Я - Даго. Я - Даго Пестователь

- Скажи мне, отче, откуда берётся власть?

- Какую власть ты имеешь в виду, сын мой? - спросил в ответ отец Дагоберт, сам по происхождению галл, и получивший священническое помазание в знаменитой школе Ахена, а поскольку он знал язык донск тунга, ещё Людовик Набожный выслал его в Друзо, чтобы патер выслеживал здесь и доносил о разбойничьих походах аскоманов.

- Я имею в виду власть над людьми.

- Такую власть Бог даёт выбранному Им человеку, чтобы тот мог управлять судьбой других людей или целых народов. Власть эта - сила и мудрость. Но подобная власть над людьми - ничто по сравнению с властью, которую Господь дал своему наместнику на земле, папе, и его священникам. Им дана власть над человеческими душами, право судить их грехи, отпускать их и совершать священные таинства.

- Каким образом можно получить власть над людьми?

- Чаще всего получает её человек, рождённый от повелителя. Папа совершает его помазание освящённым миром и одевает ему на голову королевскую корону. Без такого помазания власть никакой святости в себе не имеет. Случается, правда, что и обычный человек, которому Господь непостижимым образом дал способность править другими или большую силу, достигает высоких постов и положений и тоже может получить миропомазание, или же харизму, от наместника Божия.

- Ты говоришь о христианских владыках. Но ведь имеются и многие другие. Князь Акум в Друзо тоже обладает властью над городом и людскими судьбами.

- Это власть ненастоящая и слепая. Но, признаюсь, что обычному человеку трудно её отличить от той, которую даёт священное помазание. Некоторых людей Господь в непознанной и таинственной мудрости своей одарил удивительным талантом: способностью к правлению. Своим хитроумием и разумом приходят они к власти и управляют иными. Но, говорю тебе, они остаются слепцами. Бог предложил им возможность увидать полноту сияния своего и величия, но полностью смогут они сделать это лишь приняв истинную веру. Если они не пользуются данной им возможностью, то слепцами и умирают.

- Акум всех видит и всё слышит. Когда же он проезжал мимо меня на коне, то я чувствовал, как меня от него отделяет какая-то невидимая стена.

- Эту стену меж повелителем и обычным человеком творит величие власти. Вообще-то я никогда не размышлял об этом достаточно глубоко, но все же считаю, что некоторые люди рождаются повелителями как бы сами по себе. От них исходят сила, мудрость и упомянутое мною величие.

- Скажи мне, отче, а как мне добыть его?

Пожилой священник изумлённо поглядел на этого семнадцатилетнего юношу. Сам он прожил уже шестьдесят лет, но еще никто и никогда не задавал ему подобных вопросов. Но разве уже то, что этот молодой человек спрашивал его о таких удивительных вещах, не свидетельствовало, что со временем станет он повелителем? Поэтому, после глубоких раздумий, священник сказал то, что подсказывал ему опыт:

- Немногие знают, сын мой, что когда-то я пребывал при дворе франков. Я познакомился с их повелителем, столкнулся и с франкскими вельможами, И скажу тебе, что человек, желающий обладать хоть щепоткой власти, прежде всего должен пробуждать страх, чтобы другие подчинялись ему хотя бы из страха. Ещё должен он пробуждать любовь, чтобы привлечь к себе иных. Его должна окутывать тайна, чтобы каждый его поступок и слово носили примету необычности. Еще обязан он взвешивать каждое слово и каждое своё деяние, чтобы не выглядеть смешным. Ибо, тот кто смешон, пробуждает презрение к себе.

Только это и удалось узнать сыну Бозы от старого священника. Но и этого было достаточно, чтобы уразуметь: если Зелы говорила правду, что он, будучи сыном великана, и родился повелителем, то здесь, в Друзо, в самом начале своего пути к власти начал он делать ошибки. Поначалу для Астрид и Хлодра он был таинственным, но подрастерял загадочность, когда начал шататься по продажным женщинам. Разве можно было завоевать величие, покрывая за ночь пусть даже и дюжину девок? А потом ещё, будто обычный разбойник, еще и грабил на дорогах. Аскоманы ценили разбой, но ведь он не собирался стать повелителем аскоманов. Почему перестал он пользоваться искусствами, полученными от Зелы - магией и чарами? Да, он был всего лишь семнадцатилетним мальчишкой, которому нужно было многому учиться. В планируемом захвате и грабеже Друзо командование взял на себя Хлодр, а не он, Даго. Но так, по-видимому, и должно быть, раз он только начал познавать мир.

Как он ни пытался, но так и не смог поверить, что сын Бога позволил себя распять обычным людям. Даго носил на груди крестик, но понятия греха, рая и ада, а также вечного создателя грехов - Сатаны, оставались для него чуждыми. Ещё в детстве ему привили то, что после смерти человек живёт в виде духа своей обычной жизнью, княжеской или рабской, в зависимости от того, кем он родился и кем умер. Если при жизни человек творил много зла, то после смерти - самое большее - принимал звериный облик или становился упырём. Когда Даго глядел на небо с его громадной полосой блестящих звёзд, которую некоторые называли Млечным Путём, а другие - Птичьим, для него он всегда оставался Путём Душ, Дорогой душ, отлетающих для жизни в новом мире...

Тем временем в посад Друзо стали свозить лён, и в бедняцких землянках, и в шалашах слышно было, как женщины отделяют костру от волокон. Время это называлось Пажджердж, от льняной костры - пажджерджи. В первых днях этого месяца в доме Астрид появились два воина, здесь же укрылись шестеро аскоманов, которых Хлодру удалось уговорить принять участие в нападении на город, ибо уже назначен был день, когда военные корабли Свери должны были зайти в порт. Каждую ночь снилась Пайота Даго, он видел её лицо, алые губы и никого не замечающие глаза. Когда же снилось ему, что глаза её глядят на него с испугом и, в то же время, с любовью, у него поднимался и напрягался до боли член. Теперь у него не было Астрид, так как с тех пор, как начал он бывать в шалашах у продажных женщин, та стала ходить спать к Хлодру, потому Даго не мог теперь успокоить своих телесных желаний и потому, постанывая, ворочался на лавке. А впоследствии даже днём, достаточно было прикрыть глаза, образ Пайоты вставал перед ним, возбуждая дрожь будто от холода или горячки. Эту дрожь заметили Астрид с Хлодром, но парень объяснил им, что его мучает Жажда Деяний. "Ведь разве не рассказывал я вам неоднократно, что меня родили для великих подвигов," - говорил он им.

Украдкой вытаскивал он подвешенный на ремешке крестик и молился Богу, замученному людьми, чтобы тот помог ему овладеть Пайотой. Только вот желал ли он этого только лишь в том смысле, в каком мужчина желает молодую и красивую женщину? Ведь та даже не была красавицей. Даго знал в городе и более красивых женщин. Так что желание его имело в себе что-то ещё, что сам он мог осознать лишь с трудом. Возможно, он хотел овладеть Пайотой, чтобы таким вот образом переступить ту невидимую границу меж её величием и собою, доказать, что для него, будущего повелителя, такой границы не существует. Обладать Пайотой - для него это значило укрепиться в уверенности, что он не такой, как все вокруг, что её высокое рождение и величие ничего не значат, поскольку он, Даго, тоже вскоре добудет себе величие власти, как ворожила ему об этом Зелы.

Таким вот образом, через сны и мечтания, вновь вернулась к нему память о жизни у Зелы, о её ласках и громадном теле, о её чарах и предсказаниях. И ничего, что не был он выше или сильнее самых сильных в Друзо, раз был у него чудесный меч Тирфинг, а сам он был из рода великанов. Это он разрушит Друзо, Пайоту сделает рабыней и уйдет в свет, чтобы свершать великие деяния и сделаться повелителем.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ЛЕСТК

Рана на спине Зифики не закрывалась быстро, несмотря на мази и чары Даго, поэтому он решил, что они простоят лагерем у озера еще пару дней. Место, похоже, было безопасное, навряд ли кто заглядывал в места, граничащие с болотами. Ночи стояли тёплые, когда же Даго подстрелил серну, еды у них стало до отвала. Лошади, разболевшиеся от ядовитой болотной растительности, теперь выздоравливали, питаясь сочной травой, растущей по берегам озера.

Согласно обещанию, Даго ни разу не дал понять, что видит в ней женщину. Только теперь сама Зифика стала сильно ощущать свой пол. Быть может впервые в жизни довелось ей жить так близко возле мужчин. То при совместном разжигании огня, то при разделе пищи внимательно следила она, чтобы её руки случайно даже не встретились с руками Даго, её нога или колено - с его ногой или коленом. Когда же Даго иногда глядел на неё, она закрывала глаза ресницами, что самой ей не мешало бросать заинтересованные взгляды и восхищаться его телом, когда тот купался в озере голышом. Только женственность исходила от неё во все стороны, и даже Херим, не знающий тайны Зифики, в присутствии девушки становился возбуждённым, что проявлялось в неустанной болтовне про то, какое наслаждение испытывал он с различными женщинами. Пришлось Даго запретить ему подобные разговоры, так как это явно раздражало Зифику.

Приходило ли Даго в голову изменой, силой овладеть девушкой; думал ли он о нежном девичьем теле, о коже, одуряюще пахнущей женщиной? Только вот кто мог поручиться, что в будущем ему не понадобится помощь жестоких, но и храбрых женщин?

Наступила ночь - душная, жаркая, обещающая грозу. Путников окутали тучи комарья, так что Херим раз за разом подбрасывал в костёр зелёных веток, чтобы отогнать их дымам и жаром. Вскоре где-то вдалеке, со стороны болот, послышались пока еще тихие раскаты грома, и тут же забеспокоились лошади - они подошли к костру и стали фыркать. Люди тоже испытывали страх. Зифика опустилась на колени и коснулась земли лбом, моля Перуна, чтобы тот обминул их своими молниями; какие-то свои молитвы бормотал Херим; один лишь Даго сидел неподвижно и молча, жалея, что не ведом ему Бог, которому бы смог он поверить свой страх перед бурей. Слишком многих богов, которым люди приписывают власть над молниями, знал он: Перуна, Сварога, Триглава, уже позабытого древнего Зевса, богов кельтов, алеманов, саксов, ютов и англов. Существовал ещё и Бог христиан, повелевающий любой стихией, был еще Один - Бог народов Севера. Даго видал, как возносили мольбы об успокоении шторма на море, только ни одна из этих молитв так и не была выслушана. Вот почему, хоть сам он и боялся грозы, Даго не молился, поскольку не было в нём никакой веры. Мир для него был настолько переполнен страшными тайнами, что ни один человек, пусть даже придумавший для себя наисильнейшего и наимогущественнейшего Бога, не смог бы их разгадать. В представлении Даго боги, равно как и люди, оставались беспомощными по отношению к подобным тайнам. Мир, как рассказывал ему один сумасшедший монах, состоял из четырёх стихий и не знал ни добра, ни зла, что же хорошо, а что плохо - определяли сами люди. Был мир видимый и мир невидимый, заполненный душами умерших людей. Даго опасался этого невидимого мира и потому всегда совершал облату, для невидимых уст роняя на землю по нескольку капель воды, мёда или пива, хлебные крошки. И ещё он предпочитал объезжать рощи, где, могло случиться, невидимое скрывалось от видимого мира.

Внезапно он почувствовал на своём лице как бы прикосновение руки. Может это дух, о которых он только что размышлял? Нет, это было то, что Зелы называла человеческим взглядом. Она научила Даго чувствовать взгляды даже тогда, когда самого глядящего не было видно. Тогда он немного отсел от огня, чтобы отблески костра не мешали ему, и поглядел в лесной мрак. Людские глаза отсвечивали как и глаза животного. Спрятавшись в лесу, за ними следил какой-то человек. А поскольку друзей они не ожидали, значит это был враг.

- Ведите себя как обычно, - шёпотом приказал Даго Зифике и Хериму. - Из леса за нами кто-то наблюдает. Он подкрался к нашему лагерю очень близко. Я ненадолго отойду и поймаю его.

Над лесом снова прокатился раскат грома. Белый жеребец Виндос забил копытами, так что могло показаться вполне естественно, что Даго поднялся с земли и отошёл от костра, направляясь к коню. Он, успокаивая, похлопал его по шее, а потом пропал в темноте. С детства учили его, как ходить по болотам, чтобы не завязнуть, и как ходить по лесу, чтобы не хрустнула ни единая веточка. Поэтому без малейшего шума подкрался он к этому человеку и сзади нанёс могучий удар по голове. Будто тяжёлый мешок приволок он пленника к костру и положил на спину.

- В лесу осталось его оружие и, возможно, конь, - тоном приказа обратился Даго к Зифике, которая тут же взяла в руку горящую головню и направилась в лесную темень.

Когда Зифика вернулась, ведя за уздечку коня и неся удлинённый щит из досок, обшитых кожей, и громадный топор, пленник пришёл в себя.

Это был мужчина в возрасте Даго, но гораздо более рослый и плечистый, с резкими чертами лица и кривым, сломанным носом. У него были светлые волосы и длинные усы. Увидав неприятелей, он тут же прикрыл глаза, притворяясь, будто вновь потерял сознание. Но пальцы его сразу же стали шарить по земле, выискивая меч или топор. Даго ногой отшвырнул его оружие подальше от костра, и пленный тут же понял, что очутился в полной власти тех, кто его поймал. Но страха он не проявил, что Даго понял, наблюдая за его лицом.

- Вы не воины Аслака и Хельгунды, - заговорил он хриплым голосом на языке спалов. - Похоже, что вы чужие. Так зачем же вы поймали меня?

- Ты подкрался как враг, - заявил Даго.

В этот момент Зифика швырнула под ноги Даго принесенный ею щит.

- Убей его, господин! - воскликнула она. - Убей его не медля, будто бешенного пса. Погляди на его щит. Это же лестк!

На щите у пойманного был виден неуклюже нарисованный белый орёл с распростёртыми крыльями.

- Убей его, Даго! - настаивала Зифика. - Или ты не знаешь, кто такие лестки или лестковицы?

- Я никогда не слыхал о них.

- Теперь их полно здесь по весям и лесам. Они хотят вернуть давнюю волю, сражаться с властью князей и королей. Раньше они предательски нападали на людей князя Пепельноволосого, теперь воюют с Хельгундой и Аслаком. Они ненавидят всяческую власть. Днём работают и живут как остальные, притворяясь послушными воле правителей, а по ночам сбиваются в ватаги и нападают на грады. На их щитах знак орла, так как для них тот означает существо, что само управляет своим полётом и не признаёт над собою никакой власти. Когда я отправился с посольством к Пепельноволосому, мне было приказано остерегаться лестков и убивать их. Кто не признаёт никакой власти, тот не признаёт и посольства аргараспидов.

Через несколько лет Херим записал:

"И сказал тогда Даго Господин и Пестователь: и я тоже человек, что как орёл не признаёт над собою ничьей власти, не ищет ничьего совета и сам своим полётом правит. Надоели мне короли и князья, графы и бароны. От Свободных Людей получил я титул Пестователя, ибо прибыл в края эти, чтобы принять в своё отцовское пестование народ мой, насилуемый князьями и богатеями. Свобода моего народа - вот моя наивысшая цель."

Так, а может как-то иначе сказал Даго Господин и Пестователь. Теперь уже точно никто установить не сможет. Но пойманный им лестк понял его и, несмотря на боль после удара в голову, уселся на земле и обратился к Даго:

- Как зовут тебя, господин, и кто ты такой? Видимо ты не убьёшь меня, раз сам любишь свободу и ненавидишь князей да богачей.

- Зовут меня Даго Господин и Пестователь. Родом я из племени великанов спалов, что остались в старинных песнях, но их кровь во мне, поэтому имеется у меня право считать землю эту своею наследственной. Много лет, гонимый Жаждой Деяний, провёл я в пути. Но таинственный голос приказал мне вернуться в земли свои, чтобы народ мой получил давнюю свободу. По пути взял я в пестование своё этого вот, в прошлом монаха, Херима, что был несчастен и томился в рабстве, а еще этого вот юношу, которому грозила смерть или неволя. Ты же - лестк, что на древнем языке спалов означает хитроумный или понятливый. Только слишком уж хитроумным ты себя не показал, раз очутился в моей неволе. Однако, если ты скажешь мне своё настоящее имя, я дам тебе свободу. Если же ты захочешь отдаться в моё пестование, я дам тебе свободу вдвойне.

- Что значит "вдвойне"? - спросил лестк.

- Я могу вернуть тебе меч, топор, щит и коня и позволить уйти. Это будет предоставление свободы в первый раз. Но если ты останешься у меня и будешь рядом со мною, свободу получит и здешний народ. Потому и говорю, что предлагаю свободу вдвойне.

- Меня зовут Палука, и я из рода Палуков, что никогда не признали власти Пепельноволосого. Род наш могучий, но княжеская власть порушила наши грады и многие наши веси. Сохранились мы только в глухих лесах. Все Палуки сделались лестками.

- А известны ли тебе еще какие-нибудь роды, принадлежащие к лесткам? - спросил Даго.

- Да. К югу есть несколько родов, что никогда не признали ни власти Пепельноволосого, ни его воинов из Юмно, ни власти его жены Хельгунды и сына Аслака. Сотни людей поддерживают нас, господин.

- Но если вас так много, почему же до сих пор правит Хельгунда с Аслаком? Почему власть у воинов из Юмно? - спросил Даго с издёвкой.

- Пепельноволосые выстроили три настолько крепких града, что никто и никогда их не захватит, разве что кто обладает силой великана. Самый крепкий из них - Гнездо. Мы, господин, умеем сражаться по лесам, но вот град добыть - это уже дело совершенно иное. К тому же нет у нас такого, кто бы собрал нас вместе.

- Выходит, ты понимаешь, что кто-то должен стать во главе и повести в бой?

- Да, господин. Это каждому ясно.

И сказал Даго:

- Если ты понимаешь столько, выходит, что понимаешь всё. Забирай тогда свой меч, щит, топор и коня. Ты свободен.

И как раз в этот миг ослепительный зигзаг молнии прорезал темноту неба над их головами, а через мгновение над лесом прокатился оглушительный гром. Палука поднялся, только ноги его подкосились, и он снова уселся к костру.

- Не позволишь ли мне, господин, остаться здесь до утра? Слишком уж сильно ты меня ударил.

Даго разрешающе кивнул, а потом приказал Хериму и Зифике, чтобы те прикрыли огонь на случай, если разыграется гроза, и польются потоки дождя, в костре осталась хотя бы одна тлеющая головешка. Затем концом ножен своего меча он очертил вокруг всех громадный круг, пробормотал несколько непонятных слов и, укрывшись плащом, сел, не двигаясь. Теперь он выглядел будто вырезанный из дерева или камня.

- Он что, еще и волшебник? - спросил Палука у Херима.

- Искусство чар ведомо ему. Но прежде всего, он - Пестователь, а это означает, что взял всех нас в свою опеку от грозы. Он предложил тебе свободу вдвойне, а ты взял только одну. Дурак ты, Палука.

- Вообще-то, тебе следовало бы отрубить голову, - добавила Зифика. - На двор короля аргараспидов, где я служу, давно уже доходили вести о лестках с белыми орлами на щитах. Вы - самое большое несчастье в краю Пепельноволосого. Вы хотите жить свободными, но меняете одно зло на другое. Вы сражались с Пепельноволосым, но победили не вы, а еще более худшая Хельгунда и её сын Аслак. Мы хотели получить помощь против мардов, но если нам удастся их разбить, мы придем за солью сюда, так как здесь скоро не станет никакой власти. Вместе с солью мы отнимем у вас и свободу.

- Он тоже любит свободу, - сказал Палука, указывая на неподвижно сидящего Даго.

- Это так, - согласился Херим. - В стране Свободных Людей он победил ужасного Змея, и за это ему была предложена власть. Но он не принял её и ушёл, потому что господин - человек вольный. Но скажу тебе, в краю Свободных людей я встретил лишь страх и бедность. Господин Даго сделал меня свободным, но я пристал к нему и слушаюсь его приказаний будто раб.

Буря разыгралась не на шутку. Сначала с ужасным шумом прилетел ветер. Своим воем он наполнил весь лес, согнул кроны вековых сосен и дубов, а после этого начал ломать ольшины. Раз за разом небо рвалось молниями, и делалось светло как днём, а затем с оглушительным раскатом грома наваливалась тьма. Вихрь ударил в угли костра. К счастью, мокрые ветви, которыми накрыл его Даго, не позволили пламени разнестись. Человеческие души переполнились ужасом: Палука бил лбом оземь, а закутавшаяся в плащ Зифика, равно как и Херим, тряслась от страха. В конце концов, она подбежала к Даго, встала перед ним на колени и прошептала:

- Спасай меня, господин, от гнева Перуна, повелителя молний. Спаси, господин!

- Властелин громов и молний - это Сварог, - отвечал ей Даго. - И раз ты веришь в Перуна, значит, в тебе течёт скифская кровь. Я начертил магический круг, его уважит и Сварог, и твой Перун.

Он положил руку на голову Зифики и прошептал несколько непонятных слов, и тогда почувствовала она, что от ладони этого мужчины переходит в неё какая-то неведомая сила, а страх куда-то уходит. Если бы не привитые ей принципы, приказующие ненавидеть и презирать мужчин, Зифика обняла бы его и прижалась бы к нему всем телом, так как бюуря была для неё чем-то гораздо более страшным, чем бой с врагом.

Внезапно буря утратила свою силу. Некоторое время глаза ещё поражал блеск молний, а уши наполнялись громовыми раскатами, только гроза уже удалялась. Ржали перепуганные лошади, и если бы им не спутали ноги, они в панике разбежались бы по лесу. Наконец полил дождь, а громы и молнии становились всё реже. Поток воды вмиг погасил костёр, сделав траву вокруг сидящих подобием мелкого озера. Дождь стекал по плащу, покрывавшему спину Даго, он же затекал за воротник кожаной куртки Зифики и, по-видимому, загасил в ней страх. Устыдилась тогда Зифика, что стоит на коленях у ног Даго, поднялась с земли и под дождевыми струями ушла под гущу листьев громадного дуба. После этого к Даго подошёл Херим в истекающем водою плаще и сказал:

- Мне кажется, господин, что я понимаю твои мысли.

- Это хорошо. Тогда ты хоть в чём-то сможешь мне помочь. Так о чём же я думаю, Херим?

- Ты размышляешь, господин, а не нарисовать ли и тебе на щите белого орла и сделаться лестком.

- Откуда тебе ведомо, что я так думаю?

- А потому, что ты сам сказал мне, что желаешь создать великую державу. Только каким образом победить тебе Хельгунду и Аслака, если не соединиться с лестками?

- Ты правильно говоришь, Херим. Но помни, что у каждого повелителя голова думает одно, уста говорят другое, а руки делают третье. Укройся под дерево. Я хочу побыть один.

Под утро дождь прекратился, но сделалось ужасно холодно. Херим нашёл в кострище тлеющий уголёк, раздул его и развёл огонь припасённым под попоной хворостом. Мужчины сразу же разделись донага и, грея тела у огня, сразу же сушили свою одежду. Одна лишь Зифика тряслась от холода в промокшей одежде.

- Почему ты не раздеваешься, Зифик? - спросил Херим. - Ты все время остаёшься в панцире, как будто опасаешься, что кто-то его украдёт.

Тогда Даго взял Зифику за руку, отвёл её за деревья и достал из своих вьюков сухую нарядную аскоманскую одежду, похожую на ту, которую получил в своё время от Астрид: ярко-красные штаны, чулки, белую сорочку с кружевами на рукавах, пурпурную блузу и белые порты. Но он не уходил, а ждал, чтобы Зифика переоделась при нём.

- Мне стыдно, господин мой, ты смущаешь меня, - едва выговорила, трясясь от холода, Зифика, с трудом стаскивая с себя вымокшую одежду.

- Я видел множество обнаженных женщин, Зифика, - усмехнулся Даго. - Я знаю, что тело у тебя красивое, но мне хочется увидеть тебя голой.

- Ты заплатишь за это смертью, - с ненавистью, стуча при этом зубами, выдавила та.

Но, тем не менее, разделась при мужчине донага, и Даго увидал её девичье тело, стройные ноги, плоский живот, треугольник тёмных волос внизу его и подумал, что Зифика красива. А она, раздеваясь, глядя ему прямо в глаза, заметила, что у Даго, когда он увидал её совершенно нагой, не дрогнула даже ресница.

- Почему же ты глядишь на меня, раз вид обнажённой женщины, как мне кажется, тебе безразличен? - спросила она.

Даго покачал головой.

- Ты ошибаешься, Зифика. Я желаю тебя, и мне хотелось увидать твоё тело. Но иногда мне хочется доставить себе страдание, чтобы проверить собственную силу и волю. Ибо плохо кончают повелители, не могущие сдержать желание к какой-нибудь женщине и не умеющие причинить себе боли воздержания. Власть - это то же самое воздержание.

- Ты хочешь стать властителем, но не убил проклятого лестка?

Тот пожал плечами.

- По-видимому, правду говорят некоторые, утверждающие, что у женщины разум прячется между ног. Никогда тебе не понять, куда летит орёл. И ещё, неужели ты и вправду собираешься убить меня из-за того, что я видел тебя голой?

Говоря это, он рассмеялся и ушёл, чтобы погреться у костра. А девушка пришла вскоре после него, одетая в багряную аскоманскую одежду. Под блузой панцирь скрывал девичьи торчащие груди. Всех поразила её необычная красота и гибкая фигура, которую яркая одежда лишь подчеркивала.

- Ты, Зифик, похож на красивую девицу, - похотливо облизал губы Херим.

Та презрительным взглядом окинула голое тело Херима и его мужское отличие, таким же взглядом отметила член Палуки, потом сплюнула на мокрую после дождя траву и сказала:

- Ты сам, Херим, похож на бабу, так как думаешь только об одном, что указывает на то, что ум твой скрывается не в голове, а между ногами.

Лицо Херима побагровело от злости, и он уже хотел было ляпнуть какую-нибудь грубость, но его, подняв руку, успокоил Даго, в знак того, что желает о чем-то спросить.

- Лестк, а ты знаешь, где сейчас находится князь Пепельноволосый?

- А зачем тебе он, господин? - удивился Палука.

- Я спросил, а ты не отвечаешь, - грозно прогремел голос Даго.

- Правду знают лишь воины из Юмно. Это они вывезли князя из Гнезда и где-то спрятали вместе с двумя его наложницами. Мне так кажется, что Хельгунда хотела его убить, но он носит Андалу, так что она предпочитает править от его имени.

У большого костра одежда быстро высохла, вскоре все оделись.

- Так ты уезжаешь? - спросил Херим у Палуки.

- Нет, - ответил тот и повернулся к Даго: - Хочу, господин, принять от тебя свободу вдвойне, как ты обещал. Я тебе не говорил, но перед тем, как стал я подкрадываться к тебе, за мною гнались воины из Юмно. С большим трудом ушёл я от них. Может они завернули в какое-нибудь селение, когда начиналась гроза, но, может, где-то и ожидают в лесу. Мне больше не хочется убегать от них будто собака и кусать их как пёс. Возьми меня в своё пестование.

- А что ты предложишь мне взамен?

- Я провожу тебя в свою весь, где ты повстречаешь множество лестков. Мы пойдём с тобою за свободой. А еще, никто в этих краях не сравнится со мною в метании топора.

- Покажи.

Тогда Палука взял в руку свой топор с широким, спущенным книзу остриём, с тремя усами у отверстия, чтобы топор хорошо держался топорища. Оружие, видимо, было хорошо уравновешено - какое-то время Палука раскачивал его в руке, а затем с размаху метнул. Топор сделал три оборота в воздухе и вонзился в тонкий ствол растущей неподалёку ольшины.

Бросок был хорош, но Даго не высказал никакой похвалы.

- Пошли, - коротко приказал он. - Ты, Палука, ведёшь.

Был полдень, когда они углубились в лес. Солнце пригревало довольно сильно, лесная подстилка парила, из-за чего ехали в легкой дымке, часто объезжая или перескакивая стволы упавших во время бури деревьев. Некоторые из них ветер вырвал с корнями, в основном ели. Но были и берёзы, и ольхи, переломанные посредине ствола. Вид этот вызывал страх перед богами, и он вновь закрался в сердца едущих.

- Чего такого натворили мы, господин, что пришла буря? - беспокойно спросил лестк. - Если бы не твой магический круг, то молния обязательно бы ударила в нас.

- Буря - это доброе предзнаменование, Палука, - объяснил Даго. - Эта буря должна была сдержать тех, кто гнался за тобою. Боги помогают тебе. Есть ли у тебя какой-нибудь амулет?

- Да, господин. Я получил его от отца, которого убили эти, из Юмно. Это три волчьих клыка.

- Разве ты не знаешь, что нельзя носить с собою вещей, подаренных покойными? Ведь когда-нибудь мёртвый захочет напомнить тебе о подарке. Выброси его. Я дам тебе другой талисман, но лишь тогда, когда буду убеждён в твоей верности.

- И что же это будет, господин?

- Кусочек золотистого камня, в котором заключено странное насекомое. Камень этот родился в море, куда стекали слёзы громадных сосен. Насекомое - это замкнутый в камне дух, который станет тебе помогать.

- А у тебя, господин, какой талисман?

- Мне служат мои заклинания.

- А у тебя, юноша? - обратился Палука к Зифике.

Девушка достала висящий на шее деревянный член. Херим увидал его и расхохотался. Палука же остался серьёзен.

- Так значит ты любишь девушек, парень. Этот деревянный хер должен добавлять тебе сил в любви, не так ли? Ты хотел, чтобы Даго Господин убил меня, но я не питаю к тебе вражды и обещаю, что когда мы доберёмся до моей веси, ты сможешь выбрать там любую женщину. Для своих гостей мы не жалеем своих жён, сестёр и дочерей.

- Ого, тогда поспешим, Палука, - разохотился Херим. - А тебе, Зифик, предлагаю поспорить, кто дольше и кто большее число раз поимеет женщину.

С гневом в глазах Зифика спрятала свой амулет на груди. Она уже жалела, что показала его. Слушая похвальбу Херима, она стиснула зубы и подумала, что возможно, когда подвернётся случай, она, Зифика, ещё покажет им, как по весне женщины в своей стране устраивают охоту на мужчин, как делают их после того рабами или убивают.

- Моя деревушка находится у малого озера в лесу. Из этого озера течёт ручей в большую реку, называемую Вартой. Ещё до вечера мы успеем добраться ко мне домой. Ведь это сегодня, господин, самый длинный день и большой праздник Очищения Огня?

- Да, сегодня пора летнего солнцестояния, - кивнул головой Даго. - Сегодня гасят грязный огонь.

Неожиданно перед ними открылась широкая поляна, поросшая низким березняком и высокой травой. Скорее всего, еще недавно здесь обрабатывали землю. С другой стороны поляны были видны остатки сожжённых домов.

- Это сделал Нелюб Пепельноволосый, - объяснил Палука. - Когда он строил своё Гнездо и насыпал громадные валы, каждый род и каждая весь получили приказ свозить землю и насыпать свой кусок вала. Те, что жили тут, взбунтовались и сбежали. Воины Нелюба погнались за ними и всех перебили. Даже стариков и малых детей. Поехали побыстрее, господин, а то здесь живёт очень много духов.

Они были уже на средине поляны, как увидали выехавшую из лесу напротив небольшую группу конных. Их было шестеро: двое одеты в панцири и шлемы, блестящие на солнце. У них были круглые деревянные щиты и мечи у пояса. У остальных были только щиты, копья и луки.

- Это те, что гнались за мною! - воскликнул лестк и хотел уж было разворотить коня, но Даго решительно приказал ему оставаться на месте. Он и сам остановился, сделав знак Хериму и Зифике сделать то же самое.

- Господин мой, их шестеро, - пробормотал Херим.

- Но у тебя же есть меч, - гневно отрезал Даго. - Неужели всю жизнь ты хочешь воевать только лишь своим хером?

Зифику же он попросил отъехать чуть подальше и приготовить свой лук.

- Когда я подниму левую руку, стреляй прямо в горло тем, что в панцирях, - приказал он. - А с остальными мы и сами справимся.

Шестеро всадников приближались медленно, настороженно, следя за Даго и остальными. Они знали, что перевес на их стороне - их было шестеро, а этих только четверо. Но один из них восседал на белом жеребце. В Юмно белых жеребцов считали священными.

Даго никогда не был в Юмно, равно как никогда ему не случалось посещать священный город на острове склавинских руанов. Но из того, о чём доносили соглядатаи, высланные Людовиком Тевтонским, выходило, что Юмно следовало причислить к самым крупным и шумным городам, что существовали над морем в той его части, что называлось Остзея. Правили в Юмно правители - склавины, много там жило греков, а еще купцов и путешественников из разных народов, даже саксов, а ещё - аскоманов. В Юмно продавали пищевые запасы бедным зерном народам севера, торговали небольшими, но ценными шкурками пушного зверя, покупали оружие и самые изящные украшения. Юмно располагалось на берегу Вядуи, а часть его - на острове. Так же как у руянов, посреди города стояло громадное строение, где в зале, задрапированной красной тканью стояла деревянная фигура бога с тремя лицами и огромным копьём в руке. У руянов же молились богу с четырьмя лицами и большим украшенным мечом. Ученые монахи из Ахена называли этого бога Световидом, поскольку, подобно старинному богу Ромы Янусу, глядел он на четыре стороны света, хотя это и не могло быть правдой. Взгляд глаз в этих четырех лицах направлен был в сторону6 в себя, а не на четыре стороны света. Подобные же глупости рассказывали и про трехликого бога из Юмно, будто тот глядит на землю, на небо и в подземное царство, хотя склавины ни в какое подземное царство не верили. Для Даго, который по-настоящему христианином и не стал, было ясно, что склавинские племена, граничащие с державой Карла Великого, каким-то образом пытались объединиться, а для этого им нужна была, подобно франкам, вера в единого бога. Поскольку каждое племя имело собственное божество, объединяясь, творили они единого бога из нескольких племенных. Вот так и у руянов - в образе четырехликого бога заключили союз четыре племени, а в Юмно - три племени поставили бога трёхликого. И случалось у склавинов, как доносили о том шпионы, что были боги с пятью и даже семью ликами. Общей же для всех них была вера в ведовскую силу священных белых коней, которых содержали в специальных конюшнях на задах храмов. Если кто-нибудь готовился в дальнее морское путешествие или собирался в захватнический поход, такой приходил в храм с подарками для божества. Тогда жрецы выводили белого коня и заставляли его пройти меж разбросанных по земле копий. Если конь не касался копытом ни единого копья, это означало, что предприятие будет удачным, если же копья касался или наступал на него тогда от похода отказывались. Бывало, что для предсказаний использовались кони чёрные, будто вороны, но именно на таком как раз сидела Зифика. И потому-то люди из Юмно с беспокойством поглядывали то на Виндоса, то на вороного коня Зифики.

- Кто ты такой, господин? - первым спросил один из чужих воинов, видимо, наиболее важный из них, так как носил панцирь, да и оружие имел получше.

Говорил он на местном языке, но с трудом. Скорее всего, он был норманном, так как, подобно Даго, носил меч на перевязи, переброшенной через плечо. Если правду говорили о том, что Пепельноволосый взял себе в жены дочь правителя Юмно и получил с невестой сотню воинов, то были они, скорее всего, готовые служить каждому за деньги разбойники с севера.

- Я граф Даго и еду от Людовика Тевтонского к князю Голубу Пепельноволосому, - ответил тот на языке донск тунга.

- Голуб за своё неправое поведение был заключён в башню на озере, - отозвался воин, довольный тем, что услыхал свой родной язык. - Теперь от его имени правит Хельгунда, дочь правителя Юмно, и её малолетний сын Аслак. Если ты захочешь встретиться с нею, мы свободно пропустим тебя.

Вдруг один из воинов, одетый и вооруженный похуже и, по-видимому, подчиняющийся норманну, поднял своё копьё вверх и крикнул на местном языке:

- Это лестк, повелитель! С ними вождь лестков, которого мы ищем!

Наконечником копья он указывал на Палуку. Того выдал щит с белым орлом.

И снова заговорил норманн в блестящем панцире:

- Давай, граф. говорить на здешнем языке, чтобы нас все понимали. Меж твоих людей мы видим лестка, нашего врага. Он не может входить в посольство от Людовика Тевтонского. Ты должен выдать его нам.

Даго ответил ему:

- Я получил титул Пестователя, а это означает, что беру в своё пестование любого, кто поклянется мне в верности. Этот человек признал во мне Опекуна, поэтому я вам его не выдам.

- В таком случае будем драться! - гневно крикнул норманн и вытащил меч.

Даго поднял левую руку, и стрела Зифики пробила горло норманнского воина. Не успел тот упасть с коня, на Даго с обнаженным мечом бросился второй норманн, а четверо воинов из дружины Хельгунды атаковали копьями Херима, Зифику и лестка.

Даго сошелся с норманном и ударом Тирфинга раскроил у того щит на голове, после чего противник без памяти скатился на землю. Зифика второй стрелой пробила тонкую кольчугу нападавшего на неё воина и попала прямо в сердце. Палука отрубил одному из своих противников правую руку, а затем бросился на помощь Хериму, который неуклюже закрывался щитом от копья пятого всадника. Пронзительно крича, с поднятым мечом лестк близился к нему, и тот, перепуганный, видя еще, что Зифика целится в него из поблескивающего золотом лука, резко развернул коня и, уклонившись от летящей стрелы, стал удирать к лесу. Шестой атаковал Даго своим копьём, но тот успел прикрыться щитом, а потом одним взмахом Тирфинга отрубил ему голову. Воин с отрубленной рукой бросился было бежать, но на полпути к лесу, то ли от боли, то ли от потери крови, ослабел и упал с коня, который помчался дальше.

На земле остался лежать и норманн с разрубленным на голове шлемом. Даго спрыгнул с коня, подошел к противнику, снял помятый шлем и выяснил, что голова осталась целой. От удара норманн лишь потерял сознание, а теперь уже приходил в себя.

- Если ты скажешь, где находится Пепельноволосый, я сохраню тебе жизнь, - сказал Даго на языке донск тунга.

Тот не колебался. Он был на службе у чужаков, так что жизнь для него была дороже секретов Хельгунды.

- Есть такое озеро, что называется Лендица. Там имеются два острова. На одном стоит деревянная крепость с башней. Вот там и держат Пепельноволосого вместе с наложницами.

- Много ли людей сторожит Пепельноволосого?

- Этого я не знаю, господин. Только зачем его стеречь? У него нет друзей.

- Уж слишком ты болтлив для норманна. И труслив. Разве не говорили тебе, что перед лицом смерти следует смеяться? - спросил его Даго.

- Ты же обещал сохранить мне жизнь, - запинаясь, сказал норманн, у которого от страха на лбу выступили капли пота.

- А чего стоит обещание повелителя? - спросил Даго и одним ударом Тирфинга отрубил ему голову. Тело забилось в агонии, пальцы цепляли траву, губы на отрубленной голове беззвучно шевелились.

Ни лестк, ни Херим с Зификой не знали донск тунга, так что им не было известно, о чем Даго говорил с норманном. Один лишь Херим отважился спросить:

- О чем вы говорили, повелитель, и зачем ты отрубил ему голову?

Даго пожал плечами:

- Я сказал ему, что он, будучи норманном из Юмно, перед смертью обязан смеяться. А убить мне его пришлось, потому что на моем мече тяготеет заклятие Одина. Это не я убил его, но мой меч.

Тем временем Палука смог поймать коня одного из убитых воинов и начал затем стаскивать с трупов панцири и шлемы, собирать брошенные копья и всю добычу нагружать на добычного коня.

- Это может пригодиться для других лестков, - объяснил он.

- Ты не поблагодарил меня, - сурово сказал Даго. - Ведь если бы не ты, нас пропустили бы свободно. К тому же, Палука, ты не сказал мне, что являешься предводителем лестков. Разве так поступают с Пестователем?

- Я послал тебе благодарный взгляд, господин, - гордо ответствовал Палука. - Раз ты знаешь теперь, что я вождь у лестков, то не можешь теперь требовать от меня, чтобы я благодарил тебя как подчиненный.

- Я не заметил твоего взгляда. Может ты был излишне занят мародерством?

- Это оружие для других. И не пробуй, господин, ранить мою гордость, ибо я человек свободный. Ни перед кем не стану я опускаться на одно или оба колена, поскольку не признаю власти.

- Я и не приказываю тебе становиться на колени, так как князем не являюсь. Но ты должен поклониться мне, так как у меня имеется власть Пестователя. Или же ты предпочтёшь, чтобы я вытащил меч, заклятый Одином?

Палука заколебался. В нём жила гордость вольного человека, который много лет сражался с княжеской властью, чтобы ни перед кем не становиться на колени. И ведь по сути своей этот человек выбрал сражение, а не отдал его в руки Хельгунды. Унижал ли поклон гордость вольного человека, разве означал он подданство и рабство? Этот человек только что защищал его волю.

И тогда Палука низко поклонился Даго и вновь вернулся к своему занятию, то есть вьючению на лошадиную спину оружия, забранного у мертвецов. Закончив же работу, он весело сказал:

- Давайте поспешим. Моя весь уже недалёко отсюда. Скоро мы будем веселиться, пить мёд и пиво.

Они тронулись, ведя за собой коня с добытым оружием. Лестк вёл их по узкой тропке через чащу, Даго ехал в самом конце. В какой-то миг Херим поравнялся с ним и сказал вполголоса:

- Видно, нет разницы, как называется власть человека над человеком...

- Ты становишься всё умнее, - кивнул головой Даго. - Я верил, что ты станешь таким еще тогда, когда увидал тебя сидящим в клетке.

- Спасибо тебе, господин, - разулыбался Херим. - И потому отважусь спросить ещё раз: о чём ты вправду говорил с убитым тобою норманном?

- Он указал мне место, где находится Пепельноволосый. А убил я его затем, чтобы никому он не донёс, что мне необходимо встретиться с Голубом.

- Но зачем это тебе, господин?

- В своей жизни я видел многих властителей. В том числе и побеждённых. Но так всегда случалось после проигранной битвы. Теперь же мне хочется узнать повелителя, утратившего свою власть без сражения. Или ты считаешь, что можно стать великим, не зная тайн власти?

Через несколько лет, на содранной с берёзы коре Херим написал:

"А когда правый властелин земель этих, Пестователь, во главе немногочисленных войск своих прошёл болота и очутился в бескрайних лесах, путь ему преградило могучее войско княгини Хельгунды, вероломной жены Пепельноволосого. И тогда-то на огромной поляне Пестователь вступил в битву с превосходящим врагом и, вспомогаемый лестками и воинами страны Аргараспидов, одержал победу, тем открывая себе путь к наследственным землям. И случилось так потому, что был он не только мудр и имел друзей, но и отличался необыкновенной храбростью, ибо текла в нём кровь великанов."

Деревушку, где проживал род Палуков, они нашли уже к вечеру. Дорога к ней вела через болота и подмокший лес, потому три десятка небогатых изб, стоявших на берегу небольшого озера, не защищались ни рвом с водой, ни каким-нибудь палисадом. Выстроенные из деревянных колод дома были низкими, утопленными в землю, крытые большими стрехами из соломы и камыша. В них не было окон, одни лишь двери; дым из обложенных камнем очагов уходил через дыру в крыше. Такие избы было легко спалить, но и легко отстроить.

В веси праздновали уже с самого утра. На выставленных у озера лавках лежали недоеденные огромные хлебы, недогрызенные бараньи кости, стояли глиняные корчаги с сытным мёдом и пивом. Почти все обитатели, не исключая старух и детей, были под хорошим хмельком. Даже здешний старик - ворожей в грязной рубахе и более длинными, чем у всех других волосами с трудом мог подняться с земли, когда приехал Палука с чужаками. Возвращение Палуки, который был тут кем-то и вправду важным, а также вид незнакомцев, вызвали новый взрыв радости. Их лошадей расседлали и пустили пастись на траву, а гостей пригласили к самой длинной лавке, куда тотчас же были принесены новые хлебы и корчаги с пивом. Из леса выбежали девушки в длинных льняных платьях и с венками на головах. Осмелев от пива, они вели себя весело, а затем, под нежные звуки гуслей начали подпрыгивать, переступать босыми ногами по траве, возбужденно покачивать грудями и бедрами. Пели они сначала печальную:

"Солнышко уходит к себе домой

Медленно, как девка, жизнь неся с собой.

Не будет солнце землю палить,

Уходит солнце, чтобы жизнь дарить.

Умирает грязный огонь - Хранитель, но

Он родится чистым, будто полотно."

А затем веселее, в более живом темпе:

"Солнышко уходит, белое, сбежало,

А не то оно бы всю землю посжигало.

С нами остаётся солнце лето всё.

Солнце нам богатство в дом наш принесёт."

Херим сладострастно всматривался в танцующих девушек, раз за разом отхлёбывая пиво из корчаги. Возле озера горела куча хвороста с новоразожжённым огнём, от которого женщины разносили по домам горящие лучины с теперь уже чистым пламенем. Привлечённые девичьим пением, отовсюду сходились и парни. Вот к ним Даго приглядывался уже повнимательней и с удовольствием отметил, какие те рослые и широкоплечие. Не знал он только, хорошо ли владеют они оружием.

- Вот теперь можешь выбирать себе какую хошь и тащить в кусты, - разрешил Даго Хериму.

Девушки пили сытный мёд. К каждой из них подходил с корчагой шатающийся старый ворожей, а те пили жадно, пытаясь поскорее опьянеть. Вновь зазвучали стонущие струны гуслей. Мелодия становилась всё быстрее и быстрее. Девушки запели:

"Это ты, солнышко, разжигаешь кровь всем.

Дозревает солнце, чтоб хлеба нам выросли.

Ни одна сегодня девка не откажет никому,

Ждёт корова бугая, мужик семя прыскает!"

И все собравшиеся, девушки и парни, начали кружить с распростёртыми руками будто птицы, что взмахнули крыльями, чтобы взлететь. Они кружили всё быстрее и быстрее, пока у некоторых не закружилась голова, и те, теряя равновесие, не стали падать на землю. То один, то другой парень хватал девушку на руки и тащил в недалёкие кусты, откуда стали доноситься радостные визги. А на всю весь медленно спадали серые сумерки, которые сегодня должны были длиться чуть ли не до полуночи.

На краю веси, на стволе поваленной сосны сидел грязный старик с седыми длинными лохмами и спадающими книзу усищами. Рядом с ним, на плоском камне стояла небольшая глиняная фигурка, изображающая женщину с маленькой головой, зато с громадным, раздувшимся животом, огромными грудями и выпяченными половыми органами. Это был здешний ворожей, называемый по-лендицки жерцом, а глиняная фигурка представляла Макошь, известную еще и под именем Весна - богиня плодородия, урожая и достатка.

- Погляди, Херим, - сказал Даго. - А саксы говорят, будто в краях за Вядуей нет никаких женских божеств.

Время от времени к жерцу подходили парни и зрелые мужики и обнажались от пояса вниз, показывая возбужденно торчащие члены. Жерц брал его двумя пальцами и прижимал к животу хозяина, потом быстро отпускал, глядя, как тот пружинисто выпрямляется в прежнее положение. Тогда он удовлетворённо погружал руку в стоящую рядом посудину с сытным мёдом и окроплял им член.

Приходили сюда и женщины с девками. Эти задирали юбки и рубахи, обнажая своё естество. Ворожей совал пальцы им во влагалища, и если те были полны мужского семени, белая жидкость стекала на ноги. Тогда он окроплял их лона, и те уходили, радуясь, что будут плодовитыми, что соберут богатый урожай, и что скот у них не передохнет.

- Эти люди предаются ужасному греху, - отозвался Херим, хотя губы его кривились в гримасе вожделения.

- Молчи, глупый монах, - рассердился на него Даго. - Да разве ты сам не согрешил в Фульде, изнасиловав женщину? У людей и так много горя, а почитающие крест прибавили им самое худшее: грех! Эти люди не грешат здесь, ибо греха не ведают. Их боги тоже не знают, что такое грех. Скажи мне, как может грешить бог реки, древнее дерево или камень? Они вне греха, вне добра и зла. В их мире нет греха, потому что нет добра или зла. Все законы на земле установили люди и по ним судят иных. Человеческие законы не могут происходить от богов, ибо разные страны знают собственные законы, весьма часто, впрочем, изменяемые. Когда я стану правителем, то сам буду устанавливать свои законы. Только зачем же в это вмешивать еще богов и грехи? Наши боги карают лишь тех, кто их презирает, не приносит им жертв или же ссылается на них, обманывая или нарушая клятвы. Но помни, что клятва, данная без обращения к богам, наказанию не подлежит.

Он замолк и сидел задумчивый, мрачный.

- А вот ты, господин? - спросила Зифика. - Ешь мало, а пьёшь ещё меньше. Почему не веселишься вместе с другими?

После долгого молчания Даго ответил:

- Мне вспомнились все женщины, которыми я обладал, и которые любили меня.

- Говорят, что сегодня после полуночи девушка, пусть даже её поимеют несколько мужчин, никогда не забеременеет, - сказала Зифика.

- Это правда. Сегодня после полуночи каждая будет ходить переполненная мужским семенем, но дети от этого не рождаются.

- Кто же виноват в этом, солнце или чары?

Она не дождалась ответа, потому что Палука, который кружился вместе с другими, внезапно схватил за руки двух девиц и потащил их к лавке, где сидели Даго с Зификой.

- Это мои сёстры. Бери-ка вот эту, - подсунул он одну Зифике, - а ты, господин, вот эту, помоложе да покрасивее, - и он посадил на колени к Даго пятнадцатилетнюю, видимо, молодку с розовыми щеками, голубыми глазами, но уже широкую в бёдрах и с большими грудями.

Пьяненькая девка захихикала, а потом, вцепившись своими пальцами в длинные белые волосы Даго, стала целовать его взасос в губы.

- Теперь они принадлежат вам. Это в благодарность за мою жизнь! - радостно воскликнул Палука и, крича "ху - ху - ху!!!", вновь закружился, разведя руками.

Зифика с неохотой притянула к себе старшую сестру Палуки и, как требовал того обычай, посадила её себе на колени.

- Пей, пей. Давай-ка, выпей ещё, - подсовывала она посудину к губам девицы.

Но та, и так уже пьяная, вцепилась Зифике в руку и потянула её к ближайшим кустам. Та, сопротивляясь и переполнившись отвращением, двинулась за ней.

Их догнал Даго. Он нёс на руках младшую сестру Палуки, его губы дрожали от вожделения. Девушка откидывала голову и весело смеялась, размахивая босыми ногами.

Даго положил её на траву за первым же кусточком и задрал ей рубаху до самой шеи. Сам же стянул штаны и вошёл меж раздвинутых ног, В теле её он почувствовал сопротивление, девушка вскрикнула, но член уже был в её горячем и влажном нутре. Через какое-то время по всему девичьему телу прошла дрожь наслаждения. Неподалёку от них вторая сестра Палуки всё еще тащила за собой Зифику, которая, увидав Даго, занятого девчонкой, гневно оттолкнула от себя её сестру и вернулась к лавке с едой. Брошенная сестра Палуки стояла неподвижно, не понимая, почему этот парень её отверг. Даго поднялся, какое-то время глядел на голую молодку у своих ног, а потом, сделав несколько шагов, схватил за талию другую, отвергнутую Зификой. Та послушно легла на землю и сама задрала льняную рубаху. Несмотря на серость сумерек, Даго увидал её белеющую наготу и темноту волос меж ногами, в нём снова пробудилось желание, и он овладел и этой. Только теперь он двигался в ней долго и с силой, пока вновь не ощутил наслаждения.

К лавке, рядом с которой сидела Зифика, он возвращался медленным шагом, подтягивая на ходу штаны. Схватил полный жбан и поднёс его ко рту.

- У тебя кровь на руке, - заметила Зифика.

- Это кровь девки, которую я сделал женщиной, - ответил Даго. - С тобой никогда подобного не случится, потому что твою девственность у тебя отобрала деревянная палка.

- Ты грязен, господин, - презрительно сплюнула Зифика и ушла в темноту, к пасущимся лошадям.

На землю накатывала самая могущественная в году ночь. Стихали голоса, смех и перекликивания в лесу, но костры на озёрном берегу всё ещё горели высоким пламенем, а меж деревьями бегали парни с факелами. Множество мужчин и женщин, усыплённых мёдом, валялось на траве. Какая-то девка печально пела о солнце, уступившем ночи. Рядом с Даго появился Херим и, бахвалясь, сообщил, что у него было три девки, а вот теперь ему захотелось еще и женщину. И он побежал по кустам в поисках той, что была еще способна заняться любовью. Даго же почувствовал печаль, впервые за долгое время показалось ему, что на него пало бремя ужасного одиночества. Ему казалось, что нет вокруг никого, кому можно было бы поверить свои мечтания, страхи, желания и заботы. Тогда он направился на поиски Зифики и нашёл её, закутавшуюся в попону и лежащую на траве рядом с пасущимися лошадями. Даго вынул из вьюков свой мохнатый плащ, бросил его на траву и лёг рядом с девушкой. Он ждал, когда на небе появится самая яркая звезда, называемая Звериной, та самая, которую он увидал еще ребёнком, когда уходил из деревушки Землинов. Впоследствии она сопровождала его по ночам везде, где бы он ни был, и видела все его хорошие и плохие поступки. Но Даго верил, что звежда благоприятствует ему.

Тем временем, пользуясь темнотою, из домов выбежали старухи. Они рассчитывали на то, что во мраке их никто не узнает. Пьяненькие, что-то бормоча своими беззубыми ртами, они дергали одежды молодых парней и высоко задирали юбки, а старики сладострастно лапали лежащих в беспамятстве от мёда и пива девушек и женщин. Две старухи подскочили и к Даго с Зификой, щипая их, что-то бормоча и обнажая свои вислые животы. Но потом они ушли, так Даго с Зификой притворились пьяными до потери чувств. Даго понимал желания старух. Теперь ночь будет становиться всё длиннее, а вместе с нею близилась и смерть, Так почему же им, старикам и старухам, хоть разок еще не испробовать наслаждения?

И наконец, низко-низко над лесом Даго увидал ярко светящую Звериную звезду. Она взошла поздно и вскоре должна была с рассветом исчезнуть. Лишь зимою поднималась она рано и светила почти всю ночь.

Пришёл Палука, ведя за собой женщину, белая одежда которой светилась в темноте.

- Господин мой, - тихо обратился он к Даго. - Полюбил я тебя как себя самого и желаю, чтобы ты был со мной. Уже минула полнолчь, вскоре наступит рассвет и минут чары бесплодия. Возьми жену мою и оплодотвори её, хочется мне иметь от тебя сына, чтобы сделал он мой род могучим. Передай нам свою кровь великанов.

Палука ушёл, а его жена послушно легла на траву рядом с Даго и обнажила своё тело. Тот в темноте не видел черт её лица, не знал, красива она или нет. Руки его нащупали торчащие груди, скользнули по плоскому животу, коснулись горячих ног. Он совершенно не чувствовал желания, не хотел этой женщины. Даго отодвинулся и долго лежал, не двигаясь и лишь глядя в небо на свою Звериную звезду. А вокруг них остывал раскалённый солнцем за день сосновый бор, и воздух напаивался запахами смолы и хвои. Даго прикрыл глаза и ему показалось, что как в прошлом лежит он рядом с Зелы, а в ноздри его проникает запах хвойного масла, которым та окропляла своё лоно. Неожиданно почувствовал он сильное желание, вновь коснулся горячих и обнажённых женских бёдер, после чего резко задрал жене Палуки рубаху до самой шеи, налёг сверху и вошёл в неё. Затем услыхал он её ускоренное дыхание, после чего уже только шум собственной крови в ушах. Он отдал ей своё семя, она же приняла его - недвижная и безгласая.

Даго опять лёг на свой плащ и ждал, когда успокоится его разбушевавшееся сердце. Женщина медленно поднялась, и так же медленно белая её рубаха растворилась в темноте.

- Ты спишь, Зифика? - бросил он вопрос в темноту. - Я хочу показать тебе свою звезду. Ту, что светит ярче всех.

- Я не сплю, господин, потому что сделанное тобой разбудило меня и переполнило презрением.

- А вы, воительницы, делаете это как-то иначе?

- Не знаю, никогда так не делала. В пору равноденствия дня и ночи, весной и осенью охотимся мы в лесах на мужчин, или же наших женщин оплодотворяют рабы. Только, видимо, всё это должно происходить иначе, чем тут. Я ещё никогда не охотилась за мужчинами. Но я видела, что ты трижды совокуплялся с этими грязными бабами, и каждый раз было у меня желание убить каждую из них.

- Зачем? Я не понимаю тебя.

- Они отдаются, а ведь должны брать мужчину, поскольку для женщины он - лишь орудие для зачатия ребёнка.

- А вы не испытываете желания? Не хотите любви? - удивлялся Даго.

- Нет, господин. И больше не говори об этом со мной.

Зифика боялась, что Даго откроет в её словах ложь. Этой ночью к ней трижды приходило чувство желания, и поняла она, почему о ревности говорят как о кусачей змее. Тело её болело, будто укушенное множество раз, и вместе с кровью по жилам растекался яд.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ГЕДАН

Князь Акум, властитель Друзо, как-то ранним вечером в средине месяца, называемого Паждзерж, устроил в своём замке большой пир в честь ярла Свери, который со своими двенадцатью кораблями вошёл сегодня в порт. На каждом корабле было, самое малое, по тридцать хорошо вооружённых аскоманских воинов из Бирки. Итак, ярл Свери привёл Акуму свой гирд - дружину из более чем трех сотен воинов для сражения с князем Геданом, повелителем края Вит. Помимо этого, князь Акум подготовил и пятнадцать своих кораблей и более четырёх сотен воинов, одних только эстов, так как аскоманам не доверял. С такой силой Акум ожидал захватить град Гедана без особых трудностей, так как тот был не слишком-то укреплен из-за того, что защищали его разливы Висулы. Как доносили соглядатаи - град Гедана защищался всего лишь полутора сотнями воинов, в основном, склавинами, ибо край Вит отделял земли эстов от земель, населенных склавинами. Вся Витландия - как говорилось об этом в песнях - принадлежала эстам, пока дед правившего нынче Гедана не укрепился в разливах реки и не построил небольшую крепостцу, что через несколько лет стала новым центром власти. После того склавины захватили левое устье Висулы, ибо, как утверждали они, вытекает та из склавинских земель, значит имеется у них право не на одну только змею реки, но и на голову, что пьёт морскую воду.

Висула благоприятствовала роду Геданов. Год за годом вход из моря в Эстский залив становился всё мельче, так что должен был наступить такой момент, когда река намоет песчаную дамбу и навсегда замкнёт весь залив. Тогда Друзо пришлось бы умереть, поэтому с мыслью об этом Гедан решил устроить у левого устья Висулы собственный город-порт и перехватить всю торговлю в этой части южного побережья Остзее, называемого когда-то Сарматским Морем. Только вот об этих планах узнал Акум и пожелал сам захватить град Гедана, становясь таким образом повелителем всей Витландии. Впрочем, планы его заходили даже еще дальше. Если всё сложится удачно, свою дочку Пайоту Акум выдаст за молодого повелителя Города На Берегу, где варили соль, а захватив в свои руки еще и торговлю солью, он тогда объявит себя королём Южного Берега Остзее.

Соль нужна каждому. Прежде всего, она нужна народам, проживавшим в глубине суши. Поэтому, придёт такое время, - рассуждал Акум, - когда склавинским племенам нужно будет выбирать между солью от Пепельноволосого и солью от Акума. А потом крепкой своей рукой захватит голову громадной реки и заставит Пепельноволосых, чтобы знаменитые своими урожаями, расположившиеся на юге Куявы, посылали по реке суда с зерном ему, а уже он - в обмен на всяческую воинскую добычу - накормит многочисленные, вечно голодные и склонные к грабежу народы неурожайного севера.

Акум не доверял аскоманам, ибо те не раз пробовали неожиданным наскоком добыть себе богатства Друзо. Но у него не было выбора, раз хотел он победить Гедана. Посему он разрешил, чтобы дюжина кораблей с тремя сотнями аскоманов вошли утром в порт Друзо, согласился на их однодневный передых здесь, но не разрешил, чтобы оружные сходили со своих судов, и окружил порт стражей из сотни эстов. К тому же пришлось ему устроить пир в честь Свери и его военачальников, поскольку аскоманы очень любили пировать. В свой замок он позволил запустить всего лишь полтора десятка аскоманов и посадил за пиршественный стол в зале, почерневшем от дыма лучин и каменных масляных плошек. Согласно договора, сразу же после пира, рано утром корабли аскоманов и эстов должны были совместно выйти в Эстский залив, а потом - в море. Затем, направляясь вдоль морского берега, при попутном ветре должны были они уже к вечеру добраться до града Гедана и неожиданно напасть на него.

На длинные деревянные, обставленные лавками столы принесли глиняные миски с разрубленными на четыре части жаренными баранами и ягнятами, а также каменные тарелки с каплунами. Каждый из пирующих вынимал из-за пояса короткий нож и отрезал себе кусок мяса, запивая его южным вином и пивом, которое варили в Друзо. Вино и пиво вносили в глиняных корчагах, а затем разливали в посеребренные кубки. Аскоманы ели спешно и жадно, бросая обглоданные кости на конец стола, где молчаливо и настороженно сидели эстские воины. Северяне подобным образом привыкли проявлять презрение или нарываться на драку, поскольку, помимо пиров, больше всего на свете они любили подраться. Пили они очень много, будто гася пожар в желудках. Некоторые даже хватали корчаги и, громко чмокая, отхлебывали из них, разливая половину на грудь и на стол. Они были ужасны в бою, но выглядели страшными и теперь, когда просто сидели и ели. На пир они явились в полном вооружении, никто даже на миг не снял перевязь с мечом, хотя князь Акум и просил их об этом. На уговоры ему объясняли, что сразу же после пира все пойдут на корабли, а потом и в битву. Лишь некоторые стянули с голов шлемы с коровьими рогами, и теперь рыжие волосы кроваво отблескивали в мерцании лучин. Свои ножи аскоманы за пояс не убирали, а вонзали перед собой в столешницу, чтобы в любой момент иметь возможность отрезать новый кусок мяса. Они громко разговаривали на своём гортанном донск тунга, и вообще, обычаи у них были весьма грубые. Раз за разом случалось, что кто-нибудь грубо бил другого в бок или вырывал из рук только что отрезанную баранью лопатку. Они походили на сброд, враждебный друг другу, и лишь хорошо знающий их понимал, что один за другого в любой миг отдал бы собственную жизнь. Аскоманов объединяли пожизненные узы дружбы, а случалось, и любви, которую они стыдились проявлять один перед другим. "Они похожи на стаю диких собак, которым бросили мясные обрезки", - подумал о них Акум, поскольку при его дворе - может под влиянием Пайоты и обычаев, привезенных в Друзо купцами из стран муслиминов и города Бизиса - уже научились пировать более культурно, особенно же, когда на пиру присутствовали женщины. Но на сегодняшнем пиру Акум женщинам появляться запретил, еду и питьё подавали эстские воины, тоже в полном вооружении, что, казалось, раздражало ярла Свери.

Это был мужчина огромного роста, с лицом, почти полностью покрытым рыжей щетиной, спадающей на кольчугу. Он тоже вел себя грубо. Если хотел привлечь к себе чье-то внимание, то бросал в этого человека недоглоданной костью, а затем что-то кричал с полным ртом, из-за чего речь его становилась совершенно непонятной. Ел и пил он много, но Акум заметил, что Свери больше разливал пиво и мёд, чем пил. Грозными выглядели его голубые глаза с кровавыми прожилками на белках, и Акум уже пожалел, что заключил союз с разбойниками для уничтожения князя Гедана. Разве эти люди из Бирки не прославились своим бесстрашием перед лицом смерти? И разве существовало для них что-либо святое и достойное уважения, кроме их собственных тайных клятв? Акуму рассказывали, что их законы суровы и ужасны. Если чей-нибудь раб воровал что-либо у аскомана, то отвечал хозяин раба, так как невольника за человека не признавали. Если какой-нибудь аскоман не мог обеспечить пропитания своим отцу и матери, он отдавался в рабство тому, кто мог дать родителям сносное существование. Так что на самом деле аскоманы не были стаей диких собак, хотя сейчас вели себя именно так. Кто знает - но об этом Акум уже не имел понятия - не у них ли следовало учиться настоящей и пожизненной дружбе? Разве не сидел рядом со Свери Хлодр, а рядом с тем - молодой Даго? Только вот откуда было знать Акуму, что эти двое уже много месяцев жили в Друзо, а как только корабли аскоманов вошли в порт, тут же появились на пристани? Ярл Свери взял их на свой дреккар, а потом повел на пир к Акуму вместе со своими командирами. Когда-то Хлодр, Свери и Оттар побратались, вот почему Хлодр имел право ожидать, что за ним придет корабль, а возможно, случится и оказия отомстить за смерть Оттара и поражение аскоманов во время нападения на Друзо.

- Почему это, князь, твои люди не едят и не пьют, а только пялятся на нас будто на диких зверей? - хриплым голосом спросил у Акума Свери на языке донск тунга. - Или в еде твоей слишком много перца, а питье отравлено?

Князь Акум снял с головы позолоченный остроконечный шлем. Ему не хотелось ссориться со Свери.

- Завтра нас ждет битва, ярл Свери, - ответил он. - Или ты желаешь, чтобы мои люди ослабели от обжорства и похмелья?

- А мы? - загремел гневно Свери. - Или же ты считаешь, что храбрость наша будет менее обыкновенной?

Акум протянул руку к эстам, что в полном вооружении стояли под почерневшей стенкой у дверей, ведущих во внутренние помещения замка. На указательном пальце Акума кроваво блеснул княжеский перстень с огромным рубином.

- Ешьте и пейте. Пусть не думают наши друзья, что в своих сердцах мы таим измену, - сказал он на языке эстов.

Те послушно начали есть и пить. Но лишь те, что сидели за столом. Остальные все так же торчали под стенами, пока разъярившийся Свери, смяв посеребренный кубок в руке, не бросил в одного из них.

- Бери этот кубок и пей! - заорал ярл.

Акум снова протянул руку, и после того прислуживающие воины начали раздавать кубки и наливать вино остальным эстам.

- Красивый у тебя перстень, князь, - вновь заговорил Свери.

- Это княжеский перстень, - ответил Акум.

- А разве ярл не равен князю?

- Ты равен мне, если у тебя есть замок.

- Мой замок - это мой корабль! - расхохотался Свери. - Отдай мне этот перстень в знак дружбы.

- Князь Гедан носит подобный перстень. Завтра заберешь его себе, а захочешь, то и с отрубленной кистью, - предложил Акум. - Дружба, ярл, рождается в бою, а не через подарки.

- Ты прав, - снова расхохотался Свери, а затем, положив руку на плечо Хлодра, продолжил: - Вот этот человек, господин, в прошлом году напал на твой город. Его зовут Хлодр. Ты победил его, князь, и он за это любит тебя.

Свери вновь расхохотался, ему вторили остальные аскоманы. Только лишь Хлодр с Даго даже не улыбнулись, равно как и князь Акум, который лишь сейчас заметил, что этот Хлодр почти ничего не ест и не пьёт, лишь внимательно глядит в затянутые рыбьим пузырем окна. Но на дворе уже была ночь, и через окна ничего нельзя было увидать. Чего же высматривал этот человек в темноте?

Еще Акум заметил, что почти все аскоманы были одеты в кожаные штаны и блузы, посеревшие от морской соли, так как явились на пир прямиком со своих кораблей после долгого морского перехода. Один лишь этот Хлодр, да еще сидящий рядом с ним молоденький аскоман выглядел так, будто волны и ветер с ним не встречались. Хлодр был в светлозелёных широких штанах с чулками до колен, а под его кольчугой была поддета ярко-зелёная блуза. Красивый алый кушак поддерживал его штаны. Молодой же аскоман носил на себе алые штаны-чулки, блуза тоже была красной. Из под рукавов блузы выглядывали безукоризненно белые кружева сорочки. На груди у него висело золотое ожерелье, а его длинные волосы были удивительно светлыми. Эти двое либо специально переоделись, идя к Акуму, либо же в морском походе и не были. Князя охватило предчувствие беды, но тут же и исчезло. Он подумал, что в его городе проживает много аскоманов, занимающихся торговлей. Только вот тех Акум знал лично, а этих двух в Друзо никогда не видал...

Хлодр наполнил себе серебряный кубок, осушил его одним глотком и, заглушая крики пирующих, обратился к Акуму:

- Я, старый тане, как уже говорил о том ярл Свери люблю победивших меня. Я люблю тебя, князь, хоть ты и переломал мне ноги. И такой же любовью этот вот дренг любит твою дочку Пайоту. Почему бы тебе, князь, не облегчить любовные страдания дренга и не показать свою прелестную дочь хоть на миг?

- Да, да, покажи нам свою дочку! - чуть ли не хором закричали пирующие.

Князь Акум наморщил брови. Не нравились ему аскоманские шутки. Эти пираты и наёмники слишком многое себе позволяют. Вот только догадываются ли они, что Акум приготовился к любым неожиданностям? Один лишь жест его левой руки - и копья пробьют грудь аскоманам.

- Моя дочь предназначена для глаз другого человека. Равного себе, - гордо заявил он.

Свери, тянувшийся к миске, чтобы взять себе грудку каплуна, вонзил нож в столешницу.

- А меня, князь, ты разве не считаешь равным себе?

Акум с трудом сдерживал гнев. Ему хотелось отрезать: Я здесь - повелитель, а ты, ярл - наймит. Но сказал он другое:

- Когда я увижу на твоей руке перстень Гедана, то буду приветствовать в твоём лице повелителя.

Свери поднялся с лавки, и все могли заметить, какой он рослый.

- А есть ли у Гедана что-нибудь больше, чем этот перстень? Ведь он не занимается как ты торговлей, князь. Что поделю я меж своими тремя сотнями воинов? Здесь, у тебя, склады забиты шкурками горностаев, выдр и пермскими мехами. Это в твоей казне лежат мешки с золотыми солидами ромеев, дирхемами муслиминов и денарами франков. Мы хотим возвратиться в Бирку с кораблями, груженными добром. А Гедан - бедняк, князь.

- Мы же договорились относительно оплаты, - Акум тоже встал из-за стола. - Красивы склавинские женщины и трудолюбивы склавинские мужчины. Случается, что рабы стоят столько же, сколько и горностаевые шкурки. Я сказал, что после победы вы заберете себе всех рабов.

- На наших кораблях нет для них места, - отрезал ярл Свери. - Его хватит лишь на меха, золотые солиды и серебряные дирхемы, Рабов заберешь себе, а нам заплатишь за будущее сражение уже теперь.

И в это же мгновение в окнах появился отблеск огня, заставший Акума врасплох. Откуда было знать ему, что жена убитого прошлой осенью Оттара в точно определенный срок подожгла собственный дом и побежала на пристань к аскоманам.

- Что это? Что там происходит? - протянул Акум руку, показывая своим воинам на багровый отблеск за окнами.

- Я заберу твой перстень! - крикнул Свери и своим мечом отрубил правую кисть князя. И в этот же миг Даго проклятым своим Тирфингом снес князю Акуму голову.

Кровь хлынула на стол и смешалась с разлитым вином. Только этого никто и не заметил. Эстские воины метнули свои копья в аскоманов, но, отвлекшись на отблеск в окнах, сделали это слишком поздно. Аскоманы действовали быстрее. Будто щиты подняли они лавки и заслонились ими, а потом учинили резню. Даго уже не видал этого, так как не принимал участия в ней. Он убил стражника у двери, открыл её и побежал вглубь замка, в княжеские покои. Ему не запомнилось, скольких воинов-эстов посвтречал он по пути. Ярл Свери, который вскоре побежал за ним, рассказывал потом, что на каждом шагу видел воинов с отрубленными головами.

Дом Астрид пылал со страшным грохотом. Этот пожар для аскоманов Свери на кораблях неожиданностью не был. Десятки горящих стрел полетели на корабли Акума, вызывая на них пожары. В бока этих кораблей таранами ударили окованные железом носы кораблей Свери. Хлодр и трое других аскоманов открыли ворота замка, но северян больше манил город и купеческие склады. Стало светло как днём, так как от дома Астрид занялись и другие деревянные постройки, и вскоре уже казалось, что пылает чуть ли не весь город. Грохот валящихся брёвен заглушал крики убиваемых людей и воинские кличи нападавших. Женщины, дети и купцы удирали со всех ног из города в направлении скопления шалашей с продажными женщинами. Некоторых аскоманов охватило волчье безумие. Они убивали всякое людское существо и с пеной у рта бегали меж горящих домов, совершенно не замечая, что на них уже начинает тлеть одежда. Боли они не чувствовали, когда же одежда на них загорелась, то сбросили её с себя и убивали нагими, забрызгивая себя кровью.

Наконец Даго добрался до комнаты, где на небольшом столике горели две стеатитовые лампы, а на деревянной кровати сидела в одной сорочке готовящаяся ко сну Пайота. Она видела огонь за окном, слыхала раздающиеся в замке крики и, предчувствуя опасность, схватила в руку нож. Она умела владеть различным оружием, но боялась покидать комнату. Но вдруг от сильного пинка запор на двери сломался, и в комнату ворвался юноша с развевающимися белыми волосами, в ярко-красной одежде и с мечом в руке.

- Пайота, - сказал он на ломаном эстском языке, с трудом хватая воздух ртом, так как пришлось не раз драться, чтобы попасть в эту комнату. - Пайота, я забираю тебя как свою добычу!

Девушка догадалась, что это один из аскоманов, с которыми её отец должен был выступить для захвата Витландии.

- Я не буду твоей рабыней, - поднялась она с ложа, стискивая пальцы на рукояти ножа.

Даго спрятал свой Тирфинг в ножны, потом оттер рукавом вспотевшее лицо, лишь сильнее размазав кровь. Весь его красный костюм был забрызган кровью. Он усмехнулся и сказал:

- Скинь сорочку. Я хочу видеть, стоишь ли ты того, чтобы стать моей добычей. Покажи мне свою наготу.

- Кто ты? - только и спросила девушка, трясясь от ужаса.

- Меня зовут Даго. Родом я из края спалов.

- Я предназначена для повелителя, - ответила Пайота презрительно, уже не боясь смерти.

- Я тоже стану повелителем, - сказал Даго.

- Пока же ты никто! - плюнула она ему в лицо и ударила себя острым и тонким ножом под левую грудь, целясь так, чтобы тот прошел между ребрами и попал в сердце.

Кровь хлынула ручьем, Пайота упала на пол. Даго стоял над нею, с изумлением и страхом наблюдая, как лицо девушки кривится от боли и застывает в отвратительной маске. Его будто громом ударило, и он стоял без единого движения. Если бы в этот миг в комнату вбежал какой-нибудь эстский воин, он смог без всякого труда убить бы парня мечом, копьем или даже ножом. Совершенное Пайотой превосходило всяческие представления Даго о женщинах. Неужели они не были всего лишь вещью? Разве не обязаны были они послушно отдаваться тому, кто купил их или добыл в бою? Что же такого разделяло их, что Пайота настолько презирала его? Неужели опять было это то самое величие власти, к которой предназначалась она с самого детства, ему же - еще предстояло добыть?

- Я - Даго, повелитель повелителей, король королей, цесарь цесарей, - забормотал он на языке спалов. - Ты же дура, что глядела сквозь меня будто сквозь рыбий пузырь...

Пайота в агонии перевернулась на спину. Ее белая сорочка на груди пропиталась кровью. Нож уже давно выпал из пальцев.

- Ты оскорбила меня! - вскрикнул Даго. - Это я решаю, кто должен умереть, а кто жить. Ты не имела права умирать по своей воле, потому что считается лишь моя воля. Чувствую я, что ты увидела во мне выродившегося карлика, и потому отвернулась от меня. Но я сын великана и совершу великие подвиги! Я ненавижу тебя за то, что ты подумала обо мне как о малом!

Он вновь вытащил меч из ножен и отрубил Пайоте голову, а затем вышел из комнаты и побрёл по замку, шатаясь будто пьяный, не обращая внимания на аскоманов, грабивших помещения и выносивших мешки с монетами и драгоценностями Акума.

Замок и сам уже начал гореть, как и весь город. На рассвете корабли аскоманов, груженные самой ценной добычей: золотом, серебром, мехами и мешками восточных пряностей, без которых невозможно было есть почти всегда провонявшееся мясо, выплыли из порта.

Жители Друзо сбежали из горящего города, и тот уже никогда не вернулся к прошлому своему величию. Когда через несколько десятков лет путешественник Вульфстан, высланный в эти края Альфредом Великим, посетил Трузо, как он назвал город, тот уже превратился в обычное поселение, поскольку Вульфстан ни разу не упомянул о торговле. Через годы Висула намыла-таки дамбу и замкнула Эстский залив с северо-запада, приведя Друзо к окончательному разорению.

В сражении за добычу погибло около сотни аскоманов, поскольку эсты дрались отчаянно. Один корабль из Бирки потонул, зато все эстские корабли были сожжены, чтобы никто не смог погнаться за пиратами на их обратном пути домой.

Хлодра, Астрид и Даго в Эстский залив уносил огромный дреккар с головой быка на носу. Это был корабль на два десятка скамей, но так как много аскоманов погибло, гребло всего лишь пятнадцать человек. Командование судном взял на себя Хлодр и сам сел на руль. Подняли парус, так как ветер дул в сторону залива.

- А ты набрал себе добычи? - поинтересовалась Астрид, глядя на огромные пятна засохшей крови, покрывавшие ярко-красную одежду Даго.

- Я хотел иметь Пайоту, но она предпочла заколоться ножом. Скажи мне, Астрид, где можно добыть, украсть или отобрать величие власти?

Та только пожала плечами, не понимая юношу. На корабль она принесла два больших меха серебряных гривен и куфических монет Аббасидов. Хлодр притащил две полных охапки горностаевых шкурок. Этого было достаточно, чтобы долго жить в Бирке в благополучии.

- Хлодр пообещал, что женится на мне, - похвасталась Астрид Даго. - У него будет много женщин, но я стану самой главной. Наверное, он позволит тебе пожить у нас, так как ты отомстил за смерть Оттара.

В Эстском заливе ветер сменил направление и подул в сторону суши. Они спустили парус и дальше пошли только на веслах. Даго тоже сел к веслу. Вскоре они проплыли мимо острова, намытого песком, что был нанесен одним из многочисленных ответвлений устья Висулы, и Даго впервые в жизни увидал море, которое раньше называлось Свебским, Сарматским Океаном и Кванзее, то есть Море Женщин, так как люди упорно верили в то, что на севере живут воинственные женщины-лучницы. Помимо этого море это называли еще Остзея или же Эстзея, по названию страны эстов, расположенной на его юго-восточном берегу. Но местные народы всегда называли это море Балтикой, что впоследствии принялось повсеместно. Аскоманы привыкли плавать вдоль берегов, но Бирка лежала на другой стороне Балтики. Нужно было пересечь море в самой широкой его части, останавливаясь на отдых на острове, называемом Готландия. Месяц Паждзерж не был подходящим для такого предприятия. Светило солнце, но подул сильный ветер и поднял высокие волны, способные разбить корабль. Ледяной ветер пронизывал до костей и сковывал холодом руки.

За свою короткую жизнь Даго видал громадные лесные пожары, и тогда огонь казался ему самым могущественным богом. Узнал он и весенние половодья, творившие из самых маленьких ручьев непокорные, могучие реки. Но бог моря, видать, был самым могучим. Перед глазами юноши раскрывалась то зеленоватая, то сразу же синяя, а то и черная кипель. Она была безграничной и доставала до самого неба. Могучие руки моря несли на волнах аскоманские корабли, а потом бросали их вниз, чтобы через мгновение поднять и снова бросить в зеленые бездны. На краях волн, как на губах Лесного Человека, появлялась белая пена бешенства, комки её подхватывал ветер и с размаху бросал в лица людей. Как же звали морского бога? Почему никто не сказал Даго об этом?

Аскоманы молились Одину, Даго молился Сварогу, а потом и Христу. Только волны с каждым мгновением становились все выше и все тяжелее. Чтобы удержаться на поверхности требовались страшные усилия гребцов и кормчего, направлявшего нос корабля прямо на набегающие водяные валы. Любой поворот бортом к волне угрожал тем, что судно перевернется - так уже случилось с двумя вышедшими из Друзо декарами. Тонущих никто не спасал, каждый сражался лишь за свою жизнь.

Но аскоманы знали свое море. На некоторых кораблях были подняты паруса и, несмотря на бьющий в лицо ветер, благодаря килю под дном, им удавалось плыть под ветер, то левым, то правым галсом. Флотилию Свери разметало в стороны, все дальше один корабль оказывался от другого. Все новые и новые суда переворачивались и тонули. Спастись и доплыть до Готландии могли лишь те, где были крепкие паруса и все гребцы на борту.

На дреккаре у Хлодра гребцов не хватало. Потому-то Хлодр и дал приказ поворачивать к берегу. Это был трудный манёвр, поскольку на какое-то время кораблю предстояло повернуться к волнам боком. Когда стали поворачивать, их сильно закачало, мачта треснула и полетела за левый борт, еще сильнее увеличив крен. Дреккар стал зачерпывать воду. Тогда кто-то из аскоманов перерубил канаты и освобожденная мачта отплыла в сторону, подгоняемая ветром и волнами, а люди, уповая лишь на весла, подбрасываемые с кормы гигантскими валами, мчались на своем судне к берегу. Наконец кто-то крикнул "земля!", и в сердцах их вспыхнула радость. Это ничего, что они вернулись на эстский берег и, может так случиться, их будет ждать битва, когда они высадятся на сушу. Всем хотелось чувствовать под ногами твердую землю.

Но до берега все еще было далеко. Волны с кормы не всегда поднимали корабль, иногда они переливались по всей его длине. Тогда несколько человек бросало весла и вместе с Астрид начинало вычерпывать воду деревянными ведрами со дна. Волны все еще пытались повернуть корабль боком, будто человек, пытающийся подставить противника под более сильный удар. Напор волн и человеческих мышц был настолько силен, что неожиданно в один миг раскололись лопасти четырех весел, и с этого момента кораблю с большим трудом удавалось держать нос к земле. Но все равно, песчаный мыс с высокими дюнами становился все ближе.

Внезапно со страшным треском переломалось рулевое весло, и дреккар развернуло боком. Пару ударов он еще выдержал, но потом неожиданно перевернулся вверх килем, накрывая корпусом весь экипаж. Даго охватила темень, во рту он почувствовал соленый вкус моря, но юноша родился и рос на речном берегу, и потому плавал как выдра. Он нырнул поглубже и выбрался из под останков судна. Он отдался во власть волн и хотя был в одежде, со щитом на спине и мечом на боку, все же плыл. Время от времени он набирал в легкие воздух, позволяя, чтобы мощная волна сваливалась ему на спину и на голову. Ненадолго исчезал он в водной ямине, чтобы вновь подняться наверх на следующей вспененной волне. Он не оглядывался, так как наверняка утонувшая добыча его не интересовала. По сторонам же он не видал никого, лишь белую пену и все новые и новые горы зеленоватой воды. Даго чувствовал, что костенеет от холода, руки и ноги хватала судорога, иногда от холода он даже терял сознание, и казалось ему, будто склоняется над ним лицо Зелы. Если бы не ледяная вода, он бы доплыл до берега без труда, ведь суша, казалось, была рядом, на расстоянии вытянутой руки. Только тело отказывалось слушаться и двигаться, на дно тянули щит и заклятый Одином Тирфинг. Но вот наконец волна больно ударила им о каменистое дно, вытащила на мелкий песок, а уже через мгновение попыталась вновь затащить в море. Онемевшими пальцами впился юноша в землю и полз по песку, чувствуя, что море уже начинает забывать про его тело. Затем он выбрался на сухое место и повалился на землю, подставляя себя под лучи осеннего солнца и пытаясь согреться.

Он не знал, как долго лежал, когда же поднял глаза на песчаную дюну, то увидал Астрид и Хлодра. Еще дальше, на самой границе сухого песка и заливаемого волнами, неподвижно лежали три аскомана. Чуть позже до него донесся ужасный треск. Это море выбросило на берег корпус дреккара, ударило им о сушу и разбило будто яичную скорлупку, чтобы через мгновение опять затянуть в воду и снова выбросить на берег.

На подгибающихся ногах, с трудом волоча их по песку, Даго приблизился к дюне, где лежали Хлодр и Астрид. Те выкопали в песке яму и, раздевшись донага, пытались укрыться в ней от северного ветра. У них было весло, именно оно и спасло этих двоих от гибели. Хлодр испытал уже много штормов на море и знал, что надо цепляться за что-нибудь деревянное, чтобы не пойти ко дну. Это он отыскал в воде весло, левой рукой подхватил тонущую Астрид, а правой судорожно схватился за рукоять. Потом Астрид пришла в себя и тоже ухватилась за весло.

- Хлодр подарил мне жизнь, - сообщила она Даго. - Если он умрет, тогда я тоже умру вместе с ним.

Хлодр был безоружен. Плывя в море, он сбросил с себя все, что тянуло его ко дну. Поэтому сейчас он не хотел углубляться в лес, росший за дюнами, а решил переждать в песчаной яме всю ночь до рассвета.

Даго сбросил свою красную одежду с пятнами засохшей крови на груди и штанах. Обнаженный, но с перевешенным через плечо мечом и щитом, он направился к лежащим на песке аскоманам. Первый из них, пусть и добравшийся до берега, был уже мёртв. Его убила холодная вода. Двое остальных уже пришли в себя, но у них не было сил. С помощью Даго они добрели до выкопанной Хлодром ямы и, стуча зубами от холода, тоже разделись донага, подставляя тела солнечным лучам. Сил говорить у них уже не было. Высовывая головы из ямы, они видели, как море играет дрекаром, выбрасывая его остатки на берег. Еще они видели какие-то мешки, но никто даже с места не сдвинулся, чтобы принести их. Те мешки, где были золотые солиды, серебряные гривны, меха и награбленное оружие - сразу же пошли на дно. В этих же могли быть какие-нибудь восточные пряности, вещь ценная, но не стоившая того, чтобы ради нее выставлять замерзшие тела под удары свирепого будто кнут северного ветра.

Они все время ожидали появления на берегу каких-нибудь людей. Невозможно было, чтобы никто не видал дреккар, в одиночку сражающийся с волнами. Живущим над морем эта ужасная стихия уже не раз приносила в подарок добычу с разбитых военных и купеческих кораблей. А может быть сейчас они внимательно следили из леса за заливаемым волнами песчаным берегом? Море разбило дреккар с бронзовой бычьей головой. Кто мог знать, сколько воинов смогло добраться до берега и теперь сушило одежду? Воинственность и дикость аскоманов были известны повсюду. Когда они наберутся сил, высушат свою одежду, почувствуют голод и двинутся вглубь суши - кто же устоит перед ними? Вполне возможно, что никто и не показывался именно потому, чтобы чужаки и не догадались, что рядом есть какая-нибудь веська.

Хлодр все время считал, будто они находятся в краю эстов. Ему не было известно, что шторм занес их далеко на запад и выбросил на землю там, где тремя своими руслами в море вливалась река Висула. Когда-то этот клочок называли Землей Индов, так как считалось, будто сюда, пригнанные морскими бурями, когда-то прибыли инды. Позднее его стали называть Коданским, а потом - Венедийским заливом. Сотни лет назад здесь, якобы, поселились гепиды с севера и дали устью Висулы название Гепидойос. Гепиды по-соседски жили с местными венидарями, но - как гласила легенда - позавидовав готам и их захваченной на берегах Понта добыче, они ушли, оставив весь этот край венидарям. Об этой земле еще говорили как о крае Вид или же Витландии. Она отделяла земли эстов от склавинских. Своим князем венидари выбрали Гедана, а уже тот силой своего разума и оружия покорил их и подчинил себе. Было это очень и очень давно, и теперь здесь правил дальний потомок того самого Гедана.

После полудня Даго надел высохшую свою одежду и пошел в лес, растущий за дюнами. Там ему не встретился никто, даже людского следа он не нашел. Он вырезал из лиственницы несколько удобных для драки дубин и принес их к яме. Именно тогда-то и увидали спасшиеся трех едущих вдоль берега воинов. Кони у тех были рослые, воины были вооружены мечами и круглыми щитами, на головах у них были шлемы с коровьими рогами, их длинные плащи из льна развевались по ветру. Когда воины приблизились, Даго увидал, что те брили бороды, но оставляли себе длинные усы. Неужели это были склавины?

Прятаться в яме уже не было смысла. Успевшая одеться Астрид и остальные аскоманы схватили свои дубинки и встали на вершине дюны вместе с Даго.

Воины не спеша подъехали и остановились в нескольких шагах.

- Кто вы такие? - спросил один из них. Он говорил на языке склавинов, но с гортанным акцентом. Пара слов была на языке донск тунга.

Его поняли только Астрид и Даго.

- Разве ты не видишь корабль, которым теперь играются волны? - вопросом на вопрос ответила Астрид.

Воины презрительно поглядели на женщину. По их представлениям женщина вообще не должна была разговаривать в присутствии мужчин. Даго заметил, что воины носили мечи по-аскомански, значит аскоманы должны быть им известны.

- Мы из флота ярла Свери, - вмешался Даго. - Волны на море разметали наши корабли. Нас же пригнало сюда.

- И что, спаслись только вы? - спросил тот же самый воин.

Даго не отвечал. Пусть думают, что за дюнами скрываются другие потерпевшие крушение.

Но воины ссоры не искали. Пока что.

- Вы были в Друзо? - прозвучал вопрос.

Даго стоял, широко расставив ноги. Левой рукой он покрепче ухватил щит, правую положил на рукоять Тирфинга.

- А кто ты такой, что спрашиваешь?

Юноша в дорогой багряной одежде с пятнами засохшей крови, рослый, атлетического сложения, пробудил уважение в воинах. Они видели порванные и грязные кружева, выглядывающие из рукавов его блузы, и посчитали, будто имеют дело с кем-то высокопоставленным.

- Вы находитесь в краю князя Гедана, - сказал воин, начавший разговор. - Мы проведем вас в его город. Если кто пребывает на земле Вит без согласия князя, тот становится его пленником. Бросьте дубины и отдайте нам все свое оружие.

На это Даго гордо заявил:

- Пускай один из вас мигом поспешит к князю Гедану и сообщит ему, что Друзо уже нет. Мы дрались, защищая князя Гедана. Я же тот, кто отрубил князю Акуму голову. Мое имя - Даго. Но мы пойдем как свободные люди, при этом один из вас возьмет женщину на коня.

- Ты сказал, что Друзо уже нет? - переспросил главный из воинов.

- Да, сказал. Мы его сожгли, а я отрубил князю Акуму голову.

- Если это правда, то вас наградят дарами. Если же это все ложь - мы вас повесим, - сказал главный и, разбрасывая песок копытами своего коня, помчал по берегу.

В ранних осенних сумерках они увидали перед собой деревянный град, выстроенный возле устья широко разлившейся здесь реки, возле самого моря. Восемь рядов вбитых в берег толстых бревен противостояло волнам и смягчало их удары. Со стороны реки город был защищен насыпью из плетенных из лозы фашин и покрытой дёрном. В небольшом заливчике, образованном поворотом реки, стояло несколько купеческих суден и два военных корабля. Сама же крепость была построена из наполненных землей деревянных ящиков. В град и на речной берег вели только одни ворота с помещением для караульных. Вокруг крепости было множество деревянных домов, облепленных илом и глиной, а посреди замка высился дом Гедана с деревянной башней, с которой можно было следить за морем как бы с высоты птичьего полета. Кроме княжеского дома за насыпью из дерева и земли находились конюшни, а неподалеку, в шалашах и палатках жили слуги и воины.

Аскоманов провели к Гедану, в свежепобеленный извёсткой дом. Им предоставили темную комнату и только лишь один светильник. Старуха принесла глиняный горшок с водой, а затем подала холодную печенную рыбу и ковригу пшенного хлеба. Когда они ели, в комнату неожиданно вошел Гедан. Аскоманы узнали его по прошитой золотыми нитями блузе и инкрустированному драгоценными камнями кинжалу, заткнутому за зеленоватый шарф, опоясывающий живот князя. На темно-русой голове тот носил остроконечный шлем с четырьмя блестящими камнями. Князю было не больше сорока лет, усы у него были длинные и свисали ниже подбородка. Голубые глаза глядели пристально, в них был виден ум.

Князя сопровождали два воина в кольчугах ромейской работы, с искусно переплетенными мелкими кольцами. У каждого в руке было длинное копьё, а на голове шлем франкской работы, закрывавший лоб и нос.

- Где ярл Свери? - привыкшим к приказам тоном спросил Гедан.

Даго встал из-за стола и, как когда-то учила его Зелы по отношению к повелителю, привстал на правое колено и на мгновение склонил голову. Хлодр и остальные аскоманы из-за стола даже не двинулись. Они были слишком горды, чтобы кланяться какому-то там князьку, которого даже и грабить не было смысла.

- Встань, - приказал Гедан на языке донск тунга, который выучил еще в детстве, когда наёмный аскоман учил его драться на мечах и молотах. Юноша ему понравился, так как ему были знакомы новые обычаи, укореняющиеся при дворах правителей.

- Прошлой ночью, князь, мы сожгли Друзо, а я отрубил голову князя Акума. После того, нагруженные добычей, мы отплыли морем к Бирке. Морская буря разметала наши корабли. Возможно, что ярл Свери добрался до острова Готландии.

- Мы должны были силой трех десятков кораблей и пяти сотен воинов напасть на твой град, - заговорил Хлодр. - Только Друзо манил нас сильнее, ибо ничто не могло сравниться с его богатствами. Ярл Свери сдержал свой тайный договор с тобою, Гедан, я же теперь требую корабль, который отвез бы нас в Бирку.

Князь сделал вид, что не услыхал слов Хлодра. Вместо этого он вежливо обратился к Даго:

- Ты говоришь, юноша, что отрубил Акуму голову. Есть ли у тебя какое-нибудь доказательство?

- Тебе должно хватить моего слова, ибо я, князь, не наёмный бандит. Родом я из края спалов, что соседствует с землёй Пепельноволосого. Родился я от обычной женщины, но отцом моим был великан Боза. Зовут меня Даго. Возможно, когда-нибудь ты услышишь обо мне, так как меня гонит Жажда Деяний.

- Если ты сказал правду, то я посажу вас на корабль, и вы поплывёте в Бирку. Завтра или послезавтра я получу известия из Друзо. За правду вознагражу, за кровь, которую ты, юноша, носишь на своей одежде, заплачу.

- Ты оскорбляешь меня, князь, - ответил на это Даго. - Я не сражаюсь ради вознаграждения, а лишь из желания сражаться.

Тогда Гедан очень серьезно заметил:

- Вы свободны и можете ходить по моему граду как вольные люди. Если мои посланники подтвердят ваше известие о разрушении Друзо, вы получите корабль до Бирки.

В комнату принесли дрова и в огромном камине разожгли огонь. Начиналась осень, и с морем временами дул северный холодный ветер. Ночью спали под овчинами, а на следующий день отправились в град.

Крепость Гедана расположилась на острове у слияния рек Метлавы и Висулы. но так близко к морю, что с защитных валов, насыпанных из земли и укрепленных палисадом из брёвен, можно было видеть золотой песок берега и до самого горизонта - вспененные волны, в которых еле виден был маленький островок Хеля, рождаемый и размываемый штормами. С западной стороны, у самой крепости, располагался порт, остров с сушей соединял мост. Около порта теснились дома-срубы и длинные склады для товаров. На узеньких, выложенных драницей улочках шла обычная городская жизнь, на рынках, как и в Друзо, процветала торговля, хотя и в гораздо меньшей мере, поскольку сам град Гедана тоже был намного меньше.

Здесь Гедан увидал, что такое большая река, и какая от неё может быть польза. Чуть ли не постоянно туда и обратно плыли по Висуле лодки-долблёнки, по течению к порту подходили широкие суда, наполненные товаром. Из края лендицов и гопеланов везли, прежде всего, просо и пшеницу, потому что там они росли в изобилии. Даго выяснил, что Гедан взял в свои руки торговлю зерном. Зимой он держал зерно в амбарах, где ласки уничтожали мышей, когда же подходил тяжелый канун нового урожая, и народы, населяющие каменистые и неурожайные земли на севере начинали испытывать голод, то за зерно Гедану отдавали добытые в разбойничьих походах монеты, оружие и всякое другое добро. Даго рассказывали, что ранней весной в порту буквально роились суда из Бирки, Хедебы, Хельго и Каупанга. Франконские купцы приплывали сюда за воском для выделки свечей, ибо бог франков требовал, чтобы те постоянно горели. Порт только-только начал развиваться, поскольку до сих пор почти всю торговлю на южном побережье Сарматского моря и Венедийского залива держали в своих руках купцы из Друзо. На западе же существовал могучий Юмно, город-государство, посему Гедан действовал очень осторожно, чтобы не подвергнуться нападению аскоманов и наёмников оттуда. Несколько лет назад он заключил союз с князем Голубом Пепельноволосым, держава которого находилась в среднем течении реки Висулы. Гедан получил от Пепельноволосого сотню воинов для охраны складов зерна из края лендицов и гопеланов. Взамен Гедан выслал Пепельноволосому франкское оружие, железные шлемы, кольчуги, ромейские панцири, а еще предметы роскоши, как, например, княжеские одежды из шитого золотом адемалика и позолоченный трон. Затем Пепельноволосый, для которого Гедан всё еще оставался малым князьком, решил заключить союз с могущественным повелителем Юмно, Хоком, и взял его дочку Хельгунду своей второй женой. Все это из-за того, что обогатившиеся на торговле зерном старосты из края лендицов и гопеланов все сильнее и сильнее ограничивали власть Голуба, становясь равными ему по богатству. Именно их-то и хотел прижать князь Голуб силами воинов из Юмно. Вот только - как выяснилось позднее - судьба не благоволила Голубу...

Многих людей расспрашивал Даго о течении реки Висулы, только никто не мог рассказать об этом подробно. Вытекала Висула, якобы, из под града Каррадонон, огибала края Крылатых и Длинноголовых людей и страну Квен, то есть страну женщин-воительниц. В нижнем же своём течении Висула разделяла земли эстов от склавинских земель.

К вечеру Даго отправился на морской берег, чтобы еще раз насытиться видом стихии, бегом гривастых волн, которые - как говорили ходившие по берегу люди, и в чем убедился сам - выбрасывали на песок знаменитый гинтарас - странные золотистые кусочки камня или же окаменевшего воска.

...Когда на закате он возвращался по берегу реки, из ворот замка выбежала десятилетняя девочка в белом льняном платье. Она гналась за прирученной домашней лаской, которая то скрывалась под перевёрнутыми вверх дном лодками, то среди развешенных для просушки сетей. В конце концов зверёк заскочил в привязанную на берегу лодку-долблёнку. Девочка решила войти на лодку, чтобы забрать свою любимицу, и вдруг свалилась в воду, прямо в течение, которое у берега было очень сильным. Белое платье и светловолосая головка ребенка тут же исчезли в мутной от ила реке.

Даго отбросил щит и Тирфинг и, как был, в своей ярко-красной одежде прыгнул в Висулу. Он увидал, как течение на миг вынесло тело девочки на поверхность, доплыл до него сильными гребками рук, схватил льняное платьице и, поднимая голову ребенка над водой, вытащил его на берег. Это видели чинившие сети рыбаки и тут же подняли крик:

- Гедания! Княжеская дочка! Гедания спасена!

Девочка была в сознании, хотя и сильно перепугалась. Она крепко ухватилась Даго за шею и не давала опустить себя на землю, пока из ворот не выбежала её мать и куча служанок. Даго отдал им девочку, поднял с земли щит и меч и побрёл в отведенную им комнату, чтобы высушить одежду.

Через час к ним пришёл Гедан, а за ним слуга, несущий на вытянутых руках посмеребрённую кольчугу, светло-зеленую блузу, кожаные штаны и накидку из бобрового меха.

- Юноша по имени Даго, - сказал Гедан. - У меня четверо сыновей, но дочка только одна. Ты спас её из реки. Прими от меня в дар эту втройне сплетённую кольчугу, чтобы никакая стрела не пробила её, а ещё бобровую накидку для холодных дней.

Даго поклонился в ответ и сказал:

- Подарков я не приму, ибо не ради них делаю я то, что делаю, это гонит меня Жажда Деяний. Но спасибо тебе, князь, за одежду. Моя промокла, вся в крови и порвана.

Гедан приказал положить одежду на лавку, забрал кольчугу и молча ушёл. Его ворожей Гвидо, что был на вершине башни и наблюдал за осенним затмением Луны, тоже был свидетелем спасения Гедании. Но его происшедшее обеспокоило.

- Князь, - сказал он Гедану впоследствии. - Бог ненадолго забрал луну с неба, и как раз тогда дочь твоя упала в воду. Спас её чужой человек, гонимый Жаждой Деяний. Это плохой знак для тебя и твоей дочери. Прикажи заколоть чужака ночью. Я не могу сказать, на счастье тебе или на несчастье выбросило его море.

- Твоё дело. Мне же следовало его поблагодарить и оставить дар. У тебя же есть собственные способы испытать силу этого человека.

Во время ужина слуга Гедана зашёл в комнату, где сидел Даго вместе с Хлодром, Астрид и двумя аскоманами и попросил юношу выйти на морской берег.

- Поосторожней, - предостерёг Хлодр парня. - Слыхал я, что сегодня луна на какое-то время исчезала с неба.

Даго, надев подаренную Геданом одежду, набросил на плечо перевязь с мечом, взял в руки щит, и набросил бобровую накидку. Ветер развевал его длинные волосы, когда направлялся он к морю на безлюдный в эту пору берег, о который с рычанием били волны. Вид безоружного человека, идущего с противоположной стороны и при свете луны казавшегося очень высоким, несколько успокоил его. Тот был в широком и длинном одеянии, прошитом серебряной нитью. У этого человека была седая борода, удивительно блестящие глаза и остроконечная шапка с вышитым серебряной же священным знаком огня.

Они уже были в шагах четырёх друг от друга. И вот тогда человек этот вынул из складок своего одеяния чёрную палку и на заливаемом морскими волнами песке нарисовал магический круг, а в нем тайный знак:

Зелы учила Даго, что на языке чар этот знак говорит: "Дальше не иди, иначе тебя ждёт смерть".

Но такой знак можно было победить другим. Концом своих ножен из липовых дощечек Даго нарисовал рядом с первым знаком:

и презрительно перечеркнул первый знак. В ответ на это мужчина в остроконечной шапке начертил на песке:

Даго остановился перед новой преградой. После этого он обратился к могуществу нового знака:

и хотел уже было сделать шаг вперёд, но незнакомец поднял вверх левую руку, говоря:

- Будь осторожен! Твоё оружие слабо.

Даго отступил и обратился памятью к урокам Зелы. Какой магический знак был сильнее? Что следовало противопоставить тому клубку змей, что нарисовал противник? Но он вспомнил и концом ножен начертал знак знаков, магический прямоугольник:

Чужак отступил на шаг. И тогда память Даго пробудилась. Он двинулся вперёд и снова начертал на песке:

Охваченный ужасом, человек в остроконечном колпаке закрыл лицо руками и отступил уже на три шага. Даго же начертил следующий знак:

И еще один:

Незнакомец застыл. Он стоял, побледневший, с дрожащими губами, с них текла струйка слюны. Тем временем волны размывали все следы на песке. Состоявшееся только что сражение становилось всё менее видимым, равно как невидимой была сила, заклятая в магических кругах, квадратах и прямоугольниках.

- Я Гвидо, ворожей князя Гедана. У меня седьмая ступень посвящения. А кто ты такой, пришелец?

- Я Даго, сын великана из рода спалов. Чары в нашем роду - искусство ведомое. Но я не прибыл сюда с злыми намерениями. Меня гонит Жажда Деяний.

Маг низко поклонился:

- Приветствую тебя, сын великана.

Ворожей направился к городу, а Даго всё ещё стоял на берегу моря, о котором ему уже было ведомо, что оно - могущественнейший бог.

В княжеских палатах Гедана ворожей Гвидо босиком ходил по пушистому ковру, называемому гуннским, и рассказывал хозяину:

- Сварог забрал луну, когда сын великана спасал твою дочку. Таким образом, судьбы этих двоих связаны навеки. Он обладает могуществом творить чары. Ты должен убить его, ибо это единственный путь разрешить всё это дело.

- Мне уже известно, что Друзо разрушен, известно и то, что это именно он отрубил голову моего врага Акума. Я хочу отдать ему один из своих кораблей, чтобы он, гонимый Жаждой Деяний, уплыл отсюда.

- Прикажи его убить. Кто ведает, не вернётся ли он, ибо юноша этот обладает таинственной силой.

- Я должен убить человека, сделавшего для меня столько доброго? Он спас мою дочку и убил Акума. Ты точно уверен, что исчезновение луны - это злой знак для него и моей дочери?

- Этого мне не ведомо. Но прикажи его убить! На всякий случай...

- Нет!

- Княже, повелитель мой. В ромейской "Книге Громов и Молний" в главе об исполнении власти можно прочесть: "Убьёт тебя тот, кого ты полюбил более всего и одарил наибольшими милостями". Разве ты сам, господин, не убил своего старшего брата, который любил тебя больше всех? Но он был первородным и должен был унаследовать власть после твоего отца. Разве не задушил ты собственного отца, поскольку пришла пора властвовать самому? А ведь ты был самым любимым сыном у отца своего. Господин, я испробовал свои самые могущественные способы, чтобы обезоружить его. Он оказался сильнее.

Гедан снял с пальца перстень с зелёным камнем.

- Раз уж он так силён, держи мой знак и отдай приказ, чтобы завтра его убили. Только пусть кровь его падёт на твои руки и твою грудь. Помни, что я отрекусь от убийства, а убийц страшно покараю. Ведь ты сам читал мне из "Книги Громов и Молний", что повелитель всегда обязан богато отплачивать за каждую услугу. Он же спас жизнь моей дочери.

- Так пусть же он умрёт, - поклонился князю Гвидо и отошел, бесшумно ступая по гуннскому ковру.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

ПЕПЕЛЬНОВОЛОСЫЙ

Три дня Даго прожил в вёске Палуков, ничего не делая, что даже начало беспокоить Зифику, желавшую возвратиться к королеве Айтвар. Херим тоже, хоть и находил охочих до любви девок, поостыл к ним и сказал Зифике: "Мне бы уже хотелось двинуться дальше, так как и я заразился от своего хозяина болезнью, которую называет он Жаждой Деяний или же Горячкой Подвигов". Только сам Даго в путь не спешил. Много времени просиживал он на берегу озера, бросая на отмытый водою песок покрытые корой и очищенные палочки, внимательно всматриваясь, как те ложатся, как громоздятся одна на другую. Среди лендицов и всех других склавинских народов было ведомо, что означают эти его действия - Даго держал совет с богами, выспрашивая, что ему делать.

Только на самом деле Даго ожидал не предсказания богов. Чащи и рощи имели языки и уши, потому-то и не удивился он, когда в деревушке внезапно зазвучали крики, а из леса послышался нарастающий конский топот. Палуки схватились за оружие, женщины попрятались по домам, перепуганный Херим припал к ногам Даго, а Зифика схватила в руку свой серебряный щит и вынула из колчана стрелу, натянув золотой лук аланов.

В деревню ворвалось более чем три десятка всадников на низеньких, но выносливых лошадях, вооруженные каждый по-своему. Их лица пылали дикостью, но на их щитах были нарисованы белые птицы, и это означало, что прискакали лестки, то есть Палукам с их стороны никакая опасность не грозит. Самый рослый из них, молодой, но уже бородатый всадник резко остановил коня за спиной у Даго, который снова уселся возле озера, как будто и не слыхал конского топота.

Прибывший узнал Даго по длинным светлым волосам и миролюбиво поднял правую руку в сторону Зифики, которая целилась в него из аланского лука.

- Так это ты, господин, тот самый Пест, о котором шумит пуща? - спросил он.

- Не называй меня Пестом, - ответил Даго, - потому что на древнем языке спалов это слово означает толкушку для дробления зёрен. Я же - Пестователь, Пестун.

- Из раздробленных зерен можно испечь лепёшку. Из толченых орехов делают сладкие лакомства. А меня, Пестун, зовут Куи.

- Куи... На нашем старом языке это означает "ветер". Так значит, будь здрав, Ветер, - ответил на это Даго, поднявшись с земли и показывая прибывшим своё лицо.

- Лес всё шумит о том, что прибыл человек на белом коне, желающий уничтожить власть князей и старост. Народ должен быть вольным!

- Так и будет, - сказал Даго.

- Мы, Пестун, люди вольные. У нас нет селений, жен и детей, так как княжьи старосты спалили наши селенья и увели наших жен и детей в неволю. Мы живем с награбленного на трактах при нападении на дружины старост. С каждым месяцем нас всё меньше, потому что мы гибнем в борьбе, которой, похоже, нет конца и края. Люди боятся нас больше, чем старостовой власти. Вместо воли мы несём им огонь и месть повелителей. Лес шумит о тебе, Пестун. Примешь ли ты верховенство от Куи, чтобы вести нас к воле?

- Нет, - отрезал Даго. - Тот, кто был вожаком, и должен оставаться им. Но я могу взять вас в своё пестование, чтобы после долгой войны дать вам деревни и жен, чтобы вы плодили детей и засеивали поля под сенью моих крыльев. Но запомните - Пестователь, это не от слова "пест", то есть толкушки, но от пестования власти. Хотите ли вы моей власти?

- Да! - закричал Куи, а по знаку его руки то же самое прокричали и его воины.

- Принеси мне мой щит, - приказал Даго Хериму.

Когда тот вернулся, Даго положил свой щит на землю и приказал всем новоприбывшим коснуться того пальцами и повторить за ним:

- Вот я, человек вольный, отдаюсь в пестование тому, кто даст мне опеку и волю. Присягаю Даго, Господину и Пестователю, что выполню любой его приказ, что буду послушен ему в любом деле, а если нарушу эту клятву, пускай повесят меня на дереве!

После чего Даго присягнул сам:

- Вот я, Даго, Господин и Пестователь, беру людей сих в пестование своё. Каждому из них в будущем дам я поле и сделаю каждого повелителем собственной воли, пока не призову его, чтобы помог он мне. Если кто почувствует себя обиженным иными в чем-то, тот имеет право прийти ко мне как к Пестователю и потребовать справедливости. Каждый же, кто свершит неправедное, будет мною осуждён и наказан по законам вольных людей.

Он закончил и приказал воинам Куи, чтобы те перебрались на другой берег озера и там пустили лошадей попастись. А еще вручил он Куи вынутый из вьюков мешок, называемый по-ромейски "фоллесом", наполненный новенькими, но малоценными ромейскими денариями.

- Это селение дружелюбно настроенных к нам Палуков. Заплатите им за еду этими вот денариями, и пусть никто не осмелится хватать их жен и детей, ибо за подобное, Куи, ты прикажешь виновного повесить.

Чуть попозже Даго осмотрел каждого коня лестков, каждый меч и каждое копьё, и увидал, что кольчуги их порваны, равно как и кожаные кафтаны. Зато у многих было великолепное оружие, награбленное у норманнов. Он рекомендовал Куи, чтобы тот поделил весь свой отряд на две группы по пятнадцать всадников и каждой дал командира. Потом на клочке белого полотна он жиром обозначил контуры белой птицы, а затем погрузил тряпицу в горшок с красной краской. Таким вот образом получился алый флажок с белым орлом, который командир с тех пор должен был носить на своём копье, прямо под наконечником.

- Ты, Куи, в бою будешь рядом со мной, держа в руках наш знак. Теперь же позволь своим людям отдохнуть, так как с завтрашнего дня их ожидает тяжёлая работа.

Даго вернулся в селение Палуков, где радовались серебряным денариям и с охотой несли за них еду людям Куи. Палука страшно сердился и долгое время прикидывал, как показать эту свою злость перед Даго. Наконец под самый вечер он пришёл туда, где Даго лежал на шкурах, а рядом отдыхали Херим и Зифика.

- Пестователь, - сказал он. - Разве не полюбил я тебя так сильно, что буду иметь от тебя сына? Или же ты хочешь еще раз поиметь мою женщину, если она так тебе понравилась? Почему же ты выделяешь Куи, а обо мне позабыл?

- У тебя всего лишь десять лошадей, а мне нужны наездники. Хорошего оружия у тебя много, но вот лошадей маловато, сможешь ли ты обеспечить мне пятнадцать наездников, чтобы я мог иметь третий отряд под твоим командованием?

- В половине дня дороги отсюда живут варцяне. Они разводят лошадей для князя Пепельноволосого. Ночью мы нападем на их конюхов.

- Ну да, а потом, когда вы все уедете со мной, они спалят вашу весь, уведут ваших женщин...

- Так что же мне делать, господин?

Даго покопался у себя во вьюках и достал второй мешок с денариями.

- За хорошего, объезженного коня в стране франков платят триста денариев. У тебя уже есть десять лошадей, так что поедешь к варцянам и купишь у них еще пять, по сотне денариев за каждую. Мешок пускай возьмёт Херим, он же пусть произведёт оплату, чтобы стало ведомо - эти лошади для Пестователя. Не будет грабежа - значит не будет ссор и мести. Придёт время, и варцяне станут отдавать лошадей задаром, поскольку обещаю тебе, если от моего семени у твоей женщины родится сын, вся земля отсюда и далеко к северу будет называться Землёй Палуков.