Затерянные во льдах. Роковая экспедиция

Глава 10 Блаайсен

Несколько мгновений после ухода Фарнелла никто из собравшихся в хижине людей не шевелился. И мы были не столько потрясены неожиданностью его исчезновения, сколько тем, что никто из нас понятия не имел, что нам теперь делать. Ловаас согнулся над столом, держась за плечо. Халворсен большим складным ножом разрезал его куртку. Обычно проворный Йоргенсен стоял совершенно неподвижно, глядя на закрытую дверь. Я встретился взглядом с Джилл, и она отвела глаза, как будто ей было больно меня видеть. Черты ее лица заострились и застыли. Она так крепко стиснула зубы, что ее подбородок казался по-мужски квадратным.

— Пойдем, Билл, — внезапно произнесла она. — Мы должны что-то предпринять. Если он попадет в руки полиции…

Не закончив предложение, она направилась к двери.

Я пошел за ней, на ходу застегивая ветровку. Она отворила наружную дверь, и порыв ветра с мелким снегом хлестнул меня по лицу. Ветер был такой сильный, что снег несло почти параллельно горному кряжу, на котором стояла хижина. Казалось, весь окружающий мир пришел в движение. Мириады снежных хлопьев в тусклом свете этого мрачного дня казались темными. Дахлер поднял голову и посмотрел на нас. Он уже заканчивал застегивать крепление второй лыжи.

— Где наши лыжи? — спросил я, но он не ответил, лихорадочно возясь с креплением.

Через секунду он выпрямился, выдернул палки из снега и, бросив на нас последний взгляд, отвернулся и скрылся в снежных вихрях.

— Мистер Дахлер! — закричала Джилл. — Вы бы лучше подождали нас.

Он снова оглянулся через плечо. Возможно, все дело было в странном освещении, но мне почудилось, что его черты искажены ненавистью. Он сильнее оттолкнулся палками и мгновение спустя уже превратился в смутную тень. Через секунду буран окончательно скрыл его из виду.

Джилл схватила меня за руку.

— Скорее! — воскликнула она. — Наши лыжи вон там.

Она схватила палки, все еще прислоненные к стене хижины, и бросилась бежать вниз по склону, скользя на ногах, как конькобежец. Я последовал ее примеру. Под пушистой снежной поверхностью обнаружилась твердая корка наста. Ветер в слепой ярости хлестал меня по лицу, мешая спускаться. Несмотря на холод, я быстро согрелся. Когда я догнал Джилл, она уже пристегнула одну из лыж. К счастью, все лыжи одной кучей застряли в сугробе. Я нашел свою пару и приладил ее к ботинкам. Выпрямившись, я увидел, что к нам уже присоединился Йоргенсен.

— Будьте осторожны, мисс Сомерс, — произнес он. — Уже очень опасно. Вы можете заблудиться.

— Я, пожалуй, рискну, — ответила она и начала подниматься по склону к хижине.

Я побрел за ней. Ноги плохо меня слушались, напоминая бруски, соединенные ржавыми петлями. Но когда я преодолел подъем, они немного размялись, да и сам я согрелся. Хижины не было видно, следы нашего спуска тоже уже замело. Джилл держала в руке компас.

— В такую метель нам ни за что не найти вехи, — произнесла она. — Придется идти по компасу. Финсе почти к югу от нас. Чуть западнее. Ты готов?

Я кивнул.

Она оттолкнулась палками и заскользила вдоль кряжа.

— Держись поближе ко мне, — крикнула она. — И не спеши. Тут может быть опасно.

Так начался один из самых безумных походов в моей жизни. Снег был таким сильным, что дальше нескольких ярдов я ничего не видел. Ветер резал лицо как ножом. Вех больше не было. Джилл вела нас по компасу и интуиции. И должен сказать, она делала это хорошо. Она чувствовала рельеф и направление скорее инстинктивно, чем умом. Там, где это было возможно, мы старались идти по кряжам. Но время от времени нам приходилось спускаться только для того, чтобы тут же начать крутой подъем на противоположный склон. Но постепенно спуски становились все продолжительнее, а подъемы все короче, и идти было легче. Несколько раз мы оказывались на краю обрыва. Возможно, высота этих обрывов не превышала двадцати или тридцати футов, но из-за густого снега они казались бездонными пропастями. Один раз мы взобрались на длинный заснеженный склон только для того, чтобы уткнуться в черную стену утеса, который пришлось долго обходить. Зато мы потом были вознаграждены длинным спуском по дну узкого ущелья.

Во время этого спуска я совершенно потерял из виду Джилл. Она была где-то впереди, потому что, несмотря на метель, в снегу отчетливо виднелись следы ее лыж. За исключением проложенной ею лыжни, я был совершенно один в окружении вращающихся снежных вихрей. Внезапно ее фигура вынырнула из бурана. Она что-то крикнула и махнула палкой. Я повернул одним прыжком и упал, зарывшись лицом в снег. Она подхватила меня под мышку и помогла подняться.

— Что случилось? — спросил я, всматриваясь в ее лицо, почти полностью облепленное снегом.

Она обернулась и показала вперед. Я содрогнулся. Никогда в жизни я не видел ничего более страшного. Сразу за тем местом, где она взрыла снег, будучи вынуждена резко затормозить, начиналась пропасть, цвет которой сменился с белого на холодно-зеленый. Мы стояли на леднике, и перед нами была гигантская расщелина не менее пятнадцати футов в ширину. Ее стенки уходили куда-то вниз. Я подошел совсем близко к краю и осторожно заглянул в пропасть, но дна так и не увидел. Передо мной была невообразимо древняя толща льда, за миллионы лет спрессовавшаяся в сплошной зеленый кристалл. Я посмотрел на Джилл и понял, что она думает о том же, о чем и я. Она лишь чудом осталась жива. Если бы она ехала чуть быстрее, то вместо того, чтобы смотреть в зеленые глубины этой гигантской трещины, мы прощались бы с жизнью, лежа на ее дне.

— Пойдем, — сказала она. — Надо вернуться и пройти выше.

Она старалась говорить спокойно, но ее голос предательски срывался.

Мы развернулись и побрели назад, поднимаясь наверх вдоль расщелины. Она постепенно сужалась и наконец сомкнулась. Мы прошли чуть выше и снова повернули в нужном нам направлении. Больше расщелины нам не попадались. Вскоре мы уже взбирались на кряж на ее противоположной стороне, где путь нам то и дело преграждали огромные скалы и утесы. Зато дальше нас ожидал длинный плавный спуск. Мы снова повернули на юг и заскользили вниз. Но на этот раз Джилл ехала гораздо медленнее.

Вскоре снег ослабел и странное свечение озарило угрюмый серый мир вокруг. Постепенно сияние усиливалось и наконец стало таким ярким, что на него было больно смотреть. В одно мгновение снег прекратился. Сияние оказалось туманом. Вдруг сверкающая стена закачалась, как будто ее встряхнула чья-то гигантская рука. Внезапно сияющая пелена исчезла и вспыхнуло солнце. Белизна снега слепила глаза. К западу небо было ярко-синим. Горные пики в пушистых белых шапках кротко улыбались нам из этой синевы. Буран, сотрясавший хижину в горах, показался нереальным, как ночной кошмар. Мы оказались в чудесном мире тепла, белого снега и коричневых скал. Джилл обернулась и помахала мне рукой. Она улыбалась. В следующее мгновение я собрался в один комок и, присев почти к самым лыжам, вихрем понесся вниз. Лыжи пели, взметая тучи ледяных снежных кристаллов, и холодный ветер хлестал меня по щекам.

Мы скользили по длинной долине. Джилл ехала впереди, задавая темп, который теперь был очень быстрым. Мы мчались по этому бесконечному спуску, и я почувствовал, как сильно устали мои колени. Возбуждение погони за Фарнеллом, сосредоточенность, потребовавшаяся для похода сквозь буран, страх, охвативший меня при виде распахнувшихся челюстей расщелины в леднике… До сих пор все это вместе взятое придавало мне сил. Но теперь, когда от меня требовался легкий и незамысловатый спуск, силы начали стремительно покидать мое измученное тело. Сказывалась усталость долгого ночного перехода через горы.

Внизу мы плавно обогнули подножие горы, и именно здесь я упал в первый раз. Я и сам не понял, как это, собственно, произошло. Полагаю, снег здесь был глубже и, наверное, у меня просто не хватило сил повернуть лыжи под нужным углом. Колени как будто подломились под весом тела, и в следующее мгновение я уже кувыркался по снегу сплошной кучей, из которой беспорядочно торчали лыжи и палки.

Лишь с огромным трудом я сумел подняться на ноги. Снег был очень мягким, и ногам никак не удавалось сделать необходимое усилие. Джилл терпеливо ожидала. Когда я, весь облепленный снегом, ее догнал, она просто спросила:

— Устал?

— Все нормально, — отозвался я.

Она быстро взглянула на меня и произнесла:

— Я постараюсь ехать чуть медленнее.

И мы снова тронулись в путь.

Наверное, она действительно теперь ехала медленнее, но мои дрожащие и подкашивающиеся ноги этого не почувствовали. Я падал снова и снова на каждом трудном повороте. Каждый раз она останавливалась и ожидала, пока я встану и ее догоню. Дважды, там, где снег был особенно мягким и глубоким, она возвращалась и помогала мне встать. Наконец спуск стал более пологим и ехать стало легче. Теперь мы скользили вниз бок о бок.

Именно на этом плавном заснеженном склоне мы увидели два свежих следа от лыж. Джилл, которая была чуть впереди, повернула и поехала по этим следам.

— Джордж и Дахлер, — бросила она через плечо.

— Думаю, это они, — отозвался я.

Мы подъехали к зубчатой каменистой осыпи, и она остановилась. Перед нами, сверкая на солнце, вытянулось ущелье с тонкой черной линией железной дороги, извивающейся среди белого снежного безмолвия. Прямо под нами блестела гладкая заснеженная поверхность Финсеватна. На ближайшем к нам берегу озера на фоне ослепительно-белого ландшафта чернели очертания отеля Финсе, станционных зданий и сооружений. С противоположной стороны долины подобно гигантскому хрустальному куполу над Финсе нависал сверкающе-белоснежный Хардангер-Йокулен. Вершина Йокулена была укрыта нетронутым девственным снегом, но слева снег как будто сполз, обнажив ярко-синюю стену льда, обвитую сеткой расщелин, в которых залегли глубокие черные тени.

Джилл взглянула на часы.

— Полпервого, — сообщила она. — До поезда из Осло осталось совсем немного времени. Видишь снегоочистители?

Я проследил взглядом по изгибам уходящей вдаль железной дороги. Целые участки полотна были скрыты из виду защитными навесами, полностью заметенными снегом и напоминающими длинные тоннели в сугробах. Рельсы были видны только на поворотах — две тонкие черные нити тускло поблескивали на солнце. Чуть дальше над железнодорожным полотном двигалось облачко белого пара. Сначала я думал, что это паровоз, черный силуэт которого едва виднелся над прорезанным в снегу проходом. Затем я понял, что это снегоочиститель, а облачко пара — это снег, отбрасываемый вращающимися лопастями машины.

Внезапно Джилл стиснула мой локоть, потому что по горам эхом разнесся унылый вой паровозного гудка. Она указывала направо, туда, где, огибая гору, железная дорога уходила на Берген. На мгновение там показался дымок.

— Это поезд из Осло, — произнесла она. — Ты его видишь?

Мгновение спустя дымок появился снова, и я увидел темную полоску поезда, выползающего из-под похожего на тоннель защитного навеса. Приблизительно полминуты он оставался на солнце, после чего его снова проглотил сугроб, под которым скрывался очередной защитный навес. Небольшие облачка пара просачивались сквозь стенки навеса в тех местах, где он не был завален снегом. Самого поезда я не видел, но отчетливо видел продвижение зарывшегося под снег состава по этим крохотным облачкам, появляющимся и неподвижно повисающим в морозном воздухе.

— Как ты думаешь, Джордж говорил серьезно, когда обещал сесть в этот поезд? — спросила Джилл.

— Я не знаю, — ответил я. — Но похоже, что да. Вероятнее всего, эти следы оставил он. Ну и Дахлер, разумеется. Кто еще стал бы бродить здесь во время такой метели? А если это его следы, значит, он действительно направляется к железной дороге.

— Но ты посмотри, — не унималась Джилл, — следы не спускаются в Финсе. Они уходят влево. Следующая станция Устаосет. До нее больше двадцати миль. Туда ему не успеть. На ходу он тоже не запрыгнет.

— Что ж, существует только одна возможность это выяснить.

Она кивнула, и мы снова тронулись в путь. Лыжные следы уводили все дальше влево, пока Финсе не оказался справа от нас. Поезд из Осло уже въезжал на вокзал Финсе. Черная змея состава замедляла ход, останавливаясь у платформы. Паровоз выбросил очередное облачко дыма. Я начал сомневаться в том, что мы идем по верному следу.

Вдруг за небольшим утесом мы столкнулись с человеком, который взбирался по склону навстречу нам. Он поднял голову, присмотрелся к нам и закричал:

— Это ты, Джилл?

Это был Кертис. Я узнал его, как только он подал голос.

— Да, — отозвалась Джилл.

— Слава богу! — воскликнул он. — Я уже не знал, что и думать. Я попытался отправиться на поиски, но еще не очень освоился вот с этими штуками. — Он кивнул на свои лыжи. Тут он заметил меня. — Привет, шкипер! Значит, у вас все вышло?

— Вы Фарнелла не встречали? — ответил я вопросом на вопрос, подкатывая к нему.

— Не знаю, — ответил он. — Я встретил двоих. Они прошли навстречу. Сначала один, а потом другой. Второй был очень похож на Дахлера. Но этого не может быть, верно? Хотя, когда я вышел к завтраку, ни его, ни Йоргенсена в отеле не было. Зато было полно полиции. Где ты была? — спросил он, глядя на Джилл.

— Наверху, на Санкт-Паале, — ответила она.

Внизу, в долине, раздался свисток паровоза. Горы отразили этот пронзительный звук, который становился все слабее по мере того, как он ускользал в бесконечность увенчанных снежными шапками пиков.

— Вы действительно видели Дахлера, — сообщил я Кертису. — А человек, который шел перед ним, был Фарнеллом.

— Бог ты мой! — пробормотал он.

Но я уже оставил его позади, с силой отталкиваясь палками в попытке набрать скорость. Джилл быстро меня догнала. Теперь, когда я почти настиг свою дичь, мои ноги снова наполнились силой азарта погони. Если бы только мне удалось поговорить с Фарнеллом наедине, подальше от таких людей, как Ловаас и Йоргенсен. Он устал скрываться и был обозлен. С ним было необходимо обращаться очень аккуратно. Если бы только я смог с ним пошептаться.

Мы преодолели очередной небольшой подъем, и далеко впереди, соединенные с нами двойной линией лыжного следа, на белом снегу чернели две человеческие фигуры. Они уже почти вплотную подошли к железной дороге. Паровоз в Финсе засвистел еще раз, и снова закованная в горы долина многократно повторила этот свист. Я оглянулся через правое плечо. Паровоз изрыгал огромные клубы дыма, белой тучей собиравшиеся в морозном воздухе. Затем дым почернел. Казалось, локомотив дышит всем своим тяжелым телом. Длинная череда вагонов пришла в движение.

Джилл остановилась рядом со мной.

— Мы должны помешать ему сесть в этот поезд, — выдохнула она. Подняв палку, она показала на четкую линию расчищенного железнодорожного полотна. Вдоль дороги двигались маленькие фигурки людей.

— Полиция, — произнесла она.

Я кивнул и снова оттолкнулся палками, забыв и думать об усталости. Я думал только о том, что, если Фарнелл попадет в руки норвежской полиции, у меня не останется ни единого шанса добыть нужную мне информацию.

Мы мчались вниз по склону, низко присев и рассекая пушистый снег заостренными концами лыж, отчего по обе стороны от нас взлетали тучи снежной пыли, похожие на носовые волны корабля.

Впереди нас две крохотные фигурки еще сильнее забрали влево. Первая фигурка повернула еще больше и уже вплотную подошла к железной дороге. На какую-то секунду человек замедлил спуск и обернулся. Дахлер его уже почти настиг. Внезапно Фарнелл резко повернул вправо, взметнув лыжами огромную снежную волну. Мгновение спустя он уже бежал вдоль путей прямо под нами.

Я снова оглянулся через плечо. Поезд медленно покидал Финсе. Джилл тоже это увидела. Не говоря ни слова, мы повернули и сломя голову помчались вниз по склону, спеша успеть к Фарнеллу раньше полицейских. Джилл громко закричала, пытаясь привлечь его внимание. Должно быть, он ее услышал, потому что я увидел, как он поднял голову. Дахлер тоже повернул. Он промчался прямо под нами, крохотная черная точка, несущаяся вниз, к железной дороге.

Джилл, которая была впереди, повернула правее, вторя перемещениям Фарнелла. Теперь Финсе исчез за склоном горы, который огибала закрытая защитным навесом дорога. Фарнелл уже скрывался за поворотом, за ним, отставая совсем немного, мчался Дахлер.

Затем оба исчезли из виду. Издалека донесся свисток поезда, въезжающего в первый после Финсе навес.

Мгновение спустя мы тоже обогнули гору. Теперь мы были непосредственно над железной дорогой и скользили вдоль крыши одного из навесов. Он оканчивался сразу за поворотом. Здесь пути выгибались наружу, снова огибая выступ горы и устремляясь в следующий навес. Фарнелл уже взбирался на ближайший к Финсе склон горы. Дахлер продолжал мчаться по склону, явно стремясь отрезать Фарнелла от дороги.

Все произошло очень быстро. Спуск, по которому скользил вниз Дахлер, был очень крутым. Внизу, у самых путей, он резко затормозил. Но либо он слишком устал, либо ему помешала искалеченная рука, — как бы то ни было, но затормозить он не сумел и продолжил скольжение вниз уже на боку. В следующую секунду он упал на рельсы.

Джилл замерла, и я тоже остановился как вкопанный. Мы стояли в самом конце навеса. Под нами был деревянный тоннель, призванный сдерживать снег, лавиной устремляющийся по склону горы прямо на железнодорожные пути. Местами из-под почерневшего от дыма снега проглядывали доски. Чуть дальше чернело отверстие следующего навеса. Между этими двумя навесами и находился изогнутый участок расчищенного пути. Сквозь утрамбованный снег просвечивали черные полоски рельсов. Стенки этого снежного коридора были совершенно отвесными и плотно спрессованными. Его ширина представляла собой ширину поезда. И в этом коридоре, отряхивая с лыжного костюма снег, с трудом поднимался на ноги Дахлер.

За поворотом, въезжая в очередной тоннель, снова засвистел поезд. Джилл впилась мне в руку сведенными от отчаяния пальцами. Я не сразу понял причину ее волнения. Затем я увидел Дахлера, пытающегося вскарабкаться на гладкую стену снежного коридора, и осознал всю опасность его положения.

Я быстро взглянул на следующий поворот. Фарнелл продолжал подниматься, оглядываясь через левое плечо, как будто пытаясь оценить расстояние до путей внизу. Теперь он находился непосредственно над следующим навесом. Я снова опустил голову и посмотрел на Дахлера. Он отчаянно царапал снег пальцами, пытаясь создать упоры для лыж. Из-за уступа горы донеслось тяжелое пыхтение и скрежет приближающегося состава.

— Мистер Дахлер! — взвизгнула Джилл. — Сюда, под навес. — Она еще сильнее вонзила пальцы мне в руку. — Разве он не знает, что между стеной навеса и рельсами есть пространство? Мистер Дахлер! — простонала она.

Но Дахлера охватила паника. В том месте, где он стоял, рельсы, по всей видимости, дрожали у него под ногами, потому что гигантский локомотив был уже совсем близко.

— Дахлер! — завопил я. — Сюда!

Но он так лихорадочно скреб стену, как будто хотел в нее зарыться. Время от времени он пытался встать лыжами на образовавшиеся крохотные уступы и взобраться наверх.

— Дахлер! — рявкнул я.

Он поднял голову.

Я замахал руками:

— Сюда, скорее! Бог ты мой! Под навес!

Похоже, до него наконец дошло, потому что он выпрямился. Снова загудел паровоз, уже совсем близко. Это означало, что он въезжает в последний перед поворотом навес. Дахлер обернулся и посмотрел на черную зияющую дыру тоннеля. Затем он ринулся к ней, торопливо отталкиваясь палками, но зацепился концами лыж за шпалы и упал.

— Снимай лыжи и беги! — заорал я.

Он наклонился и начал судорожно расстегивать крепления.

Джилл дернула меня за руку. Она показывала туда, где высоко на склоне горы стоял Джордж Фарнелл. Слегка наклонившись вперед, он всматривался в железнодорожные пути. Казалось, он готовится прыгать с трамплина.

— Что он собирается делать? — прошептала Джилл.

— Я не знаю, — ответил я.

Поезд был уже совсем близко. Его шум усиливался укутанным в снег навесом. Дахлеру наконец удалось отцепить лыжи от ног. Он бежал по путям к нам. Фарнелл слегка подпрыгнул на месте и вихрем понесся по склону. Внезапно я понял, что он собирается сделать. Он хотел воспользоваться заметенным снегом навесом как трамплином и прыгнуть на крышу движущегося поезда в тот момент, когда он вынырнет из тоннеля. Джилл тоже это поняла, потому что стиснула мою руку еще крепче.

Грохот поезда становился все громче. Сквозь стены навеса в холодный воздух начали просачиваться облачка дыма. Фарнелл был уже над навесом. Он сильно наклонился вперед и совершил идеальный разворот, взметнув тучу снега и заскользив к нам теперь уже прямо по крыше навеса. Я до боли в пальцах стиснул рукоятки лыжных палок. Что, если он доедет до края тоннеля раньше, чем из него вынырнет поезд? Но он уже начал тормозить. Из тоннеля с ревом вырвался окутанный дымом тупой нос паровоза. Его прожектор тускло блеснул на солнце. За ним появились тендер, а затем первый вагон. В это мгновение Фарнелл достиг края тоннеля и прыгнул. Одновременно я с ужасом осознал, что на крыше первого вагона нет снега. Должно быть, его растопил дым из трубы паровоза. Фарнелл все рассчитал превосходно, и мне даже показалось, что у него все получится. Он взлетел над поездом с той же скоростью, с которой двигался состав. И несколько секунд он стоял, выпрямившись на крыше вагона.

Затем его лыжи за что-то зацепились, заскользили и сдернули его вниз. Его колени подломились, и он схватился руками за одну из вентиляционных воронок. Думаю, ему удалось бы за нее удержаться. Но тут одна из его лыж зацепилась за стену снежного коридора, и спустя мгновение он уже скользил назад по крыше вагона, зажатый между движущимся вагоном и утрамбованным снегом коридора. Вагон тряхнуло, и Фарнелла швырнуло в сторону, на край расчищенного в снегу тоннеля.

Я почувствовал, как напряглась Джилл. Взглянув на нее, я увидел, что она закрыла глаза руками. Затем она расслабилась и снова подняла голову. Но уже в следующую секунду она снова в ужасе застыла, глядя на Дахлера. Поезд уже был на повороте. Дахлер со всех ног бежал к нам, а за его спиной пыхтел и грохотал на повороте состав. Я увидел, как он оглянулся через плечо. Когда он снова обернулся в нашу сторону, его лицо представляло собой маску ужаса. Его глаза расширились, и он хватал ртом воздух, обнажив зубы. Он был далеко не молод, и к тому же все утро шел на лыжах. Мне казалось, что он бежит невообразимо медленно.

Паровоз обогнул поворот, и теперь его прожектор был устремлен прямо на нас. Гул двигателя сотрясал укрытые снегом горы. А Дахлер бежал, бежал из последних сил, спасая свою жизнь. Машинист его увидел, и по горам разнесся визг тормозов. Но тяжелый поезд все равно настигал его, не в силах остановиться. Дахлер снова оглянулся. Он был всего в двадцати ярдах от нас. Я видел пот, заливавший его лицо. Паровоз надвигался на него всей своей громадиной. Надеяться ему было больше не на что. Я обнял Джилл и прижал ее лицо к себе, чтобы она не видела того, что должно было произойти.

Все было кончено в одну секунду. Осознав, что железное чудовище его настигло, Дахлер бросился к отвесной снежной стене и прижался к ней всем телом в надежде, что между снегом и поездом окажется достаточно пространства для его маленького тела. Это было самым худшим из всего, что он мог сделать. Места там не было вообще. Я стоял и растерянно смотрел, как железный край паровоза врезается в его плоть, кромсая ее и размалывая в кровавое месиво о твердую как лед снежную стену коридора. Его тонкий высокий крик, похожий на отчаянный вопль попавшего в ловушку кролика, слился с визгом тормозов паровоза и затерялся в этом пронзительном звуке. Паровоз с ревом ворвался в тоннель, обдав наши лица шипящей струей горячего пара и сотрясая погребенное под снегом шаткое деревянное строение. Затем и этот звук оказался заглушен неимоверным лязгом налетающих друг на друга вагонов.

— О боже! — прошептала Джилл. — Какой ужас!

Она дрожала всем телом, вжавшись лицом в мою ветровку. В это мгновение она забыла о Фарнелле и думала только о Дахлере. Вдруг она перестала дрожать и выпрямилась.

— Что с Джорджем? — спросила она, напряженно вглядываясь в дым, затянувший дальний край снежного коридора, где на снегу бесформенной кучей темнело тело Фарнелла.

— Пойдем посмотрим, — ответил я, стремясь увести ее подальше от этого ужасного места.

«Все, что угодно, — думал я, — лишь бы не стоять здесь в ожидании того момента, когда поезд окончательно скроется под навесом, оставив на рельсах искромсанное тело Дахлера».

Мы покинули крышу навеса и побежали вдоль снежного коридора. Внизу, слева от нас, все медленнее и медленнее проезжали последние вагоны.

Последний вагон лениво прополз мимо меня и замер, лишь наполовину заехав в тоннель. Почти весь поезд был скрыт от наших взглядов, и лишь его хвост выглядывал наружу. Я мельком взглянул на дальнюю стену коридора. Вся стена напротив меня была испещрена алыми царапинами и кляксами. Казалось, какой-то политический агитатор, возмещающий недостаток образования рвением, безуспешно пытался написать там какой-то лозунг. Самого Дахлера не было видно. Я подумал, что, скорее всего, его останки найдут где-то в середине состава, зажатые между двумя вагонами. Мне не хотелось думать о том, на что будет похоже его тело.

Я отвернулся и со всей скоростью, на которую только был способен, заспешил на помощь к Фарнеллу. Я нужен был именно Фарнеллу и только ему мог помочь, если он, конечно, все еще был жив. Но мысли о Дахлере не шли у меня из головы. Мне нравился этот человек. Было в нем что-то зловещее и непредсказуемое. И все же, памятуя о его прошлом, это было вполне объяснимо. Я сожалел о его смерти. Но, возможно, это было и к лучшему.

— Билл! Мне кажется, он пошевелился! — срывающимся голосом произнесла Джилл.

Казалось, она пытается держать себя в руках, что удавалось ей лишь огромным напряжением всех сил.

Я присмотрелся, но передо мной все плыло. Сверкающий на солнце снег слепил мои и без того уставшие глаза.

— Возможно, он жив, — произнес я и еще сильнее оттолкнулся палками, хрустя лыжами по прихваченному морозом снегу.

Когда мы подъехали к Фарнеллу, он лежал совершенно неподвижно, скрутившись в тугой комок. Снег вдоль развороченного края коридора был измазан кровью. Джилл приподняла его голову. Она вся тоже была в крови. Я развязал крепления и снял с него лыжи. Одна его нога была ужасно изломана. Я повернул изуродованную конечность, чтобы придать ей менее противоестественное положение, и Фарнелл едва слышно застонал. Я поднял голову и посмотрел на него. В то же мгновение он открыл глаза. Джилл вытирала кровь с его лица. Под черной щетиной его бледное лицо пожелтело, обретя оттенок слоновой кости, что особенно бросалось в глаза на фоне яркой белизны снега.

— Воды, — прошептал он.

Голос клокотал у него в горле. Наши рюкзаки остались в хижине. Джилл провела ладонью по его лбу. Он пошевелился и попытался сесть. Тут же его лицо исказила гримаса боли, и он снова откинулся назад, уронив голову на колени Джилл. Он заскрежетал зубами, но, взглянув в лицо девушки и узнав ее, казалось, немного расслабился.

— У меня почти получилось, — прошептал он. — Там не оказалось снега. У меня вышло бы, если бы…

Он замолчал и закашлялся кровью.

— Тебе нельзя разговаривать, — произнесла Джилл, продолжая вытирать его лицо. Она обернулась ко мне. — Узнай, нет ли в этом поезде врача.

Я хотел было встать, но Фарнелл меня остановил.

— Бесполезно, — произнес он.

— Ты будешь в порядке, — ответил я.

Но я знал, что это не так. Я видел это по его глазам. Он тоже это знал. Он взглянул в глаза Джилл.

— Прости, — еле слышно прошептал он. — Я был плохим мужем, верно?

Мужем? Я перевел взгляд с него на Джилл. И внезапно я все понял. Все, что меня так озадачивало, внезапно прояснилось.

Он закрыл глаза, и на мгновение я подумал, что он умер. Но он крепко сжимал руку Джилл и вдруг посмотрел на меня. Затем он взглянул на Джилл. Не говоря ни слова, он вложил ее руку в мою ладонь. Затем он произнес:

— Билл, ты должен начать с того места, где я закончил. Месторождения торита… — Он стиснул зубы и приподнялся. Джилл поддерживала его спину. Он, прищурившись от яркого света, смотрел на дальний край долины. — Блаайсен, — прошептал он.

Я обернулся и проследил за направлением его взгляда. Он в упор смотрел на Йокулен, на тот склон горы, где ледник сверкал ярко-синим цветом. Когда я снова посмотрел на него, он уже расслабился и закрыл глаза. Джилл наклонилась и поцеловала его в губы. Он попытался что-то сказать, но силы его уже покинули. Мгновение спустя его голова откинулась набок и из открытого рта тонкой струйкой потекла кровь.

Джилл уложила его на спину в то же самое мгновение, когда на нас упала чья-то тень. Я поднял голову. Над нами стоял Йоргенсен. Я осознал, что со стороны навеса доносится гул голосов. Из тоннеля по-прежнему торчал задний вагон, а коридор, в котором уже находились полицейские и железнодорожные чиновники, быстро наполнялся возбужденными пассажирами.

Я посмотрел на Джилл. Ее сухие глаза смотрели в пространство.

— Умер? — спросил Йоргенсен.

Я кивнул.

— Но перед смертью он вам сказал?

— Да, — ответил я.

Я встал, не обращая внимания на острую боль в ногах, повернулся и посмотрел на Йокулен. У моих ног лежали останки Джорджа Фарнелла. Но там, под Синим Льдом, лежало все, ради чего он жил и работал, все самое лучшее в этом человеке. Это была суть его жизни, ее итог. Ничего такого, что можно было бы пощупать или хотя бы увидеть. Все, чего он достиг, было скрыто от взглядов с тех пор, как ледниковый период решил раскрасить лед на обрывистом склоне Йокулена в синий цвет. Он оставил нам всего лишь идею, рожденную из опыта и упорного труда целой человеческой жизни и подкрепленную мощным присутствием минерального богатства под этими скалами и льдом. И в этот момент я поклялся себе, что останусь в Финсе и возведу промышленный памятник Джорджу Фарнеллу, который умер в этих снегах. Памятник беглому заключенному, мошеннику, дезертиру и убийце, но при всем при этом великому человеку, подчинившему все свои поступки одной-единственной идее.

И теперь этот памятник наполовину готов. Когда я приступил к этой истории, дни становились короче и Финсе был скован льдом. Этот лед так до сих пор и не выпустил его из цепких объятий. Но дни становятся все длиннее. Приближается весна. Все эти долгие зимние месяцы мы с Джилл жили здесь и работа постепенно продвигалась вперед. Мы довели до конца все предварительные исследования. Мы доказали, что смерть Джорджа Фарнелла была не напрасной. Вскоре мы добудем первую руду. Скоро вокруг этих приземистых бревенчатых строений закипит жизнь. Финсе превратится в небольшой город, источник жизненной силы этих мест, потому что именно здесь будет находиться одно из самых крупных промышленных предприятий земного шара.

Я открываю окно и смотрю вдаль. Отсюда я вижу место, где умер Фарнелл. А правее — ухмыляющийся своими ледяными челюстями Синий Лед и все, ради чего он жил.