13-й отдел НКВД

Глава 13

Ситуация была настолько тупая, что тупее придумать невозможно. Меня вырубили ударом по голове. Меня. Пошло и банально. Позорище просто. Ладно, понимаю, рефлексы тела Ивановича отличаются от рефлексов моего, родного тела. Мышечная память и все такое. Но твою мать! Это было даже обидно.

Главное, как последний осел, выскочил на улицу из квартиры Федора, не проверив наличие засады, не убедившись, что все чисто. Решил, ну, а чё. Я же в 1941, тут одни дураки и чекисты. Вот осел, так осел.

Удар прилетел ровно по затылку. Земля моментально поплыла под ногами, но надо отдать должное, Иваныч, то бишь я, не сразу упал. Успел обернуться и увидеть того самого мудилу в шляпе с увесистой палкой в руке. Следующий удар прилетел почти в висок. Как он меня не прибил там, не понимаю. Только после этого я упал и отключился.

Хотел бы сказать, что-то героическое и красивое в свою пользу. Типа, на грани улетающего сознания, мелькнула мысль… Но не было там ни грани, ни улетающего сознания, ни мыслей. Хотя, нет. Одна успела проскочить.

Ой, деби-и-и-и-ил….

Глаза пришлось открыть из-за того, что в лицо совершенно беспардонно плеснули ледяной воды. Ведро, не меньше.

Проморгался, пытаясь сбить капли с ресниц. Я бы и утерся с удовольствием. К сожалению, какая — то сволочь связала руки за спиной.

Взгляд сфокусировался, наконец, и я смог разглядеть прямо перед собой довольно улыбающегося мужика в шляпе. Рядом стояли ещё двое, но были они моложе, чем этот индивид, да и радости в глазах тоже поменьше.

Так понимаю, вот и состоялась наша встреча с гражданином Генрихом Эдуардовичем Мацкевичем. Я тряхнул головой, а потом с интересом, насколько это возможно в сложившейся ситуации, принялся рассматривать человека, который, пусть не полностью, но в достаточно большой мере заварил всю эту историю. Да, помню слова Натальи Никаноровны. Черные ходят, белые отвечают и всякая подобная философско-религиозная тема. Но по факту, именно Мацкевич разыскал книгу, именно он вызвал первого демона. Вообще столкнул эту телегу, полную вонючего дерьма, именно он. Короче, если искать крайнего, то золотая пальмовая ветвь достается Мацкевичу.

— Где книга? — Выдал он вдруг.

Я с очень большим удивлением уставился на Генриха Эдуардовича. Эмоция эта была искренняя, совершенно от души. Потому что ни о каких книгах относительно деда разговора не было до сего момента.

— Куда дел книгу, гадина советская? — Повторил Мацкевич, а затем подскочил, двинул мне в челюсть и так же быстро отпрыгнул.

Что показательно, боится Иваныча товарищ, даже в состоянии, когда руки связаны. Опасается отхватить обраточку.

Удар вышел вскользь и сильно болезненным не был. Но все равно неприятно. Не для того мне досталось лицо деда, чтоб всякая гнида его своими погаными ручонками трогала.

— Какая книга? — Голос немного сел.

Пришлось откашляться. Ещё сплюнуть кровь. Губа, похоже, лопнула. Попробовал языком сначала нижнюю десну, потом верхнюю. Вроде, все тридцать два на месте. Вот тварина. Ну, выкручусь когда из этой задницы, а я почему-то был совершенно спокоен и уверен, что в роли жертвы быть мне недолго, все зубы выбью скотине.

— Ты дурака из себя не строй. Где, спрашиваю, моя книга? Тебе придется сказать правду. — Даже голос у Генриха Эдуардовича был отвратительный. С проскакивающими бабскими нотками.

Это начало подбешивать. Неужели нельзя выражаться более конкретно? Или он думает, я способен читать его неадекватные мысли? О какой книге идёт речь? За все время пребывания здесь если я что-то и держал в руках печатного формата, то это только «Демонологию», которую дала Лиза. Сдается мне, тут вряд ли применимо слово «моя» и уж тем более, за библиотеку чекистов если кто и может лупцевать, то лишь сами чекисты.

— Слушай, ты… — проглотил матерные слова, исключительно потому, что не был уверен, соответствует ли мой богатый арсенал вариантам 1941. — Какая книга? Объясняй нормально.

— Ааааа… Я понял! — Мацкевич захихикал, как первостатейный псих.

Не знаю, что он понял, ибо я пока не понимал вообще ничего и разговор наш однозначно не складывался.

На данный момент видел человека средних лет и среднего же роста, холеного, откормленного, но сто процентов неадекватного. Даже взгляд его не мог остановиться в одной точке ни на мгновенье. Серые, блеклые глаза постоянно перескакивал с одного предмета на другой. Все это ещё дополнялось тихим истеричным смехом. Картина — встреча в психушке. Не иначе. Как-то по-другому, в моем понимании, выглядят злодеи.

Опустил голову и прошёлся взглядом по себе, чтоб оценить сложность ситуации. Я сидел на стуле (хоть так, а не мордой о пол) со связанными сзади руками, перекинутыми за высокую спинку. А вот ноги — свободны. Это плюс. Хотя, уже имелась возможность убедиться, не смотря на то, что внутри деда — неплохой специалист по контактному бою, тело чужое, а, значит, оно просто банально не знает, как и что делать. Умом я могу понимать хоть миллион раз, как правильно нанести удар, однако, необходимые рефлексы и опыт физически у Иваныча отсутствуют. Засада…

— Я понял… — Мацкевич снова подскочил прямо ко мне, а потом помахал указательным пальцем перед носом. Моим, естественно, носом. В принципе, при такой манере поведения, не удивился, если бы он себе, например, в глаз ткнул. А что? Когда человек шизофреник, вполне может быть и такое. — Ты решил строить из себя дурака. Ладно. Напомню. 1939 год. Лето. Вы с детдомовским отребьем шатались ночью по улицам. Попали на облаву чекистов. Человек, которого эти сволочи планировали арестовать, погиб, пристрелили его, но успел спрятать одну важную книгу. Ты ее забрал.

Вот это номер! Вот это поворот! Молодец Наталья Никаноровна! Скромно утаила столь важную деталь. Я так понимаю, речь о той самой книге, которая была источником появления демонов. Бабуля же рассказывала, что Мацкевич отправил сюда ученика с проклятой вещью, за пару лет до своего приезда в Союз. А я даже не поинтересовался судьбой этого приверженца сатанизма. Тоже молодец! Ладно, тело чужое, к работе мента не привычное, но сознание то мое!

Что ж выходит? Получается, на момент появления Генриха Эдуардовича, его ученик попал таки в поле зрения чекистов. Они, похоже, решили парня экспроприировать вместе с книжонкой, а тот героически помер, успев предмет интереса многих, спрятать. И тут, опять же, сто́ит вспомнить, что свой специальный отряд Тихонов организовал по распоряжению Берии в том же 1939. Возможно, и даже скорее всего, именно 13-й отдел вычислил ученика любителя дьявола. Вот это замес, однако, выходит.

— Ну?! Вспомнил?! — Мацкевича плющило и таращило. Мне на лицо попала его слюна, вылетевшая из перекошенного ненавистью рта. Гадость то какая…

— Нет. — Ответ мой был совершенно искренним. Как и прежде. По одной простой причине. Лично я эту книгу в глаза не видел и понятия не имею, где она. А единственный человек, способный ответить на вопросы Генриха Эдуардовича, по заверению бабули, где-то спит. Точнее, спит его разум, дух или как ещё можно назвать.

Но момент очень удивительный. Неужели правда дед ухитрился скомуниздить инструкцию по вызову дьявола. Скомуниздить и спрятать. Зачем? Подумал, нести столь сомнительное чтиво чекистам — опасное мероприятие? Поди ещё объясни, как оно у тебя оказалось. Тем более, времена были напряжённые. И не это ли явилось причиной интереса майора к Иванычу? Только для чего китайские церемонии? Пришел, за шиворот тряхнул пацана и забрал необходимое. Все равно что-то не складывается до конца. Не хватает деталей.

— Брешешь, тварь! Брешешь! — Голос Мацкевича сорвался на бабий визг.

— Слушай, отойди подальше, по-братски. От тебя слюна во все стороны летит. Я брезгливый.

Генрих Эдуардович покраснел, реально стал аж малинового цвета, а потом пошел белыми пятнами. Этак врага народа хватит удар. Тихонов, наверное, расстроится. Думаю, ему бы хотелось прибить Мацкевича лично. Хотя, после непродолжительного времени общения с данным индивидом, я Никиту Пахомовича очень даже понимаю. Сам бы ему голову открутил. Бесячий, до ужаса.

— Как же Вы, гражданин, могли узнать, что я украл вашу книгу, если сами говорите, спрятал ее человек надёжно. Да и человека этого, по вашим словам, убили. Соответственно, рассказать о случившемся Вам мог бы только его дух. Свидетелей, выходит, не было. Откуда информация? Лепите мне тут «горбатого». — Сам не знаю, почему ляпнул эту фразу в конце. Проникся, наверное, ситуацией. Хотя, вроде, и не в Одессе мы, а прямо ощутил себя героем сюжета.

— О-о-о-о, да-а-а-а… Знаю. Мне донес слуга. Тот, которому известно все в этом мире. Он видел, как Владимир схоронил книгу, а ты, вместе с таким же отребьем, спрятался, но был ближе всех. Те испугались перестрелки. Головы не высовывали. Но тебе было видно, как убегавший от убийц человек сунул ее в случайный тайник. Потом дождался, когда все затихло, выбрался и украл то, что тебе не принадлежит. Решил, раз Владимир ее прятал от чекистов, значит, она имеет важное значение. — взгляд Мацкевича затуманился.

Ясно. Похоже, речь о демоне. Он в деталях расписал психу те события. Больше не́кому. Вот, что любопытно. Лизонька и Генрих Эдуардович искренне верят, будто потусторонние силы им служат. Майор считает, что заключил договор о сотрудничестве с ведьмами, которые ему вреда причинить не смогут. Берия вообще додумался организовать отдел по борьбе с нечистью. Что у Сталина и Гитлера в головах по этому поводу, могу только предполагать. Первый знает о планах Лаврентия, второй, как опять же утверждает Наталья Никаноровна, со своей стороны пытается задействовать в борьбе за мировое господство дьявольские силы. А по сути, на самом деле, все обозначенные люди — лишь пешки на игровом поле. И служат они дьяволу, а никак не он им. Неужели ни у одного не возникло сомнения? Я понимаю, времена для веры не сильно удачные. Но ешкин кот. Даже мне известно, что за все всегда приходится платить. Всегда.

— Не знаю, какие страсти Вам рассказывал Ваш слуга, но че-то хрень по итогу выходит. Книги у меня нет. Может, попутал осведомитель то? — Я пожал плечами, насколько это возможно в положении, когда руки связаны и вывернуты назад.

— Не смей! — Мацкевич снова залился краской. Господи, у человека явно проблемы со здоровьем, а он на борьбу с мировой гидрой социализма претендует. — Это — могущественная сущность! Он все видит.

— М-м-м-м-м-м… Ну, позовите его сюда. Обсудим.

— Ты его украл!

— Тьфу, ты… Наша песня хороша, начинай сначала. Вы как-то определитесь, гражданин, что именно я украл. Книгу или таинственного слугу.

Твою мать… Если этот клоун с диагнозом шизика — создатель глобального зла в этом времени, то, конечно, грустно. Хотя, наверное, через таких людей удобнее действовать. Был бы он в разуме, изначально ничего не натворил бы. И, кстати, слава богу. Страшно представить, если бы на месте Мацкевича оказался кто-то посерьёзнее. Да хоть тот же Гитлер. Уж у Адольфа фантазия, наверное, побогаче. Или любой его близкий соратник. Думаю, раз Наталья Никаноровна, а точнее дрянь, в ней сидящая, не дала возможности Геббельсу заполучить всю книгу и Мацкевича заодно, значит, даже выходцам из ада не по себе, до чего бы фашисты могли додуматься.

— Он исчез. Около года назад. Бросил меня. Иногда ощущаю его присутствие, небольшую помощь. Но он ушел. Я стал ему не интересен. Это ты виноват. Сначала украл книгу, а потом демона!

— Пацаны, — Я посмотрел на товарищей Мацкевича, которые, так понимаю, выполняли роль ударной силы. Вряд ли Генрих Эдуардович тащил меня сюда лично на своей благородной дворянской спине. — У вашего полководца немного с головой ненормально. Вас это не напрягает? Демоны, книги… Пересмотрите договор о сотрудничестве.

Вот честно, после двух дней в обществе майора государственной безопасности и Лизы, при которых необходимо следить за каждым вздохом, не то, что словом, в обществе шизанутых, не смотря на реальную опасность, признать ее наличие все равно вынужден, я, наконец, мог вести себя нормально. Нормально, имею в виду, для себя. Говорить, что думаю. Будет ли это странным для Мацкевича и его товарищей, честно говоря, плевать.

— Заткнись! Говори, где книга. — Генрих сунул руку в карман и вытащил… наган. Настоящий наган с блестящим сталью барабаном. А вот это уже не смешно. Пули ловить зубами не приучены.

— Книга… ну, ладно. — Я сделал задумчивое лицо, будто осмысляю все «за» и «против».

Нужно что-то делать со всем этим.

Предостережение бабули помню очень хорошо. Убьют Иваныча, умрем мы оба. Мало того, сам, так ещё грех за его жизнь. Нет, не хочу. Я быстро окинул взглядом комнату, где мы находились. Окона имеются в наличие. За ними, кстати, темно. Выходит, без сознания я пробыл до вечера. В конце комнаты — дверь. Не пойму, где мы. Мебели нет, да и на жилое помещение не похоже.

Внезапно створка одного окна беззвучно распахнулась. Просто медленно, как в фильмах ужаса, отъехала в сторону. Без малейшего звука. Из-за нее появился черный кот. Как всегда, наглый и, как всегда, жирный. Ну, наконец-то. Собственно говоря, его я и ждал. Не знаю, было ощущение, не бросят меня с двинутым Мацкевичем наедине. Вроде как, ещё нужен. Проблема с дедом так и остаётся нерешённой. А она им, судя по всему, очень поперек горла. Тем более, в свете открывшихся обстоятельств про книгу. Соответственно, допустить, чтоб Генрих меня тут прибил по-тихому — значит потерять возможность разобраться со своими насущными вопросами. Уж не знаю, какие они могут быть у нечистой силы. Тем более, не все кандидатуры подходят. Вон их Звезда Давида. Абы кого не захотела, выбрала меня.

Учитывая, что я сидел лицом к окну, а остальные стояли спиной, кота никто кроме меня не увидел. По идее, никто и не увидел бы, даже пройди он прямо перед ними. Но это, если верить словам Лизоньки. Убеждаться в их правоте именно сейчас, не хотелось.

Гад несколько минут отирался на подоконнике, поглядывая в мою сторону, потом прыгнул на пол, мягко, беззвучно, и направился к двери.

А вот это совсем не есть хорошо. Решил сбежать?

— Ну?! Говори. Не скажешь, разнесу тебе башку. — Мацкевич поднял револьвер и направил мне его прямо в лицо.

— Клише.

— Не понял? — Генрих отвёл руку немного в сторону, отвлекаясь на мои слова.

— Да вот это «разнесу башку». Вы то откуда пошлой гадости набрались? Времена дешёвых фильмов ещё не настали.

— Каких фильмов. О чем ты?

Да ни о чем. Просто нёс абсолютную чушь, чтоб иметь возможность сообразить, как выкрутиться. Гадский кот подошёл к двери и та, как окно несколько минут назад, медленно приоткрылась. Главное, реально ни звука. Вот и верь после этого демонам. Явился убедиться, что Мацкевич меня точно порешит?

Жирная скотина скользнула в образовавшуюся щель, оставив меня мысленно материться. Черт. Я реально рассчитывал, что роль деда окажется на самом деле значимой и мне помогут.

— Ты специально отвлекаешь… — Взгляд Мацкевича вдруг стал более адекватным. Будто просветление снизошло на человека. — Ждёшь помощи от своих. Ну, так это зря. Девка осталась в квартире Федора. Она ничего не видела и не слышала. Где ты, никому не известно. Может и нашли бы, если бы у них было время. Но мы торопимся, а, значит, возможности им не дадим. Последний раз спрашиваю, где книга? Вернешь мне ее, оставлю в живых.

— Ой, да перестань. Зачем тебе лишний свидетель? Как только расскажу, что хочешь, тут же выстрелишь. Нашел лоха.

В этот момент на пороге обозначилась Наталья Никаноровна собственной персоной. Не кот, именно она. Я осекся на половине фразы. Мацкевич, естественно, каким бы психом он не был, сразу понял, что-то пошло не так, и оглянулся.

— Извините за вмешательство, но по-моему, вы все сильно устали. Поспать бы вам, ребятушки. — Бабуля расплылась улыбкой и кокетливо одной рукой поправила вуальку. Неизменный ридикюль висел, как обычно, на локотке.

В один момент Мацкевич вместе с молчаливыми парнями как-то вгрустнули лицами, зевнули, а потом, в лучших традициях барышень девятнадцатого века, красиво осели на пол. Даже слова против никто не успел сказать.

— Мощно. Вас, Наталья Никаноровна, можно использовать в качестве оружия массового поражения. Каков максимальный охват?

— Шутишь? Смотрю, в обществе Генриха ты стал гораздо разговорчивее.

Старушка мелкими шажками приблизилась ко мне, а потом принялась развязывать веревки.

— Вот так? А щёлкнуть пальцами, например? Или волшебное слово, чтоб оковы сами растворились в воздухе.

— Иван, волшебников не существует. Как и деда мороза. Уж не мне тебе это пояснять.

Бабуля достаточно проворно распутала узлы. Я тут же принялся растирать запястья.

— Скажите, почему он? — Кивнул на валяющегося неподалеку Мацкевича. — Человек же совсем неадекватен. У него кукуха съехала полностью.

— Правда? Ну, чтоб ты понимал, он не был таким. Наоборот. Ум имел очень быстрый и на удивление сообразительный. Только, видишь ли, Генрих продал душу. Его сумасшествие — закономерное последствие. Говорю же, вы, люди, смешные. Не думаете, когда делаете. А потом удивляетесь. Ой — ой — ой… что-то у меня в жизни не складывается. Сначала-то оно привалит, конечно, богатство, удача, власть. А потом, отдашь больше, чем взял. Но когда вас это волновало? Мацкевич заключил договор. Я не благотворительный фонд. За «спасибо» не работаю. От меня — помощь, от него — душа. Идём уже. Лизка там места себе не находит.

— Волнуется? — Я спорить с Натальей Никаноровной не стал и резво двинулся за ней. Ну, как резво… По мере сил. Голова ещё болела, во рту был привкус крови и чего-то гадкого, ноги затекли, а потому их простреливало тысячами крохотных иголочек.

— За тебя — нет. За себя. Сложно было бы объяснить майору, каким образом чекиста у нее из-под носа, словно красну девицу, увели. Тихонов за подобный саботаж ее бы жёстко наказал.

Старушка шла впереди, прекрасно ориентируясь в здании.

— Как Феню?

— Во как… Рассказала… Да, как Феню. — Голос Натальи Никаноровны звучал серьезно, без обычной издёвки. Хотя, она семенила впереди и ее лица видно не было. Может, там выражение привычного ехидства.

— Рассказала. Лиза Тихонову этого простить не может?

— Слушай, Иван, опять ты вынуждаешь меня повторять одно и то же. Тихонов… Что тебе Тихонов? Человек, между прочим, живёт с пониманием, что очень скоро его страна, его родина окажется втянута в самое страшное событие столетия. Каково оно? А? Знать это наверняка. И ведь не день уже знает, не два. Естественно, он готов на все, чтоб предотвратить беду. Что для него какая-то Феня? Если на кону миллионы жизней.

Я в ответ промолчал. Сказать особо было нечего. Может, Наталья Никаноровна права. Но я бы проникся, озвучь мне все это человек. От нее подобные речи больше настораживали, чем просвещали.

Когда мы оказались на улице, покрутил головой. Территория принадлежала каким-то старым складам, а меня Мацкевич определил в здание, наподобие административного.

— Хватит башкой-то вертеть. Торопиться надо. Через час-два за тобой приедет товарищ майор. Хочет отвезти на встречу с Наркомом.

— Вы про Берию?

— Про него, родимого. — Старушка очень больно подтолкнула меня острым кулачком в спину, прямо между лопаток.

— Так ночь на дворе. Какие встречи?

— Эх, Иван… Все самые важные вещи происходят только ночью…