Война в потемках

Глава 12 Уничтожение мира

Вэру разбудил пронзительный вой ядерной тревоги. Он вскочил мгновенно, как и спавшая рядом Хьютай. Сердце у него вдруг забилось так сильно, что он задохнулся и несколько секунд не мог двинуться. Столь же быстро его отпустило. Анмай яростно помотал головой, торопливо натянул одежду и выскочил из комнаты. Вокруг по-прежнему выли сирены, бежали файа и люди: при ядерной тревоге все должны были покинуть помещения, находившиеся ближе полумили к поверхности, и наглухо перекрыть все входы. Ощущения реальности не было, казалось, все происходит в каком-то диком сне.

Обернувшись в ведущем в Центральную коридоре, Вэру заметил Хьютай. Наспех одевшись, она последовала за ним.

— Прости, но тебе вовсе не стоит на это смотреть, — он протянул руку к щитку на стене.

Круглая стальная дверь неторопливо закрылась и разделила их. Такие же двери наглухо перекрыли все ведущие к Центральной коридоры. Взбираясь по растянутой на тросах лестнице, ведущей к ее подвешенному среди ребер тюбингов эллипсоиду, Анмай вспомнил подругу — босую, с дико встрепанными волосами и сонным, растерянным лицом. Он надеялся, что выглядит лучше.

Собравшиеся в Центральной молча заняли свои места и пристегнулись — несмотря на пружинные демпферы, рисковать не стоило. Олта Лайту показала на экран стационарного спутника-наблюдателя — его ИК-телескоп и засек рой атакующих ракет. «Двадцать штук, все направлены на плато Хаос, контакт через десять минут. И это все, что они смогли придумать? — Вэру вдруг заметил, что экраны дальних радаров остались чистыми. — Боеголовки, как и наши, сделаны из неметаллических материалов. Наши ракеты ПРО, использующие радарное наведение, не смогут их перехватить. Только Стражи, с их прицельными ИК-телескопами, смогут это сделать», — он повернулся к Олте.

— В зоне атаки нет Стражей.

— Запустим наших!

Они вместе склонились над пультом, отдавая команды. Через минуту обзорные экраны показали, как наверху разверзлись две дюжины замаскированных шахт, располагавшихся на плато. Огромные столбы пламени осветили все вокруг и ракеты вмиг исчезли в небе. За девяносто секунд их топливо выгорело и Стражи отделились.

Огромные глаза ИК-радиометров быстро нашли вражеские ракеты. Мерцая вспышками газовых рулей, Стражи начали с микронной точностью наводиться на свои цели. Еще через минуту небо на западе осветил рой ярчайших вспышек. Озарив пустыню на сотни миль кругом, они начали гаснуть, расползаясь бледными шарами света. Точки на экране тоже вспыхнули исчезающими облачками.

— Все! — крикнул Вэру. Дикое напряжение отпустило его и по телу тут же расползлась противная слабость.

Спустя минуту его внимание вновь привлек экран стационарного спутника. Его инфракрасный телескоп засек тысячи вдруг вспыхнувших «горячих точек» — похоже, стартовали сразу все ракеты ССГ. Не было смысла дожидаться рассчета их траекторий. Если они тоже несут неметаллические боеголовки — им конец, система ПРО не сможет отразить такой удар.

Сердце Вэру вновь бешено забилось, но страх пока оставался где-то на краю его сознания — в основном оттого, что он все еще не мог поверить в происходящее. Сейчас он просто бездумно выполнял одну заученную операцию за другой, стараясь не наделать ошибок. Подключить системы наведения ракет к компьютерам системы целеуказания. Связаться с Найте. Затем вместе с ним и Олтой ввести их части кода в контрольный компьютер — огромное тридцатизначное число. Наконец, на огромном главном экране загорелась схема всех пусковых шахт Фамайа. Они светились зеленым: все было исправно, система централизованного запуска ракет готова к работе. Отдать этот приказ мог только Единый Правитель, но это уже ничем бы им не помогло и Анмай вызвал управление орбитальными зарядами. Его руки быстро порхали по клавишам, вводя нужные данные и коды. Больше он ни о чем не думал. Когда экранчики-индикаторы замигали, подтверждая получение приказа, он откинулся назад.

Оставляя за собой огромные огненные хвосты от твердотопливных тормозных кластеров, сорокатонные ЭМИ-заряды падали к границе атмосферы, а тысячи вражеских ракет поднимались им навстречу. У Вэру не было времени выяснять, какие заряды находятся над ССГ и он активировал все, в том числе и оказавшиеся над территорией Фамайа, — просто потому, что многие вражеские ракеты уже были над ней. Время, в течение которого они находились вне зоны видимости больших радаров Фамайа, показалось ему вечностью. Но ракеты, как и положено, начали появляться на радарных экранах. Анмай крепко обхватил свои бока, напряженно наблюдая за происходящим — больше он уже ничего не мог сделать.

Сумрачный лиловый фон Уарка на экране орбитального наблюдения вдруг осветили несколько ослепительных звезд. Анмай увидел даже неожиданно четкие тени, отброшенные ими от облаков, потом звезды взорвались и окутали весь мир сполохами радужного пламени… а потом изображение вдруг исчезло — защитные реле отключили всю связь и заземлили антенны. Двадцать зарядов мощностью по восемьдесят мегатонн каждый, взорвались в один миг в ста километрах над поверхностью — и за следующую секунду все было кончено.

Сокрушительная электромагнитная волна прокатилась по всей планете, потом вырвалась за пределы атмосферы и понеслась прочь, на много световых лет вокруг неся весть о чудовищном сражении. В ССГ вспыхивали блоки радаров, распределительные щиты, взрывались трансформаторы — в один миг занялись миллионы пожаров. Все энергетические и связные сети Фамайа по предупреждающему сигналу были заземлены и обесточены, но вот что будет с автономными машинами? Они выйдут из строя, разумеется, потому что снабдить их все защитой за отпущенное им время было совершенно нереально. Анмай начал понимать, насколько чудовищной была допущенная им ошибка. Если четырех ЭМИ-зарядов было достаточно, чтобы лишить техники целый материк, то двадцать оставят без нее весь мир.

Но Вэру не пришлось жалеть о своем решении — когда связь с радарами включилась вновь, стало видно, что ракеты ССГ сбиваются с вычисленных курсов. Их двигатели еще работали, но аппаратура наведения была уничтожена. Теперь это были лишь инертные тела, летящие по неизменным, уже рассчитанным орбитам.

Увидев их, Анмай ужаснулся. Двести ракет были направлены на них, еще сто — в Товию, остальные — на все военные базы и города Фамайа. Это все еще был уничтожающий удар — если там стоят еще и механические взрыватели. Оставалось надеяться, что ПРО не подведет, потому что все находившиеся в космосе Стражи были уничтожены тоже — да и было их слишком мало…

Анмай знал, что сейчас, пока их стратегические силы еще целы, им нужно ответить ударом на удар. Он быстро ввел последнюю комбинацию цифр и задумался. Ответный удар, в сущности, уже не был нужен — ракетный потенциал ССГ использован, с бомбардировщиками они справятся и так. Не было никаких сомнений, что теперь-то ССГ сдастся — хотя взрыв уже запущенных им ядерных зарядов должен отравить радиацией весь мир, и… обескровленную ядерным ударом Фамайа сожрет изнутри то, что она проглотила. В лучшем случае их ждет возврат к эре Второй Войны, которая обратит обе цивилизации Уарка в издыхающие руины.

С внезапно нахлынувшим чувством безысходной решимости Анмай нажал на пусковую кнопку: если сотням миллионов его сограждан предстоит умереть, их смерть хотя бы не останется безнаказанной.

Внутри пульта затрещали реле, затем замигало множество индикаторов — все ракеты пошли к своим целям. Им оставалось только ждать результата.

Когда на экране вспыхнули и погасли пять ярких, удивительной чистоты огней, — первые ракеты ССГ достигли своих целей — Анмай вдруг ощутил приступ непонятной тоски. Сверкание разрасталось, ядерные огни медлительным потоком заливали запад Фамайа, — и каждая такая вспышка означала гибель военной базы или города.

На Вэру обрушилась черная волна уже не тоски, а гибели — в одно и то же мгновение — миллионов людей. Ощущение было непереносимым, — его захлестывала смерть, неотвратимо обволакивающая, безысходная, страшная. Из последних сил цепляясь за свою жизнь, чувствуя, что если его воля ослабнет — он уплывет туда, куда сейчас уходят эти огромные массы душ, — он все же сумел как-то заметить, что остальные ощущают то же самое. В Центральной уже никто не мог двигаться, но компьютеры и механизмы продолжали свою боевую работу. Все 1048 ракет Фамайа быстро мчались по предначертанным траекториям, а навстречу им…

Вверх взмывали сотни бело-золотых огней стартующих противоракет, оставляющих за собой бледные дымные трассы. Подлетающие к плато боеголовки ССГ одна за другой исчезали в ослепительных вспышках нейтронных взрывов, усеивая небо сотнями стремительно растущих светящихся шаров, быстро тускнеющих от белого к багрово-красному. Все небо уже было усыпано ими, они сталкивались, расширяясь, и вспыхивали вновь. Это было похоже на поразительной красоты фейерверк и Вэру щурил глаза от фантастической игры цветов. Все небо вновь сияло и переливалось яростным пламенем и казалось, сейчас рухнет.

На экранах бешено скакали изменявшиеся данные, доносились записанные на пленку сообщения. Внутри у Анмая все сжалось — он, наконец, осознал величие происходящего, роковой битвы двух систем, готовившейся два долгих столетия. И вдруг все кончилось. Все боеголовки ССГ были уничтожены или взорвались, их ракеты вышли в космос и мчались к своим целям — последнее затишье в аду. Ни одна ракета ССГ не достигла Хаоса, но он расстрелял все дальние перехватчики и сто двадцать ближних. В Товии все сто атаковавших ракет были уничтожены. Все дальние перехватчики попали в цель. Это был поразительный результат. Из оставшихся ракет половина была сбита, многие боеголовки прошли мимо целей, но все же было уничтожено сто четырнадцать — две трети — военных баз и пятьдесят шесть городов, к счастью, не самых крупных — те были защищены системой ПРО. Тем не менее, страна за считанные минуты потеряла половину армии и сорок миллионов населения.

Теперь все внимание было приковано к главному экрану, на котором светилось бледное изображение их мира — Уарка, или уже Фамайа, как подумал Вэру. Переданное со стационарной орбиты, оно было очень контрастным и четким. Им удалось увидеть даже трассы падающих на ССГ боеголовок.

И тут же их вновь захлестнула смерть. Ощущение ослабло, когда были поражены все цели в Арке, затем обрушилось с новой силой, когда пришла очередь Суфейна. Анмай проваливался все глубже, уже не сознавая окружающее. Ему казалось, что он уже мертв и смотрит на себя с другой стороны бытия. Дикий страх останавливал сердце, в голове помутилось и он даже не запомнил, когда все это закончилось.

Когда он открыл глаза, ему показалось, что он — уже тень. Вокруг корчились приходившие в себя файа и лишь машины продолжали равнодушно гудеть. Анмай с трудом поднялся на ноги. Колени подгибались, перед глазами мерцало. Он видел, что несколько его помощников уже никогда не встанут — их лица были страшно искажены, остекленевшие глаза застыли. Все уцелевшие с диким ужасом смотрели на них. Никто не осмелился заговорить. Только Найте спросил его со своего экрана:

— Что это было?

— Притяжение смерти, — Анмай удивился своему спокойному голосу. — Когда одновременно умирает множество людей, возникает нечто, что заставляет оставшихся следовать за ними. Мы не знали этого… мы знали так мало…

— Я был уже мертв, и мне кажется, что и сейчас я… — Найте тяжело опирался о пульт, его смуглое лицо посерело. За его спиной Вэру заметил мертвые лица двух операторов, откинувшихся назад.

— А я словно воскрес из мертвых. У меня возникло ощущение, что это не конец, а лишь начало… чего?

— Конца, — Найте с трудом выпрямился. — Я никогда не смогу забыть… я слышал крики умирающих — и сейчас слышу!

— Приведи себя в порядок, Найте!

Лай встряхнул головой и вдруг прервал связь.

Оцепеневшие операторы начали шевелиться, покидая свои места. Пламя ядерных взрывов погасло, экран был мертвенно-спокоен. Лишь у полюсов планеты переливались неистово яростные сполохи полярных сияний и над плато Хаос пылали багровые облака, тускнея и исчезая, но это было все. Они победили. Взглянув на экраны, на которых появились результаты ударов, Анмай понял, что от ССГ не осталось ничего. В самое средоточие их союза, в Суфейн, вонзились пять тысяч шестисоткилотонных боеголовок, испепеливших все центры огромного государства. Но победа была одержана тяжкой ценой. Были истрачены все, до единой, атомные ракеты, почти все ракеты-перехватчики. Лишь на Хаосе осталось девяносто противоракет, враз потерявших всякую ценность.

Наконец в Центральной раздались сначала тихие, а затем все более громкие голоса. Но никаких следов победного ликования заметно не было.

«Несмотря на то, что притяжение смерти увлекло десятки миллионов только в нашей стране, это все же победа…», — Анмай тоже не ощущал радости, он не чувствовал сейчас вообще ничего. Теперь началось самое опасное: агония уничтоженного противника могла увлечь в бездну и их.

Он взглянул на часы. С момента его пробуждения прошло всего тридцать пять минут.

Вдобавок, он забыл обуться.

Маонея Талу разбудил раздирающий треск, рождавшийся прямо в голове. Все небо за окном взорвалось яростными сполохами гневно-багрового пламени; казалось, что настал конец света.

Юноша подтянул ноги, чтобы вскочить, но внезапно его охватил обморочный жар, по телу растеклась смертельная слабость. Когда сполохи пламени померкли, ему стало получше, но он был еще слишком слаб, чтобы подняться. Его кожа стала совершенно мокрой от пота и Маоней понимал, что жар ему не пригрезился.

Отдышавшись, он откинулся на подушку. Через несколько минут все вновь залил свет — на сей раз белый и очень яркий. Талу никогда не видел такого. С высоты шестого этажа дворца соарской крепости деревья ее парка показались ему удивительно прекрасными, словно он оказался в ином, солнечном, мире, но его сердце вдруг сдавил ледяной страх.

Свет побагровел, погас, все здание задрожало. «Если это взрыв, то до него миль тридцать, — прикинул Маоней. — Да это же атомная бомба! Началась война!»

Его мысли оборвал нахлынувший ужас. Талу не понимал, что с ним происходит — он корчился на полу своей комнаты, отчаянно цепляясь за ускользающую жизнь.

Когда до Соары дошел сокрушительный гром ядерного взрыва, Талу не услышал его, — его мозг разрывал крик горящих в атомном пламени. Когда все кончилось, он едва смог подняться на ноги, держась за стол и судорожно хватая ртом воздух. Однако его неистребимое любопытство быстро взяло верх. Он выскочил в коридор, тут же споткнувшись об еще теплый труп. Вокруг царила паника и Талу не удалось ничего узнать. Он кинулся в радиостанцию на верхнем этаже дворца. Там что-то горело, в воздухе висел едкий чад, возле дымящейся аппаратуры суетились техники. Все передатчики и приемники в крепости вышли из строя, даже телефоны не работали. Никто не мог сказать ему, что произошло. Соарская база не относилась к стратегическим объектам и квантовой, защищенной от всех возможных помех связи в ней не было. Внизу, под окнами, кричали командиры, пытаясь привести в чувство охваченный паникой гарнизон.

Поднявшись на крышу дворца, Талу увидел на западе косматый черный гриб, расплывшийся в темно-синих небесах, устрашающе огромный, хотя до него было тридцать миль; у его основания клубились подсвеченные пламенем дымные облака. Хонахт, тот город, где проходили его переговоры с ССГ, перестал существовать.

Радости ему это, однако, не доставило — от жутковатого зрелища живот почему-то свело, а сердце билось часто-часто. Юноша стоял, сжав руками парапет и глубоко дыша, его широко открытые глаза жадно впитывали рост гигантской тучи, одевавшейся снежной белизной, ветер трепал его волосы. Его отвлек лишь крик коменданта крепости — тот появился на крыше, едва дыша.

— Эти, из Тиссена, — они смяли заставу и теперь идут прямо сюда!

— Как? Сколько их?

— Неизвестно. Там был всего взвод солдат Внутренней Армии. Их командир успел сообщить лишь, что их атакуют, и потом… связь оборвалась.

— Поднимите вертолеты и выясните, а заодно перебейте тиссов. Они уже мертвы, только не знают об этом!

— Невозможно. У нас тут четыре легких вертолета — не боевых — и все они вышли из строя, в них полностью перегорели электроцепи. Электромагнитный импульс, — пояснил комендант, — электросети и связь были заранее заземлены, а о технике никто и не подумал!

— Можно вызвать авиацию? — спросил враз посерьезневший Талу.

— Нет. У нас нет ни одного исправного передатчика. Пока удалось восстановить лишь один приемник и местную телефонную связь.

— Немедленно проверьте все наземные машины, прежде всего, боевые — возможно, нам стоит отправить женщин и детей в Кен-Каро. Объявите тревогу, пусть бойцы займут укрепления. Нам придется отбиваться самим, пока не подойдет помощь — если вообще подойдет!

Комендант исчез. Талу ожидал его возвращения с возрастающим нетерпением; зрелище взрыва потеряло для него последнюю прелесть, едва он понял, что ветер был западным. Снизу все еще доносились испуганные крики и брань командиров. Наконец, вернулся комендант.

— Все стоявшие на улице машины полностью вышли из строя, в них сгорела вся проводка. Ваша машина исправна, но мы не сможем обеспечить надежного эскорта. Ремонт бронетранспортов требует запчастей, а их у нас нет. Необходимы довольно сложные детали…

Талу хотелось плюнуть на все и уехать — но далеко ли, особенно если ему придется пробираться по проселочным дорогам, прячась от мятежников? И еще — как это все будет выглядеть?

— Нам удалось установить связь с Сирой, — это всего в двадцати милях отсюда… ненадолго. Тиссы вышли на рокадное шоссе в долине Соары и, двигаясь по нему на север, достигли поселка. Там стоит батальон восьмого истребительного отряда — 360 файа. Сейчас там идет бой. Тиссы захватили аэродром, железнодорожную станцию, сожгли склады и все вертолеты, какие там были — двенадцать десантных и четыре боевых. Около трехсот файа ведут бой в окружении. Остальные погибли. Силы противника и его потери неизвестны.

— Они идут так быстро? От границы до аэродрома Сиры больше десяти миль!

— Они едут на военных грузовиках, их тысячи!

— Едут? А как же…

— Они навели понтонный мост, и их машины стояли в стальных гаражах, а наши под небом!

Маоней зло сплюнул. Все пошло, как обычно бывает в Фамайа — то есть в неожиданную сторону и скверно. В крепости стоял полк Внутренней Армии, — 1200 бойцов, и еще батальон первого истребительного отряда — 480 товийских файа, но этого было слишком мало.

— А остальные наши части, стоящие у границы?

— С ними нет никакой связи. Осмелюсь заметить, что в крепости найдено 47 тел файа и людей без внешних признаков насильственной смерти. Все уцелевшие напуганы, в городе паника, может вспыхнуть мятеж.

— Где ЧК? Что они делают?

— От соарской ЧК после того мятежа осталось меньше батальона. Подкреплений так и не было.

— Отводите всех в крепость — полицию, ЧК, вообще всех, кто захочет пойти!

Когда комендант ушел, Талу стал задумчиво прохаживаться по террасе. Ему было холодно. Он с удивлением обнаружил, что одет лишь в плавки, но спускаться вниз ему не хотелось. Отсюда было видно, как к воротам поднимается короткая колонна навьюченных скарбом файа — Высшие, не стремясь остановить панику или организовать оборону города, укрывались за стенами крепости. Жители наблюдали за этим с открытым злорадством. Вслед беженцам летела брань, а то и камни. «Кажется, история пошла в обратную сторону», — подумал Маоней, глядя на наводнивших крепость испуганных смуглых беглецов. Только маленькая группа людей из Молодежного Союза — десятка три юношей и девушек с отчаянно горящими глазами — согласилась помочь им. Никто больше к ним не пришел. Низшие не очень любили свою власть.

Вернувшись к себе, Маоней тщательно оделся и спустился вниз. Его ожидали невеселые новости. Из собравшихся в крепости двух тысяч одиннадцать сотен были солдатами Внутренней Армии, которые остались живы и не спятили, четыре с половиной — бойцами товийского отряда, три — боеспособной частью уцелевших в Соаре семисот чрезвычайщиков — остальные еще были в больнице. Из полицейских не пришел вообще никто. Все остальные были беженцами-файа — испуганные чиновники с семьями и барахлом, бесполезные для обороны. Когда всех разместили во дворце, началось тревожное ожидание.

Царившая в городе тишина взорвалась воплями бунта. Талу с крыши дворца в мощный бинокль рассматривал высыпавший на улицы народ. В ликующей толпе мелькали синие полицейские и даже черные военные мундиры.

Ярко запылали пустые здания полицейской управы и Совета Соары, затем — уцелевшие здания Чрезвычайной Комиссии. В свете пожарищ было видно беззвучно суетящихся людей, которые ломали двери магазинов и тащили все, что попадет под руку. Кое-где из окон выбрасывали мебель — это громили квартиры сбежавших чиновников.

Маоней понял, какая участь постигла оставшихся в городе раненых чрезвычайщиков, когда увидел, что по улицам тащат их окровавленные трупы. Он наблюдал распад считавшегося нерушимым порядка с тоскливым отчаянием.

Несколько раз мятежники подходили к самой крепости, но пулеметные очереди заставляли их убраться прочь. Внутри нее шли спешные приготовления к осаде. Маоней бегал по укреплениям, указывая, что еще можно сделать для усиления обороны и подбадривая испуганных бойцов. У арсенала он столкнулся с комендантом.

— Как у нас с оружием?

Комендант нахмурился.

— У нас есть десять танков, но исправить пока удалось только три. Все восемнадцать бронетранспортов безнадежно испорчены. Автоматов, кроме тех, которые у солдат, около шестисот, ручных пулеметов двадцать. В казематах — десять пушек-трехдюймовок и сорок пулеметов, в арсенале есть пять 3,5-дюймовых минометов, восемнадцать гранатометов и два противотанковых ракетных комплекса. Снарядов двадцать семь, мин пять тысяч. Патронов пятнадцать миллионов…

— А продовольствие?

— Восемьдесят тонн муки и пятьдесят пять — консервов. Хватит месяца на два, не меньше. В общем, продержимся.

— Хотелось бы верить! Но все же, раздайте оставшееся оружие всем, кто захочет его взять!

Оружие охотно брали все, даже дети, но никто из гражданских не хотел идти на укрепления. Беженцы предпочли укрыться внутри дворца, — его центральная многоэтажная часть была защищена двухметровой железобетонной стеной и трехметровым потолком. Подумав, Талу отправил всех детей на самый нижний ярус этого бункера, заявив, что они — самое ценное, что есть в этой крепости. Там у них была самая высокая вероятность уцелеть.

Когда он возвращался, его вдруг охватила идиотская зависть. «Найте в Цитадели, — он с тоской вспомнил ее чудовищный массив, — Анмай на плато Хаос, в недоступной пустыне, защищенный всеми видами оружия, которые мы изобрели. А я?»

Его размышления прервали громкие крики наблюдателей — появился враг. Длинная колонна джипов и переполненных военных грузовиков показалась из леса на юге. Они перемахнули мост через впадавшую в Соару речку и, выбив ворота пустого контрольного поста, ворвались в город. Их встретили как освободителей — однако после того, как «освободители» открыли по толпе огонь из всех видов оружия, горожане разбежались. Те, весьма немногие, кто остался в живых.

Не останавливаясь, колонна прошла Соару и стала подниматься к крепости. Талу побежал к воротам. Взобравшись в защищавший их бронеколпак, он в амбразуру осмотрел местность. Солдаты-тиссы выпрыгивали из остановившихся машин, готовясь к атаке. Все они были в копоти, мундиры разорваны, лица словно застыли. «Да они же прямо из Хонахта и насмотрелись там…», — Маоней вспомнил описания последствий ядерных взрывов и у него засосало под ложечкой. Он понял, что рассчитывать на пощаду не стоит, но приободрился, заметив, что у тиссов были только автоматы и базуки. Тяжелое оружие полностью вышло из строя. Он поглядел на окружающий крепость шестиметровый вал и соответствующий ему ров — такого врага они остановят.

Сомнительную честь начала боя Талу предоставил противнику, позволив потерявшим осторожность тиссам сосредотачиваться прямо в зоне обстрела. Наконец, затрещали установленные на их джипах пулеметы, засвистели пули. Огромные зеркальные стекла в главном зале дворца начали лопаться, затем посыпались окна в стоявшей перед ним казарме. Тут же раздались частые взрывы залетавших за крепостной вал легких мин, посыпались уцелевшие стекла, но укрытые в казематах стрелки не пострадали, их защищал метровой толщины бетон.

Под прикрытием огня тиссы цепь за цепью пошли в атаку. В них из казематов ударили пулеметы и пушки, трассы пуль сплелись в сложную сеть. Но тиссов было много — тысячи три, как прикинул Талу — и они неудержимо рвались вперед. Ни ливень пуль, ни взрывы снарядов, ни даже падающие товарищи не могли их остановить. Будь перед ними обычная позиция, эта волна огня и ярости захлестнула и смяла бы ее. Но здесь тиссы напоролись на прикрывавшие ров оплетенные колючей проволокой надолбы. Те, кто полез в нее, там и остались, остальные бестолково заметались, беспощадно расстреливаемые из фланговых амбразур казематов, и так же быстро покатились назад под градом мин опомнившихся минометчиков, а казематные пушки начали бить чаще и точней. Их снаряды один за другим разносили скучившиеся автомобили тиссов, превращая их в огромные костры.

Вскоре предполье опустело. Лишь горящие машины и несколько сотен неподвижных тел напоминали о сражении. Талу выглянул в боковую амбразуру. Перед запертыми воротами грудой лежали трупы, у самих массивных створок из дюймовой стали виднелись маленькие воронки от ручных гранат. Было совершенно очевидно, что все последующие атаки тиссов закончатся так же. Тем не менее, они не унимались. Они атаковали крепость с фланга, затем с тыла, однако повсюду были отбиты, оставляя в предполье новые сотни изрешеченных тел. С запада крепость прикрывало водохранилище Соарской ГЭС, служившее дополнительной защитой. Наконец, атаки прекратились. В непрерывных перестрелках прошел час, затем второй. Талу стало ясно, что взять крепость нельзя.

А потом из леса за рекой вышло несколько сотен «бывших» в тяжелых боевых панцырях. Они на ходу размахивали автоматами, что делало их шествие похожим на парад сумасшедших. За ними тянулась огромная масса гекс — не менее тысячи, все в черной навесной броне. Очевидно, они пришли с одной из военных баз в верховьях Соары. Талу поискал управляющую машину, не нашел ее, потом заметил черную бронепластиковую коробку одноместного командного пункта на спине огромной гексы, которую стеной окружали другие. Это огромное стадо встревожило юношу. Даже очень опытный оператор не мог справиться в одиночку более чем с сотней гекс. Теоретически, конечно, можно было управлять таким количеством гекс, которое может поместиться в зоне действия передатчика, но чем больше гекс было связано в единую сеть, тем чаще в ней возникали «биения», как говорили нейрокибернетики. Гексы переставали реагировать на команды, или — еще одна жаргонная фраза — начинали «вести себя». В таких случаях оставалось лишь прибегать к помощи танковых частей. Управляющий гексами, несомненно, знал это, поскольку большинство их двигались явно сами по себе, привлеченные сплоченностью своих собратьев.

Маоней встревожился еще больше, когда увидел, что стадо направляется к плотине; по ней можно было, минуя вторые ворота, попасть внутрь крепости. Гексам надлежало перейти реку по дну — мост, ведущий к развалинам управления ЧК, был взорван еще беглецами, лишь у берегов из воды торчали обломки — и напасть на тиссов с фланга. Но орда двигалась к крепости!

У западного берега, у начала дамбы, стояла трехэтажная бетонная башня с казематным орудием, у восточного берега — массивное здание Соарской ГЭС. Дорога шла по гребню плотины, минуя его, и упиралась в крепостные ворота. Это позиция выглядела вполне надежной, однако больше орудий в прибрежных казематах не было.

Маоней понял, что это не подкрепление, когда гексы открыли огонь. Крупнокалиберные пули вдребезги разнесли оба освещавших плотину прожектора на крыше ГЭС и твари скрылись в полумраке.

Мгновением позже орудие на нижнем этаже башни извергло огонь. Трехдюймовый снаряд ударил в голову первой гексы, и клочья брони, мяса и костей полетели во все стороны. Обезглавленное тело опрокинулось набок, забившись в судорогах. Из казематов крепостного вала, осыпая броню гекс искрами, ударили пехотные пулеметы. Твари бросились вперед, но внезапного нападения не получилось: товийцы на прибрежной стене были начеку. До башни, однако, было две сотни метров простреливаемого насквозь гребня и помочь чем-либо своим товарищам они не могли. Впрочем, те и сами пока справлялись неплохо: вторым снарядом другой гексе оторвало голову. Она отлетела далеко в сторону, а продолжавшая идти туша сорвалась с откоса в воду. Но третьего выстрела не было — почти сотня гекс одновременно открыла огонь по орудийной амбразуре. Она была надежно прикрыта подвижным бронещитом, однако столь сосредоточенный обстрел — из стены башни смерчем брызнули искры и осколки бетона — привел к тому, что орудие намертво заклинило. Маоней удивленно застыл — он сам мог проделать подобное с несколькими гексами, но с сотней!..

Под прикрытием бешеного пулеметного огня остальных, одна из гекс добралась до башни. Она вцепилась в ствол орудия, яростно дернула его, потом ткнулась мордой в амбразуру второго этажа, уже развороченную крупнокалиберными пулями. Маоней видел, как полетели искры от ее пулемета. Потом гекса сняла со спины массивный цилиндрический предмет и, взмахнув шеей, забросила его на крышу башни. Тут же она двинулась назад, за ней последовали остальные…

Затем на крыше башни раздался оглушительный взрыв. Когда дым рассеялся, Талу увидел, что башня наполовину разбита. Ее верхний этаж исчез, средний превратился в груду глыб, нижний был завален обломками. Среди них лежал раздавленный труп без головы, его руки продолжали сжимать искореженный пулемет. Однако, едва гексы вновь двинулись вперед, из развалин вылетел огненный шар реактивной гранаты и голова одной из них превратилась в нечто кольцеобразное. Лишь тогда отступник понял, что для штурма сооружений, в которые не могут проникнуть громоздкие гексы, нужны «бывшие».

Гексы отошли, открыв шквальный огонь, не дававший товийцам даже высунуться. Под его прикрытием «бывшие» добежали до стены башни и полезли наверх, карабкаясь друг на друга. Когда они проникли в развалины, пулеметы гекс тут же смолкли. Вокруг руин завязалась яростная схватка, но товийцев в них осталось не более дюжины, а «бывших» было несколько сот и они лезли на стены непрерывным потоком. Через развалины среднего этажа башни они проникли в нижний, полезли в подвал, где в отсеках ее бетонного основания отбивались последние товийцы.

В это мгновение раздался чудовищный взрыв: зажигательные пули или отчаяние нескольких оставшихся бойцов взорвали артиллерийский погреб башни с тысячами трехдюймовых снарядов. Во все стороны полетели гигантские бетонные обломки. Пронзив тучи вздыбленной взрывом земли, в небо взвился яростный столб пламени. Пол ударил Талу по ногам, воздушная волна отбросила его от амбразуры. Несколько десятков «бывших», оказавшихся поблизости, буквально разорвало в клочья, всех остальных разметало, сшибая с ног. Падающие обломки башни зашибли нескольких гекс. Когда дым рассеялся, стало видно, что на месте башни зияет огромная воронка. Ее защитники умерли так, как подобает файа. Но Маоней был напуган и восхищен одновременно: отступник сумел уничтожить ключевое укрепление крепости, потеряв всего десяток гекс и сотню «бывших».

Гексы вновь двинулись вперед, обходя воронку по ее осыпающимся краям. Они едва могли пройти по гребню плотины, где в зияющих проемах у их ног, глубоко внизу неслась вода. По ним начали стрелять из базук, но место каждой сбитой вниз твари тут же занимала новая и гексы добрались до крепостного вала. На этом атака захлебнулась. Твари тупо ломились в ворота, пытались пролезть в здание ГЭС. Их расстреливали из автоматов в упор, целя в защищенные бронестеклом глаза, и в открытые пасти. Раненые гексы ревели и бились, контроль над ними явно был потерян.

Со своего наблюдательного поста Маоней видел, как неуправляемые гексы переходят реку, разваливая жалкие баррикады мятежников, врываются на улицы Соары и во множестве хватают мечущихся людей. Другие поднимались к крепости. Тиссы отбивались, стреляя из автоматических 1,5-дюймовых гранатометов. Гранаты взрывались точно в пастях гекс, выворачивая им мозги, разбивая затылки, выбрасывая фонтаны синей крови. Вскоре сотни тварей были мертвы, остальные отступили.

Маоней вновь повернулся к плотине. Гексы уже ломали ворота совместными ударами двух туш враз, явно под руководством оператора. Дюймовой толщины створки скоро прогнулись, вцепившись в края, гексы сорвали их с петель и сбросили вниз. Путь в крепость был открыт. Отступник руководил атакой, укрывшись от огня за западной стеной ГЭС. Он отправил сотню «бывших» на штурм прибрежных казематов, гексы ударили во фланг оборонявшихся. Тиссы тоже пошли в очередную атаку.

У реки вспыхнул жестокий бой — не занятые на южном валу солдаты расстреливали из базук гекс, десятками косили из автоматов и штурмовых винтовок «бывших». Три исправных «Химеры» методично разносили тварей в клочья. Когда проем ворот оказался забит грудой бездыханных туш, атака захлебнулась. Талу приказал сосредоточить огонь минометов на одном из пролетов плотины и скоро тот обрушился. Теперь отступник должен был форсировать реку, чтобы снова напасть на них, а это требовало времени.

Победа была одержана внушительная — только в стенах крепости валялось две или три сотни «бывших» и несколько десятков туш гекс. Тиссы почти сразу же откатились назад, и потому понесли небольшие, сравнительно с прежними, потери. Однако цена победы тоже была высока — погибло около сотни людей и сорок файа. Раненых было вдвое больше. От истребительного батальона осталось меньше роты — 142 файа, от полка Внутренней Армии — 1092 вооруженных автоматами солдат.

Тем временем, отчаянные усилия ремонтников принесли результат — часть крепостной радиоаппаратуры удалось восстановить и вскоре была налажена связь с базой восьмого истребительного отряда. Впрочем, новости, которые пришли оттуда, были невеселыми.

Притяжение смерти повсюду действовало одинаково, увлекая около трех процентов населения. Вызванное им оцепенение и шок через несколько часов сменялись лихорадочным возбуждением. Именно в это время в Кен-Каро прилетел вертолет с офицерами-тиссами. При том, вертолет был фамайский.

На сей раз мятеж был организованным и не сопровождался бессмысленными грабежами и погромами. Полиция и Внутренняя Армия просто перешли на сторону восставших, так что все наличные силы Фамайа в городе насчитывали теперь пять тысяч бойцов Чрезвычайной Комиссии и пару тысяч добровольцев-файа. С оружием у них было не лучше — десяток тяжелых танков, сорок самоходных зениток, восемьдесят БТР и две эскадрильи штурмовых вертолетов. Орда же мятежников насчитывала не менее сорока тысяч, а ждать подкреплений файа было неоткуда: Черзмали Мато покинул базу почти сразу после окончания войны Фамайа с ССГ и бесследно исчез. Его отряд, лишившийся командира, и не думал сражаться с бунтовщиками, ожидая неведомо чего. Хотя даже Талу понимал, что Цета окажется следующей мишенью повстанцев — а ведь база не приспособлена к обороне! Никто даже не предполагал, что на нее кто-то посмеет напасть.

Часть техники истребители все же исправили, но вот бежать им было уже некуда — Цета осталась единственным островом законности во враждебном море мятежа. И Маоней Талу понял, что даже оказавшись там, он всего лишь попадет из огня в полымя.

Наконец, Талу опомнился. Телесвязь с Товией тоже уже действовала — электромагнитный импульс не затронул стационарные спутники — и он таки смог связаться с Найте. Целую минуту тот молча смотрел на юношу, словно не решаясь поверить, что тот жив. Потом Талу пришлось долго рассказывать о положении в Соарской крепости. При этом он чувствовал, что и его рассказ, и вопросы Найте лишены даже малейшего смысла.

— Этот мятеж будет не чета прежнему, — закончил он. — У Низших теперь есть право сокрушить нас, а мы… чувствуем, что виновны. Все поняли, что мы… уничтожили мир. Так было с Ревией — тогда, в Последнюю Ночь, но теперь, после притяжения смерти, нас, нашего оружия, никто больше не боится. И если сейчас мы… кто-то попробует вновь применить ядерное оружие… это будет самоубийство. Что же нам делать? — он смолк.

Несколько секунд Найте тоже молчал.

— Дела еще хуже, чем ты представляешь, — наконец сказал он. — У нас просто не осталось ракет. Даже при всем желании…

— Так они все выпущены? — Маоней ощутил, как к горлу подкатывается комок и слабеют ноги. — Но ведь…

— Да. Судя по данным наших орбитальных разведчиков, весь мир ждет многолетняя зима. Прежде всего…

Слушая его, Талу, казалось, не слышал ничего, кроме звона в ушах: очень тяжело слушать свой смертный приговор, уже зная, как тебе придется умереть. То, что смерть придет лишь через несколько месяцев, делало ее еще более страшной.

— Неужели ни для кого нет никакой надежды? — глухо спросил он.

— Есть. Если ты находишься в герметично закрытом отапливаемом помещении с воздушными фильтрами и оранжереей, или, на худой конец, с запасом продуктов, рассчитанным на несколько лет. В противном случае…

— Так я умру? — Талу ничего не мог с собой поделать — его душили слезы.

— Нет. Хотя ты виновник этой войны… как, впрочем, и все мы. Слушай. Здесь есть исправные вертолеты?

— Нет.

— Неважно. Я прикажу, чтобы тебя доставили в Ан-Арк, на авиабазу — туда прилетит самолет из Товии. Ты вернешься в свой родной город и разделишь его участь. Тебя это устраивает?

Маоней смог лишь кивнуть.

Дожидаясь вертолета, он мрачно расхаживал по взлетной площадке. С ним никто не говорил — как, впрочем, и с теми, кто должен был полететь с ним. Ожидавшие помощи были разочарованы и Маоней мог их понять. Каждый истребительный отряд Фамайа был равен по боевой мощи дивизии. Каждый мог в любой момент посадить всех своих бойцов в вертолеты и доставить их в любое место. Сейчас же из 9700 бойцов восьмого отряда триста уже были мертвы, а еще больше спятили и их пришлось запереть. Двести сорок тяжеловооруженных вертолетов стали грудами бесполезного лома. Из трехсот бронетранспортов лишь немногие могли передвигаться — боевая мощь отряда стала, по сути, равна нулю. Конечно, еще оставалось личное оружие — автоматические винтовки и базуки — но не осталось самого главного — боевого духа. Офицеры даже и не пытались как-то заменить исчезнувшего командира. Если такое происходит в элитной части, что уж говорить об остальных? Впрочем, Талу догадался, в чем истинная причина этой апатии. Они еще ничего не знали о грядущей зиме — но они все ощутили притяжение смерти. И они стали думать — а стоит ли объединение мира, торжество над врагом такой цены? Талу тоже думал об этом. Но он знал, что иного пути нет. А другие…

Его размышления прервал появившийся вертолет. На нем не было ракет — в машину предстояло загрузить столько файа, сколько она в состоянии поднять. Найте приказал доставить в Ан-Арк лишь детей от пяти до пятнадцати лет. Их в крепости было около восьмидесяти — а вертолет мог взять лишь пятьдесят. Маоней не считал себя особенно тяжелым — но вместо него могли полететь два ребенка. Вполне вероятно, что этот рейс был последним, но Талу, несмотря на категорические требования пилотов, отказался садиться в машину — он просто не мог сделать это под взглядами тоскливых детских глаз.

К его радости, остающиеся не пытались помешать погрузке. Они только смотрели — и это было еще хуже.

Когда вертолет скрылся из глаз — тиссы провожали его неистово ожесточенным, но бесполезным автоматным огнем — Талу вернулся на свой импровизированный командный пункт на верхнем этаже дворца.

Полет должен был занять около часа и все это время они поддерживали с вертолетом связь. Когда до базы восьмого отряда оставалось всего несколько миль, пилот вдруг включил телекамеру и Маоней вздрогнул, увидев картинку — внизу, на ведущей в Цету дороге, ползла бесконечная вереница танков, облепленных солдатами: «Химеры» оказались более устойчивы к электромагнитному импульсу, чем любые другие машины. О том, кто воспользовался ими, долго гадать не пришлось — к вертолету потянулось сразу несколько струй крупнокалиберных трассирующих пуль. Пилот увел машину в сторону и погнал ее на юг на предельно малой высоте.

Маоней задумался. Он видел мятеж в Соаре — и руководившие штурмом офицеры-тиссы тоже его видели. Цету постигнет та же участь — только быстрее и хуже. В ней находилось больше двадцати тысяч файа — бойцов-истребителей, Высших, технического персонала, их жен и детей. Большая их часть была виновна лишь в том, что жила в этом месте. Остальные…

Он вздрогнул, вспомнив зверства Черми Эрно. У жителей Ирмии действительно есть поводы для мести — но возмездие придет слишком поздно и обрушится, по обыкновению, на невинных. Да, на базе восьмого отряда оставалось еще больше восьми тысяч бойцов, шестьдесят тяжелых танков, сотня бронетранспортов и даже четыре эскадрильи истребителей-бомбардировщиков. Но орда мятежников насчитывала добрых полтораста тысяч и исход боя был предопределен одним лишь этим фактом.

Юноша помотал головой. Он понял, что ему просто жаль свой отважный и беспощадный народ, так глупо погубивший себя и весь мир. Недавно он гордился принадлежностью к Детям Кошек — а теперь его душил стыд. А Вэру? Есть ли ему дело до чего-либо, кроме мечты о звездном будущем их расы? Вряд ли. Но Маоней чувствовал, что не отступится от него, — даже если мечты Анмая погубят его самого.

Он уже собирался идти спать, когда до него донесся рев дизелей и скрежет траков. Осознав это, Маоней опрометью взлетел по лестницам и, распахнув броневую дверь, выскочил на крышу. Приближались новые колонны военных машин — и не меньше десятка вражеских танков. Было совершенно непонятно, почему тиссы чинили их так долго. Впрочем, ремонтники в крепости обещали вот-вот исправить один вертолет, но Талу уже не надеялся, что все кончится так хорошо.

Обе имевшихся в крепости противотанковых ракетных установки были заранее выставлены на вал и выстрелили почти одновременно. Талу увидел, как два смертельно-белых огня, оставлявших за собой ровные полосы бледного дыма, стремительно помчалось к вражеским танкам. Один тут же взорвался, за ним вспыхнул бронетранспорт, захваченный нападавшими в Сире.

Уцелевшие ответили дружным залпом. В каждый спешно отрытый на гребне вала окоп попало одновременно по нескольку снарядов. Когда облако пыли и дыма рассеялось, вал в этом месте стал на полтора метра ниже.

Казематные пушки открыли шквальный огонь, но их калибр оказался недостаточным. Трехдюмовые снаряды, высекая ослепительно-огромные снопы искр, просто рикошетировали от лобовой брони. Для базук танки тиссов были слишком далеко. Они тоже начали стрелять.

Первый же снаряд снес внешние броневые ворота. Второй уничтожил внутренние, на другом конце пронизывающего вал туннеля. Вход в крепость был открыт, но от взрыва заложенных еще при постройке крепости фугасов свод туннеля, вместе с частью вала, рухнул, завалив проход грудой земли и бетонных глыб — ни одна машина, даже танк, там уже не прошла бы.

Укрываясь за тонким парапетом, Маоней видел, как под ударами пятидюймовых бронебойных снарядов врытые в вал казематы превращаются в бесформенные груды щебенчатого крошева. Их бетон не был даже армирован и, судя по тому, как легко он рассыпался, песка в нем было несравненно больше, чем цемента. Уцелевшие бойцы выбирались из разбитых бункеров и кидались кто куда, обезумев от страха.

Когда с укреплениями было покончено, шквал снарядов обрушился на дворец — Талу даже удивило, что тиссы не начали сразу с него. Обезумевшие от грохота бойцы бросились вниз, спасаясь от свистящих осколков, но юноша остался на месте. Он уже хорошо понимал, что жить ему осталось какие-то минуты, и хотел только увидеть перед смертью как можно больше.

Укрывшись за выступом стены, Маоней застыл, прикрыв глаза от блеска залпов. Здание содрогалось под его ногами, вокруг летели обломки, осколки — он не двигался, зная, что куда лучше быть разорванным в клочья, чем попасть в руки разъяренных врагов.

Над его головой, в стене надстройки, где находился центр связи, с громом, в тучах пыли открывались огромные бреши. Затем вся она беззвучно осела, увлекая две высокие радиомачты. Одна раздробила стену совсем рядом с юношей и рухнула вниз. Обстрел продолжался — Маоней понимал, что впавшие в исступление танкисты будут стрелять до последнего снаряда. Его оглушило, взрывы несколько раз сбивали его с ног, осыпали пылью, но он не пытался укрыться. Ему почему-то уже не было страшно, хотя все вокруг взрывалось и рушилось.

С чудовищной огневой вспышкой вспучилась крыша бензохранилища, между его старых кирпичных стен запылал хлынувший из взорвавшихся цистерн бензин. Все вокруг залил ослепительный свет. В непрерывных взрывах начало разваливаться прочное четырехэтажное здание главной казармы. Смялась и в облаках пыли рухнула коробка ремонтного цеха, где техники пытались привести в порядок вертолет Талу и остальные машины. Снеся местами вал, снаряды рвались повсюду, вздымая фонтаны земли, перепахивая дорожки, разбивая в щепы столетние деревья парка вокруг дворца.

Дотла разрушив крепость, танки начали бить по зданию Соарской ГЭС. Во все стороны полетели осколки бетонных панелей. Когда снаряды разбили простенки, весь фасад рухнул, увлекая перекрытия машинного зала. Затем взорвались масляные баки и завалы вмиг охватило жирное, дымное пламя, стеной поднимаясь вверх.

Все огни здесь и в Соаре погасли, потом лампы в крепости вспыхнули вновь — включился аварийный дизель в бункере дворца. Танки продолжали расстреливать пылавший остов ГЭС, пока здание полностью не рухнуло. Персонал станции составлял сорок человек и все они, без сомнения, погибли.

Наконец, танки один за другим прекратили огонь — у них кончились снаряды. Несколько мгновений царила пугающая тишина и Талу успел стряхнуть с одежды и волос часть осевшей на них пыли. Затем танки взревели моторами и пошли вперед. За ними поднялись густые цепи атакующих.

С разбитого гребня крепостного вала тут же полетели огненные шары реактивных гранат, — стрелки-истребители знали свое дело. Талу показалось, что кроме них здесь уже нет уцелевших, но тут он заметил выбиравшихся из укрытий бойцов и три вышедших из-за дворца «Химеры». Взобравшись на крепостной вал, они открыли огонь по вражеским танкам. После первого же залпа взорвались три вражеских машины, гранатометчики подожгли еще две, однако остальные продолжали атаку. Вскоре две «Химеры» были подбиты танками тиссов, третья отошла — но к тому времени атакующие сами потеряли десять танков, четырнадцать БТР и человек двести пехоты. Тем не менее, тиссы все равно продолжали наступать.

Окружавшие крепость надолбы уже были разбиты, крепостной ров наполовину засыпан, вал кое-где почти срыт — но танки тиссов даже с ходу не могли пересечь его. Они остановились у брешей, стреляя из пулеметов. Вслед за ними подошла пехота, но и ей пришлось несладко — разбитый крепостной вал превратился в неровные нагромождения земли и бетонных обломков, даже более удобную позицию, чем целое укрепление. Стрелки вели огонь из сохранившихся местами полуразбитых казематов — там, где они не были завалены землей доверху. Непрерывно хлопали стоявшие за дворцом минометы, на тиссов сыпался смертоносный ливень мин, но они все равно атаковали, не обращая внимания на потери. Их было много больше, чем защитников, и их вела ненависть к уничтожившим их мир.

У южного вала собрались почти все оставшиеся в живых бойцы крепости, — девять сотен файа и людей. Те, наконец, поняли, что сражаются не за идеи Проекта, а за свои жизни, и дрались с яростью обреченных, цепляясь за каждый обломок. На развалинах укреплений началась страшная рукопашная. Маоней содрогнулся, увидев подробности, — даже отсюда. Он понял, что даже звери не сражаются с такой неистовой жестокостью, отбросив все правила и нормы.

Вскоре защитники были смяты и бежали. Тиссы ворвались на гребень вала и закрепились на нем, но когда они, сосредоточив силы, пошли в последнюю, как им казалось, атаку, уцелевшие бойцы встретили их шквальным огнем из развалин казармы, еще дымящихся воронок, из-за завалов, деревьев, из-под искореженных автомобилей… Десяток крупнокалиберных пулеметов, установленных на бесполезных танках, превратил атаку в бойню и тиссы, редея, откатились назад.

Маоней не мог больше оставаться наверху — среди попавших во дворец снарядов были и термитные, а горючих материалов в здании оказалось куда больше, чем было предусмотрено проектом. Пожар быстро разгорался, жгучий дым душил и выедал глаза, не давая разомкнуть век. Юноша нырнул в рваный пролом на месте броневой двери, скатился вниз по лестнице, опаленный огнем, с обожженными о раскаленные перила руками, выхватил пистолет и с криком бросился вперед, уже плохо понимая, что делает. Узнав командира, бойцы последовали за ним, но Маоней этого уже не заметил. Он застрелил двух тиссов, бросившихся на него, но тут в его «Омеге» кончились патроны. Ошалев, он сам бросился на третьего, бесполезно выставившего разряженный автомат. Едва увернувшись от направленного в живот штыка, Талу ударил солдата рукояткой пистолета в лицо, яростно вырвал оружие, и прикончил упавшего тисса, вонзив ему в горло его собственный нож.

Контратака оказалась совершенно неожиданной для тиссов. Им пришлось оставить в покое немногочисленных бойцов, еще державшихся в разбитых казематах вала, но помощь безнадежно запоздала и атакующих самих уже обходили со всех сторон. Последняя уцелевшая «Химера», уже горящая, таранила вползавший в пролом вала тяжелый танк тиссов, и исчезла вместе с ним в облаке взрыва.

Оглядевшись, Маоней увидел, что его бойцы вновь отступают. Они уничтожили несколько десятков тиссов, но понесли слишком большие потери. Теперь даже те, кто еще держался на позициях, бежали, падая под пулями.

Талу перевел взгляд на венчавшее холм огромное здание дворца; построенный еще полвека назад, он также служил главным складом крепости. Все его окна были выбиты, верхние этажи пылали, как костер. Но белые бетонные стены дворца почти не пострадали. Танковые снаряды тиссов лишь испещрили их множеством выбоин, не причинив серьезного вреда огромному зданию.

Юноша побежал к дворцу под грохот и вой взрывов. За баррикадами у его ворот сгрудились бойцы истребительного отряда. Маоней бросил чужое оружие и, выкрикивая свое имя, помчался вперед. Вслед ему стреляли, свистели пули, но он несся, как на крыльях, пока его не скрыл бетон.

Кое-как отдышавшись, он огляделся. Здание уже окружили скрывавшиеся в каждой щели тиссы, обстреливая его. Стрельба доносилась отовсюду, в небе стояло зарево. Бетонный блочный бруствер, защищавший ворота, обвалился. Позади него возвышалась ярко-белая гладкая стена двадцатиметровой высоты — фасад гигантского главного зала. Свет огня вырывал из темноты лишь верхнюю ее часть, земля тонула в непроницаемом мраке. В огромные ворота из темной шестидюймовой брони и гекса вошла бы, не наклоняя головы. Они слабо отблескивали, словно покрытые инеем, и устояли бы и под артиллерийским огнем. Их мог пробить лишь бронебойный снаряд. Квадратные окна зияли чернотой на высоте четвертого этажа; стены дворца были чуть больше метра в толщину, но отлиты из окременевшего от старости, очень прочного бетона. Свои жилища файа строили на совесть.

Талу мысленно поблагодарил предков за хорошую работу, потом предложил закрыться в здании и отбиваться уже там. Дрожащие под огнем бойцы не возражали.

Маоней первым вошел внутрь, за ним, толкаясь, последовали остальные. Многотонные плиты ворот сомкнулись за их спинами. Лязгнули засовы, затем щелкнули замки. Бойцы бегом устремились наверх, но юноша застыл, оглядываясь. Наверху, очень высоко, светились огнем окна, бросая текучие блики на фермы перекрытия; внизу, во мраке, на бетонном полу выстроились ряды бесполезных машин. Слева, на окруженной с трех сторон окнами белой платформе-террасе, недавно помещалась сцена. Впереди возвышалась глухая бетонная стена наземного укрытия, доходящая до потолка. Талу смотрел очень внимательно. Зная, что видит место, в котором ему придется умереть, он впал в какое-то странное оцепенение. Ему уже начало казаться, что он видит какой-то сюрреалистический сон, когда к нему подошел командир батальона и срывающимся голосом стал докладывать.

Осмотр дворца не дал никаких утешительных результатов. В нем осталось 129 солдат Внутренней Армии, 48 бойцов истребительного отряда и 40 добровольцев-файа. Большая часть остальных уже погибла, уцелевшие едва держались в казематах северного и западного вала, а также в крепостном арсенале. Беженцы и раненые заперлись в центральном массиве здания. Огромная плита монолитных ворот, ведущих туда, была задраена наглухо. Она была пятнадцати дюймов в толщину и было бы наивно пробовать взломать ее. У защитников, не считая личного оружия, осталось четыре старых гранатомета, восемь пехотных пулеметов, 195 ручных гранат и по сотне патронов на бойца. Найденных припасов хватило бы им месяца на три, но едва ли это имело значение.

Добравшись до лестницы, Маоней поднялся на галерею и сел там, выглядывая из-за бетонного подоконника. Тиссы уже овладели всей крепостью и теперь зачищали казематы. Плотным огнем отгоняя защитников от амбразур, они взрывали и жгли бункеры, внутри которых те укрылись. Всех, пытавшихся спастись из огня, тут же расстреливали. Отсюда Талу увидел, как тиссы отрезают головы убитым файа, увидел, как они пристреливают раненых, но не испытал уже никаких эмоций. Они кончились.

Дворец тоже атаковали. Истребители стреляли очень точно и пехота тиссов не могла даже подойти близко. Но помешать обстрелу и нападениям броненосных тварей автоматчики и снайперы уже не могли. Пулеметы гекс с металлическим стуком били по окнам, высекая из бетона стен снопы осколков и искр. Тиссы стреляли по воротам из базук. После ударов их бронебойных гранат весь зал с треском пронизывали огромные искристые струи, разбиваясь об стену наземного укрытия. Но кумулятивные взрывы оставляли отверстия, в которые едва мог пройти палец. Потом гексы подложили под ворота фугас — такой же, каким взорвали башню на плотине. После взрыва за окном взметнулось рыжее пламя, все здание загудело, как огромный барабан. Но, глянув с галереи вниз, Маоней увидел, что ворота лишь погнулись. «Вряд ли им удастся раздобыть достаточно взрывчатки, — как-то отстраненно подумал он. — Они могут вскрыть их бронерезом, — если, конечно, найдут его. А другого входа здесь нет. В окна не забраться — очень высоко и наши стрелки не дадут. Интересно, что они еще придумают?»

Он перебежал по галерее к окнам, выходившим на земляной холм арсенала. Там тоже шел бой. У разодранной проволочной ограды и капониров густо лежали трупы солдат, но другие тиссы рвались вперед, к полуснесенным и покореженым броневым воротам под пробитой аркой. Они забросали их гранатами и после серии взрывов немедля бросились в атаку. Теперь в них никто оттуда не стрелял.

Когда целая толпа тиссов наконец ворвалась в ворота арсенала, Маоней бросился бежать. Зная, что сейчас будет, он миновал уже половину галереи… и тут за его спиной полыхнул чудовищный взрыв. В этот миг гибели сотен людей и файа в душе юноши вновь пробудилась уже было забытое ужасное притяжение смерти. Оно тут же исчезло, но Талу почти задохнулся от страха. Затем мгновенно окаменевший воздух ударил его, с огромной силой бросил на стену, и больше он не видел ничего…

В себя Маоней пришел от грохота, но тот слышался теперь как-то смутно, словно во сне. В ушах у него звенело, голова кружилась, его тошнило от слабости. Хотя вокруг было светло, его обволакивала хищная темнота, растворяла, звала. Это до того его измучило, что он уже не мог понять, сон перед ним, или явь.

Талу долго лежал, дрожа от холода, не в силах встать, потом все же приподнялся, машинально отряхивая с себя пыль и мусор и одновременно осматриваясь. Он был уверен, что мозг вытекает из его разбитого черепа — так дико болела голова. Но, ощупав ее, он с удивлением обнаружил, что она совершенно цела. А вот дворец…

На месте крепостного арсенала зиял огромный огнедышащий кратер, окруженный фантастически причудливыми гигантскими глыбами вывороченного железобетона. Один особенно громадный его обломок торчал из террасы под сценой — массива, который мог бы сойти за четырехэтажное здание. От него осталось только три внешних стены. Все остальное превратилось в один чудовищный, осыпавшийся пролом, окруженный джунглями загнутой внутрь, оборванной арматуры. Останься Маоней там, его бы разорвало в клочья.

Еще один чудовищный выгнутый обломок арсенального свода лежал на перекрытии центрального массива дворца, но тот был цел, хотя крыша главного зала полностью рухнула. Многотонные фермы, ломаясь, провалились внутрь, над Талу обвалилась даже верхняя часть стен — осталось лишь небо и он удивился, что все еще жив.

Внизу горели машины, идущая под окнами галерея тоже большей частью обрушилась. Талу едва удалось разглядеть ворота центрального массива, заваленные горой искореженных конструкций. Внешние ворота под ним тоже едва виднелись, заваленные обломками, однако железобетонная стена зала ниже окон уцелела.

Трудно было сказать, кому — осажденным или оборонявшимся больше повредил взрыв, но тиссы быстро опомнились. Под прикрытием огня они вновь заложили фугас под ворота; на сей раз его взрыв выбил их и едва не сбросил Маонея вниз. Он обрадовался, увидев, что проем рухнувших ворот все еще намертво забаррикадирован грудой покореженных стальных ферм перекрытия и бетонных обломков. Сдвинуть их тиссы не могли; вдобавок, по ним начали стрелять откуда-то сверху уцелевшие защитники, хотя их осталось всего десятка четыре. Сунувшись было в пролом, тиссы тут же откатились назад, поредев наполовину. Но командир штурмующих быстро нашел решение. Минут через пять враги вновь пошли в атаку и Маоней с удивлением понял, что это гексы и «бывшие». Одна из гекс, подталкиваемая другими, как-то пролезла наверх, сбросила остальным большие балки и соорудила помост, по которому те поднялись на завал. «Бывшие» закрепили тросы на фермах и гексам удалось растащить их. Теперь уже ничто не мешало им проникнуть во дворец. Волна атакующих хлынула внутрь.

В чреве горящего здания завязалась яростная схватка. Гексы, не обращая внимания на огонь, облизывавший их броню, неудержимо рвались вперед, разбрасывая обломки. Защитников осталось слишком мало, из группового оружия у них уцелело всего два ручных пулемета. «Бывшие» через развалины главного зала проникли в уцелевшие лестничные колодцы, полезли наверх…

Талу попробовал найти свой автомат. Тщетно. Он был безоружен, а внизу рыскали группы солдат ССГ и повстанцев с дико горящеми глазами, выискивая и добивая раненых. Сверху в это время уже падали тела защитников дворца. Последним очагом сопротивления стал отсек наземного укрытия — когда его ворота рухнули после нескольких последовательных взрывов. Сначала атакующих встретил шквал огня, потом и оттуда донеслись взрывы гранат и крики умирающих. Потом — тишина. Мертвая тишина во всей крепости. Только тихо, как муравьи, шуршали мятежники, обшаривая развалины. Маоней так плотно прижался к полу, что солдаты не смогли его заметить. Вряд ли они вообще смогут и захотят влезть на этот обломок галереи…

Он уткнулся лицом в руки, мечтая умереть, но через несколько минут удивленно приподнялся, услышав знакомый звук. К дворцу подъехал бронетранспорт, из него выбралось два десятка файа в форме истребительного отряда. Один из них отошел в сторону, глядя вверх. На его лицо упал отсвет огня и Талу узнал Черзмали Мато. За ним он заметил нетерпеливо толкающихся тиссов и с трудом поверил своим глазам. Такого просто не могло быть!

Другие тиссы поднимались все выше, заглядывая буквально под каждый камень. Талу охватил беспомощный страх — и он удивился, что после всего увиденного ему все же отчаянно хочется жить.

Несмотря на риск, он должен был убираться отсюда — его укрытие больше не казалось надежным. Он спрыгнул на груду обломков, едва не переломав себе ноги, потом полез вниз, раздирая одежду. Со всех сторон его окружали враги и Маоней понимал, что в любую секунду его могут схватить. Оставалось лишь — надеяться на удачу, так долго хранившую его.

Пытаясь незаметно выбраться из здания, Талу буквально наткнулся на истребителей.

Он пытался убежать, но его настигли и сбили с ног.

Маоней ничуть не удивился, когда его притащили к Уэрке. Того окружали вооруженные повстанцы с застывшими лицами — и Ами среди них. Дальше, вокруг бронетранспорта, стоявшего у южной стены дворца, бродили гексы. Кто тут мог ими управлять?..

— Черзмали! — закричал Талу, заметив командира.

Тот повернулся. На серьезном усталом лице Мато было странное, растерянное выражение. Вдруг Маоней узнал еще одно лицо — со строгими резкими чертами, обрамленное короткой щетиной светлых волос.

— Керт Рисси! И вы тоже с ними?

Лицо Керта вздрогнуло, но он промолчал. Остальные тоже молчали и под их тяжелыми взглядами Талу стало не по себе. Он был голоден, его одежда превратилась в лохмотья, едва скрывавшие измученное тело — но он был жив. А пока он был жив, он мог страдать. Долго страдать.

— Мы не надеялись найти тебя… — сказал Уэрка. — Но я все же рад, что тебя не убили.

— Я тоже. Но, по-моему, ваши друзья не очень этим довольны.

Ами промолчал, тяжело глядя на Талу. Тот почти не пострадал. Лишь когда его тащили сюда, он получил несколько пинков. С него сорвали пояс Высшего, он весь стал серый от пыли — но глаза юноши вызывающе блестели. Он боялся — но не своего страха.

— Вам всем конец, — Уэрка мрачно улыбнулся. — А тебя мы казним публично, едва решим, как. Мы не хотим слишком торопиться…

— Я рад, что вы так цените меня, — спокойно ответил Маоней. — Но я бы предпочел более краткий способ.

— Что ты знаешь о про-Эвергете?

— Ничего, кроме того, что сказал Ами. Спроси его! — Ами сжал кулаки, но сдержался. — А еще лучше, напиши своему другу Философу на плато Хаос — может, он ответит!

— Так Окрус там? — Уэрка побледнел. — А я думал…

— Надеюсь, он знает все — но вы никогда не узнаете, да и зачем? Второго про-Эвергета вам явно не построить.

— Мы можем найти защиту!

Талу рассмеялся ему в лицо.

— От Йалис нет никакой защиты. Это проникает повсюду, как гравитация, ты, старый дурак!

— Заткнись! Или…

— Или вы меня убьете, да? Публичная казнь сорвется…

Уэрка еле сдержал ярость.

— Вам конец! Вашей стране и вашему Проекту!

— Может быть — да, но тогда не выжить никому. Ты этого хочешь, да? Лучше никакого будущего, чем не твое?

— Мы все равно заставим тебя говорить!

Маоней пожал плечами.

— Заставляйте. Но что я скажу, если не знаю?

Повисло тяжелое молчание. Наконец, Уэрка сказал:

— В моей воле и облегчить вашу участь, Маоней.

— Стало жалко бедного парня, который спас ваши шкуры? А тех, кого вы гоните на убой, вам не жалко?

Уэрка вздохнул и повернулся, собираясь уйти.

— Я не могу понять этого. Вы — образованный, свободный файа, неглупый. И все же, вы служите им!

— У нас, файа, нет выбора, кому служить. Раз я родился одним из Детей Кошек, я не смогу изменить этого. Своей страны я не предам.

— Мне жаль вас…

— Да? Сегодня я убил штук семь ваших товарищей… А впрочем, я благодарен за жалость. Нет, в самом деле. Хотя… вы же знаете, что вам не дадут меня спасти, правда? Эти ваши друзья, которых вы на самом деле боитесь. Вы, конечно, хотите отдать долг чести… но вам страшно подвергать опасности свой дар полководца, бесценный для задуманного вами братоубийства…

Лицо Уэрки дико исказилось, но он овладел собой.

— Пусть Мато решает, что с тобой делать. Прощай!

Он дал знак охране и ушел прочь. Талу повернулся к соплеменникам. Мастер-истребитель 2-го ранга Черзмали Мато выглядел каким-то затравленным — казалось, он не понимал, что он делает, зачем и почему.

— Черзмали, объясни мне, наконец, что происходит!

— Три дня назад ко мне обратилась Старшая Подруга, — Мато говорил очень тихо, чтобы их не услышали остальные.

— Хьютай? — в Фамайа должность жены Единого Правителя была официальной. Анмай мог иметь еще восемь Младших Подруг — наложниц из лучших девушек страны, проще говоря, обязанностью которых было родить ему как можно больше детей и так улучшить породу файа — но едва ли эта возможность вообще приходила ему в голову.

— Да. Она сказала, что Анмай… сошел с ума. И мы должны… должны предотвратить войну. Она заставила меня… заставила обратиться к ССГ. Я не смог ей отказать. Она сказала, что любит меня! Я передал тиссам спецификации наших новейших ракет, наших подлодок, планы ядерного удара… составленные пятнадцать лет назад! Там было много о том, что про-Эвергет не готов, что системы ПРО Хаоса неисправны… ничего о гамма-лазерах, об инфракрасных телескопах на орбите… она обманула меня! Когда… когда после войны я связался с ней, она ответила: «Почему бы тебе не сдохнуть в мучениях, предатель?»

Талу мог только удивленно разинуть рот. Разумеется, ему тоже нравилась Хьютай, но про себя он полагал, что Анмай любит ее только за изобретательность и неутомимость в тех скромных искусствах, которые файа называли «ловкостью четырех ног». Он даже не мог представить, что она способна на такое беспощадное коварство. Хотя разве не входит оно в обязанности Старшей Подруги, многие из которых обладали властью несравненно большей, чем их мужья? Разве можно хотя бы миг продержаться на этой должности, не умея плести и распутывать интриги — традиционно женское дело у файа? А Хьютай Вэру была очень талантлива — во всех вещах, которые ей нравились…

— Но зачем ей это было нужно? — наконец спросил он. — Ведь Анмай не знал?..

— Я думаю, что нет. Но если… если наш мир погибнет, то плато Хаос все равно останется. Чтобы начать все сначала. Под руководством Анмая… и Старшей Подруги. Я думаю, все дело в этом. Похоже, они спятили оба.

Маоней задумался. Он не мог понять, зачем Хьютай пошла на это… но зато понимал, что не сможет ее ненавидеть. Ни ее, ни Вэру. Никогда. Он доверял этой паре. Доверял так же сильно, как и в приюте, где маленький тогда Анмай, как мог, защищал его от издевательств… не всегда успешно, но именно отчаянность этих безнадежных попыток покорила его сердце навсегда. Вдруг его осенило.

— Послушай, почему ты считаешь, что война началась из-за нее? Хьютай сообщила ССГ, что их противники слабы, глупы и вообще сошли с ума — в общем, то, что они хотели услышать. Легкая добыча. Если бы их лидеры были настолько мудры, как ты, наверно, полагаешь, они бы сразу поняли, что это ловушка. Но они просто набросились на это! И ты? Почему тебя осенило лишь сейчас, а не тогда?

— Какая разница, если это привело к войне! И Хьютай хотела ее! Неужели ты ее защищаешь?

— Отчего бы и нет, Черзмали? Ты же не хуже меня понимаешь — если бы ССГ и сдался, ничего хорошего из этого не вышло бы. У нас просто не хватило бы сил взять под контроль его территорию. Через несколько месяцев все рухнуло бы и начался невообразимый хаос. А если бы не было ультиматума — через несколько лет рухнула бы Фамайа. Ты думаешь, ССГ пережил бы это? Она тоже утянула бы его за собой. Весь этот мир прогнил — и у нас, и за границей. Все отравлено ненавистью. Мы все — потомки рабов Альянса, Мато. И еще — два века тьмы. Наверно, это как-то действует на мозг. Разве не их вожди набросились на нас первыми, как ополоумевшие звери, а мы только делали то, что должны? Только защищались? Они же могли предъявить нам контрультиматум, например!

— Но это же чистой воды безумие! Люди в ССГ несравненно чище, чем здесь, свободнее. А ты — тоже виновник войны и защищаешь ее!

— Положим, я знаю, в чем виновен, но… — Талу помолчал. — Посмотри вокруг, что тиссы делают с нашими собратьями. Если в этом и заключается борьба за свободу, то пускай лучше все будут рабами.

— Но ведь из-за Хьютай мы все погибнем!

Талу с минуту молчал. Это он уже понял и сам.

— Да. Ты прав. Но если так нужно для наших собратьев и потомков? Ведь наш народ жить должен, а мы все равно однажды умрем, вся разница — когда, и с честью или без. Но я не хочу умирать предателем, а ты, по-моему, стал им уже давно… знаешь, как говорили в старину: есть что-то дьявольское в безудержном стремлении к справедливости…

Черзмали усмехнулся.

— Мы из одного народа, но говорим на разных языках. Эй, вы, к стенке его!

Талу с тоской огляделся. Бойцы окружили его, оттащили к стене дворца, осыпая ударами, и торопливо отбежали, проверяя оружие. Юноша с трудом выпрямился.

— Но… но мы одной крови, Черзмали… — Талу не мог найти слов.

— Прости, но это единственное, что я могу для тебя сделать. Иначе светловолосые будут убивать тебя несколько дней. Я хочу только свободы и мира для своего народа, хочу закончить начатую не мной войну. Еще не поздно присоединиться к нам. Не хочешь? Ну, как знаешь…

Черзмали вскинул свой короткий автомат и с трех шагов полоснул Талу очередью. Хлесткий удар в грудь и живот сбил юношу с ног, он тут же вскочил, упал, снова попытался подняться, но сил у него уже не было и он лишь перекатился на спину. Над ним простерся весь огромный мир — непостижимо далекий свод небес, сиявший яркой дугой Нити, стена, уходящая вверх…

Талу вдруг показалось, что он всегда лежал здесь, а вся его короткая и несчастная жизнь была всего лишь сном. Вдруг стало очень холодно, хотя под ним растекалось что-то теплое, согревающее спину. «Это кровь, — с ужасом подумал он. — Моя кровь!»

Все тело вдруг пронзила невыносимая боль, но он не смог двинуться, не смог даже закричать. Он попытался хотя бы набрать воздуха — и тоже не смог. Когда Талу понял, что уже не дышит, его охватил дикий, безумный страх.

Небосвод стал исчезать, поднимаясь в неизмеримые высоты. А Талу стал проваливаться вниз, все быстрее. Тьма из его снов охватила его, начала неотвратимо поглощать, и в душе юноши остался лишь беспредельный ужас перед надвигающимся небытием.

Потом не было уже ничего.

Черзмали с испугом смотрел, как быстро расползается алое пятно под упавшим Талу. Огромные глаза юноши широко распахнулись, из приоткрывшегося в немом крике рта сбежала струйка крови. Он уже не дышал, но его глаза еще жили, светясь беспредельным ужасом и болью. Потом они остекленели, погасли и только выражение безмерного страха осталось на сделавшемся вдруг жутким лице. Черзмали начал пятиться от тела, не отводя от него глаз, даже когда за его спиной раздался страшный рев. Мгновением позже огромная гекса с надстройкой на спине, обезумев от запаха еще живой крови, схватила его. Он успел лишь услышать, как с тупым щелчком лопнул его череп, и тоже провалился в небытие.

Гекса яростно мотнула головой. Тело Черзмали полетело в сторону, разбившись о стену. Ее собратья тоже с ревом набросились на файа, топча их ногами, из их пулеметов вырвалось пламя. Бойцы бросились прочь, толкаясь, полезли внутрь машины. Но сделать это успели лишь пятеро, все остальные были расстреляны и растоптаны.

Гексы набросились на бронетранспорт, толкая его так, что он закачался. Их пулеметы высекали снопы искр из брони. Двигатель машины взревел, от пушечной очереди полетели куски жесткой синей плоти, огнеметы извергли струи ревущего пламени. Бронетранспорт рванулся, расталкивая бьющихся в агонии тварей, и помчался вниз. Но бешенство гекс расходилось во все стороны, словно круги от падающего камня. В какой-то миг их ярость стала осознанной. Это было уже больше, чем «биение» — только на сей раз его уже некому было остановить и это пойдет все шире и дальше, словно неистовый лесной пожар.

Сумрачный, в крови и копоти, Нэркис Уэрка стоял в подвале дворца — последнем уцелевшем его помещении. Редкие лампочки лишь подчеркивали сумрачную ширь глухого, безоконного зала. Рядом с ним стоял Ами и другие повстанцы. Они подводили невеселые итоги штурма. Всюду вокруг них лежали трупы. В этом бункере их было больше семисот — сотни три солдат Внутренней Армии Фамайа, в большинстве уже раненых, сотни две тиссов, все остальные — мужчины, женщины и дети файа. Детей, правда, здесь было на удивление мало.

Хотя все, находившиеся в крепости, погибли до последнего младенца, победа далась Уэрке очень дорого — он потерял больше трех тысяч солдат Тиссена. Еще у тысячи раненых не было надежды на исцеление. Но у него оставалось еще пять тысяч тиссов с реактивными орудиями, бронетранспортами и танками. И еще — десять тысяч повстанцев. Все люди уже ощутили, что натворили Высшие. Им не могло быть прощения. Все, кого они лишили дома, семьи, страны, собирались в поход возмездия. У них было много оружия. Только на Соарской военной базе они захватили десять тысяч автоматических винтовок и двадцать миллионов патронов, сотни орудий, бронетранспортов и танков. Но им предстояло пройти две тысячи миль до Товии, потом еще тысячу — до логова Вэру.

Когда Уэрке представился в деталях весь этот путь, он помрачнел. Эта старая крепость — не товийская Цитадель, и, тем более, не плато Хаос. Он знал, что Вэру будет сражаться до конца, но не знал всех его возможностей. То, что Ами рассказал о про-Эвергете, было чудовищно. От этого оружия не могло быть защиты. И еще эти проклятые гексы… действовавшие так согласованно, словно были пальцами одной тысячепалой руки… хотя ими никто не управлял. Сожрав в городе и в крепости все, до чего могли добраться, они ушли — колоннами по трое, явно организованными единицами. Куда? Зачем? Уэрка не сомневался, что ему придется вновь столкнуться с ними — только гекс в тот раз будет уже гораздо больше.

Его мрачные размышления прервали донесшиеся с улицы крики. С запада сплошной стеной надвигалась масса беспросветно-черных туч. Они затемняли и гасили и без того слабое свечение туманности. Уэрка угрюмо, но без интереса смотрел на них.

Он не знал, что никогда больше не увидит льющегося с небес света.