100 великих пророков и вероучителей

Св. Гильдебранд (папа Григорий VII)

Десятый век от Рождества Христова представляет собой одну из самых мрачных страниц в истории западной церкви: разнузданность, разврат, преступления и повальное невежество были тогда заурядными явлениями среди духовенства. Пастыри хвалились друг перед другом своими собаками, соколами, быстрыми скакунами, красивыми любовницами, думали только о вкусной еде, прекрасных винах и других житейских прелестях. Едва умея читать, но совершенно не понимая прочитанного, они нисколько не заботились о духовных нуждах прихожан, развращая их своим пагубным примером. Нередко они имели детей от своих духовных дочерей, водили в бой воинов, обагряя руки кровью, играли в кости, охотились, пьянствовали и беспутствовали. Монахи не представляли исключения: они бродили по городам и селам, не придавая никакого значения своим обетам. Но верх безобразий творился в Риме: здесь одно время знатные, замечательно красивые, но неслыханно распутные женщины возводили на папский престол своих любовников, сыновей, прижитых в разврате, и родственников, потакавших их не знавшему удержу разгулу.

Один из таких пап, Иоанн XII (955–963), превратил Латеран в настоящий вертеп; он завел целый гарем и не останавливался даже перед кровосмешением. Кощунство его не знало границ, он посвящал в епископы мальчиков, и эти церковные обряды производил в лошадиных стойлах; во время попоек пил «за здоровье дьявола»; играя в кости, взывал о помощи к Юпитеру, Венере и другим языческим богам, любовницам дарил церковные сосуды; богомолок бесчестил у самой гробницы апостолов; лиц, чем-либо вызвавших его неудовольствие, оскоплял или выкалывал им глаза. Он охотился, дрался, поджигал, убивал, нарушал клятвы, но никогда не крестился и не посещал богослужений.

Впрочем, наряду с печальными признаками разложения и упадка заметно было кое-где новое течение. Там и сям появлялись обители со строгим уставом, раздавались вдохновенные проповеди против господства грубой силы и зла в мире. С течением времени эти обители приобрели столько последователей, что в их стенах окрепла мысль об общем преобразовании погрязшего в грехах человечества и возвращении церкви к первоначальной простоте и чистоте. Во главе этого движения встали иноки основанного в 910 году Клюний-ского монастыря. Ими же была выработана программа реформ. Прежде всего клюнийцы требовали ввести запрет на браки духовенства и уничтожения симонии (продажи церковных должностей) — в этих двух явлениях они усматривали корень зла, разъедавшего церковь и общество. «Пастырь должен стоять выше паствы, — говорили они, — а живя в браке, он всенародно признается, что и его обуревают греховные страсти и желания; устами, на которых не остыли жгучие лобзания, он взывает к Богу, проповедует целомудрие и воздержание; руками, оскверненными сладострастными прикосновениями к женским прелестям, совершает таинства, раздает благословения». Строгие отшельники не могли примириться с подобным положением вещей. Не менее жестко выступали они против заклейменной апостолами симонии, которая делала церковные должности достоянием недостойных лиц, стремившихся только к возврату затраченного и скорой наживе.

Но для осуществления такого исполинского замысла, как полное преобразование христианской Европы, сил одного монашеского братства, конечно, было недостаточно. Одно время казалось, что искоренению пороков церкви поможет светская власть. Действительно, император Оттон I, откликнувшись на зов своих сторонников, низложил в 963 г. преступного Иоанна XII и взял у римских вельмож и духовенства присягу, что они не будут избирать нового папу без согласия императора. Таким образом, он фактически принял на себя роль повелителя всей западной церкви. Господству порочной римской камарильи, навязывавшей на протяжении полутора веков всему западному миру своих недостойных первосвященников, был положен если не конец, то некоторый предел. С этого времени дело церковных преобразований хотя и медленно, но стало продвигаться вперед. Однако император находился далеко от Италии, за Альпами, и не мог постоянно заниматься тамошними делами. Между тем стоило ему хоть на мгновение упустить из виду Рим, как там опять повторялись ужасные времена Иоанна XII.

Новый путь к искоренению этого зла был указан Гильдебрандом — знаменитым папой Григорием VII, выдвинувшим на первый план идею бесконечного превосходства духовной власти над светской. Идея эта уже давно носилась в воздухе, но никто до Григория не попытался сделать ее краеугольным камнем всего мирового порядка, всех земных отношений. Его правление стало переломным моментом в истории западной церкви и на несколько столетий определило направление политики римской курии.

Усилиями Гильдебранда папство было вознесено на невиданную ранее высоту. Сам он между тем происходил из низов тогдашнего общества. Предполагают, что будущий папа родился между 1015 и 1020 гг. (точная дата неизвестна) в местечке Равоак Соанского округа на границе с Тосканой. Отец его был простым поселянином по имени Боницо; имя матери Гильдебранда неизвестно. Позже папа не любил вспоминать о своих родителях, и в его огромной переписке нет о них ни одного слова. Своим отцом он часто называл апостола Петра, а матерью — святую римскую церковь. В каком-то смысле так оно и было, ибо всем, что он имел, Гильдебранд был обязан церкви и престолу св. Петра. Семью он оставил еще в раннем детстве — его дядя по матери был аббатом монастыря Св. Марии, расположенного в Риме на Авентинском холме; к нему и отправили Гильдебранда на воспитание. Монастырь имел тесные связи со знаменитым Клюни и служил одним из важнейших очагов просвещения и преобразовательного движения. В воспитывавшихся здесь молодых питомцах развивали самообуздание, стремление к созерцательной жизни и мистицизм. Все эти качества ярко проявились в характере Гильдебранда, сочетаясь с другими душевными свойствами — восприимчивостью, страстностью и крайней набожностью. В обители получали образование дети многих знатных вельмож. С некоторыми из них Гильдебранд еще в детстве завязал близкие, дружественные отношения, что помогло ему позже, в самом начале церковной карьеры, сразу занять достаточно высокое положение.

На папском престоле в те годы находился Бенедикт IX (1033–1046), возведенный на него путем подкупа и насилий в десятилетнем возрасте. Не довольствуясь доходами наместника апостолов, Бенедикт вовсю торговал церковными должностями и не гнушался даже разбоем: с шайкой сорванцов из римской молодежи он грабил на больших дорогах богомольцев, шедших на поклонение в Рим. В 1045 г., собираясь жениться, он продал свой понтификат за 1500 фунтов серебра другу Гильдебранда, Грациану, принявшему имя Григория VI. Новый папа назначил Гильдебранда своим капелланом и с его помощью попробовал приступить к преобразованиям. Однако из этого ничего не вышло. Сначала Григорию VI пришлось делить престол с другим папой — Сильвестром III. Затем Бенедикт раскаялся в своем поступке и также объявил себя папой. Конец непристойному препирательству трех первосвященников положил в 1046 г. император Генрих III, который низложил их всех и возвел на папский престол бамбергского епископа Свидгера, принявшего имя Климента II (1046–1047). Тот короновал Генриха императорской короной.

Возвращаясь в Германию, император забрал с собой из Рима вместе с бывшим папой Григорием VI также монаха Гильдебранда, в котором за внешней невзрачностью разглядел проницательный ум и железную волю. В 1048 г Григорий VI умер, и Гильдебранд выпросил у императора позволение вернуться в Клюни. Там он погрузился в аскетическую, созерцательную жизнь, проводя дни в молитвах и беседах со старцами. А между тем в Риме один за другим умирали папы, назначаемые Генрихом; ходили слухи, что Бенедикт ядом устраняет своих преемников, и немецкие епископы стали отклонять от себя опасную честь После долгих уговоров епископ тульский Бруно принял папский сан, но потребовал, чтобы назначение было одобрено римским клиром и народом, а в спутники ему дали Гильдебранда, чьи блестящие способности при дворе он успел оценить. В одеждах кающихся, во власяницах, с босыми ногами и посыпанными пеплом головами Бруно и Гильдебранд вошли в Рим под восторженные крики населения. Римляне были польщены их смирением и немедленно провозгласили Бруно папой под именем Льва IX (1049–1054). Гильдебранд занял при нем высокое положение — возведенный в сан иподьякона, он получил в управление обширные церковные имения. Часто он замещал папу, когда тот покидал Рим для разъездов по Европе.

Когда в 1054 г. Лев IX умер, Гильдебранду предложили занять папский престол, но он отказался в пользу епископа Гебгарда, самого могущественного лица в германской империи после Генриха. Новый папа получил имя Виктора II (1055–1057).

При нем Гильдебранд не играл руководящей роли, а был отправлен в качестве легата во Францию, где за симонию низложил многих епископов и отлучил от церкви за брачную жизнь многих священнослужителей. Во время этой поездки произошел случай, показавший его большое духовное могущество. Один епископ подкупил свидетелей и дерзко отрицал свою вину. Гильдебранд предложил ему произнести во всеуслышание. «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу». На середине фразы епископ запнулся под испытующим взором Гильдебранда, пал ниц и раскаялся в своей вине. Сторонники преобразований усмотрели в этом случае чудо, а Гильдебранд приобрел славу человека богоугодного.

Тем временем умер Генрих III, а вскоре за ним и папа Виктор II. В Риме началась борьба партий, в результате которой папами последовательно были Стефан IX (1057–1058) и Бенедикт X (1058–1059). Последнего избрали против воли Гильдебранда. Он не признал выборы и предложил в папы флорентийского епископа Гебгарда.

Германское правительство поддержало эту кандидатуру, и Гебгард стал папой под именем Николая II (1059–1061). Затем последовало кровавое столкновение между партиями, в котором Гильдебранд впервые проявил свои способности государственного деятеля. Он начал борьбу с того, что предал Бенедикта и его сторонников анафеме. Зная слабость римлян к золоту, он потратил значительное количество денег на подкуп нужных людей и, возбудив в Риме междоусобицу, занял город. Для окончательной победы Гильдебранду нужны были войска, за которыми он отправился в Южную Италию к норманнам, до этого всегда враждовавших с Римом. Сняв наложенное на них прежними папами отлучение и признав вассальные права норманнских герцогов на княжество Капуанское, Апулию, Калабрию и Сицилию (все эти земли уже принадлежали им по праву завоевания), Гильдебранд получил необходимое ему войско. Окруженный со всех сторон, Бенедикт вынужден был сдаться. На специально созванном соборе, заливаясь горькими слезами, он принес покаяние и был низложен.

Когда, спустя короткое время, Николай умер, Гильдебранд, при поддержке норманнов, объявил папой Ансельма, епископа луккского, который взошел на престо под именем Александра II (1061–1073). Это избрание произошло вопреки желаниям матери малолетнего императора Генриха IV, Агнессы, заправлявшей тогда всеми делами. Агнесса не признала Александра II и назначила новым первосвященником Кадала, епископа пармского (это был антипапа Гонорий II). Вновь разгорелась смута, потекла кровь и полилось золото. Гильдебранд, верхом на коне, лично водил ратников на врага и сумел защитить своего ставленника. Вскоре в Германии произошел переворот, в результате которого к власти пришел епископ Аннон, а Агнесса была отстранена. Аннон из своекорыстных целей покровительствовал Гильдебранду и низложил Гонория. То была важная победа римской курии, освободившейся таким образом из-под многолетней опеки империи. Кроме норманнов (чье поведение всегда было двуличным) Гильдебранд нашел в Италии верную союзницу в лице тосканской маркграфини Беатрисы и ее дочери Матильды — умнейшей и одареннейшей женщины той эпохи.

Так неустанным, кропотливым трудом Гильдебранд подготовил почву для своего собственного возвышения. Папа Александр скончался 21 апреля 1073 г. Гильдебранд предвидел его смерть и заранее принял меры для того, чтобы самому занять папский престол. Чтобы обойти соперников, он воспользовался не совсем честными способами и содействием сомнительных личностей. Со стороны духовенства его кандидатуру поддержал (очевидно, не бескорыстно) кардинал Гуго Белый, славившийся, по словам хрониста, «косыми глазами и кривыми делами». Поддержку римских баронов Гильдебранд получил, подкупив их вождя Ценция, который также был готов на все ради денег. Во всем повиновался ему и блюститель императорских интересов в Италии епископ Григорий Верчельский, отлученный еще Львом X за преступную связь со своей родственницей. Главного своего соперника на папский престол пармского клирика Виберта Гильдебранд удалил из Рима, посодействовав ему в получении важного сана епископа равеннского. Всю ночь после смерти Александра люди Гильдебранда работали не покладая рук. К утру собранная ими громадная толпа клириков и горожан ворвалась в церковь Спасителя, где у тела Александра находился Гильдебранд, подхватила его и повлекла в собор Св. Петра. Тут он, как бы по единогласной воле римлян, был возведен на апостольский престол. Новый папа принял имя Григория VII, под которым и вошел в историю.

И светские и духовные правители Европы вскоре почувствовали тяжелую руку нового папы. Его взгляды и притязания отчасти были известны уже прежде. Теперь он постарался обозначить их со всей определенностью. В изданном Григорием «кратком своде прав и преимуществ римского первосвященника» о значение папской власти и ее месте в христианском мире говорилось буквально следующее: «Сам Царь славы поставил апостола Петра, а стало быть, и его наместника, главою царств мира. Папа так превосходит императора, как солнце превосходит луну, а потому власть апостольского трона много выше могущества королевского престола. Папа — наместник Божий, судом которого разбираются светские и духовные дела. Он связывает и разрешает, где хочет и кого хочет, так как даст Богу отчет за все прегрешения людские… Церковь всюду, где есть верующие во Христа, и все отдельные церкви входят как члены в состав общей матери, церкви римской: ей подчиняются короли, князья и все светские владетели, равно как архиепископы, епископы и аббаты. Как глава римской церкви папа может низлагать и духовных и светских сановников, недостойных, по его мнению, занимаемых ими санов… Римская церковь основана самим Богом. Один только римский первосвященник имеет право называться вселенским… Он один может употреблять императорские регалии. Он имеет право освобождать подданных от присяги лицам, запятнавшим себя несправедливостью. Все князья целуют ноги папы… Ему можно низлагать императоров… Никто не смеет порицать его приговоров. Он неподсуден никому, кроме Бога… Римская церковь никогда не ошибается… Нельзя считать католиком того, кто не согласен с римской церковью…» До Григория VII ни один папа с такой поразительной откровенностью не высказывал столь непомерных притязаний.

Первые удары новый папа направил на симонию и брачную жизнь духовенства, требуя их искоренения во всей церкви. На первом же созванном им Римском соборе 10 марта 1074 г. было объявлено о лишении мест и санов «виновных» пастырей, а мирянам под страхом вечных мук запрещалось посещать богослужения, совершаемые непокорными, «чтоб нежелающие исправиться из любви к Богу и уважения святости своего сана — исправились в силу народных порицаний и стыда перед прихожанами». Если борьба с симонией вызывала сочувствие, то требование безбрачия повсеместно встретило стойкое сопротивление. На Парижском соборе епископы, аббаты и клирики отказались повиноваться приказаниям папы — ввиду их непригодности и невыполнимости. То же было в Руане, Пуатье, на Винчестерском соборе в Англии и Эрфуртском и Майнцском в Германии. Папа вынужден был снова обратиться к совести мирян. Легаты апостольского трона и толпы бродячих монахов наводнили Европу. Они проповедовали, что благословение женатых священников равносильно проклятию, а совершаемые ими таинства ведут к вечной гибели. Страсти мирян, подогреваемые посланцами папы, больше не сдерживались должным уважением к священническому сану: клириков насильно разлучали с женами, лишали средств существования и калечили самым варварским образом. В некоторых местностях духовенство, тесно связанное со знатью, отвечало насилием на насилие, но постепенно Рим одолевал. В этом вопросе папа Григорий VII действовал сообразно религиозному настроению времени и миряне сочувствовали его начинаниям.

Следующим шагом Григория стала борьба против инвеституры духовных сановников мирянами. Речь шла о древнем порядке введения в права владения леном духовного лица, который становился таким образом как бы вассалом светского государя и должен был нести в его пользу оговоренные повинности. Этой мерой светская власть оставляла за собой верховные права на земельное имущество, подаренное в разное время церкви и занимавшее в общей сложности треть земель Запада. Помимо того, что инвеститура формально ставила государство выше церкви, она была ненавистна Григорию тем, что давала много поводов для симонии (особенно в Германии и Ломбардии, где императоры самовластно назначали епископов, имея от этого немалый доход).

Римский собор 1075 г. запретил инвеституру, предоставив только папе право назначать всех епископов. По мнению Григория, светские князья не имели никаких прав на земли, которые так или иначе, с большими или меньшими натяжками, можно было назвать землями св. Петра. «Что раз, по божьей воле и закону справедливости, — писал он, — поступило во владение церкви, пока будет существовать, не может быть отторгнуто от нее».

Это притязание в наибольшей степени задевало императора, ибо вся власть его покоилась на верховных правах над церковными землями и на союзе с епископами, которых он назначал. Столкновение Григория VII и Генриха IV было неизбежным, однако поводом для этого послужили не германские, а итальянские события.

Миланцы, находившиеся в натянутых отношениях с папой, обратились к Генриху с просьбой дать им архиепископа. Император отправил к ним клирика Тидальда, выразив тем самым полное пренебрежение к запрещению светской инвеституры и не обратив внимания на то, что Григорий уже назначил на это место своего ставленника Атто. Вдобавок, еще до Тидальда, Генрих отдал миланскую инвеституру герцогу Готфриду. Таким образом в Милане оказалось сразу три архиепископа. Папа вышел из себя, разразился гневными посланиями и поспешил отомстить вмешательством в германские дела. Жалобы саксонских епископов на произвол императора показали Григорию, что в Германии у него есть союзники. И он решил вступить в открытую борьбу. В начале 1076 г. он отправил в Гослар своих легатов и велел Генриху в ближайший пост явиться в Рим на собор и оправдаться в преступлениях, приписываемых ему. В случае неповиновения папа грозил предать его апостольскому проклятью и отлучить от церкви. Генрих был несказанно оскорблен как самим письмом, так и его властным тоном. Верный заветам старины, он принял брошенный вызов и отдал приказ немецким епископам собраться к 24 января в Вормсе, чтобы сообща положить конец немерным притязаниям того, кто величал себя «рабом рабов Божьих».

Известие о ссоре с императором воодушевило итальянских врагов папы, во главе которых стоял уже упоминавшийся барон Ценций. В сочельник, когда Григорий отправился по обычаю совершать всенощное богослужение в церковь Св. Марии на окраине города, туда ворвалась толпа вооруженных людей. С папы сорвали ризы, нанесли удар по голове и за волосы вытащили из храма. Ценций запер Григория в своей башне и стал требовать от него богатых поместий и возвращения своего родового замка Св. Ангела. Но ни оскорбления, ни копья, направленные в грудь, не сломили презрительного спокойствия папы. Между тем по городу разнеслась весть об ужасном покушении: тишину ночи прорезал гул набата. На рассвете с криками горожане бросились на штурм баронской башни. Роли переменились — теперь уже Ценций припал к ногам Григория, моля о пощаде. Папа с величием заявил, что прощает свою личную обиду, но оскорбление святыни необходимо искупить покаянием и путешествием в Иерусалим. Освободив папу, римляне с громким ликованием понесли его на руках в ту же церковь Св. Марии, где он и закончил богослужение. Барон Ценций за это время успел скрыться, а все его имущество папа объявил церковной собственностью. Римляне увидели в происшедшем руку Божью — положение Григория в городе значительно укрепилось.

Между тем император собрал в Вормсе собор немецких епископов и с легкомысленной поспешностью приказал им отлучить своего противника от церкви. Собор ломбардских епископов, собравшийся вскоре в Пьяченце, подтвердил вормское постановление и объявил, что Ломбардия не будет признавать Григория папой. Но собравшийся в конце февраля большой и представительный собор епископов в Риме выразил Григорию полную поддержку. Епископы едва не растерзали пармского священника Роланда, который осмелился объявить волю императора о низложении папы. После этого Григорий предал анафеме самого Генриха.

Отлучение императора от церкви было потрясающим, неслыханным событием и произвело огромное впечатление на современников. Генрих узнал о нем в Утрехте, где он праздновал Пасху. В раздражении он решил противопоставить папскому отлучению формальный акт о низложении Григория, по его требованию собор епископов в Павии объявил папу низложенным. Но Генриху хотелось, чтобы низложение было с такой же торжественностью провозглашено в Германии. Он велел немецким епископам съехаться на Троицу в Вормс, не сомневаясь, что дело будет легко доведено до конца. Но тут его ждало первое большое разочарование: к назначенному сроку собралось так мало епископов, что не было никакой возможности открыть собор. Генрих встревожился, велел отложить собор до Петрова дня и рассудил перенести его в Майнц. Он сам разослал епископам приглашения, написанные уже в форме просьбы, а не приказа. Папские легаты тем временем тоже разъезжали по стране и употребляли все средства для того, чтобы склонить на сторону Григория немецких князей. Усилия их не остались бесплодными.

Могущественные герцоги Рудольф Швабский, Вельф Баварский и Бертольд Церингенский вошли в соглашение с архиепископом Зальцбургским и епископами Вюрцбургским и Пассаусским и уклонились от всяких сношений с королем. Еще большего успеха папская пропаганда добилась в Саксонии — тамошние жители взялись за оружие, прогнали королевских сборщиков налогов, разорили имения его приверженцев и овладели королевскими замками.

Генрих с ужасом увидел, что власть ускользает из его рук. Измена присяге была освещена папой, вменена в обязанность, и прежние приверженцы покидали его. В июне на съезде в Майнце не было никого из южногерманских и саксонских князей, а те, кто приехали, повинуясь зову короля, оказались в растерянности. Было ясно, что большинство их скоро тоже его покинет. Генрих собрал, сколько мог, солдат и пошел против саксонцев, но они поднялись на него так единодушно, что он принужден был бежать в Богемию. Тем временем князья и епископы папской партии съехались на съезд в Ульме и решили, что обстоятельства требуют избрания нового короля. Они разослали приглашения всем остальным князьям и епископам, предложив им 16 октября собраться в Трибуре «для восстановления мира в церкви и государстве». Большинство приглашенных приехало в Трибур, и авторитет этого съезда был гораздо выше тех, какие удавалось собирать королю. Семь дней депутаты спорили о том, каким способом спасти государство от погибели. Генрих, находившийся в это время в Оппенгейме, на другом берегу Рейна, совершенно оробел. Он видел, что его покидают даже те люди, которых он осыпал милостями и считал своими верными приверженцами Он совершенно пал духом, отбросил прежнее высокомерие и каждый день посылал в Трибур своих уполномоченных, обещая исправиться. После долгих дебатов было принято решение обратиться к папе с просьбой, чтобы в феврале следующего года он приехал в Аугсбург и лично разобрал дело Генриха; и потом, если в течение года с него не будет снято церковное проклятие, немедленно приступить к выборам нового государя. Генрих тем временем должен был жить в Шпейере как частное лицо, в совершенном удалении от государственных дел.

Генрих принял все эти условия, сложил с себя королевские регалии и поселился в Шпейре. Однако, опасаясь весьма вероятного торжества своих врагов на соборе в Аугсбурге, он решил не дожидаться папского суда, а самому ехать в Италию. В январе 1077 г. он отправился в путь в сопровождении только жены и одного немецкого дворянина, сохранившего ему верность. С ним не было ни денег, ни дорожных запасов, так что иногда императору приходилось просить милостыню. В это самое время папа ехал в Германию на Аугсбургский съезд для суда над Генрихом; но тут узнал о внезапном прибытии императора в Италию и свернул с дороги в укрепленный замок Каноссу, принадлежавший тосканской маркграфине Матильде.

Генрих также обратился к ней с просьбой о заступничестве перед папой. Григорий сначала отвергал все предложения императора и говорил, что дело должно решиться на предстоящем съезде. Наконец он уступил просьбам и согласился впустить Генриха в замок. В покаянной власянице босой император вошел в ворота окруженного тройной стеной замка. Ему дозволили пройти только во внутренний двор, но одному, без провожатых. Стояли жестокие морозы, но это не смягчило Григория. Он заставил Генриха трое суток подряд подолгу стоять у ворот замка, но каждый раз отказывался принимать его. Все обитатели Каноссы жалели несчастного. Маркграфиня Матильда обливалась слезами, и по ее ходатайству Генриха, наконец, впустили. На четвертый день вместе с несколькими другими отлученными императора ввели в зал, где находился папа, окруженный кардиналами и друзьями. Генрих вместе с другими бросился на колени и, проливая слезы, покаялся в грехах. Наконец Григорий поднял его, снял отлучение и допустил в церковь, где сам совершал литургию.

После этого Генрих со стыдом и досадою оставил Каноссу. Итальянцы тотчас заметили перемену в его настроении и в отношении к папе; старые приверженцы императорской власти, из которых многие до сих пор находились под церковным проклятьем, мало-помалу стали собираться к нему и побудили его провести зиму в Италии. Генрих, наделенный от природы дальновидностью, скоро заметил, что нигде основания папской власти не были так шатки, как в этой стране раздоров, и пришел к убеждению, что с помощью денег, обещаний и коварства здесь можно приобрести множество приверженцев и успешно бороться с папой. В душе его страх перед Григорием уступил место прежней решимости, и с этих пор началась борьба, которую он вел мечом и словом до самой смерти.

Тем временем враждебные Генриху князья обвинили его в нарушении данной клятвы. В марте 1077 г они собрались на съезде в Форшгейме, объявили Генриха низложенным и выбрали императором герцога Швабского Рудольфа. Но не все прежние противники Генриха поддержали этот выбор. Верность старому императору сохранили многие города, а также духовенство, опасавшееся властолюбия Григория. Немецкое национальное чувство вообще было оскорблено тем унижением, которому подвергся в Каноссе их государь. К тому же отречение с Генриха было снято, и он мог требовать от вассалов прежней покорности. Весной он вернулся в Германию.

Отовсюду к Генриху съезжались епископы и князья, уверяя его в своей преданности.

Началась упорная война с мятежниками. Григорий во время германских междоусобий старался сохранять нейтралитет, хотя всей душой сочувствовал Рудольфу. В 1080 г. произошло ожесточенное сражение в Тюрингии, близ деревни Флархгейм.

Общий исход его был неудачен для императора, и противники его торжествовали победу. Узнав о флархгеймской победе, Григорий отбросил всякие колебания и объявил, что считает Рудольфа единственным законным правителем Германии. В Риме как раз проходил церковный собор, и на одном из заседаний папа вновь объявил Генриха отлученным от церкви и лишенным королевского сана.

Однако, это второе отлучение не произвело уже того впечатления, какое имело первое. Генрих узнал о папском проклятии в Бамберге, где он праздновал Пасху.

Князья, съехавшиеся к нему на праздник, тотчас единогласно объявили, что перестают признавать Григория папой. В конце мая Генрих собрал в Майнце собор немецких епископов, объявивший папу низложенным. К ним присоединился Бриксенский собор итальянских прелатов. В июне был избран папою архиепископ равеннский Виберт, принявший имя Климента III. Рудольф, в свою очередь, был отлучен от церкви и предан проклятью. В октябре того же года в сражении у Эльстера этот претендент в императоры был смертельно ранен (ему отрубили правую руку, ту самую, которой он когда-то присягал своему государю). Воодушевленный его смертью Генрих в марте 1081 г. оставил вместо себя в Германии Фридриха Гогенштауфена, а сам отправился с войском в Италию. Вся Ломбардия, давно уже враждовавшая с Григорием, приняла его сторону. В Тоскане у него также нашлось много сторонников, недовольных властным правлением Матильды. Лукка, Пиза и Сиена открыли перед Генрихом ворота. Около Троицы немецкое войско подошло к Риму и 21 мая раскинуло свой стан на Нероновом поле близ Ватикана. Римляне остались верны папе. На помощь Григорию подошли войска из Тосканы и норманны из Южной Италии.

Натолкнувшись на упорное сопротивление, Генрих отправился опустошать владения Матильды. Зиму он провел в Равенне, а весной 1082 г. во второй раз подошел к Риму. Все попытки взять штурмом город были отбиты. Началась долгая осада Генрих понимал, что ему выгоднее помириться с папой, чем злоупотреблять своим успехом.

Поэтому он проявил в своих требованиях умеренность и просил только, чтобы Григорий снял с него отлучение и короновал императорской короной. Решение всех спорных вопросов он соглашался передать церковному собору. Многим сторонникам папы казалось, что такой исход борьбы не уронит папского величия. Говорят, что они на коленях умоляли его примириться с императором. Но Григорий требовал, чтобы Генрих, согласно церковному постановлению, сложил с себя королевский сан.

Непреклонность папы стала наконец раздражать римлян. Они вступили с императором в тайные переговоры и открыли перед ним ворота. Народ с ликованием приветствовал вступление Генриха в город, ожидая скоро окончания тяжелой войны. Однако, Григорий укрылся в неприступном замке Св. Ангела и отказывался идти на какие бы то ни было уступки. Исчерпав все средства переубедить его, император созвал 21 марта 1084 г. духовных и светских сановников своего войска в собор Св. Петра.

Собрание объявило Григория низложенным и признало папой Климента III. Через десять дней новый папа торжественно короновал Генриха императорской короной.

Затем Генрих начал осаду замка Св. Ангела, но, узнав, что норманнский герцог Роберт Гискар спешит с большим войском на помощь папе, он в мае ушел из Рима.

После этого норманны заняли Вечный город, и жителям пришлось жестоко поплатиться за свое отступничество Рим испытал все ужасы варварского нашествия множество зданий было разрушено и сожжено, бесчисленное количество граждан перебито. Грубые шайки наемников устроили настоящую охоту на женщин и девушек, и в то время, когда они служили потехой для победителей, их отцы, мужья и братья гибли в жестоких мучениях. Тысячи римлян были проданы в рабство сарацинским купцам Григорий в полном бессилии наблюдал за разгромом своей столицы. На каждом шагу его преследовали проклятия. Понятно, что после этого папа не мог оставаться в Риме, ибо от мести жителей его спасали только норманнские копья. Как жалкий беглец Григорий последовал за Робертом и поселился в Салерно. В Риме утвердился Климент. Потрясение от этих событий оказалось слишком сильным для Григория.

Физические силы его были подорваны быстро прогрессирующим недугом, но дух до самого конца оставался непреклонным. Перед смертью он снял свое отлучение со всех своих врагов, исключая Генриха и Климента. Умер Григорий 25 мая 1085 г Последними его словами были: «Я любил справедливость и ненавидел неправду, и за это умираю в изгнании».

Джон Уиклиф

Папа Григорий VII не смог достичь цели, указанной в его «кратком своде прав и преимуществ римского первосвященника». Но он сумел сделать первые, самые трудные шаги по направлению к ней. Умирая, Григорий оставил своим преемникам один завет — продолжать его дело и добиваться ради спасения человечества господства над миром.

Наследовавшие ему папы упорно строили здание вселенской теократии, постепенно подчиняя себе светскую власть. Наконец, в начале XIII в родственный Григорию VII гений — папа Иннокентий III — завершил их труд. Некоторые монархи Европы признали над собой власть римского первосвященника, а другие если не на словах, то на деле вынуждены были подчиняться ей. Казалось, что идеалы Григория осуществились — папа повелевал королями и железной рукой пас народы. Престол св. Петра поднялся над тронами светских государей. Но это торжество церкви продолжалось совсем не долго. Недовольство духовной и политической тиранией Рима стало проникать во все уголки Европы. Брожение охватило прежде всего университетские круги. Именно здесь, еще задолго до начала Реформации, были выкованы те идеи, которые, постепенно овладевая обществом, сокрушили в конце концов папскую теократию. Начало этой борьбе было положено преподавателем Оксфордского университета, великим английским мыслителем и теологом Джоном Уиклифом.

О первой половине жизни Уиклифа нам известно очень мало. Считается, что он родился около 1320 г в деревне Ипресуол, в Йоркшире (в окрестностях Ричмонда), в семье небогатого джентльмена Роджера Уиклифа. Обстановка глухого английского севера с мрачным ландшафтом, с болотистыми, неплодородными землями, бедными крестьянами и небогатыми рыцарями несомненно повлияла на мироощущение молодого Уиклифа и его обостренный интерес к вопросам религии. Хотя, возможно, жизненный путь Джона в не меньшей степени был определен его положением в семье как младшего сына его с рождения готовили к духовной карьере. О детстве Уиклифа нам ничего неизвестно. Предполагают, что 16-летним юношей он поступил в Оксфордский университет, переживавший тогда пору расцвета. По обычаю того времени, его учение было очень долгим. Семь лет он должен был обучаться на младшем факультете — свободных искусств. Первые четыре года посвящались изучению грамматики, риторики и логики, после чего студенту присваивалась степень бакалавра искусств. Следующие три года отводились точным наукам — арифметике, геометрии и астрономии.

Прослушавшему весь курс и успешно сдавшему экзамены присваивалась степень магистра искусств. Только после этого Уиклиф мог приступить к изучению теологии.

При этом первые три года молодой ученый слушал лекции по Священному Писанию, следующие два года изучал «Сентенции» Петра Ломбардского. Сдав экзамен на степень бакалавра теологии, он затем два года штудировал схоластику. Когда Уиклифу исполнилось 30 лет, он был, видимо, допущен к чтению самостоятельных лекций, получил право произносить проповеди и стал принимать участие в богословских диспутах. Значительно позже — около 1372 г — ему была присвоена степень доктора теологии.

Вся жизнь Уиклифа была связана с Оксфордом. Известно, что он занимал несколько университетских и внеуниверситетских должностей. Между 1356 и 1360 гг. его избирали директором Баллиолевской коллегии. В 1361 г он получил от этой коллегии приход Филлингем в Линкольншире и провел там около двух лет. Но в 1363 г Уиклиф вернулся преподавать в университете. В 1368 г он обменял Филлингем на приход Лэдгарзгол в Бэкингемшире. Так как это место находилось на расстоянии всего 15 миль от Оксфорда, Уиклиф мог в дальнейшем совмещать обязанности приходского священника с научной деятельностью. В университете он занимал очень высокое или даже исключительное положение. Это объяснялось, с одной стороны, необыкновенной, можно сказать, европейской славой его сочинений, а с другой — тесными связями с английским королевским двором, который на протяжении многих лет оказывал Уиклифу поддержку (Вполне возможно, что он даже занимал должность придворного капеллана). Уиклиф был близким человеком Джона Гентского, герцога Ланкастерского, одного из сыновей короля Эдуарда III, который имел огромное влияние на дела государства.

В начале 1374 г распоряжением Эдуарда III Уиклиф стал настоятелем прихода Лэттеруорт в Лестерском графстве. С этих пор и до конца жизни его положение не менялось — он был настоятелем, читал лекции по богословию в Оксфорде, часто посещал Лондон и говорил здесь проповеди, которые были очень популярны и собирали толпы народа.

В том, что первый предтеча Реформации появился в Англии, нет ничего удивительного. Англия официально считалась папским леном с 1213 г, когда король Иоанн Безземельный признал папу Иннокентия III своим сеньором. С тех пор вся собственность английской церкви находилась в полном распоряжении папы. А она была не малой — английские прелаты владели огромными богатствами, их совокупный доход в три раза превышал доход английской короны.

Между тем финансовое положение страны в середине XIV в., в результате тяжелой Столетней войны и опустошительной эпидемии чумы, резко ухудшилось. Король и светские лорды, испытывавшие острую нужду в деньгах, с большим неудовольствием наблюдали за тем, как огромные суммы, минуя их, уходят из страны в Рим. К тому же папы, которым, несмотря на огромные богатства, также постоянно не хватало денег, несколько раз пробовали взыскать с английского короля, как своего вассала, дополнительные подати. Но эти попытки окончились полной неудачей — английский парламент отвечал на них резким отказом, а само обсуждение этого вопроса порождало в английском обществе сильное раздражение и антипатию к Риму.

При таком состоянии умов и началась литературная деятельность Уиклифа. Уже в ранних своих проповедях, произносимых им в стенах университета, он доказывал, что папа не имеет права взимать поборы с Англии; отстаивал права короля, доказывая превосходство светской власти над церковной, поднимал вопрос о секуляризации церковных владений. Результатом лекций, прочитанных Уиклифом в Оксфорде в 1374–1376 гг., стали два его трактата «О господстве Божьем» и «О господстве гражданском». В них был рассмотрен чрезвычайно злободневный в то время вопрос о границах власти церкви и государства, причем Уиклиф ни в одном пункте не был согласен с официальной папской доктриной. Природа власти, по его учению, имела следующий характер.

Богу, как Создателю, принадлежит все сущее. Однако, в силу Своей милости, Бог передает во временное держание, на условиях службы Ему, все, чем обладают люди Всякий человек является держателем по милости Божьей или «низшим должностным лицом Бога» — его слугой. Служба Богу состоит в «праведном поведении», которое определяется точным исполнением «Божьего закона», изложенного в Библии и обязательного для всех людей, какое бы положение в обществе они ни занимали. Если человек нарушает службу Богу, он впадает в смертный грех и, таким образом, лишается «милости» Бога и своего владения.

Поэтому каждый должен знать Библию, жить по ее заветам и подражать Христу, как своему господину и высшему идеалу. Отношения между Богом и человеком прямые и непосредственные. Каждый человек получает свою жизнь, имущество, общественное положение непосредственно от Бога. Священники напрасно приписывают себе какую-то особенную роль в этих отношениях — в их посредничестве нет никакой надобности и никаких особых преимуществ перед мирянами они не имеют. (Уиклиф находил вполне возможным представить такой общественный строй, где церковь вообще будет состоять из одних мирян.) Роль наместника Бога на земле, на которую претендуют папы, абсолютно ничем не обоснована.

Выдвинутые Уиклифом положения находились в противоречии со взглядами католических теологов, суть которых состояла в том, что Бог разделил власть на духовную и светскую, причем светскую подчинил духовной, так что светская власть передается ее носителям только при посредстве духовной — главной власти на земле. В противоположность им Уиклиф утверждал, что король получает свою власть непосредственно от Бога и является таким же истинным наместником Бога, как папа.

Королевская власть над людьми так же священна, как и власть церкви над духовными делами. Никакого смешения между ними быть не должно. Все сословия в обществе обязаны подчиняться королю, как викарию Бога. Духовенство, которое также является одним из сословий, наравне с другими находится в юрисдикции короля и потому не должно платить Римскому Папе никаких налогов. Ибо Папа Римский есть всего лишь духовный глава церкви, никаких прав светской власти по отношению к английскому духовенству он не имеет и не может иметь.

Оба трактата Уиклифа были с пониманием и сочувствием встречены в Англии, но зато вызвали сильное неудовольствие в Риме. В мае 1377 г. папа Григорий XI издал против Уиклифа несколько булл. В трех из них, адресованных архиепископу Кентерберийскому Сэдбери и епископу лондонскому Куртенэ, папа бросал упрек всем английским епископам, обвиняя их в нерадивости и небрежении перед лицом очевидной ереси Джона Уиклифа. Папа перечислил 18 ошибочных заключений и утверждений Уиклифа, взятых из его трактатов, и предлагал провести надлежащее расследование. Специальная булла, с требованием положить конец распространению теорий Уиклифа, была направлена в Оксфорд. Папское требование поставило иерархов английской церкви в затруднительное положение. К этому времени Уиклиф был настолько популярен, что осудить его не представлялось возможным. Его поддерживали королевский двор, парламент и лондонские бюргеры. Университетские теологи также приняли сторону своего коллеги и заявили, что не находят в трактатах Уиклифа ничего еретического. Наконец, спустя почти год после получения папских булл, в марте 1378 г. обвиняемый предстал перед судом Сэдбери и Куртенэ.

По рассмотрении дела, епископы вынесли формальный приговор: «Уиклиф не должен в дальнейшем пропагандировать свои доктрины в проповедях во избежание соблазна мирян». Никакого реального значения этот приговор не имел.

Публикация папских булл ускорила работу Уиклифа над трактатом «О церкви», сыгравшем в дальнейшем большую роль в истории Реформации. В этом сочинении он показал, что современная католическая церковь нуждается в глубоком преобразовании, потому что в настоящем своем виде совсем не такова, какой должна быть: она удалилась от первоначального установления и слова Христова и совершенно извратила то положение, в каком находилась в апостольское время. К работе «О церкви» примыкает написанный позже трактат «О папе» (1380). Здесь, сравнивая Христа с современным римским первосвященником, Уинклиф показал, что они буквально во всем противоположны друг другу. Действительно, Христос нес правду людям, принципы папы — ложь. Христос отказался от светской власти, а папа высказал непомерные требования о подчинении себе всех светских правителей.

Христос презрел золото, а у папы все идет на продажу. Христос послал своих учеников в мир, как ягнят в стадо волков, а папа живет в великолепном замке, построенном на деньги бедняков. Христос действовал во славу Господа, а папа ищет собственной славы. Таким образом, Уиклиф приходил к выводу, что папа есть настоящий Антихрист.

От вопросов взаимоотношения церкви и государства Уиклиф перешел к рассмотрению значения таинств. Около 1379 г. появилась его знаменитая работа «О евхаристии».

Здесь Уиклиф решительно разошелся с официальным католическим учением, по которому хлеб и вино, даваемые верующему во время причастия, по молитве священника (и только его!), в буквальном смысле превращаются в тело и кровь Христову (считалось, что, вкушая эти дары, верующий тем самым приобщается к Христовой жертве и спасается). Уиклиф выражал сомнение в возможности такого чуда и писал, что хлеб остается хлебом даже после произнесения всех сакраментальных слов во время мессы. Евхаристия, по его мнению, имеет не буквальный, а символический смысл и состоит в том, что через освящение хлеб делается как бы подобием пострадавшего Христа и служит напоминанием о Его муках. Этим отвергалось одно из важнейших преимуществ духовенства перед мирянами — тайна священства. Поскольку лицо, отправляющее богослужение, не совершает никаких действительных таинств, им, в принципе, может быть любой мирянин.

Свое особое мнение Уиклиф имел о Священном Писании. Выше отмечалось, что схоластики и мистики, помимо прямого смысла, находили в священных текстах скрытый аллегорический и мистический смысл, открывавшийся будто бы только посвященным. В противоположность им Уиклиф учил, что Священное Писание — это закон Божий, и, как всякий закон, он допускает лишь буквальное понимание. Еще в 1378 г. он опубликовал трактат «Об истинности Священного Писания», в котором решительно опровергал распространенное в то время мнение о том, что Библия имеет множество «темных» мест, не понятных простым верующим, что Слово Божие слишком высоко и свято для непосвященных. Уиклиф писал: Библия чрезвычайно ясна, ее истинность так очевидна, что ее без опасения можно передать в руки простого народа. Никаких особых знаний, кроме умения читать на своем родном языке, для этого не требуется. Священное Писание — есть общее достояние всех, оно открыто для каждого человека и дает все, что необходимо для спасения верующего.

Претензии католического духовенства на то, что только оно имеет необходимые познание для правильного толкования Библии — бездоказательны и самонадеянны.

Отвечая своим оппонентам, Уиклиф писал: «Если Слово Божие есть жизнь Вселенной и если каждое Слово Божие есть жизнь человеческой души, то как же смеет какой-нибудь враг Христов, перед лицом Бога, отнять его у нас, у христиан, и морочить людей голодом в заблуждении?»

За несколько лет до смерти Уиклиф приступил к полному переводу Библии с латыни на английский язык. Этот грандиозный труд был осуществлен им практически в одиночку, только начало Ветхого Завета перевел его ученик Николай Хорфорд.

Многие его последователи, откликнувшись на призыв Уиклифа, отправились проповедовать Закон Божий английскому народу на понятном ему языке. Эти проповедники получили прозвание «бедных священников». Им было поручено взять на себя дело, о котором давно забыла занятая мирскими заботами официальная церковь — наставлять народ в правде истинного евангелия. Часто «бедные священники» не имели ни сана, ни посвящения, ибо Уиклиф не усматривал в должности священников ничего, ставившего их выше простых смертных.

Идеи Уиклифа были очень популярны во всех слоях английского общества вплоть до начала 1380-х гг. Затем сильную тень на его репутацию бросило произошедшее в 1381 г. народное восстание под руководством Уота Тайлера. Известно, что религиозные проповедники из числа «бедных священников» сыграли в нем не последнюю роль. Один из главных вожаков восстания Джон Болл во время следствия заявил, что в течение двух лет был учеником Уиклифа и «от него научился ересям, которым учил других». После этого английская знать несколько охладела к учению Уиклифа (многие положения которого действительно могли быть истолкованы в радикальном духе). В мае 1382 г. новый архиепископ Кентерберийский Куртенэ, занявший место убитого во время восстания Сэдбери, созвал в Лондон для суда над Уиклифом видных английских прелатов. Они занялись рассмотрением сочинений Уиклифа и единодушно осудили десять положений его учения как еретические, а еще четырнадцать — как ошибочные. Сам Уиклиф, впрочем, на этом судилище не присутствовал, и даже имя его не было названо. Старика оставили в покое, но зато начали преследовать его учеников. Все они были отстранены от занимаемых в университете должностей и, чтобы вернуть их, должны были публично отречься от ереси.

Папа несколько раз пытался вызвать Уиклифа на суд в Рим, но тот отказывался, ссылаясь на свои недуги. Действительно, в 1382 и 1383 гг. он был частично парализован и последние годы провел прикованным к постели. Но даже в таком состоянии он продолжал неустанно работать — жажда деятельности не покидала его до самой смерти. Писать он не уже мог, и под его диктовку писали ученики. 28 декабря 1384 г. во время мессы у Джона Уиклифа случился новый удар, и три дня спустя он скончался. Констанский собор 1415 г. (осудивший на сожжение Яна Гуса) объявил учение Уиклифа еретическим. Все его труды подлежали сожжению. Спустя двенадцать лет враги добрались и до его останков — в 1427 г. тело Уиклифа выбросили из могилы, а память его предали проклятию.

Ян Гус

Великий чешский религиозный деятель Ян Гус родился около 1369 г. в местечке Гусинец, на границе Богемии и Баварии. Родители его были, видимо, незажиточными крестьянами. Гус рано лишился отца, и воспитанием его занималась мать. Закончив находившуюся неподалеку от Гусинца Прахатицкую школу, Гус около 1390 г. отправился учиться в столицу, где записался студентом на факультет свободных искусств Пражского университета. В 1393 г. он получил степень бакалавра свободных искусств, а в 1396 г. — магистра. Вскоре после этого, около 1401 г., его рукоположили в священники и в том же году избрали деканом факультета искусств. Наконец, в октябре 1402 г. Гус был в первый раз избран на высшую академическую должность ректора университета.

Примерно в то же временя в образе жизни Гуса произошла значительная перемена. Под влиянием книг — прежде всего сочинений Уиклифа — он из веселого светского человека превратился почти что в аскета. Сохранилось много доказательств глубокого влияния на Гуса идей английского реформатора. Один из знакомых Гуса позже вспоминал, что тот однажды признался: «Книги Уиклифа открыли мне глаза, и я читал их и перечитывал». Однако преувеличивать это влияние не следует. Хотя собственные сочинения Гуса местами являются дословными извлечениями из Уиклифа, он не принимал его учение целиком. В частности, в важном вопросе о евхаристии он имел свое мнение. Если Уиклиф учил, что при пресуществлении хлеб остается хлебом и Христос присутствует в причастии только символически, а не телесно, то Гус (в полном согласии с католическим учением) считал, что Христос действительно содержится в святом причастии приблизительно так, как душа содержится в человеке — внешность хлеба покрывает Его, как тело душу. Гус не разделял и многих других радикальных взглядов Уиклифа. Он не отрицал полностью папской власти, глубоко чтил таинство священства и принимал общий взгляд католической церкви на важную посредническую роль духовенства в отношениях между Богом и мирянами. Различались их взгляды и на значение Писания. Если для Уиклифа Писание заключало в себе все христианское учение, то для Гуса оно было лишь его основой. Как и все католики, он считал, что учение продолжает развиваться правилами святых пап и постановлениями соборов. Не касаясь католических догм, Гус, однако, очень сурово бичевал пороки современной церкви. Его речи встречали живой оклик в мирянах и оказали огромное воздействие на современников.

Во времена Гуса чешское общество переживало подъем национального самосознания, сопровождавшийся оппозицией к католическому духовенству. Пражские граждане громко требовали, чтобы проповеди в церквах произносились не только по-латыни и по-немецки, но и по-чешски. Король Вацлав IV поддержал это требование, и вскоре в Праге открылась новая часовня, получившая название Вифлеемской. Здесь выступало несколько весьма красноречивых проповедники, однако ни один из них не приобрел и малой доли того значения, которое придали этой часовне выступления Гуса. Его бледное, исхудалое лицо, его задумчивые глаза поражали прихожан еще прежде, чем раздавался его голос. На фоне общего упадка нравственности духовенства, его репутация всегда была кристально чистой. Один из личных врагов Гуса позже писал о нем: «Жизнь его была сурова, поведение безупречно, бескорыстие такое, что он никогда ничего не брал за требы и не принимал никаких даров и приношений». В своих проповедях он не стремился поражать прихожан красотой слога, речь Гуса не была ни пылкою, ни блестящею, так что на слушателей действовала, главным образом, сила и искренность его убеждения. Обличения Гуса всегда бывали суровы и беспощадны он не щадил ни светских, ни духовных лиц, постоянно говорил о высокомерии духовенства, о погоне за иерархическими повышениями, о корыстолюбии и жадности. Поводов для этого было больше чем достаточно.

Состояние церкви тогда являло собой самое безотрадное зрелище. Многим верующим вообще казалось, что она из «Божьего дома» превратилась в учреждение, предназначенное исключительно для сбора денег. Папы облагали ежегодной податью весь христианский мир и брали еще сверх установленного. Папский двор открыто торговал церковными должностями. Большие доходы римской курии давала продажа индульгенций, до глубины души возмущавшая всех добропорядочных христиан. Ко всему этому прибавилось еще многолетнее двоепапство. В 1378 г на папский престол были избраны одновременно Урбан VI и Климент VII. После этого на протяжении полувека Европа видела «мерзость запустения на святом месте». Часть государств признавала римского первосвященника. Другие отдавали предпочтение его противнику, утвердившему свой двор в Авиньоне. Папы и антипапы то и дело предавали друг друга проклятию и непристойно ссорились. Расколу не было видно конца, и у добропорядочных христиан возникало сомнение, что Христос бдит свою церковь. Всем было ясно, что оба первосвященника — ложные наместники Христа, оба антихристы, и что единственным способом поправить дело было свергнуть и низложить обоих Чешская церковь также являла собой грустную картину упадка. Многие пражские священники почти открыто жили с любовницами, устраивали пиры с танцами, играли в кости, охотились и совершали другие неподобающие поступки. Монахи (в одной Праге их было более тысячи) проводили большую часть времени в праздности и предавались самым разнообразным порокам. Многих из них замечали в связях с женщинами. Но хуже всего была безудержная жажда золота, охватившая тогда всю церковь. «Последний грошик, который старушка завяжет себе в покрывало, чтобы уберечь его от вора или разбойника, этот грошик сумеет у нее выманить священник и монах… — говорил Гус — Богатство отравило и испортило церковь. Откуда войны, отлучения, ссоры между папами и епископами? Собаки грызутся из-за кости. Отнимите кость — и мир будет восстановлен. Откуда подкуп, симония, откуда наглость духовных лиц, откуда прелюбодеяния? Все от этого яда».

Резкие речи Гуса сильно задевали духовенство. В адрес пражского архиепископа Збынека стали поступать многочисленные жалобы. «У нас, — писал один из доносчиков, — раздаются возмутительные проповеди, которые терзают души набожных людей, уничтожают веру и делают духовенство ненавистным народу». Крайне раздражало многих утверждение Гуса, что священник, требующий денег за совершение таинств, особенно от бедных, виновен в «симонии и ереси». Возмущались и тем, что Гус по поводу смерти одного каноника сказал: «Я не хотел бы умереть, имея такие доходы».

Злясь на Гуса, враги долгое время не имели возможности обвинить его ни в чем серьезном. Но потом ему все чаще (и совершенно необоснованно) стали приписывать еретические заблуждения. В 1403 г в Пражском университете разгорелась полемика из-за богословского учения Уиклифа Немецкий магистр Гюбнер извлек из его трактатов 45 еретических положений, для обсуждения которых ректор Геррасер созвал всех пражских докторов и магистров. Заседание носило бурный характер.

Когда общественный нотарий прочел предосудительные параграфы, то за новые идеи встала целая фаланга магистров-чехов, видевшая в Уиклифе своего учителя. Но они не смогли добиться победы, и по окончании прений большинство постановило: «Чтоб никто не учил, не проповедовал и не утверждал, ни гласно, ни тайно, вышеупомянутых параграфов под страхом нарушения присяги». За этим постановлением поначалу не последовало никаких карательных мер. Среди придворных и коллег Гуса было много уиклифистов, да и сам он в проповедях никогда не скрывал своего расположения к английскому вероучителю. Но с годами враждебное отношение официальной церкви к идеям Уиклифа становилось все более непримиримым. В конце 1407 г. Римский Папа Григорий XII направил пражскому архиепископу буллу с требованием искоренить сектантов, проповедующих против учения о святом причастии.

После этого в 1408 г началось новое, более жестокое гонение. Опять были осуждены пресловутые 45 параграфов, идеи Уиклифа строго запрещалось преподавать и защищать.

Партия уиклифистов в Чехии терпела поражение и вскоре должна была совсем исчезнуть, но тут, к счастью для нее, между королем и архиепископом возникли серьезные трения. Причиной их стал церковный раскол: в то время как архиепископ Збынек со всем капитулом продолжал ориентироваться на Рим, король Вацлав (выступавший за низложение обоих соперников — как римского Григория XII, так и авиньонского Бенедикта XIII) потребовал от своих подданных соблюдения нейтралитета. (Предполагалось, что на Пизанском соборе, созыв которого Вацлав активно поддерживал, будет наконец избран законный папа, который положит конец многолетнему расколу.) Споры о нейтралитете имели важные последствия для Пражского университета. С самого основания он не был чисто чешским национальным учреждением, поскольку служил главным умственным центром не только для чехов, но и для немцев. Согласно уставу, штат университета — как профессора, так и студенты — разделялся на четыре нации — чешскую, польскую, баварскую и саксонскую. Во всех делах внутреннего самоуправления каждая нация имела один голос. Формально этим провозглашалось равенство наций, но фактически такая организация обеспечивала полное господство немецкой партии, ибо баварцы и саксонцы были природными немцами, а в польскую нацию записывались по преимуществу выходцы из Силезии.

Вопрос о нейтралитете, возбужденный королем, вызвал в университете раскол по национальному признаку. Немецкие профессора и высшее чешское духовенство твердо стояли за Григория, а чешская партия, возглавляемая Гусом, единодушно высказалась за нейтралитет. Разгневанный архиепископ назвал Гуса «непокорным сыном церкви» и запретил исполнять какие бы то ни было священнические обязанности. Вместе с ним были отрешены остальные сторонники нейтралитета. Но эта мера, вместо того чтобы напугать чешскую нацию, воодушевила ее. Симпатии пражского населения были всецело на их стороне. Гус предложил обратиться к королю с прошением об изменении университетского устава таким образом, чтобы при решении всех вопросов голоса немцев и чехов были уравнены. Король поначалу принял Гуса очень недружелюбно, но потом удовлетворил его пожелание. Итогом всех этих движений стал раскол Пражского университета. Немцы, возмущенные новшеством, стали требовать восстановления своих прав. Вацлав вспылил, велел прогнать ректора, отобрать у него печать и ключи. Тогда 16 мая 1409 г. более пяти тысяч немцев — профессоров и студентов — оставили Прагу и удалились в Лейпциг, где основали новый немецкий университет.

В результате чешские последователи Уиклифа вновь усилились. Победа над немцами сделала имя Гуса необычайно популярным в Чехии, а особенно в Праге. В октябре 1409 г. прошли выборы первого после раскола ректора университета. Им вторично стал Ян Гус. Собравшийся в то же время при поддержке Вацлава собор прелатов в Пизе, избрал (в пику Григорию и Бенедикту) новым папой Александра V.

Архиепископ, после тщетной борьбы с королем, вынужден был признать этот выбор.

Но он продолжал оставаться врагом Гуса. В марте 1410 г. Збынек добился от папы буллы, осуждавшей ересь Уиклифа и дававшей ему самые широкие полномочия в ее искоренении. Спустя четыре месяца он велел публично сжечь все книги Уиклифа, которые ему удалось заполучить, а затем изрек проклятие Гусу и его сторонникам.

Но когда священники стали, согласно его распоряжению, провозглашать отлучение Гуса, народ силой воспротивился этому во всех церквях. Большинство пражских священников было так запугано, что уже не осмелилось повторять проклятие. Но кое-где сторонники архиепископа осилили. Почти целый месяц в пражских церквах продолжались беспорядки и замешательство. Наконец король строгими мерами прекратил их. В общем, в Чехии победа осталась за последователями Гуса. На его стороне всецело был университет и королевский двор, его горячо поддерживали жители Праги. Но за пределами королевства отношение к нему оставалось прямо противоположным — под влиянием папских булл здесь постепенно утверждалось мнение, что Гус настоящий еретик. Его стали требовать в Рим для разбирательства, но Гус не поехал, так как опасался расправы. Тогда в феврале 1411 г. его предали папскому проклятию. Однако Гус, не обращая внимания ни на архиепископские, ни на папские отлучения, продолжал проповедовать в своей часовне. В последние годы своей жизни он, подобно Уиклифу, много сил отдал переводу на чешский язык Библии. К этому времени уже имелись чешские переводы многих книг Священного Писания, но не все они были удовлетворительного качества, разнились по стилю и языку (единого литературного чешского языка в то время еще не существовало, бытовало несколько диалектов). Гус внимательно просмотрел все эти переводы, исправляя ошибки и огрехи, и, подобно Уиклифу, создал наконец для народа Библию, которую тот мог читать без затруднений.

Между тем гонения на Гуса усиливались. В 1412 г. папа Иоанн XXIII велел предать его новому отлучению. Проклятие должны были повторить при колокольном звоне, с зажжением и погашением свечей. В формуле проклятия говорилось, что отныне никто не должен давать Гусу ни пищи, ни питья, ни приюта, и место, на котором он стоит, подвергается интердикту. Всем верным сынам церкви вменялось в обязанность задерживать Гуса везде, где бы они его ни встретили, и отдавать в руки архиепископу или епископу. Вифлеемскую часовню, как рассадник ереси, папа велел уничтожить. Осуществить эти угрозы в Праге, где у Гуса насчитывалось множество сторонников, не было никакой возможности. Когда однажды враги Гуса попытались сорвать богослужение в Вифлеемской часовне, мгновенно сбежались толпы народа, и устрашенные противники ушли ни с чем. Король также оставался покровителем Гуса, хотя ссора последнего с папой ему очень не нравилась — она бросала тень на репутацию Вацлава, ибо враги распространяли о нем в Европе слухи как о защитнике еретиков. В конце 1412 г. он уговорил Гуса уехать из Праги и тем положить конец смуте. Находясь за пределами столицы, тот написал свое главное сочинение «О церкви». Оно стало его завещанием для чешских реформаторов.

Осенью 1414 г. по требованию императора Сигизмунда в Констанце собрался церковный собор, который должен был покончить с затянувшемся расколом западной церкви. (Пизанский собор не смог этого сделать; фактически он даже усилил его, так как вместо двух пап оказалось три). Попутно в Констансе решались другие запутанные церковные дела. Дело Гуса было одним из них, и император отправил ему личное приглашение на собор. Сигизмунд писал, что предоставит Гусу возможность высказать свои взгляды, и обещал отпустить его на родину даже в том случае, если Гус не подчинится решению собора. Многие друзья Гуса, зная непостоянство Сигизмунда, отговаривали его от этой поездки. Однако Гус решил ехать. Ему казалось, что, явившись на собор, он оправдает себя перед обвинителями и убедит в истинности своих идей не только мирян, но и прелатов.

Когда Гус приехал в Констанс, здесь уже было шумно и многолюдно, хотя собор еще не открылся. Первое время на него не обращали внимания и казалось, никому нет до него дела. Но это была только иллюзия. Враги слишком ненавидели его, чтобы позволить вырваться из своих рук. Расправа над чешским реформатором была предрешена. Гус ожидал справедливого суда или публичного диспута и был уверен в своем успехе. Однако, судьба его решилась совсем другим способом. 28 ноября 1414 г. кардиналы, собравшись к папе Иоанну XXIII, келейно обсудили учение Гуса и решили, что он должен быть взят под стражу. В тот же день несчастного заключили в доминиканском монастыре, в мрачной сырой камере, примыкавшей к клоаке. Это произошло без ведома императора.

Поначалу Сигизмунд пришел в сильный гнев и объявил о своем намерении силой освободить узника. Но спустя некоторое время он резко сбавил тон и предоставил духовенству полную власть над судьбой своего подзащитного. Гуса перевели в замок Готтлибен, принадлежавший констанскому епископу, заковали в цепи и держали в большой строгости.

В июне 1415 г. начался публичный суд над Гусом. Всего было три заседания, но ни на одном из них Гусу не дали свободно высказаться. Чтобы придать законный вид готовившейся расправе, ему старались приписать распространение еретических положений Уиклифа. Гус искусно защищался, хотя находился в очень трудном положении — ему приходилось в одиночку противостоять целому собору враждебных епископов. Формально вина его так и не была доказана. Большинство членов собора готово было удовлетвориться пожизненным заключением обвиняемого. Но для этого требовалось, чтобы Гус признал свои заблуждения. Он отказался наотрез. Прелатам ничего не оставалось, как объявить его упорным еретиком и приговорить к сожжению на костре. Казнь состоялась 6 июля 1415 г.

Джироламо Савонарола

Имя знаменитого итальянского проповедника и монаха Джироламо Савонаролы неразрывно связано с Флоренцией. Между тем родиной его была Феррара, а все его предки жили в Падуе. Родоначальник феррарской линии Савонарол — знаменитый врач Михаэль Савонарола — перебрался в этот город всего за несколько лет до рождения внука. Сын Михаэля, Николо Савонарола, женился на знатной мантуанке Елене Буонокорзи. Джироламо стал третьим ребенком этой четы. Он родился в сентябре 1452 г. и, как пишут хронисты, никогда не отличался ни особенной красотой, ни детской веселостью и беспечностью. Замкнутый, вдумчивый, сосредоточенный, он ничем не походил на своих старших братьев. Дед готовил Джироламо к карьере врача и лично посвящал в тайны естествознания, преподавая ему в то же время грамматику и латинский язык. Джироламо оказался очень восприимчивым и сообразительным ребенком. Все знания он схватывал буквально на лету. Позже, когда мальчик пошел в школу, он удивлял учителей своими способностями, разносторонними дарованиями и умением дискутировать. Занятия его были серьезными, интересы — глубокими. Фома Аквинский и арабские толкователи Аристотеля увлекли юношу до такой степени, что он мог читать их книги часами. В то же время он внимательно и вдумчиво читал Библию, а отдыхал за рисованием, музыкой и сочинением стихов. Несовершенство окружающего мира всегда глубоко волновало его. В одном из своих юношеских стихов Савонарола писал: «Я вижу разрушенным весь мир, безнадежно попранными добродетели и добрые нравы; нигде нет живого света и существа, стыдящегося своих пороков… Но у меня есть еще надежда, которая спасает меня от окончательного отчаяния: я знаю, что в другой жизни будет ясно тем, чья душа была благородна и высоко возносилась в своих порывах». В апреле 1475 г. Савонарола тайком от семьи ушел в Болонский монастырь Сан-Доминико. В письме родителям он объяснял свой поступок так: «Что меня побудило вступить в монастырь — это страшное ничтожество света и испорченность людей: разврат, нарушение святости брака, обман, высокомерие, нечестие, проклятия и кощунства всех родов дошли в свете уже до того, что не находишь в нем более честных людей… Ежедневно я просил Господа Иисуса Христа, чтобы он избавил меня от этой грязи…»

Став монахом, Савонарола семь лет провел в молитвах и покаянии. Он учился сам и обучал в то же время по приказанию настоятеля новичков. В 1483 г. его отправили проповедовать во Флоренцию, процветавшую в то время под управлением Лоренцо Медичи. Но это еще не был тот Савонарола, который известен нам по позднейшим временам. Можно сказать, что его первое пребывание во Флоренции осталось совершенно незамеченным, а проповеди в церкви Сан-Лоренцо не имели никакого успеха и собирали не более двух или трех десятков слушателей. Эта неудача была вполне закономерной — Савонарола говорил не очень складно, его тщедушное телосложение и слабый, сипловатый голос также не прибавляли ему популярности в глазах горожан. Видя это, руководство доминиканского ордена перевело Савонаролу в 1484 г. в маленький городок Сан-Джеминиано, в сиенских горах. Казалось, как проповедник он не состоялся. Однако неудачи не поколебали его веру в себя.

Постепенно, упорными упражнениями, ему удалось значительно укрепить голос и избавиться от косноязычия. Дремавшие в нем до поры силы проснулись. Его проповеди день ото дня становились все более страстными. Прихожане толпами стекались на них и жадно ловили каждое слово. Когда в 1486 г. Савонарола явился в Бресчии, его духовный облик уже обрел свое завершение. На местных жителей производили огромное впечатление его пламенные проповеди на темы Апокалипсиса.

Он говорил вдохновенно и яростно, не как христианский пастырь, а как подлинный ветхозаветный пророк: грозил народу наказанием за грехи, предрекал ужасы порочным людям, призывал всех к покаянию и исправлению. Его голос, достигавший необыкновенной силы, гремел как гром и потрясал слушателей до глубины души. В городе только и говорили, что о новом проповеднике.

В январе 1490 г. привлеченный славой Савонаролы, Лоренцо Медичи призвал его во Флоренцию. Савонарола вернулся в этот город тихо и незаметно. Поначалу он выступал со своими толкованиями Апокалипсиса во дворе монастыря Сан-Марко. Но вскоре монастырский двор стал тесен — молва о Савонароле мгновенно облетела город, и число желающих слышать его многократно возрастало с каждым днем.

Пришлось перенести проповеди в храм Сан-Марко. Однако прихожан становилось все больше и больше. Начало твориться нечто новое для вечно ликующей и вечно занятой мирскими заботами Флоренции: горожане вдруг вспомнили о Боге. Савонаролу слушали с возрастающим вниманием, с тревогой, с рыданиями. Через несколько месяцев храм Сан-Марко был уже не в состоянии вместить всех желающих. В пост 1491 г. проповедь Савонаролы раздалась в соборной церкви Санта-Мария дель Фьоре. Поднявшись на кафедру, он повел речь о необходимости обновления церкви и близкой гибели нераскаявшихся грешников. Он клеймил высшее духовенство и светских правителей, призванных служить примером для низших классов, но запятнавших себя предательствами, убийствами и развратом. «Я вижу прелатов, — говорил Савонарола, — не заботящихся о своей духовной пастве, но развращающих ее своими дурными примерами. Священники разбрасывают достояние церкви; проповедники проповедуют пустое тщеславие; служители религии отдаются всяким излишествам; отцы и матери дурно воспитывают детей; князья давят народы, разжигая страсти; граждане и купцы думают только о наживе, женщины — о пустяках… Я хотел бы молчать, но я не могу; Слово Божие в моем сердце горит неугасимым огнем; если я не уступлю ему, оно сожжет мозг костей моих. Князья Италии посланы ей в наказание. Их дворцы — убежище диких зверей и земных чудовищ, то есть негодяев и развратников, потакающих их развращенным желаниям и их дурным страстям. Это действительно Вавилон, братия, город безумцев и злодеев, который хочет разрушить Господь. Ступайте в Рим! Вместо христианства прелаты там отдаются поэзии и красноречию. В их руках вы найдете творения Горация, Вергилия или Цицерона; из этих книг они учатся управлять душами. Они изучают тайну управления церковью по созерцанию звезд, а не по размышлению о Боге. С внешней стороны она прекрасна, эта церковь их, с ее украшениями и позолотою, с блестящими церемониями, роскошными облачениями… с богатыми дароносицами… но в первоначальной церкви дароносицы были деревянные, а прелаты были золотые. Это праздники ада празднуют теперь наши прелаты; они не верят более в Бога и издеваются над его таинствами… Что ты делаешь, о Господи? Приди освободить свою церковь из рук демонов, тиранов и злых пастырей!.. Поспеши с наказанием, чтобы она поскорее возвратилась к Тебе! О Рим, готовься, твоя казнь будет ужасна!.. О, Италия, казни пойдут за казнями: бич войны сменится бичом голода; бич чумы дополнится бичом войны, казни будут и тут и там… У вас не хватит живых, чтобы хоронить мертвых… О, Флоренция! прошло время песен и праздников.

Покайтесь! Господи, Ты свидетель, что я с братьями моими старался поддерживать словом своим эту падающую руину; но я не могу больше, силы мне изменяют…»

Нельзя не подивиться верности и точности пророчеств Савонаролы. Все, о чем он говорил, свершилось отчасти уже на глазах его слушателей, остальное увидели их ближайшие потомки. Великая эпоха процветания Италии, породившая одну из самых замечательных культур в истории человеческой цивилизации, подходила к концу.

Приближалась чреда бесконечных войн, нашествий, иноземного порабощения и быстрого угасания национальных сил. Конечно, не один Савонарола предчувствовал грядущие в будущем тяжелые перемены, но никто лучше и сильнее его не выразил этого ощущения. В апреле 1492 г. умер Лоренцо Медичи (незадолго до смерти он позволил избрать Савонаролу приором монастыря Сан-Марко). В том же году в Риме скончался папа Иннокентий VIII. На их место в управлении во Флоренции вступил Пьер Медичи, а в Риме путем откровенного подкупа был избран папою Родриго Борджиа, принявший имя Александра VI. Еще через два года, в 1494 г., в Италию вторглась французская армия Карла VIII — он шел завоевывать Неаполитанское королевство. (С этого похода начались Итальянские войны, которые продолжались потом до середины XVI века, страшно разорив и опустошив страну.)

Пьер Медичи, напуганный приближением французов, поспешил сдать им город. Но флорентийцы, узнав о его предательстве, немедленно восстали. Многолетняя тирания Медичи была свергнута, и Флоренция обрела свободу.

Нечаянная победа воодушевила горожан. Но очень быстро ликование сменилось растерянностью и страхом. По старому, существовавшему еще до установления тирании обычаю, горожане избрали двадцать уполномоченных, которые должны были по своему выбору назначать людей на те или иные должности. Но работа этих уполномоченных с первых же шагов оказалась парализована несходством мнений, бесконечными спорами и интригами. Между тем подчиненные Флоренции тосканские города один за другим объявляли о своей независимости. Промышленность, торговля замерли. Началась массовая безработица. Люди слонялись без дела по улицам, жаловались на голод и грозили бунтом. Перед правительством встал грозный призрак безденежья как раз в ту минуту, когда деньги были нужны для уплаты контрибуций, обещанных французам, и для подавления восстаний в отпавших городах. В этих затруднительных обстоятельствах взоры горожан невольно обратились на их сурового проповедника, слово которого уже давно имело над ними огромную власть. От него ждали советов, разъяснений и указаний к действию.

Так, помимо желания, Савонарола оказался втянутым в мирские дела. Теперь в его проповедях все больше и больше места стали занимать политические вопросы. Первым делом он ободрил растерявшихся граждан. Он говорил, что они свершили великое, богоугодное дело, вернув себе свободу и изгнав тирана. Теперь им надлежит устроить республику, которая есть лучшая форма государственного правления, наиболее пригодная для Флоренции. Реформы должны начаться с духовной области ибо эта область выше материальной. Мирское благо должно быть слугою нравственного и религиозного блага, от которого оно зависит. «Очистите сердца, улучшив свои стремления, предав осуждению игру, разврат и клятвы», — говорил Савонарола.

Старая форма государственного правления, существовавшая до Медичи, изжила себя.

Нужно немедленно приступить к написанию новых законов, сперва в общих чертах, а потом — в отдельных частностях. Суть их должна состоять в следующем: никто не получит должности или обязанности помимо общего собрания, которое одно создает власть и законы. Лучшая форма управления для города — Большой Совет по образцу венецианского. В Венеции нет ни беспорядков, ни заговоров с той поры, как ею правит Большой Совет. Каждое сколько-нибудь видное место должно быть выборным.

Налоги следует пересмотреть, так как они обременительны, и в то же время государство нуждается.

Эта ясная программа вызвала всеобщее воодушевление. Слова «Большой Совет на манер венецианского» — сделались лозунгом всего флорентийского народа. Закипела законодательная работа, которая, казалось, во всех мелочах руководствовалась проповедями Савонаролы. Итальянские историки говорят, что ни одна из законодательных реформ, осуществлявшихся когда-либо во Флоренции, не отличалась такой стройностью и серьезностью, как эта. Прежде всего был образован Большой Совет, заседать в котором имели право все мужчины, не моложе 29 лет, отцы, деды и прадеды которых состояли членами сеньории или занимали другие почетные должности в городском управлении. (Таких во всей Флоренции набралось около 3000 человек.) Для того чтобы этот олигархический по существу орган не замыкался в своих проблемах, Савонарола предусмотрел каждые три года избирать в него 80 граждан, не принадлежавших к городской аристократии. Так как законы города были не вполне ясны и противоречивы, было избрано известное количество граждан для их пересмотра и приведения в порядок. В то же время создали комиссию из десяти граждан для пересмотра налогов и денежных штрафов. Было издано постановление о выборе городского магистрата — сеньории, состав которой менялся каждые два месяца. (При сеньории функционировал совещательный «совет восьмидесяти», куда избирались граждане не моложе 40 лет.) Усилиями Савонаролы в интересах неимущего населения был образован Ломбард — что-то вроде городского банка, в котором заемщики могли брать ссуды всего под 6 % (в то время евреи давали деньги только под 32 %).

Установив во Флоренции новое государственное устройство, сам Савонарола не занял ни одной официальной должности. Он только внушал горожанам в проповедях свои пожелания, не навязывая их, и они сами решали, принимать его советы или нет.

Собственно политика сама по себе никогда не занимала его, так как к личной власти он не стремился. Но зато в каждой проповеди он вновь и вновь повторял: флорентийцы должны измениться, ибо только нравственно возродившиеся люди могут спасти республику. Истинная дружба, основанная на правдивости, честности и добродетели; единодушие граждан, дающее силу обществу; любовь и милосердие — вот главные темы, с которыми он обратился к гражданам в начале 1495 г. Исхудавший, тщедушный, с горящими глазами, со страстной речью, он доводил толпу до высшей степени воодушевления. После его проповедей богатые женщины раздавали свои драгоценности бедным, вступавшие в брак давали обеты воздержания и целомудрия, молодежь порывала с разгульным образом жизни, смолкали светские песни, в праздники горожане садились за чтение Библии, церкви были полны народа, все стремились возможно чаще исповедоваться. Дело доходило до того, что купцы и банкиры раздавали нищим нечестно приобретенные деньги.

Но, разумеется, эти настроения не были всеобщими. Хотел того Савонарола или нет — он занял во Флоренции руководящее положение, и потому вскоре у него явилось множество врагов. И с каждым годом их становилось все больше и больше.

Политические волнения, застой в торговле и промышленности, уплата денег французскому королю, войны с отпавшими тосканскими городами — все это подорвало экономику Флоренции. Цены возросли многократно, начался голод. Многие с тоской вспоминали времена правления Лоренцо Медичи, когда Флоренция не имела свободы, но зато наслаждалась богатством и покоем. Однако вернуться к старому правлению при Савонароле не было никакой возможности. Не имея сил самостоятельно изгнать его из города, враги решили прибегнуть к помощи папы. В Рим стали приходить доносы о том, что Савонарола в своих проповедях позволяет себе неслыханные вольности, что он выступает как ярый противник духовенства и самого папы.

Александр VI вызвал Савонаролу для разбирательства в Рим, но тот отказался ехать. Тогда папа прислал в флорентийский монастырь Св. Креста послание с повелением препроводить в Рим «некоего Джироламо», распространяющего ложные учения. Затем явилось послание, запрещавшее Савонароле проповедовать. Но зажать таким образом ему рот не удалось. Тогда папа сменил тактику и предложил Савонароле сан кардинала, «если он изменит тон своих проповедей». Как и следовало ожидать, этой неуклюжей попыткой подкупа Александр Борджиа добился только того, что тон проповедей Савонаролы стал еще более резким. Не касаясь догматических вопросов, он обрушился на пороки и лицемерие римской курии. Прежде всего, он ополчился на светские владения церкви.

Не отрицая прав церкви владеть имуществом, он прямо заявил, что богатство испортили церковь, что она должна отказаться от него, как отказываются мореходы от своих сокровищ во время бури, бросая все в море. Богатство влечет за собой распутство. «Они, — говорил Савонарола про духовных лиц Рима, — не спасают никого, но скорее убивают души людей своим дурным примером. Они удалились от Бога, их культ — проводить ночи в разврате… Алтарь стал для духовенства лавочкой».

В ответ на эти обличения папа отлучил Савонаролу от церкви. Тот отвечал, что «отлучение недействительно перед Богом и людьми, так как оно составлено на основаниях и обвинениях, измышленных его врагами». Так же думали друзья Савонаролы. Однако большинство граждан было смущено таким поворотом событий, а враги сразу подняли голову. Савонароле пришлось оставить свои проповеди. Теперь он занимался изданием своих сочинений, но, конечно, они не могли сравниться по воздействию с живым словом. Тем временем город переживал тяжелые дни. К голоду прибавилась эпидемия чумы. Повсюду ощущался упадок духа. По настоянию друзей в феврале 1498 г. Савонарола вновь выступил с проповедью. На этот раз обличения его были еще смелее. Говоря о римском духовенстве, он восклицал: «У них придворные, оруженосцы, лошади и собаки… похоже ли все это на церковь Божию?

Их высокомерие наполняет весь свет и не меньше того их алчность. Все делается за деньги. Они продают места, продают таинства, продают обряд крещения, продают все. И еще толкуют об отлучении!»

Хотя все это была правда, слова Савонаролы не оказали уже на флорентийцев того воздействия, какое имели раньше. Многие, в особенности богатая молодежь, почти открыто восставали против него. К тому же папа прислал флорентийской синьории письмо с угрозой отлучения всем, кто будет слушать проповеди «еретика». Сеньория потребовала, чтобы Савонарола прекратил публичные выступления. В апреле враги настолько осмелели, что решились исполнить требование Рима и арестовать ненавистного монаха. Узнав об этом, сторонники Савонаролы укрепились в монастыре Сан-Марко. Ожесточенное сражение продолжалось целый день. Доминиканские монахи с необычайной доблестью защищали своего приора всем, что попадалось им под руку.

Когда толпа штурмующих прорвалась в храм, в ход пошли деревянные и железные распятия и горящие восковые свечи. Наконец Савонарола, чтобы прекратить кровопролитие, отдался в руки слуг сеньории.

Торжествующие враги приступили к следствию, которое по обычаю того времени сопровождалось жестокими пытками. Савонаролу истязали на дыбе и мучили горячими углями. От него добивались добровольного признания в ереси. Порой, не выдерживая мук, он подписывал все, что его заставляли подписывать, но потом отказывался от своих показаний. Собравшийся вскоре суд приговорил Савонаролу и двух его ближайших сподвижников — Доминика и Сильвестра — к сожжению на костре. Казнь состоялась 23 мая 1498 г. — все трое сначала были повешены, а потом сожжены.

Томас Торквемада

Основатель испанской инквизиции Томас Торквемада родился около 1420 г. в небольшом испанском городке Торквемаде (по другим известиям — в Вальядолиде или Сеговии). Еще юношей он поступил в доминиканский монастырь Св. Павла в Вадьядолиде и спустя несколько лет, благодаря своему суровому образу жизни, непреклонному характеру, строгому благочестию и необыкновенному красноречию, приобрел широкую известность в Кастилии. Горячий обличитель ереси, Торквемада в резких выражениях клеймил тайных и явных врагов католической веры, а в своих проповедях постоянно призывал к борьбе за верность религии и за святое дело искоренения язвы безбожия. Однако своих приверженцев он подкупал не только пламенным красноречием, искренностью убеждений и глубокой верой, но также скромным характером и удивительным бескорыстием. Несмотря на многочисленные, весьма лестные и выгодные предложения занять высокий пост в духовной иерархии, Торквемада долго и упорно отказывался от всяких титулов и почестей, предпочитая оставаться простым проповедником-доминиканцем.

Лишь в 1459 г. он согласился принять звание приора в монастыре Св. Креста в Сеговии. С этого момента, собственно, и началась его карьера. Обитель Св. Креста являлась излюбленным местом паломничества всей кастильской аристократии, не исключая и королевской семьи. Сюда часто наезжала вдовствующая королева Изабелла Бежа со своей дочерью инфантой Изабеллой. Принцессе в то время подыскивали духовника и остановили выбор на Торквемаде. Это назначение оказалось очень удачным. Изабелла переживала тогда не легкие времена, так как ее брат, король Энрике IV, стараясь устранить принцессу от престолонаследия (чтобы передать трон дочери), постоянно плел против сестры интриги. Изабелла очень нуждалась в твердой опоре, в опытном советнике и в преданном друге. Таким человеком и стал для нее Торквемада, горячо защищавший притязания своей духовной дочери на королевский трон. Следуя его советам, Изабелла сумела избежать всех опасностей.

В 1468 г. она была объявлена наследницей кастильской короны, а в октябре следующего года при деятельном участии Торквемады вышла замуж за принца Фердинанда Арагонского, считавшегося наследником арагонской короны. В 1475 г., после смерти Энрике, Изабелла стала королевой Кастилии. Тот же титул был дан ее мужу Фердинанду. Таким образом, произошло объединение в единое государство двух крупнейших испанских королевств. В награду за труды Торквемаде предлагали место архиепископа Севильи, но он отказался, как ни упрашивали его король и королева.

Честолюбие всегда было чуждо Торквемаде. Однако он постоянно думал о благе государства, достоинстве религии, спокойствии народов и спасении душ. Как только Изабелла стала править Кастилией, он обратил ее внимание на печальное положение церкви: испорченность нравов и свободомыслие, заблуждения и нечестия множились с каждым днем, чему, кроме общего веяния времени, способствовало также и близкое соседство испанских христиан с евреями и маврами. Традиционными способами борьбы с этими бедствиями, к которым издревле прибегали епископы, служили анафема и церковные наказания. Но в эпоху великих расстройств, по мнению Торквемады, необходимо было искать более сильные лекарства, и самым лучшим из них стало бы учреждение особого религиозного трибунала, «более могущественного и более строгого, чем другие». По его настоянию Изабелла и Фердинанд обратились к папе Сиксту IV с просьбой ввести в Кастилии инквизицию. Разрешение было получено вместе с буллою в ноябре 1478 г. Однако, даже после папского согласия, Изабелла не сразу решилась на применение такого радикального средства борьбы с инакомыслием. Торквемада не без труда сумел победить ее сомнения, доказав, что инквизиция угодна Богу.

Первый кастильский инквизиционный трибунал был учрежден в 1481 г. в Севилье. В течение следующих шести месяцев он приговорил к сожжению 298 мараносов — крещеных евреев, чье обращение вызывало сомнение. Жалобы на жестокости инквизиторов дошли до Рима, и папа Сикст должен был обратить внимание Фердинанда и Изабеллы на злоупотребления, которые творились в Севилье. В частности, он писал, что в темницы заключают не только еретиков, но и верных католиков, которых объявляют еретиками, подвергают мучениям и ведут на казнь с единственной целью овладеть их имуществом.

Торквемада вошел в число первых семи инквизиторов, назначенных для борьбы с неверием в Испании самим Сикстом IV. В этом качестве он обнаружил необыкновенные организаторские способности, удивительную выдержку и поразившее всех хладнокровие. Из его рук не ускользал ни один еретик, и никакой грешник не мог рассчитывать на снисхождение или мягкосердечие, когда в судебном трибунале заседал Торквемада. В 1483 г., по ходатайству Изабеллы и Фердинанда, папа утвердил его в звании Великого инквизитора Кастилии с правом назначать по своему усмотрению всех других чиновников трибунала. Спустя короткое время Торквемада был объявлен также Великим инквизитором Арагона. По его повелению суды инквизиции вскоре были введены в Кордове, Яэне и Сиудад-Реале. Высшей инстанцией для управления судилищами и судьями Испании стал Верховный совет, председателем которого являлся сам Торквемада. Непреклонный, твердый и суровый, он не хотел идти ни на какие компромиссы там, где дело касалось вопросов, входивших в круг его обязанностей. Направляемая его твердой и железной рукой, инквизиция была безжалостна в преследованиях и наказаниях вероотступников и не знала устали в деле искоренения язвы неверия.

Одной из важнейших своих задач Торквемада считал разработку общих правил, которыми должна была руководствоваться в своих действиях инквизиция. Для этой цели в ноябре 1484 г. в Севилье собралась юнта из представителей уже существовавших инквизиционных трибуналов. Ими были составлены общие правила в 28 пунктах. В начале 1485 г. к ним прибавилось 14 новых. А в 1488 г. генеральная юнта, созванная в Вальядолиде, подвела первые итоги деятельности инквизиции и дополнила прежние установления еще несколькими законами. Инквизиторам вменялось в обязанность соблюдать в процессах одну общую для всех форму и не откладывать суда над заключенными под предлогом недостаточности улик. Число узников инквизиции к этому времени было огромным.

Трибунал не знал, куда поместить осужденных на вечное заточение, и поэтому генеральная юнта разрешила этим преступникам отбывать наказание на дому, но строго запретила выходить из этих импровизированных тюрем. Не меньше заботили юнту расходы на содержание многочисленных заключенных. Поэтому решено было ходатайствовать перед правительством об учреждении при трибуналах так называемых «домов покаяния», где осужденные могли бы заниматься ремеслом и тем оплачивать свое содержание.

К началу 1490-х гг. уже были выработаны основные методы искоренения ереси.

Обычно инквизиция действовала следующим образом. По прибытии в какую-нибудь местность с целью открыть постоянный инквизиционный трибунал или ознакомиться путем ревизии с состоянием умов ее жителей, представители инквизиции публиковали особый вероисповедательный эдикт. Все лица данной местности, знавшие что-либо о еретических мыслях, словах или поступках живших или живущих в этой местности людей, обязаны были непременно донести об этом. Недонесение каралось отлучением от церкви и считалось пособничеством вероотступничеству. Вероисповедательный эдикт наводил страх на целые округа и превращал мирных жителей в доносчиков; часто неосторожно сказанное слово влекло за собой тяжелые последствия; самые близкие люди доносили друг на друга из опасения попасть в число подозрительных.

По получении доноса, начиналось следствие. Когда собранных данных оказывалось достаточно для составления обвинительного акта, подозреваемого арестовывали.

Если его виновность не могла быть доказана сразу, прибегали к пытке с целью получения признания. Ни возраст, ни пол не служили избавлением от мук. Таким образом добивались от истязаемого признания вины и открытия имен «соумышленников». Когда формальные доказательства бывали собраны, устраивался суд, и если еретик приговаривался к смерти, казнь проводилась в день вынесения приговора. При этом нераскаявшихся еретиков сжигали живьем, а тех, кто приносил покаяние, предварительно душили, но потом все равно торжественно сжигали. О размахе преследований свидетельствует то, что только за восемь лет, с 1490 по 1498 г. (когда Торквемада сложил с себя должность Великого инквизитора), было сожжено 8800 человек, а различным покаяниям подверглось 90 000.

Но преследование еретиков не было единственной заботой Торквемады. Он считал инквизицию священным органом, призванным создать в Испании единое стадо с единым пастырем: Испания должна была принадлежать испанцам, а все испанцы должны были быть католиками. Добиться этого в условиях того времени казалось почти что невозможным. Как известно, после битвы при Хересе де-ла Фронтера, в июле 711 г., Пиренейский полуостров попал под власть арабов и африканских мавров. После этого большая часть местного населения приняла ислам. Небольшие христианские государства сохранились только на самом севере — в горах Астурии, Бискайи и Кастилии. Они и стали зернами, из которых впоследствии выросли крупные христианские королевства Кастилия и Арагон. Ко времени Изабеллы и Фердинанда большая часть страна уже была освобождена от мусульман. Их последний оплот — Гранада — пал на глазах Торквемады в январе 1492 г. Весь полуостров перешел под власть христианских государей. Однако на отвоеванной территории продолжали проживать сотни тысяч иноверцев — мавров и евреев. Великий инквизитор не мог с этим примириться. В марте 1492 г. евреям, которые составляли значительную часть населения Гранады, было велено креститься или оставить Испанию. Евреи попробовали откупиться и предложили за отмену этого указа 600 тысяч золотых дукатов. Сумма была огромная и после тяжелой войны крайне необходимая для казны.

Фердинанд начал колебаться и уже готов был принять это предложение, но Торквемада сумел остановить его. Величественный, как ветхозаветный пророк, он пришел к королевской чете с распятием в руках и сказал: «Иуда продал Сына Божия за тридцать серебряников, ваши высочества, быть может, хотят продать его за триста тысяч. Он здесь. Вот Он, возьмите и, если хотите, продайте…» С этими словами Торквемада положил распятие перед Фердинандом и Изабеллой, а затем удалился. Указ не был отменен, и более 800 тысяч евреев должны были покинуть Испанию. Это грандиозное выселение иноверцев стало последним знаменитым деянием Торквемады, который умер в сентябре 1498 г.