Я. Тебя. Заставлю

Глава 11

Лада

– Разденься и прогнись в спине. Да, хорошо. Ты моя умничка.

Знакомый голос смягчается редкими одобрительными интонациями, но даже при этом пробирает до костей.

Он сказал «моя».

Мое тело напряжено, низ живота сводит болезненным спазмом. Его горячее дыхание касается кожи за ухом, близость запретных губ действует ошеломительно. Я хватаю ртом воздух и схожу с ума от наслаждения.

– Хочешь быть моей хорошей девочкой?

Делаю глубокой вдох и просыпаюсь от дикого возбуждения. Глаза широко распахнуты, они влажные от обуревающих эмоций.

В комнате по-прежнему темно, рассвет даже не близится. Я скидываю одеяло на пол и перекатываюсь по широкой кровати, которая давным-давно только в моём распоряжении. Устраиваюсь на спине и развожу ноги.

Мне жарко. Кровь стучит в висках, в полной тишине квартиры моё частое глубокое дыхание кажется странно громким. Я выгибаюсь, протискиваю руку под бельё и прижимаю пальцы к клитору.

Горячо. Где этот пульт от кондиционера?

Свободную руку подношу ко рту, но тут же одёргиваю себя и стыдливо прячу её за спиной. Я не собираюсь представлять, как он хозяйничает у меня во рту, и кончать от этого. Не буду ни за что на свете! Неправильно получать удовольствие от того, как кто-то унижает, позволяет себе всё, что только захочет.

Пытаюсь перестроить ход своих мыслей. Думаю о Леонидасе. О его теле, его ласках. О том, как будил меня по утрам, как обнимал после разлуки. О наших долгих поцелуях.

Вновь перекатываюсь на живот. Встаю на колени и зарываюсь лицом в подушку.

Перед глазами Кирилл. Его влажные от моей слюны пальцы. Он медленно подносит их к лицу. Он касается их языком. Я подползаю к нему на четвереньках, тянусь навстречу, он великодушно приспускает штаны, и я обхватываю губами головку его напряжённого члена. Воображаю себе его вкус. И остро чувствую запах его кожи, словно он находится рядом. Так хорошо его запомнила!

Оргазм, густой и сильный, выбивает из реальности. Я зажмуриваюсь, едва сдерживая стоны, плакать хочется от эмоций. Я крепко сжимаю ноги вокруг своей же руки и запутываюсь в сбившейся простыне, катаюсь туда-сюда, пока не сваливаюсь с кровати на пушистый коврик.

Некоторое время сижу, обескураженно глядя по сторонам. Чувствую себя опустошенной, болезненно уязвимой. Я понимаю, что лизала костяшку своего указательного пальца, и до сих пор пощипываю губу, которой он касался. Сердце так сильно колотится, низ живота пульсирует.

Я ненормальная. Утыкаюсь лбом в матрас и качаю головой. Он меня презирает всей душой, а я испытываю наслаждение, думая об этом. Тупой дурацкий гоблин! Как же так получилось?

Жду с нетерпением новой встречи, но никто никогда об этом не узнает. Ни в коем случае! Он – точно не должен!

В семь утра раздается звонок в дверь. Я никого не жду, но уже знаю, кто это. Курьер как обычно улыбается, вручает корзинку со свежей ягодой. Кто-то – а я уверена, что это Леонидас – каждое утро в течение недели присылает мне к завтраку клубнику, черешню, голубику, малину… Вчера был микс. Поначалу я отказывалась, в первый раз даже повздорила с курьером и вынудила его оставить лукошко на полу у двери.

Гордая, одинокая, свободная… и без витаминов.

В доме, где я теперь снимаю бюджетное жильё, убираются не каждый день, поэтому к моему возвращению корзинка оказалась на прежнем месте. Правда, перевёрнутая. Свежие сочные ягоды рассыпались по полу, кто-то специально подавил их обувью. Пришлось пятнадцать минут оттирать площадку под ругань заставшей меня в процессе работы соседки.

Я решила больше не отказываться от удовольствия и не обесценивать труд людей, которые эту самую ягоду старательно собирали, мыли и красиво упаковывали.

И вот я сижу в своем обожаемом кресле и жую сочную крупную черешню, прохладная тёмно-красная мякоть приятно перекатывается во рту – остатки роскоши. Завтрак стал моей любимой частью дня. В такие моменты мне кажется, что жизнь начинает налаживаться. Я оплачиваю свое жильё сама, у меня есть вкусная еда. И всё остальное непременно получится!

Я немного освоилась в фирме. Хорошая новость – то сложное дело оказалось не быстрым, и, пока оно в работе, меня не уволят. Плохая – хоть оно и не в компетенции Богданова, именно Кирилл будет им заниматься. Делать нечего, я набираюсь опыта и стараюсь изо всех сил.

Сегодня у меня целых два лёгких дела у Богданова. Первое мне подсунули буквально с утра, потому что коллега заболела. Ко второму я подготовилась ещё на той неделе.

Первое заседание проходит стандартно, если бы не один момент. В самом конце, когда участники процесса тянутся к выходу, Кирилл Платонович вдруг окликает меня.

– Лада Алексеевна?

Я поначалу теряюсь, не ожидая, что он обратится ко мне лично. На работе он ведёт себя совершенно обыкновенно. Если не смотреть ему в глаза, то можно вполне комфортно существовать рядом. Вообще, я не уверена, что это правильно – разговаривать в суде вне процесса. Наверное, я что-то оставила на стуле. Оборачиваюсь, он стоит рядом со столом и подзывает меня жестом.

– Уважаемый суд? – делаю шаг ему навстречу, забываюсь и ловлю его взгляд.

На мгновение он улыбается уголком губ, я вспыхиваю, вспоминая свой сон, усилием воли заставляю себя не смотреть ниже уровня его подбородка. И выше тоже, чтобы не поддаться новой атаке его нескромных чертей.

Да, подбородок или воротник рубашки – самая безопасная зона. Буду держаться её.

– Вы сегодня придёте второй раз, заседание назначено на четыре, если я не ошибаюсь, – он смотрит на свои часы, хмурится, прикидывая время. – Раньше пяти вряд ли начнём. Да, подходите к пяти или даже к пяти десяти и захватите мне кофе. Если не сложно.

– Кофе? – переспрашиваю, надеясь, что ослышалась.

– Да, чёрный. Тут «Старбакс» неподалёку.

А десерт к нему не нужно? А то я запомнила, вы любите.

Бросаю взгляд на камеру.

– Они не пишут звук. Знаете же, где мой кабинет? Буду благодарен, – кивает мне, давая понять, что разговор окончен.

Ошеломлённая его наглостью, я качаю головой и выхожу в коридор, прижимая сумочку к груди. Что ж, по крайней мере мне не придётся сидеть целый час под дверью. Пытаюсь себя успокоить. Еду в офис, думая о том, что ни за что на свете не буду носить ему кофе. Пусть даже не надеется.