Я - Даго. Я - Даго Пестователь

Палука ушел на левый берег Нотеци, в топи и болота, в дремучие леса, беспомощно глядя на то, как горят срубы только что возведенного града в Накле. В хорошо укрепленном Жнине осталась вся его семья, в том числе и новорожденный сын, Вшехслав, так что за них он мог быть спокоен. Но Палука прекрасно понимал, что нельзя ему позволить, чтобы поморцы, сжигая и грабя, унрчтожали тот край, который получил он от Пестователя.

Пополнив гарнизоны всех малых и крупных градов на Земле Палук и вдоль левого берега Нотеци – у Палуки в распоряжении имелось всего три сотни верховых воинов и две сотни щитников. И как тут справиться с нашествием пяти тысяч поморцев, жаждающих убийств и грабежей – вот этого он не знал. В течение нескольких лет, будучи лестком, он мог направлять небольшой группой людей и устраивать засады на воинов Хельгунды, но вот в управлении армией никакого опыта у него не было. И, глядя из пущи на горящий град Накло, Палука не имел понятия, каким образом удержать поморцев. От них его отделала всего лишь выходящая из берегов река, покрытая ледовой кашей; только слышал и он сам, и его воины, как на другом берегу поморцы валят деревья на плоты, чтобы переправиться к нему. Сколько плотов смогут построить поморцы? Сколько людей сможет перебраться с их помощью на левый берег? Самое большее: человек триста или четыреста. Смогут ли воины Палуки расправиться с таким числом неприятелей?

Двое владык в белых плащах командовало щитниками, трое владык – конными воинами. Эти люди крепко были связаны с Палукой, поскольку долгое время, в качестве лестков, воевали они вместе по лесам. Но вот план вождя, чтобы ожидать, когда поморцы переберутся на левый берег, никак не пробуждал в них доверия. Вечером кто-то из владык заявил Палуке:

- Учил нас Пестователь, что склавины обязаны воевать коварно, ты же желаешь встать против поморцев с открытым лицом? Не будет ли лучше распылить наши силы, закрыться в градах: в Ленкне, в Жнение или же в Шубине? Поморцы захотят добыть эти грады и придержат свое продвижение в глубину края. И тут на них ударит армия Пестователя, у которого ты попросил помощи.

- Нужно распылить их силы, - советовали другие владыки.

Но Палука колебался, так как широко разлившаяся река казалась ему самой лучшей защитой. Он опасался и впускать поморцев в глубину страны, так как это означало грабеж и уничтожение только-только заселенных вёсок.

И тут-то пришло сообщение, что виденное ими на правом берегу, та постройка плотов поморцами, была лишь коварным трюком. Главная часть армии, которй командовал Бпрним, переправилась на левый берег на расстоянии в половину дня конной езды ниже того места, где ожидала армия Палуки. Поморцы проникли в Землю Палук в том месте, где их никак не могли ожидать, то есть среди болот и трясин. Похоже, нашли они хороших проводников, и вот теперь страшная сила в три тысячи воинов направлялась к Палуке по левому берегу реки.

В страшной спешке, оставляя десятки возов с запасами еды, войско Палуки начало отступать в глубину края. Остановились они только лишь в Ленкне, который ну никак не был рассчитан на такое число воинов, тут же перестало хватать корма для лошадей и еды для людей. Тогда Палука с конницей направился в Шубин, но по пути попал в засаду, устроенную Барнимом в дремучем лесу. Сотню верховых потерял Палука, прежде чем удалось ему вырваться из окружения и пробиться в Жнин, который тут же был окружен поморцами, точно так же, как это вскоре случилось и с Ленкно. Защитники видели вокруг валов града сотни, а может и тысячи поморских воинов, по ночам светили им зарева пожаров – это поморцы палили вёски. Жнин не был приготовлен к долгой осаде, и чтобы питаться, Палука приказал убивать лошадей.

Четырежды Барним пытался громадной массой своих людей добыть Жнин, но его отбивали. Ему даже нанесли серьезные потери. Поморцы, не привыкшие к захвату градов, гибли от стрел и копий.

- Ну, и где добыча? – спрашивали у Барнима вождь гвдов, Радгост, и вождь харчиков, Фалимир. – Где то золото, что дешевле соломы? Мы спалили вёски, и теперь нам самим не хватает еды.

- Золото находится в градах. Их необходимо захватить, - твердил им Барним.

И, выделив из собственной армии ее третью часть, быстрым маршем направился он на Шубин, ожидая захватить неприятеля врасплох и захватить град без особых потерь, что и случилось, так как нападение получилось неожиданным. Так что Барним одержал очередную победу, награбил немного золота и драгоценностей, захватил в неволю множество мужчин и молодых женщин.

Но не знал он, что Пестователь уже захватил земли Ленчица Белого и, окончательно разгромив эстов, направился в Плоцк и во Влоцлав. Там же, освежив свои запасы продовольствия и провианта для лошадей, во главе пяти сотен лестков и пяти десятков воинов Нора, отправился он в дальнейший путь. Только вот не пошел он вдоль берега Висулы, которая от Влоцлава поворачивала на запад. Словно по тетиве лука прошел он через дружеской Голубской Земле, в Голубе переправился через реку Дрвець и очутился в краю эстских помезан, которые были слабы по причине понесенного недавно поражения, так что сдавались без боя. Случалось, что старцы из помезанских градов выходили к Пестователю с хлебом-солью, прося его милости, обещая накормить воинов и дать корм лошадям, пускай даже самим им пришлось бы голодать до нового урожая. Многие отдавались Пестователю в его пестование, так что присоединил Пестователь ту, прилегающую к Висуле, часть Помезании и отдал ее в управление Нору, приказав заселить эти земли полянами. Дойдя же до Висулы в вёске Швець, он переправился на другую сторону реки, уже на плотах и ладьях, ибо заканчивался месяц Бржезень, и воды были свободны от льда. А из Швець направился он на Тухоле.

Край перед ним лежал совершенно беззащитный, там не было воинов, которые ушли с Барнимом. И Пестователь оставался в каком-либо месте, в вёске или небольшом граде, столько времени, сколько требовалось, чтобы сжечь это место и перебить его жителей: стариков, женщин, детей и даже младенцев. Было начало месяца Травень, с голубым небом и белыми облаками, но его постоянно затягивали тучи дыма. От спешного и постоянного марша пали наиболее слабые лошади, только Пестователь все время подгонял воинов. Через неделю он подошел ночью к Тухоле, Даго дождался утра, когда же ворота городка открыли, Пестователь ворвался вовнутрь во главе своей конницы. Тогда он перебил всех жителей. От всего града в живых осталась только жена Барнима и трех его детей, которых он привязал веревкой к седлу лошади одного из воинов, после чего дал сигнал к возвращению, хотя опьяненные победой владыки советовали ему напасть теперь на земли харчиков и гвдов.

Тем временем, уже после первого штурма Барним понял, что Жнин гораздо сложнее захватить, чем Шубин. Тогда он отступил из-под Жнина и, сжигая деревушки и убивая людей, все свои силы он под Ленкно, а потом, после наступления, длящегося целый день, потеряв более четырех сотен своих людей, наконец-то захватил его. Застройки града горели. Поморцы насиловали женщин и брали в неволю молодых парней и девушек. Щитники долго защищались в горящем граде, так что, прежде чем захватить его полностью, Барним потерял еще сотню воинов. Но, радуясь победе, он приказал прикатить спасенную от пожара бочку сытного меда и уселся пировать с Радгостом и Фалимиром.

Барним как раз отнимал от губ ковш с медом, когда к нему подъехал какой-то воин на настолько загнанном коне, что животное тут же пало бездыханно, а воин передал известие о сожжении Тухоли.

- Твою жену и детей Пестователь тащит на веревке за своим конем, - рассказывал воин, с трудом дыша, так как был ужасно обессилен многодневной скачкой. – Сейчас он пошел против гвдов и харчиков.

Рассерженный Барним стукнул его по голове пустым ковшом, так что воин упал без сознания. Но тут же Барним приказал, чтобы гонца привели в себя, но лучше бы он этого не делал, так как услышанное перепугало его.

- Мой повелитель, над всем нашим краем небо затянуто дымом. Горят грады и веси, даже леса горят. Пестователь никого не берет в неволю, и младенцев убивает. Ты оставил страну без воинов, на милость и немилость Пестователя.

Харчики и гвды первыми покинули горящий еще град в Ленкно и сплоченной колонной направились в сторону Нотеци. К ним присоединились тухоляне и сам Барним, чтобы стать им сильнее, ведь до последнего только теперь дошло, что слишком далеко забрался он от своих домов и теперь находится в краю неприятеля.

Страшным было это возвращение. Поморцы шли через земли, которые сами же и опустошили, где теперь не хватало еды. На каждого отставшего воина раз за разом нападали разъяренные кмети, которые во время нападения врага разбежались по лесам, теперь же им раздавали оружие. Палука вывел из Жнина конных воинов и коварно атаковал вражескую колонну то спереди, то сзади. Когда поморцы пытались устроиться на отдых, сторожевые посты все время поднимали тревогу, поскольку все время кто-то погибал от выпущенной из леса стрелы или брошенного копья. Измученные и сонные поморцы в конце концов перебили пленных, так как им самим не хватало еды; и вот, едва-едва волоча ноги, встали они на берегу Нотеци.

Но это было начало месяца Кветень, река вышла из берегов по причине весенних паводков. Нужно было построить десятки плотов, что требовало множества времени и большой затраты сил. Потому-то сотни гвдов и харчиков, не ожидая, пока будут построены плоты, попыталось пересечь реку вплавь, так что многие из них утонули. Те же, кому удалось преодолеть течение и выйти на берег, беспорядочной толпой пошли в сторону родины. Выступая на полян, Барним имел под своим командованием пять тысяч воинов. Теперь же, в ожидании постройки плотов на левом берегу Нотеци, возле вождя собралось всего лишь семь сотен человек, так как его покинули гвды и харчики. С этими небольшими силами Барним наконец-то перебрался на правый берег и направился в свои земли. Но чем дальше поморцы заходили, тем более чудовищные виды открывались их глазам. Семь сотен воинов Барнима шло через растоптанный край с пепелищами вместо вёсок, с сотнями людских трупов, объеденных воронами и галками. В левую и правую стороны высылал Барним воинов с посланием Пестователю, так как желал он с ним договориться миром. Только вот гонцы даже на расстоянии целого дня конной езды не встречали ни единой живой души. Не удалось им встретиться и с отрядами Пестователя. Не знал Барним того, что Даго не хочет сражаться, зато желает мира. Свое войско он расположил на левом берегу реки, прозывающейся Каменкой, и ждал.

И случилось так, что Барним наконец-то увидал на другом берегу Каменки одинокого всадника на белом коне, в золоченых доспехах и в белом плаще. Рядом с ним, привязанная веревкой, едва стояла на ногах женщина с тремя детьми, в которых Барним узнал собственное потомство. Могло показаться, что Пестователь здесь один, только Барним понимал: ближайшем лесу прячутся воины.

Затем увидел Барним, как два воина отплывают на лодке от берега, направляясь с течением в его сторону. Лодка вся наполнена была кольями, буквально светящимися своей свежестью.

- Барним, - сказали приплывшие воины. – Пестователь приказал, чтобы твои люди забили колья на дно этой реки, которая с нынешних пор станет границей между твоим племенем и Державой Полян.

- Так ведь Нотець была границей! – воскликнул Барним.

- Пестователь приказал нам передать, что теперь границей будет Каменка. После того он отдаст тебе твою жену и троих твоих детей, разрешит твоим воинам отстроить Тухолю. Дани на тебя не наложит, поскольку в стране полян золото дешевле соломы. Вместо того он заберет землю между Каменкой и Нотецью, поскольку вы разрушили Ленкно и Шубин, вы убили множество полян. К тому же, даже взятых в неволю убили.

- Никогда! – взвизгнул Барним и вытащил меч из ножен. – Пускай Пестователь выходит на открытый бой, а тогда посмотрим, кто победит.

Его вопль услыхал Пестователь и, к изумлению воинов Барнима, он перерезал веревки на шее жены Барнима и его детей. Они побежали к реке и, умоляюще, стали протягивать руки в сторону вождя поморцев, когда же тот закрыл себе рукой глаза, чтобы не видеть их, так как дороже их жизней казалась ему земля, которую должен был он отдать Пестователю, два его воина рассекли его мечами. Потом, в полном молчании, вынули они из лодки колья и стали забивать их в дно реки. Увидав, что они делают, Пестователь направил коня в сторону леса и исчез в не, будто призрак, а вместе с ним ушли и никем не увиденные его воины. Потому что, когда тухоляне наконец-то переправились на другой берег Каменки, на этой земле они уже не застали ни одного чужого. Забрали они с собой жену Барнима и троих его детей и направились в Тухоль, оправдывая свое поражение тем, что Пестователь занимался чарами. С завистью приняли они известие, что ни гвдов, ни харчиков не всретило подобное несчастье, и на летнем тинге в каменных кругах гад Черной Водой они стали обвинять друг друга в измене, о том, что их бросили в несчастье.

Нат том самом тинге тухоляне выбрали своим вождем четырнадцатилетнего сына Барнима, поскольку не проявлял он такой воинственности, как его отец. Каждую ночь этому парню снилось, что его держат на веревке, и петля из той же веревки сжимается на его горле, перекрывая ему дыхание. И он просыпался с криком, держась руками за то место, где была веревка. И хотя через несколько лет победил он гвдов и харчиков, отомстив за их измену, но никогда не осмелился он пересечь реку Каменку, где гнили в воде забитые у него на глазах пограничные колья-столбы Державы Полян.

…Вплоть до средины месяца, называемого Кветень, устраивал Пестователь новый порядок на покоренных землях между Нотецью и Каменкой. Прежде всего, по сожженным и тем, что остались в целости, весям, по давним поморским городкам рассылал он сообщения, что он – Дающий Волю. Кто в течение десяти дней отдался ему в пестование, если был вольным воином – сохранял свою волю и имущество; ежели кто был в неволе – получал волю, и если умел сражаться, такого делали воином; если же кто прославился выискиванием по лесам своих старых господ с тем, что делал таковых невольниками, обрезая им волосы и отбирая оружие, становился лестком, то есть защитником народной воли.

Очень многие поморские воины отдались в пестование, сохраняя свои жизни и имущество. Еще больше было освобождено ударом меча Пестователя по плечу и его щитом в грудь; такие еще получили оружие, которое Даго добыл в Тухоли. Эти вольноотпущенники начали страшную охоту по лесам на своих давних хозяев, которые не отдались в пестование, и, похоже, никто от них живым не ушел. Или сделался невольником, или отдал жизнь. В особенности в таком деле прославился некий Корн, давний невольник, за что, возлюбив его, Пестователь дал ему звание градодержца, одарил золотом и приказал возвести град над рекой Брда, в том месте, которое до сих пор зовется Короновом. Еще возвысил он одного из своих лестков, который храбро сражался с обитателями Тухоли, тоже дал ему звание градодержца и приказал построить град над озером. Звался тот человек Вецбором, град же его до сих пор зовется Венцборком. У градодержцев имелась обязанность собирать собственные дружины, чтобы стеречь границы добытых земель с севера, с запада и с востока. В пользу градодержцев приказано было платить дань тем поморцам, которые отдались в пестование, и вызволенным из неволи, что заняли сожженные вёски и начал их отстраивать. Под угрозой смертной казни запрещено было напоминать, что они – поморцы, только лишь – поляне.

Два десятка вызволенных из неволи Пестователь признал лестками и ввел в собственную дружину, которая теперь насчитывала уже пять сотен верховых. Из завоеванных земель Пестователь забрал только лишь шестьсот невольников, в основном, женщин и детей. Их он решил подарить Палуке, чтобы тот заселил Палуцкую Землю, столь сильно пострадавшую от нашествия Барнима. У него осталось около двух сотен поморцев, он подарил их Нору и его дружине, чтобы норманны ушли на Дрвець и там, по другой стороне Висулы крепили границы его державы.

С огромной толпой предназначенных для Палуки невольников сложно было быстро двигаться к реке Нотець, потому армия Пестователя тащилась очень медленно. А медленно шли все еще и потому, что с концом месяца Кветень началась чудовищная жара, которая ускоряла рост трав, но затрудняла марш.

Как раз в это время прибыл к Даго гонец от Херима с радостной вестью о том, что Гедания родила Пестователю сына, но сама умерла родами.

- Так у меня появился наследник! Великан! – воскликнул Даго.

И ни единой слезинки не проронил по Гедании, поскольку не желал ее как женщины. Гонец с подробностями рассказывал, как Херим приказал торжественно сжечь тело Гедании, а над кострищем невольные люди насыпали высокий княжеский курган. Дитя же было здоровеньким, сильным и крупным. Херим лично выбрал для него кормилицу с наполненными молоком грудями. Под самый конец посланник признался Даго, что мало кто оплакивал смерть Гедании, так как была она жестокой и суровой, в особенности, к ворам и насильникам, а таких среди полян было много.

Марш ускорили, ибо Даго желал увидеть своего сына-великана, поднять его вверх и дать ему имя.

- Как мне его назвать? Какое дать ему имя? – спросил Даго у воинов на какой-то стоянке.

Те молчали, поскольку никакое имя не казалось им достаточно достойным потомка Пестователя. И тогда сказал Даго:

- Дам я ему имя: Лестк. Ибо, разве есть что-то более благородное и великолепное, чем стать лестком, защитником свободы нашей? Разве не на лестках опираются наши держава и армия?

А поскольку обращался он к более, чем пяти сотням лестков, в ответ услышал только радостный гвалт и удары мечами по щитам. Воины посчитали, будто бы Даго Господин и Пестователь захотел их этим выделить и облагородить. Слово "благородный", впрочем, все чаще использовалось, чтобы отличить людей, которые имели право называться лестками и носить белый плащ. Иногда про таких прямо говорили: "шляхетные" или "шляхтичи", что выходило на то же самое¹⁵.

И вновь наступил очень жаркий полдень, армия Пестователя и невольники остановились на дневку, хотя всего пять или шесть стаяний отделяло их от прохладной реки Нотець. Только и лошади, и пешие люди были обессилены. Лишь жеребец Даго не давал познать по себе трудов перехода. Потому-то Даго и отправился один к реке, чтобы сбросить с себя одежду и выкупаться в холодной воде. Он приказал после недолгого постоя идти по своим следам, где он будет ожидать всех на берегу.

Воды Нотеци уже опали после весеннего разлива, подмывая невысокий обрывистый берег, поросший густым лесом. В реке лежали кроны громадных дубов, которые корнями цеплялись в обрыв. Между этими упавшими в реку деревьями был виден намытый водой гравий и полный камней песок. Вот в таком месте и решил выкупаться Даго; он спустился вместе с Виндосом с обрывистого берега, разделся и всю свою одежду, оружие и даже Священную Андалу повесил на луке седла. Он ведь опасался того, что пока сам он будет наслаждаться купанием, кто-нибудь сможет своровать оружие и одежду, но вот Виндос отличался тем, что никто чужой не мог приблизиться к нему без угрозы быть растоптанным копытами.

Вода оказалась весьма холодной, хотя весеннее солнце и пригревало. Устав плавать, Даго уселся в кроне наполовину затопленного в реке дуба и с удовольствием чувствовал, как переливается по его ногам вода, в то время как сверху жарит солнце. И так он погрузился в эту негу, что когда поглядел вдруг на берег, то не увидал на нем Виндоса. Жеребец спрятался в лесу, что могло означать лишь одно – приближался кто-то чужой. Так что Даго – совсем голый – выскочил на каменистый речной берег. А в этот самый момент где-то около двух десятков вооруженных всадников выехало из леса, они спустились по обрыву на берег реки и окружили Даго, не давая ему возможность сбежать в воду. Два десятка наконечников пик нацелились ему в грудь и спину. А из леса выезжали все новые и новые воины, среди них – пара мужчин в белых льняных плащах, с павлиньими перьями на шлемах, в блестящих панцирях и железных наголенниках, с продолговатыми тевтонскими щитами.

- Эй, человек! – закричал по-склавински один из этих богато вооруженных рыцарей. – Покажи нам брод через реку, в противном случае ты умрешь.

- Не знаю я брода, - ответил ему Даго. – Я не здешний.

- Тогда откуда ты?

- Издалека, господин. Так же, как и ты.

И тут охватила Даго злость, что по причине собственного безрассудства позволил он схватить себя, голого, на берегу реки. А еще он злился потому, что начитал более сорока этих чужих всадников. По какому праву вступили они на его земли? Кто они были такие? К какой цели направлялись? А еще больше злился он, вспомнив о том, что всего лишь в десятке стаяний стояли его лестки, которые этих чужаков могли бы разнести по кусочкам.

С обрыва съехал второй богато одетый воин. Глянув на его лицо, Даго сразу же догадался, что это женщина.

- У него красивое тело, Фулько. И какое большое мужское естество! – сказала она на языке тевтонов.

Даго изящно поклонился и обратился к ней на том же языке:

- Благодарю тебя, госпожа, за комплимент. Вот только естество от холодной воды съежилось.

Тут крикнул человек, названный Фулько:

- И кто это ты, знающий язык тевтонов? Говори, как зовешься и что ты здесь делаешь.

- Ты, господин, тоже не назвал мне своего имени.

Разозленный наглостью голого и беззащитного человека, один из окруживших Пестователя воинов ударил Даго плеткой по спине так, что тот от боли стиснул зубы. Удар был сильным, словно к коже приложили раскаленное железо.

- Почему, господин, ты позволил меня ударить? – спросил Даго. – Я ведь наг и безоружен. Это несправедливо.

- Ударь его еще раз и научи справедливости, - приказал Фулько на языке склавинов, что означало: сам он и женщина были тевтонами, но воины их были склавинами.

Но случилось так, что Даго резко склонился к земле, схватил камень, развернул тело и воина, который снова замахнулся плеткой, ударил камнем прямо в рот, выбивая зубы и разбивая нос. В тот же момент Даго поднырнул под животом коня этого воина и бросился в реку. Прежде чем воины сумели снять с плеча луки, и туча стрел полетела в направлении реки, Даго уже выплыл далеко от них и засел в кроне свалившегося в воду старого дуба. Торчащая вверх толстая ветка заслоняла его от стрел, которые выпущенные издалека, не имели никакой прицельности¹⁶.

- Ну что, есть ли среди вас кто-нибудь такой, что хотел бы ударить меня плеткой?! – крикнул Даго. – Нет? А я ведь вижу столько сукиных детей. Знаешь, Фулько, что теперь следует тебе сделать? Или прийти сюда, ко мне, или отрубить голову тому, кто меня ударил. В противном случае, я вскоре сам тебя угощу плеткой.

Фулько не ответил. Его воины стояли на берегу и с бешенством глядели на голого мужчину, который сидел далеко от них в кроне свалившегося дерева и насмехался. Тот же, кому Даго разбил лицо, соскочил с коня и охлаждал раны водой из реки.

Тут отозвалась женщина в одежде воина:

- Послушай нас, человек. Тот, кто тебя ударил, за свое уже получил. Ты выбил ему зубы и сломал нос. Покажи нам брод и получишь награду.

- Какую?

- Золотой солид.

Даго, закрытый веткой, встал на стволе дуба.

- Слишком мало, госпожа. Мне нужна голова человека, который меня ударил. Ибо меня называют Дающим Справедливость, и будет справедливо, если его голова приплывет в мои руки.

- Ты глупец. Они тебя убьют!

- Это я убью их, госпожа. А твой Фулько – какой-то негодяй. Зачем ты с ним путешествуешь? Или ты родом из какого-нибудь тевтонского борделя?

- Я сбежала из монастыря, - гортанно рассмеялась женщина.

- То на то и выходит. Тевтонские монастыри – это бордели.

- Я родом из Брабанта…

- Там, госпожа, я не был. Только думаю, что продажные девки везде имеются.

Фулько вытащил меч из ножен.

- Довольно! Он нас оскорбляет. Спешивайтесь, и пускай несколько человек доберутся до него по сваленному дереву. Ну, пошли, - приказал он. – За его смерть я хорошо заплачу.

Трое воинов соскочили с лошадей, бросило щиты на песок и в своих тяжеленных кольчугах и кожаных сапогах, с обнаженными мечами попытались добраться до Даго по скользкому стволк старого дуба. Один сразу же грохнулся в реку и с трудом выкарабкался на берег. Второй дошел до средины ствола, а Даго, желая приманить его к себе, на своих босых ногах, хорошо держащихся коры, даже поощрял его к бою, выйдя к нему на полпути. Свистнула стрела, только Даго уклонился от ее наконечника. Воин замахнулся мечом, потерял равновесие и рухнул в воду; течение тут же потащило его. Третий повернул к берегу.

Разъяренный Фулько метнул копье в Даго, только наконечник вонзился в ветку. Даго вытащил копье и крикнул:

- Клянусь богами, никогда еще не видел я большего глупца. Слушайте меня, воины. Этот ваш хозяин с нынешнего момента уже зовется не Фулько. Можете называть его Ничем.

С неба все так же жарило солнце. Всадники были в доспехах или кольчугах, они потели; их лошади хотели пить. Поэтому они сошли на землю и начали поить животных, делая вид, что голый мужчина в ветках дуба их никак не касается. Для них уже было очевидным, что человек, которого они приняли за какого-то простолюдина, похоже, воин, да еще и бывалый в свете, раз знает не только речь склавинов, но, как и их хозяин, еще и язык тевтонов.

Фулько подавил кипящее в нем бешенство.

- Скажи мне свое имя. Быть может, я оскорбил тебя, позволяя, чтобы мой воин ударил тебя плеткой. Но ты ведь голый, у тебя на лбу не написано, как к тебе относиться. Где твой меч, твои доспехи, твой конь? Присоединись к нам, и мы забудем оскорбления. Мы отправляемся на большую охоту, чтобы вернуться с нее богатыми.

- И что же это за поход? – с издевкой удивился Даго. – Или ты хочешь мне сказать, будто бы собрался в Навь, в Страну Мертвых? Потому что вот что я тебе скажу: сюда ты пришел живым, но станешь трупом.

- Чего ты требуешь за то, чтобы показать брод? – спросил Фулько.

- Отрубишь голову тому, кто меня ударил. А эта вот благородная дама разденется донага, чтобы я мог увидеть ее естество, как она видела мое.

Женщина радостно захихикала.

- С удовольствием разденусь, мужчина. И сделаю тебе приятно.

Сказав это, она соскочила с коня, бросила на песок шлем, стащила кольчугу, штаны, блузу и совершенно голая вошла в реку. У нее были длинные светлые волосы, груди небольшие, зато крепкие, живот плоский, бедра стройные. Женщина могла считаться красавицей¹⁷.

- Нравлюсь я тебе?

- Ты, госпожа, почти так же пригожа, как княжна Хельгунда.

- Ты ее знаешь?

- Имел ее, только недолго, потому что потом рассерженные воины порубили ее мечами.

- Лжешь! – взвизгнул Фулько. – Она жива, у князя Карака.

Даго рассмеялся.

- Еще раз, господин, подтверждаешь, что ты глупец, что ты Ничто. Теперь я уже знаю, что идешь ты из Юмно, потому что тебе приказали оказать помощь княжне Хельгунде. Только я тебе говорю, скорее уж эта потаскуха, что вошла в реку, станет княжной, чем ты встретишь Хельгунду.

- Так кто ты такой? – спросила женщина, которую, похоже, слова Даго совершенно не оскорбили. Он же подумал, что она из тех женщин, которых он узнал при дворе императора ромеев. Некоторые из них, чтобы возбудиться, заставляли обзывать себя самыми оскорбительными словами.

- Ты не простой воин, - заявил неожиданно Фулько. – Разве не можем мы договориться?

- Перейдешь ко мне на службу. Тогда, возможно, сможешь носить имя: Кто-то. Поверь мне, что четыре десятка негодяев мне пригодятся. Твои люди мне нужны. И ты сам – тоже, если убьешь чнловека, который меня ударил.

- Я не мгу этого сделать!

- Неужто ты не понимаешь, глупец, что он ударил повелителя?! – воскликнул Даго.

- Это ты говоришь глупости. В этом краю повелевает лишь княжна Хельгунда, женщина, а ты – ты мужчина. Арне, что ты делаешь? – Фулько хотел удержать обнаженную женщину, которая уже плыла¹⁸ к Даго, сидящего верхом на стволе дуба.

Но Даго заметил, что та припоясала себе на бедра пояс с ножом.

Даго подал ей руку, и нагая Арне селя рядом с ним на стволе, который слегка заливало течение реки.

- А ты и вправду красива, и женское естество у тебя замечательное, - заявил Даго, обнимая женщину в поясе. – Если бы вода не была такой холодной, я бы поимел тебя прямо в речке, у них на глазах, потому что не знаю стыда.

- Я тоже не ведаю стыда, - ответила та и вырвала нож из ножен. Только Даго предвидел это движение и перехватил ее запястье. Через мгновение нож уже находился в его руке.

- Острый, - проверил Даго. Затем, пока женщина тряслась от страха, он провел острой кромкой ножа по заросшему лону, сбривая несколько волосков.

- Что ты делаешь? Больно!

- А твой нож? Разве мне не было бы больно, если бы ты меня ударила?

Тут с берега крикнул Фулько:

- Не делай ей ничего плохого, человече. Можешь ее поиметь, только не делай ничего плохого.

Даго забросил нож в реку.

- Должен я с тобой попрощаться, госпожа. Не нравится мне, что вон тот, на берегу, последний глупец, распоряжается твоей задницей как собственной.

- Это ради него я сбежала из монастыря.

- Его задница принадлежит мне, поскольку его я стану пороть. А твоя принадлежит тебе. Я дарю ее тебе. Но поимею я тебя не по чьему-нибудь разрешению, а когда мне захочется.

Он погладил Арне по грудям, по шее, по мокрым волосам.

- Верю, господин, что ты повелитель, - заявила та. – Женщина чувствует, когда имеет дело с чем-то необыкновенным.

- А не пришло ли тебе в голову, что ты просто воспринимаешь мое величие, даже когда я наг? Они тоже должны его замечать. Известно ли тебе, как долго учился я искусству владения величием?

- Вот он – граф, - показала женщина на Фулько. – А ты?

Даго ненадолго задумался. Потом сказал:

- Граф Фулько и вы, наемники из Юмно. Располагайтесь здесь и ожидайте меня. Я возьму вас к себе на службу и заплачу лучше, чем князь Хок. Но должна пасть голова человека, который меня ударил. Ибо, если кто поднимает руку на повелителя, тот поднимает руку на богов.

- Кто ты такой? – прокричал с берега граф Фулько.

И тут Даго высоко поднял обе руки и объявил:

- Я – Пестователь…

Тут он бросился в реку и позволил потоку нести себя. Его голову, удалявшуюся с течением, воины видели до самого ближайшего поворота. Река была мрачной, быстрой, в ней было много водоворотов. Но этот человек уплывал словно выдра или бобр, не опасаясь ни глубины, ни водоворотов.

Арне, нагая и мокрая, вышла на берег и подошла к Фулько.

- И что теперь будем делать? – спросила она его по-тевтонски. Фулько пожал плечами:

- Но ведь ты же не поверила этому безумцу? Никогда я не видел повелителя нагим, без коня, без оружия, а так же без воинов.

- Убей его. Говорю тебе, убей его, пока не будет поздно, - сказала Арне, указывая пальцем воина, который сейчас приложил мокрую тряпку к разбитому лицу.

Фулько схватил Арне за руку и обратился к своим воинам:

- Кто-нибудь из вас желает эту девку?

Те сделали вид, будто бы не услышали слов Фулько. Некоторые даже отвели взгляды от обнаженной Арне и притворились, будто бы заняты устройством лагеря. Они сносили хворост из леса и складывали на камнях над рекой. Этим они давали Фулько понять, что они голодны, и сейчас им следует дать поесть. Их простые умы испытывали страх. Они не боялись людей в панцирях и шлемах, вооруженных мечами и копьями. Но перед этим голым типом, который ни на миг не показал страха, он дразнил их, словно сидящего в клетке дикого зверя, они испытывали страх.

- Господин мой. Это был не обычный мужчина, но Водяной Человек, - сказал наконец кто-то из воинов Фулько. – То был хозяин этой реки. Возложи ему, господин мой, жертву. Возложи жертву этой реке.

- Какую жертву? – спросил Фулько.

- А вот какую, - и этот воин неожиданным ударом меча отрубил голову товарища с размозженным лицом. После того же спокойно стал снимать вьюки со своего коня. Точно так же поступали и другие. Они возложили жертву богу реки и теперь не беспокоились о собственной судьбе. Фулько охватил ладонью рукоять меча, желая покарать смертью убийцу. Но сдержался, увидав грозные взгляды своих же воинов. Неожиданно до него дошло, что власть над этими людьми выскользнула у него из рук словно свежевыловленная рыба. Он отошел на несколько шагов и сел на земле, размышляя над тем, а не слишком ли рискованно с таким вот людьми продираться через чужую страну, чтобы добраться до границ державы висулян, чтобы предстать перед княжной Хельгундой.

Арне оделась. Выжимая воду из волос, она подошла к Фулько и твердо заявила:

- Возьми себя в руки, Фулько. Это и на самом деле был Пестователь, изгнавший Хельгунду.

Ну почему так случается, что даже у монастырской потаскухи ума больше, чем у графа?

- Иди прочь! К нему! – сплюнул ей под ноги тот.

- Он сам придет за мной, - ответила на это Арне. – И за тобой.

Фулько чувствовал себя униженным. Сам себя он считал одним из знаменитейших рыцарей, храбрейшим из храбрых, хитроумнейшим из наиболее хитроумных, жесточайшим из жестоких. По отцу он унаследовал титул графа и замок в Алемании, но предал он своего короля и пошел служить императору Лотару. Ему он тоже изменил, точно так же, как впоследствии многократно предавал тех, которым служил, поскольку обожал авантюры, интриги и заговоры. Людовик Тевтонский назначил огромную сумму за его голову, но в ответ он поднял на бой ободритов, но их тоже предал, поскольку секретный посланник Людовика отсыпал ему золота. Сам сбежал в Юмно, где познакомился с монастырской проституткой¹⁹ из Брабанта и по просьбе князя Хока взялся доставить ее к княжне Хельгунде в сопровождении самого себя и сорока воинов. Слышал ли он о Пестователе? Да. В Юмно поговаривали, что это какой-то склавинский безумец, решивший создать собственную державу, и сделал это, изгнав Хельгунду, карая богачей и возвышая чернь. Фулько мечтал, что он победит этого безумца с помощью войск Карака, а затем и Хельгунду возьмет во владение, и новообразованную державу сделает собственной. Так возможно ли, чтобы этот вот голый мужчина был Пестователем? Бездомный, один-одинешенек, унизил он его, Фулько, который вел за собой сорок воинов. И как же теперь победит он этого вот Пестователя, если тот станет против него уже не нагой и безоружный, но во главе своих войск? И возможно ли такое, что есть на свете кто-то, более жестокий, чем Фулько, более храбрый и хитроумный, еще больший авантюрист и бродяга.

Видел Фулько лежащее на песке и обмываемое водами реки уже ободранное донага тело воина, который ударил Пестователя плеткой. Не странно ли, что хватило всего лишь слова того человека, чтобы его приказ выполнили, хотя сам он, Фулько, делать этого не приказывал? Тот мужчина говорил что-то о величии и о власти. Фулько подумал, что точно так же, как с того мертвеца содрали одежду и доспех, так и с него самого содрали величие графа и власть над людьми.

Не знал Фулько, что тот мужчина находится всего лишь в нескольких сотнях метров от него, в лесу. Что он, наконец, отыскал своего белого жеребца, переоделся в одежду Пестователя, вскочил в седло и поскакал к лесткам.

К Фулько подошел воин, который несколько мгновений назад убил того, кто ударил плеткой голого человека.

- Бог реки сказал правду, господин. Ты искал брод через реку. Зачем? Чтобы завести нас в Страну Мертвых?

И он показал второй рукой на другой берег, где из леса появлялись сотни воинов Палуки, где в прибрежных камышах шло непрерывное движение: на воду спускали десятки плотов из бревен. Только не было впечатление того, будто бы армия собирается переправляться. Так оно по сути и было, поскольку Палука получил приказ приготовить плоты для переправы сил Даго.

- Они ожидают Пестователя, - догадалась Арне. – А это означает, что у нас за спиной сотни воинов.

Она произнесла это на языке тевтонов. Но точно так же, похоже, думали и воины Фулько. Совершенно неожиданно пятеро воинов окружило графа, схватили за руки и отобрали меч и нож.

- Бог реки требует еще одну жертву, - сказал один из пятерых.

- Какую жертву?

- Твою голову, господин. Мой меч остр, сильно болеть не будет…

- Арне, обратись к рассудку этих людей. Я христианин и знаю, что у реки нет никакого бога.

Женщина пожала плечами.

- Будет лучше, если ты умрешь. Без тебя, возможно, Пестователь проявит нам милость.

- Шлюха! – заорал Фулько. – Вы что, не понимаете, что без меня отправитесь в Страну Мертвых? Пока что есть время сбежать отсюда, поскольку войско находится на том берегу реки.

Но когда они оглянулись, то увидали, что за их спинами на краю обрыва стоит более пяти сотен всадников в белых плащах и блестящих панцирях. Мужчина, которого они приняли за бога реки, находился среди них, сидя на белом жеребце, золотисто поблескивал камень повязки на его волосах, точно так же поблескивала на солнце драгоценная застежка на правом плече.

- Подарите жизнь графу Фулько, поскольку вижу я труп человека, поднявшего на меня руку, - сказал им человек на белом жеребце. – Выбирайте сами: или идете ко мне на службу или отправляетесь в Страну Мертвых. Ибо я – Даго Господин и Пестователь, которому король Людовик Тевтонский дал золотую цепь и титул графа, только я отказался от него с презрением, поскольку не привык служить чужим королям. Родила меня обычная женщина, но зачал меня великан, потому-то убил я непобедимого графа Нибелунга, а затем и предательского графа Фредегара. Это я уничтожил Дракона-Смока, который терзал Вольных Людей. И это я сотворил здесь державу полян. Я победил поморцев, а затем и эстов. И другие народы я тоже завоюю и сделаю собственным народом. Всегда я платил добром и справедливостью, и вечно мне отплачивали злом за добро. На глазах сотен моих воинов разрублено было тело княжны Хельгунды, но князь Карак вытащил откуда-то женщину и назвал ее Хельгундой, предъявляя права на трон Пепельноволосых. Разве ради справедливого дела послал вас сюда князь Хок? Чему пожелаете вы служить: правде или лжи? У императора ромеев обучался я искусству правления людьми, овладел я науками, свободными от разума и зависящими от разума, никому из вас не сделал я ничего плохого, но меня ударили плетью. За что?

Все молчали. Их пугала столь неожиданно выявленное могущество Пестователя, о котором думали, что это ничего не значащий племенной вождь.

- Прояви к ним милость, господин. Они ведь тебя не знали, - заступилась за всех Арне.

Только Пестователь ее гневно перебил:

- Замолчи, женщина. Судьбу твоей задницы мы оговорим позже, сейчас я разговариваю с мужчинами. И он обратился к кому-то из окружавших его значительных воинов:

- Выйди, Спицимир, который понимаешь не высказанные мною слова и приказы. Сделай то, о чем я думаю.

На край обрыва выехал низкорослый воин с горбом на груди и лицом, перепаханным шрамами. На нем была позолоченная кольчуга и белый плащ, на боку – длинный франконский меч. Он мог бы вызвать смех своим уродливым телом, если бы не его глаза – пронзительные и грозные.

- Сложите оружие, - приказал Спицимир.

Воины с неохотой бросили мечи, луки, щиты и топоры под песчаный навес речного обрыва и вернулись к своим лошадям. Фулько последним подчинился приказу, но когда уже хотел вернуться к коню, его остановил приказ Спицимира:

- Ты, граф, тоже оставь свой шлем с павлиньими перьями. Не полагается стоять перед Пестователем с покрытой головой.

Фулько чуть ли не затрясся от бессильного гнева. Никто еще так не унижал его, а ведь он в своей жизни прошел немало. Тем не менее, он послушно снял шлем и бросил его на кучу вооружения, так как не хотелось ему отправляться в Навь. Спицимир заявил:

- Вас нанял князь Хок, чтобы вы прошли через земли Пестователя и помогли Лже-Хельгунде отвоевать трон Пепельноволосых. То есть, вы словно те псы, которые кусают по приказу того, кто держит цепь. Наши законы говорят, что тот, кто помогает Лже-Хельгунде и целит в Пестователя, заслуживает петли, только ведь вы не знаете наших законов. Поэтому, слыша невысказанные Пестователем приказы, говорю я вам, что можете выбирать: то ли свободно возвратиться в Юмно, то ли сделаться цепными псами Пестователя. Только вот графа Фулько это предложение не касается.

- Почему? Я тоже хочу иметь возможность выбора! – воскликнул граф. – Точно так же, как и они, я был нанят Хоком.

- Ты, граф, сыграешь с Пестователем в чародейскую игру. Причем, дважды. Остальные же будут выбирать. Кто пройдет через нарисованный на песке тайный знак Пестователя и проявит чистосердечие в службе для него, живым останется и станет ему служить. Кто же проявит фальшь и измену – погибнет. Если кто не желает проходить через знак, пускай возвращается, но безоружным.

Соскочил Даго со своего белого жеребца, после чего острием своего ножа вычертил на прибрежном песке:

Спицимир дал знак рукой, и все наемники начали проходить через магический рисунок, стараясь не наступить на него. Сердца их были переполнены страхом, поскольку верили они в волшебную силу всяческих знаков. Окружающий их мир управлялся неизвестными законами, его заполняли духи тех, что умерли, и тех, что должны были родиться, и единственной защитой и языком договоренности с невидимыми силами были чары. Один из наемников наступил на круг, нарисованный ножом Пестователя, и тогда Спицимир молниеносно вытащил меч из ножен и нанес им удар воину в живот.

- То был предатель! – закричал он.

Когда же тот схватился за живот и упал на землю, Спицимир отрубил ему голову, как это делал Пестователь.

После того наемники по очереди стали опускаться перед Пестователем на колени, он же покрывал их головы полой своего выцветшего плаща и говорил:

- Беру тебя в свое пестование, получишь мою опеку, жалование, пропитание и женщин.

- А я? – спросил Фулько.

- Подожди до наступления темноты, - ответил на это Спицимир.

Но до ночи было еще далеко. Тем не менее, были разожжены костры, как по одной, так и по другой стороне реки, войско Палуки и войско Пестователя переговаривались друг с другом, накрывая костры плащами или открывая их, из-за чего дым то исчезал, то появлялся на фоне неба. После того более тридцати плотов переправилось на правый берег Нотеци, на них посадили невольников и невольниц, которых переправили на левый берег. Войско Пестователя должно было переправляться только на следующий день. Воины улеглись у огня; наемникам вернули их оружие, им тоже разрешили устроиться у своих костров.

Арне и граф Фулько сидели отдельно, всего лишь вдвоем. Они молчали, размышляя над удивительной изменчивостью своих судеб. Они приглядывались к суете воинов, глядели на плоты, на костры по обоим берегам реки.

- Удивительно, - отозвался в конце концов Фулько, - что Хок, ободриты и волки так пренебрежительно относятся к сообщениям о Пестователе. Они понятия не имеют, что у него все так хорошо организовано, что у него такая сильная армия. В один прекрасный день он падет на них, словно орел. Ты видела ту белую птицу, которая изображена у них на щитах? Это как раз и есть орел. Что они со мной сделают?

- Ты сыграешь с Пестователем в чародейскую игру, - пожала плечами Арне.

– Тебя не беспокоит моя судьба, хотя ты и говорила, что любишь меня и жить без меня не можешь. Тебе кажется, что своей задницей ты спасешь себе жизнь. А вдруг он прикажет отдать тебя своим воинам?

- Возможно, - вздохнула женщина. – С первого же мгновения, когда я увидала его, нагого, сидящим на дереве, предчувствовала я в нем какую-то невидимую силу. У меня в низу живота все трясется и горит, так я его хочу.

- Ты самая обыкновенная шлюха.

- А ты? Ты – самая обыкновенная шлюха войны.

Наступил вечер. Арне встала с места, потянулась и пошла по берегу реки в поисках костра, возле которого сидел Пестователь. Никто ее не задерживал, никто к ней не цеплялся. Воины были сыты женским вниманием, так как у них было множество невольниц, которых они как раз отослали на левый берег. А у этой женщины на боку висел меч, кто знает, а вдруг она еще умела им владеть. И вообще, она стала собственностью Пестователя, так же как все являлось его собственностью, пока он не раздал добычу воинам.

Пестователь сидел у огня и ел кусок жареной говядины. На белых волосах, словно звезда, поблескивал золотистый камень.

- Чего ты хочешь? – спросил он у женщины, когда та приблизилась к костру.

- Тебя, господин. Увидела я твое мужское естество, и с того момента лоно буквально горит.

- Уйди, - жестко заявил тот. – Этой ночью я буду играть с Фулько. Это игра чародейская и требует чистоты. Тебя же имели слишком многие, и потому я мог бы загрязниться.

Арне пожала плечами.

- А скольким людям, господин, ты подавал руку, но ведь не стал пл этой причине грязным. Многие входили в мое лоно, но мужчины у меня еще не было. Потому я чувствую себя чистой.

Даго поглядел на нее любопытствующим взглядом. У женщины было чистое лицо и небольшой рот. Это было лицо ребенка. Светлые длинные волосы ровно лежали на плечах Арне, ему вспомнились ее небольшие груди, плоский живот, стройные бедра и сильно покрытое волосами лоно, что в его представлении свидетельствовало о страстности. Когда он сидел голым на дереве, женщина даже показалась ему привлекательной. Теперь же – красивой.

- Сколько тебе лет? – спросил Даго.

- Восемнадцать.

- Я дам тебя поначалу Спицимиру. Он тебя испробует.

- Не имеет значения, господин, кто меня испробует. Он получит то же, что сможет дать ему любая. Ты же получишь то, чего не дала тебе еще никакая женщина.

- Откуда знаешь?

- Просто знаю.

Даго дал знак сидящему у другого костра воину.

- Отгони отсюда эту женщину. Дайте ей еду и питье, но пускай спит подальше от меня.

Воин поднялся с места, но Арне ушла сама. Пройдя несколько десятков шагов, она бросилась на лесную траву и беззвучно заплакала, наверное, впервые в жизни, по причине истинной печали и желания. Никто еще и никогда ее так не унизил. Это ради нее епископ утратил милость архиепископа. Это ради нее рыцари устраивали поединки. За проведенную с ней ночь в Юмно платили золотыми нумизматами. Если бы ей захотелось, она могла бы иметь любого мужчину. Даже Фулько валялся у ее ног, умоляя отдаться ему п доброй воле. Ведь если она по-настоящему хотела, то могла отдаваться и любить до потери сознания. Когда она была двенадцатилетней девочкой, Арне уговорила заняться любовью собственного отца, а потом обвинила его в изнасиловании, из-за чего пришлось ему идти в церковь в рубище кающегося, без меча, закрыв голову капюшоном. А один раз испробовав с ней наслаждений, он умолял дать следующую любовную утеху, осыпал золотом, ради нее грабил на дорогах, и в конце концов – когда она ему решительно отказала – повесился. Уже шесть лет занималась она любовью с мужчинами, была наложницей старого князя Хока, и тот ради нее убил своих жен, желая сделать ее княгиней. Только она предпочла бежать с Фулько, поскольку этот мужчина казался ей похожим на нее саму, таким же ищущим перемен и приключений. И вот первый раз кто-то пренебрег ею, она же – вместо того чтобы испытать к этому человеку ненависть – еще сильнее желала.

На берегу распалили большой костер. К нему позвали Фулько, туда же пришло много воинов, появился и Пестователь. Жар от огня уже на расстоянии палил лицо.

- Граф Фулько, лишь тот имеет право владеть иными людьми, кто овладел искусством сейдр. Вот я бросаю в костер золотой солид. Возьми его из углей голой рукой, и будешь свободным. Если же я это сделаю – ты станешь моим невольником.

И, сказав это, Даго забросил золотую монету в самый центр костра, туда, где был наибольший жар.

- Нет, - сказал Фулько Пестователю. – Я не выну эту монету, поскольку жар сожжет мне лицо и ладонь.

Спицимир подал Даго миску, наполненную какой-то густой жидкостью. Даго обмакнул в не свою ладонь, ставшую черной. Этой же жидкостью покрыл он свое лицо, которое тоже сделалось черным. После того склонился он над костром и вынул из жара золотую монету. Какое-то время он подбрасывал ее на ладони, а потом бросил на песок.

- Ты мой невольник, Фулько, - заявил Пестователь. – Сейчас во мне такая сила, чтобы любого человека превратить в змею, в волка, в коня или зубра. Могу сделать из тебя червяка и растоптать.

Лестки отодвинулись от костра. Они знали, что их повелитель владеет умением чар, об этом они слышали от многих людей. Но сейчас сами были свидетелями чего-то столь необыкновенного, что охватил их ужас.

Фулько слышал, что на востоке тамошние народы знают множество тайн и пользуются чарами, подаренные им сатаной, Повелителем Тьмы. Сейчас он чувствовал себя словно мертвец. Во рту чувствовал странную сухость, язык словно превратился в деревяшку. Он с трудом промямлил:

- Ведь должны были быть две игры, господин…

Пестователь пошел к реке, смыл черную мазь с руки и лица. Спицимир вылил необычную жидкость на землю.

- Встань на колени, - приказал Пестователь графу Фулько.

Когда же тот опустился на колени и склонил голову, Даго торжественно объявил:

- Невольника Фулько делаю я вольным человеком. Можешь ли ты повторить то же самое? Сделать меня невольником, а потом вольным человеком? Огонь, что горит здесь, и из которого вынул я золотую монету, сжег все твои клятвы, данные князю Хоку. С этого момента станешь ты командовать бывшими своими людьми, но на моей службе. А если ты сделаешь хотя бы один неверный шаг, если в тебе родится хотя бы одна мысль об измене, тебя поглотит огонь.

Даго поклонился костру и ушел без слова, Фулько же стоял будто неживой. Изумление и страх отобрали у него все силы, он не был в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой. Костер разгорался все сильнее, он уже достиг ступней графа, на нем начала тлеть одежда, но Фулько все так же стоял – словно окаменевший – пока его же воины в какой-то миг не бросились на него, оттянули от костра и погасили занявшуюся одежду.

И вновь присела рядом с ним Арне.

- Оставь меня одного, - попросил ее Фулько. – Ты не принадлежишь мне. Ничто уже мне не принадлежит.

Женщина ушла – вновь отброшенная, вновь никому не нужная. Но теперь уже она не плакала. До полуночи сидела в лесу, далеко от костров и гомона военного лагеря. Вдруг рядом с ней зашелестели листья, треснула сухая ветка, и Арне знала, несмотря на темноту, что к ней подошел Пестователь. Молчащий и недвижимый встал он рядом с ней, словно бы чего-то ожидая. И знала она, что он пришел сюда за любовью. Арне поднялась с земли и начала спешно сбрасывать с себя одежду, потом прижалась к Пестователю, закинув ему руки на шею.

Тот сказал ей вполголоса:

- От Фулько я слышал, что твой отец из-за любви к тебе сошел с ума и повесился. Еще я слышал, что некий епископ из-за тебя утратил пастораль и инфулу²⁰. Сошел с ума по тебе князь Хок и убил собственных жен, но ты предпочла сбежать далеко-далеко с этим авантюристом.

- Это правда, господин, - Арне целовала лицо Даго, не смея, правда, прикоснуться своими губами к его губам, поскольку тот все еще обращался к ней.

- Меня предупреждали, что любовь способна охватить человека столь же сильно, как безумие. Думаю, что тебе ведомо умение любовных чар. Только великанша Зелы учила меня, как перед такими чарами защититься.

Сказав это, повернул Даго женщину спиной к себе и вошел в ее зад самым отвратительным способом, не обращая внимания на ее женский срам. Арне зашипела от боли, только Даго не обратил на это никакого внимания, гладя ее спину с телом настолько нежным, словно самая дорогая материя из края серов. Успокоив же свою похоть, ушел Пестователь так же тихо, как и пришел. Арне же, голая и трясущаяся от холода, села на землю и прижала ладонь к тому месту, где сильно билось ее сердце. Никто еще никогда не имел ее подобным образом, никто еще не оскорблял так ее женской гордости; вот только не мога она скрыть, что это доставило ей некое странное удовольствие.

Утром Пестователя она не увидала. Тот еще до рассвета вместе со Спицимиром и небольшим отрядом переправился на левый берег и после краткой встречи с Палукой помчался галопом прямо в Гнездо. Там, в новом крыле дворища, которое приказала построить Гедания, в застеленной коврами комнате застал он Херима, коляску с ребенком и кормилицу с громадными грудями. Даго поднял младенца вверх и торжественно произнес:

- Нарекаю тебя Лестком и делаю своим наследником.

Потом он осторожно положил дитя в коляску и внимательно присмотрелся к его сморщенному личику, малюсеньким ручкам и пальчикам.

- Если пожелаешь моей власти, прежде чем исполнится предназначение, - ели слышно произнес он, - тебе придется меня убить. Так что держи ушки на макушке, маленький Лестк. Ибо, и днем, и ночью, то ли во сне, то ли возле груди мамки, всегда кто-нибудь угрожать тебе смертью.

После этого выслушал он рассказ Херима о том, что Чеслав из Честрами в тайне ото всех отправился на Шлензу и там провел встречу с вождями ополий шлензан. Но он не смог уговорить их на войну с Пестователем, поскольку те узнали, что князь Великой Моравы склонял богемов, чтобы те выступили в поход против шлензан. Тапк что опасность для шлензан надвигалась не с севера, а с юга, потому-то Чеслав вернулся в Честрамь, не достигнув цели.

- Что сделаем с Чеславом? – спросил Спицимир.

- Вызови его как-нибудь из Честрами, так как хочу переговорить с ним перед тем, как наказать.

А потом перешел к разговору со Спицимиром о маленьком Лестке.

- Хотелось бы мне, - сказал Пестователь, - чтобы до седьмого года жизни Лестка твоя жена, Спицимир, поселилась в Гнезде и воспитывала моего сына. Она не видит, зато красива. Слышал я, что отличается она удивительной женской мягкостью и большой добротой.

- Как прикажешь, господин, - поклонился Спицимир.

- И еще сделаешь кое-что, о чем не должен тебе говорить, поскольку ты слышишь мои мысли.

Но Спицимир и не должен был слышать мысли Пестователя. Видел он, как приветствовал того народ, когда прибыл он в град. Сотни жителей Гнезда протягивали к нему руки, сотни пытались приблизиться к нему, чтобы поцеловать или даже коснуться край вытертого его плаща. Со слезами на глазах умоляли его вернуть старые обычаи, когда можно было мужчине иметь много женщин, и никто не опасался того, что его мошонку пробьют гвоздем за разврат. Собрал Спицимир своих воинов в черных плащах и десятерых из них повесил на городском торге, поскольку, будучи слишком послушными Гедании, проявляли они ужасную жестокость. Когда их вешали, простой народ кричал: "Воистину, только лишь Пестователь справедлив!". А после того, во главе трех десятков своих воинов в черных плащах добрался он до Честрами и неожиданно въехал в град.

Безоружного, ничего не подозревавшего Чеслава схватили на дворе града Честрами, когда он кормил каплунов. Как и был он одет, в сермяге, привезли его, связанного, в Гнездо и поставили пред Пестователем. А тот вызвал в парадный зал не только Спицимира и Херима, но и многих своих лестков, позволил развязать Чеслава и вот что сказал ему:

- Был ты обычным кметем и взялся за оружие против угнетателей, а это означает, что стал ты лестком. В Калисии ты дрался столь храбро, как никто помимо тебя. За это я сделал тебя градодержцем в Честрами, приказав следить за шлензанами. Ты же начал их против меня мутить. Поясни мне, как так случилось, так как мне это кажется противоестественным даже среди зверей. Пес лижет кормящую его руку, ты же эту руку укусил.

Чеслав чувствовал, что его ожидает смерть за измену. Но не умолял он проявить к себе милость, но с достоинством сказал:

- Не против тебя сговаривался я со шлензанами, а против Авданцев. Костью в горле стоит им мой град в Честрами и мои земли до самой реки Барыч. Вместе со своим тестем, Стоймиром, сыновья кузнеца Авданца многократно устраивали набеги на мои земли, похищали мои стада, палили мои веси, брали в неволю моих людей. Вот я и искал помощи у шлензан, ибо ты, господин, возлюбил Авданцев.

- А разве не слышал ты, что я – Дающий Справедливость? – спросил Пестователь.

- Накажи, господин, Авданцев, и поверю я, что ты – Дающий Справедливость.

- Не могу я их наказать, поскольку это не они, а ты сговаривался со шлензанами против моей державы. Потому будешь ты покаран смертью, чтобы все знали, что нет иной справедливости помимо моей, а если в моей державе желает отмерять иным справедливость, он желает отобрать у меня часть власти моей. Но перед смертью узнай, что Авданцы не получат ни клочка земли между Оброй и Барычью.

Дал Пестователь знак Спицимиру, тот вывел Чеслава из зала и повесил его на торговой площади как изменника и как такового, кто не верит в справедливость Пестователя.

А потом приказал Пестователь, чтобы Херим со Спицимиром выискали ему среди лестков человека, который никогда и ничем не выделился, никогда и ничем не отличился. После долгих споров установлено было, что таким человеком является лестк по имени Гостивит.

- Ставлю его градодержцем в Честрами, - торжественно объявил Пестователь. – И пускай он же владеет землями между Оброй и Барычью. Если же Авданцы устроят на него наезд, я покараю их по справедливости.

Спицимир воспринял этот приказ молча и послушно, а вот Херим выразил свое удивление:

- Господин мой, ты возвышаешь человека, который ничем не выделился? Что скажуут другие? Что они подумают?

Рассмеялся Пестователь и так им сказал:

- Учит Книга Громов и Молний, что повелитель должен возвышать и вознаграждать людей, которые что-то сделали для него. Но хорошо бывает возвышать ни за что никакого человека, чтобы сотни других могли ломать себе головы, какими же это тайными свойствами обладает этот человек. Пускай думают они, чего такого он сделал, чтобы заслужить столь великую милость Пестователя? И что мы делаем не так, что нас он нас милостями не одаряет. А кроме того, Гостивит меня не предаст.

- Откуда ты знаешь это, господин?

- Никогда он не сделал ничего хорошего, умного или славного. Никакой всегда и останется никаким. Потому-то повелитель должен окружать себя не только великолепными людьми, но и никакими. Великолепные люди станут расширять границы его державы и крепить его трон, но вот в беопасности чувствовать себя он может только среди никаких.

Никто не произнес ни слова, так как все были поражены мудростью Даго.

После того Пестователь приказал, чтобы граф Фулько и его сорок наемников из Юмно отправились на реку Нер, которая была границей между Землями Ленчицов и Краем Крылатых Людей. Там он приказал Фулько основать укрепленный военный лагерь, но дал с собой столько еды и денег, чтобы воины едва-едва не умерли с голоду. Херим предупреждал, что подобная скупость может стать причиной множества скандалов на пограничье. Только Пестователь к его словам не прислушивался.

Не прошло и пары недель, как воины Ольта Повалы передали людям Спицимира троих воинов Фулько, которых схватили, когда те грабили скотину в одной из приграничных вёсок. Отлт Повала требовал, чтобы Пестователь их судил. С пограничья прискакал сам граф Фулько, не желая допустить суда и наказания своих людей.

Пестователь же решил устроить суд на торговой площади в Гнезде. Собрались толпы людей, чтобы все видели, какой Даго справедливый и заботящийся о благосостоянии подданых.

- Ты, господин мой, обещал нам хорошую оплату и еды вдоволь, - защищал воинов граф Фулько. – Это твоя вина, что они грабили от голода.

- А разве по другой стороне границы нет вёсок, где на лугах не паслись бы коровы с телятами? – спросил у него Пестователь.

Отвечал на это Фулько:

- При известии, что мы заложили укрепленный лагерь на берегах Нера, во все вёски на другом берегу пришли войска Крылатых Людей. Пробовали мы грабить их край, но ведь тебе известно, что они непобедимы. Я, господин мой, потерял пятерых своих воинов. Так что не осуждай тех, кто отправился грабить твои вёски.

Сказал на это Даго Господин и Пестователь:

- Не бывает непобедимых войск, а если кто так говорит, тот повторяет ложь. Не стану платить я вам за службу, так как ваши мечи ржавеют в ножнах.

И приказал он, чтобы каждый их пойманных на грабеже воинов Фулько на глазах толпы получил по два десятка батогов. И приказал он, чтобы так поступали повсюду, где схватят воинов на грабеже.

Забрал Фулько их Гнезда своих наказанных наемников и возвратился в лагерь над рекой Нер, чтобы голодать вместе с ними. Тут ожила в нем и разрослась ненависть к Пестователю, и стало это причиной, что послал он гонца к Зифике в Мазовию, предлагая ей в секрете свою службу. Вот только Пестователь об этом пока что не знал.

- Уверен ли ты, господин мой, что правильно делаешь, не давая воинам Фулько денег и в то же время наказывая их за грабеж? – спросил у Даго Херим. - - Пока они голодны, грабежи не прекратятся.

- Да разве я о том не знаю? – пожал плечами Пестователь. – Быть может, я как раз и хочу, чтобы все так и происходило. С тех пор, как не стало Гедании, у моего народа не стало кого ненавидеть. Если они не начнут ненавидеть чужаков из Юмно, он обратит свою ненависть на тебя или на мою особу. И что ты выбираешь, Херим? Разве не учит Книга Громов и Молний, что "народ всегда должен кого-то ненавидеть".

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ЭПОНИЯ

- Так ты говоришь, Херим, что вот так по правде нельзя сказать, где точно проходит граница между нами и Крылатыми Людьми? – спросил Даго, поднимаясь с ложа, выстланного шкурой белого полуночного медведя, и выискивая среди разложенных на столе свитков пергамента вазу со спелыми яблоками.

- Невозможно это сделать, поскольку и по этой, и по той стороне народ говорит на одном языке. Легче всего ее найти со стороны Ленчицкой Земли, поскольку река Нер отделяет нас от Крылатых. Но вот, к примеру, со стороны Калисии или от Гнезда тянутся леса, чащобы и поля. Ты переходишь из одной вёски в другую, и тут тебе говорят, что ты у Крылатых, тебе обрезают волосы и берут в неволю. Местные кмети границу знают, но вот на пергаменте ее не вычертишь.

- С кем они граничат с юга?

- С Караком и висулянами. Сразу же за градом Руда начинается полоса Белыъ Нагорий, прозванных Венедийскими, сложенными из известняка. На этих вот Нагорьях Крылатые держат стражу против висулян.

- А с востока?

- Пилица-река представляет собой границу между Крылатыми и князем Сандомиром. За державой Сандомира находится держава лендзян и Червень²¹ со своими преславными градами. Все они владеют нашим языком.

Было горячее начало месяца Серпень. Через открытые окна втекал жар, в выстланной шкурами комнате Пестователя в его Гнезде было чрезвычайно душно. На Пестователе была всего лишь льняная рубаха и льняные подштанники, точно так же был одет и Херим, и все равно, Даго сильно потел. Он надкусил яблоко, но, увидав, что оно червивое, со злостью выкинул его в окно во двор крепости. После этого с гневом он смел разложенные Херимом свитки. Даго все так же мечтал о долголетии, но никакие пергаменты Херима не говорили, как его получить. Херим хлопнул в ладоши и в комнату вбежал прислужник.

- Холодного пива нам. Прям из погреба, - приказал Канцлер.

Даго вновь улегся на белом меху и, вытянувшись во всю дину, говорил, глядя в леревянный, почерневший потолок.

- Весной впервые приплыли от греков по Сану и Висуле сврацинские, иудейские и аскоманские купцы. Они останавливались в Плоцке, у Влоцлавля, в Гедании, после чего отправились морем в Хедебу. Рассказывали, что множество товаров купил у них князь Сандомир. Его град и двор находится чуть выше слияния Сана и Висулы. Вроде как князь сильный, знает изысканные манеры, окружает себя роскошью. На той же Висуле Карак расширяет свой град Караков. Не могу я спать по ночам, Херим, зная, что вся верхняя Висула находится в чужих руках.

- Зато ты, господин, держишь их всех за горло.

- И что с того? – сорвался с постели Пестователь. – Достаточно того, что Карак нассыт в воду или плюнет в нее, то же самое сделает Сандомир – а я должен буду это пить, если мне захочется попить из своей же реки.

- Гнездо стоит не на Висуле.

- На Висуле стоят Влоцлавль и Витляндия. Ну а Познания где?

- На Варте.

- И снова достаточно того, что князь Серадз нассыт в мою реку, а в Познании это выпьют.

- Не намереваешься ли ты, господин наш, напасть на Карака или Сандомира? Они платят дань сильному и всемогущественному князю Ростиславу, и тебе нужно было бы иметь в пять раз больше воинов, чем у тебя имеется, чтобы хоть одного из них тронуть. Им на помщь придет Великая Морава, и тогда нам придется бежать за море. Даже про край Крылатых нам сложно думать не без страха…

- И все же, я о них думаю…

- Им знакомы могучие чары. Они ведь не только крылатые, но еще способны жить по сотне и более лет.

Прислужник принес два глиняных жбана с пивом и два кубка из чистого золота. Пестователь тут же влил в себя два кубка, оттер рукавом рубахи губы и спросил:

- А откуда взялось их умение чар?

- Оно древнее, как и твоя Священная Андала. От кельтов взялось, от них же и осталось.

- Хотелось бы мне жить сто лет! – воскликнул Даго.

- Так тут ничего сложного, господин мой, - с издевкой заметил Херим. – Отправляйся к ним в дни зимнего солнцестояния или же в первый день месяца Травень и попроси, чтобы тебя провели в секретную пещеру, которую выкопали они в скалах на границе с висулянами. Эта пещера зовется Грейнне. Если не умрешь там от отвращения и перепугу, после того проживешь сотню лет.

- Откуда об этом известно?

- От пленников, которых я пытал.

- Что еще, Херим, знаешь ты про Крылатых?

- Они верят в Богиню Мать Землю, имя которой они уже забыли, но, так же как и ты, отдают честь огню. Верят они в силу птиц, потому на плечах носят птичьи крылья. Никому из них нельзя убить аиста, поскольку это священная птица, означающая плодородие и урожай. Это он приносит детей. У них рожает не женщина, а мужчина.

- Такое невозможно!...

- И все же это так, господин мой. Когда женщина рожает дитя, мужчина вьется от боли и страдает. Родство они признают только со стороны матери, никак не отца, поскольку отец может быть и неизвестным, но вот мать – известна всегда.

- Не верю. Лгали пленники.

- Возможно, господин мой. Но твои войска и твой народ боятся Крылатых Людей, так как наши лошади пугаются шума их крыльев. Потому-то, хотя и немногочисленны они, никто их еще не победил. Слышал ли ты когда-нибудь шум их крыльев?

- Да. Это когда очутился очень близко от их границы. Шум их крыльев вызвал, что не могли мы усмирить перепуганных лошадей. Даже Виндос был мне непослушен.

- Поэтому, господин мой, откажись от похода на Крылатых. Потребуй от них дань. Они заплатят. Разве что тебе известны столь же могущественные чары, что и князю Серадзу.

Льняная рубаха Даго пропиталась потом. Он с отвращением сбросил ее с себя, оставаясь только в подштанниках.

- Авданец уже прибыл? – спросил он.

- Да, но вот его щитники прибудут только через седмицу, после завершения жатвы.

- Вызови ко мне графа Фулько и Авданца. Пускай Авданец принесет с собой один из шипастых шаров на цепи. Пускай, как я уже приказывал, придет сюда и Лебедь Рыжий. Ведь не напрасно носят Лебеди на своих капюшонах немного лебединого пуха? Должно иметься какое-то родство между ними и Крылатыми. Возможно, им знакомы и тайные способы сражения.

Когда Херим уже собирался выйти, Даго прибавил, как бы нехотя:

- Тут Спицимир перехватил гонца от Зифики к тебе, Херим. Это уже третий за последнее время. Если ты носишь плащ на двух плечах, а не на одном, как все мы, то тебя могут и мечом разделить на те же две половины.

Несмотря на жару, Херим вдруг покрылся ледяным потом. То есть, Спицимир перехватил целых трех посланцев Зифики. А вот перехватил ли он тех гонцов, которых сам он посылал к Зифике? И о чем они признались на пытках? Дрожащими руками собрал он со стола пергаментные рулоны и наконец-то осмелился сказать:

- Если ты считаешь меня предателем, господин мой, тогда почему не отрубишь мне голову?

Даго презрительно пожал плечами.

- Быть может, и на то придет время, когда слишком далеко продвинешься в своей любви к Зифике. Но до сих пор я не вижу причины, чтобы лишать себя приятеля, умеющего читать и писать, вычерчивать дороги и границы на пергаменте. Зифика желает, чтобы я признал Кира своим первородным сыном и наследником. К кому ей обращаться по этому делу, как не к моему канцлеру? Ты же шлешь ей гонцов с ответом, что не можешь у меня ничего добиться, но это еще не измена, Херим. Знаю я и то, что когда мы бродили втроем через пущи и болота, ты полюбил ее, хотя и считал, будто бы она – юноша. Кто может быть верным своей любви к женщине, тот способен быть верным и своему повелителю, если и его по-своему любит.

- Ты же знаешь, господин мой, что я тебя люблю.

- Потому-то твоя голова все так же находится на твоих плечах. Но помни, что сейчас у Зифики уже двое детей. Один ребенок от меня, а второй – от неизвестного отца, которого она приказала убить. Твоя любовь к ней никогда не будет удовлетворена, ибо – о чем ты прекрасно знаешь – тогда тебе пришлось бы отдать жизнь. Она до сих пор остается Дикой Женщиной. Не забывай об этом, Херим. И не забудь мне сообщить, если она попросит тебя отравить моего сына, Лестка.

- Господин мой…

Херим бросился к ногам Даго.

- Уйди, - тихо произнес Пестователь. – Я знаю, что она ни перед чем не отступит, чтобы я сделал Кира наследником своей державы.

Жара сморила Даго, и он вскоре заснул. Но когда проснулся, захотелось ему вспомнить виденный им сон. Но понапрасну он напрягал свою память. Осталось лишь осознание того, что сон был мучительным и очень странным, поскольку снилось ему то, о чем он в тайне ото всех мечтал уже много дней, а конкретно, когда узнал он о том, как с помощью чар Крылатые Люди добывают долголетие. Вот тогда-то, неожиданно, зато с ужасной силой, захотелось ему жить сто лт, а то и больше. Могущественную державу, теперь он это знал, нельзя было построить в один момент. На это требовалось много времени, годы и годы. Да, жить сто, а то и больше лет. Завоевывать все новые и новые земли и строить все новые и новые грады, укреплять собственное могущество и править, править, править… Он не выдал собственных мыслей никому, даже Хериму и Спицимиру, но так на самом деле желал он войны с Крылатыми, чтобы силой или уговорами склонить тех открыть тайну долголетия. А ее не знали даже при дворе ромеев или в Старой Роме, но ведь правдой было то, что властители Крылатых Людей жили больше ста лет. Так разве то, чтобы добыть эту вот тайну, сделать себя долговечным – разве не стоило это любой цены, даже и опасной войны?

Уже наступил вечер. Даго приказал подать себе еду и вызвать Арне, которую Спицимир разместил в богато обустроенной комнате в самой дальней части двора в Гнезде. Женщина тут же прибыла по его зову. На ней было легкое льняное платье, затянутое в талии золотым поясом, если не считать этого, Арне не носила каких-либо украшений, голова ее была неприкрытой. Длинные светлые волосы она заплела в косы; выглядела она как шестнадцатилетка, хотя на самом деле ей было восемнадцать лет.

- Я отправляюсь на войну, Арне, - сообщил Даго, садя женщину за стол. – Хочу с тобой попрощаться и спросить, есть ли у тебя какие-нибудь пожелания.

Арне молчала. Она влюбилась в Даго с первого же взгляда. Полюбила она даже тот отаратительный способ, которым Даго ее брал, когда ее приглашали к нему на ночь, что в последнее время случалось все реже.

- Ты, наверняка, думала, что я возьму тебя в жены и сделаю владычицей, - сказал Даго. - Были такие моменты, когда я этого желал, так как ни с какой женщиной в последнее время мне не было столь хорошо. Но то, что я обязан полюбить еще сильнее, называется властью и искусством управления людьми. Соглашаешься ли ты оставаться только лишь моей наложницей?

- Нет, господин. Наложниц презирают. С того времени, как ты подарил мне наслаждение и выделил из всех других женщин, я не вынесу чьего-либо презрения.

- Если хочешь, я обсыплю тебя золотом и отошлю назад в Юмно.

- Слишком далеко, господин мой. Я желаю иногда видеть тебя.

- Так чего ты желаешь?

- Дай мне немного денег, чтобы я могла купить несколько домов и устроить там лупанары, как это в обычае у франков. Там я дам место красивым невольницам и пристойным девкам. Твои воины должны будут мне платить, если захотят получить с ними наслаждение. Они станут пить у меня вино, пиво и мед, забавляться с женщинами, говорить в пьяном состоянии, о чем умалчивают в трезвом виде. Ты или Спицимир узнаете, о чем они говорят.

- Это невозможно, Арне. Я ведь Страж Нравов. Тебе известно, как сурово Гедания карала за разврат. Я не такой суровый, как Гедания, но тебе следует знать, что свобода нравов – это мать всех свобод, я же намереваюсь держать этот народ железной рукой. Впрочем, мои воины та любят девок, что разнесут твои лупанары своими членами. Кто тебя защитит?

- Я найму воинов для защиты своих дома свиданий, господин мой. А прибылями поделюсь с тобой.

- Нет, это невозможно. Повелитель не может защищать дома утех и получать прибыль с них.

- Но это может делать твой градодержец, староста Кендзержа из Крушвица. Не стану я заводить лупанары в Гнезде, но в Крушвице, господин мой. И в Познании. Потом. Когда ты убедишься, насколько велики прибыли с них и как много, благодаря ним, ты узнаешь о своих подданных, то разрешишь завести дома свиданий и в Гнезде.

- Я дам тебе столько золота, сколько сможешь поднять, но от лупанаров откажись. Зачем они тебе?

- От тебя я заразилась желанием власти. Только не хочу я такой власти, что имеется у тебя, господин мой. Я хочу иной власти. Мир, господин мой, это один громадный лупанар. Кто управляет лупанаром, тот управляет и миром, хотя это иное правление, чем твое. Я прошу у тебя лишь немного золота и чтобы ты выслал Спицимира к Кендзере в Крушвиц с тайными приказами. Пускай окружит меня секретной опекой. Кендзержа будет получать прибыли от домов свиданий в Крушвице, потому никто мне ничего плохого не сделает. Через какое-то время ты убедишься в том, что лупанары приносят больше прибыли, чем война. Воеводы, властители, старосты и купцы станут пользоваться моими девушками. В твоем краю станет меньше насилий.

- Но ведь эти дома свиданий обязаны иметь какие-то права, какое-то название…

- В них будут воспитываться женщины для службы у богатых. А ты получишь самых красивых.

Говоря это, Арне поднялась из-за стола, сбросила с себя льняное платье и голая легла на медвежьей шкуре. Когда же Даго сбросил с себя подштанники и хотел войти в нее, она шепнула:

- Не так, господин, а как тогда… - и легла на живот.

После того Даго хлопнул в ладони и приказал слуге вызвать Херима с куском пергамента и чернилами. Попивая мед из золотого кубка и посмеиваясь, продиктовал он своему Канцлеру:

"Я, Даго Господин и Пестователь позволяю весьма уважаемой и добродетельной госпоже Арне арендовать дом в Крушвице и окружить его стражей. В этом доме должна она заняться воспитанием девушек для службы при дворах, ибо весьма много имеется девиц ничейных, которыми бесстыдно пользуются. Дом добродетельной госпожи Арне должен быть открыт для гостей, ищущих крышу над головой, обеспечивая им хорошие услуги на пользу и во славу державы нашей. Оплаты за свои труды добродетельная Арне определит сама в зависимости от цен товаров на торге".

Херим, все время размышляющий о схваченном гонце от Зифики, не слишком задумывался над содержанием того, что ему приказали писать. Удивился он лишь тогда, когда Даго спросил Арне:

- А не обманешь меня? Дашь мне половину прибыли?

- Да, господин. Клянусь в том своей задницей. И еще клянусь в том, что через какое-то время прибудет к тебе посланец с известиями о том, о чем говорят по пьянке гости, посещающие мой дом в Крушвице.

Только теперь дошло до Херима, какой это он написал акт, и чему должен будет служить тот дом в Крушвице. Он тут же потер свои жирные ладони и сказал:

- Градодержец Кендзержа в Крушвице умеет читать, а это означает, что уважит мое письмо. Дам я тебе несколько боевых людей, которые окружат твой дом защитой. Потом пришлю тебе, госпожа, красивых невольниц и добытых на войне девок, знающих языки разные, чтобы могли они общаться не только с местными, но и с купцами из чужих краев.

- Я должна была отсылать сообщения господину Спицимирк… - заметила Арне, вопросительно глядя на Даго.

Херим поспешил с объяснениями:

- Спицимир, госпожа, это человек суровых принципов, и не похвалит он того, что делаешь ты в Крушвице. За различные сообщения он будет тебе благодарен, но не ожидай от него знаков благодарности. Впрочем, а что мешает тому, чтобы эти известия получал я? А за поставленных тебе мною невольниц ты заплатишь столько, сколько я потребую.

- А ведь жаден ты, господин мой, - возразила Арне, что вызвало новую волну веселья у Даго.

- А и правда, Херим, - воскликнул он под конец этого спора. – Когда перестанешь быть моим канцлером, Арне сделает тебя собственным заместителем.

На это Херим усмехнулся и осмелился пошутить:

- А не подумал ли ты, господин, что служба в борделе может быть более приятной и благодарной чем то, что я делаю у тебя?

- Об этом мне известно, - сделался серьезным Даго и приказал Хериму выдать Арне из сокровищницы четыре кошеля с золотом.

…А в это же самое время совершенно не похожая на Арне женщина по имени Эпония, двадцатипятилетняя правнучка князя Серадза, жрица, в восьмой день месяца Серпня, когда было завершено празднование Луга, в свете факела присматривалась к тому, как три десятка крылатых воинов заваливали камнями узкий проход в громадные пещеры в Белых Холмах. В обширных известняковых гротах, прозванных Грейнне, угасал жар под огромным котлом, в котором люди получали долгую жизнь. На Эпонии было шелковое узорчатое одеяние, настолько обширное, что скрывало ее чрезвычайно обильные формы. Ибо, точно так же как и Мать Земля, ее жрица должна была быть толстой. С детства питаемая излишне, в основном – сладостями, например, орехами с медом, которыми и в этот момент угощалась она с золотой тарелки, кожу имела она шелковистую и розовую, щеки ее были округлыми и без малейшей морщинки. Тело ее тоже не имело морщинок, поскольку всю поверхность кожи раздувал толстый слой жира. Женщину тянули вниз громадные груди, живот у нее был словно у беременной женщины, задница как будто была сложена из двух округлых булыжников, отличавшихся такой же твердостью. Эпония радовалась тому, что празднование завершилось, поскольку до сих пор еще испытывала боль в промежности. Ибо, точно так же, как ее прадед, князь Серадз, был мужем всех женщин Крылатых Людей, так она, его правнучка, жрица Эпония, была женой и любовницей всех мужчин. И вчера имело ее целых восьмеро, ночью и днем, и все они истекали отваром, подогреваемым в священном котле. Теперь вход в гроты был завален камнями вплоть до зимнего солнцестояния. Лоно Эпонии заполняло мужское семя, но ни малейшая его капелька не имела права сделать ее беременной, и не делала, ибо таковой была особенность жрицы. Из года в год она должна была становиться лишь все более толстой, со все более обильными формами и налитым, округлым лицом, с розовой кожей и светлыми волосами. И она должна была принимать семя всех тех мужчин, которые желали жить дольше, чем остальные люди на свете. Сейчас же ее полные алые губы смаковали сладость меда с орехами; слегка побаливал вход в лоно, но она чувствовала себя счастливой, поскольку исполнила священную обязанность. Лишь некое зернышко беспокойства травило ее сердце, поскольку ночью, когда на краткий момент мужчины, купающиеся в священном отваре, давали ей отдохнуть, видела она сон, будто бы четыре великана-всадника рубят мечами крылья воинам ее прадеда, сама же она беспомощна и убегает от них. И не был ли пророческим этот кошмар, который видела она в священную ночь Луга? Не следовало ли предостеречь прадеда, отца и братьев, что приближается война? Потому-то стояла она у входа в грот Грейнне и внимательно следила за тем, как воины заваливают проход. Затем она позволила себя нести четырем мужчинам и улеглась в коляске между двумя лошадями, которые должны были доставить ее в Серадзу на реке Варта.

Откуда должен был прибыть враг, Эпония не знала; самое большее, могла лишь догадываться. Поздней весной в Срадзу прибыл посланец из Державы Полян и привез свиток бересты, на которой чернилами нанесены были магические знаки. Князь Серадз уже не помнил древнего умения запечатлевать мысли и слова, но жрицы Крылатых Людей этим магическим знанием обладали. Так что прочла Эпония своему прадеду слова и мысли, запечатленные на бересте:

"Я, Даго Господин и Пестователь, Дающий Волю и Справедливость, Страж Нравов и Отец Мудрости, прошу жрицу Эпонию из народа Крылатых Людей сделать меня долговечным".

Странной была эта просьба. До сих пор никто еще из чужого народа не обращался с подобным требованием к повелителю Крылатых Людей. Если бы это сделал какой-нибудь могущественный князь, король²² или цезарь, тогда, возможно, Серадз с Эпонией серьезно рассмотрели бы его просьбу. Но слово "Пестователь" ничего для них не значило, пускай даже если этот человек призвал к существованию державу полян. Непобедимыми были Крылатые Люди и не боялись они никакого соседа. Потому-то, без долгих размышлений, тоже на бересте, Эпония написала ответ Пестователю:

"Пускай вначале вырастут у тебя крылья, и тогда получишь долголетие".

Не был ли подобный ответ заревом будущей войны? Разве не слыхали они, будто бы Пестователь этот родом был от великана Само, а отцом его был Боза, последний из спалов? Так что с севера наверняка грозила Крылатым опасность, хотя сон и не говорил, откуда прибыли великаны, рубящие Крылатым их крылья.

…На рассвете, в прохладном воздухе нарождающегося дня, четыре всадника – Пестователь, Фулько, Лебедь Рыжий и Авданец – покинули Гнездо и направились к дороге, ведущей к границе державы Крылатых Людей. Они ехали мимо стерней от убранного проса и ржи, мимо обширных лугов, на которых паслись большие стада рыжих коров. Тракт был широким, так что они могли ехать один рядом с другим, стремя в стремя. Они обильно позавтракали, до наступления самой жар надеялись добраться до леса, отдохнувшие кони время от времени вырывались из строя, чтобы сменить рысь на галоп. Воины на лошадях выглядели богато, на каждом был белый плащ, шлем с хвостом из конского волоса; блистали серебром или золотом их панцири и кольчуги, укрепленные бронзовыми нашлепками щиты и инкрустированные драгоценными камнями фибулы, соединяющие плащи на правом плече. Кони тоже выглядели богато в вышитых золотом чепраках, в бронзовых нагрудниках и с тяжелыми седлами с серебряными оковками. В специальных захватах у стремени находились копья с клочком красной ткани, на которой белыми нитками вышито было подобие птицы с распростертыми крыльями. Шпоры всадников были мастерски выкованы из золота, а за одну серебряную подкову, которыми кони звенели по полевым камням, кметь мог бы купить невольника. Притороченные к седлам бурдюки с вином и кожаные сумки с вяленым мясом свидетельствовали о том, что путешественники привыкли вкусно есть и пить. На плече одного из всадников, толстого великана, сидел черный ворон и внимательно оглядывался по сторонам.

- Ты, Авданец, сделался толстым и ленивым, - насмешливо сказал Пестователь. – Твой ворон давно уже не кружил над враждебными полями. Слышал я, ничего ты не делаешь, только размножаешься. Я столько битв провел в последнее время, но ни в одной из них Авданец не принимал участия.

- Целая хоругвь всадников ждет твоих приказов, светлый мой господин, - защищался Авданец. – По твоему приказу более шести сотен моих щитников вскоре будут ожидать в Гнезде. Думаешь, сидели бы шлензане так спокойно, если бы я слишком уменьшил силу Авданцев? В течение двух месяцев во всех моих кузницах изготавливали мы для войска шипастые шары на цепях. Ними ты победишь Крылатых.

Тут отозвался граф Фулько:

- Пестователь приказал нам жить в голоде на границе и грабить в краю Крылатых. Потому знаю я, сколь страшна их конница, когда с ужасным шумом сталкивается она с неприятелем и пугает лошадей. Как могут помочь шипастые шары? Таким шаром сложно достать крылатого всадника. Если у него имеется меч, такой же длинный, как меня, пока замахнешься таким шаром – ты уже труп.

- Эти шары предназначены для щитников, граф. Это они примут на себя первый удар крылатой конницы и этими вот шарами на цепях станут разбивать ноги лошадям, - пояснил Авданец.

Изумлен был граф Фулько хитроумием вождей Пестователя, пожалел, что не он это выдумал эти шипастые шары, ведь до сих пор в постоянных стычках с Крылатыми потерял он многих своих воинов. Его не пригласили на военный совет в Гнездо, но стало ему ведомо, что вначале на битву с Крылатыми отправятся щитники, а уже потом – конница. Только сейчас до него дошло, почему так должно было стать. Испытал он изумление предусмотрительностью Пестователя, вот только ненависти в этом изумлении было еще больше.

Пестователя же не удовлетворяли шипастые шары, выкованные кузнецами Авданца. Все время мучила его мысль, что имеется какая-то другая тайн непобедимости Крылатых Людей.

- Вот удивительно, - размышлял Пестователь вслух, - край Крылатых Людей, кода Херим нарисовал его на пергаменте, показался мне таким небольшим, что я мог покрыть его половиной своей ладони. И никто до сх пор не сумел его победить. Рассказывают, что когда-то пробовал сделать это Карак, но понес поражение. Получил он от Крылатых лишь то, что те ему выплачивают ежегодную дань. Война обходит этот край, но я должен через него пройти, чтобы когда-нибудь померяться силами с Караком. Не время сейчас мелким краям. Идет гонка: кто присоединит к себе больше и больше. Впоследствии крупны державы застынут в своем могуществе и начнут серьезные войны, и на каждой стороне встанет неизмеримая сила. Лебедь Рыжий, вот ты из птичьего рода, так что должен ты знать тайну Крылатых.

Лебедь Рыжий был последним из когда-то могущественного рода Лебедей. Выбил их Пестователь, подобно как и других богачей, взять хотя бы Дунинов. Но вот ему жизнь сохранил и позволил размножаться. Совершенно неожиданно вызвал его Пестователь пред свое лицо, и вот теперь Лебедь Рыжий ехал стремя в стремя с наиболее могущественными людьми Края Полян – с кузнецом Авданцом, с не любимым никем графом Фулько, а прежде всего – с самим Пестователем, удивительным и грозным.

- Прав ты, господин, считая, что родом мы из Крылатых Людей, - осторожно начал Лебедь Рыжий. – Но разделение случилось уже давно, когда еще жили стародавние спалы, твоя кровь, господин мой. Нашей птицей является гордый лебедь, они же, Крылаьые Люди, почитают аистов и лошадей. На самом же деле они отдают честь разным птицам, вырывают у них перья, затем выстраивают из них крылья, чтобы сделаться подобными птицам. Летать они не умеют, но, почитая лошадей, сделались самыми лучшими наездниками. Имея под собой лошадей, а крылья на плечах – они непобедимы. Когда близятся они, это так, господин, словно бы страшный вихрь близится. И не знаю я коня, который не испугался бы, слыша этот чудовищный шум.

- Выходит, в их военном искусстве нет никаких чар?

- Нет, Пестователь. Просто с ними невозможно сражаться с помощью верховых, им следует противопоставить пехотинцев.

Лебедь Рыжий повторил то, о чем Даго знал от людей, знакомых с краем Крылатых, и от разведчиков. Только не верил он никому, потому и выбрался на самый край державы соей, чтобы своими глазами и на месте убедиться в том, какие ловушки и какие опасности могут им угрожать. Никого из окружения Пестователя это не удивляло, поскольку правдой было то, что повелитель их не только становился во главе своих армий, но и любил сражаться сам, подвергая себя самым серьезным опасностям. Только граф Фулько был этим удивлен и, едучи с Пестователем стремя в стремя, ежеминутно окидывал его внимательным взглядом, размышляя над тем, вот что бы случилось, если бы он вытащил неожиданно меч из ножен, рубанул ничего не ожидающего Пестователя, убил его, после чего сбежал бы к Крылатым или к князю Караку. Остался бы тогла Край Полян, если бы на него напали Крылатые или пошел походом Карак с Хельгундой?

И лишь одно удерживало Фулько: мысль о том, что Даго обладает силой творить чары, то есть, вытащенный из ножен меч мог бы вдруг превратиться в змею или сделаться мягким, словно член, когда извлечешь его из женщины. С чарами Даго Фулько уже познакомился в ходе первой с ним встречи, да и потом, когда знакомился он с Краем Полян. И никто уже не был в состоянии лишить его уверенности, что без помощи волшебства за столь короткое время смог Пестователь из практически ничего сотворить сильную державу.

Так что ненавидел Фулько Пестователя. Всей душой ненавидел, всеми своими мыслями. Никогда он не забыл унижения, которое познал во время их встречи на берегу Нотеци, когда голый и беззащитный Пестователь отобрал у него Арне и власть над воинами из Юмно, а потом милостиво эту же власть возвратил и позволил построить лагерь на реке Нер. Зачем он так сделал? Ради каких таинственных целей пожелал он использовать графа Фулько и его воинов? Почему – хотя и обещал им двойную оплату – давал так мало пропитания и денег, что воинам пришлось грабить соседние вёски, пробуждая все большую ненависть у народа.

Конечно, граф Фулько мог бы собрать своих людей и пробиться через край Крылатых Людей к Караку и Хельгунде, как он обещал это князю Хоку. Но, помня о чарах Пестователя и узнав могущество его армий, не верил он уже, что Хельгунда хоть когда-нибудь может вернуться на трон в Гнезде. Так что не туда вела дорога, чтобы отомстить Пестователю и отщипнуть немного из громадных богатств, собранных в сокровищнице Гнезда. Единственной особой, с которой следовало бы связывать надежды на месть и добычу – как он сам уже сумел сориентироваться – была Зифика, повелительница Мазовии, желавшая, чтобы не маленький Лестк, а ее сын Кир был наследником Пестователя. Так что как раз к ней послал граф Фулько одного из своих воинов, в тайне предлагая Зифике оружную поддержку, если она того пожелает, и если придет к тому подходящий момент. Ответа от Зифики он еще не получил – и он даже вздрогнул от страха, что с ним будет, если люди Спицимира или Херима схватят по пути посланца к нему от Зифике. Разве не видел он, как наказал Пестователь изменника Чеслава из Честрами?

- Господин мой и Пестователь, - заговорил он, перебарывая в себе страх. – Почему не платишь ты нам жалования, но заставляешь нас грабить вёски, пробуждая тем самым людскую ненависть?

Ответ он получил незамедлительно:

- Я уже говорил тебе, граф Фулько. Не платят воинам, чьи мечи ржавеют. Ты первый ударишь на Крылатых. И тебя первого желаю я видеть у врат града Серадза.

- Хорошо, господин, - кивнул головой Фулько, так как он не боялся сражений и был человеком боя.

Правда, эти слова Пестователя мало что значили, поскольку на военном совете в Гнезде было договорено, что поначалу в бой вступят шесть сотен щитников Авданца, а только лишь потом в бой вступят конные: воины Ольта Повалы и лестки Пестователя. Головной удар на Крылатых был спланирован со стороны Калисии; второй удар – уже гораздо слабее – должен был быть нанесен со стороны Земли Ленчицов и реки Нер. Командование над наибольшей армией Даго поверил воеводе Авданцу, так как, в основном, состояла она из его вооруженных шипастыми шарами щитников. Вторую армию приказано было вести Ольту Повале, и этому как раз желторотику должен был подчиниться Фулько со своими наемниками из Юмно, что возбудило у графа еще большую ненависть к Пестователю. Разве не он, истинный человек боя, который целых пятнадцать лет провел в неустанных сражениях, должен был повести армию Повалы – три сотни щитников и две сотни лестков?

- Не сомневайся, господин, я первым встану у врат Серадза, - заносчиво заявил граф Фулько. – Вот только не знаю я, а что будешь делать ты, Пестователь, кем пожелаешь командовать?

- Увидишь, - с неохотой ответил Даго и поскакал вперед, как будто бы сделалось ему неприятно ехать стремя в стремя вместе с Фулько и остальными.

Стиснул губы граф Фулько: его не пригласили на военный совет, что состоялся в Гнезде, и не узнал он, что Пестователь задумал совершить некий тайный поход против Крылатых. Вроде бы как выслал он посольство к князю Серадзу и пообещал отказаться от войны, если жрица Эпония сделает его долговечным. На это он получил отрицательный ответ, даже насмешливый, только не отказался он от того, чтобы прожить очень долгую жизнь. Воинам Пестователя были розданы приказы, чтобы любой ценой хватали бы они жрицу Эпонию, не делая ее здоровью и жизни ни малейшего вреда.

"Он с ума сошел, - подумал о Пестователе граф Фулько. – Никто не может сделать другого человека долговечным".

Так что Фулько догнал Даго, поравнялся с его конем и насмешливо спросил:

- А вот говорят, господин мой, что войну с Крылатыми ты желаешь начать лишь для того, чтобы вырвать у них тайну долголетия.

- Нет, граф. Эту войну я затеваю, чтобы расширить границы моей державы и приготовиться к войне с Караком. Ведь не оставят меня в покое ни Карак, ни его лже-Хельгунда. Потому-то следует уничтожить то, что нас взаимно отделяет: край Крылатых Людей, чтобы сражаться не на чужой, а на собственной земле. Но правдой остается и то, что я желаю жить сто лет.

И вновь Пестователь пришпорил своего коня, отдаляясь от Фулько. А тот подумал: "Вскоре ты погибнешь от моего меча и будешь жить не сотню лет, а чуть подольше двадцати". Но даже думая так, не мог сдержать Фулько внутреннего восхищения этим удивительнейшим Пестователем. На северной границе он оставил воеводу Палуку и его войска, а против эстов приказал стеречь границу савроматам Зифики. Все крепости и наиболее крупные грады Края полян имели хороший запас продовольствия, везде там имелись воины; Спицимиру Даго приказал остаться в Гнезде на время войны он сделал его ответственным за маленького Лестка и за все происходящее в крае. Даже до лагеря наемников из Юмно доходили вести, что Херим попал в немилость по причине, о которой можно было лишь догадываться: якобы, он заступался перед Пестователем за Зифику и ее сына, Кира. Теперь же, как ходили слухи, его сослали в Познанию, где должен он был, непонятно зачем, строить целых три десятка быстрых весельных ладей.

"Похоже, эти суда ему весьма важны, раз он послал в Познанию самого Херима, - размышлял граф. – Только вот кто угадает замыслы это очень странного человека?". Чем большее беспокойство и изумлении будил в нем Пестователь, тем сильнее Фулько хотел пронзить его мечом. Такова уж у него была натура, вечно чья-нибудь мудрость и власть пробуждали в нем зависть.

Ночевали все четверо в лесу, не зажигая огня, чтобы никто не мог их выследить. Граница с Крылатыми Людьми должна была находиться неподалеку, а поскольку никогда она не была точно проложена, в любой момент могли они наткнуться на вёску или град, защищаемые Крылатыми. Утром Авданец начал всех поучать:

- Если на нас нападут всадники Крылатых Людей, помните, что нужно сразу же соскочить с лошадей и привязать их к деревьям или вообще пустить свободно. Затем берите в руки шипастые шары и ждите. Спину пускай каждый прикроет щитом.

Кони у них были дрессированные, так что не было опасений, что те, убежав в лес от шума крыльев, их не удастся призвать свистом или словами. Размышляли лишь об одном: то ли ехать и дальше по тракту, то ли свернуть в чащу. Тракт вел к какому-то граду, а там могла ожидать опасность.

Решили съехать в лес, но тот на расстоянии около тридцати парасангов – как это расстояние называли ромеи – неожиданно закончился. Открылось обширное пространство полей и лугов, а еще застройки, поставленные на берегу небольшого ручья. На полях паслась скотина, но здесь же увидали и табун молодых лошадей, которые не могли принадлежать обычным кметям. Выходит, где-то дальше должен был иметься град или укрепленный двор. На стерне уже собирались кучи готовящихся улетать аистов, чуть ли не на каждом высоком сарае или раскидистом дереве находилось гнездо аистов. И везде, с каждой ограды, с кольев въездных ворот черными глазницами глядели вдаль лошадиные черепа. Людей видели немного, зато из сараев доносился стук цепов, наверняка кмети были заняты молотьбой проса или ржи.

- А вышли-ка на разведку своего ворона, - приказал Пестователь Авданцу.

Кузнец сделал быстрый жест правой рукой, и ворон полетел в сторону вёски. Планировал он низко, но его заметили сотни аистов. И, похоже, распознали, что этот ворон чужой, они громко заклекотали и с шумом крыльев поднялись над селением. Замолк стук цепов в сараях, кмети вышли из-под крыш, чтобы увидеть, что же испугало аистов. Ворон полетел в сторону домов, неожиданно завернул и быстро начал удирать от трех канюков.

"Воистину, они, похоже, знают язык птиц", - задумался Даго. И еще сильнее возжелал познать тайну Крылатых Людей.

Когда изгнанный канюками ворон снова уселся на плечо Авданца, все четверо направились по опушке леса в западную, не приближаясь к вёске, но и не слишком удаляясь от нее. Неожиданно они снова очутились на тракте, который покинули ранее, и увидали низкие валы и палисад пограничного града. Кто-то – какой-то человек, видимо, спрятавшийся в лесу – должен был их высмотреть, потому что на валах вдруг показался клуб дыма, а потом они услышали тревожные, резкие удары по подвешенной железке.

- Хотел ты, господин, испытаний, вот и будешь их иметь, - заявил Авданец.

Все четверо завели лошадей подальше в лес и привязали их к стволам деревьев. Сами же снова отправились на опушку. Все зависело от того, сколько неприятелей ударит на них. Решили, что если их будет больше десятка, тогда они бегом вернутся к лошадям и сбегут в лес.

Копья оставили возле лошадей. У каждого их четверых был только меч, шипастый шар на цепи и щит на спине. Они спрятались за деревьями на опушке и стали ждать врагов.

Из-за валов появилось восемь конных и по тракту направились к лесу. Поначалу они ехали шагом, затем перешли на рысь, и вот тут Даго и его люди услышали нарастающий шум крыльев. К спинам всадников были прикреплены шесты, на которые были прикреплены перья диких и домашних птиц. Поток воздуха бил в перья, и те издавали тот странный, пронзительный звук. Все это было немного похоже на то, как если бы близилась гроза с ливнем.

Сейчас был полдень, и на остриях пик Крылатых Людей поблескивали солнечные лучи. Короткие накидки всадников вздымал напор воздуха, на куполообразных шлемах подергивались птичьи перья. Усатые лица и орлиные носы придавали воинам птичий вид, крылья, казалось, вот-вот поднимут их в воздух. Они развернулись лавой, сняли со спин легкие щиты.

- Не будем больше прятаться, - решил Даго. – У наших воинов не всегда будет за спиной лес и деревья, чтобы можно было укрыться за их стволами.

И он вышел в чистое поле, а за ним это же сделали Авданец, граф Фулько и Лебедь Рыжий.

Воины Крылатых по белым плащам узнали в неприятеле лестков. Лошади перешли в галоп, шум еще более усилился. Если бы Пестователь с товарищами оставался на своих лошадях, те, перепуганные непонятным шумом, давно бы уже понесли их в лес. Вместо того, чтобы драться с врагами, им нужно было бы успокаивать коней, пытаться задержать их на месте.

А Крылатые были уже в четырех шагах, уже в трех шагах… Даго почувствовал, как по его висящему на спине щиту соскальзывает наконечник копья. Тогда он замахнулся шипастым шаром и переломал передние ноги ближайшей лошади. Животное пронзительно заржало и свалилось на голову, а вместе с ним свалился и воин Крылатых Людей. Даго подскочил к нему и Тирфингом срубил голову в шлеме. Тут же его атаковал второй всадник, и Даго опять замахнулся шаром с шипами на цепи. На этот раз он ударил коня в грудь. Животное встало дыбом, а когда всадник соскакивал, Пестователь рубанул его мечом. Воин заслонился щитом, который раскололся под клинком Тирфинга. Тогда вторым ударом Даго выбил у противника меч из руки и ударил острием в живот, отскочил и уже потом отделил голову от туловища. Громко ржали раненные лошади, что-то кричали друг другу Крылатые Люди. Лестки сражались молча. Авданец ни разу не вытащил свой меч из ножен, его шипастый шар на своем пути разбивал шеи и голени лошадей, грудные клетки неприятелей. Из восьми Крылатых лишь один попытался спасти жизнь и начал уходить с поля боя. Только погубило его почтение к птицам. Ворон Авданца, который во время стычки поднялся над воинами, неожиданно набросился на беглеца, желая выклевать глаза. Крылатый, вместо того, чтобы пронзить хищную птицу копьем, рубануть мечом, закрыл лицо рукой. Этим воспользовался Авданец и метнул ему в спину раскрученный шипастый шар, свалил с коня, подбежал и пронзил мечом.

Из восьми воинов пятеро были мертвы, троих раненых добил Леьедь Рыжий. Он же отрубил головы раненым лошадям, чтобы те не мучились.

- Это было не так уже и трудно, - оценил Даго. – Но это правда, что победить их могут лишь щитники с шипастыми шарами.

Граф Фулько срезал кошели, подвешенные к поясам Крылатых Людей. Когда же собрал их все, Даго, который ледил за графом с оттенком презрения на лице, вынул из своего кошеля самую малую, самую дешевую монету, что имелась у него – одну сайгу, стоящую как одна двенадцатая часть золотого солида, и бросил ее под ноги Фулько.

- Забери и ее, граф.

- Разве плохо я творю, забирая у побежденных? – удивился Фулько. – Ведь таков военный обычай.

- Навсегда ты останешься всего лишь воином, - сказал на это Даго. – Ты возьмешь одну сайгу, а я – всю державу.

После чего приказал возвращаться в лес к оставленным лошадям.

- А может и вёску сожжем, - предложил Лебедь Рыжий.

Пестователь поглядел на обширные поля ржи, на стада скотины, на стрехи сараев и домов с огромными гнездами аистов. Красивым показался ему вид, и потому сказал он Лебедю Рыжему:

- Все это вскоре станет моим или твоим, Лебедь. Стоит ли уничтожать своё же имущество?

Тем не менее, когда тем же самым путем, по которому прошли Пестователь со своими тремя товарищами, отправились шесть сотен щитников под командованием воеводы, кузнеца Авданца - много градов и вёсок пошло с дымом. За щитниками ехала хоругвь из четырех сотен лестков, и это как раз они и производили наибольшее опустошение, поскольку именно так приказал им Пестователь, чтобы встревожился князь Серадз. И со стороны Земли Ленчицов реку Нер перешли и углубились в глубину края две сотни щитников и три сотни верховых лестков, которыми командовал молоденький Повала. Его сопровождал граф Фулько с тремя десятками наемников из Юмно. Фулько дал себе клятву, что будет первым у врат града Серадза, и как только его щитники удержали первый удар крылатой конницы, он отлучился от Ольта Повалы, все сжигая и грабя начал прорываться к Варте-реке, на которой стоял град Серадза. Из Познании вверх по реке поплыли тридцать скорых весельных ладей, а в каждой – по четыре пеших лестка. Всех их вел Пестователь, который решил неожиданной атакой со стороны реки напасть на град Серадза и захватить его без особых потерь. Люди плыли только ночью, чтобы никто не донес князю о коварстве Пестователя. Потому-то рыбаки, что ловили в свете лучи рыбу на реке, пугались вида бесшумно появляющихся в темноте вооруженных воинов на ладьях, после чего рыбаков этих безжалостно убивали. Итак, Даго добрался под Серадз раньше своих войск, своих людей он укрыл в зарослях ивы на острове напротив врат града. Оставаясь невидимыми, воины могли следить за всем градом, посадом и головными вратами, из которых в громадной спешке раз за разом выезжали крылатые воины на конях. Не было у Пестователя готового плана, каким образом, имея всего сто двадцать лестков, захватить град, хотя его ворота стояли открытыми, и только широкая отмель отделяла спрятавшихся на острове его воинов от входа в град. В Серадзе, что следовало из наблюдений, находились еще несколько десятков воинов, и все новые воины прибывали с полей сражений, где Крылатые несли поражения. На ночь ворота града закрывались, под воротами же ночевали у костров многие из тех, что вернулись из битв на севере. Так что Пестователь не мог незаметно пробраться в град, а жаже если бы это ему удалось, там и остался бы, словно в клетке, где его бы и убили. Впрочем, ему и не важно было захватить Серадзу именно сейчас, потому что, раньше или позднее, сюда должны были подойти войска Авданца и Повалы. Даго хотел похитить жрицу Эпонию и заставить ее выдать тайну долголетия. Вот и высматривал он из кустов, не увидит ли вышедшую к возвращающимся воинам молодую толстую женщину в белом одеянии, вышитом золотыми нитями – именно так ему ее описали. Только тогда бы решил он начать неожиданную атаку через отмель и схватить жрицу, даже ценой жизни многих павших лестков. Вот только Эпонии этой все время не было, хотя ведь, как великая жрица Крылатых, обязана она была приветствовать перед вратами твердыни измученных боями воинов, придавать им бодрости, заговаривать текущую из ран кровь. Может, она вообще находилась не в Серадзе, а в каком-нибудь из знаменитых гротов в Венедийских Горах, где проходили таинственные обряды? Каким образом ее тогда найти? Каким образом получит желаемое долголетие? А может, такое можно будет сделать, если схватить ее прадеда, князя Серадза, и взамен за его жизнь получит Пестователь долгие лета?

Под утро Даго осторожно перешел отмель и схватил спящего под крепостью воина. Прежде, чем убить его, Даго узнал важную для себя новость и решил продолжить ожидать в укрытии.

Дело в том, что князь Серадз в полной мере осознал полноту своего поражения. То, что казалось невозможным, стало возможным. Он насмеялся над просьбой Пестователя, чтобы сделали его долговечным, и тот исполнил собственную угрозу: он атаковал Крылатых Людей, крылатые воины были разбиты и распылены. По причине уверенности в собственной непобедимости, никто не говорился к обороне, не были готовы к осаде и защите ни град Серадз, ни град Руда, ни остальные грады и крепости поменьше. Перед Крылатыми Людьми и родом князя Серадза открывалась дорога в Навь, простой народ ждала неволя варваров-полян, так как Крылатые не могли поверить, будто бы их противники способны производить страшные шипастые шары из железа. На вступающую в край Крылатых одну армию полян ударил самый старший правнук Серадза, князь Неклян, и пришлось ему уйти с боля боя, уводя всего лишь половину своих воинов. Вторую армию полян, входящую со стороны реки Нер, атаковал уже внук князя, Мнат, и погиб сам, потеряв более трети воинов. И теперь по землям Крылатых шагали щитники Пестователя, а за ними шла конница и уничтожала все, что жило, что только шевелилось. Северную часть края затянули дыми горящих градов и весей. Мстила Крылатым их вера в лошадей и крылья. Не было у них пехоты, лучников и щитников, чтобы померяться силами с щитниками Пестователя и остановить их марш.

- Сбылись твои сны, Эпония, - сказал князь Серадз своей правнучке, жрице, в рикрытое окно двора в Серадзе, глядя в северную сторону, где виднелась туча черного дыма. – Ты видела во сне четырезх всадников, которые рубили нам крылья, и так оно и случилось. Только не было ничего в твоих снах про шипастые шары из железа.

- Сны не говорят всего, и они бывают неясными, - возразила на это Эпония.

- Так что же мне делать? – с отчаянием в голосе спросил старый князь. – Ну а сегодня ночью не видела ли ты сна, который подарил бы нам надежду?

- Если хочешь спастись, возьми этой же ночью остатки наших воинов и столько возов, сколько сможешь. Посади на них немного женщин и детей, забери наши драгоценности. Утром отправься в край висулян, где князь Карак, который хорошо к тебе относится, даст тебе убежище.

- Возвращусь ли я сюда?

- Да. Когда висуляне ударят на полян. Вчера я приказала перерезать горло взятому в неволю щитнику Пестователя. Его кровь потекла в полночном направлении, а это означает, что не только на юге у Карака, но и на севере нужно искать помощи..

- Но ведь на севере Пестователь.

- А ты не забыла, что мы в родстве с Дикими Женщинами? В Мазовии правит Зифика. О ней рассказывают, что она ненавидит Пестователя, хотя сейчас ему служит.

- Но, может, следует остаться здесь и защищаться в осажденной Серадзи? – размышлял старый князь. – Мой посланец добрался до князя Карака, и вскоре он поспешит нам на помощь.

Но это были всего лишь слова. Серадзь был градом большим и красивым, когда-то его построили на острове в самой средине главного русла реки Варты. Через много лет капризная река внезапно отступила от града, и не слишком сильно фортифицированные валы сейчас окружала легко преодолимая отмель с массой островов и песчаных мелей. Как долго можно было защищаться за невысокими валами и тремя рядами сгнивших частоколов? Когда под Серадзью встретятся все войска Пестователя, через седмицу они ворвутся на валы, осуществят ужасную резню, сожгут дворище и дома. Не луче ли было бы оставить град открытым и надеяться, что уже из-за этого проявит Даго милость к завоеванному народу?

- У нас мало возов. Обремененные женщинами, детьми и добром, они не смогут уйти от погони, даже если со мной уйдут все остатки армии. Да и чего стоит повелитель, оставляющий свой народ на милость победителя? Какая может быть у нас уверенность, что, несмотря ни на что, не спалит он град, не перебьет всех его обитателей?

- Я останусь здесь, - заявила Эпония. – Я останусь тут и исполню все то, о чем нас просил Пестователь. Я дам ему долголетие. Как тебе ведомо, господин мой, тот, кто просит дать ему долголетие, в течение месяца не имеет права пролить ни капли нашей крови. Так что не станет Пестователь гнаться за тебя и твоими возами, не позволит он своей армии убивать наш народ. К тому же видела я странный сон. Видела я, как всадник в белом плаще падает с белого жеребца. Мне говорили, что на белом жеребце ездит Пестователь, и это означает, что очень скоро он перестанет править.

- Как он может погибнуть, если ты дашь ему долголетие:

- Не знаю, господин мой. Сны не всегда ясны…

Кивнул на это головой князь Серадз и покинул двор, чтобы отдать приказ о сборе всех недобитых остатков собственной армии и приготовлении возов к дороге. На возы можно было брать только лишь женщин и детей богатых людей, связанных родством или свойством с правителем. Сам князь Серадз был из долговечных. Ему было уже восемьдесят лет, у него были редкие седые волосы и птичий нос, словно крюк свисающий над губами. Из многочисленной кучи сыновей и дочек признал он лишь троих, которым сейчас уже было по пятьдесят и более лет. Власть у Крылатых наследовалась не по отцу, а по матери, но первая жена Серадза все еще жила, несмотря на свои восемьдесят лет. А раз жила – никто не имел править, кроме ее мужа, старого князя Серадза. Зато по другому бывало с дочерьми и их ролью жриц, поскольку именно для того и были они предназначены. Замуж они выходили только лишь после тридцати лет жизни, а до этого времени они следили за проведением религиозных обрядов. В настоящее время главной жрицей была Эпония, правнучка княгини. Сейчас ей было двадцать пять лет, и до тридцати лет она должна была жить без мужа, со всеми мужчинами края, хотя это было всего лишь пустым словом. На самом деле жила она лишь с теми юношами, которые желали обрести долголетие. Точно так же и князь Серадз был мужем всех женщин в своей державе, но по сути своей имелось у него только три жены, в том числе и самая старшая, обладающая полнотой власти, восьмидесятилетняя Люга. Говаривали и строили предположения, что, как обычаи, так и вера Крылатых Людей, их культ лошадей и женского владычества в какой-то степени делал Крылатых подобными знаменитых Диких Женщин, ведь в стародавнем прошлом их тому же самому обучили таинственны кельты, сгинувшие во мраке деяний. Только вот доказать этого никак было нельзя, поскольку никто не познал всех тайных обрядов Диких Женщин, пока не погубила их всех зараза. Никто опять же, если не считать жриц из княжеского рода, не обладал знаниями о наиболее тайных обрядах Крылатых Людей. Но все эти секреты знала жрица Эпония, знала она и то, что способно сделать Пестователя долговечным, как это сделала она со своими братьями, со многими воинами народа Крылатых Людей. Она не опасалась остаться в покинутом близкими граде, поскольку это она приказала отправить ни с чем посланца Пестователя, который просил ее долголетия. Из слов гонца сделала она вывод, что Пестователь охвачен желанием жить много-много лет. Так что не сделает он ей ничего плохого, и не прольется кровь, если она успокоит его желание. Потому-то спокойно следила она за ночным приготовлением войск и прадеда покинуть град. На рассвете, когда две сотни Крылатых и последний воз выехал из главных врат, направляясь к югу, в край висулян, Эпония вышла из врат в своем белом одеянии, нескольким оставшимся воинам она приказала закрыть за собой тяжелые ворота, и, прикрыв ладонью глаза от сияния восходящего солнца, начала она разглядываться по всем сторонам. Разум подсказывал ей, что Пестователь наверняка находится где-то на севере, во главе одной из двух своих армий. Только предчувствие жрицы, обучаемой с детства проведению тайных обрядов, заставляло думать иначе. Пестователь должен был находиться где-то близко, чуть ли не на расстоянии вытянутой руки. Пестователь первым появится перед вратами Серадзи, чтобы встретиться с Эпонией и защитить ее перед какой-либо опасностью со стороны собственных воинов. За валами града сотни женщин и детей, а еще раненных воинов тряслись от страха перед приходом войск Пестователя; она одна не испытывала страха и была уверена в том, что больше не прольется ни единой капли крови. Так будет в течении месяца, прежде чем она сделает Пестователя долголетним. А потом – как о том говорил сон – он погибнет, хотя такое и казалось невозможным, раз должен был он жить долго. Но даже она, жрица, не до конца могла понять смысл всех слов, что мучили ее по ночам. Никогда в ее снах не появились колючие железные шары на цепях, а ведь это как раз они победили Крылатых Людей. Во сне видела она человека, спадающего с белого коня. Но вот наверняка ли оно означало смерть Пестователя?