Я. Тебя. Заставлю

Глава 3

Ладка

Влюблённые женщины нередко глупы в своей доверчивости любимому человеку. А я среди них – рекордсменка во всех номинациях: мечтательная, верная фантазёрка. Мало того, что переехала из Москвы сама, так ещё и перевезла сюда своих родителей и бабушку-балерину. Они всегда мечтали жить на юге, вернее – на морском побережье.

– Я куплю домик твоим родителям в Сочи, – неоднократно обещал Леонидас. – Как только отец доверит мне больше прав в бизнесе, мы сможем купить что угодно! Наши дети будут отдыхать на море у бабушки и дедушки. Тебе совершенно не о чем беспокоиться.

Его сложно винить, он и правда так думал. Долго бился за меня со своей роднёй, спорил, ругался. Да и я никогда не хотела стать причиной их размолвки. Я была очень наивной, думала, что смогу им понравиться. Что пройдут годы, они поймут, какая я хорошая, и полюбят меня. Сделают исключение. Эй, ну что смеяться! Разве в двадцать первом веке устраивают договорные браки?! Такое всё ещё бывает?

Час назад я призналась родителям, что мы с Лео расстались. Что он женится на другой. Но я обязательно сама заработаю им на домик мечты. Или хотя бы на две недели в санатории на побережье. У нас не бедная семья, обычная. Справимся.

Родные поддержали меня в желании разорвать отношения, давно ставшие больными и какими-то неправильными. Последние годы наш роман не развивался, мы топтались на месте, ждали. Чего только? Видимо, Олимпию.

У моих родителей есть гордость, они никогда не простят Леонидасу обручение с другой. И если он не хочет идти против семьи, я тоже не собираюсь унижать своих ролью, которую он отвёл мне. Но на душе по-прежнему тяжело, я маюсь, не нахожу себе места. А ещё чувствую себя будто выпачкавшейся, словно это я влезла в чужие отношения и шантажом женила на себе мужчину. В глубине души очень жалею, что присутствовала на обручении. Не могу забыть неприязнь в глазах Богданова, да и не только его. Практически всех гостей вечеринки.

– Заплетёшь мне косу? – заглядываю в комнату к бабушке. Она отрывается от вязания, ставит на паузу сериал на ноутбуке и поворачивается ко мне.

– Конечно, Ладушка. Бери подушку и садись, – кивает себе в ноги. Родители много работали, и в школу мне всегда помогала собираться именно она. Бабуля умеет плести быстро и аккуратно, вот только так сильно стягивает прядки, что вечером, когда я распускаю их, мне кажется, что расслабляется всё тело. Но я с детства привыкшая. Возможно, именно поэтому мне очень нравится, когда меня тянут за волосы.

Я хватаю подушку и плюхаюсь на пол, протягиваю расчёску и резинку.

– Резинка пока не нужна, подержи её, – бурчит бабушка. В последнее время у неё частенько плохое настроение. Мне горько видеть её такой, но на все вопросы она отвечает, что чувствует себя хорошо. Просто не в духе. – Что-то случилось?

Её заботливый тон оголяет нервы. Я будто снова там, в этом огромном банкетном зале, со следами пахучего розового мыла на ладони. Тихонько начинаю плакать. Молчу.

– Пальцы плохо слушаются, будет неидеально, – сетует бабуля, больше не задавая вопросов. Кивком даю понять, что согласна хоть как. Я не ношу косички с седьмого класса, но в минуты грусти всегда прошу её заплести мне волосы. Почему-то в нашей семье не принято обниматься, а тактильной близости хочется. Вот мы и придумали такие странные способы.

– Мы расстались с Лёней, – говорю я.

– Он мне никогда не нравился, – отвечает она не мешкая, и из моего рта вырывается смешок. – Что это за дружильки такие, длиной в пять лет?

– Полный отстой, согласна. Пора их заканчивать. Если он позволит, конечно.

– А ты не сдавайся. Что значит позволит ли он? Что это за любовь такая, когда нужно во всём подстроиться, а в ответ ничего?

– Деньги, – вздыхаю я. – Он предлагает много денег.

– Деньги и другой мужик заработает, не только этот грек умеет. Кстати, ты не рассказала, сколько лет твоему боссу с новой работы. Он женат?

– Бабушка! – смеюсь я, вытирая глаза. С этой старушкой можно поговорить и о делах сердечных, и даже о сексе. Будь она моей ровесницей, на её аккаунт в социальной сети подписались бы сотни тысяч людей, не сомневаюсь в этом. Кроме того, её поперечный шпагат до сих пор идеален.

– А что? Дело молодое. Жизнь на Леонидасе не закончилась, детка. Какая ты у меня красивая, ладная вся.

– Ладная Ладка, – улыбаюсь.

– Что попало получилось! – её голос снова становится низким, раздражённым. Бабушка грубовато распускает мои волосы, расчёсывает их и начинает плести заново, стягивая пряди так, что, по ощущениям, мои глаза становятся больше. – Потерпи немного, сейчас хорошо сделаю… Так что там с боссом?

– Мне никто не нужен, не хочу. Никаких мужчин.

– Будь осторожна. Одиночество – сильнейший наркотик, к нему легко и быстро привыкаешь. Я бы сказала, даже слишком легко.

Что ж, возможно, одиночество – это и правда наркотик, но с первого дня привыкания не наступает. Со второго и третьего, впрочем, тоже. Какой-то он слабенький. Возможно, имеет накопительный эффект?

Неделя за неделей мне приходится заставлять себя им наслаждаться, осторожно пробовать на вкус, прислушиваясь к ощущениям, отчаянно желая однажды всё же пристраститься.

Я постоянно ищу плюсы своего нового положения, подумываю даже записывать их в блокнот.

Больше не нужно тянуться к телефону каждые пятнадцать минут, проверяя, не написал ли он что-нибудь. Не нужно готовить яичницу по утрам из шести яиц, мне вполне хватает одного или двух. А ещё я могу варить овсянку, которую обожаю и которую категорически не признавал Леня. Хоть каждый день её вари теперь. Вкусно.

Я вздыхаю, делая массаж лица перед зеркалом. Иногда мне кажется, что это дурной сон. Я проснусь среди ночи, а мой черноволосый Аполлон сопит рядом, прижмусь к нему и счастливо вздохну.

Он ведь тоже ночует один. Наверное, так же лежит часами, глядит в потолок и думает обо мне. Иногда я беру в руки телефон, но каждый раз смотрю время и откладываю мобильный в сторону. «Не сегодня», – говорю я себе. Если однажды я и стану бесхребетной медузой, то не сегодня!

Очередное утро начинается как обычно. Я вновь просыпаюсь разбитой и невыспавшейся. Одинокой. Благо в суматохе совершенно нет времени скучать и накручивать себя, потому что нужно спешить на работу. Уже два месяца мне есть чем заняться, где реализовать потенциал. С каждым днём будет легче. Я обязательно привыкну.

В офисе первым делом отвечаю на срочные письма, после чего предупреждаю босса, что на планёрке сегодня присутствовать не получится, потому что с утра у меня суд, к которому я усиленно готовилась.

Очень боюсь опоздать, поэтому приезжаю на сорок минут раньше. По пути покупаю кофе в пластиковом стаканчике и замираю с ним около многоэтажного здания Арбитражного суда. Мощного, внушительного. Мне немного не по себе, я чувствую страх, которого раньше не было. В Москве я чуть ли не бегом бежала на заседания, не боялась ничего и никого.

Триколор гордо развевается на крыше строения, я почему-то долго слежу за движением ткани, которой играет ветер, и не замечаю, как ко мне приближаются.

– Привет, Лада, – слышу знакомый голос и оборачиваюсь. Леонидас собственной персоной. На нём белоснежная рубашка и чёрные брюки. Выглядит он неважно – уставшим и замученным. Мне хочется провести рукой по его лицу.

– Привет! Что ты здесь делаешь? – удивляюсь. Бросаю вопросительный взгляд на здание.

– А, нет, ни с кем не сужусь, боже упаси. Тебя искал. Был в твоём офисе, мне сказали, что ты с утра здесь.

– Тебе не следовало приезжать, – я начинаю оглядываться. – Нехорошо. Ты помолвлен, мы не должны видеться.

Мне хочется добавить: «Тем более на людях», но я этого не делаю, чтобы не подать ненароком идею.

– Днем я уезжаю в Анапу на три дня, хотел тебя увидеть перед отъездом.

– По работе? – спрашиваю.

– Да. Слушай… Не хочешь со мной? – и быстро добавляет, увидев шок и раздражение в моих глазах: – Ты не подумай, я без намёка. Несколько часов, проведённых в машине по дороге вдоль моря, нам пойдут только на пользу. Если не хочешь, то ничего не будет. Просто покатаемся. У меня куча дел на стройке, ты в это время погуляешь по пляжу, в мае народу мало. Ты ведь любишь пустынные пляжи, я помню.

– Леонидас, я работаю, – бросаю взгляд на часы, потом на здание. – Через тридцать минут у меня суд.

– Ты всегда раньше ездила со мной, – упрямо настаивает он.

– Больше я не могу себе позволить жить столь легко и беззаботно.

– Пожалуйста, – он сводит брови вместе, – мне одиноко. Я поговорил с твоим начальником, он сказал, что после суда ты свободна.

Моё сердце снова колотится, в мыслях полный сумбур. Я слышу свой собственный голос:

– Потерпи немного, скоро у тебя появится законная жена. Будешь путешествовать с ней. И больше никогда, Лёня, никогда не приезжай ко мне в офис и не говори обо мне с моим руководителем!

Он злится, достает сигарету, шарит по карманам в поисках зажигалки. Я снова бросаю взгляд на массивное крыльцо с огромным количеством ступенек, переминаюсь с ноги на ногу. Пора идти. Он женится на другой, но обставляет всё так, будто это я бросаю его и разрушаю наши отношения.

Машинально стреляю глазами на парковку и вижу, как с её стороны к нам быстрым шагом приближается Кирилл Богданов.

– Потрясающе! – досадую я. – Только этого мне не хватало!

– Что случилось? – спрашивает Леонидас, оглядываясь. Я поворачиваюсь к судье спиной, делая вид, что не заметила его. Он говорит по телефону и, возможно, не обратит на нас никакого внимания.

– Судья, который рассматривает мои дела.

– А, – Леонидас пару секунд изучает Богданова, хмурится. – Я его знаю. – Добавляет громко: – Кирилл Платонович! Доброе утро! – и спешит наперерез Кириллу.

– Эй, что ты делаешь! Не надо! – шиплю я вслед, но поздно. Богданов договаривает по телефону и бросает взгляд на Леонидаса, потом на меня, где его глаза привычно задерживаются чуть дольше, чем следовало бы. На лице отражается лёгкая степень неприязни. Я чувствую, как мои щёки заливает краска.