0:1 в первом тайме

ГЛАВА III

На кладбище старых автомобилей, или, иначе говоря, в удельное княжество пана Лопотека, можно было попасть либо через калитку со «стадиона», либо через ворота с Гурчевской. Манджаро и Жемчужинка прошли через ворота. Для разрешения столь важного вопроса, рассудили они, лучше войти с главного хода — это будет выглядеть более официально.

Попав на обширное пространство, сплошь заваленное скелетами машин различных марок и размеров, ребята не сразу заметили правителя этой огромной территории. Только внимательно приглядевшись, обнаружили они длинные ноги, высовывающиеся из-под обломков старой «Шкоды». Пан Лопотек был занят вывинчиванием какой-то части из внутренностей заржавелого мотора. Ребята остановились, почтительно глядя на неподвижные, смешно раскинутые ноги, обутые в сандалии, Манджаро деликатно кашлянул.

— Сто тысяч гнилых помидор, кто там? — отозвался басистый голос.

— Это мы, пан Лопотек, — ответил Манджаро.

— Что еще за «мы»?

— Мы… из «Сиренки»…

— Вы что, не видите, что у меня работы по горло? Приходите попозже, сейчас у меня нет времени.

Ребята посмотрели друг на друга, потом на ноги мастера, забавно подергивавшиеся в этот момент. Жемчужинка усмехнулся.

— Пан Лопотек, — сказал он тоненьким голоском, — мы по очень важному делу!..

— Опять какая-нибудь серьезная драка?

— Нет, — пояснил Манджаро, — мы по поводу турнира, о котором писали в «Жице Варшавы».

— Ну, какого еще там турнира? — скептически отозвался из-под машины пан Лопотек.

Все же известие это, видимо, заинтересовало знаменитого судью, потому что минуту спустя ноги высунулись еще немного, а за ногами выполз и весь пан Лопотек. Загорелое лицо его, седеющие усы и шевелюра — все было в копоти и ржавчине. Он внимательно оглядел ребят, а затем пробежал глазами вырезку из газеты, которую протянул ему Манджаро.

— Ну хорошо, а что, собственно, вам нужно? — спросил он, закончив чтение.

— Мы, если пану угодно, — вежливо пояснил капитан команды, — хотим принять участие в этом турнире. И вот пришли к вам, чтобы посоветоваться, есть ли у нас какие-нибудь шансы.

Механик долго раздумывал, потирая испачканной ладонью поросшую жесткой щетиной щеку, и наконец серьезно ответил:

— Этот турнир, хоть кому скажу, — неплохая вещь. А если толковать о вас, то могу вам дать один совет…

Он оторвал руку от щеки и еще серьезнее глянул на ребят.

— Какой? — вырвалось у нетерпеливого Жемчужинки.

— Вы здорово сыграли тот матч, хоть кому скажу, но у вас ведь одна мелюзга, малыши. Вот если бы вам объединиться с «Ураганом» и составить одну команду, тогда дело пойдет.

— Это невозможно! — почти в один голос закричали ребята.

Пан Лопотек возмутился:

— Как так — невозможно?

— Это невозможно, — упрямо повторил Манджаро. — Не для того мы сколачивали свою команду, чтобы объединяться с этими «фазанами» с Окоповой!

— Эге, что я слышу! — Механик прищурился. — Вам кажется, что они играют хуже вас? А вы видали, как здорово водит этот франтик в замшевых ботинках? А этот дылда в центре нападения? Говорю вам, если бы они знали тактику футбола, то всыпали бы вам десять: ноль, а то и почище!

— Это вам только так кажется, — запротестовал обиженный Манджаро.

Лопотек, ухватив его за пуговицу рубашки, притянул к себе:

— Я, дорогой мой, разбираюсь в футболе. Девять лет играл левого бека в «Искре». Не тебе, хоть кому скажу, меня учить. Если я сказал, то так оно и есть. Да в чем же дело? Разве не все вы — ребята с Воли? Разве Воля должна плестись в хвосте? Нет! Так что же вам раздумывать? Объединяйтесь и увидите, что будете, хоть кому скажу, выигрывать под ноль у других команд.

Манджаро задумался. Доводы пана Лопотека показались ему убедительными, но сама мысль об объединении с «Ураганом» вызывала в нем возмущение.

— Может, они тоже не захотят… — постарался он увильнуть.

— Поговорите с ними. Объясните, что вместе с ними у вас получится сильная команда, у которой будут шансы попасть даже в финал. Ведь у вас тоже есть несколько хороших игроков.

Манджаро признал себя побежденным.

Дойти до финала в турнире «Жице Варшавы», о котором пишут в газетах, завоевать славу для Воли — это была действительно прекрасная идея.

— Ну ладно… — нехотя сказал он, чтобы механик не вообразил,, будто его так-то уж легко переубедить. — Но что будет, если они не согласятся?

— А на что же ты считаешься капитаном команды?

Уговори их! Я советую — объединитесь. Не пожалеете.

От пана Лопотека ребята возвращались, полные самых противоречивых мыслей. Конечно, обидно было сливаться с «фазанами», но соблазняла возможность попасть в финал. Вернувшись на Голубятню, мальчики вскарабкались на шестой этаж и принялись обсуждать вопрос с самого начала.

Манджаро вытащил свой «капитанский» блокнот, где были записаны состав команды и члены клуба. Нарисовав одиннадцать кружков, он расположил их так, как располагаются игроки на поле, и начал объяснять Жемчужинке:

— Это неплохая идея. У нас вправду получилась бы сильная команда. Гляди-ка! В воротах будешь ты, это не подлежит никакому сомнению… Защита у них лучше, вот мы и поставим сюда Мельчика и Енджейчика из «Урагана». Центральным защитником будет Кшись. Он не больно силен, но все-таки лучше, чем их парень. Правым полузащитником будет Пухальский, а левым — их Генек Стройко. Нападение у нас будет первоклассное. Смотри, братец: на левом краю, конечно, Чек… — Манджаро прикусил язык, вспомнив вчерашнюю ссору.

— Хе, Чек! — с сожалением усмехнулся Жемчужинка. — Ты вчера так обошелся с лучшим другом, как будто это хулиган какой-то.

— Он сам виноват! — Манджаро хотелось поскорее избавиться от неприятной темы.

— Да, Чек — это игрок! — Жемчужинка даже причмокнул, как будто речь шла о любимом лакомстве. — Такого нам уже не найти.

— Это тебе только так кажется, — холодно отозвался Манджаро. — Вот смотри: сказал, что сдаст кассу, а до сих пор еще не явился.

— Он говорил мне, что тетка заперла шкаф и он не мог взять деньги.

— Вечно он врет!

— И чего ты к нему цепляешься? — возмутился Жемчужинка. — Что он тебе сделал? Мировой товарищ…

— Он опозорил всю команду.

— Зато раздобыл мяч. Уж если он что скажет, то слово сдержит, — вступился за Манюся маленький вратарь.

По тому, как он это сказал, Манджаро почувствовал настоящую, от сердца, привязанность к другу и соседу по Голубятне. Капитан команды со злостью вычеркнул фамилию Чека, которую, по рассеянности, занес было в блокнот.

— Что касается нападения, — заявил он, чтобы прекратить этот разговор, — то вместо Чека мы поставим на левый край Скумбрию.

— Но он же играет в центре..

— Ничего страшного. Хороший игрок сумеет сыграть в любом месте. В центре буду играть я.

— Еще бы! — Жемчужинка криво усмехнулся.

— Что, может, тебе это не нравится?

— Да нет, ничего, я так просто…

Манджаро смутился, покраснел и, желая сгладить неприятное впечатление, миролюбиво добавил:

— А, собственно, все равно. Могу и я сыграть на краю. Итак, я — левым крайним, левым полусредним — Игнась, в центре — Скумбрия, правым полусредним — Королевич, правым крайним — наш Метек Гралевский… Ну, как тебе нравится такое нападение?

— Подходяще… — неуверенно протянул Жемчужинка. — Но все-таки жаль, что нету Чека!

Прежде чем начать переговоры с капитаном «Урагана» о слиянии обеих команд, Манджаро долго колебался. После обеда он послал Жемчужинку на Окоповую, чтобы тот договорился со Скумбрией о встрече. Вернувшись, маленький вратарь докладывал о своей миссии без особого подъема.

— Ни черта из этого не получится, — сказал он:— они, братец ты мой, нос задирают.

— Неважно, — прервал его Манджаро. — Ты лучше скажи: придут они или не придут?

— Придут, только…

— Что — только?

— Только неизвестно, придут ли…

Манджаро внимательно глянул на вратаря:

— У тебя что, горячка, братец?

Жемчужинка поморщился:

— Если бы ты слышал, как они со мной разговаривали, ты бы тоже не знал, придут они или не придут. Говорили, что в четыре будут на Вольской.

В четыре часа делегация «Сиренки» — Манджаро, Жемчужинка и великий знаток футбола Тадек Пухальский — уже стояла у главного входа в большой универмаг. В молчании дожидались они «урагановцев». Минуту спустя на площади перед зданием показались Скумбрия и Королевич. Они шагали медленно, осанка их была полна достоинства, как и подобало делегатам и руководителям клуба.

Поздоровались холодно и серьезно. Королевич небрежно сказал:

— На улице нечего болтать. Зайдем в «Маргаритку». Такие дела надо решать с удобствами, за порцией мороженого.

Лица ребят из Голубятни вытянулись. Ни у кого из них в кармане не было ни гроша. Воцарилась напряженная тишина, которую дипломатично нарушил Жемчужинка:

— Тут речь не о мороженом, а о серьезных вещах!

Королевич насмешливо улыбнулся:

— Можете не беспокоиться, сегодня я угощаю. У меня хватит на всех.

После недолгого колебания все вошли в ближайшую кондитерскую и заняли столик в темном углу маленького зала. Королевич держал себя, как завсегдатай. Уселся поудобнее, подтянув штанины новых «дудочек», кивнул проходящей официантке:

— Пять двойных шоколадного.

Официантка окинула взглядом всю компанию. Оборванные, не слишком опрятные ребята, очевидно, не вызвали у нее особого доверия.

— Деньги прошу вперед! — сказала она.

— Да ведь это я плачу! — возмутился Королевич. Он вытащил из кармана пачку денег и жестом миллионера швырнул их на мрамор.

— Откуда у него столько денег? — шепнул Жемчужинка.

Манджаро пожал плечами в знак того, что это его не касается. Скумбрия откашлялся.

Начинаем, — оповестил он, переходя на деловой тон.

Манджаро неторопливо вытащил из кармана блокнот, положил его на стол и спокойно принялся объяснять, каков, по его мнению, должен быть состав объединенной команды. Придерживался он при этом тех же соображении, какие утром были высказаны паном Лопотеком.

— Дело серьезное, и мы должны иметь сильную команду, если хотим выйти в финал, — заключил он. — Воля обязана с честью закончить турнир.

— Все это хорошо, — отозвался Скумбрия, который слушал с большим вниманием. — Но какие ваши условия?

Манджаро обменялся с товарищами быстрым взглядом.

— Вот состав команды, который мы предлагаем. — Он протянул Скумбрии свой блокнот, где над кружками, обозначающими расположение позиций, были надписаны фамилии игроков.

Капитан «Урагана», взглянув на предложенный ему план, небрежно отодвинул записную книжку.

— Можете все это забросить подальше, — отрезал он. — Забираем у вас Чека, Жемчужинку и тебя. — Он показал на Манджаро. — Ну, может, еще Парадовского… Остальным скатертью дорога…

Королевич бросил взгляд из-под длинных ресниц, облизнул ложечку с мороженым и в знак согласия соизволил кивнуть головой.

— Вы что, смеетесь? — вырвалось у Жемчужинки. — А куда же Кшися? Куда Тадека?

— Ну конечно, — вмешался Тадек Пухальский, — обо мне, понятно, забыли.

— Наш Павел лучше, — не терпящим возражения тоном отозвался Королевич. Вытянув ноги, он разглядывал свои замшевые туфли.

— Лучше меня?! — взорвался Пухальский.

— Угу, — буркнул Королевич.

— Да уймитесь вы! — попытался их утихомирить Манджаро. — Тут важное дело, а они задираются!.. Я только должен вам сказать, что на такие условия мы не можем согласиться.

Скумбрия побренчал ложечкой о стакан.

— А мы — на ваши. И еще одно: новая команда должна называться «Ураган».

— Что за чушь! Может, еще «Вольный ветер»? — съязвил Жемчужинка.

— Или «Землетрясение»? — добавил Тадек Пухальский,

Как только он убедился, что «урагановцы» не собираются включать его в свой состав, он тут же превратился в заядлого противника слияния команд.

— Тише, орава! — цыкнул Королевич. — Я не для того угощал вас мороженым, чтобы вы устраивали здесь шум. Мы ведь вас ни о чем не просим. Хотите — хорошо, а нет — так нет. Только не очень задирайтесь, а то мы с вами поговорим иначе.

Вспыльчивый Жемчужинка не мог этого вынести. Он так порывисто вскочил со стула, что стоявший перед ним бокал с мороженым покатился на пол и разлетелся на мелкие осколки.

Бледное лицо вратаря залилось румянцем, крупные веснушки проступили отчетливее, а маленькие глазки превратились в щелочки.

— Не нужно нам вашей милости! — тоненько выкрикнул он. — Идем, Фелюсь, что тут разговаривать с этими фазанами из курятника. Пускай себе играют одни!

Манджаро, помня об ответственности за свою команду, еще пытался спасти положение, но теперь, точно пробудившись от сна, оживился Королевич. Выпрямившись, он быстрым, гибким движением схватил Жемчужинку за шиворот и рывком притянул к себе.

— Повтори, что ты сказал! — зашипел он ему прямо в лицо.

— Фазан несчастный, хулиган! — по-кошачьи фыркнул Жемчужинка.

Неожиданным толчком Королевич сбил маленького вратаря… Тот, как кукла, кувыркнулся через стул, ударившись о доску стола, заставленного недоеденными порциями мороженого. Осколки стекла жалобно зазвенели на мраморе стола, и посыпались на пол.

— Убирайтесь отсюда, бандиты вы этакие! — хватаясь за голову, отчаянно завопила официантка. — Кто теперь мне за посуду заплатит?!

Никто, однако, не слушал ее причитаний. Звон разбитого стекла послужил сигналом ко всеобщей схватке. Тадек Пухальский и Манджаро при виде пострадавшего товарища бросились на «урагановцев». Манджаро сцепился со Скумбрией, а Пухальский, не решаясь прямо напасть на крепкого Королевича, танцевал вокруг него, как боксер на ринге.

Официантка, выбежав из кафе, подняла тревогу:

— Спасите! Хулиганы затеяли драку!

Не прошло и минуты, как в дверях появился рослый плечистый милиционер. Он быстро захлопнул дверь и ринулся к сцепившимся ребятам.

Первым узнал его маленький Жемчужинка. Это был участковый сержант, прозванный на Воле «Глыбой». Питая почтение к его могучим плечам и грозному виду, Жемчужинка тут же залез под стол и оттуда наблюдал за полем боя.

Милиционер схватил за шиворот Пухальского и Королевича, поднял их с пола, для острастки столкнул лбами и поставил перед собой. То же самое он проделал с Манджаро и Скумбрией.

— Управы на них нет! — из-за спины представителя власти простонала официантка. — Кто же мне за посуду уплатит?

— Вы, гражданка, не волнуйтесь, — успокоил ее милиционер. — Сейчас мы составим протокол, а потом отведем этих птенчиков в комиссариат: Там сразу выяснится, кто из них должен платить.

Услышав, что сержант толкует о протоколе и комиссариате, Жемчужинка замер от страха. «Надо спасаться», — решил он, глядя на непроходимый барьер из пяти пар ног. Осторожно отодвинувшись от широченных милицейских штанов, заканчивающихся огромными черными ботинками, он обнаружил просвет между потрепанными брюками Манджаро и новенькими «дудочками» Королевича. Пока Жемчужинка ожидал подходящего момента, сердце его испуганно колотилось, в носу невыносимо щекотало от поднятой в суматохе пыли. Он чуть было не чихнул, но в этот момент дверь распахнулась, и в поле зрения маленького вратаря возникли чьи-то стройные женские ноги.

— Закройте, пожалуйста! — резко прозвучал голос милиционера.

Воспользовавшись замешательством, Жемчужинка вынырнул из-под стола и в три прыжка добрался до полупритворенной двери. Через секунду он был уже на улице. Услыхав сзади окрик милиционера: «Стой! Стой!», Жемчужинка по-спринтерски пустился коротким закоулком, нырнул в какой-то подъезд, взлетел на самый верх и там, забившись в темный угол, прислушался, нет ли погони. Но с улицы доносился только обычный приглушенный шум уличного движения.

«Спасен! — подумал он и с превеликим облегчением перевел дыхание. — Теперь нужно слетать на Гурчевскую и рассказать ребятам, как мы влипли».

В это самое время Чек катил двадцать седьмым номером трамвая в сторону Конвикторской. Переполненный в эту пору дня вагон тяжело продвигался по раскаленной, пыльной улице Лешно. Ежеминутно пронзительно взвизгивали тормоза, и прицеп встряхивало на рельсах. Однако Манюсь не замечал этого. Погруженный в собственные мысли, он не обращал внимания на неудобства путешествия.

Левый крайний «Сиренки» порядочно трусил. Если бы не ссора с Манджаро, он ни за что не решился бы на такой неосмотрительный шаг. Мальчику казалось, что он направляется сейчас не к знаменитому полузащитнику «Полонии», а прямиком в львиную пасть. Главной причиной, которая заставила его, несмотря ни на что, отважиться на подобное предприятие, было желание вернуться в свою команду. Манюсь очень сожалел, что так скоропалительно расстался с «Сиренной». Теперь, когда была возможность участвовать в большом турнире на кубок «Жиця Варшавы», страсть к футболу одержала в нем верх над страстью к бродяжничеству. Манюсю хотелось сделаться хорошим футболистом, таким, как Стефанек.

В тот раз, отобрав мяч, Стефанек, покидая поле, велел ребятам зайти за ним в понедельник в пять часов. Выла это ловушка или шутка, никто не мог сказать. Достаточно того, что никому из мальчишек и в голову не пришло подвергать себя опасности. Только Чек решился рискнуть.

«Голову мне не оторвут, — думал он. — Самое большее — услышу порядочную проповедь и получу по шее».

Несколько раз подходил мальчик к воротам стадиона, но каждый раз у него не хватало смелости войти туда. Наконец, когда часы у трамвайной остановки показали пять, он сказал себе громко: «Эх, один раз козе смерть». В воротах его остановил сторож:

— Ну-ка, давай отсюда! Ты что, не знаешь, что сюда вход воспрещен?

— Я к пану Стефанеку, — вкрадчиво улыбнулся Манюсь.

— Нельзя! Мне уж раз досталось, мяч тут как-то пропал.

Манюсь проглотил слюну и еще раз улыбнулся:

— Дорогой мой, ведь я по служебному вопросу. Меня уже ждут. От нашей беседы зависит будущее польского футбола. Вы уж, пожалуйста, пан председатель, сами справьтесь. В пять я должен быть у пана Вацека.

Сторож, обезоруженный приветливой улыбкой, махнул рукой:

— Ну иди, только помни: если наврал, я тебе уши оборву!

— Сердечно благодарен!.. — Манюсь направился к тренировочному полю.

Там он узнал, что тренировка закончилась и футболисты моются в душевой. Смелость снова покинула мальчика. Остановившись перед дверью раздевалки, он вдруг пожалел, что явился сюда. Стефанек не захочет с ним разговаривать. Если бы пришел Манджаро или Жемчужинка, другое дело. Но он, виновник всего скандала! Манюсь уже собрался повернуть к выходу, когда увидал в дверях Стефанека. В руке у него была большая спортивная сумка с эмблемой «Полонии». Одетый в светлые габардиновые брюки и рубашку с отложным воротником, он являл собой образец спортсмена, воплощение мечты ребят с Воли. Увидев Чека, он улыбнулся:

— А где же остальные? Разве ты один пришел?

Но Чек, который славился хорошо подвешенным языком, сейчас не мог выдавить из себя ни слова.

— Где твои друзья? — снова спросил Стефанек.

— Дома… — с трудом пробормотал мальчик.

— Почему же они не пришли?

— Не знаю, наверное, они… боялись.

— А ты?

— Я?.. Я тоже боялся.

Стефанек рассмеялся от всей души. Обняв мальчика за плечи, он подвел его к скамье, стоящей у спортивной площадки.

— Понравилась мне ваша игра, — начал он, когда они уселись. — Я тоже когда-то играл в такой дворовой команде. Правда, я не одалживал мячей, — подчеркнул он многозначительно.

У Манюся опустились руки — рухнули все его надежды. «Сейчас начнется», — подумал он.

Однако вместо нотации он услышал веселый голос Стефанека:

— И ты мне понравился. Есть у тебя футбольная жилка. Есть талант, а это уже много.

Манюсь с трудом проглотил слюну.

— Я… я, знаете, хотел попросить прощения за этот мяч. Не видать мне тети Франи, я сделал это только для товарищей, для команды. Без мяча какая игра…

Стефанек внимательно посмотрел на Манюся:

— Сколько тебе лет?

— Четырнадцать… еще не исполнилось.

— Родители есть?

— Какие там родители!.. Во время восстания погибли.

— А кто же за тобой смотрит?

— Тетя Франя смотрит, если можно так выразиться.

— А чем она занимается?

— В артели «Чистота» работает, нанимается помогать по домам. Ей по часам оплачивают, но это не стоящее занятие.

— В школу ходишь?

— Ходил, но… — Тут Манюсь запнулся.

Стефанек коснулся не слишком приятной темы. И вообще не нравились Манюсю эти расспросы — ведь он не в комиссариате. Да и какое могло быть дело футболисту, спортсмену, до того, кто смотрит за Манюсем и ходит ли он в школу? Может, еще спросит, что Манюсь ест на завтрак и сколько они за газ платят? Мальчик поморщился и, не глядя на своего собеседника, добавил:

— Мне бы больше всего хотелось играть в футбол так, как вы. — Он стремился направить беседу по иному руслу.

Но Стефанек был неумолим. Не сводя с него своих серых проницательных глаз, он еще раз повторил:

— Значит, в школу ты не ходишь?

— Не хожу…

— Почему?

— А не знаю даже.

— И сколько ты классов кончил?

— Шесть.

— А теперь что делаешь?

Вопрос был настолько неожиданным, что Манюсь, разинув рот, уставился на «полониста» широко раскрытыми глазами.

— Болтаешься просто, да?

— Да нет, пан Вацек, зарабатываю как могу. Продаю бутылки, помогаю пани Вавжинек торговать фруктами, а иногда убираю парикмахерское заведение.

— А к учению тебя не тянет?

— Не получается что-то у меня, пан Вацек.

— Значит, ты на шести классах решил остановиться?

— Для продажи бутылок и такого образования достаточно.

— Ты что же, всю жизнь собираешься продавать бутылки?

— Если возрастет потребление, это будет выгодное занятие.

— Ах, вот что… — Стефанек покачал головой.

Стефанек был взволнован. В юности, оставшись без родителей, он точно так же был брошен в водоворот жизни. Что-то роднило его с этим мальчишкой, который сейчас, ковыряя рваной тапочкой песок дорожки, исподлобья поглядывал на него.

— Значит, — как бы про себя произнес Стефанек, — ты не хочешь сделаться настоящим футболистом?

Манюсь очнулся от своего раздумья. Сдвинув шапку на затылок, он так и сорвался со скамьи.

— Честное слово, хочу! — закричал он так искренне, что Стефанек рассмеялся.

— У хорошего футболиста не только в ногах сила, в голове у него тоже кое-что должно быть. Бессмысленно гонять мяч — это и дрессированная обезьяна сможет. Для современного футбола нужны знания, а с твоими шестью классами далеко не уедешь.

Манюсь почесал за ухом.

— Да, да, — доброжелательно улыбнувшись, подтвердил Стефанек. — А теперь скажи-ка, братец, когда у вас следующий матч?

«Наконец заговорил о деле!» — подумал Манюсь, с благодарностью глядя на «полониста».

— Мы, пан Вацек, хотим участвовать в турнире, о котором в газете писали. Это же мировое дело!

— А тренируетесь вы?

— Еще как! Паук, то есть Польдек Пеховяк, двадцать «головок» за раз отбивает, аж глаза на лоб вылазят. Ведь тренировка — это хорошая форма, а хорошая форма — это уже наполовину выигрыш, — закончил мальчик со знанием дела.

— Ну ладно. А когда у вас следующая тренировка?

И вдруг Манюсь вспомнил, что он уже не является членом «Сиренки», что Манджаро за «организацию» мяча его выставил. Однако, не желая в этом признаваться, он, не моргнув глазом, соврал:

— В среду, в пять часов, на нашем поле.

— Тогда скажи ребятам, что я приду к вам. Погляжу, как вы тренируетесь… А сейчас подожди-ка минутку, у меня есть для тебя сюрприз.

Манюсь остался один. Он до того был ошеломлен неожиданным и благоприятным оборотом этого разговора, что даже боялся поверить знаменитому футболисту. Подумать только: лучший игрок «Полонии» хочет присутствовать на их тренировке! Прославленный Стефанек явится к ним собственной персоной! Чек растерянно по-, тирал лоб, ему казалось, что все в мире вдруг переменилось. Ужасный день точно канул куда-то, а когда показался Стефанек с новехоньким мячом под мышкой, Манюсь окончательно оторопел.

— Я переговорил с руководителем нашей секции, — сказал футболист, — рассказал ему о вашем матче… словом, обо всем. Он согласился одолжить вам на время мяч, но только с тем условием, чтобы вы его берегли и не дрались на поле.

— Само собой разумеется, пан Стефанек! — закричал мальчик, не в силах оторвать восхищенный взгляд от прекрасного нового мяча.

— Вот! Передай его своим товарищам, а в среду я приду посмотреть, как вы играете.

Распрощавшись со Стефанеком, Манюсь долго не мог сообразить, что произошло. Ему казалось, что все то, что он слышал и видел минуту назад, происходило не наяву, а в каком-то прекрасном сне. И, только оглядевшись по сторонам и снова увидев бетонные ряды трибун, вход в раздевалку, где только что исчез Стефанек, залитую веселым солнечным светом траву тренировочной площадки, Манюсь окончательно пришел в себя и даже подпрыгнул от радости. Расцеловав новый мяч, он тут же помчался домой, чтобы как можно скорее поделиться с товарищами чудесной радостью.

Подходя к Голубятне, Чек уже издали узнал Жемчужинку.

«Вот и отлично, — подумал он, — с Богусем можно спокойно потолковать».

Однако, подойдя вплотную, он увидел, что Жемчужинка стоит, точно пришибленный, словно его постигло какое-то ужасное несчастье. Увидев товарища, маленький вратарь протянул ему свою худенькую руку.

— Беда! — крикнул он взволнованно. — Манджаро и Тадек сидят под арестом в комиссариате. Попали вместе со Скумбрией и Королевичем… Что теперь делать? Загорская у меня уже допытывалась, где Фелек. Сказал ей, что Манджаро пошел к Игнасю гонять голубей. А что дальше? Положение безвыходное, конец света, словом… — тарахтел Жемчужинка, как пулемет.

Он до того был расстроен, что даже не обратил внимания на мяч, который держал Чек.

— Спокойствие! — прервал Манюсь этот невразумительный поток жалоб. — Выкладывай по порядку, а то у тебя ничего не поймешь.

Маленький вратарь снова начал свое путаное повествование.

Манюсь оборвал его на полуслове:

— О чем речь, собственно?

— Речь о том, что они сидят в милиции.

— Собирались объединиться со Скумбрией, вот тебе и объединились, — констатировал факт Чек. — А я тем временем мяч раздобыл и организовал тренера для нашего клуба. Ну, чего уставился? Как тебе все это нравится?

Жемчужинка посмотрел на него с упреком.

— Товарищи попали в беду, а он занимается болтовней! Нужно их выручать, понимаешь?

— Понимаю, только не могу сообразить, как это сделать.

Жемчужинка умоляюще уставился на друга:

— Сообрази что-нибудь, у тебя же всегда получается.

— Получается с бутылками и тому подобной ерундой, а здесь этот номер не пройдет. И вообще, должен тебе сказать: Манджаро задается, а я, значит, должен его выручать?

— У него были основания: мяч-то ты стащил?

— Не стащил, а одолжил, чтобы потом вернуть его обратно.

— Такой ты, значит, товарищ! — с обидой сказал Жемчужинка. — Был бы ты на их месте, так уж Манджаро что-нибудь бы сообразил. Подумай только, что будет, когда все узнают, что капитан «Сиренки» сидит в милиции!

Чек, как всегда в таких случаях, нахлобучил шапку на лоб, потом сдвинул ее на затылок и почесал за ухом.

— Трудновато, — пробормотал он, как бы про себя, — но история действительно неприятная, надо что-то придумать…

Он замолчал, а Жемчужинка так пытливо уставился на него, точно собирался прочитать его мысли. Наконец, ударив мячом о землю, Чек победно свистнул:

— Ну, вот что, брат. Тут никакие комбинации не помогут, надо прямо идти в комиссариат.

Жемчужинка вытаращил глаза:

— А кто же пойдет?

Манюсь ткнул себя в грудь пальцем:

— Я, собственной персоной. А если меня задержат, скажешь ребятам, что в среду тренировка. Придет… угадай, кто? Ни за что не угадаешь! Сам Стефанек, лучший игрок «Полонии», придет и будет нас тренировать! А теперь идем со мной. Подождешь меня у комиссариата и подержишь мяч.

Мальчики бодро двинулись в путь. Однако по мере приближения к комиссариату они всё замедляли и замедляли шаг. Казалось, их подошвы были смазаны клеем. Неуверенно глядя на друга, Жемчужинка спросил:

— И ничего получше ты не мог придумать?

Чек тяжело вздохнул.

На углу они на минутку остановились. У Манюся было такое впечатление, что он идет на верную гибель. Однако сдаваться было нельзя.

— Держись, Чек, — шепнул Жемчужинка.

— Будь спокоен! — Манюсь свистнул сквозь зубы и двинулся вперед.

Однако походка его отнюдь не свидетельствовала о том, что он идет без всякой опаски.

Войдя в темный коридор, Чек толкнул дверь и попал в обширное помещение, разделенное посередине сквозной деревянной перегородкой, за которой у столика сидел дежурный милиционер. Собравшись с силами, Чек на цыпочках подошел к дежурному.

— Мое почтение! — Он щелкнул себя по козырьку шапочки.

— Что нужно? — спросил дежурный, оторвавшись от разложенных на столе бумаг.

— Я, с позволения пана, к пану сержанту Ногайскому, который у нас участковым.

Милиционер недоверчиво посмотрел на мальчика:

— По какому делу?

— По важному, пан поручик.

Дежурный не мог удержаться от улыбки.

— Сержант, а не поручик, — поправил он.

— Это неважно, при следующей аттестации у пана сержанта будет звездочка, — не остался в долгу мальчик.

Дежурный громко расхохотался и уже ласковее глянул на Чека.

— Ты, значит, спрашиваешь гражданина сержанта Ногайского?

— Точно, пан сержант.

Дежурный снял трубку и набрал номер.

— Как тебя зовут? — спросил он, дожидаясь соединения.

— Мариан Ткачик, но пускай пан скажет, что ожидает Чек, так будет лучше.

Кончив разговор, милиционер повернулся к мальчику:

— Подожди минутку, сейчас придет.

— Что я сказал! — гордо произнес мальчик. — Чека тут все знают!

Его одолевали сомнения. И эта минута показалась ему вечностью. Стоит ли дожидаться сержанта? Может быть, ничего не выйдет и лучше удрать, пока не поздно, а Жемчужинке сказать, что с ним не захотели разговаривать? А может, все-таки подождать? Что ему грозит? В конце концов, это не он перевернул в «Маргаритке» столики, побил посуду и произвел «нарушение общественного порядка»… Однако Глыба может припомнить другие, давние его проказы. Правда, это было еще весной, а с тех пор мальчишки с Голубятни не доставляли много хлопот представителю народной власти… И все же лучше было бы не показываться участковому на глаза.

Такие мысли только усилили растерянность и беспокойство мальчика. Но вот с шумом отворилась стеклянная дверь, и появился сержант.

Манюсь вытянулся в струнку и сорвал шапочку с головы.

— Гражданин сержант, — начал он, предварительно откашлявшись, — я к вам от имени коллектива, то есть «Сиренки». Мы имеем честь пригласить уважаемого гражданина сержанта на матч, который состоится в воскресенье, в пять часов, на нашей площадке.

Почему ему пришла в голову эта идея, откуда взялся этот фантастический Матч, — Чек и сам не знал. Очевидно, идеи рождаются в самые неожиданные моменты. Но на этот раз заявление мальчика произвело на представителя власти достаточно сильное впечатление, в особенности если принять во внимание, что сержант Ногайский сам некогда игрывал в футбол и, конечно, был горячим болельщиком варшавской «Гвардии».

— Эх вы, горлодеры, — буркнул сержант, забавно щуря свои небесно-голубые глазки, — опять какую-нибудь свалку устроите. Знаю я ваши матчи! — После такого недоброжелательного вступления он, однако, добавил с любопытством: — А с кем играете?

— С «Ураганом», пан сержант, матч-реванш. В последний раз мы с ними свели вничью, два:два.

Сержант, кинув взгляд на дежурного, который прислушивался к разговору, понял, что его авторитет находится под угрозой. Он поправил пояс, принял официальный вид и строго спросил:

— Так ты только для этого меня искал?

— Я хорошо знаю вкусы пана сержанта, и поэтому хотел вас лично оповестить. Матч будет редкий.

— Ну ладно, приду, если будет время, — согласился участковый.

Но Манюсь мгновенно весь как-то сник и до того помрачнел, что сержант поразился, глядя на него.

— Ну вот, — пробормотал парнишка, — а ведь неизвестно, состоится ли вообще этот матч.

— Почему неизвестно?

— Все зависит от уважаемого гражданина сержанта.

— От меня?— Сержант вытаращил глаза.

— Ну да, от пана сержанта, потому что пан сержант ослабил нашу команду.

Тут участковый понял всю игру Чека. Вспомнив о четырех мальчишках, которые сидели сейчас в милиции за скандал в «Маргаритке», он схватил Манюся за плечи:

— Не выпущу их, мой милый, пока за ними не явятся родители. И не будет у меня жалости к этим хулиганам!

— Это лучшие игроки, — несмело ввернул Чек.

— Это безобразники и скандалисты! — гремел сержант. — И слушать о них не хочу!

Манюсь потянул носом и скривился, точно собирался заплакать:

— Значит, в воскресенье матч не состоится…

— Не состоится! — Сержант ударил кулаком по перегородке.

— Значит, пану сержанту безразлично…

— Безразлично! — последовал второй удар.

— Значит, с футболом у нас на Воле полный провал.

«Полный провал», — уже вертелось на языке участкового, однако сержант воздержался и удивленно спросил:

— Почему провал?

— Потому что народная власть не заботится о развитии спорта. — Заметив, что участковый смутился, Манюсь разыграл из себя обиженного. — Провал по всему фронту. Команда разлетится. Ребята, вместо того чтобы играть в футбол, начнут шататься по улицам. Спортивных мероприятий не будет. Всеобщая катастрофа. Пан сержант… В последний раз… За Загорского и Пухальского я ручаюсь своей честью. В конце концов, если пан мне не доверяет, пусть он справится у Вацека Стефанека из «Полонии»: он над нами шефствует.

Фамилия лучшего игрока «Полонии» произвела на сержанта впечатление. После минутного размышления он произнес:

— Ладно, этих двух выпущу, но дам знать о них в домоуправление, а за теми пускай явятся родители.

— Наши не виноваты, это не они начали! — закричал Чек вне себя от радости. Он был готов броситься сержанту на шею.

Жемчужинка уже потерял надежду увидеть Чека. Уверенный, что его тоже задержали в комиссариате, он уже собрался возвращаться домой, когда увидел в воротах троих ребят. На минуту он онемел от радости, а потом бегом кинулся им навстречу:

— Ну как, удалось?

Манюсь прищурился:

— Удалось, брат. Уж если Чек что скажет, будет порядок.

Спутники Чека еще носили на себе явные следы недавних происшествий. Оба шли бледные, расстроенные. У Тадека Пухальского на память о схватке со Скумбрией остался синяк под глазом; у Манджаро был расцарапан лоб. Но лица их светились улыбкой. Еще бы, ведь все закончилось благополучно!

Жемчужинка изо всех сил хлопнул Манджаро по плечу.

— Твое счастье, брат! Говорил я тебе, что Чек мировой товарищ!

Манджаро как-то криво усмехнулся. Ни слова не сказав, он неловко пожал руку Манюсю.

Так неудачно закончилась попытка объединить «Сиренку» и «Ураган». Однако, несмотря на доводы пана Лопотека и надежды Манджаро, большинство игроков «Сиренки» были рады такому исходу. «Обойдемся как-нибудь сами», — думали ребята. Объединение с «Ураганом» не обещало ничего хорошего и могло лишь прибавить хлопот и неприятностей.

Утром во вторник на совещании всей команды была избрана делегация, которой предстояло отправиться на Маршалковскую, в редакцию «Жиця Варшавы». В состав делегации вошли Манджаро, Чек и Кшись Слонецкий. Тадек Пухальский был в обиде, что его, знаменитого знатока футбола, снова обошли, однако ребята ему объяснили, что слишком много народу в редакцию посылать нельзя. Без четверти пять ребята были уже у входа в здание «Жиця Варшавы».

— Вам куда? — спросил швейцар, подозрительно глядя на вытертые штаны Манюся и продранную на локтях рубашку Манджаро.

— Мое почтение! — приветствовал его как всегда любезный и улыбающийся Чек. — Мы по делам спорта. Хотим записаться на турнир.

— Второй этаж, комната двадцать: три.

Ребята взбежали на второй этаж и остановились пораженные. В широком коридоре стояли шум и толкотня, как у ворот стадиона во время международной встречи.

— Говорил я, что нужно торопиться! — волновался Кшись.

Чек почесал за ухом.

— Пропали мы, братцы! Очередь больше, чем в универмаге на Вольской. Надо справиться, не дают ли номерков. — Нахлобучив шапку на лоб, подтянув спадающие штаны. Манюсь, работая локтями, нырнул в толчею.

— Не пропускайте его! — раздались сзади возмущенные крики.

— Становись в очередь, а то по уху заработаешь! — предупредил его рослый парень в купальной шапке.

— Спокойствие, граждане, я только за справками и советом.

— Не пускайте его! — верещал кто-то в конце коридора.

Но Чек был уже недалеко от желанных дверей. За матовым стеклом, на котором виднелась надпись «Отдел спорта», двигались тени. Рядом с. собой он увидел равнодушное лицо Королевича и широкие плечи Скумбрии.

— Почтение! — приветствовал он их насмешливой улыбкой. — Как вы себя чувствуете после отпуска?

Королевич скривился и неопределенно пожал плечами: его трудно было вывести из равновесия. Скумбрия окинул Чека полным ненависти взглядом.

— И вы сюда? — Он насмешливо улыбнулся.

— И мы сюда, — рассмеялся Манюсь ему в лицо.

— Эту мелюзгу не запишут, — пробормотал Королевич, обращаясь к Скумбрии.

Тот рассмеялся:

— Ничего, пригодятся: будут нам мяч подавать.

— Когда будете его из своих ворот вытаскивать, — нашелся Манюсь и весело расхохотался.

Вслед за ним рассмеялись несколько подростков. Им понравилась веселая рожица Манюся, его лукавые глаза и острый язык.

— Ты из какой же команды? — покровительственно похлопав его по плечу, спросил здоровый верзила.

— Я с Воли, с Гурчевской улицы. Наш клуб называвши «Сиренка», запомни хорошо, еще не раз о нем услышишь.

— А я с Жолибожа. У нас команда первый класс, — похвастался детина.

Манюсь не хотел остаться в долгу. Состроив важную мину, он бросил мимоходом:

— У нас тоже солидная организация. Имеем хорошего тренера.

В глазах верзилы зажглось любопытство:

— Кто у вас?

— Стефанек. Вацлав Стефанек.

— Этот, из «Полонии»? Не может быть! — воскликнул верзила, с уважением взглянув на Чека.

— Брехня! — вмешался Скумбрия. — Нет у Стефанека другой работы, как такую мелюзгу тренировать!

Манюсь прищурился:

— Не веришь — приходи в среду в пять часов к нам на поле. Убедишься сам.

— Брехня! — повторил Скумбрия. — Ты стащил у него мяч, а он же тебя будет тренировать?

Манюсь весь ощетинился, точно готовясь к драке. Его раздражало то, что Скумбрия вмешался в разговор, и вместе с тем он чувствовал, что перехватил малость, рас: сказывая о тренере. Ведь на самом деле Стефанек только пообещал прийти к ним на поле, а о том, что собирается их тренировать, он не обмолвился ни словом. Это он сам. Чек, в своем воображении уже назначил Стефанека тренером «Сиренки». Да, нехорошо вышло! Но не мог же он не поднять брошенной перчатки.

— Что ты можешь знать, — крикнул он Скумбрии, — если два дня просидел в милиции? Стефанек подарил нам мяч и пообещал, что будет у нас тренером.

— Все равно вам ничего не поможет, — презрительно усмехнулся Королевич.

Манюсь уже собирался ответить острым словцом, но дверь с матовым стеклом широко распахнулась, и на пороге появился высокий, плечистый мужчина.

— Пять следующих! — закричал он.

Несмотря на шум, все его расслышали. У двери образовалась такая давка, что никто не мог протиснуться в комнату.

— Потихоньку, друзья, потихоньку, — стоя в дверях, успокаивал их журналист. — Не толкайтесь, а то мы прекратим запись. Прошу входить в порядке очереди.

Однако ни просьбы, ни угрозы редактора спортивного отдела не помогли. Толпа ребят с шумом продолжала напирать к заветной двери. Образовалась пробка. Темперамент юных футболистов взял верх над рассудком. Началась давка, подобная той, что бывает при опасном положении у футбольных ворот на соревнованиях в пригородах Варшавы.

Если бы не трезвый ум и не спокойствие журналиста, юные любители футбола разнесли бы весь коридор с. его сверкающими на дверях табличками.

Редактор Худынский загородил своей могучей фигурой вход в комнату и вытащил из кипящего котла пятерых растрепанных мальчишек. В числе их оказался и Манюсь. Обрадованный, что ему удалось так быстро пробиться к двери, он в то же время беспокойно озирался по сторонам, ища глазами остальных членов делегации. Вскоре, однако, мальчик успокоился.

«Неужто я настолько неграмотный, что не сумею записать команду в турнир?» — подумал он, комкая в потных руках шапку.

Очутившись перед широким, гладко выбритым лицом редактора Худынского, он по всем правилам щелкнул каблуками, откашлялся и, состроив приветливую и озорную улыбку, зачастил:

Мы, пан редактор, с Воли, с Гурчевской. Хотели бы записаться в этот турнир «диких»… Но мы, собственно, и не «дикие»… Мы организовали команду, которая называется «Сиренка».

Редактор, чуть приподняв лохматые брови, внимательно взглянул на Чека.

— А сколько тебе лет, приятель? — неожиданно спросил он.

— Мне? — запнулся Чек. — Четырнадцать с гаком.

Редактор ласково улыбнулся:

— А твоим товарищам?

— Ну, они, конечно, старше, — соврал Чек, чувствуя, что в расспросах редактора кроется какая-то опасность.

Журналист чуть отодвинулся и еще раз внимательно оглядел парнишку.

— Мне что-то кажется, что тебе и четырнадцати нет. А ребят моложе четырнадцати мы не допускаем к турниру.

— Мне нет четырнадцати лет?! — Лицо Манюся выразило возмущение. — Хотел бы я за каждый день после четырнадцати получить по злотому. — Он изо всех сил стукнул себя кулаком в грудь.

— Тогда покажи школьное свидетельство.

Мальчик помертвел. Однако, не желая обнаружить свое смущение, еще раз с силой стукнул себя в грудь.

— Не видать мне тети Франи, четырнадцать уже исполнилось. А если пан редактор не верит, прошу справиться у тети Франи.

— Покажи свидетельство, и я тебе поверю. — На широком загорелом лице редактора появилась укоризненная улыбка.

— В школу я не хожу, и никаких других доказательств у меня при себе нет.

Редактор развел руками:

— Жаль мне тебя, приятель, но никак не могу вас записать — молод ты слишком.

У Манюся все поплыло перед глазами. Рыдания подступили к горлу.

— Пан редактор! — взмолился он. — Если пан меня не запишет, меня выставят из команды: ребята только об этом турнире и говорят! Тренируются, стараются, а уважаемый пан редактор перечеркивает все наше будущее!

С губ журналиста исчезла укоризненная улыбка. Во взгляде появилась заинтересованность.

— Вы уже участвовали в каком-нибудь матче?

— Ну конечно, пан редактор! В воскресенье сыграли вничью с «Ураганом». У нас дельные ребята: и с мячом умеют обращаться, и к футболу у них большое пристрастие. Но, если они узнают, что их не допустили к турниру, тогда всё: клуб разлетится, игроки разойдутся по другим командам, а на Воле вместо футбола начнут играть… в прятки или в классы. В общем, печальная перспектива, иначе говоря — похороны спортивной жизни.

Редактор громко расхохотался:

— Если бы ты так играл, как умеешь себя отстаивать, было бы неплохо.

— А вы, пан редактор, приходите к нам в пятницу, в пять часов, тогда убедитесь, что это все правда, — подхватил Манюсь, видя, что дело еще не проиграно.

Он хотел было еще добавить, что тренирует их сам Стефанек, лучший игрок «Полонии», но вовремя остановился — тут рисковать было нельзя.

Журналист долго потирал пальцами гладко выбритую щеку и наконец махнул рукой.

— Ну ладно… Так как называется ваша команда?

— «Сиренка», пан редактор.

Редактор занес команду в турнирный список, записал адрес площадки и на прощание добавил:

— Хорошо, я приду, но, если увижу, что все это вранье, вычеркну вас без всякой пощады.

— Без пощады! — обрадованно закричал Манюсь, грациозно шаркнул рваными тапочками и пулей вылетел из комнаты.

За дверью его уже дожидались Манджаро и Кшись. По их надутым физиономиям можно было понять, что они обижены на товарища?

— Ну как? — взволнованно спросил Манджаро.

Манюсь весело подмигнул:

— Порядок… Ну и попотеть пришлось!..

— А почему ты нас не дождался?

— Радуйся, что тебя там не было. Ну и попотел я! — повторил Чек, отдышавшись немного. — Редактор не хотел нас записывать. Говорил, что мы еще молоды.

— Ну, и что же? — спросил Кшись.

Манюсь толкнул его в плечо:

— Ты что, не знаешь Чека? Все неприятности кончились. Я вам еще пропаганду устроил.

Ребята удивленно посмотрели на него.

— Пропаганду? Что ты болтаешь?

— А вот что: редактор придет в пятницу к нам на тренировку. Наверное, еще о нас что-нибудь напишет.