Злата. Жизнь на "Отлично!" (том Третий)

Глава 68

Когда маман обнаружила школьников, стоящих в дверях кабинета, она…

Нет, она не успокоилась сразу, конечно, ибо пребывать в состоянии крайнего бешенства будет еще долго, но кричать и матюгаться тут же прекратила, а затем, поправив рукой сбившуюся прядь волос и бормоча себе под нос нечто нечленораздельное, отошла от директора и уселась на стул, взяв меня за руку.

Настя успокаивающе похлопала подругу по плечу.

Директор же, когда угроза для «классной» со стороны моей маман миновала (в основном…), усадил учительницу, все еще находящуюся в наполовину невменяемом состоянии, возле милицейской дамы.

— Одну минуту, пожалуйста, я сейчас… — произнес он и быстрым шагом направился к дверям.

Едва школьники оказались выдворены вон из кабинета, а дверь в него закрыта, с другой стороны, само собой, начался гомон. Всем им было страшно интересно, что же происходит внутри и за что бьют их классную руководительницу.

Несколькими минутами позднее.

— Ход вашему заявлению будем давать? — поинтересовался опер, после того как директор вернулся.

— Нет! — в унисон воскликнули директор и «классная», после чего женщина продолжила сбивчиво говорить. — Я…я…извините…

Она потерла красные от слез глаза.

— Понимаете, я…просто…не очень хорошо вижу…даже с очками…

А очков на ней сейчас не наблюдалось. Поглядев по сторонам, я обнаружил их валяющимися на полу. И сломанными. Это, видимо, маман наступила на них во время погони за «классной».

Я поднял очки и положил их на стол.

— Я…я, наверное, просто ошиблась! И нет, конечно же, никакого хода этому заявлению давать не нужно! Если можно… — последнее «классная» произнесла шепотом, а затем обратилась уже ко мне. — Прости меня, пожалуйста, Злата, мне очень стыдно…

— Простить вас?! — я натурально возмутился. — Екатерина Петровна, вот если бы вы мне на ногу наступили, к примеру, то я бы с удовольствием вас извинила, но…

Маман явно возжелала доделать недоделанное, но я шепнул ей на ухо: «пожалуйста, не надо!» и она, хотя и с заметным усилием, но таки передумала.

— Но вы-то ведь только что едва не перечеркнули мои планы на дальнейшую жизнь. — закончил я.

— Я не… — начала было учительница, однако я перебил.

— Вот именно, что «вы не…»! Потому что, если бы как следует подумали, то ничего подобного никогда не произошло бы!

«Классная» дернулась всем телом, а я продолжил.

— Екатерина Петровна, мы с моей мамой не станем писать на вас заявление…

— Ну уж, нет! — перебила меня вышедшая из-под контроля маман. — Эта тварь у меня еще…

— Мам… — я несильно ущипнул разошедшуюся родительницу.

Раздалась мелодия, возвещающая о начале третьего урока.

— Стефания, вернись-ка в класс, пожалуйста. — обратился к Стёше директор.

И прежде чем она сказала ему свое: «Нет!»…

— Стёш, не беси директора, пожалуйста. Я тебе потом расскажу, чем все закончилось. — шепнул подруге я.

И Стёша послушалась. Ни с кем не прощаясь, она стрелой вылетела из кабинета, а на ее лице я заметил…

Моя подруга сейчас в таком же бешенстве, как и моя маман…

— Знаете, я думаю, что нам всем нужен небольшой перерывчик! — заявил я и, не дожидаясь ничьего согласия, потащил маман на выход, ну а Настя увязалась за нами.

Несколько минут спустя. Фойе школы.

— Мам… — обратился я к родительнице, которая, опершись о стенд с расписанием уроков, уставилась в одну точку.

— Что? — спросила она, когда пауза затянулась.

— Помнишь, ты спрашивала, хочу ли я годик пожить в деревне, вдали от всех? Ну, чтобы найти себя и все такое прочее… — поинтересовался я и, после того как родительница кивнула, продолжил. — Да, мам, я пришла к выводу, что хочу. Очень! Но…

Я поднял руку прежде, чем она успела что-либо сказать.

— Но не сейчас! Не в пору моей юности! Знаешь, я совсем недавно поняла одну очень важную для себя штуку…

— Какую? — вместо маман поинтересовалась Настя.

— Я ненавижу город. Не конкретно наш Зелек или Москву, в общем, а город как таковой. — ответил я. — Ненавижу все эти многоэтажные человейники; ненавижу безумные орды людей по утрам и вечерам, спешащие по каким-то своим делам. В конце концов, я ненавижу нашу соседку сверху, которая за каким-то чертом сегодня в четыре часа утра расхаживала по своему паркету на каблуках, отчего я совершенно не выспалась…

— Я зайду к ней. — пообещала маман. — Она…она немного странная.

— Короче, не сейчас, но к годам к тридцати, я хочу построить собственный дом. — я продолжил. — И чтобы он не ютился на каких-нибудь жалких шести сотках! Я желаю, чтобы у меня был большой участок, с лесом на нем, лучше с березами… А черт с ними! В конце концов, сойдут даже и плодовые деревья! И чтобы рядом не было вообще никаких соседей! Я построю просторный одноэтажный кедровый дом. Из толстенных таких бревен кедра…

Мне вспомнился мой хороший приятельоттуда, отгрохавший себе в Калужской области, возле реки Угры, целую усадьбу из кедра, которая, помнится, так понравилась Забаве.

— …и чтобы с утра, когда, едва проснувшись, я выйду на террасу, меня бы встречали птичьи трели, а не звуки бесконечного потока машин! Ну и, конечно же, было бы неплохо заиметь спортивный Лексус, чтобы с ветерком прокатиться по шоссе вечером своего выходного дня. Это из материального, конечно…

— Злат… — прервала меня маман.

— А я в свои пятнадцать мечтала, чтобы мама отпустила меня в клуб… — ввернула шуточку Настя.

— Знаешь, что нужно для исполнения этих моих хотелок, мам? — поинтересовался я, не обратив внимания на мамину подругу.

— Деньги. — ответила успокоившаяся маман.

— Деньги. — согласился я. — Очень большие деньги. Просто космические деньги для сегодняшней меня. Но я их заработаю. Сама. Собственным трудом…

Я поднял руку, призывая маман не перебивать.

— …ты и сама все увидишь, мам. Но для этого мне необходимо получить образование. Высшее. Без этого у меня ничего не выйдет. А для того чтобы получить его, мне нужно окончить все одиннадцать классов школы. Как думаешь, зачислит ли меня в десятый класс какая-нибудь иная школа, кроме этой?

Маман хотела что-то сказать, но я продолжил раньше.

— Не зачислит. В Зелеке так точно. Обязательными к посещению являются только первые девять, а у меня репутация проблемного подростка. Чрезвычайно проблемного, с какой стороны на меня ни глянь. Ни один из директоров школ не захочет меня у себя видеть, ведь никому не нужны лишние проблемы, мам. Всегда проще отказать. А Юрий Николаевич уже пообещал меня взять! Он сложный человек, и лишний раз его бесить точно не стоит, но в истории про меня это, скорее, положительный персонаж, так что я не хочу создавать емулишних… — на этом слове я сделал акцент, — проблем. Мне есть дело лишь до родных и близких, а не до посторонних, и гадить им, посторонним, в ущерб себе мне неинтересно. Я желаю, чтобы «классную» уволили, хотелось бы, конечно, выписать ей «волчий билет», ну это уже как получится. А с родителей Кати Листьевой…

Тут я перешел на тихий шепот.

— …я планирую содрать столько «бабок», опять же, если получится, чтобы она еще несколько недель не смогла бы безболезненно сесть на задницу…

— Она тебе жизнь сломать собиралась, а ты все дело к деньгам сводишь… — маман вновь начала свирепеть.

— Точно-точно! — поддакнула ее подруга. — Такое с рук спускать нельзя ни в коем случае!

— Мам… — начал я, но осекся, ибо мимо нас сейчас шла одна из работниц школы, продолжив после того, как та скрылась из виду. — Не кипятись, пожалуйста. В тюрьму эту девицу никто не посадит, самый максимум, что ей грозит — поставят на учет, но…

Я пожал плечами.

— Если я все правильно поняла, то ее отец или мать — какой-то там чиновник средней руки, но тем не менее чиновник, а значит, уж как-нибудь сумеет договориться за родную-то дочку. То есть, те «бабки», которые мы могли бы получить от них в качестве компенсации за причиненные нам беспокойства, получат милиционеры или «опека»…или кто еще там занимается постановкой на учет подростков. А мы с тобой, получим только врага, и не одного, потому как в кабинет к директору точно заглянет полярная лисичка, ибо если поднять большой переполох, то непременно вскроется и участие «классной» во всей этой небольшой «шутке». Ну, ты поняла…

Маман пробормотала что-то неразборчивое.

— Мам, отхлестать Катю по мордочке и, если получится, вытурить из школы — мой выбор. Содрать с ее родителей побольше бабок — тоже. А вот ломать малолетней дурище жизнь, даже если я каким-то непостижимым образом сумею отправить ее на кичу — нет! От этого я не получу никакого удовольствия…

— Ладно, черт с ней! — злым тоном сказала маман. — Но я не хочу оставлять тебя здесь…

— Это же школа, Ир… — пришла мне на помощь Настя. — А в школе еще и не такая фигня случается. Ну, ты же это сто пудов сама помнишь.

— Блин… — потерев ладонями лицо, произнесла маман, однако, судя по всему, успокоилась. — Ладно, Злат, делай как хочешь!

Кабинет директора.

— Вы заявление сейчас писать будете? — спросил маму опер.

— Нет. — ответила та. — Сейчас не будем.

Директор, услышав эти слова, опустил взор на столешницу, и его поза стала гораздо расслабленнее.

Я практически уверен, что хозяину этого кабинета, а также его непосредственному начальству еще предстоит договариваться с милицией, но…

Если от нас не последует никаких заявлений, сделать это будет проще. И гораздо дешевле.

— В таком случае я с вами прощаюсь. — сказал опер, вставая со своего места.

Опер нас покинул, а вот капитан осталась…

— Злата, знаешь, репутация у тебя начинает складываться не очень хорошая. Все, кто, так или иначе, с тобой связываются, постоянно влипают в какие-то очень нехорошие и около криминальные истории. На твоем месте я бы крепко об этом задумалась. Добром это в итоге для тебя не кончится, я такое видела неоднократно… — заявила мне милиционер.

— Знаете, что…! — тут же зашипела на нее маман. — Вместо того чтобы взять за ноздри этих двоих…

Она кивнула на сидящую поодаль «классную».

— …и если не «посадить», то хотя бы вздрючить как следует, вы пеняете моей дочери за то, что из-за нее, видите ли, кто-то там «влипает в очень нехорошие и около криминальные истории»! Чтобы вы знали, моя дочь ведет практически образцовый образ жизни для девушки ее возраста!

При этих словах мне вдруг вспомнился онанист из Серебряного бора, и я спрятал лицо в ладошках.

— Вы ничем не лучше этой…! — маман вновь кивнула на «классную».

— Прошу прощения за любопытство… — встрял я в разговор раньше, чем капитан дала маман «обратку», — но те люди, которые влипают из-за меня в около криминальные истории — это, случайно, не мафия соцработников, которая квартирки у стариков отжимает, а их самих переселяет на кладбище? Нет? И которую, как я слышала, «крышует» в том числе и родная милиция…

Маман удивленно на меня посмотрела, а я ей просемафорил бровями, мол, потом.

Услышав мои слова, капитан открыла было рот, но…

Этой женщине я просто по-человечески не нравлюсь…

— Ты же обо всем заранее знала, Злат. Так почему никому и ни о чем не рассказала? — нашла, наконец, что ответить капитан.

— Я просто положила видеокамеру на подоконник, это же не запрещено, я надеюсь? — ответил ей, а затем обратился к директору. — Юрий Николаевич, мы с мамой не станем поднимать шум, но только при одном условии.

Очень странно, что эта милицейская дама выступает здесь и сейчас, по большому счету, в качестве некоего статиста. Вроде и начальство какое-никакое, а не практикантка поствузовская, чтобы просто так прийти и молча смотреть, как работает опытный коллега. Однако, когда стало ясно, что меня к делу не «пришьешь», я совершенно перестал ее интересовать, как и не заинтересовала Катя Листьева. Что тоже странно, ибо моя одноклассница не просто злой шутки ради подкинула в мой рюкзак свой телефон, но и прямо обвинила меня в воровстве.

Значит, и правда, кто-то из родителей Кати, а может, и оба сразу, не простые обыватели и капитану милиции об этом известно. Другого объяснения у меня нет.

Остается лишь директор, и я так понимаю, она решила его немного покошмарить, что меня уже совершенно не касается, если в итоге его не уволят, конечно…

Однако у директора, похоже, было иное мнение на этот счет, да и выслушивать это самое «одно условие» в присутствии капитана милиции он явно не собирался

— Лариса Алексеевна, от лица школы выражаю благодарность милиции в вашем лице за то, что это дело с зашедшей слишком далеко шуткой оказалось столь быстро распутано… — директор вновь встал из кресла и весьма выразительно посмотрел на дверь.

Милиционеру было несложно догадаться, что ее просят «на выход», а потому покраснела и хотела было возразить, но…

— …и, если сочтете нужным, выносите этот случай на комиссию по делам несовершеннолетних… — продолжил он, не давая милицейской даме вставить слово.

Если я прав относительно родителей Кати, то никуда она «выносить» этот случай не станет, и директор об этом прекрасно знает.

— …я же в свою очередь доведу информацию об инциденте до РОНО.

Директор подошел к двери и галантно открыл ее.

А он забавный, наш директор. Наглец!

Лицо капитана милиции стало бледным, а затем покраснела вновь, ибо она очевидно привыкла бесцеремонно вести себя с детьми и с их родителями, а тут не церемонятся уже с ней самой.

— В вашей школе происходит травля учеников…! — встав со стула, заявила она.

— Это дети, Лариса Алексеевна. — он не дал ей договорить. — Вы же и сами работаете с детьми, и не хуже меня должны знать о том, что в коллективах детей и подростков всегда присутствует травля, а наша забота, и ваша, кстати, тоже, вовремя пресекать подобные безобразия. Чем я сейчас и занят.

Милицейский капитан, ничего не ответив на сказанное, поочередно посмотрела на каждого из присутствующих, после чего, взяв свою сумку и безэмоционально сказав: «до свидания», направилась на выход, однако, остановившись возле самой двери и обернувшись ко мне через плечо, произнесла:

— Твой участковый теперь частенько тебя вспоминает, Злат.

— Надеюсь, добрым словом? — поинтересовался я.

За то, что в точности она мне ответила, я поручиться не могу, но вроде бы: «не только…».

Около минуты спустя.

— «Одно условие» — это увольнение Екатерины Петровны? — поинтересовался директор, глядя в окно вслед спускающейся с крыльца милицейской даме.

— Да. — вместо меня ответила маман. — И если я потом узнаю…а я узнаю…что ты устроилась в другую школу, то…

Это было сказано уже «классной», которая хотела было что-то ответить, но…

— Екатерина Петровна… — директор обернулся на учительницу, — думаю, что все остальное подождет до завтра, как раз эмоции остынут немного. Зайдите ко мне к одиннадцати, пожалуйста.

— Я поняла, до свидания… — тихо ответила та и, взяв со стола останки своих очков, встала и попыталась выйти из кабинета…

Дорогу ей преградила Настя, банально отодвинув свой стул так, что бывшая уже «классная» оказалась вынуждена протискиваться, причем делала это молча, явно опасаясь подругу маман. Такой себе небольшой вышел буллинг. Напоследок, так сказать.

— Что же до Кати Листьевой, то… — начал директор, наблюдая за женской суетой, но задумался на полуслове.

— С ней и ее родителями мы…сгладим углы сами. — заявила маман.

Директор лишь кивнул, не возражая.

— Юрий Николаевич, мои одноклассники, как бы, до сих пор уверены, что это я сперла Катькин телефончик… — многозначительно намекнул я.

— Ты сейчас пойдешь домой, Злат? — уточнил директор.

Маман хотела было ответить за меня, но…

— Так у меня же еще уроки не закончились. — я успел раньше и в этот момент…

— Ненавижу! — с улицы, через открытое окно, донесся громкий женский вопль. — Ненавижу эту сраную школу! Идите вы все просто на хер, сволочи поганые! Наконец-то я свободна! Ура! На хер эту школу! На хер вообще все школы!

Последние фразы были преисполнены нескрываемой радостью и оптимизмом.

— У Екатерины Петровны нервный срыв, прошу ее извинить. — первым отреагировал директор, который моментально встал со своего кресла и хотел было закрыть окно, однако порыв бывшей учительницы уже иссяк, а сама она быстрым шагом, практически бегом, покинула школьную территорию, и, таким образом, окно осталось открытым.

— Также я прошу простить и меня…

Это директор обратился уже лично к маман.

— …с этого момента, Злата будет у меня на особом контроле, чтобы по максимуму исключить вероятность ее попадания в какие-либо неприятные ситуации. Надеюсь на ваше понимание.

Несколько минут спустя.

— Злат, что там за история с Санниковым у тебя произошла? — поинтересовался директор, когда мы поднимались на третий этаж. — Отчего он так на тебя взъелся?

— Да не особо интересная, Юрий Николаевич. Он одноклассницу задирал, а я над ним немного подшутила, вот он и обиделся. — ответил я.

— Над кем именно? — уточнил директор.

— Над… — начал было я, но осекся. — Да там уже все, Юрий Николаевич, больше он этого делать не станет, наверное…

— Ясно. — только и ответил директор.

— Вы же отдадите мне карту памяти? — поинтересовался я, когда мы поднялись на этаж.

Когда директор провожал маман и ее подругу, я заметил, как он достал из слота мою карту и убрал ее в карман своего пиджака.

— Конечно, это же твоя вещь. — ответил директор и, немного поколебавшись, достал устройство из кармана и отдал мне, поинтересовавшись затем. — Ты же помнишь наш уговор?

— Я не стану ничего выкладывать на ютюб, не поинтересовавшись для начала вашим мнением. — ответил я.

Третий этаж, кабинет №311. «Русский язык и Литература».

В класс я вошел первым, ибо директор галантно открыл передо мной дверь, пропуская вперед, и…

По расписанию у «Г» класса сейчас урок «Литературы», и у доски стоял Санников, декламируя, вероятно, некое стихотворение. И тут появился я…

— Блокбастер: «Крыса: возвращение!». — было первым, что я услышал, войдя в кабинет.

— Санников, ты все никак не угомонишься, да?! — это директор вошел вслед за мной.

Завидев его, все учащиеся тут же встали.

— Извиняюсь за опоздание… — сказал я также вставшей из-за стола учительнице.

— Ничего. — ответила та, а затем, когда директор подошел к ней и что-то прошептал, обратилась к классу. — Ребята, Юрию Николаевичу есть что вам сказать. Пожалуйста, помолчите несколько минуток.

— Ребята, есть кое-что, о чем бы я хотел сказать вам лично. — произнес директор, встав рядом со мной. — Во-первых, с завтрашнего дня у вас будет новый классный руководитель…

Услышав эти слова, класс моментально загоготал.

— Екатерина Петровна покидает нас по семейным обстоятельствам. — директор без запинки ответил на главный вопрос. — А во-вторых…

Он, заложив руки за спину и посмотрев на меня, продолжил.

— …многие из вас сегодня с утра наверняка видели сценку с телефоном Кати Листьевой, который оказался в рюкзаке у Златы Петровой…

Класс загудел, соглашаясь, мол, да, видели.

— …так вот, Злата тот телефон не брала. Это был довольно жестокий и зашедший слишком далеко розыгрыш.

Класс моментально затих.

— Юрий Николаевич, но Екатерина Петровна сказала же, что сама видела, как Злата своровала телефон…

Это заявила Ника, и класс единодушно согласился с ней.

— Екатерина Петровна — человек с не очень хорошим зрением. Она просто ошиблась и неумышленно оговорила Злату.

Неумышленно, да…

— Окей, Юрий Николаевич, если это не Злата, то… Кто тогда положил телефон в ее рюкзак? — не унималась Ника.

У директора явно есть репутация, ибо школьники ни на секунду не усомнились в том, что он сказал правду.

— Чего тут гадать? Я видела, как Катька из школы смылась. Она все это и подстроила! — заявила другая одноклассница.

— Ребят, если виновник или виновница глупого розыгрыша захочет в этом признаться, то признается, а если нет… — директор засунул руку в карман и вновь взглянул на меня. — То это станет очередной школьной тайной, покрытой мраком. Главное — Злата ни при чем.

— Ага… — агакнул я. — Мраком, покрытым тайной…

Директор явно собрался уже уйти, когда внезапно…

— И да, ребят… — директор остановился, оглядев класс, — для многих из вас этот учебный год — последний в школе, и мне бы хотелось, чтобы он запомнился вам только с хорошей стороны…

Это было явно не пожеланием, а указанием.

Директор, замолчав, нашел взглядом Санникова, который вернулся за свою парту.

— Лев, не забудь, пожалуйста, что после уроков ты должен будешь зайти ко мне. — напомнил директор, а затем, сказав: «продолжайте урок», вышел из класса.