Воскрешение из мертвых

20

Вадим Маврин прогуливается по перрону станции метро «Маяковская» уже более десяти минут, однако не замечает пока, чтобы к его персоне проявил кто-нибудь интерес. Мало того, он не обнаруживает никаких признаков и тех, кто должен вести наблюдение за его встречей с Тузом или с его доверенным лицом.

«Скорее всего, — думает он, — и не придет никто. Разве ж может Туз доверять мне настолько, чтобы встретиться в таком людном месте? Может быть, конечно, он лишь присматривается ко мне, наблюдает, как я держусь и нет ли со мной кого-нибудь еще… Но даже если все эти опасения его рассеются, все равно непонятно, зачем он назначил встречу именно тут? Говорят ведь, будто за перронами метро дежурные по станциям наблюдают с помощью телевидения. Работники милиции тоже, значит, могут следить за мной по телеэкрану. Наверное, это известно и Тузу…»

Чем больше размышляет Маврин, тем менее вероятной кажется ему возможность встречи тут с Тузом или с кем-нибудь из его сообщников. Похоже даже, что Туз просто разыграл его, решил посмеяться над ним.

Спустя еще десять минут Маврин решает:

«Скорее всего, это всего лишь проверка — один я приду или с сопровождающими лицами. Потому и выбрали не очень людную станцию, чтобы получше ко мне присмотреться. Но теперь нечего больше тут болтаться, дежурная по перрону и так уже подозрительно посматривает на меня…»

Вадим не торопясь идет к эскалатору и поднимается в верхний вестибюль. А когда выходит на улицу со стороны Концертного зала имени Чайковского, какой-то тип, поравнявшись с ним, шепчет ему на ухо:

— Встреча отменяется. Дуй домой. Когда понадобишься, дадим знать…

— Ну какой он — очень страшный? — засыпает Вадима вопросами встревоженная Варя. — Что поручил тебе сделать? А главное — не догадался ли, что ты пришел на эту встречу с ним по поручению милиции?

— Тебе следовало бы задать всего один вопрос: встретился ли я с Тузом? Тогда я легко ответил бы тебе на все остальные.

— Прости меня, пожалуйста, Вадим. Я так тут за тебя переволновалась, что просто поглупела. Так ты, значит, не встретился с ним? Но не потому ведь, что испугался?…

— Я не встретился с ним потому, что испугался, может быть, сам Туз.

— Ты стал очень остроумным, Вадим, — начинает сердиться Варя. — Но мне вовсе не до шуток. Я хочу знать, что же все-таки произошло?

— То, что я уже сказал, — встреча не состоялась, но не потому, конечно, что он испугался. Это я пошутил. Скорее всего, просто раздумал, расхотел со мной встречаться. Однако кто-то из его людей шепнул мне, когда я уже выходил из метро, что, если я ему понадоблюсь, он даст мне знать

— А сам-то ты дал знать об этом Татьяне Петровне или еще кому-нибудь из работников милиции?

— Нет, этого я пока не сделал, потому что, когда возвращался домой, боялся остановиться у какого-нибудь телефона-автомата. Мне все время казалось, что они идут за мной по пятам…

— Жалкий трусишка! — не очень весело смеется Варя. — Но ведь Татьяна Петровна ждет твоего сообщения.

— Позвоню завтра.

— Нет, сегодня, и немедленно! Не ложись, пожалуйста, на диван, идем к Анне Андреевне, у нее телефон.

— Но ведь это же секретный разговор…

— Очень нужны твои секреты глухой восьмидесятилетней старухе. Она одна дома, ее дети ушли в гости.

…Когда Маврин позвонил Груниной, у нее сидел Виталий Пронский.

— Да, да, я слушаю вас! — радостно воскликнула Татьяна, узнав голос Вадима. — Да уже знаю. А что было потом?… Только это и больше ничего? Ну, спасибо вам. Привет Варе. Спокойной ночи!

— Это кто звонил, Маврин? — спросил ее Пронский, как только она положила трубку. — Значит, и он у тебя выполняет какие-то поручения! И ты не боишься, что этот бывший уголовник…

— Я боюсь другого, — раздраженно прервала его Татьяна, — как бы мне не пришлось за тебя краснеть.

— За меня? — удивился Пронский.

— Ты думаешь, что они не догадываются, зачем ты им голову морочишь своей кибернетической ищейкой?

— Я предложил им эту идею совершенно серьезно.

— Почему именно им? У тебя есть возможность осуществить эту идею в своем научно-исследовательском институте.

— Но ты так их расхваливала…

— И тебе захотелось доказать мне, что они этого не стоят? А они сразу же догадались, что ты к ним из-за меня…

— Потому что сами все в тебя влюблены!

— Чего это ты решил? — не очень естественно рассмеялась Татьяна.

— Я пока еще не ослеп и вижу, как они на тебя смотрят, как относятся…

— Дай бог, чтобы все так ко мне относились!

— А я к тебе как же отношусь?

— Ты приходишь ко мне только затем, чтобы говорить о своей любви.

— Но ведь я тебя действительно люблю…

Пронский тяжело вздохнул и сидел некоторое время молча. Молчала и Татьяна. А когда он поднялся, чтобы попрощаться, она заметила:

— И, пожалуйста, не обижайся. Скажи лучше спасибо за мою откровенность с тобой. Может быть, и не следует этого говорить, но я уж скажу тебе все: мне с тобой скучно…

— А с ними?

— Они мои товарищи, и я не просто провожу с ними время, а работаю. Мы сейчас решаем сообща такую трудную задачу, какую мне без них не решить, наверное, никогда. А тебя прошу — либо оставь их в покое, либо помоги им осуществить реальный замысел, за который они несут ответственность перед райкомом комсомола.

— Сконструировать систему непрерывного оперативного планирования? С этим они и без меня справятся. Но и моя идея не голая фантазия. Осуществить ее, конечно, не так-то просто, однако возможно…

— Отложи все-таки это на другой раз, когда у них будет больше свободного времени. И не обижайся на меня.

Едва Виталий ушел, раздался телефонный звонок.

— Да, — сказала она, сняв трубку. — Ах, это вы, Аскольд Ильич! Добрый вечер, Аскольд Ильич, слушаю вас. Хотели бы зайти? Нет, нет, ничем я не занята, буду просто рада! Жду вас, Аскольд Ильич!…

Положив трубку, Татьяна пошла в комнату матери.

— Ко мне сейчас зайдет мой коллега, старший лейтенант Крамов, не угостишь ли ты нас чаем, мама?

— А он с какой целью, если не секрет?

— Он по делу… По делу, которое мы делаем с ним сообща. Вот и все, что могу тебе сказать, ты уж извини…

— Мне подробнее и ни к чему.

— Ты, однако, чем-то недовольна?

— Мне просто хотелось бы, чтобы к тебе заходили твои коллеги не только по делу, а так, запросто. Посидеть, поговорить о литературе и искусстве, поспорить, послушать музыку… Как Виталий Пронский, например.

— Виталий ко мне тоже ведь по делу, мама, — усмехнулась Татьяна. — Только по своему, сугубо личному. Но об этом мы как-нибудь в другой раз, ты уж, пожалуйста, извини, скоро Крамов придет.

Крамов действительно пришел очень скоро, видимо, приехал на машине.

— Я живу неподалеку от вас, Татьяна Петровна, — объяснил он свой визит, — и мне было к вам по пути. А по телефону всего не скажешь…

— Да что вы оправдываетесь, Аскольд Ильич! — перебила его Татьяна. — Проходите, пожалуйста.

Усадив Крамова в свое любимое кресло, Татьяна прикрыла дверь в соседнюю комнату и приготовилась слушать. Старший лейтенант, в отличие от Рудакова, чувствовал себя у Груниной совершенно непринужденно.

— Ни за что не догадаетесь, откуда я сейчас, — улыбаясь, произнес Крамов, как только Татьяна села против него. — Вот взгляните-ка на эти записи, — протянул он ей листок бумаги, исписанный названиями каких-то книг. — Знаете, что это такое? Список книг, которые Грачев взял на днях в заводской технической библиотеке.

Грунина торопливо пробежала глазами названия книг, среди которых были различные пособия по лекальному производству и технологии изготовления измерительных инструментов и приборов.

— Странно, — не очень уверенно произнесла Татьяна, указывая пальцем на строчку, в которой было записано руководство по штамповочным работам.

— Вот именно! — оживился Крамов. — Зачем, спрашивается, слесарю-инструментальщику, не имеющему дела с изготовлением штампов, такое руководство?

— Но ведь штампы изготовляются слесарями? — спросила Татьяна.

— Да, правильно, слесарями высокой квалификации. Однако в цеху завода, на котором работает Грачев, да и в других его цехах никто никаких штампов не делает и не применяет их в процессе производства. Зачем же тогда Грачеву книга по изготовлению штампов?

— А вы почему заинтересовались библиотечным абонементом Грачева?

— Услышал случайно, что он много читает, вот и решил посмотреть, что же именно. Но, конечно, так, чтобы не привлечь чьего-нибудь внимания. У меня в связи с этим возникла одна идея, но пока маловато достаточно убедительных данных, чтобы вас с нею ознакомить.

— Согласна терпеливо ждать, когда она окончательно созреет. А теперь идемте-ка пить чай с моей мамой. Папа сегодня на каком-то затяжном научном заседании. Кстати, если потребуется консультант по инструментальному, лекальному и даже штамповальному производству, лучшего нам, пожалуй, не найти.