Я – Ангел. Часть первая: Под прикрытием

Глава 7 Соблазнение строптивого

Четырнадцатилетняя Елизавета Молчанова, была не сказать чтобы «писанная» красавица — но несомненно из тех девушек, при взгляде на которых мужчины обычно говорят: «В ней что-то есть!».

И, «весь мир кладут к их ногам»… Образно говоря, конечно.

Происхождения она — самого, что ни на есть «буржуазно-эксплуататорского»: из семьи крупного петроградского чиновника — бежавшего от «прелестей» диктатуры пролетариата куда подальше из «города трёх революций», но успевшего добежать всего лишь до Нижнего Новгорода.

Но, от лихой судьбины не убежишь!

На малой Родине Козьмы Минина её отца за что-то «контрреволюционное» арестовали и отправили искупать вину перед трудовым народом в ульяновский «Стан принудительных работ». Семья, естественно, последовала за своей главой и поселилась в самой волостном городишке.

Увы, но отец Елизаветы проработал на лесоповале недолго и, собственной смертью, сполна искупил вину нескольких поколений своих дворянских предков перед народом… А Елизавета с матерью остались в Ульяновке — ехать им было некуда да и не на что.

«Всё, что не убивает сразу — делает нас сильнее»!

Чтоб выжить в чужом городе, среди незнакомых людей, пришлось приспособляться. Не знаю каким образом (в любом даже — в самом мерзком случае, я её не осуждаю), мать Елизаветы сумела внушить доверие у новой власти и получила должность совслужащей по почтовому ведомству. Оклад небольшой, не пошикуешь особо (хахаха!) — но на жизнь пока хватает.

Лиза же, учится в волостной школе…

Хотя, я просто диву даюсь: чему она там может научиться⁈

Немного пообщавшись я узнал: французский язык она знает как родной, разговорный английский — намного лучше меня. Кроме этого — латинский, древнегреческий, старославянский и всё остальное… В объёме того класса гимназии, конечно, что она успела закончить ко времени великого Февраля — когда по её словам: «У нас под окном какие-то „la canaille“ городового растерзали».

Музыка, танцы, рисование, вышивание… Даже «сестринское дело» — уход за раненными, знает.

Видел и даже пару раз общался с её «маман» — бабой «вида хулиганского». Та, изо всех сил старалась «косить» под свою для пролетарской власти: носила красную косынку, ругалась матом и курила махру как паровоз — даром что только семечки не лузгала и семечками вокруг себя не расплевывалась.

Исключая конечно «махру», Лиза вся в неё!

Бойкая и решительная — умеющая за себя постоять на словах и на «кулачках», что даже не каждой её местной ровеснице присуще. Трудолюбивая и исполнительная просто потрясающе! Некоторые работы — та же очистка деталей кузова и шасси от грязи и глубоко въевшейся ржавчины, были просто фантастически нудными для непоседливых подростков не любящих однообразия. Ребята, хотя и изо всех сих старались, часто не выдерживали и бросали — втихомолку матерясь ломающимися отроческими басками…

Лиза же, казалось, может бесконечно долго тереть лист железа стальной щёткой!

Кроме того на втором этапе восстановления этого чуда французского автопрома, выяснилось (забегаю опять немного вперёд): и самую тонкую работу — настройку карбюратора, установку всевозможных зазоров и переналадку электрооборудования, к примеру, она выполняет лучше мальчишек… Наверное, из-за особенностей свой девичьей мышечной моторики.

Последнее обстоятельство, заставило меня сильно призадуматься…

Эта девочка опровергла расхожий «миф о блондинках» и первая заподозрила, что я не тот за кого себя выдаю — обнаружив полное моё незнание предметов, что преподавали до революции в гимназиях. Пришлось, уже в какой раз сослаться на контузию и тиф — что частично «отшибли» мне память.

— Сказать тебе по правде, Елизавета, — шепнул я ей на ушко, — я даже отца, мать и родных сестёр не помню… Как здесь очутился — ума не приложу!

Это был тонкий — хотя и довольно подленький с моей стороны, ход: подумав, она тяжело вздохнула:

— Моего старшего брата в «ту» войну германцы убили… А, вдруг нет? Может тоже — где-нибудь в беспамятстве живёт и про нас с мамой ничего не помнит.

В её голосе была такая скорбящая боль, что я почувствовал себя последним подонком на этом Свете…

А, вот мои познания в математике её впечатлили! После решения на логарифмической линейке некоторых вычислений — что мне пришлось делать в течении ремонта этой французской «хрени», я для неё стал бесспорным авторитетом — в том, что касается «науки».

Лиза мне очень хорошо помогла, переведя книгу по устройству, ремонту и эксплуатации «Бразье 30/60 CV», что я нашёл за задним диваном автомобиля. Хотя, половины страниц не хватало, а оставшиеся были сильно покоцанны мышами — это, мне несколько сократило срок и стоимость ремонта.

Сперва я недоумевал, не понимая причины её появления здесь — у меня в гараже… Думал, «роман» у неё с каким из моих помощников.

Однако, не угадал!

Высокая и стройная — с практически идеальной фигурой фотомодели моего времени, она не была для местных парней (длинная как коломенская верста, да костлявая) особо сексуально привлекательной. Да и характерец имела ещё тот — с такой не «забалуешь». Так что её ровесники предпочитали поселковым девкам сиськи на сеновалах мять (все мы в своё время, через этот период прошли!) — а к ней относились подчёркнуто-уважительно. Даже называли не в пример своим «пассиям» — не «Лизка» какая-нибудь там, или даже — просто «Лиза», а строго-официально: ЕЛИЗАВЕТА!!!

— Елизавета, подай мне ключ на «семнадцать»! Елизавета, принеси мне вон ту железяку! Елизавета, подсоби мне — подержи вот эту штучку…

— Ванька, не тупи! Это деталь называется «серьга подвески», а вовсе не «штучка».

Ребята, просто на лету схватывали все мои «словечки» — вольно или невольно с языка срывающиеся и, вскоре мне иногда стало казаться — я в родном двадцать первом веке.

— Хорошо! Пусть будет «серьга» — мне как-то «фиолетово»… Подай тогда заодно и тот шкворень.

— За шкворнем сам сходишь — мне «в лом» в такую даль тащиться…

Затем, каюсь: грешным делом решил — что это Лиза на меня без ума запала. Томные взгляды, тайно на меня бросаемые, опущенные долу очи и лёгкое покраснение девичьих щёк — при обращении ней, стремление лишний раз попасться на глаза и остаться наедине с «предметом» воздыхания.

Потом понаблюдал, проанализировал… Конечно, да! Некая «детская» влюблённость имеется — как у школьницы в период полового созревания в своего школьного учителя.

Однако, главное не это!

«Запасть» то, она на меня запала — но «с умом»! Девочка не по-детски честолюбива и поставила целью любой ценой восстановить своё прежнее «статус-кво». А женская интуиция на уровне инстинкта подсказывала ей, что восстановить свой социальное положение в обществе она сможет только с помощью первого подвернувшегося по руку «прынца» на белом жеребце… А так как в Ульяновке и её ближайших окрестностях — на этого сказочного персонажа обликом и моралью никто и, близко не смахивал — то она избрала своей целью меня.

Не знаю обдумано или подсознательно, Елизавета решила использовать мою скромную персону в качестве своеобразного «социального трамплина», не без обоснования полагая, что только я смогу вырвать её из этого — опостылевшего ей серого бытия в этой вонючей и грязной дыре и, вознести опять в сказочно-прекрасный мир её безоблачного детства… Ради этого, уверен — она решила любым способом сделать меня «своим мужчиной».

Затащить в койку, то есть.

И, никакого «педофильства»: брак или простое сожительство с малолетками лет с двенадцати — здесь в порядке вещей, если родители согласны. Если они ещё имеются, конечно!

Не, ну хоть ещё одну «Лолиту» пиши…

…Почему «ещё одну»? Может — первую? Ведь, Набоков ещё не написал свой нашумевший роман?

Имею привычку негромко напевать во время возни с какими-нибудь хитрыми «железячками» — оставшись наедине, конечно. Вот и сейчас:

' —… Тормоза не откажут на спуске,

На подъем не заглохнет мотор.

И помчит по ухабам по русским

Дальнобойщик водила-шофер.

О-о-о-о, водила-шофер.

О-о-о-о, водила-шофер [1]'.

— Серафим, — вдруг слышу под самым ухом, — это твои стихи?

Резко оборачиваюсь:

— Елизавета⁈ Тьфу ты, чёрт — напугала… Нет не мои — одного моего товарища, погибшего на польском фронте.

Обычно, распустив вечером своё «бандформирование» по домам, я ещё «на часок» задерживался — дел с ремонтом «француза» было выше крыши. Уже на третий же день своего здесь появления, Елизавета где-то через час вернулась и незаметно подкравшись — чуть меня заикой не сделала.

Глянув на неё снизу вверх из смотровой ямы, я оторопел: умытая, причёсанная, с венком из полевых цветов на голове, слегка — вполне естественно и умело намакияженная и, переодетая в «парадно-выходное» — она уже не походила на сорванца в юбке, а выглядела довольно сексуально-привлекательно. Хм… гкхм… Особенно таковыми мне показались её не тронутые загаром стройные ножки — видимые из смотровой ямы чуть выше для тех времён приличноствующе.

Рисунок 16. Возможно, так выглядит Елизавета Молчанова — одна из главных героин этого произведения. Фото взято отсюда: https://youtu.be/veHJVi7F7Js

Длинные ресницы, притворно-наивно захлопали подобно крыльям попрыгуньи-стрекозы:

— А я прохожу мимо, вижу — ворота открыты… Очень странные стихи, не находишь?

Еле шевельнув враз пересохшим языком, я только и смог молвить:

— И чем же они странные? Стихи, как стихи.

— В них много странных, непонятных слов. И смысл не ясен! У нас так стихи не пишут.

Сделав морду топором:

— Так и товарищ мой был — весьма странный! Может — он к нам из Америки приехал, не знаю — но говорил довольно чудно.

С превеликим трудом отведя глаза от её ног и, пару мгновений спустя несколько придя в себя, я понял — добровольно она от меня не отстанет и, решил срочно менять тему:

— Кстати, молодец что зашла — меня как раз поболтать прибило! Ну присаживайся — где почище и, где тебе поудобнее и слушай сюда сказку, малыш…

Рассказчик я классный и, вскоре Елизавета забыла зачем пришла:

— … Жила-была на Свете — где-то в Германии, одна маленькая девочка и звали ей Берта Бенц. Ой, извини! Не помню как её звали вначале «сказки» — но когда девочка стала большой и вышла замуж за Карла Бенца, её стали звать именно так… Ты не знаешь кто такой «Карл Бенц»? Shame on you, Elizabeth! Это — всемирно известный изобретатель автомобиля! Правда, когда Берта с ним познакомилась… На собственной помолвке с другим мужчиной — её женихом!…Карл ещё не был, ни изобретателем автомобиля, ни тем более — «всемирно известным». Это был просто молодой человек, увлечённый одной идеей и пылко — с первого взгляда в неё влюбившийся. Берта ответила ему взаимностью и, произошёл грандиозный скандал…

— Она расторгла свою помолвку и свадьбу, влюбившись в первого встречного⁈ Quel scandale!

Я рассказал всю историю взаимоотношения этой пары — про все их трудности и успехи, взлёты и падения и, наконец — про величайший их совместный триумф:

— … Конечно, Карл Бенц был гениальнейшим изобретателем, инженером и механиком — но от преследовавших его частых неудач, у него опускались руки и он несколько раз хотел всё бросить и заняться чем-нибудь простым и обыденным и главное: приносящим стабильный доход в семейный бюджет — не в далёком будущем, а прямо сейчас и каждый день. Возможно, если бы не твёрдость характера его Берты и её решительная настойчивость — автомобиль был бы изобретён кем-нибудь другим и вошёл в привычный обиход лет на десять-двадцать позже. Вообще, умная женщина — половина успеха мужчины: вместе они горы могут свернуть!

Рисунок 17. Первый в мире водитель Берта Бенц, первый в мире автомобиль и маршрут первого в мире автопробега, что она с детьми совершила — чтоб пропиарить изобретение своего мужа.

Вижу — «загружается» и, бросая откровенно оценивающие взгляды, наверняка вычисляет мои шансы стать аналогом мужа Берты Бенц:

— Помню, как-то mon père сказал ma mère, целуя: «Если бы не ты, моё Солнышко, я бы так и остался вовек титулярным советником!». Только теперь я поняла его слова…

Судя по дальнейшим её действиям, моя котировка была очень высокой — просто заоблачной, как акции «Microsoft Corporation»! Хотя вообще-то, рассказывая эту историю — я намекал на Кузьму…

«Хотелось как лучше, но получилось как всегда!».

Ладно, «работаем» с этой девочкой дальше: есть у меня одна — пока ещё неясная, но многообещающая задумка.

Закончив на сегодня, когда уже изрядно стемнело, я проводил девушку до дома — благо это почти рядом и, практически сдал её «с рук на руки» приятно-озадаченной матери. Мол, не с кем попало дочь «хороводы водит», не с балбесом каким — на «сладкое» падким, а с самим начальником гаража! Тем более — с достаточно приличной «родословной»…

Рисунок 18. Хюррем Хасеки-султан (в центре) более известная как Роксолана. Так представляли её более поздние художники — рисунков современных не сохранилось.

С тех пор её вечерние «чудные явления» стали почти ежедневными. Я рассказал ей множество историй про женщин — благодаря тонкому изощрённому женскому уму занявших высокое положение в обществе, через своих мужчин. Про египетскую фараоншу Клеопатру она и сама знала достаточно хорошо, а вот история про русскую рабыню Роксолану[2] — «через постель» ставшую правительницей огромной, могущественной Османской империи, заставала её просто «кипятком писцать»!

Особенно, когда я привёл после этого рассказа известное изречение, кого-то из «великих»:

— «Бог дал власть над всем миром мужчине, а не женщине. И не потому, что относился к ней хуже — а, просто потому что она ей была не нужна. Поскольку, женщине Бог дал власть над мужчиной!».

Она, аж ручками всплеснула:

— Quel dommage, что современных девушек не похищают и не продают в султанские гаремы!

Это было с такой интонацией сказано… Ржу — не могу:

— ХАХАХА!!!

Успокоившись, «со слезами на глазах» — от смеха, говорю:

— Елизавета! Прогресс не стоит на месте: современные девушки, теперь могут сами выбрать себе какой угодно «гарем» и поехать туда добровольно — здесь проблем нет. Но вот в чём загвоздка — невероятно сложно для неокрепшего девичьего ума сделать две вещи: определить действительно ли это «султан» — а не просто «козёл» какой и, заморочить ему голову так — чтоб он предпочёл именно её, средь неисчислимого сонма прочих «жён и наложниц». Или, ты думаешь — ты одна такая умная?

Да! Она именно так и думала, хотя вслух с ходу опровергла. Хорошо, работаем дальше:

— Видишь ли, в чём проблема… Во-первых: свободные «султаны» чаще всего бывают в достаточно почтенном возрасте и юной девушке требуется обладать невероятной силой воли — чтоб влюбить себя в старца, или воистину врождённое актёрское дарование — чтоб, скрыть своё отвращение с дряблому старческому телу… Ты понимаешь о чём я, Малыш?

— Хихихи! Конечно понимаю — не такой я уж и «малыш»…

Она, с вызовом, как-то по особенному повернулась ко мне чуть боком так — что через тонкую ткань блузки, стали отчётливо различимы острые бугорки её вполне оформившихся девичьих грудей, а во взгляде читалось: «Меня это не касается: ты то у меня ещё — ОГОГО!!!».

— Фальшь, даже самая малейшая в делах «сердечных» очень хорошо чувствуется, — с прозрачным намёком продолжаю, — ну и во-вторых, самое главное: чаще всего девушки становятся достаточно мудрыми — чтоб провернуть такое, уже утратив своё девичье обаяние. Увы… Ваш век не долог!

Елизавета, так ловко глазками стрельнула — меня, аж как жаром обдало:

— Маман мне говорила: «чтобы стать генеральшей, надо выйти замуж за поручика».

Хм… Разве эта пословица уже известна?

— Мудрая женщина — твоя «маман»! Что она ещё тебе говорила о мужчинах?

Так, томно закатив глазки:

— Мужа надо выбирать как одежду: тебе должно быть нравится чувствовать его кожей, нравится, как он нежно облегает тело. Он должен защищать тебя от холода, но не должен стесняет в движениях — позволять дышать полной грудью. Вот тогда это твой мужчина!

— Ну, это когда у женщины есть свобода выбора…

Сомневаюсь сильно, что её «маман» кто-то спрашивал — прежде чем отдать замуж.

Хотя, как знать!

Наш «роман» развивался стремительно, как пандемия птичьего гриппа. В тот же вечер когда я её провожал до дома — дождавшись встречной парочки, она решительно взяла меня под локоток…

Тушите свет!

«Встречные» остановились как вкопанные, разинув рты — а я как-то растерялся от неожиданности и не решился этому помешать. Да и, до нелепости смешно это выглядело бы со стороны, да? Представляю, какой бы «звон» пошёл по этой деревне. А так — «шухру-мухры», обычная житейская история.

В результате, мы гордо прошествовали с ней, как счастливая парочка молодожёнов прямо из-под венца. С тех пор это стало повседневным явлением и, каждый раз, я чувствовал себя как-то двусмысленно и просто по-дурацки глупо.

Естественно, пошли слухи и даже мои «бойцы» стали на нас с Лизой поглядывать как-то «не так»… «Понимающе», что ли? Пожалуй, даже более одобряюще — чем осуждающе. К счастью, на дело восстановления автомобиля это никак не сказалось. В рабочее время я делал вид что ничего не происходит и, при всех относился к Лизе и общался с ней, как прежде.

«Гонял» её, то есть — а она «шуршала»!

Как говорится — нет худа без добра: остальные «претендентки» на моё сердце и два оклада от Советской власти — оставили меня в покое и бесконечные хождения в гости «к батюшке» родителей с взрослыми дочерями кончились. Ну и в своём «спортзале» я с тех пор мог заниматься в полном одиночестве — «экскурсии» барышень вокруг поповского сада прекратились.

Почти через неделю, в первые же выходные — её мама пригласила меня на ужин и, отбросив всяческую пролетарскую «маскировку», до полуночи тёрла мне по ушам про поэзию да классическую музыку. Мне достаточно было прочитать ей в ответ пару стишков Есенина — из тех что помнил, сказать что видел балет «Лебединое озеро» (умолчав что по телевизору), немного рассказать про архитектуру 19 века, да почаще ей поддакивать — чтоб прослыть за «интеллигентного, образованного и воспитанного юношу», как при расставании на пороге дома охарактеризовала меня словами матери Лиза:

— Ты ей понравился!

— Ой-ля-ля…

Она, полузакрыв глаза ждала поцелуя — но не дождавшись, набралась смелости и смачно чмокнула меня в щёку сама.

На следующий день, зайдя в гараж Лиза как бы ненароком затворила за собой ворота. Пришлось прочесть ей нотацию о вреде скапливающихся в закрытом помещении газолиновых паров — от которых могут появиться ранние морщины, пожелтеть глаза и выпасть передние зубы. Ворота были тут же распахнуты на распашку, но озабоченная малолетняя нимфоманка несколько раз как бы случайно, задела меня своими упругими, только ещё «наливающимися» — но тем не менее, вполне уже… Хм, гкхм…

Классные сиськи, короче!

При расставании целуя в щёчку, она уже вполне откровенно «ими» ко мне прильнула. Не удержавшись, схватил обеими руками за талию — аж, дыхание у обоих перехватило… Подержавшись немного за упругое — трепещущее в ожидании неизвестных досель ощущений девичье тело, отпустил:

— Уже поздно, Елизавета! Тебе пора спать…

— Фи! — разочарованно упорхнула.

В тот вечер возвращаясь домой, сделал крюк к Трактиру. Вижу, в спальне у Софьи Николаевны горит свет. Постучавшись в дверь чёрного хода, захожу на кухню:

— Хозяйка дома?

— А где ж ей ещё быть, — понимающе глядя на меня, отвечает та же бабка кухработница, — сказать ей про тебя…?

У меня — «пар из ноздрей»:

— А за каким тогда чёртом, я бы сюда пришёл? С тобой поздороваться⁈

— Сейчас, поднимусь — спрошу, — усмехается, сморщенным лицом и серыми, по-молодому бойкими глазами, — ты бы пока сполоснулся вон в той бадейке — потный весь, будто пахали на тебе!

— Спасибо…

Когда я вошёл в спальню, Софья Николаевна уже «вся в неглиже» возлежала на хорошо знакомом мне ложе. После взаимных приветствий лукаво усмехаясь спрашивает:

— Сказать по правде, уж и не ждала! Не даёт тебе ещё твоя «Графиня», что ли?

Что ответить? Скажу «даёт» — опорочу честную девушку в глазах местной общественности, «не даёт» — опорочу в тех же глазах самого себя. Поэтому со всем задором:

— А хоть бы и давала! Мне, таких как она — с десяток зараз надо!

— Вот это верно говоришь! Что они умеют, эти соплюхи?

— Ну, а ты что умеешь, Софья Николаевна, — я уже как попало скидываю с себя «сбрую», — только то, что прошлый раз показывала?

«Долбанные обмотки!», — запутавшись в них, чуть не упал.

— Сейчас узнаешь, — она призывно протягивает ко мне руки, жадно втягивая воздух расширенными ноздрями, — о, как хорошо ты пахнешь!

Хозяйка Трактира действительно, «знала» — если и не всё, то достаточно много. Расставаясь утром после обильного завтрака, она по-матерински поцеловала меня в лобик:

— А Графиня и вправду тебе не даёт! Как взбесился сегодня…

— Ну… На тему «кто кому не даёт», — расслабленно-лениво потягиваюсь, зевая с недосыпа, — спорить можно бесконечно долго.

Через полторы недели нашего такого вот «романа» — как раз период разборки «француза» закончился, после проводов Елизавета пригласила зайти к ним в дом. Без всякой задней мысли захожу, думал «тёще» — вновь культурно пообщаться-поболтать приспичило…

Оба-на:

— А, где Надежда Павловна?

Пока я ушами хлопал в непонятке, Лиза успела сбегать в соседнюю комнату и возвратиться укутанная большим цветастым платком. Подойдя вплотную, она положила ладошки мне на грудь и, подобно ласковому щенку — выпрашивающему сахарную косточку, заглядывая в глаза снизу вверх, пролепетала чуть слышно:

— Maman сегодня ночует у подруги. До утра мы будем совершенно одни…

Она закрыла глаза, подставляя лицо для поцелуя:

— Серафим…

От еле уловимого движения, платок спал к ногам обнажив её плечи и грудь еле прикрытую… Как её там? Типа женской сорочки из тонкой ткани с кружевами, поддерживаемой бретельками. Видимо мать одолжила — слишком велика для неё и, одна бретелька уже — вот-вот свалится, приоткрыв…

Ничего не соображая, на уровне инстинкта схватил за плечи — наклонился к сладким устам, чтоб…

Тут, меня кинуло в жар, потом в озноб: вроде взрослый мужик — а так тупо попался в любовные сети какой-то сцыкухи!…Или, сам хотел попасться? Подсознательно⁈

У, ПЕДОФИЛ КОНЧЕННЫЙ!!!

Однако, какова, а⁈ Такое бы коварство — да на какое благое дело…

…Поцеловав Елизавету в её высокий, гордый аристократический лобик, я присев поднял платок и набросил ей на плечи:

— Простынешь ещё — сопли зелёные побегут, будет очень некрасиво выглядеть для такого очаровательного создания.

Усадив ничего не понимающую девушку на стул, я сел напротив и шутейно нажал ей на кончик носа:

— Ошибка номер один для начинающей Роксоланы: в карточной игре нельзя сразу заходить с главного козыря — тем более, если он у тебя всего один-единственный.

— Я, не понимаю, Серафим…

Вздохнув и на минуту задрав глаза к потолку (слава Богу, с дочерью таких разговоров вести не приходилось!), объясняю:

— Единственное твоё богатство — это твоя… Хм, гкхм… Так сказать — девичья честь.

Кто из нас больше покраснел, интересно: она или я?

— Больше у тебя ничего нет — даже элементарного житейского опыта… И, ты чуть не отдала своего «козырного туза» первому встречному? Который, тебе даже ничего не обещал⁈

— ТЫ ЧТО ТВОРИШЬ⁈

Зарыдав, от стыда закрыв лицо руками, Елизавета убежала в свою комнату…

— Поплачь — так легче будет. Как надоест сыростью исходить — выходи: поговорим, я буду ждать.

Минут пятнадцать я слушал всхлипы из спальни и пил из видавшей виды кружки холодный, скверный чай с неким подобием яблочного повидла. Наконец, выходит — как в воду опущенная, одетая — в монастырь только тотчас идти. Садится на табуретку и, понурив оземь красные опухшие от слёз глаза, шмыгая покрасневшим носом лепечет:

— Ma maman говорила, что… «Целомудрие» девушки не имеет значение, если мужчина любит по-настоящему…

— Вот, как⁈ А, что по этому поводу говорил твой покойный père, пусть земля ему будет пухом?

Ответа не дождавшись, безапелляционно заявляю:

— … Дура она, твоя «maman»! Мужчина, «если любит» — может и промолчать, но ему никогда не будет пофиг. Он, всю жизнь может прожить — но всегда будет помнить, что перед ним — у его жены был один… Или два? Или три или…? А, может — сотни три, или — того больше, мужчин? И, эта мысль всегда будет висеть над вашими отношениями — как острый дамоклов меч.

Притихла и внимательно слушает, опустив голову.

— … Конечно, если какая-нибудь «красотка с характером» (даже с таким «послужным списком»), решит захомутать в мужья какого-нибудь сельского учителя — это не будет играть решающего значения. Но, если она собралась покорить сердце «султана» — ей нужно тысячу раз подумать, прежде чем «раздвигать ноги» перед первым встречным!

Пошмыгав носом, та категорически запротестовала:

— Серафим! Я не «перед первым встречным»… Это… Мой «султан» — ТЫ!!!

Одно радует — никакого «я тебя люблю». Значит, девочка ещё врать не научилась и для перевоспитания не потеряна.

Будем работать! Раскрываю поширше очи:

— Вот, как⁈ С чего бы так⁈

— Мама говорила, что ты — самый порядочный молодой человек в Ульяновке, какой ни за что не обманет. Ещё она говорила, ты здесь у нас надолго не останешься — раз самого Троцкого и Ленина знаешь. Мол, погостишь у отца, поправишь здоровье и в Москву уедешь — а там «очень далеко пойдёшь»…

— … Если ГПУ вовремя не остановит, — перебиваю её хвалебный поток красноречия в мой адрес, — и не отправит куда-нибудь северней Москвы.

Хм… Ну, что сказать? «Деревня», она и есть — деревня! Скажешь им одно — переиначат всё наоборот, в десять раз раздуют — да и, тебе самому же «по секрету» расскажут. Да так, что поверишь!

— Насчёт моей «порядочности» твоя мама не ошиблась: вот почему мы с тобой в данный момент за столом всего лишь чай пьём — а не в койке всякими «безобразиями» занимаемся… А вот насчёт всего остального, твоя уважаемая maman — дала маху!

Ещё раз нажимаю ей на кончик носа:

— Ошибка номер два: неправильный выбор объекта. Я никогда не стану «султаном», никогда не буду жить в столицах, никогда не буду вести публичную, светскую жизнь — о которой ты мечтаешь… Почему, спросишь?

— Почему?

Развожу руками, мол — извини:

— Да, потому что мне это и даром не надо — это всё не для меня. Выше головы не прыгнешь! Я не горный орёл — я никогда не буду парить в вышине и, ты рядом со мной — никогда не будешь гордой светской орлицей…

Поднимает на меня взгляд:

— Ты — умный! И, добрый…

— «Умный»… Ха! Конечно, я — умный! Но, не как лев — думающий как загнать добычу пожирнее в засаду своим львицам. Я скорее, умный — как хозяйственный запасливый хомячок: по зёрнышку, по зёрнышку — собирающий в свою норку запас на «чёрный день». Рядом со мной ты будешь выглядеть обычной серой хомячихой…

Я максимально надул щёки и нахмурил брови, изображая этого мелкого грызуна и наконец развеселил её:

— Хихихи!

— Мой «потолок» это губернский Нижний Новгород — да и то не на «вершине» под палящим «Солнышком», а где-нибудь рядом — «в тенёчке». Ты разве этого хочешь?

— Ннн… Не знаю…

— А «доброта» моя — вообще смертный приговор через «геморроидальные колики»: «султан» не имеет права быть добрым! Он, по своей должности обязан быть злым, жестоким и коварным — иначе, это и не султан вовсе и, он недолго будет властвовать над своим «гаремом»! Ты об этом думала?

Та, в отчаянии:

— Я, я… Я не думала… Я хочу отсюда уехать, Серафим! Хочу навсегда, чтобы…

— В Москву хочешь или сразу в Париж?

Не получив ответа, вполголоса напеваю:

— 'Не смотрите вы так, сквозь прищуренных глаз

Джентльмены, бароны, и леди

Я за двадцать минут опьянеть не смогла

От бокала холодного бренди.

Ведь я институтка, я дочь камергера

Я чёрная моль, я летучая мышь.

Вино и мужчины — моя атмосфера

Приют эмигранта — свободный Париж.

Мой отец в октябре убежать не успел,

Но для белых он сделал не мало

Срок пришёл и холодное, холодное слово — расстрел

Прозвучал приговор трибунала.

И вот я проститутка, я фея из бара

Я чёрная моль, я летучая мышь.

Вино и мужчины — моя атмосфера

Приют эмигранта, свободный Париж [3]…'.

Насладившись произведённым эффектом, продолжаю:

— Уехать не долго! Только кем ты станешь хотя бы и в Париже — но, без денег и без связей? Каждый год, миллионы молодых, умных, красивых девушек из провинции — даже в нормальных странах (по сравнению с нашей, конечно), уезжают в столицы и «голливуды» и, лишь считанные единицы из них становятся «роксоланами» в султанских гаремах. Остальные, или возвращаются домой — где в лучшем случае выходят замуж за «серых, хозяйственных хомячков» вроде меня и, рожают им кучу симпатичных детишек…

— … Или же остаются в столицах и идут по такой дорожке: содержанка, элитная коготка, дешёвая проститутка, портовая или вокзальная шлюха. Причём, от этапа до этапа — считанные годы: как я уже говорил — ваш век очень короток!

Елизавета, отчаянно-умоляюще заломила руки:

— Да и пусть — я не хочу здесь оставаться, Серафим! Я здесь не могу, я задыхаюсь, мне плохо… Я всё равно отсюда уеду, чего бы это мне не стоило!

— Если желание есть — попробуй! Только запомни: конец будет ужасен: если сильно, просто — сказочно повезёт, под старость станешь сама «мадам» — содержательницей борделя и, «с почётом» помрёшь где-нибудь в богадельне. Ну а коль нет — сдохнешь под забором от водки или кокаина, если не раньше — с выпущенными кишками от ножа сутенёра или пьяного клиента.

Елизавета долго сидела, склонившись на упёртые в колени руки и закрыв лицо ладонями… Наконец, выпрямилась и посмотрела мне в глаза:

— Так, что же мне делать?

У меня было время, хорошенько обдумать — чтоб с ходу ей ответить:

— Прежде всего, Елизавета, надо учиться думать собственной головой — а не маминой. И именно головой, а не тем «местом» — каким обычно думают юные особы в твоём возрасте.

Делаю паузу — пусть хорошенько усвоит мною сказанное.

— У современной девушки решившей повторить «звёздную карьеру» Роксоланы, есть два способа: каким-то образом забраться в «гарем» к уже готовому «султану», или же следуя логике твоей maman выйти замуж за лейтенанта — чтоб стать генеральшей…

— За «поручика», — поправила меня Лиза, — девушки, вышедшие замуж лейтенантов, становятся адмиральшами.

Эко, я маху дал! Но, ничего:

— Да, мне как-то плоско-параллельно: и тот и другой — контры.…Хахаха!

Что самое интересное, у представителей «бывших» я абсолютно никакой ненависти к Советской власти не заметил… К отдельным её представителям — безусловно, да! Даже нэпманы приняли новую власть как свою и настроения в обществе были республиканскими, антимонархическими и антидворянскими. «Белых» считали врагами, победивших «красных» — своими… Иногда, мне казалось что я в какой-то «параллельной» Вселенной — до того мои прежние представления не сходились с реальной действительностью которую я обнаружил.

— Хихихи!!!

— Первый способ более быстрый, но небезопасный — мягко сказано: «султаны», народ вспыльчивый и своенравный и, что ему в очередной момент в голову взбредёт — заранее не угадаешь. А, учитывая, что многие из них уже находятся в предмаразматическом возрасте…

Вспомнил «дарагого и уважаемого» Леонида Ильича и, ей видать — это передалось как-то.

— Бббррр… — Лизу, аж передёрнуло.

— Вот, именно!

— Второй способ более верный — «лейтенантов-поручиков», хоть пруд пруди. Более лёгкий — иногда стоит лишь подмигнуть да улыбнуться и он навеки твой… Несравнимо более приятный — «поручик» в супружеской постели в любом случае предпочтительнее старого султана… Хм, гкхм… По крайней мере — в меру собственной испорченности, я так думаю.

Судя по выражению лица, моя юная прелестная собеседница вполне разделяло моё мнение.

— … Но, без недостатков не бывает преимуществ: ты вполне можешь поседеть до состояния Бабы Яги из детских страшилок — скитаясь по чужим углам в дальних гарнизонах, но генеральшей так и не стать. Увы, но из сотен поручиков да лейтенантов до генералов или адмиралов дослуживаются лишь считанные единицы.

Совершенно успокоившаяся и внимательно мне внимавшая девушка, наконец-то начинает соображать и вполне конструктивно спрашивает:

— А как заранее определить — какой из поручиков до генерала дослужиться?

— Хм… Интересный вопрос! Видишь ли, Елизавета, как правило вам — девушкам, такого понять не дано. Разве что как в той истории: их пленят-похитят — да в гарем в мешке наложницей притащат. А, такого сейчас не бывает, разве что — в самых отсталых уголках планеты, где ещё до сих сохранились эксплуататорские классы ране-феодального типа. Спросишь «почему»?

— Из-за недостатка «жизненного опыта»?

— Отчасти, но не только: мышление женщины иначе устроено, чем мышление мужчины. Вы хорошо различаете то — что «под носом», не видя «дальней перспективы», мы — наоборот. Понятно?

Кандидатка в Роксоланы понимающе на меня взглянула:

— Так, подсказал бы кто! Как мне научиться видеть «перспективу»?

— Хорошо! Давай на примере… Кого, кроме меня (я же недавно появился) ты планировала себе в «султаны»?

Смеётся:

— Ну… Даже не знаю, что и ответить! Ефима Анисимова выбрала бы, так тот — бить будет, c’est sans aucun doute.

— «Бьёт, значит — любит», — тоже смеюсь, — не в том дело, Елизавета! «Бьёт или не бьёт» и «кто-кого бьёт» — это больше от той же женщины зависит. Не в том дело: вы — ровесники, а значит и стариться будете вместе. А мужчины в «возрасте», сделавшие успешную карьеру (не все конечно!) часто бросают своих потерявших былую привлекательность «боевых подруг» и женятся на молоденьких.

— Le bas-fonds!

По-французски знаю только «l’amour» и, ещё с десяток расхожих слов и их сочетаний… Но, судя по её лицу — слово очень нехорошее!

Щёлкаю в разочаровании пальцами:

— Ты должна научиться рассуждать не как женщина — а как беспристрастная счётная машина! В человеческой природе обоих полов существуют некоторые психологические особенности — которые мы изменить не в силах. Не в том дело — плохо это или хорошо: женщин украшают бриллианты, а мужчин — женщины. Ты бы хотела выйти «на люди» с потускневшим алмазом в диадеме?

Невольно вспоминается Никита Хрущёв со своей старой колхозной «коровой», которую он — от большого ума видать, возил на показ по всему Белу свету… Вот, клоун в вышеванке!

— Пожалуй, нет, — произносит задумчиво.

— Почему же, ты тогда осуждаешь мужчин?

Протестующе взмахивает руками, смеясь:

— Уже нет, я их теперь понимаю.

Прогресс, прямо-таки шагает семимильными шагами!

— Так что, Ефим тебе не подходит: тем более пример его отца — Фрола Изотовича, у всех на виду и на языцех. А мальчики повзрослев, часто волей-неволей повторяют пройденное их отцами… Значит, что?

— Значит, надо искать не «поручика» — а уже «готового» штабс-капитана, или даже подполковника, — прикидывает рассудительно, — старше себя, но не сильно.

Смеюсь:

— «Под полковника, под полковника»!

— Хихихи!

— В правильном направлении мыслишь, Elizabeth! Тебе нужен мужчина старше тебя — но не «критично» старше, причём уже находящийся на достаточно высокой ступеньке карьерной лестницы и имеющего перспективу взобраться по ней «на самый вверх».

— Да, где ж я такого…?

— Стоп, не перебивай! Но, этого мало: его надо не просто обольстить своими выглядывающими из-под юбчонки коленками или выпирающими из-под блузки сиськами…

Елизавета густо покраснела.

— … Его сначала надо отбить у соперницы — перспективный мужчина «в возрасте» редко бывает одиноким. Затем — приручить, выдрессировать и науськать взять самый «Олимп» — чтоб ты там уселась при нём, подобно богине Геры при Зевсе-громовержце. Я достаточно ясно выражаюсь, Елизавета?

— Вполне… Но, я так не смогу!

— Сама ты, определённо не сможешь — тебе не хватает ни опыта, ни знаний, ни мужского — стратегического взгляда на некоторые вещи. Но, если с тобой рядом будет учитель…

— Серафим?

Киваю головой, потом поднимаюсь и, зевнув, безапелляционно говорю:

— Ладно, на сегодня думаю вполне достаточно. Если ты согласна, чтоб я стал твоим учителем и помог осуществить твои мечты — внешне, давай оставим всё как есть. Ежели нет… Просто исчезни с моих глаз долой -я не хочу попросту тратить на тебя время. Ты поняла?

— Да…

— Очень хорошо, девочка! Когда я вернусь из Нижнего — ты должна уже определиться. Спокойной ночи и самых приятных сновидений И, передавай большущий привет maman…

Я потрепал её по атласной щёчке и направился на выход.

— Серафим, постой!

Я приостановился:

— Что-то хотела ещё спросить? Ну… Спрашивай, что молчишь — как рыбой об лёд?

— Ты… Ты когда-нибудь, кого-нибудь любил? — в её голосе слышалось сильное сомнение.

— Да, любил! Маму, папу, сестёр и свою первую учительницу… Когда служил в армии — любил Родину, всё без исключения полковое начальство и лично самого товарища Троцкого.

— Хихихи! Я не про то… У тебя была девушка? Ты её любил?

— Была… Любил…

— И, как…

— И «как женщину» тоже.

— Хихихи! Я не про «это»… Что с ней?

— Я её навсегда потерял.

Должно быть, это было сказано слишком трагическим тоном.

— Ой, — прикрыла она ладошкой рот в испуге, — извини…

— Это, вы с Надеждой Павловной меня извините, — склоняюсь в поясном поклоне, -если не оправдал каких ваших надежд.

Ещё раз попрощавшись, я вышел.

Какой час, интересно?

Матерюсь, вписавшись со всего маху в чей-то забор:

— … Твою мать! Долбанная околосельская местность — угораздило же сюда «попасть»…

Темень — хоть глаза выколи! Тем не менее, даже не вляпавшись впотьмах в чьё-нибудь свежее дерьмо — а всего лишь посуху пару раз растянувшись оземь, я почти на ощупь добрался до Трактира и постучался в дверь чёрного хода. После нескольких безуспешных попыток, нашарив на пыльной дороге с десяток мелких камешков, по одному стал бросать их в окно спальни Софьи Николаевны, пока те не кончились. Уже было собрался уходить крайне раздосадованным — как в комнате вспыхнул огонёк спички, затем загорелся свет керосинки. Наконец, окно открылось:

— Кому там по ночам не спится? Счас, из ружжа мужниного пальну!

— Это я — почтальон Свечкин, принёс журнал «Спид-инфо»… Примешь ли одинокого путника, хозяйка, иль мне пройти чуть дальше — к вашей «соседке», Дуньке Кулаковой?

— … Серафим, ты? Что-то случилось?

— Вскочилось, вскочилось!

— Беда, прям с тобой. Счас открою…

Запуская меня, Софья Николаевна полусонно пробурчала:

— Три часа ночи… Да когда уж, наконец — Графиня тебе даст? Совесть у этой дуры есть или нет⁈ ОГО-ГО!!! А, чё «он» у тебя такой твёрдый⁈

— Это Вы меня спросонья за кобуру с «наганом» лапаете, Софья Николаевна! А «ого-го» находится чуть правее…

— Хихихи! Ну ты чё, малахольненький — не здесь же…! А, впрочем… Ах… Ой… Ай… ОООО!!!

В то утро, я в первый раз опоздал на полустанок — на утренний развод караулов и, по-комсомольски честно — сам себе записал в личное дело первое предупреждение.

[1] Сергей Трофимов «Дальнобойщик».

[2]История этой особы мутна как воды Нила и даже настоящее имя её неизвестно. Несомненно одно — это была славянка: «Роксолана» это не имя — такое прозвище давали турки всем славянам, считая их потомками сарматов. В султанском гареме же, наложницу звали Хюррем Хасеки-султан. Чтоб выяснить национальность обратимся не в более поздние художествено-литературные источники и тем более — современые телесериалы, а к её современникам. Венецианский посол Бернардо Наваджеро называл Хюррем русской: «[donna]… di nazione russa». Другой венецианский посол — Джовани Баттиста Тревизано — называл её «султаншей из России»: «Sultana, ch’è di Russia». Венецианский военачальник Маркантонио Брагадино также называл Хюррем русской: «donna di nazion russa».

[3] Автор песни — поэтесса-эмигрантка Мария Вега (Мария Волынцева).