Война в потемках

Глава 13 Возмездие праха

Величайшая в истории, — теперь уже только Фамайа — война завершилась. Противник был уничтожен полностью, несмотря на отчаянное сопротивление. Но еще не успели известить всех о великой победе, как пришел ужас. Ужас и тьма. Пепел тысяч сожженных городов, горящих лесов, взорванных нефтепромыслов черной завесой скрывал небо. Этого эффекта не предвидели фамайские ученые. Они полагали, что пожары не дадут столько дыма. Расчеты показали, что дым скроет весь Уарк за несколько месяцев. Температура на поверхности упадет до тридцати градусов ниже нуля. Никакая развитая форма жизни не могла перенести это.

Через несколько лет тьма рассеется, но рассвет встретят лишь те, кто не сможет его увидеть. Бактерии, вирусы, глубоководные черви. Холод дополнится жесточайшей засухой, поскольку прекратится испарение с поверхности морей. Все реки должны были высохнуть или промерзнуть до дна. Только на берегах морей будут бушевать страшные ураганы, засыпая все вокруг снегом. Затем и океан должен был остыть и покрыться льдом. Уровень радиации поднялся в сотни раз, делая невозможным существование развитых форм жизни. Пройдут десятилетия, прежде чем он станет безопасным, но уже никогда он не опустится до прежнего уровня. Для людей и файа, — кроме тех, кто укрылся в автономных защитных сооружениях, — не было никакой надежды. Фамайа победила, но ее настигло почти поэтическое возмездие — пепел побежденных. Впереди пепловых туч катился ужас. Но и его опережала ненависть — ненависть к тем, кто погубил мир ради своей неведомой цели.

Это началось на западной границе. Хотя ССГ уже не было, отдельные части сожженного организма еще действовали. Уцелевшие войска рвались на восток, чтобы отомстить своим уничтожителям. Впереди них шли повстанцы и «беглые», жаждущие покарать угнетателей прежде, чем сомкнется тьма. Это не было бы опасно для Фамайа, если бы сохранилась ее сила. Но все ракеты были запущены, атомные склады опустели. Правители, больше всего боявшиеся, что ядерное оружие попадет в руки повстанцев, свозили его туда, где оно было произведено, — на плато Хаос. Сокрушительный электромагнитный удар, поразивший противника перед его гибелью, парализовал и их. Почти вся военная техника вышла из строя, армия была бессильна.

Для абсолютного большинства населения Фамайа война была полной неожиданностью. Никто не знал ни о про-Эвергете, ни об Йалис, ни даже об предъявлении ультиматума ССГ. Разрушение связи сделало невозможным даже оповещение населения о прошедшей войне. Для большинства таким оповещением стало «притяжение смерти», которое увлекло многие миллионы людей, а оставшихся навсегда выбило из мирной, размеренной жизни. Самой главной опорой Фамайа был страх — но он исчез. Его вытеснил другой страх — перед неизбежной смертью. Повсюду вспыхивали восстания отчаявшихся, уже ничего не боящихся людей. К ним присоединялись и те, кто еще недавно защищал Фамайа, — полицейские, бойцы и офицеры Внутренней Армии. Лишь истребительные отряды держались до конца, но их было слишком мало, чтобы остановить распад. Они гибли один за другим на своих базах, осажденные несметными массами повстанцев.

Фамайа рушилась. Ее области, одну за другой, заливал хаос, останавливались поезда, заводы, электростанции, обрывалась связь. А затем приходила тьма, душившая под своим пологом последние следы разумной жизни. Очень скоро Совету стало ясно, что спасти страну нельзя. Им оставалось надеяться удержать плато Хаос и, если повезет, Товию. Туда отводились немногочисленные силы, верные правительству, но и они таяли с каждым днем. Все возрастающая и в силе, и в количестве армия повстанцев под командованием Нэркиса Уэрки неудержимо рвалась к сердцу государства. Им приходилось идти сквозь возрастающий хаос, но даже это не могло остановить их. С тех пор как Найте пришлось сосредоточить все силы на защите столицы, им не оказывалось уже никакого организованного сопротивления.

Никто из восьмисот миллионов населения Фамайа не мог забыть ужаса, который они испытали при уничтожении ССГ. Страх перед неизбежной смертью, уже непереносимый для познавших ее чудовищный вкус, толкал людей на самые безумные поступки. Они убивали друг друга, совершали массовые самоубийства, разрушали и жгли все, до чего только могли добраться. В один миг появилось множество учителей и пророков, предлагавших самые невероятные способы спасения если не тела, то души — от братания со всем сущим до ритуального людоедства.

В надвигавшейся тьме вырастали и более чудовищные плоды — та темнота, которую освободил первый, неудачный пуск про-Эвергета, росла, и то, что она порождала, росло тоже. Чудовища, вышедшие из лабораторий Хаоса, и самые безобидные создания становились словно одержимыми. Они то собирались в огромные массы и нападали на все живое, то выстраивались в странные геометрические узоры и застывали неподвижно. Среди них становилось все больше «беглых», «бывших» и просто людей. Их застывшие лица и странные, непредсказуемые поступки наводили ужас даже на тех, кому уже нечего было терять.

Разрушение систем управления освободило огромные массы нейрокибернетически перестроенных существ — «бывших» и гекс. «Бывшие» с их редуцированным разумом, сбивались в стаи, уже мало чем отличавшиеся от собачьих. Гексы же возвращались к своему естественному состоянию. При этом, у них сохранялась способность к организованным коллективным действиям, привитая им при рождении. Они целыми стадами бродили по темным просторам Арка, обращая все живое в свою пищу.

Так было повсюду, кроме запада Фамайа. Там появилась разумная форма гекс, управляемая их коллективным умом. Она была способна на более сложные действия. Именно гексы оказались наиболее приспособленными к изменившимся условиям. Из-за огромной массы они не страдали от холода, они видели в темноте, а радиация для них была не опаснее, чем для насекомых. И они были всеядны.

Идеям Проекта остались верны очень немногие. Чаще всего они погибали, как Маоней Талу — он был лишь первым из тысяч. Они стремились выйти к Товии или, как он, забрать с собой побольше врагов, чтобы их меньше осталось на долю Найте и Вэру.

Анмая Вэру мучила тяжелая тоска — не по небу, нет. Орбитальные телескопы невозмутимо продолжали передавать свои снимки. На плато Хаос мощные компьютеры восстанавливали ИК-изображения до обычных. Лазеры мультипланара проецировали их на огромный купол. Анмай часами просиживал здесь, находя в созерцании бесчисленных светил ту ничтожную долю радости, без которой никому невозможно жить.

Он все время думал о тех, кого гибель мира застала в самом начале жизненного пути. Мысли о миллионах юных жизней, которым суждено прерваться, о тех, кто мечтал, как и он, познавать мир и радоваться ему, преследовали его неотступно. Лицо Вэру похудело, глаза неестественно блестели. Он делал все, чтобы собрать здесь как можно больше файа и людей, но по ночам его неизменно преследовала шепчущая темнота, освобожденная про-Эвергетом.

Ни он и никто другой не мог знать, каким будет исход этой отчаянной борьбы.

Интерлог.

Из дневника

Найте Лая

«…После начала войны я решил записывать все подробности происходящего. Пусть мне приходиться теперь меньше спать, зато интересно будет потом почитать! А если я погибну — пусть почитает Вэру, ему тоже будет интересно…»

«…Первые дни после войны в городе были сплошной круговертью беготни. Затем все вошло в нормальную колею, хотя притяжение смерти собрало в столице обильную жатву — больше двадцати тысяч. Причина явления до сих пор не известна, но действовало оно явно выборочно. Как всегда, выживают более молодые и сильные. Но: чем тоньше душевная организация человека (или файа), тем легче он ему поддавался. Выводы пугающие — в городе пошли слухи, что притяжение смерти забрало всех, обладающих душой, а остальные, превратившие свою жизнь в ад, там и оказались, не пройдя физической смерти. Все это, разумеется, чушь, но все же, я тоже видел нечто, о чем боюсь вспоминать. Не знаю, что это — если я допущу это воспоминание в сознание, оно разрушит его. Никто не желает думать или вспоминать об этом и ужас притяжения смерти забылся поразительно быстро — безо всякого вмешательства Чрезвычайной Комиссии. Власти блокировали информацию о грядущей зиме, но постепенно, всего через несколько дней, ситуация стала ясна всем. Жители отнеслись к своей судьбе с поразительным хладнокровием — тоже без стараний ЧК. Впрочем, никто из них просто не верит, что вечную Товию, дивную Товию, постигнет печальная участь той, первой Товии, погребенной под нетающим снегом…»

«…Потянулись обычные вроде бы дни. Я вернулся к своей основной работе — чтобы понять, как мало я теперь могу сделать. Хаос распространяется настолько стремительно, что уже через несколько суток после войны нам, фактически, пришлось перейти к обороне, а теперь — вообще отступать. Лишь в основных городах страны поддерживается хотя бы внешнее подобие порядка — но между ними даже самолетам приходится летать под прикрытием истребителей…»

«…Эскадра Суфэйна — линкор, три тяжелых крейсера, несколько подлодок и девять сотен легких десантных судов, — высадила на севере Арка 90 тысяч человек, но этим все и кончилось. Пройти к плато Хаос через горы Тай-Линна им не удалось…»

«…Материк Фамайа и прилегающие к нему острова объявили независимость, назвав себя «Истинной Фамайа». Мы никак не отреагировали на это — у нас просто нет сил. Впрочем, силы «Истинной Фамайа» тоже столь малы, что ее измена не имеет никакого практического значения…»

«…По сути, единственной удачной операцией нашей армии стал вывоз тактического ядерного оружия, склады которого были разбросаны по всей Фамайа, на плато Хаос. Больше двух тысяч боеголовок тактических ракет, ядерных снарядов и авиабомб были в сохранности доставлены на плато. Я отлично знаю, что ни одна его единица не задержалась в Товии. Вроде бы оно и не нужно, но все же…»

«…Истребительные отряды пытаются пробиться в столицу, но, ненавидимые всеми, гибнут в пути, разбитые по частям, или осажденные на своих базах. Только четырнадцатый, Ревийский ИО смог пройти в Товию, почти не понеся потерь. Это было воспринято ее жителями как чудо — до бывшей столицы Ааены Ревии больше двух тысяч миль к юго-востоку. Несмотря на это, их поход занял всего три недели — хотя он и напоминал путь через ад. Это наша первая победа…»

«…Сразу после войны прервалась всякая связь с ССГ — если там кто-то и уцелел, то не хочет общаться с Фамайа. Да и наши собственные города… Радиоэфир доносит до столицы отчаянные призывы о помощи, мольбы, проклятия, бесстрастные отчеты о происходящем — все это невыносимо трудно слушать, зная, что эти, похожие на горячечный бред сообщения скоро станут реальностью и здесь. Мне приходится часами просиживать в радиорубке Цитадели. Оцепенев, я слушаю вырвавшиеся из шума Туманности обрывки великой трагедии — она воспринимается мной как необычайно подробная и красочная, но все же отвлеченная и не имеющая места в реальности. Поверить в ее реальность, а потом остаться в здравом уме невозможно…»

«…Помимо прочего, эфир доносит сообщения о неотвратимом продвижении армий Уэрки. Несмотря на все препятствия, они неизменно проходят по тридцать миль в день и ученые Товии, вычисляющие движение черных туч, сейчас гадают — кто же ударит первым…»

«…Сведения о численности армии повстанцев самые противоречивые, но ее намерения всем известны. Уэрка собирается захватить Товию и не скрывает этого. Отчаянные радиокрики одиночек, пытающихся преградить ему путь, отмечают его продвижение. Помешать ему уже нечем. Внутренняя Армия перестала существовать, поглощенная паникой, хотя и сохранилась официально. Но единственное, что могут сделать верные Товии части — взорвать свои склады с оружием и боеприпасами, чтобы они не достались врагу…»

«…Корпус обороны столицы насчитывает 25 тысяч солдат Внутренней Армии, 125 тяжелых танков и 200 боевых машин, 80 ЗРК и 15 стационарных батарей. Стратегический резерв составляют 12 тяжелых бомбардировщиков и 100 ядерных ракет С-11. А на нас надвигается полторы тысячи танков и сто тысяч солдат, а также то ли шестьсот, то ли семьсот тысяч мятежников. Единственная сила, способная остановить Уэрку и спасти столицу — Внешняя Армия. Но она также перестала существовать. Стратегические войска лишились всех ракет — все их выпустили по приказу Вэру. Большая часть ракетных баз уничтожена ракетами ССГ. Все уцелевшие разрушены озверевшими повстанцами. Авиация вышла из строя под воздействием электромагнитного импульса. Восстановить ее всю так и не удалось из-за всеобщего хаоса. Единичные вылеты уцелевших бомбардировщиков ничего не изменили. В основном, самолеты вывозят в столицу молодых файа из Высших — за месяц больше пятисот тысяч. Флот и вовсе не может ничем помочь. Он вел тяжелые бои с уцелевшей частью флота ССГ. Даже ее оказалось достаточно, чтобы наш флот оказался вскоре почти полностью уничтожен. Остатки его присоединились к мятежникам. Но и им это ничем не помогло…»

«…Я понимаю, что использование тактического ядерного оружия — единственный шанс спасти Товию. Но им почему-то никто не хочет воспользоваться. Причина этого лежит на поверхности — после кошмара притяжения смерти найти того, кто согласится вновь испытать его, почти невозможно. И это наверняка еще больше ухудшит ситуацию. К тому же продовольствия в столице хватит всего на год, а зима продлится в несколько раз дольше. Пережить ее сможет лишь плато Хаос с его подземными фермами и теплицами. Товию же ожидает долгая и мучительная агония. Ее решили сократить, а ведь в столице может выжить не меньше людей и файа, чем на Хаосе. Впрочем, стоит ли им выживать такой ценой? Как бы то ни было, отчаянная борьба жителей Товии неизбежно обречена на поражение. А я — один из немногих, кто действительно понимает это — и не верит…»

«…Окружающий мир постепенно погружается во мрак — и в прямом, и в переносном смысле. Телевидение постоянно показывает спутниковые карты распространения черных туч. Пока они щадят Товию — благодаря отчаянным усилиям военных метеорологов, пустивших в ход все свои средства для влияния на погоду и рассеивания атмосферных фронтов. Первую атаку черных облаков — всего через месяц после войны — им с великим трудом удалось отбить. Теперь атмосферная циркуляция изменилась и ученые, ко всеобщей радости, сообщили, что Товия будет скрыта радиоактивным саваном в числе последних мест Уарка. Ее жители восприняли это как доброе предзнаменование. Словно надеясь на грядущие испытания, погода в эти последние месяцы выдается на удивление спокойной и ясной. Дождей не было совсем, зато зачастили холодные туманы — результат насыщения атмосферы радиоактивными инертными газами. Впрочем, радиационный фон в Товии, хотя он уже сильно поднялся, пока еще не вызывает опасений. В небесах тоже все спокойно — наши случайные попутчики пока не приближаются, их диски не делаются больше. Лишь дуга Нити зловещей трещиной рассекает небосвод, но мы все уже привыкли не обращать на нее внимания…»

«…К сожалению, дела на земле идут все хуже и хуже. Товия постепенно отрывается от внешнего мира, ее связи с ним обрываются одна за другой. Через две недели после войны в стране прекратилось движение по шоссейным дорогам, еще чуть позже — по железным. Суда, плавающие по реке Товии под прикрытием бронекатеров и мониторов еще целый месяц поддерживали связь, пока последний большой город вниз по течению реки — пятисоттысячный Остишо, город-завод, не оказался в руках мятежников. Теперь перестала летать авиация — некоторые города еще держатся, но их закрыли радиоактивные тучи, которые, как оказалось, обладают пренеприятным свойством разрушать авиационные двигатели. К жителям Товии приходит теперь лишь информация о внешнем мире, но и она становится все более скудной…»

«…Общая угроза сплотила всех жителей Товии. Она и раньше была государством в государстве, а теперь власти запретили въезд и выезд из города из-за совершенно неожиданного наплыва беженцев — хаос достиг уже прилегающих к столице районов и их жители стараются укрыться в ней. Но наши ресурсы ограничены. Анмай разрешил пропускать только молодых женщин с детьми и молодежь обеих полов и рас. Все остальные беженцы в Товию не допускаются и становятся огромными лагерями у западной окраины города и за рекой, на юге, вокруг «белой области». В этих миллионных скопищах отчаявшихся голодных людей царит анархия и беспредел, власть в них быстро захватили бандитские шайки. Мне с вертолета приходилось наблюдать за окружившим Товию полукольцом скорбным людским морем — оно повергло меня в ужас. Телевидение тоже то и дело показывает его. Зрелище царящего вокруг хаоса сплачивает жителей столицы еще теснее…»

«…Беженцы с каждым днем становятся все агрессивнее. Всего за две недели до прихода тьмы Товия оказалась фактически в осаде. Беженцы постоянно пытаются проникнуть в город, но укрепления «белой области» оказались для них неприступны. Товийский истребительный отряд, гарнизон Цитадели и собравшиеся в столице части Внутренней Армии могут отбить — и отбивают — любые нападения отчаявшихся толп. Среди них теперь верховодят мятежники и дезертиры, вооруженные танками и даже вертолетами, но расстановки сил это пока не меняет. Старая как мир история — только один из двадцати среди людей (и файа) способен быть лидером. Достаточно привлечь на свою сторону эти «активные элементы» — и с остальной массой можно делать, что угодно. Это необходимо, но весьма мучительно…»

«…В последние недели перед «концом света» на Товию упало два метеорита — в последнее время они действительно падают все чаще и чаще. Они напугали всех своими бело-зелеными огненными шарами поразительной яркости — некоторые даже приняли их за атомные взрывы, а оглушительный гром переполошил весь город. Радары Цитадели засекли метеоры задолго до того, как они стали видны, но ракетчики решили не открывать огня — обломки были невелики и не могли причинить большого вреда, не то, что девять лет назад. А нейтронные противоракеты следует приберегать для иных противников. Один из обломков упал далеко за городом, в лесу, хотя и в пределах «белой области», образовав воронку глубиной в пятиэтажный дом. Второй метеор, поменьше, упал в Товийском парке. Образованная им воронка едва может вместить грузовик, но вокруг нее круглые сутки толпится столичная молодежь, весело обсуждающая невероятное происшествие. Как ни странно, оно тоже было воспринято как хорошее предзнаменование…»

«…Наступают последние дни — тучи и армия Уэрки достигнут Товии практически одновременно, через считанные сутки. Грядут великие испытания — но в городе почти не говорят о них. Воистину судьба умеет преподносить совершенно неожиданные сюрпризы. Нам решил напомнить о себе враг куда более страшный, чем орда повстанцев — Бездна. В последние дни уровень всех ее излучений резко возрос и продолжает возрастать — возлее нее происходит нечто странное, но что — мы не можем ни понять, ни увидеть. Анмай говорит, что черная дыра втягивает огромную массу вещества — скорее всего, звезду-сверхгигант — и что все это закончится через несколько дней. Что ж, надеюсь он прав, но мы впервые смогли заглянуть в наше неотвратимое будущее — лет этак на двести. Гамма-излучение на поверхности возросло настолько, что его фиксируют уже обычные дозиметры — это внушительная, хотя и временная добавка к радиационному фону, даже многократно усиленному войной. Рентген спалил несколько наших спутников, но в тени за Уарком есть резервные, так что наша орбитальная группировка не пострадала. Ультрафиолет, как всегда, поглощает озон, зато радиоизлучение впервые стало доставлять неприятности — связь на коротких волнах совершенно невозможна. Уровень излучения непрерывно меняется, иногда он так возрастает, что в изолированных металлоконструкциях наводится ток вполне приличной мощности. Но самое главное — тепло. В Товии впервые за двести лет стоит жара и так светло, что хоть иголки собирай. Туманность сияет ворохом сизых перьев и от нее ощутимо печет — небольшой намек на будущее. Пожалуй, нам стоит пожелать, чтобы эта зима продлилась подольше…»

«…В последние дни перед началом конца наступило удивительное затишье. Напуганные ордой Уэрки беженцы ушли в пустыню. Бездна потускнела, но дни в Товии все еще удивительно теплые. Все вместе породило странное настроение среди ее жителей — этакое безоглядное сибаритство, особенно среди учащейся молодежи. Здесь ее всегда было много, но теперь, когда коренных жителей осталась всего треть, она задает тон. Не то, чтобы они протестовали против власти — это бессмысленно — но дисциплина падает. Точнее, она уже забыта. Занятия в школах и институтах практически полностью прекратились из-за массовых прогулов, почти все заводы тоже стоят — нет сырья. В итоге — массовое безделье и ощущение пира во время чумы. Если тут выживет хотя бы один человек или файа, достаточно талантливый, чтобы описать происходящее, потомки, пожалуй, станут тосковать об этом времени. Я по должности знаю об этом больше всех, но мои скромные способности не позволяют мне отразить самый дух «дней последнего счастья». Обычный же сухой пересказ будет или скучен, или неприличен. Достаточно лишь упомянуть о том, что все ограничения на чувственные утехи, установленные общественной моралью, перестали существовать. Бороться с этим бесполезно и бессмысленно — когда начнется осада, все прекратиться само собой. Но пока товийская молодежь догуливает последние оставшиеся дни — а мы завершаем последние приготовления к осаде. В конечном счете, и то, и другое бессмысленно и это самое обидное — выстоит Товия, или падет, будущего это уже никак не изменит. Нам остается только надеяться, что это окажется не так и наша стойкость не будет забыта потомками как напрасное упорство обреченных…»