Выпалил все одним заходом и замолчал, ожидая, пока участковый придет в себя и что-то скажет в ответ.
— Симонов… Кто тебе донес информацию? — Матвеева было жалко. Честно. Он выглядел, как человек с сердечной недостаточностью. Дыхание стало свистящим и с одышкой.
— Так видите в чем дело. Живу в другой реальности. Там я — мент. Расследую эти самые убийства. Поэтому и знаю.
Участковый на секунду завис, потом с пониманием хмыкнул, отпустил мое плечо и даже одним движением отряхнул смявшуюся ткань, расправляя ее.
— Очень смешно, Симонов. Обхохочешься просто. Юморист, смотрю.
Я в ответ тоже усмехнулся. Отличный вариант — в ситуации, когда не знаешь, что сказать, руби правду — матку. Чем она нелепее, тем больше вероятность, никто тебе не поверит. Сочтут за шутку. Заодно, сами придумают оправдание.
— Моя кому-то рассказала, да? Сколько раз говорил ей, бестолковой, не суй нос не в свое дело. Нет, ходит, подслушивает, а потом обязательно «по секрету» растрепет хотя бы одному человеку. Моя? Ну, говори.
Я сделал загадочное лицо и развел руками. Мол, додумайте сами, товарищ майор, намекая тем самым, что предположение его верное, но как порядочный человек в даму пальцем тыкать не могу.
— Да моя, конечно! Больше некому. Свидетели сидят тише воды, ниже травы. Собственной тени боятся. Первую девушку пацан нашел из училища. Бегать пошел утром, и наткнулся. Любитель здорового образа жизни, чтоб его. — Уточнение Матвеева выглядело донельзя глупо. Можно подумать, пацан в чем-то виноват. Или, не найди он труп, тот бы сам к обеду испарился.
— Вторую — собачатник. — Продолжал причитать Николай Петрович, — псину свою выгуливал. Ну, а третью вообще дружинники. Вот. А подполковник говорит, смотри, чтоб никто не узнал, чтоб разговоров среди народу не было. Не будет тут, как же! Если под боком вражина сидит. Вчера ещё, главное, выпил когда водочки, сам с собой вслух сидел рассуждал. В кухне. Думал, спит. А она опять караулила. Ты хоть скажи, много людей знают?
— Очень мало, — ответил совершенно честно. Потому как реально мало. Из простых граждан, не считая свидетелей, выходит, я один.
Матвеев удручённо покачала головой, а потом пошел обратно к своему кабинету, махнув мне рукой, чтоб я следовал за ним. Конечно же приглашение было принято.
— Ты смотри, Симонов, пока бабы что-то там буробят, это — сплетни. Когда мужик подобные истории рассказывает, это — информация. Понял, да?
Участковый сел за стол, я, естественно, скромненько на стульчик.
— Вот так вот. Три убийства… В нашем городе. В нашем районе. Это вообще, конечно… И главное, никаких следов. Понимаешь?
Конечно, понимаю. Сам чуть до инсульта с ними не дошел. Рядом с телами не было улик. Вообще никаких. Ни следов обуви, ни случайного волоска, ничего. Жертвы — то же самое. Под ногтями — земля. Кожа рук — ни царапины, ни синяка. Такое ощущение, будто женщины сами пришли на место гибели, сами с собой все это сотворили, а потом легли звездой и умерли. Ну, или некто таинственный умеет летать. Спустился с неба и туда же отправился, сделав свое паршивое дело. Хотя, в данном случае, жертвы должны были просто лежать и ждать, когда все закончится. Бред конечно.
— Понимаю. Вас напрягают сверху из-за опасений, что может начаться паника?
— Симонов, не может. Она начнется. Это первое. А втрое, встанет закономерный вопрос, чем это у нас занимается милиция. У граждан встанет. У руководства он уже встал. Завтра ждём чекистов. Народный комиссариат подключили. В общем… хрен мне, похоже, а не кролики… — Матвеев тяжело вздохнул и подпёр щеку кулаком, грустно глядя вдаль.
— Николай Петрович, я, собственно говоря, чего пришел. Мы же днем говорили. Помните? Насчёт деда и моего исправления. Так вот… Решил доказать свое стремление к порядочной жизни делом. Леня…
— Ну, нет… — Майор даже не дал мне договорить. — Филимонов. Опять? Только этого сейчас не хватает. Да что ж все сразу-то. Если катиться к черту, так до самого конца. Ну! Рассказывай! Чего молчишь?
— Так я говорю. Решили сегодня ночью брусчатку со стройки воровать. На нее уже есть покупатель. Но… тут подумал. Вы же обещали насчёт деда помочь. А я обещал бросить пить, и далее по списку.
Замолчал, демонстрируя участковому сильные муки совести, все же товарищей «слил».
— Ясно. — Николай Петрович снял фуражку с головы, положил ее на стол, а потом выдал. — Уволюсь, не дожидаясь пенсии. Иначе просто не доживу. Сдохну. Ладно. Информацию принял. Ситуацию понял. Будем решать. Иди домой, Симонов. Молодец, что пришел, что покаялся. Достойный поступок достойного гражданина. За них не переживай. Сейчас соберусь, пойду проведаю по десятому разу. Накручу хвоста. Если что, про тебя говорить не буду. Скажу, птичка принесла в клювике информацию.
Э-э-э… нет. Тут такие дела, а он меня отправляет восвояси. Выходит, убийства есть. Снова. Значит, тот, кто затеял это в моей реальности, то же самое делает и здесь. Очень вряд ли это разные люди. Специфика слишком узкая. Лиза же сказала, идёт подготовка к ритуалу, схожему с тем, который в свое время провел Мацкевич. И тут меня осенило.
— Николай Петрович, нужно выяснить за одного человека. Есть ли он в нашем городе?
— Симонов, ты совсем того? Чокнулся? Или обнаглел? Может, отправишь меня в магазин за «чекушкой» метнуться? А? А чё нет то. — Матвеев схватил фуражку и решительно водрузил ее обратно на голову. — Ты края не путай!
— Вы не понимаете. Это очень важно. Очень. Если вдруг мое подозрение окажется небезосновательным, оно сильно может повлиять на ситуацию.
Черт, как же ему преподнести все? Вот тут невольно порадуешься, что Матвеев человек хороший, но немного глуповат, иначе не сидел бы в участковых, да и знаю я его не первый день. Что там, что здесь, он, в принципе, один и тот же. Был бы кто помоложе, посообразительнее, не вышло бы у меня такого кордебалета, который провернуть собираюсь.
— Николай Петрович, тут такое дело… — снова многозначительно закатил глаза и тяжело вздохнул.
— Симонов, ты мне это брось. Повторяешься. Что ещё? — Майор побагровел и вытер покрывшийся испариной лоб. Явно ничего хорошего от этой жизни он уже не ждал. Погоди, Николай Петрович, сейчас я тебя прямо обухом по голове.
— Завербовали меня.
В комнате повисла звенящая тишина. Лицо у Матвеева было, будто он сейчас либо заплачет, либо встанет и даст мне в морду. Второй вариант менее вероятен.
— Кто?!
— Так чекисты. Пришел человек домой, сказал, надо бы к Вам проявить пристальное внимание. Мол, до пенсии всего ничего, есть некоторые вопросы. Подробно объяснять не стал. Сами знаете, они не объясняют. Но вроде как, если правильно себя поведу, то появится шанс снять пятно позора с фамилии.
Майор пристально смотрел на меня минут пять, а потом резко вскочил из-за стола и принялся расхаживать по комнате. Честно говоря, было его искренне жаль. Но когда на кону своя жизнь и жизнь деда, тут выбор очевиден.
— Так и знал! — Он подошёл к столу и со всей силы ударил кулаком по столешнице. — Чувствовал. Что эти сук… эм… эти люди моей персоной интересуются. Поди уже на здешнее место подходящего человека нашли. Эх… дожил…
Конечно, я пер по бездорожью, в наглую, напролом. Но и сидеть в ожидании чуда можно бесконечно долго. Мне нужна информация и по делу, и по убийствам. Все это имеет большое значение. Маньяк приведет к демонам. Он ведь не случайный человек, не от балды такие вещи страшные делает. Сто процентов прекрасно знает о ритуале и о том, в чем его суть. Соответственно, можно потянуть ниточку, которая даст возможность вернуться обратно в 1941. Что-то в этот раз никто не торопится меня никуда отправлять по своему желанию. А если ни Клетчатый, ни Наталья Никаноровна так и не объявятся? Или с Лизой все же вышло недоразумение? Мало ли. Может, глюкануло на почве увлеченности девчонкой. И как быть тогда? Оставить все, как есть? Ну, уж нет. Значит, я добьюсь, чтоб эта чертова Звезда Давида снова заработала.
— А почему ты меня тогда попросил узнать про деда? — очень далеко в мыслях Матвеева все же проскочило, видимо, сомнение.
— Так чекисты могут правды и не сказать. Даже быстрее всего, не скажут. А Вы скажите.
— Эх, Симонов… — Участковый подошёл ближе, положил мне руку на плечо. — Спасибо, Иван. Что предупредил. Я этого ввек не забуду. Так, а что ты говорил? Про человека? Кто такой?
— Хорошо бы узнать, не живёт ли в нашем городе кто-то с фамилией Мацкевич.
По сути, все это выглядело, как гадание на кофейной гуще. Но и выбора пока нет. Если наличие потомков Мацкевича подтвердится — это будет самый лёгкий путь. С моей удачей — сомневаюсь. Если же людей с такими данными нет, будем думать дальше.
— Понял тебя, Иван. Хорошо. Договорились. С меня, значит, информация по двум вопросам, с тебя — сам знаешь, что. Хочу уйти нормально, с почестями. — Матвеев был серьёзен и сосредоточен.
— Хорошо, товарищ майор. Туда, — многозначительно поднял глаза вверх, — буду отчитываться, что все хорошо. Если возникнут вопросы, сразу к Вам.
— Сам не боишься?
— Боюсь. А как же иначе. Организация серьезная. Но ещё знаю, каково это, оказаться виновным. Хоть не на своем примере, личном, а все равно знаю. Потому захотел выяснить, что там было в деле. Да и с Вами мы уже сколько бок о бок. Все мы не без изъянов, но человек вы стоящий.
Мы с Николаем Петровичем посмотрели друг на друга долгим взглядом, потом встали одновременно и обнялись крепко, как два настоящих советских мужика. Мысленно же, на самом деле, попросил у него прощения. В этой реальности он и правда нормальный мент.
— Идём, Симонов. Я наведаюсь к твоим товарищам, а ты шуруй домой. Отдыхай. Завтра по человечку твоему будет информация, тогда подробнее объяснишь, кто такой, — участковый указал мне на дверь, и сам взял ключ, собираясь покинуть рабочее место.
Из участка мы вышли порознь. Так настоял Матвеев. Я, собственно говоря, не возражал.
На сегодня программа минимум была выполнена. Сведения, необходимые для первых шагов, успешно получены. Более того, ещё и нарисовалась поддержка в лице участкового. Неожиданно, но в этом несомненный плюс. Николай Петрович в моем сложном деле будет очень полезен.
Можно теперь идти домой и заняться изучением истории этой реальности на протяжении добрых восьмидесяти лет. Все равно данное занятие будет гораздо продуктивнее и приятнее, чем общение с членами моей, прости Господи, семейки. По Иванычу тоже нужно посмотреть, что ещё имеется. Каждый факт пригодится. Мне нужно максимально быть готовым ко всему.
Я направился к своему двору, чувствуя пусть небольшое, но удовлетворение. Сильно радоваться пока нечему, хотя, какие-то шаги уже сделаны.
На улице смеркалось. Люди расходились по домам, собираясь заняться семейными делами, чтоб готовиться к завтрашнему новому дню, поэтому прохожие на пути практически не встречались.
Интересно. Меня вернули, получается, в день, следующий после смерти деда. Обратно, по идее, нужно попасть туда, где я решил Тихонову отдать книгу. Думаю, это был неверный поступок.
Правда непонятно, Никаноровна утверждала, будто я должен предотвратить ошибку. То есть ошибкой, выходит, было решение Иваныча отдать эту дьявольскую вещь? И я тоже отдал. Или, наоборот, дед хотел не отдавать? А я напортачил. Твою ж мать… Голову сломать можно.
Ну, ладно. Хорошо. Если рассмотреть вариант, что дед книгу не отдал. Я исправил ситуацию. Вручил чёртову вещицу Тихонову. И?
Демонам какой от этого толк? От того, что я поступил иначе, чем Иваныч. Книга попала к чекистам, война все равно случилась, но Союз не развалился. Если не считать мою отвратительно сложившуюся жизнь и ситуацию с дедом, в остальном же все хорошо. Так оно выходит. Предположительно, даже лучше, чем могло бы быть. В этой реальности страна не знала периода перестройки и того, что началось после развала Союза. А это уже ого-го сколько значит. Я был маленький в начале десятилетия, но поздние девяностые все равно застал в более-менее сознательном возрасте. Несомненно, они оказались очень насыщенные, энергичные, и при этом очень опасные. Одни чеченские войны чего стоили. Людей сколько полегло. Да как глупо. Вспомнишь, вздрогнешь.
Так сложилось, имелась возможность один раз общаться с тем, кто в первую чеченскую попал. Причем, реально попал. В полном смысле этого слова. От того, что он рассказывал, вставали волосы дыбом.
Помню, во время стажировки, когда готовился стать снайпером, обратил внимание на одного из инструкторов. Было в нем что-то… специфическое, особенное, привлекающее взгляд. Пожалуй, и не объяснишь толком. Что именно, понял значительно позже.
Он повел нашу небольшую группу в лес. Это было первое занятие подобного плана. Не полигон, не наглядная мишень, а реально сложные условия, в которых зачастую, на самом деле, придется работать снайперу.
— Самая главная ваша цель — стать невидимым, — инструктор стоял напротив нас в камуфлированной шляпе, надвинутой на самые брови. Званий обучающих мы не знали, обращались по именам. И те не уверен, что настоящие. Этот представился Максимом. — Сейчас, в данный момент, вы все под прицелом. Где стрелок? Определите?
Мы принялись вглядываться, крутить головами, щуриться. Ничего. Пусто. Деревья, как деревья.
— Нет там никого. — Я ещё был полон безосновательной уверенности в себе и решил блеснуть дедукцией. Мне казалось, она у меня есть. — Вы нас проверяете просто.
— Да вот же он, прямо у вас перед носом! — Инструктор, усмехнувшись, рукой указал на рядом стоящее дерево, до которого приблизительно тридцать шагов, не такая уж густая листва, но я хоть убей никого там не видел.
— Нету? — лицо у него было серьезное, однако, по глазам только дурак бы не заметил, что специалист смеётся над нами.
— Нету, — я снова пожал плечами, совершенно уверенный в своей правоте.
— Серега, подай голос! — инструктор, сложив руки рупором, крикнул куда-то в сторону леса.
Я хмыкнул. Разводит нас и дальше. Ну-ну. Считал себя уже опытным человеком, все же не один год спецназа и СОБРа за плечами.
— Чего? — Когда ответ прилетел из леса, нужно было видеть наши лица. Мы просто охренели. Выходит, реально снайпер здесь.
Но все равно не могли понять, откуда он отзывается. Даже направление звука проследить невозможно.
— Ну, ладно… Вот ты. Подойди, — инструктор, пробежав взглядом по нашему строю, поманил меня рукой. — Теперь смотри. А здесь есть кто-нибудь?
Мы обошли ближайшее дерево, проламываясь сквозь кустарник, я поднял голову — опаньки! — прямо надо мной, упираясь ногами в ствол, висел камуфлированный боец. Он смеялся глазами, да ещё помахал мне рукой. Ствол винтовки торчал прямо из дерева.
— Пока снайпер невидим — он жив, — сказал Максим, — даже после выстрела противник не должен его обнаружить. Вот смотри, стрелок забрался не абы на какое дерево, оно стоит так, что звук от выстрела рассеется среди остальных растений и понять, откуда стреляли, будет невозможно. Ты же слышал, как он отозвался? Направление не угадал? То-то и оно. Невидимый, неслышимый — призрак. В первую очередь вы должны научиться не только стрелять, но и выжить.
Потом, спустя несколько дней, а было это 31 августа, как сейчас помню, вечером вышел на полигон. Настроение было какое-то тревожное. И вроде видимых причин нет, а маятно. Издалека заметил силуэт человека, сидящего на большом камне в самом конце территории. Подумал, кто-то из курсантов и, не сомневаясь, пошел к нему. Оказалось — Максим, тот самый инструктор. Он, даже не повернув головы, едва я приблизился, задал вопрос.
— Знаешь, какой сегодня день?
Конечно, ничего там никто не знал. О чем и сообщил без всякого стеснения. Мало ли, может, у него свой личный календарь памятных дат.
— День большого предательства.
Я лихорадочно принялся вспоминать, что же такого произошло. Наверное, лицо у меня при этом было очень выразительное.
— Не напрягайся. Вы не знаете. А те, кто знал, в большинстве не помнят.
И вот тогда, на фоне садящегося за горизонт солнца, человек, учивший нас правильно убивать и остаться самим целыми, рассказал мне то, что я никогда не знал. Лишь по причине отсутствия интереса. Ясное дело, факт первой чеченской войны, конечно, известен, но разве мы вникали в детали?