Знание-сила, 2004 № 08 (926)

Якутская ходьба как профилактика остеохондроза Очерки по этнопедагогике

Первый очерк — см. № 7 "Знание — сила".

Рекомендую: заместитель по инновациям, физик, охотник и сын сказителя-олонхосута Геннадий Решетников — коллега Бугаева.

Собственно, все и началось в школе, руководителем которой был Геннадий, и продолжилось, когда тот стал администратором районного масштаба, а потом подключились другие.

И вот мы едем с ними на ночлег к кузнецу.

Почему к кузнецу? Потому что он делает воину меч, а шаману побрякушки. В иерархии ценностей кузнец стоит на первом месте (выше только горшечница, но она женщина и демиург), "кузнец сильнее шамана", сказано в мифологии, "шаман сильнее воина".

Хотя вообще-то все не слабые.

Мирный, умудренный жизнью кузнец ловит стрелы руками.

Если воин благороден (выстрелив из лука, кричит противнику: "Эй, летит оружие, берегись!"), его отношения с другими фигурами эпоса складываются хорошо. Но если воин бесчестен, его ждет возмездие.

По якутским обычаям, первое имя ребенку давали в возрасте от трех до семи месяцев. Оно было временным и исчезало, когда ребенок нарекался вторым именем. Его давали в возрасте от двенадцати до четырнадцати лет, и отражало оно черты характера или физического облика. Это имя давалось навсегда. Потом ребенок вырастал, и ко второму имени добавлялось третье, говорившее о принадлежности к какому-то роду деятельности. Проявил себя как кузнец, мастер — получи имя и с ним пропуск во взрослость. А нет, сиди еще вместе с детьми, объяснял мне Бугаев хитрости якутской педагогики.

— Это хорошо или плохо, когда человек часто меняет школу, классный коллектив? — спрашивает Бугаев. — Может, благодаря этому сформировалась привычка путешественника, который не может долго на одном месте усидеть?

Сколько раз они переезжали? Сколько у него было школ — шесть, семь? Привычка к перемене мест вырабатывается и без частых смен школы и класса. Просто это сидит в нас.

Одновременно с обычной кончил заочно физико-техническую при МФТИ, получил приглашение. Но поступил в Якутске на филологический факультет университета. У учителей это вызвало удивление, а секрет заключался в его семье: сколько он себя помнил, в ней всегда царил культ книги. Когда возникала очередная ситуация переезда, родители давали ему небольшой старенький чемоданчик, тогда были такие, фанерные с металлическими уголками, и предоставляли право взять с собой столько книг, сколько войдет в этот чемоданчик. Он помнит, как сидел перед выбором — взять не взять, а остальные нес друзьям. Позже он проанализировал, какие книги умещались в том фанерном чемоданчике, и пришел к выводу, что одни и те же...

Институт бросил посередине и ушел в армию, о чем не жалеет. Служить было тяжело, но он увидел обнаженную до предела модель общества. Вернулся, снова учился и опять ушел, работал кочегаром, грузчиком, крановщиком... С крана его "сняла" куратор из университета: "Твое место не здесь".

В перестроечные времена он уже работал в институте усовершенствования. Ездил по стране, учился, как многие тогда, у педагогов-новаторов и писал об этом.

Вечно попадал в какие-то истории. В институте, где работал, сокращали пенсионеров. Он встал на собрании и сказал, что у якутов есть поговорка: "Пряча в котомке стариков, всегда спрашивай у них совета". Рассказал историю: когда предки шли к Лене, было решено убить стариков, чтобы те не мешали передвижению остальных. А один предок спрятал старика в переметной суме и благодаря его советам благополучно добрался до места.

Администрация с интересом выслушала эту историю. Ему пришлось уйти вместе с пенсионерами.

То, что собирал шесть лет, сгорело в компьютере.

Традиционные якутские имена, отраженные в эпосе.

Шаманизм: костюмы, ритуалы разных народов.

Пантеон божеств в якутской мифологии.

Утраченные старинные названия животных и растений.

Традиционный якутский эрос.

То, что систематизировал, описал, понятия, источники — вся работа сгорела.

...Мы едем-едем-едем. У человека три души, продолжают развивать мои спутники якутскую модель личности: земля-душа, то есть моя плоть, душа- воздух — мое психическое и мать-душа — духовное. Наличие этих трех душ еще не делает человеком. Нужен еще "сюр", энергетический стержень, проходящий через позвоночник, чтобы начать действовать.

Хорошо вам, думал я, вспомнив, как они прыгали в белую ночь якутскими прыжками то на одной ноге, то на другой, то на обеих вместе. А если — остеохондроз?

В одной школе, куда заезжали, учитель физкультуры сказал: "У меня есть программа: якутская ходьба как профилактика остеохондроза". — "А в чем суть?" — "В равновесии". Сказал и ушел.

Коновязи на футбольном поле Туора-Кюельской школы

В селе Туора-Кюель, которое можно перевести "У озера в стороне", живет Эрнст Алексеев. Он скульптор, член Союза художников, автор оригинальной малой "тальниковой скульптуры" и не менее оригинальных могильников, а также исполинского "мемориального комплекса", установленного в лесной чаще. Еще Эрнст Алексеев — директор местной школы.

То, что в школе директор — скульптор, видно сразу. Особое впечатление произвели на меня резные столбы — коновязи. Они стоят на футбольном поле рядом с обелиском в память погибших воинов — огромные, точно идолы с острова Пасхи или из Древнего Египта. Каждый год выпускной класс устанавливает один такой столб наподобие того, как в других местах сажают деревья, — в итоге за годы педагогической деятельности Эрнста вырос лес этих впечатляющих столбов.

По мнению Эрнста, пространственное мышление — архетип якутов. Алексеев досконально изучил, как мыслит якутский плотник, начиная от изготовления старинной игрушки, и пришел к заключению, что у мастера, по-якутски "ууса", сочетаются два качества: феноменальная жизнестойкость и преобладание духовности над материальным. Даже лопатка для выгребания навоза украшена орнаментом. Возможно, благодаря этому, полагает Эрнст, предки и выжили.

В здешнем уникальном музее сельскохозяйственной техники этот архетип хорошо просматривается. Музей вместе с учениками собрал коллега Эрнста, учитель Егор Сыромятников. Он тоже мастер. И каждая вещь в этом удивительном собрании свидетельствует о мастерах.

Вот, показывают мне, соха, лемеховый плуг, пароконная сенокосилка фирмы "Крупп". Этим орудиям труда больше ста лет, а какой металл! И работают до сих пор. Поэтому "Крупп" и ценится.

Довоенная молотилка 30-х годов... Оказывается, в те годы было много разных марок. Сноповязалка. "Самоскид" для уборки хлеба — сам скидывает. Назывался "Идеал".

Паровой котел 1955 года — настоящее чудище из преисподней, использовался в паровозах и пароходах, а в здешнем колхозе в конце 50-х — как электростанция.

Ярмо для быка. Жернова для мельницы. Колесо для молотилки, которое невозможно поднять даже мысленно, а у них в селе простой колхозник поднимал, и еще считалось, что он не очень сильный человек...

Заведующий удивительного музея Егор Иванович Сыромятников сказал, что Министерство сельского хозяйства, увидев это железо, хотело забрать его к себе, предложив взамен новый трактор "Беларусь", но они отказались. Народ у нас музейный, объяснили мне, любим музеи и сохраняем старое. "У нас не принято трогать то, что было раньше, — напомнил мне мой спутник Николай Бугаев. — Просто бережно к нему относимся".

Таежный скульптор Эрнст Алексеев

Вернемся к скульптору Эрнсту и его творениям. В школе Алексеева присутствует аромат "Мастера и Маргариты". Любовь и мастерство. Посмотрите на самодельные куклы из школьного кукольного театра села Туора-Юоель - в них любовь, они как живые.

Про Эрнста говорят, что он возродил национальную культуру. Начиная с игрушек.

"Вот такими коровами мы играли в детстве. А это коровы-сани. Я только на них детей посадил". Показывает и смущается. А вдруг не пойму, подумаю, безделица.

Вот, любовь называется. Лошади с головами, приникшими друг к другу...

Детская мебель, которую Эрнст увидел в разных семьях и сделал макеты — чтобы осталось.

Национальная табуретка, вырезанная с помощью одного ножа, без единого гвоздя. Девять якутских табуреток, одна другой меньше, ставим друг на друга — получается Пизанская башня. А одна в другую — русская матрешка. "Конструктор такой может быть для ребятишек" — поясняет Эрнст.

Следующий раздел — жилища. Макеты исследованных Эрнстом юрт с особенными углами из разных местностей. Есть "татгинский угол". К жилищу относились очень серьезно, как гарантии жизненного благополучия и части мироздания. Все было продумано: свет, вентиляция. Веками отобранная форма усеченной пирамиды. Чтобы было тепло, крышу обмазывали глиной, настилали в два слоя древесную кору, накрывали мхом, сверху дерном... А летний дом назывался "ураса" — это якутский дворец в форме конуса высотой пятнадцать метров.

Эрнст Алексеев создал удивительную коллекцию макетов национальных могильников на основе забытых, заброшенных оригиналов. Глядя на них, видишь, как хоронили предков. На лабазах, в подвешенных на столбах домовинах, в шаманских могильниках... В виде избушки с крышей.

Культура смерти забыта, а туг не было случайностей. Каждая деталь что-то значила. Человек умел читать смерть так же, как жизнь. Проходя мимо могилы, по насечкам, орнаменту можно было узнать, кто умер, сколько ему было лет, как его уважали...

Весь этот мир вещей от рождения человека до смерти Эрнст собрал и воспроизвел. Издал три учебных пособия для учителей с подробными рисунками, картами. И сам стал обучать учителей труда из разных школ. И теперь, спустя двенадцать лет, на кладбищах по всей Якутии — могильники в форме маленьких срубов. То есть искусство пошло в массы.

Правда, самое крупное произведение Эрнста труднодоступно.

К нему надо продраться через тайгy по едва заметной дороге, ехать через бурелом, неимоверно долго преодолевать этот "кес" пути — а разве можно коротко? — к концу, к исходу, смыслу, вечности...

Почему в будущее можно попасть только через прошлое? По якутским поверьям, человек, умирая, уходит назад, в детородный орган своей матери, к своим предкам, к мировому дереву. Вот для чего нужно мертвое сухое дерево, которое не трогают, оно может стать "мировым деревом" жизни, священным родовым деревом "Аап Луук Мае", соединяющим, как позвоночник, срединный человеческий божий мир, где мы живем, с иными сферами и мирами.

В том месте, где мы продирались через бурелом, на неожиданно появившемся из глухой тайги открытом месте у реки был захоронен один из самых знаменитых в Якутии сказителей- олонхосутов. Его родственник показал место, и Эрнст в память того олонхосута решил создать композицию.

Она состоит из трех частей.

Первая часть — страна Олонхо: миры верхний, средний и нижний. Вторая часть — надмогильник олонхосуту. Третья часть — беседка, балаган — так по-якутски называется помещение для отдыха.

Первая часть — высокое сухое дерево, а под ним из коряг, сучьев, пней — "шука смерти", "бык смерти", черепа богатырей, людские мослы. Нижний мир. По иронии судьбы, прямо под тем пригорком, на котором Эрнст сотворил мифологическую преисподнюю, образовалась реальная — с проваленной землей и изуродованным ландшафтом...

А вот и он за изгородью — единственный и неповторимый наш прекрасный мир, вырезанный Эрнстом на стволе и ветвях мирового дерева. Вот его иерархия, начинающаяся с человека, а не заканчивающаяся им, ют населяющие мир звери и птицы.

В третьей части этого ни с чем не сравнимого мемориала, в балагане-беседке под огромной старой лиственницей, крона которой не пропускает ни капли дождя, мы отдохнули. По натуре Эрнст человек не публичный. Мягкий, смущающийся человек — редкая черта в наше беззастенчивое время.

Редкая черта, редкая скульптура, другой такой, может, на целом свете нет. Ведь обычно скульптор делает напоказ, на всеобщее обозрение, а произведение Эрнста, как душа, спрятано в глуши...

Сменилась жизненная ситуация, и сельская школа из единственного центра культуры стала, кажется, единственным на селе местом занятости — больше работать негде. Сельский учитель, а точнее, учительница — теперь единственный на селе работник, кормилец, а директор школы приобрел, можно сказать, статус управляющего, помещика без поместья. Хотя кое-где и поместья уже появляются.

Но, понятно, что дать всем работу школа не может. И остается что делать? Ее организовывать.

Давайте зафиксируем эту нарождающуюся, парадоксальную (в экономически слабо развивающейся стране) ситуацию. Новый этап сельского образования: школа — организатор новых рабочих мест. Центр социально-экономических инициатив.

Идея, кажется, заманчивая, но кто будет ее осуществлять? Нет кадров, которые решают все или хоть что-нибудь. И откуда взять?

Несколько лет назад Илья Аргунов стал директором родной школы села Игидэй, сел со своим однокашником Афанасием Лопатиным, и они стали думать, где найти мастеров, которые бы научили детей какому-нибудь полезному делу. Положим, кузнечному.

А кузнеца, народного мастера, "ууса", нет. Так говорили между собой молодой директор школы и его одноклассник Афанасий.

Он в Якутске — на сувенирной фабрике. Окончил художественную школу. Захотелось, говорит, чтобы на родине тоже произошли какие-то изменения. Вернулся домой, встретился с Ильей и стал вести в школе кружок технического творчества. Мастерили то, что пользуется спросом, — сенокосилки, самоходные агрегаты, вездеходы повышенной проходимости. Заинтересовались не только дети, но и взрослые. А что если, подумали друзья-товарищи Илья и Афанасий, вспомнить, кто и чем у нас в классе занимался, какой был интерес? Вспомнили Алешку, у которого была тяга к музыке, что-то мастерил. Варвара шила красиво. Софрон работал на пилораме, а хотел большего. Прокопий ковырялся в металле...

Начали с этого разговора и постепенно собрали одноклассников. И сложилось то, что теперь называется центром возрождения национальной культуры "Перевал".

Я спросил директора игцдэйской школы Илью Ильича Аргунова: "В каком смысле "Перевал"?" — "Во взрослую жизнь" — ответил он.

И представил своих народных мастеров. Я посчитал: три народных мастера республики Саха, четыре мастера-педагога (народных умельца), шесть педагогов дополнительного образования высшей категории.

Да откуда они взялись? А оттуда, из школьного выпуска.

Автор среди школьников

Алексей Хайдунов. Был кочегаром. Пять лет назад, когда открылся центр, пришел работать сапожником. Окончил курсы и учил детей шить северную меховую обувь. Но влекло к музыке. Старинные якутские инструменты почти исчезли. Стал читать, ходил в музеи, расспрашивал людей. В одном селе натолкнулся на человека, у него был старинный струнный инструмент (позднее это вылилось в систему — поиск таких людей, народных мастеров и обучение у них). Теперь Алексей — мастер по изготовлению и игре на старинных музыкальных инструментах, которые возродил. У мастера семь учеников разного возраста, мальчики и девочки уже сами изготавливают инструменты, играют и поют.

Прокопий Быгынанов — в прошлом электрик, сторож, тракторист, теперь изготовляет с девятиклассниками якутские ножи. Спрашиваю: не страшновато, что ребята с ножами? Нет. отвечает Прокопий, раньше нож давали четырехлетнему ребенку, и он висел у него на поясе. Специально не обучали — просто смотрел, как работает отец, и что-то делал, игрушки себе вырезан.

Варвара Матаннанова учит ребят перешивать одежду старших братьев и сестер, шить нарядное платье.

Альберт Попов — не из этого выпуска, бывший ученик физматшколы, шофер, жокей — руководит местной телестудией, в штате у него 13 ребят, есть репортер, диктор, два кинооператора. Когда я ходил по студии, мальчик снимал меня камерой.

Еще есть парикмахеры, ювелиры, мастера по изготовлению кумысной посуды. По видеозаписи я посмотрел, как тринадцатилетние ученики доят в летнем лагере диких кобылиц и осваивают технологию изготовления кумыса. Эта маленькая, довольно удаленная по нашим понятиям (день езды от Якутска) школа изготовляет более десяти сертифицированных национальных напитков из кобыльего молока! Я рассматривал изготовленные с помощью компьютерной графики фирменные этикетки, они наклеены на бутылках всех этих чудесных напитков, которые пользуются большим спросом по всей Якутии. Школа вышла на рынок. Причем с продуктами, производство которых требует не столько физических усилий, сколько интеллектуальных.

Теперь смотрите, что получается: в школе 247 учеников, и каждый вместе с аттестатом зрелости получит вот такое удостоверение, которое учителя разработали и утвердили вместе с Министерством образования республики: "Прошел двухгодичную подготовку и получил дополнительное образование по такой-то специальности".

Как третье имя по якутским обычаям. Пропуск во взрослость.

В центре возрождения национальной культуры "Перевал" всюду кипит работа. Мастерские открыты целый день.

На таких инструментах играют дети из села Игидэй

Не знаю другого такого случая, когда взгляды рядом живущего человека, односельчанина, его жизнь и деятельность, протекающие по соседству, кладутся в основу концепции школы, образования и воспитания. А в Баяге, как я понял, пытаются это сделать, опровергая утверждение о том, что нет пророка в своем отечестве.

Удивительно, не Ян Амос Каменский, не Монтессори, не Эльконин-Давыдов. Обыкновенный человек, сельский кузнец. Правда, не рядовой, а достигший самого высокого уровня мастерства. "Уус" высшей категории. Народный мастер Якутии, художник, этнограф. Свои книги, переведенные на разные языки мира (в Японии с его фотографией вышел перекидной календарь нового тысячелетия), он неизменно подписывает: "Кузнец Мандар". Мандар Барыс, по-русски — Борис Федорович Неустроев. На пророка похож мало. Худенький, прьпучий, чемпион по ходьбе на длинные дистанции.

Ходить есть где. Территория Баягинского наслега — две с половиной тысячи квадратных километров. Леса, охотничьи угодья, озера. "У меня свое озеро, — сказал кузнец-пророк, — приедете, будете селиться, мы вам тоже озеро дадим".

Просторное село на горках. Племянница Мандара, десятиклассница, написала работу о восприятии цвета народом Саха. Двадцать оттенков белого цвета. Дядя поправил — сорок. Белый с оттенком льда. Снежно-белый. Белый, как седина. Белый снег на широком поле в степи. Белый, как масть лошади. Белый, как лебедь. Как облака. Небесно-белый...

Имя предка — неизвестно, когда он жил, — сохранилось только Сойуппат, означает "никогда не гасите огонь в горне" или "не позволяйте ему остыть". От этого предка по отцовской линии пошла родословная. Неустроевы были кузнецы. В старину ремесло было родовым занятием.

И сейчас оказалось, что ребята любят мастерить то же самое, что их предки. В человеке продолжает жить генная сила. Поэтому вот первое правило педагогики по Мандару: "Сначала изучаем предков ребенка, только потом направление даем, тогда он идет по своему пути".

Он с детства — путешественник. Первый раз, было ему четыре года, переночевал на лесной опушке. По два месяца иногда путешествовал. Шесть раз ходил в большие походы. С собой ничего не брал — ни палатки, ни еды. Только удобную обувь да бумагу с карандашами. Ночевал в старых жилищах, амбарах, могильниках, срисовывал старые вещи и оставлял их на своих местах.

С животными все время разговаривал. Шел по лесу, а лисица, как собака, сбоку шла — не боялась.

После таких походов часы на руке тикают, как будильник. А про людей думаешь: зачем так громко говорят, будто не слышу?

Когда ходил в природу, все время копался в старых вещах — игрушки, хлам всякий попадается в брошеных жилищах. Думал: что это, для чего? Очень привык изучать, трогать старые вещи. От них через руки тепло проходит по всему телу, и сразу ощущаешь своих предков.

С глубокими стариками очень любил разговаривать, расспрашивать их. Во время этих походов, начиная с шестьдесят третьего года, разговаривал с восьмьюдесятью стариками и старухами, которым перевалило за сто лет. Свыше восьмидесяти разговоров у него записано на бумаге.

Борис Настроев — мандар

Маленькая мастерская Бориса Федоровича Мандара-Неустроева, где горн горит. Очень маленькая печь. Очень старый дом. В кузнице все время кто-нибудь находится, с утра до глубокой ночи. Все время в эту маленькую комнату очередь: совхоз распался, и кроме мастерской Мандара, других в селе нет. Приезжают и из других мест те, кто хочет вникнуть поглубже в кузнечное дело, тогда он учит. Живут у него неделю, месяц, сколько смогут, и учатся. Мандар смеется: бесплатное училище.

В это училише к нему приходят маленькие дети. И кузнец Мандар учит их, когда они начинают крепко держать молот. Никакого расписания нет, когда хотят, тогда и приходят. И только кто хочет. У кого кровь предков играет в жилах, это сразу дает фору и формирует привычку не бояться огня, умение побороть твердость металла, закалить клинок. После этого человек чувствует себя мужчиной. М&ченькие ребята, кузнецы в десять, двенадцать, тринадцать лет, они уверенно смотрят и с человеком разговаривают. Уже мужчинами себя чувствуют. Гордые такие, не хотят уступать. Вот такими тоненькими ручками начинают ковать металл. Сил физических мало. Но азарта, силы духа очень много. Побороть металл — побороть себя. Здешние мальчишки расхлябанные, как везде, а начнут с металлом работать — подтягиваются. К учебе иное отношение. К здоровью. Совсем другие дети.

Если работаешь с металлом, нрав становится мягкий. А человек — уживчивый и веселый.

Так он уходил и возвращался, и из заброшенных старых жилищ, из хлама, от стариков приносил рисунки. Много листов с изображением орнаментов, которые перерисовывал с разных вешей. На обороте каждого листа: что это такое, откуда взял, когда сделано — данные о вещи. Этнографически точная копия в единственном экземпляре.

Глядя на эти вещи, испытываешь гордость за предков. Тяжелые, торжественные и в то же время ажурные. Мандар вырисовывает каждую бисеринку, бусинку и оттеняет пространство, чтобы было лучше видно. Волка ноги кормят, а его — память и руки. На один рисунок иногда уходит полмесяца. А у него их тысячи.

Издал четыреста рисунков на дереве, ждут своей очереди орнаменты на одежде, металле, кости, бересте, глине...

Кажется, что через эти якутские орнаменты на нас смотрят глаза предков. Видишь то одно, то другое, узор превращается то в театральный занавес, то во взявшихся за руки людей. Как будто он обучает нас. идет от простого к сложному: от детской берестяной игрушки, ягоды-малины, завитушки и сердечка — к солнечному кругу, Вселенной и жизни человека в ней. А может быть, нет ничего простого — все сложно. Или все просто, но как прочесть и понять то, что написано?

Когда-то предки Мандара обладали письменностью, а потом утеряли. Есть легенда: прародитель якутов плыл на корабле, плохо привязал книгу, она утонула. Теперь только на скалах по Алдану, Лене встречаются письмена, тюркские рунические знаки... А когда письменность пропала, стали говорить орнаментом. Ведь орнамент — мать письменности, каждая закорючка что-то значит, каждый вид орнамента — это отдельный смысловой рассказ. Благодаря своему смыслу орнамент и сохранился, считает Мандар, а если бы был только украшением — вряд ли.

У Мандара — десять собственных книг, еще к двадцати книгам сделал иллюстрации. Оформляет книги поэтов, которых любит.

Вот концепция кузнеца Бориса Мандара, опирающаяся на народный эпос.

Есть девять ступеней умственного развития человека.

Первая — "мать-разум", дается свыше, из космоса, от космического разума. На солнце бывают вспышки, протуберанцы, вроде этого, говорит Мандар, мать-разум испускает лучи и лелеет другой тип разума, который оформляется у ребенка до семи лет. Ребенок ходит, ищет, творит — "движущий разум".

С семи до четырнадцати наступает пора "разума спорящего". Человек спорит, истину хочет найти.

Потом развивается "вперед идущий ум", вперед смотрящий, вперед думающий. Человек начинает шзанировать жизнь, думать о будущем. Следующую ступень можно перевести на русский язык как "ясновидящий разум". Человек созревает, смотрит ясно вокруг, вперед, туман проходит, колебания проходят.

Самая высшая точка развития человеческого ума, по якутской народной педагогике, — разум сказителя и кузнеца.

Не только кузнеца, а любого мастера, достигшего высшего мастерства в своем деле и приносящего наибольшую пользу людям. Реализовавшего свое предназначение.

Проявление человека как мастера — высшая точка развития его разума. Дальше, говорит Мандар, боги идут...

Ночлег закончен. Горит горн. В селе собираются кузнецы. Маленькое общество мастеров, куда приходят дети. Может, это и есть школа?

Эдуардо Вирапян