В потемках

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Ивоун пробудился от жуткого грохота и не смог понять сразу приснилось ему или же грохот был на самом деле. Звучание вибрирующих труб органа убедили его, что это был не сон. Он отдернул занавесь и посветил фонариком. Слабый луч не достиг противоположной стены собора, в свет попадали только ближние ряды скамей. Посредине храма Ивоуну померещилась чья-то тень.

— Кто там?

На его голос отозвалась одна подкупольная пустота.

Из другой исповедальни, где расположились на ночлег Дьела и Силс, также блеснул луч света, увязнувший в темноте. В третьей исповедальне безмятежно храпел Брил. Недавний грохот не разбудил его. А может быть, и грохот, и мелькнувшая тень пригрезились? Но нет. На этот раз Ивоун отчетливо расслышал быстрые шаги и, повел лучом, на мгновение увидал фигуру бегущего человека. Тот сразу же отпрянул за колонну. Ивоун в ночной пижаме, обув башмаки на босу ногу, направился в сторону колонны, за которой скрылся неизвестный. Из другой исповедальни наперерез ему двигалась Дьела.

— Кто там? Выходите. Вам не причинят вреда, — сказал Ивоун вдруг ощутив опасность.

Из-за мраморной колонны вынырнул человек. В руке у нег что-то блеснуло.

— Не смейте! Сейчас же бросьте свой кинжал! — крикнула Дьела. — Вы с ума сошли.

— Кто вы такие? — хриплым голосом с заметным южным акцентом спросил неизвестный. Видимо, женский голос смутил его. — Вас поставили сторожить? Живым я не дамся.

— Господи, да что вам нужно? Что тут сторожить? От кого? — изумился Ивоун.

— Послушайте, это ты, что ли, старик?

Ивоун по голосу узнал одного из водителей экскурсионных автобусов, того самого парня, который спрашивал цену картины.

— Я, — ответил он.

— Это ты брехал, будто икона стоит миллион?

— Вы явились за ней? — не поверил Ивоун. — Так берите. Ее никто не стережет — это же копия. Подлинник во дворце.

— Выходит, набрехал, старый мошенник!

— Я думал, вам известно, что в храме выставлена копия, об этом написано во всех проспектах.

— Сроду не читал ваших дурацких проспектов.

— Так вы и в самом деле грабитель? — поразилась Дьела.

— Грабитель? — переспросил ночной гость, опять насторожившись и приготовив кинжал.

За спиной Дьелы из темноты неслышно появился Силс. Видимо, шум разбудил его тоже. Вор держал кинжал наизготовку. Лишь увидав перебинтованную руку, успокоился.

— Меня вытурили с работы, — сказал он, обращаясь к Дьеле. — Мои автобус лежит здесь. Только это уже не автобус — хлам. Мне заявили: ты нам больше не нужен, уматывай. Терять мне нечего. Чем возвращаться домой с пустыми руками — лучше тюрьма.

— Оригинально, — усмехнулся Силс. — Вы разумный человек, если так рассуждаете.

— Не больно то разумный, коли в кармане пусто, — не согласился вор.

— Это не совсем верно. Точнее, совсем не верно. Примеров тьма. Вы не исключение.

И опять голос Силса показался Ивоуну знакомым. Где-то он слышал его раньше. И манера говорить короткими фразами. И лицо. Ивоун был уверен, что видел этого человека прежде.

— Жратвы у вас нет? — спросил грабитель.

— Консервы.

— Консервы так консервы.

Силс и Дьела удалились в свою исповедальню, некоторое время сквозь черную занавесь слабо просвечивал луч фонарика, потом погас.

— Как ваше имя? — поинтересовался Ивоун, сопровождая ночного гостя в кладовую.

— Щекот, — назвался тот.

Было это имя или прозвище, парень не уточнил. У иностранцев имена частенько бывают необычными, попробуй разобраться.

Ивоуну не спалось. В храме было тихо и пусто. Сгеклины верхние этажей чуть посветлели. На нижних разглядеть цветное изображение еще невозможно — выделялись только отдельные цвета.

Каменный пол вблизи центральной кафедры усыпан осколками стекла. Колпак, защищающий копию прославленной иконы, разбит вдребезги. Этот шум и разбудил Ивоуна среди ночи. Сама копия валялась тут же, брошенная вспугнутым грабителем. На ней отпечатался грязный след подошвы. Ивоун поднял ее и стал протирать. Смолистая жирная грязь не поддавалась.

— Так ты, старик, говоришь она ни черта не стоит?

Ивоун не слышал, когда подошел Щекот, и вздрогнул от неожиданности. У этого парня поразительная способность подкрасться неслышно, тем более, что на ногах у него не какие-нибудь чувяки, а обычные ботинки.

— Здесь должна быть указана цена, — сказал Ивоун и повернул икону обратной стороной. — Двести пятьдесят лепт.

— Всего-то!

— Это еще приличная цена. Обычная репродукция стоит не больше десяти. Эта изготовлена на такой же точно доске, как и оригинал. Ее не так-то просто отличить от подлинника.

— А та, настоящая, — двенадцать миллионов?

— Двенадцать миллионов, — подтвердил Ивоун.

— Темнишь, старик. Если так просто изготовить подделку, что ее сразу и не отличишь, какой дурак захочет платить миллионы?

— Я говорю правду.

— Он говорит правду. — Это к ним подошла Дьела. — Вы грубиян и невежда. Как вы можете разговаривать таким тоном с человеком старше вас?

— Я же ничего такого не сказал. Извини, старик. Странно было видеть длиннорукого парня смущенным.

— Доброе утро, господа. — Это к ним подошел заспанный Брил.

— Где здесь можно принять ванну?

— Ванну? — переспросил Ивоун.

Похоже было, что изобретатель так и не уяснил еще, где он находится.

Дьела и Щекот невольно рассмеялись. Щекот только в первое мгновение насторожился, увидев Брила. Простодушная, к тому же еще и заспанная физиономия изобретателя внушала доверие.

— Ванну здесь не догадались поставить. Есть купель, но зам в пен не поместиться. Помыться можете под краном в подвале. Вход позади колоннады, — указал Ивоун.

— Ты извини, старик, — снова повторил Щекот, когда Брил ушел. — Кто бы на моем месте не вышел из себя? И ты, — он дернул головой в сторону Дьелы, — не обижайся. Перепугал я вас ночью. Хорошо еще ты вовремя голос подала. Я. как услыхал — баба, остановился. А то ведь прикончил бы. Я нож на звук бросаю без промаха.

— Бандит, — сквозь зубы процедила Дьела. — И сноровка бандитская.

— Так уж и бандитская? — усмехнулся Щекот. — В горах, откуда я родом, метать нож — первое развлечение. Мне бы пожрать немного, да буду сматывать удочки.

Громкий стук в дверь, все у того же западного портала оборвал их разговор.

— Есть там кто-нибудь? — кричали в приоткрытый створ.

— Вы хотите попасть в храм? — спросил Ивоун, и сам подумал, что задает глупый вопрос.

— Еще как, — раздалось за дверью. Голос, по-видимому, принадлежал молодому задире.

— Вода у вас есть? — спросили из-за двери, на этот раз старушечьим голосом.

— Сколько угодно.

— Мы буквально умираем от жажды.

— Не преувеличивайте, милая тетушка, — возразил ей молодой задира.

Ивоун растолковал им, как пройти.

— Господи, опять лезть через проклятущие автомобили. — Это был уже третий человек — похоже, старик.

— Ни черта с вами не сделается, — подбодрил его тот же задира.

Ивоуну почудился молодой женский голос — слов он не расслышал.

Первым делом гости накинулись на воду. Они почти трое суток провели в старом городе, ночевали где придется, чаще в брошенных автомобилях. Все три дня почти ничего не ели и не пили. Лишь дважды им удалось разживиться водой, оставшейся в радиаторе брошенного автомобиля. Но большей частью радиаторы были пусты. Все машины так сильно покорежило, что вода давно вытекла через пробоины или же была совершенно непригодной для питья, смешалась с мазутом и бензином.

Ивоун впервые видел людей, мучимых жаждой. Поразительно, с какой жадностью набрасывается человек на воду и как много способен выпить.

Дьела и Щекот тем временем позаботились о еде: она приготовила кофе, он вскрыл несколько консервных банок. Завтракать собрались все вместе. Появился и раненый Силс. За ночь боль у него немного ослабла, он теперь улыбался без натуги и движения его стали менее скованными. Руку по-прежнему держал на перевязи.

Ивоун, как и вчера, напрасно мучился, вспоминая, где же он видел этого человека прежде.

Востроносая старушка умиленно озирала храм, беспрерывно восклицала:

— Радость-то какая. Исцеление души!

Девица при этих словах каждый раз фыркала, а задира подбадривал старушку:

— Исцеляйся, исцеляйся.

Оба, и парень, и девушка, не держи они себя столь вызывающе, произвели бы на Ивоуна неплохое впечатление. Особенно недурна была девушка, наделенная от природы броской красотой. Судя по всему, она привыкла к мужскому вниманию, и долгие пристальные взгляды, Щекота и совершенно восторженного Брила принимала, как должное. И имя у нее нежное, круглое — Плова.

Старичок, более остальных измученный переходом, страдал от болей в пояснице и суставах. Ели неторопливо и молча.

Выражение постоянной напускном умиленности сильно портило в общем-то довольно благообразное лицо старушки Урии.

За много лет службы гидом Ивоуну часто приходилось встречать представителей вымирающего племени паломников. Их становилось все меньше и меньше, но вовсе они никогда не переводились. Но столь отчаянных, как эта дряхлая пара, нужно поискать.

Урия и ее супруг — имя у него было под стать — Ахаз, — пешим ходом прошли добрую половину материка, совершая паломничество в Пирану. Они почти достигли цели, когда произошла катастрофа. Урия посчитала, что бог нарочно поставил им это препятствие, дабы испытать их твердость. Одни без посторонней помощи они не отважились идти по улицам, загроможденным автомобилями, — наняли тетушкиного племянника. Тот, во-первых, хорошо знал Пирану, во-вторых, был силен и бесстрашен. А в-третьих, никто больше не соглашался рисковать.

Сейчас он злился, что продешевил, запросив с них всего лишь одну тысячу лепт.

— Напрасно тащились, — сказал он, обращаясь преимущественно к тетушке Урин: именно она была заводилой. — Тут даже и молебен некому отслужить — все разбежались.

— Молитва в душе, — смиренно пробормотала старушка.

— А если в душе, на кой ляд тащились? Помолилась бы в спальне. Где грешила, там и замаливала бы грехи.

— Не богохульствуй, Калий, — измученным голосом призвал Ахаз. — Мы в божьем храме.

— Вот пусть бог и придумывает мне другие мысли. Или он уже не хозяин здесь?

— Что верно, то верно — не хозяин, — неожиданно подтвердил Щекот. — Туристы тут хозяйничали.

Щекот не спускал глаз с Пловы. И она явно кокетничала, заигрывая с ним. Воинственно настроенный Калий замечал ее игру. Видимо, он решил продемонстрировать Щекоту свои истинные права на девушку — положил руку на ее плечо. Та игриво прижалась к нему, исподтишка улыбаясь Щекоту.

— Хоть бы в храме не позволяли себе, — укорила их Урия.

— Где же еще? Улицы забиты автомобилями.

— Вы даже и не венчаны.

— От вас зависит, милая тетушка. Получу свою тысячу, и справим свадьбу. По доброму две тысячи нужно было заломить. Тысяча — это по родственному. Думаю: милая тетушка сама догадается набросить тысчонку.

— Грабитель!

— Нехорошо так. Сами упрашивали, а теперь грабитель.

— Мог бы и вовсе ничего не брать с родной тети.

— Удовольствие было переться сюда.

— А вы когда намереваетесь идти? — спросил Ивоун у Дьелы, невольно любуясь ее длинными пальцами.

Они сидели рядом, их разговор больше никто не слушал.

— Дня три ещё придется пробыть здесь.

— Как бы не было поздно.

— Признаться, я и не рвусь никуда. Не могу налюбоваться красотой.

Последние ее слова расслышал Калий.

— Красотой? — удивился он, впервые озирая своды собора. Красивое личико Пловы пренебрежительно наморщилось: она тоже не понимала, о какой красоте может быть речь.

— Здоровенную башню сгрохали, — высказал свое мнение Калии. — Надо же. У них ведь никаких механизмов не было. На себе таскали.

— Не такие они были простаки, — возразил Силс. — Механика в ту пору ведь и развивалась. Блоками и рычагами тогда уже пользовались, а весьма искусно.

— Интересно, кто там такой рыжий и косматый? — спросила Плова, указывая на витражи.

— Вождь язычников. А справа Спаситель со своими учениками, — по привычке начал объяснять Ивоун.

— Откуда вы знаете?

— Всякий, кто интересуется, может узнать: про это изображение написаны сотни книг.

— Кто их читает? Кому это интересно?

— Да, теперь очень немногим. — Ивоун взглянул на Дьелу и повторил: — Теперь это, увы, интересно немногим.