Вторжение, которого не было

События 16 июля, когда англичане неожиданно отступили по всему фронту, казались фон Фитингофу слишком хорошими, чтобы быть правдой. Ведь командование “Кригсмарине” сообщало об обеспокоенности положением, — враг и не думал ослаблять сопротивление на море. Но раз уж англичане сами решили отступить, ни Шернеру, ни генерал-майору графу Гансу фон Шпонеку из 22-й воздушно-десантной дивизии не требовалось прилагать усилия, чтобы заставить противника уступить свои позиции. Теперь Шернер и Лок могли усилить давление на флангах плацдарма. 9-й бронетанковой дивизии генерал-майора Альфреда фон Хубе фон Фитингоф приказал немедленно занять возвышенности вокруг Вименсуолда, а затем ударить на Кентербери.

Эти хорошо скоординированные немецкие атаки, поддерживавшиеся огнем дальнобойных орудий, застали Лиардета врасплох. Командующий 1-й лондонской дивизией предполагал ночью оторваться от противника. Он уже начал отводить 198-ю бригаду из Айл-оф-Тенет. Внезапный прорыв немецких танков к Кентербери (после короткой, но точной бомбардировки) разрезал его дивизию надвое.[392]

Боевые донесения неопровержимо доказывали, что английские войска ослабли. Им не хватало боеприпасов; поддержка артиллерии и танков была недостаточной. Британские подразделения в северном секторе отступали, не дожидаясь приказов Лиардета.

К вечеру 1-я лондонская бригада была разбита. Вражеские танки остановились всего в шести милях от Кентербери[393].

Лиардет предложил Торну поручить оборону северного фланга 1-й бронетанковой дивизии. Сам он, Лиардет, будет руководить отступлением южного крыла, согласуя его с движением 45-й дивизии, находившейся у Ромни-Маршиз. Торн согласился — и тем использовал свой единственный подвижный резерв для “затыкания дыр” на фронте, лишив себя последней возможности для контратаки.

Свидетели тех событий рисуют в своих воспоминаниях апокалиптическую картину: на заднем плане полыхают корабли, на переднем — непрерывные вспышки орудийных залпов и сигнальных ракет. Солдаты и беженцы, смешавшиеся в беспорядочную безумную толпу. Одни защищают свои дома, другие — насмерть сражаются за свою свободу.

Уже все понимают, что это — начало конца. Солдатам XII корпуса ясно, что, если они не смогут этой же ночью пробиться к Кентербери, они окажутся в ловушке в Айл-оф-Тенет. Английские рядовые разошлись во мнениях: сражаться до конца, либо бежать ?

Фон Фитингоф не давал расслабиться ни своим, ни вражеским солдатам. Отбросив сомнения и страх, он решился пойти на риск и окончательно разгромить отступающего противника.

Утром 17 июля на плацдарм прибыли Буш и Кессельринг, предвкушающие большую победу. С собой они привезли Лютьенса, который сказал фон Фитингофу, что, по его мнению, британский флот уже выпустил свою “стрелу” — и промахнулся. Это заявление подтвердилось в течение последующих восемнадцати[394] часов: английские линкоры покинули Проливы. Транспортные суда все чаще заходили в гавань Фолкстоуна. Скоро должна была открыться для приема кораблей и Дуврская гавань. Если же армии удастся расширить плацдарм, то и другие маленькие порты станут доступны немцам.

Кессельринг сообщил, что, если погода не ухудшится (а прогнозы, напротив, предсказывали ее улучшение), грузооборот по воздуху составит до 2000 тонн в день. Вместе с Лютьенсом он пообещал Бушу скорое прибытие подкреплений.

Готовился к переброске VII корпус генерала пехоты фон Шоберта. В первом эшелоне следовала 7-я танковая дивизия Роммеля. Командующие обсудили, не следует ли отвести с фронта 7-ю воздушно-десантную дивизию, заменив ее 35-й пехотной дивизией генерал-лейтенанта Рейнхарда. Все же окончательное решение этого вопроса было отложено до более спокойного момента.

Буш, при поддержке Гитлера и фон Рунштедта, потребовал от Фитингофа приложить все усилия к тому, чтобы в кратчайшие сроки захватить побережье Кента. Корпусу была также поставлена задача продвинуться в сторону Лондона — насколько это позволит сопротивление противника.

Как уже указывалось, 9-я танковая дивизия была остановлена лишь в окрестностях Кентербери. Преградой ее продвижению могла стать только 3-я бронетанковая бригада. События, происходившие двумя месяцами раньше во Франции, повторились на английской земле: пехотные подразделения без противотанковых орудий не могли противостоять танкам и терпели поражение — иногда буквально в течение нескольких минут.

Гарнизон Айл-оф-Тенет отступил, как только пал Кентербери. Попытка отстоять аэродром Мэнстона также оказалась безрезультатной. На другом конце плацдарма 17-я пехотная дивизия захватила аэродром Лимпна и вместе с 7-й воздушно-десантной дивизией двинулись на Рай и Эшфорд. То и дело английские танки “матильда” служили причиной остановок в пути, но танки Pz.III и, особенно, 88-мм орудия помогали продолжить движение. В целом, немцы наступали с той скоростью, какую запланировали. Они безо всякого труда разбили арьергарды, прикрывавшие отступление 45-й и 1-й лондонской дивизий.

Когда Буш получил сообщения о решительном наступлении своих войск, об отступлении английских линкоров и улучшении[395] поставок продовольствия, его самоуверенность достигла максимума. “Теперь, — заявил он, — мы можем и должны пойти на еще больший риск. Забудьте о необходимости создавать запасы продовольствия. Нам надо ввести в сражение максимальное количество подразделений”[396]. 17 числа, на четвертые сутки операции, он перенес свой штаб в Дуврский замок. Там Буш получил известие о том, что, начиная со следующего дня, первая эскадрилья Bf.109 будет базироваться на аэродроме Хоукинга. Горючее для самолетов уже было доставлено из Дувра.

Итак, катастрофа, которой опасался Айронсайд, свершилась. Когда немцы подошли к Эшфорду и Февершему, региональный комиссар Геддс сообщил Торну, что местные власти не выдерживают напряжения: никакие законы в Кенте отныне не соблюдаются, подвоза продовольствия нет, имеющиеся скудные запасы никто не распределяет, и до прихода немцев каждый может полагаться в этом только на самого себя.

Бомбардировщики “дорнье” и “хейнкель” уже свободно долетали до Ротхема; Айронсайду и Торну пришлось признать, что этот бастион “Линии Генерального штаба”, укомплектованный новозеландцами и канадцами, держится только на противотанковых орудиях и боевом духе его защитников и может скоро пасть. Генералы видели толпы удрученных беженцев, загромождающих дороги, полиция была бессильна остановить это столпотворение. Хаос, царящий на транспортных магистралях, препятствовал быстрому маневру силами в зоне вторжения.

Несмотря на очевидную опасность, грозящую Восточной Англии, Черчилль и высшее командование приняли, наконец, решение игнорировать ее и сосредоточить все силы против уже имеющегося неприятельского плацдарма. Независимо от того, произойдет новая высадка противника или нет, резервы будут брошены на удержание “Линии Генерального штаба”.

Для немцев захват Кента был сбывшейся мечтой, которую омрачали только разбросанные мелкими группами по всему краю[397] остатки английских войск да партизаны, которые часто носили на рукавах повязки с непонятной надписью “добровольный дружинник”. Неповиновение и молчаливый протест населения были приняты наступающими как должное. Умудренные опытом боев в Европе, некоторые немецкие командиры противились уничтожению партизан и грабежу деревень. Они знали, что акты насилия и мародерства вызовут всеобщую ненависть, которая никогда не забудется и отольется немцам при всяком исходе войны. Но молодые офицеры почти всегда прибегали к строгим и даже жестоким мерам, когда гражданское население в чем-то нарушало их планы. События тех дней прекрасно иллюстрирует история с мэром Дувра Джимми Кернсом.

Кернс одно время работал прорабом-строителем в доках Гулля. Оставшись на своем посту после прихода немцев, он реже других применял силу. Когда немецкий комендант в Дувре потребовал от него возобновить работу порта, Кернс наотрез отказался и публично заявил, что будет сотрудничать с немцами только в том, что касается обеспечения нормальной жизни города. В результате первый же эмиссар гестапо, прибывший в Дувр, решил наказать нелояльного мэра в назидание другим. Арестовав Кернса как соучастника убийства немецкого солдата, захватчики 18 июля расстреляли мэра и его сотрудников. Казнь была предана максимальной огласке. Без сомнения, кого-то из жителей Дувра таким образом удалось запугать, но гораздо большее число людей пришло в ярость. Ненависть к немцам усилилась во многих странах, в том числе — в США[398].[399]{8}

Публичная казнь Кернса и других заложников широко использовалась английской пропагандой. Лотиан обратил внимание на этот случай и сообщил о нем Рузвельту — как о примере того, чем оборачивается для любой страны германское нашествие.

Между тем ситуация на юго-востоке Англии продолжала ухудшаться. Мощь немецкой армии и скорость ее продвижения убедили английское командование в том, что если врага не уничтожить сейчас, он окончательно станет неуязвимым и тогда не поможет даже флот[400]. Беспомощность RAF стала очевидной для всех. ВВС Великобритании понесли слишком большие потери, пытаясь одновременно прикрывать с воздуха корабли и охранять свои аэродромы. “Люфтваффе” могли полностью переключиться на поддержку наземных операций. Транспортные самолеты спокойно перевозили запланированные 2000 тонн грузов в день[401].

В этой обстановке соединение “Н” покинуло Гибралтар. Господство в западной части Средиземного моря перешло к Италии.[402]

Премьер-министр Великобритании понял необходимость принятия тяжелых решений. Он согласился с Диллом, что ответственность за защиту нации лежит на армии, а силы RAF более нельзя принимать во внимание. Поэтому Невиллу было приказано прекратить борьбу за господство в воздухе и сосредоточить свои усилия на защите Лондона и содействии флоту.

Черчилль отозвал из Гибралтара соединение “Н”. Переговоры с американцами затягивались, и надеяться на скорое прибытие в Средиземноморье кораблей Западного патруля было бесполезно. Так что уход Соммервилла полностью развязывал руки итальянцам.

Паунд предупредил, что вмешательство соединения “Н” может не привести к желаемому результату, но его доводы были отклонены. Невилл же опасался того, что эскадрильи истребителей, которым было приказано отступить в глубь страны, не смогут прикрыть Лондон. Впрочем, через “Ультру” были получены сведения, что Гитлер запретил бомбить город.

Все усилия военных руководителей Великобритании отныне были направлены на укрепление “Линии Генерального штаба” зенитными и противотанковыми орудиями. Не считая флота и ВВС, эта линия оставалась единственной опорой англичан.[403]