23. Все перемелется?

После звонка Пирогова майор Мелешко закрыл глаза и обхватил голову руками. Всякое, конечно, случается в оперативно-розыскной практике. Но чтобы свидетели по делу об убийстве и улики сами в руки приплывали, такого не бывает в принципе. Нигде и никогда. Как хорошо, что Игорь аванс не взял и договор не подписал. Андрей очень не хотел, чтобы его друг вляпался в какую-нибудь гадость. Отмазывай его потом!.. Хотя на месте Мелешко другой бы мент схватился за предложенные красоткой факты обеими руками. Глухарь раскрыть — всегда почетно и даже некоторым образом прибыльно. Звания, премии, уважение начальства — это все совсем нелишние вещи. И легенды, конечно… Суть дела скоро забудется, а молва еще долго будет гулять по коридорам правоохранительных контор, пока весь свет не узнает, что есть-де в Питере такой начальник районного угро Мелешко, который глухарьки как орешки раскалывает.

Майор был почти уверен, что подозрения о причастности Полуянова к убийству Костенко можно снять. С другой стороны, внезапно мелькнула у него мысль, глухарь, кажется, перестает быть таковым. Не исключено, что на убийцу можно выйти. Если он, убийца, сейчас занят тем, что собирается утопить Полуянова. Может быть, это и не так, конечно. Может, действительно жена Полуянова искренне жаждет избавиться от него таким вот бесхитростным способом. Но чем черт не шутит? Вдруг Оксане Валерьевне кто-то этот способ подсказал? А может, она сама Юрия Николаевича Костенко замочила? С целью свалить вину на мужа. Или еще по какой причине… Может, этот Костенко у нее в любовниках числился.

«Стоп! — вдруг заорал какой-то голос в голове у Мелешко. — Девочка Ксаночка… Там, в приюте, то есть в элитном общежитии, вахтерша что-то говорила о девочке Ксаночке. И не просто говорила, а была ею очень недовольна. Может быть, это та же самая Ксаночка?»

Андрей схватил трубку и набрал номер друга.

— Послушай, Гоголь, — проговорил он деловым тоном. — Я хочу дать тебе один совет. Можешь даже рассматривать его, как просьбу. Я почти на сто процентов уверен, что эта девица сама или с помощниками решила организовать «подставу» своему муженьку. Но неплохо было бы убедиться в этом окончательно. Я собирался навестить Полуянова сам. Но не лучше ли это сделать тебе? Прийти к нему и изобразить алчного сыщика, который хочет убить двух зайцев разом. Предложи ему свое молчание за солидную сумму.

— Ты хочешь, чтобы я его шантажировал? — спросил Пирогов недовольно.

— Ну, неявно, конечно… Придумай что-нибудь… Думаю, что по его реакциям ты сразу поймешь, в чем там дело. Мотив, который движет дамочкой, в общем понятен — она хочет освободиться от семейных уз и завладеть денежками супруга. А вот мотив Полуянова как убийцы, если он, конечно, убийца, непонятен ну совершенно. Не пересекались они с Костенко в последнее время, хоть тресни — мои ребята это выяснили. Неплохо, если бы ты вызвал его на откровенность.

— Я не волшебник, — проворчал Пирогов. — И потом, моя клиентка мне доверилась, а я…

— Ты не волшебник, но ты же умный! — польстил другу майор. — Придумай уж что-нибудь.


Андрей Дмитриевич Полуянов сидел в своем кабинете за необъятным столом и учил стихотворение. Стихотворение было детским и никак не хотело укладываться в его голове. Если бы это был текст какого-нибудь проекта, он бы справился быстрее. А тут… Ну что за чушь?

«Дуйте, дуйте ветры в поле,

Чтобы мельницы мололи,

Чтобы завтра из муки

Испекли мы пирожки».

Ирена Игоревна велела не просто выучить стихотворение, а еще и научиться руками размахивать, как мельница машет крыльями. Полуянов воровато оглянулся, словно кто-то мог прятаться в недрах его кабинета, потом встал из-за стола и начал неловко дергать предплечьями. Да, в юности это ему легче давалось, когда он к поступлению в театральный институт готовился. Правильно все-таки его туда не взяли. Да и кем бы он сейчас был? Актеришкой третьесортным…

Андрей Дмитриевич набрал в легкие побольше воздуху и забормотал, разбрасывая руки в стороны.

— Дуйте… дуйте…

За этим занятием и застала его секретарша, которая, постучавшись в дверь и не услышав ответа, решилась войти.

При ее появлении Полуянов застыл в нелепой позе.

— В чем дело, Нонна? — закричал он. — С каких пор вы входите в мой кабинет, как к себе домой?

— Прошу простить, Андрей Дмитриевич, — залепетала волоокая Нонна, — но я стучалась… Мне показалось…

— Что вам показалось? — Жилы на шее Полуянова напряглись.

— Простите, — окончательно стушевалась секретарша. — Но к вам посетитель.

— Нонна! — яростно выдохнул Полуянов. — Что с вами сегодня? Я же предупредил — сегодня больше никаких посетителей! Вы плохо себя чувствуете?

— Нет, Андрей Дмитриевич, — пролепетала она. — Но он говорит… Он говорит, что вы его обязательно примете. Потому что… речь идет о вашем благополучии и… и свободе.

— Что?!! — голос Полуянова разнесся, вероятно, по всему зданию. — Что за бред вы несете?

Нонна покрылась ярко-красными пятнами и, пятясь мелкими шажками, исчезла за дверью.

Полуянов с минуту постоял неподвижно, а потом почувствовал, что дурацкий текст наконец уложился у него в голове. Он обрадовался, как ребенок, и громко задекламировал, совершая вращательные движения:

— Дуйте! Дуйте! Ветры! В поле!..

Но доделать упражнение по сценической речи ему не дали. Дверь снова приоткрылась, и на пороге появился долговязый мужик с горбатым носом и длинной челкой, зачесанной набок. Его облик сразу напомнил Полуянову автора «Ревизора» и «Мертвых душ».

«Совсем распустился персонал! — возмущенно подумал он. — Каких-то гоголей без разрешения впускают. Надо секретаршу уволить. И еще несколько сотрудников. Чтобы понимали, за что получают деньги».

— Вы что, дверью ошиблись? — зло спросил он вошедшего.

— Не знаю, — улыбнулся Пирогов, глядя на растопыренные руки Полуянова. — Вы в «замри-отомри» играете?

Тот понял, что выглядит несколько странно, разозлился еще больше и, «отмерев», сел в свое кресло.

— Мой рабочий день закончен, — холодно произнес он. — Чем вызван столь поздний визит?

— Беспокойством за вашу судьбу, — честно ответил Игорь и без разрешения устроился в кресле напротив.

— О своей судьбе я позабочусь сам, — надменно отозвался Полуянов. — Не смею вас задерживать.

— Меня зовут Игорь Петрович Пирогов, — представился Гоголь невозмутимым тоном. — Я частный детектив. Меня наняла ваша жена, чтобы я раскрыл преступление, которое, по ее словам, совершили вы. И передал материалы правоохранительным органам. А вообще-то и раскрывать нечего — она предоставила все улики, обличающие вас.

К чести Полуянова, он сохранил полное внешнее спокойствие.

— И какое же преступление я совершил? — усмехнулся он. — Обманул налоговую инспекцию?

— Вы человека убили, — произнес Игорь тоном Порфирия Порфирьевича из «Преступления и наказания».

Полуянов не выдержал и дернулся:

— Что? А старушку я восьмидесятилетнюю часом не изнасиловал? А кошку соседскую на березе не повесил? А Ледовый дворец не взорвал?

— На такое, по-видимому, у Оксаны Валерьевны фантазии не хватило, — улыбнулся Пирогов. — Вы убили одного-единственного человека. Своего друга. Вспоминаете?

— Шли бы вы отсюда, — беззлобно выдохнул Полуянов. — Я могу, конечно, охрану вызвать, но зачем вам это? Без синяков не обойдетесь.

— Вас совсем не волнует, что вы можете крепко вляпаться в судебные разборки? — удивился Игорь, не трогаясь с места. — Вы, может быть, не расслышали? Оксана Валерьевна располагает доказательствами вашей вины.

— Да, господи! — сорвался Полуянов. — Оксана — законченная дура и безалаберная женщина. Я не знаю, где вы ее откопали или она вас откопала, но бросили бы вы это дело. Вас же заработки интересуют? Так у нее за душой ни копейки нет. Вы можете проверять се бред до посинения, но даром. Неужели частные детективы настолько не разбираются в людях?

— Я никогда не работаю даром, — сказал несколько озадаченный Пирогов. — Оксана Валерьевна предлагала мне аванс. Но я пока не решился принять его.

— Почему же? — криво ухмыльнулся Полуянов. Игорь неопределенно покачал головой. — Интересно знать, сколько же она вам предложила? Или это коммерческая тайна?

— Конечно, это тайна, — печально ответил Игорь. — Более того, сам визит вашей жены ко мне — тоже тайна…

— Так с какой же стати вы мне все это рассказываете? — Похоже, Полуянов уже был близок к тому, чтобы вызвать охрану. Но такая перспектива Пирогову совсем не улыбалась.

— Позвольте, я пока не буду отвечать вам на этот вопрос, — очень вежливо сказал он. — А вот насчет суммы аванса — извольте. Ваша супруга предложила мне пять тысяч. И еще семьдесят пять — по окончании работы.

— У нее не может быть таких денег, — уверенно сказал директор концерна «Гермес». — Откуда? Она давно не работает, а я даю только на карманные расходы, и то она тратит эти деньги на сомнительные клубы. Одежду, косметику, цацки я давно покупаю ей сам. Что за чушь? Восемьдесят тысяч рублей!

— Не рублей, Андрей Дмитриевич. Долларов, — уточнил Пирогов.

Полуянов нервно рассмеялся.

— Что за ерунда? Впрочем, возможно, она всерьез надеется, что меня посадят и все мои деньги достанутся ей. Как я понимаю, вы пришли поговорить со мной о «моем» преступлении. — При слове «моем» он скривился. — Что ж, говорите. Я хочу знать все подробности. Что, где, когда?

— Я расскажу вам подробности, — согласно кивнул Пирогов. — Только хочу сначала кое-что уточнить. Я должен знать, об одной ли и той же женщине идет речь. — С этими словами он достал фотографию Оксаны — стоп-кадр скрытого видеонаблюдения. — Видите ли, Андрей Дмитриевич, я на своем веку повидал много дурочек и безалаберных женщин… Ваша, вопреки вашим утверждениям, все-таки на такую не похожа.

— Неужто в беседах с вами она проявляла интеллект? — мрачно поинтересовался Полуянов.

— Во всяком случае, на дуру она не похожа, — повторил Игорь.

— Да она полная идиотка! — вскипел Полуянов. — Либо мы действительно говорим о разных людях.

— А для чего я фотографию-то держу? Вот, пожалуйста.

— Да, это она, — тяжело вздохнул Полуянов. — Вы всех своих клиентов фотографируете?

— Да, — не моргнув глазом, соврал Игорь. Не признаваться же, что агентство «Гоголь» с некоторых пор следит за семьей Полуянова! — У нас перед входом в офис установлены видеокамеры. И внутри здания тоже…

— Понятно, — кивнул Оксанин муж. — И что же она вам наплела? Только давайте самую суть, потому что я могу себе примерно представить, что она там вообще нарассказывала обо мне.

— Пожалуйста, — согласился Пирогов. — Вы застрелили человека из пистолета. На пистолете имеются отпечатки ваших пальцев, а также у вас есть мотив для убийства. К тому же имеется свидетель, который видел, как вы осуществили злодеяние. Все, пожалуй.

— Нет, не все, — сказал Полуянов. — Кого я убил-то?

— Ах да! — Пирогов хлопнул себя ладонью по лбу. — Простите, пожалуйста. Вы убили Костенко.

— Юру? — воскликнул Андрей Дмитриевич. — Юру Костенко? Он убит?

— Вы об этом не знали?

— Мне никто не сообщал, — сквозь зубы проговорил Полуянов. — Значит, его убили…

— Хм… — сказал Игорь.

— Послушайте! — Полуянов посмотрел на него со злостью. — Все это ерунда. Никого я не убивал. А бредовые фантазии этой идиотки никто не будет рассматривать всерьез. Можете проверить мое алиби, в конце концов.

— А оно у вас есть?

— Откуда же я знаю? — Директор концерна ухмыльнулся. — Обратитесь к моей секретарше. У нее все мои дела, встречи, поездки зафиксированы.

— Но свидетель, Андрей Дмитриевич! — театрально вскричал Гоголь. — Но пистолет! Но отпечатки!

— Пистолет покупал, — сказал Полуянов. — Правда… он у меня пропал… совершенно непостижимым образом… Возможно, это она его украла.

— Не очень убедительно звучит, — сказал Пирогов. — Да бог с ним, с пистолетом. Свидетель, Андрей Дмитриевич!

— Свидетель — это плохо, — спокойно кивнул Полуянов. — Но если вы действительно сыщик, то знаете, что настоящих свидетелей в таких делах, как правило, не бывает. Да и, полагаю, одного свидетеля для суда маловато будет. Все это более чем смешно…

— Не знаю, — сказал Игорь. — Налицо факты, позволяющие возбудить против вас уголовное дело. А если это произойдет, начнется шумиха в газетах, разговоры… Некоторым это даже льстит и вполне заменяет рекламу… Но я слышал, вы собираетесь баллотироваться в парламент? Обвинение в убийстве, пусть и необоснованное, вряд ли может служить вам рекламой.

Полуянов прищурился и тяжело засопел.

— Зачем вы пришли? — наконец спросил он. — Вы хотите продать мне ваше молчание?

— Люблю догадливых людей, — радостно откликнулся Пирогов. — Но одно мое молчание дело не спасет.

— Вы готовы убрать свидетеля и мою жену? — усмехнулся Полуянов.

— Я не киллер, — обиделся Пирогов. — Я — сыщик. И не занимаюсь сомнительными проектами.

— Однако работать на Ксану согласились!

— Договор еще не подписан, — гордо сказал Пирогов.

— Так с какой же целью вы пришли, не понимаю!

— Я пришел к вам с предложением, — ответил Игорь. — Я могу сделать так, что дело закончится, не начавшись. Я докажу, что факты, предоставленные вашей женой, сплошная липа. Если это действительно так, то доказать это будет нетрудно. Если же нет… то все равно я смогу это доказать. Мне, в сущности, все равно, убили вы Костенко или нет. Я лицо частное. Но чтобы не тратить время впустую, я должен знать, в каком направлении двигаться.

— Я не убивал, — быстро сказал Полуянов. — Мне незачем было его убивать. Но я готов платить. Требовать от вас, чтобы вы нашли убийцу, не стану. Если Юру кто-то ликвидировал, то этот «кто-то» вам не по зубам. Не потому, что я сомневаюсь именно в ваших способностях. А потому что — никому не по зубам. Костенко вращался в серьезных сферах.

— Да? А я слышал, что он был простым директором какого-то социального заведения, — безразличным тоном проговорил Пирогов.

Полуянов усмехнулся.

— Я не советую вам туда лезть, — сказал он. — Приют — только «крыша». Но, ей-богу, это вас не должно касаться. Просто докажите, что Ксана дала вам «липу». Я заплачу. И кроме того, вы меня крайне обяжете, если узнаете, откуда она собиралась взять деньги, чтобы с вами расплатиться. Хотя вы же их не видели…

— Видел, — возразил Игорь. — Пять тысяч долларов я видел своими глазами. Она предлагала их мне очень настойчиво. Вы думаете, она у вас их украла?

— Я не держу таких денег в кармане своего плаща, — кисло улыбнулся Полуянов. — Я уверен, что ей их кто-то дал. И мне бы очень хотелось выяснить, кто. Поэтому готов платить вам за информацию. Сама она, в одиночку, такую подставу организовать не могла.

— Я постараюсь, — сказал Пирогов. — Но для начала я должен выяснить у вас одну вещь. У вас был общий бизнес с Костенко?

Полуянов пронзил Пирогова долгим взглядом.

— Вообще-то я на такие вопросы не отвечаю. Но вам скажу: последние лет пять у нас с Костенко не было общего бизнеса. Потому что его занесло в те сферы, где я чувствую себя неуютно. Есть еще вопросы?

Игорь помялся:

— Андрей Дмитриевич, я понимаю, что вы можете и не знать, но… Юрий и Ксаночка… их что-нибудь связывало?

— Вы хотите спросить не была ли Оксана его любовницей? — Полуянов опять ухмыльнулся. — Нет, не была. И вообще их ничего не могло связывать.

— Вы так в этом уверены? — осторожно проговорил Пирогов.

— Да, — жестче сказал Полуянов. — Костенко терпеть не мог баб. Особенно таких куколок, как Оксана. Он всю жизнь был стопроцентным геем. Только об этом мало кто знал. В отличие от многих он не любил афишировать свои пристрастия. Даже подружек заводил для конспирации.

«Ну вот, — подумал Пирогов. — Еще одна версия для майора Мелешко. Убийство на почве ревности. Среди „голубых“ такие убийства происходят даже чаще, чем среди прочих граждан. Хотя могла его убить и женщина. От неразделенной любви. Интересно, умеет ли Ксаночка стрелять?»

Когда Пирогов ушел, Полуянов откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Ну почему это должно было произойти именно сейчас, когда любой, даже самый маленький эксцесс может иметь неприятные последствия? Но он сам виноват. Просчитывая ситуацию на много ходов вперед, он не учел проблему с именем «Оксана». А ведь ее надо было решить давно, уж во всяком случае, до того, как он принял решение участвовать в выборах. Почему он не развелся с нею, когда почувствовал, что семейный корабль дал серьезную течь и вот-вот должен пойти ко дну? Чего он боялся? Перемен? Одиночества? Осуждения родственников? Решительный в делах, он никак не мог решиться на перемены в личной жизни. Думал: образуется. Девочка повзрослеет, родит ему ребенка, станет наконец хранительницей семейного очага. Но Оксана не была создана для семейной жизни. Ее тянуло «на волю», в какие-то немыслимые тусовки с сомнительными развлечениями. Ну разве может взрослая в общем-то женщина, кандидат наук, шляться по ночным клубам и дискотекам, общаться с малолетними идиотами, дергаться под дикую музыку до утра?

Она винила мужа в том, что он совсем не уделяет ей времени. Но это было неправдой. Он, конечно, отказывался ходить с ней по ночным клубам — человек когда-то должен просто спать. А она не понимала, что он занимается делом, которое требует полной отдачи. Она не понимала, что деньги не падают с неба — их нужно зарабатывать. Когда он пытался «уделить ей внимание» и звал в театр, она презрительно кривила губки. Она — культуролог по специальности! — терпеть не могла настоящей культуры. Слово «консерватория» навевало на нее тоску и ужас.

Потом, на каком-то престижном приеме, он познакомил ее с Павлом Лосиным. Черт его дернул это сделать! Павел разговаривал с ним сквозь зубы, но на Ксаночку посмотрел с интересом. Через несколько дней она похвасталась, что Лосин пригласил ее в какой-то занюханный клуб. И Полуянов не устроил ей выволочку, не запретил встречаться с бывшим своим врагом. Он считал, что в супружеской жизни необходимо доверие. А зря. Теперь ему казалось, что именно Павел окончательно сбил Оксану с толку. Он всегда был не в себе, этот Павел. Его болезнь принимали за талант. А он был просто неврастеником и психопатом. Всю жизнь.

«Может быть, это он устроил мне подставу? — подумал Полуянов. — Он меня по-прежнему ненавидит и с радостью уничтожил бы при первом удобном случае. Но он никогда не мог организовать мало-мальски стоящего дела. Даже свою жизнь не мог организовать по-человечески. А подставить человека под статью — здесь нужны хорошие мозги. Нет, Павлуша организовать этого не мог. Помечтать о том, как засадит меня в тюрьму, — это да, он всегда был великим мечтателем. Но организатор — кто-то другой. Даже если Павел и участвует во всем этом дерьме. А что? Вполне может участвовать… Надо будет спросить у этого сыщика, как фамилия свидетеля, „видевшего“ преступление, не Лосин ли…»

Полуянов встал, медленно прошелся по кабинету. Через полчаса придет Ирена Игоревна и будет заставлять его прыгать через скакалку, махать руками и читать стишок про мельницу. «Чтобы мельницы мололи…» Может быть, кому-то из серьезных людей пришла в голову мысль перемолоть его, Полуянова? Восемьдесят тысяч — солидные деньги. Глупо столько платить сыщику. Таких расценок просто не существует. Если бы у Оксаны были в личном пользовании такие деньги, она не стала бы их так тратить. «Нет, конечно, нет… — заключил он. — Кто-то решил ее использовать, чтобы уничтожить меня, а она, дурочка, согласилась. Но кто же мой невидимый враг? И откуда он взялся?»

Загрузка...