала женщина, и Ивоун страдал вместе с нею.

— Вытерплю, — заверил мужчина.

— Господи, как только нас угораздило. Кажется, еще один осколок…

Некоторое время длилось напряженное молчание. Ивоун непроизвольно замедлил шаги. Он не переносил вида чужих страданий, боялся, что ему станет дурно, если он увидит обнаженную рану.

— Слава богу, извлекла.

По голосу совершенно ясно, каких мучительных усилий стоила е эта операция…

Ивоун с полминуты уже находился невдалеке от купели, не смея приблизиться к ним. Бинт, вату и склянки с настоями он положил на мраморную приступку — женщина могла свободно дотянуться до всего.

— Да подойдите же, помогите, — измученным голосом позвала его женщина.

Ивоун сделал еще два шага и застыл рядом с нею, ощущая ее прерывистое дыхание, готовый выполнить любую команду. Он не смел только взглянуть на рану.

— Подайте пинцет. Какой же вы бесчувственный!

Несправедливость обвинения, к тому же произнесенного ее голосом, потрясла Ивоуна.

Он выполнял все ее команды, по возможности стараясь не смотреть на окровавленную руку. Мужчина держался стойко, пытался да же острить. И только крупный пот, выступивший у него на лбу, выдавал, каких усилий стоило ему показное мужество.

— Вот и все, — сказала женщина, закончив перевязку.

Ивоун облегченно вздохнул и осмелился взглянуть на забинтованную руку. Однако тут же отвел глаза: свежая кровь проступила сквозь повязку.

— Найдется у вас что-нибудь снотворное? — спросила женщина Уже одно то, что она обратилась к нему без недавней раздражительности, обрадовало Ивоуна.

— Конечно. Я захватил.

— Спасибо. Извините, пожалуйста, я обидела вас напрасно.

— Что вы, что вы, — пробормотал он.

— На вот, прими, — повернулась она к пострадавшему. — Тебе необходимо уснуть.

— Ничего, перетерплю, — сказал тот, но все же принял таблетку. — Через три дня зарастет, как на собаке.

— Зарастет, — согласилась она. — Боюсь только — трех дней будет мало. Оставаться долго здесь опасно.

— Ты слишком мрачно настроена.

— Рада бы стать оптимисткой, да нет основании. Где здесь можно прилечь отдохнуть? — обратилась она к Ивоуну.

— Удобней всего в исповедальне, — указал он на крытую черным сукном кибитку северного придела. — Есть еще несколько исповедален, — прибавил он на тот случай, если окажется, что им нужны отдельные спальни. Похоже, верно, что они близки между собой, но как знать. — Переносные кровати есть в подвале. Я принесу — они не тяжелые.

Он чуть не сломя голову кинулся к лестнице. Возвращаясь с двумя складными койками, на лестнице почувствовал слабую одышку.

«Что это на меня нашло? Веду себя совсем как мальчишка».

Женщина спускалась навстречу ему.

— Хочу помочь вам.

— Да право же, это такой пустяк.

— Нет, дайте мне, пожалуйста одну, — почти отняла она у нею складную койку.

— Придется еще раз спуститься. Я совсем позабыл о постелях. Это добро держали здесь для паломников, — пояснил он.

На лестничном повороте она задержалась.

— Ради бога, не сердитесь на меня за давешнее, — вторично повинилась она. — Я устала, измучилась… Впрочем, это не оправдание.

— Почему вы очутились в городе сейчас? — спросил Ивоун. Ему казалось чудовищным и несправедливым, что она просит у него прощения.

Женщина обрадовалась вопросу.

— Мы с Силсом давно мечтали побывать в Пиране. Вернее, я мечтала. Он-то уже бывал. Он всюду успел.

При этих словах она взглянула на Ивоуна так, будто ждала от него подтверждения.

А ведь и в самом деле лицо мужчины показалось Ивоуну знакомым. Он только не придал этому значения сразу. Уж не киноактер ли знаменитый?

— Теперь настала моя очередь. — продолжала женщина после Недолгой заминки. — Такой кошмар! Кто бы мог подумать!

— Люди предпочитали не думать о будущем. Оптимизм — наше национальное свойство.

— Увы, наше тоже. — признала женщина.

«Выходит, иностранка, — про себя отметил Ивоун. — А по выговору этого не скажешь».

Молчание затянулось. Тревожная мысль изменила выражение ее лица. Видно стало, что давеча он ошибся — ей больше двадцати лет. Она уже хорошо знает боль разочарований. И только ее оголенные руки, глядевшие из-под оборванных рукавов, были по молодому налиты упругой крепостью, точно у спортсменки. Ивоун помог ей установить переносные койки. Они заняли почти всю кибитку, проход между ними был совсем узким.

Вместе спустились в подвал за постелями. На этот раз оба молчали, не возобновляя разговор.

Расстелив постели и уложив раненого, она вновь сама разыскала Ивоуна. Он, впрочем, никуда в не уходил, стоял посреди храма, делал вид, что рассматривает витражи.

— Благодарю вас, — сказала она. — Не знаю, что бы мы делали, не встретив вас. Почему вы здесь? Один?

— Я всегда был один, — уклонился он от прямого ответа.

— Господи, как давно я мечтала побывать здесь. Воображала, как войду в собор, как растеряюсь от внезапности, оттого что мечта сбылась, как молча буду ступать по каменным плитам, слушать орган. Проведу здесь неделю, чтобы освоиться, привыкнуть, иначе растеряюсь, когда…

Она вдруг замолчала и поглядела на Ивоуна.

— Одной недели мало, — сказал он машинально.

— Вы правы. Мало. Однажды мне в руки попалась книга об этом храме… Я и прежде многое читала, заглядывала в путеводители. Но с этой книгой ничего нельзя сравнить. В ней есть… есть настоящее вдохновение. Так мог написать лишь человек до безумия влюбленный в храм, в его историю, в его красоту. Мне кажется, я способна понять его.

Она замолчала. Ее взгляд был обращен кверху, на витражи южных окон.

— Здесь есть какое-то волшебство, не иначе, — сказала она. — Мне кажется, что люди, которые создавали это, должны были испытывать нечто… Я не могу выразить этою чувства словами.

«Не сплю ли я?» — подумалось ему. Всю жизнь мечтал он о подобной встрече, встрече с чувствующей душой, родственной его собственной. В мечтах это всегда была женщина, прекрасная женщина. И вот мечта сбылась — встретил. Он невольно хмыкнул. Очень уж не вовремя сбылась его мечта.

Она поглядела на него смущенно.

— Вам смешна моя восторженность?

— Ничуть. Это вы должны рассмеяться над старым дуралеем. Вы сейчас сделали меня счастливейшим из смертных.

— Счастливейшим? — поразилась она.

— Да, именно. — Он улыбнулся ей. — Это смешно. Но я тридцать лет мечтал встретить хоть одного человека, способного испытывать те же чувства, какие испытываю сам… Мое имя Ивоун Раст.

— Так это вы! — Она внимательно посмотрела в его лицо. — Конечно же вы. Как только я не сообразила сразу. Кто же еще мог остаться здесь, кроме вас?

— Вам это не кажется смешным?

— Помилуй бог. Я так понимаю вас.

Он испугался, что у него вот-вот могут брызнуть слезы и отвел взгляд в сторону.

— Вам следует что-то предпринять. — сказал он. — Я остаюсь здесь — это решено. А вам. Вам необходимо что-то предпринять, не откладывая. Иначе будет поздно.

— Иначе будет поздно, — эхом повторила она его последние слова. — Как только у Силса затянется рана, мы попытаемся выбраться. Боюсь, что несколько дней нам придется побыть вашими гостями…

Неожиданно забарабанили в дверь.

— Эй! — послышалось снаружи. — Есть здесь кто-нибудь?

Они поспешили к выходу. Человек приоткрыл створ и протиснул руку. Ладонь была черной от мазута.

— Не надрывайтесь понапрасну. — сказала женщина. — В церковной ограде с южной стороны увидите лестницу. По ней можно взобраться на галерею.

— Понял. Есть там еще кто-нибудь?

— Кто вам нужен?

— Мужчина с сильными руками.

— Здесь двое мужчин, но у одного повреждена рука — рассчитывать на его помощь нельзя, а у другого…

Она замялась. Ивоун пришел ей на выручку:

— А у второго мужчины нет сильных рук. Если вам нужно перетаскивать тяжести, он плохой помощник.

— Что у вас там случилось? Кто-нибудь пострадал? — спросила она. — Может быть, мы все вместе…

— Это мысль, — подхватил мужчина за дверью. — Втроем мы осилим. Я один волок пять кварталов, и ничего. Но я совсем выбился из сил.

— Продвигайтесь в ограду, мы отправляемся навстречу вам.

— Нам не хватает еще одного пострадавшего — будет лазарет, — civil зал а она, когда они отошли от входа.

Они поднимались уже по винтовой лестнице на галерею, когда женщина внезапно остановилась.

— Пожалуй, мне уже пора представиться, — сказала она. — Зовите — меня Дьела.

Ивоун, слегка растерявшись от неожиданности, пожал ее руку. К его удивлению женские пальцы оказались сильными и твердыми.

— Очень рад, — сказал он.

Ее мгновенный пристальный взгляд смутил его: женщина явив ожидала другой реакции.

Когда они поднялись, незнакомец находился уже в ограде. Это был сухопарый рослый детина в рабочем комбинезоне. В его движениях замечалась детская неуклюжесть, а вместе с тем он ни разу не оступился, не подскользнулся и вообще одолевал препятствия довольно легко — К тому же еще волок на горбу какой-то громоздкий короб, смахивающий на детский автомобиль.

— Слава богу, пострадавших не видно, — облегченно вздохнул Ивоун. Видеть снова кровь ему не хотелось.

— Если не считать того, что парень спятил с ума, — сказала Дьела, — то пострадавших и верно нет. Бросьте эту дрянь! — крикнула она.

Карабкаться через наваленные автомобили Ивоун и Дьела посчитали необязательным, предоставили полоумному детине мучиться со своей ношей в одиночку. Лишь когда он достиг лестницы, помогли ему затащить коляску наверх.

— А без этой игрушки вы не могли обойтись? — вторично поинтересовалась Дьела.

Мужчина обиделся, совсем по-детски надул губы.

— Это отнюдь не игрушка, — возмутился он. — Вы сами скоро убедитесь.

Втроем на винтовой лестнице поместиться негде. Детина взгромоздил коляску на загорбок — она была довольно-таки тяжелой — и, пригнувшись, начал спускаться вниз.

— Пожалуйста, придерживайте, — взмолился он. — Я могу повредить мотор. Какой болван строил такие тесные лестницы?

— Средневековые строители не подумали, что в храм придется затаскивать автомобили.

Ивоун поймал себя на том, что говорит в несвойственной ему манере. Не будь рядом женщины, ему бы и в голову не пришло острить.

Наконец, они спустились вниз. Незнакомец бережно установил свою тележку на каменные плиты пола. Чем-то эта игрушка была для него необычайно дорога. Он словно не замечал ничего вокруг, занимался только ею. Возможно, он и в самом деле спятил. Но, судя по его на редкость добродушному выражению лица и какой-то располагающей к себе детской неуклюжести, новый компаньон не представлял опасности для окружающих. Пусть малый почудит. В конце концов, он никому не мешает со своей тележкой.

— Вода тут есть? — незнакомец на минуту поднял голову.

— Сколько угодно. — Ивоун показал в сторону купели. — Пейте на здоровье.

Ивоун и Дьела перестали обращать на него внимание.

Они оба позабыли про чудака и его коляску, как вдруг позади алтаря раздался дикий треск, напомнивший пулеметную стрельбу. Треск вскоре затих — внутри храма разносилось урчание мотора.

Игрушечную машину трясло от напряжения. Для ее размера мотор был слишком сильным. Долговязый устроился на сидении. Непонятно, как ему это удалось. Зрелище было забавным. Детина дернул за какой-то рычаг — коляска затряслась в предсмертных судорогах, казалось, вот-вот должна развалиться. Неожиданно она рванулась с места и, вихляя из стороны в сторону, помчалась вдоль центрального прохода. Полоумный детина едва не врезался в кафедру, чудом развернул свою игрушку и покатил по боковому проходу вдоль северного нефа, позади колоннады. Ему было где разогнаться. Он сделал два полных круга и остановился возле Ивоуна и Дьелы. Автомобильчик запустил в вышину собора гулкую трель, чихнул и затих. Лицо детины выражало детский восторг.

— Ну, как? — весь светясь от блаженства, спросил он.

— Забавная игрушка.

Ивоун решил пока ни в чем не перечить ему.

— Игрушка! — воскликнул тот обиженно.

— Простите. — поспешил Ивоун загладить ошибку. — Не знаю, как назвать. Кстати, как ваше имя?

— Брил, — коротко бросил тот. — Это отнюдь не игрушка. Это — мое изобретение.

— Очень своевременное и нужное изобретение. — Ивоун опять поймал себя на том, что пытается острить.

— Вот… Видите, — Брил произнес это торжествующим тоном так словно обращался к кому-то еще, кроме Ивоуна и Дьелы. — Я верил что меня поймут. Позвольте пожать вашу руку, — подскочил он Ивоуну.

Ладонь Брила, по-прежнему в мазуте, была немного липкой.

— До каких пор можно загрязнять воздух отходами бензина! — воскликнул он.

— Ваша работает без горючего?

— Как? — поразился изобретатель. — Разве вы не видели? Я ж заливал воду. Простую воду!

— Да, совершенно верно, — подтвердил Ивоун. все еще ничего m понимая.

— Я задался целью изобрести двигатель на воде. И вот, — торжествующе указал Брил на свое уродливое детище. — Это же так просто Ио когда я пришел к этим чурбанам в патентное бюро — меня просмеяли. Тогда у меня не было модели, одни выкладки. И они не поверили. Не захотели даже смотреть. Не понимаю, почему раньше никому н приходило в голову. Вода заключает массу энергии. Нужна лишь вы сокая начальная температура, чтобы начался распад. Для этого я использовал обычный бензин. Его расход будет пустячным. А затем…

Брил торопился изложить суть своего изобретения. Но Ивоун не слушал: в технике он не разбирался.

— Если вы хотите запатентовать изобретение, вам нужно немедленно выбираться из старого города.

— Но я же не смогу идти с ней так далеко.

— Бросьте. Сделаете новую модель.

— Не знаю, чего вы добиваетесь…

— Вы заподозрили: не хочу ли я присвоить вашу модель? — разгадал Ивоун сомнения изобретателя. — Уничтожьте ее.

— Уничтожить?! Вы предлагаете уничтожить?

— В общем, это ваше дело, поступайте, как хотите.