13-й отдел НКВД. Книга 2

Глава 4

Библиотеку покинул в состоянии глубокого философского осмысления превратностей судьбы. С одной стороны, много узнал ожидаемого и закономерного, подтвердившего мои подозрения, с другой — лучше бы не знал ничего вовсе.

Иваныча подставили, это сто процентов. Он никогда не стал бы предателем. Исключено. Как он сам говорил, у каждого есть цена. Так вот его цена за предательство партии или того, кто стоит у ее руля, несоизмерима. Я не могу представить, кто способен ему эту цену предложить, а главное — в каком эквиваленте.

Пусть дед никогда не вел со мной задушевных бесед, пусть мы не были близки, как должно, однако, даже отталкиваясь от минимального знания, которое о нем имею, он слишком твердолобый, упрямый, чтоб выбрать один путь, и потом внезапно свернуть на другой. Характер не тот.

А заговор против генсека — вообще из области фантастики.

Кстати, о фантастике. Попросил милую девушку выдать ещё до кучи художественную литературу, где бы главный герой перемещался во времени. В ответ получил удивленный взгляд и два произведения: Джека Лондона «Межзвёздный скиталец» и Герберта Уэллса «Машина времени». Вторым вопросом, который задал этой книжной фее, стала тематика демонов, дьявола или чего-то подобного. Взгляд из удивленного превратился в сомневающийся. Ясное дело, не думаю, будто честным гражданам свойственно интересоваться подобным. Однако, профессионализм взял верх над подозрением, и к уже существующим экземплярам добавился ещё один — Булгаков «Мастер и Маргарита». На обложке были нарисованы несколько персонажей, но более всего среди них мое внимание привлек здоровый черный кот. Везде, сволочь, отметился. Даже в советской литературе.

В итоге, из библиотеки топал, как школьник в начале учебного года, со стопкой книг, нести которую было, между прочим, очень неудобно. Ни сумки с собой, ни портфеля, ни завялящего пакета. Я же не ожидал, что возьму все это домой. А изучить, однозначно, надо более подробно.

Прямой наводкой направился к остановке, стараясь по дороге не растерять интеллектуальное богатство. Его ещё необходимо будет вернуть на место, в библиотеку. Нужный троллейбус подошёл практически сразу. Запрыгнул, отдал пять копеек за проезд, а потом с облегчением плюхнулся на свободное сиденье. Время перевалило далеко за обед и приближалось где-то к семи вечера.

Движение на дороге стало более насыщенным, хотя, привычных для современности пробок все равно не наблюдалось. У них, наверное, просто меньше машин. Но я, честно говоря, особо не обращал внимания на то, что творилось за окном троллейбуса. Снова задумался о Лизе. Она, выходит, тут. Не мог я ошибиться. Не мог.

Если рассудить логично, вряд ли девчонка потащила кучу детей, за которых учителя отвечают головой, с одного конца города на другой. Она, конечно, с причудью, но совсем не практично, даже из соседнего, в другой район идти с подопечными пионерами.

Теоретически, значит, там, где я их увидел, должны быть школы или школа. Нужно просто узнать, где именно, а потом пройти по учебным заведениям. И все же… учительница? Это как если бы кошка взялась заниматься досугом мышки. Девчонка имеет очень сомнительные связи с очень сомнительными личностями. Ее к детям никак нельзя. Может ли быть так, что на улице мне встретилась просто сильно похожая родственница? Не знаю. Не уверен ни в чем и ничего отрицать нельзя. Однако… Я ее как-будто чувствую. Смотрю и точно понимаю, Лизонька.

В любом случае, этот вопрос оставлю до завтра. Утром отправлюсь на поиски блондиночки.

Задумавшись, не заметил, как оказался в своем районе. Вышел из троллейбуса и, не торопясь, направился, к дому.

Во дворе народу оказалось в разы больше, чем днём. Пацаны играли в футбол, дети помладше — ковырялись в песочнице на детской площадке, расположенной в стороне от стола, где обосновались местные любители домино, а у подъездов на лавочках, наконец, сидели те самые бабушки. Даже жить стало легче при виде их. Раз они тут, значит, конец света откладывается. Бабушки на лавочке — это символ стабильности и покоя. Хотя, некоторых так язык не повернется назвать, скорее женщины средних лет. Мое появление они встретили гробовым молчанием. Только что говорили, обсуждали какие-то свои важные темы, но едва заметили меня, топающего к подъезду со стопкой книг, моментально умолкли. Причем, лица у них были, словно каждая увидела нечто сильно шокирующее. Буквально застыли изваяниями, а потому со стороны смотрелись, как монументальная группа — «Честь и Совесть двора».

— Добрый вечер. — Культурно поздоровался. Это — очень опасные, но очень нужные личности. Их надо уважать, причем наглядно, демонстративно. Они знают все, всегда и о всех, вплоть до цвета трусов особо ненавистной соседки.

Женщины одновременно кивнули в ответ, при этом, глядя на меня все с тем же выражением лиц, которое сложно было подогнать под четкое определение.

— Иван… А чё это? — Одна всё-таки не выдержала.

— Где? — Оглянулся в поисках предмета, ставшего причиной интереса.

— Да вот же! — Она ткнула пальцем в книги.

— Это, Никитишна, учебники. Видишь, Иван решил… — Вторая соседка принялась перебирать губами в поисках подходящих вариантов, но их у нее, похоже, не нашлось. — Иван, а что эт ты решил?

— Да ничего. Вот, почитать хочу. Занимаюсь самообразованием.

— Чем, чем? — Та, которая Никитишна, сдвинула летний вязаный берет на бок, освободив одно ухо и развернувшись им ко мне.

Ну, ясно. Началось представление. Сейчас они меня тут раскатают в блин.

— Решил стать порядочным человеком. Буду менять жизнь к лучшему. — На провокации поддаваться я не планировал. Знаю, как ведут себя эти дамочки. Имел честь, или трагедию, допрашивать одну подобную особу, лет восьмидесяти, в первый год работы в ментовке. Расстались мы через три часа. Она ушла довольная, что, наконец, хоть с кем-то поговорила и этот кто-то вынужден был по долгу службы ее слушать. Я же остался с нервным тиком и желанием убивать всех без разбора.

— Ох, ты ж смотри-ка… Неожиданность… Это ты трезвый нынче, значит? — Подруга Никитишны прищурилась.

— Конечно! Больше ни капли! — широко улыбнулся всем сидящим на лавке сколопендрам.

— Ох, Иван… Не давал бы ты поспешных обещаний… — протянула Никитишна, а потом посмотрела куда-то мне за спину. Естественно, я оглянулся. По двору шла моя ненаглядная супруга, а рядом — точная ее копия, только годами постарше и грудью размера на два побольше.

— Ага. — Поддакнула товарка Никитишны. — Теща твоя пожаловала, тут грех не выпить. Для профилактики от яду.

Остальные соседки просто сидели молча, в ожидании представления. А они его реально ждали. Одна бабуля даже достала очки из кармана и напялила их на нос.

— Ва-а-а-аня-я-я… — начала Ксения ещё не доходя до подъезда.

Господи, что ж она так мерзко произносит мое имя… Тянет его, как жвачку.

Я повернулся к этой парочке лицом. Теперь имелась возможность нашу мать рассмотреть во всей красе. Росту она была приличного, гренадерского. Выше дочери почти на голову. Размах плеч навевал мысли о команде по спортивной гребле, где ей, теще, уверен, были бы рады. Лицо не отличалось излишней привлекательностью и один в один напоминало лицо Ксении. Такие же блеклые, навыкате глаза, нос картошкой, светлые брови, подведенные темным карандашом и, конечно, грудь. На ней, на груди, в час тоски прилегли бы пара, а то и тройка особо утомившихся.

— Ваня, ну, что ты? Не рад? Смотри, к нам мама в гости приехала. — Ксения широким жестом указал в сторону родственницы.

Ване, если честно, вообще было глубоко плевать и на маму, и на саму Ксению. У Вани дед в предатели попал, а по городу бегает столетняя ведьма, которая ни на год не постарела. Поэтому Ваня молча развернулся и пошел к подъездной двери.

Бабушки разочарованно выдохнули. Видимо, спектакли, где в главных ролях выступало наше семейство, здесь были в чести.

В этот момент, соответственно законам жанра, во дворе появился ещё один человек. Молодой мужчина, в приличном костюме, с галстуком и портфелем в руке. Внешне, может, не красавец, однако, несомненно, вид имел представительный.

Бабушки снова выдохнули, но теперь это был звук ожидания. Похоже, начинался второй акт.

— Анатолий! — Радостный крик принадлежал нашей матери. Женщина — гренадер распахнула руки и двинулась навстречу человеку, который при ее виде сильной радости не выказал, а, вроде как, даже напрягся.

Соседки на лавочке одновременно повернулись ко мне, ожидая ответного хода.

— Здравствуйте, Елена Ильинична. — Мужчина не дал родственнице Ксении подойти ближе и слиться с ним в объятиях. Он резко выкинул руку вперёд, именно резко и именно выкинул, словно хотел не предложить рукопожатие, а засадить моей теще в печень. Ну, хотя бы теперь знаю ее имя. Представляю реакцию, если бы я поинтересовался, как зовут нашу мать.

— Здравствуй, Анатолий! Прекрасно выглядишь. Как дела? Говорят, очередное повышение? Все же ты удивительный молодец. В достойном месте трудишься, не то, что некоторые… — Елена Ильинична каждую свою фразу сопровождала косым взглядом через плечо.

Все они, конечно, предназначались мне и по ее разумению, должны были жалить мое самолюбие, заставив его истекать кровью.

Мог бы сказать откровенно женщине, что плевать хотел на ее манипуляции, но с интересом продолжал наблюдать за этим увлекательным представлением. Не только я, кстати. Даже мужики за столом перестали лупить костью. Похоже, все ждали сцены в стиле «Кармен» или «Отелло», расценив нас с бедным Толиком, как соперников за сердце Ксении, которая при появлении бывшего ухажера, расправила плечи и принялась «стрелять глазами», в большей мере промахиваясь мимо нас обоих.

— Анатолий, ты заходи к нам. Мы тебе всегда рады. В любое время. Особенно Ксения. Вы же одноклассники. Школьные годы они — на всю жизнь.

К нам? Интересно. Квартира моя, куда это «к нам» женщина — гренадер зовёт Толика? Лично я вообще никому не рад. Дел невпроворот.

— Ладно. Вы тут вспоминайте школьные годы, а мне двигаться надо. — Открыл дверь, планируя войти в подъезд, но Ксения шустро подскочила, оказавшись волнительно близко. Волнительно — в смысле «не дай бог».

— Ревнуешь, что ли? — она своим мизинцем ухватила мой мизинец и загадочно улыбнулась.

— Безумно! — Выдернул руку, а потом двинулся дальше. Как сказал Матвеев, дай бабе, что она хочет, и живи спокойно.

Кстати, по поводу Матвеева. С участковым надо было переговорить на предмет развивающейся брусчато-кирпичной мафии. Мужикам все равно особо сильно за это не прилетит. Уверен, Николай Петрович скорее всего наваляет им люлей, проведет сто пятьдесят шестую профилактическую беседу, как и положено участковому, а мне факт сердечного признания очень даже сыграет на руку.

Поэтому бегом поднялся на нужный этаж, чуть не умерев при этом от напряжения. Черт. Так дело тоже не пойдет. Надо по-тихоньку себя в норму приводить. Сколько здесь пробуду, пока не понятно. Да и вообще. Дело принципа.

Пять лестничных пролетов, а я готов подавиться собственными лёгкими.

Заскочил в квартиру, положил книги на тумбу, стоявшую рядом с вешалкой, но потом подумал о двух гадюках и убрал драгоценные экземпляры в шкаф, который находился в спальне. Даже сверху вещей немного эстетично накидал. Книги им, конечно, даром не нужны, но ради пакости могут что-то предпринять.

Вышел обратно в подъезд и спустился на улицу. Все участники трагикомедии были на месте, однако, без главного зрителя, то есть меня, огонек из их выступления пропал. Женщина — гренадер уже не смотрела на Толика с обожанием, а тот, бедолага, судя по несчастному лицу, не чаял, как уйти от нее живым. Однако, стоило мне появиться, Ксения сразу раскрылилась, Анатолий напрягся ещё больше, бабушки на лавочке довольно зачмокали губами.

Я быстро пробежал по соседкам глазами и выбрал самый достоверный источник информации.

— Никитишна, уж простите, имя забыл, где тут у нас место дислокации участкового?

Специально использовал такое пространное определение. Не понятно, о чем конкретно спрашиваю, то ли про отдел, то ли про адрес жительства. Бабуля не подвела и выдала оба. Кстати, участковый пункт находился там же, где и должен.

Я поблагодарил за помощь, а потом, обогнув Ксению, тещу и Толика, направился к Матвееву для доверительной беседы.

По дороге упорно продолжал рассматривать все попадающиеся на пути кусты. Что за гадская тварь этот кот. Вот сейчас я был бы ему очень рад. И ему, и Наталье Никаноровне, и Белиалу. А ведь подумать не мог совсем недавно, что так сильно захочу увидеть данных товарищей.

До нужного адреса идти было недолго. Буквально пять минут и я уже открыл дверь с табличкой «участковый пункт». Внутри оказалось пусто. Сначала, прямо у входа, имелась комната для посетителей, если можно так назвать, потом коридор уходил налево. Уже там значились два кабинета, один из которых не был закрыт и оттуда слышался голос Матвеева.

— Да. Я понял. Есть! Нельзя допустить лишних разговоров и паники. Да. Конечно, три убийства это уже совсем не смешно. Так я и не смеюсь, товарищ подполковник, это нервное. В моем районе история, от которой выть хочется.

Я медленно попятился назад, возвращаясь ко входу. Старался это делать максимально тихо, ещё лучше, вообще беззвучно. Интересный, однако, разговор. Николай Петрович обсуждает со старшим по званию то, что ему приказали скрывать от жителей, не допустив утечки информации. И речь идёт об убийствах. Вопрос. Если все, кроме меня самого и политической ситуации, осталось, как есть, не о моем ли маньяке идёт речь…

Приоткрыл дверь, а потом со всей силы, аж штукатурка с потолка посыпалась, хлопнул ею, чтоб майор точно знал, пришли посторонние.

Матвеев буквально сразу выскочил в коридор.

— Симонов! Что надо? Только виделись сегодня.

— Разговор есть важный. Очень важный. Думаю, Вам не понравится. Информация, можно сказать, секретная.

Участковый мгновенно напрягся.

— Тут видите, какое дело… Его, конечно, афишировать не стоит. Опасно. По головке не погладят…

Матвеев, несмотря на свой возраст и комплекцию, а он далеко не стройный юноша, скажем честно, оказался рядом за одну секунду, и, сжав мое плечо, зашипел прямо в лицо.

— Откуда знаешь про убийства?!

Эх, товарищ майор, что ж ты такой… Ну… лох. Да. А иначе не скажешь. На пенсию пора, точно. Это же чистой воды психологический прием. Тема последнего разговора ещё сидит в голове из-за ее незавершённости. Ровно пять минут после внезапно прерванной беседы именно она, эта тема, является отправной точкой восприятия. Любой вопрос, не имеющий конкретики, мозг автоматически адресует к сигнальному маячку, который сам же себе и установил. Какие бы многозначительные фразы, кто бы сейчас не произнес, машинально участковый оценивает их в контексте насущной проблемы, потому что продолжает о ней думать. Вот так я хотел сказать, но, конечно, вслух озвучил совсем другое.

— Какие убийства, Николай Петрович? У нас?! Да Вы что? Кого убили? Женщин? Троих? Первая была найдена в посадке возле трассы. Вещи на месте. Ничего не украдено. Лежала, раскинув руки и ноги. На спине. Вырезаны глаза, рассечен рот, отсутствует язык. Вторая в таком же виде спустя меньше двух недель. Противоположный конец района. Там, где вырыт котлован. Третья — буквально несколько дней назад. Убийства — серийные. Вы про это?