1905-й год

Третий съезд партии большевиков

Начавшаяся революция поставила перед партией большевиков новые задачи, такие, каких «ни разу еще и нигде не ставила история перед рабочей партией в эпоху демократического переворота»^{137}. Нужно было обеспечить руководство движением восставших масс, слить воедино различные потоки революционной борьбы, чтобы дружным натиском сокрушить ненавистное народу России самодержавие. Нужно было создать революционную армию из передовых отрядов трудящихся, снабдить ее оружием, выработать тактику революционных боев и обучить ей народную армию.

Эта титаническая работа проводилась верными соратниками В. И. Ленина под его непосредственным руководством. Один из пих, М. Н. Лядов, позже вспоминал: «Мы работали в России, объезжали комитеты, проводили в жизнь директивы Ильича. Мне пришлось частенько ездить нелегально за границу. Приедешь на неделю, расскажешь Ильичу все новости, нагрузишься его инструкциями, указаниями, советами и едешь обратно разыскивать товарищей по Бюро комитетов большинства. И всегда мы удивлялись, как верно, сидя там, в Женеве, Ильич умел оценивать положение вещей, как ясно перед ним вырисовывалась вся картина запутанных взаимоотношений, создавшихся в России… после кровавого 9-го января»^{138}.

Однако работа партии крайне осложнялась расколом, вызванным действиями меньшевиков. Для преодоления его большевики давно уже считали нужным созвать новый съезд партии, который должен был дать принципиальные ответы на вопросы, поставленные жизнью.

В конце января 1905 г. Бюро Комитетов большинства издало отдельную листовку «Извещение о созыве третьего съезда партии». 15 февраля газета «Вперед» опубликовала ее на своих страницах. «Перед рабочей партией, — писали большевики, — выступает новая задача, небывалая по своей важности и трудности. Эта задача политического руководства рабочим классом во время революции, задача найти и провести в жизнь общую тактику, при которой с наименьшей растратой драгоценной крови пролетариата им были бы достигнуты наибольшие политические и экономические завоевания в предстоящей ломке общественного строя России»^{139}.

Приглашения на съезд были посланы во все организации РСДРП. К 4 апреля выяснилось, что 21 партийная организация из 28, зарегистрированных ЦК, высказалась за ленинскую линию, за участие в работе III съезда партии. Большевиков поддержали почти все крупнейшие промышленные районы и главные центры: Петербург, Москва, Рига, Баку, Екатеринослав, Одесса, Луганск, Центральный промышленный район, Урал.

12 апреля 1905 г. в Лондоне открылся III съезд РСДРП. Делегаты добрались до Лондона с величайшими трудностями. Они представляли обе столицы, Украину, Центральный промышленный район, Прибалтику, Белоруссию, Урал, Кавказ и Закавказье. Посланцем от Одесского комитета был Ленин. В зале собрался цвет революционной социал-демократии — энергичные, молодые люди. Самому старшему из них — Михе Цхакая — во время работы съезда исполнилось всего 40 лет, единодушно избранному председателем съезда В. И. Ленину — 35. Закаленные в борьбе революционеры, почти все они уже успели испытать и тюрьму и ссылку. Мартын Николаевич Лядов и Розалия Самойловна Землячка, исколесившие с поручениями Ленина всю Россию, приобрели известность как выдающиеся организаторы партийной работы. Вацлав Вацлавович Воровский и Анатолий Васильевич Луначарский завоевали популярность благодаря своим блестящим публицистическим статьям, широкой эрудиции, ярким страстным выступлениям на собраниях и диспутах. С любопытством и уважением смотрели участники съезда на Максима Максимовича Литвинова и Леонида Борисовича Красина. Таких непохожих внешне! Один, казалось, с трудом сдерживал свой бурный темперамент. Другой был олицетворением спокойствия и хладнокровия. Роднила их боевая работа партии. За спиной того и другого стояли дерзкие побеги, организация тайных типографий, транспортировка в Россию оружия и нелегальной литературы.

Олицетворением доброты и приветливости являлась Надежда Константиновна Крупская. Не один делегат побывал в гостях у Ильичей — так называли супругов Ульяновых, и все знали, какая титаническая работа лежала на плечах верной подруги В. И. Ленина. До 300 писем ежемесячно приходилось шифровать и расшифровывать Надежде Константиновне, поддерживая связь с партийными организациями в России.

Но в центре внимания стоял вождь партии — Ленин. «Те товарищи, которые впервые познакомились с Ильичем, прямо влюбились в него, — вспоминал о III съезде М. И. Лядов. — Как часто слышались возгласы после задушевной беседы: «Да, с таким вождем не пропадем, он сумеет сколотить партию!»^{140}. «…Железная логика теоретика, трибуна и организатора революции увлекала всех делегатов», — вспоминал другой участник съезда — М. Цхакая^{141}. Ленин стал сердцем, умом и душой III съезда, работой которого он руководил как председатель; перу Ленина принадлежат проекты основных резолюций, в протоколах съезда насчитывается около 140 его выступлений и предложений.

В повестке дня съезда стояли вопросы о вооруженном восстании, о временном революционном правительстве, об отношении к политике правительства накануне переворота, к крестьянскому движению, к другим партиям.

Последний вопрос имел немаловажное значение в связи с тем, что начавшаяся революция носила буржуазно-демократический характер и в пей принял самое активное участие достаточно широкий круг социальных сил, интересы которых выражали многие политические организации (меньшевики, эсеры, анархисты, различные национальные социал-демократические партии). Большевики считали необходимым объединить все подлинно революционные силы и направить их в русло антицаристской борьбы. Но объединить так, чтобы не замазывать принципиальных разногласий.

В специально принятой III съездом резолюции «О практических соглашениях с социалистами-революционерами» большевики, подтвердив свое прежнее мнение об этой партии, констатировали возможность временных соглашений «социал-демократов с организациями социалистов-революционеров в целях борьбы с самодержавием»^{142}, однако ни в коей мере не ограничивающих самостоятельность социал-демократов и не нарушающих целостность и чистоту ее пролетарской тактики и ее принципов. Соглашения местных комитетов РСДРП с эсерами допускались только под контролем ЦК РСДРП.

На III съезде было также определено отношение большевиков и к отколовшейся части партии. Подвергнув критике (в специальной резолюции) действия меньшевиков и их отход от принципов революционной социал-демократии, III съезд предложил всем членам партии вести энергичную борьбу с меньшевизмом, отметив, что «участие в партийных организациях лиц, примыкающих в той или иной степени к подобным (меньшевистским. — К. Ш.) взглядам, допустимо при том необходимом условии, чтобы они, признавая партийные съезды и партийный устав, всецело подчинялись партийной дисциплине»^{143}.

Что касается отношения к национальным социал-демократическим организациям, которые уже возникли и продолжали создаваться во многих национальных районах страны, то большевики считали необходимым «предварительно разобраться в социальном составе и политических взглядах этих партий и организаций и наиболее близкие к революционной социал-демократии объединить в единую РСДРП, причем объединение на федеративных началах не могло быть допущено, так как это повело бы к разобщению рабочих различных национальностей и способствовало бы усилению влияния среди рабочих национальной буржуазии»^{144}.

Наиболее близкими к РСДРП были социал-демократия Королевства Польского и Литвы (СДКПиЛ) и Латышская социал-демократическая рабочая партия (ЛСДРП). Почти по всем основным вопросам они поддерживали большевиков в борьбе с меньшевиками, а их ведущие руководители — Ф. Дзержинский, Р. Люксембург, Ю. Мархлевский, Я. Тышка, Я. Ганецкий вместе с рядом других социал-демократов «создали впервые чисто пролетарскую партию в Польше, провозгласили величайшей важности принцип теснейшего союза польского и русского рабочего в их классовой борьбе»^{145}.

Прочные контакты устаповил Бакинский большевистский комитет РСДРП с мусульманской социал-демократической организацией «Гуммет», созданной специально для работы среди азербайджанского пролетариата. Основанная видными большевиками П. Джапаридзе, Н. Наримановым, М. Азизбековым, С. Эфендиевым, она много и успешно работала над сплочением многонационального рабочего класса Закавказья.

Иную — националистическую, сепаратистскую позицию занимал Бунд («Всеобщий еврейский союз в Литве, Польше и России»). Объединяя в основном полупролетариев, мелкобуржуазные элементы, Бунд по всем вопросам занимал меньшевистские позиции. Политика Бунда фактически вела к разделению рабочего класса России на национальные отряды и к объединению каждого из них со «своей» национальной буржуазией.

Главным, основным вопросом, который обсуждался на съезде и вокруг которого развернулась острая борьба между большевиками и меньшевиками, был вопрос о понимании особенностей начавшейся революции. Все сходились на том, что она носит буржуазно-демократический характер, по на этом согласие и кончалось.

Меньшевики утверждали, что раз революция буржуазно-демократическая, то в соответствии с опытом уже свершившихся подобных революций вождем ее должна быть буржуазия. Пролетариату поэтому не следует проявлять чрезмерной активности, ибо она напугает либеральную буржуазию, которая отшатнется от революции и тем нанесет ей непоправимый ущерб.

О, нет! — отвечали большевики. Исторические условия резко изменились, они совсем не те, что полвека назад. Сложилась мировая система капитализма, который не только созрел, но и перезрел, стал загнивать. История обрекла его на уход со сцепы. Человечество вступило в «период политических потрясений и революций»^{146}. В таких условиях буржуазия перестала быть революционной даже в тех странах, в которых, как в России, стоит на очереди не социалистическая, а еще буржуазно-демократическая революция. «Буржуазия оглядывается назад, боясь демократического прогресса, который грозит усилением пролетариата», — писал Ленин^{147}.

Роль вождя, гегемона революции, утверждали большевики, должна перейти к пролетариату, который заинтересован в самой полной, самой решительной победе революции. Того же хочет и другой класс российского общества — многомиллионное крестьянство, страдающее от сохранившихся в стране остатков крепостничества — политического бесправия, сословных ограничений, массового безземелья. Именно оно и только оно может быть верным союзником пролетариата в революции.

Большевики считали, что нельзя задерживаться на буржуазно-демократическом этапе революции: после свержения самодержавия и ликвидации других пережитков крепостничества необходимо развертывание борьбы в союзе с беднейшим крестьянством за социалистическую революцию против буржуазии города и деревни. Несколько позже для подцензурного публичного выступления В. И. Ленин так популярно, ясно и доходчиво разъяснил цели и задачи пролетариата России, возглавлявшего революционную борьбу ее народов: «Представьте себе, господа, что мне надо вывезти со двора две кучи сора. А телега у меня одна. И на одной телеге больше одной кучи вывезти нельзя. Как мне быть? Отказаться ли мне вовсе от очистки своего двора на том основании, что было бы величайшей несправедливостью вывозить одну кучу сора, раз нельзя сразу вывезти обе кучи? Я позволю себе думать, что тот, кто действительно хочет полной очистки двора, кто искренне стремится к чистоте, а не к грязи, к свету, а не ко тьме, будет рассуждать иначе. Если действительно нельзя сразу вывезти обе кучи, тогда вывезем сначала первую кучу, которую можно сразу достать и взвалить на телегу, — потом опростаем телегу и вернемся домой, чтобы приняться за вторую кучу… Сначала русскому народу надо вывезти вон на своей телеге весь тот сор, который называется крепостнической, помещичьей, собственностью, а потом с опростанной телегой вернуться на более чистый двор и начать укладывать на воз вторую кучу, начать убирать сор капиталистической эксплуатации»^{148}.

Буржуазно-демократический и социалистический этапы революции в России большевики рассматривали как два звена единого процесса, в котором гегемоном является пролетариат. «Пролетариат должен провести до конца демократический переворот, присоединяя к себе массу крестьянства, чтобы раздавить силой сопротивление самодержавия и парализовать неустойчивость буржуазии, — писал В. И. Ленин. — Пролетариат должен совершить социалистический переворот, присоединяя к себе массу полупролетарских элементов населения, чтобы сломить силой сопротивление буржуазии и парализовать неустойчивость крестьянства и мелкой буржуазии»^{149}.

Подчеркивая неизбежность перехода от революции буржуазно-демократической к революции социалистической, В. И. Ленин отмечал: «…от революции демократической мы сейчас же начнем переходить и как раз в меру нашей силы, силы сознательного и организованного пролетариата, начнем переходить к социалистической революции. Мы стоим за непрерывную революцию. Мы но остановимся на полпути»^{150}.

В решениях III съезда партии говорилось, что пролетариат полностью может выполнить роль вождя революции в том случае, если сумеет, во-первых, повести за собой крестьянство, во-вторых, изолировать и оттеснить от руководства революцией либеральную буржуазию, в-третьих, сплотиться «в единую и самостоятельную политическую силу под знаменем социал-демократической рабочей партии, руководящей не только идейно, но и практически его работой»^{151}.

Мысль о новой расстановке движущих сил в буржуазно-демократических революциях XX в. явилась важнейшим вкладом большевиков, и прежде всего их теоретика В. И. Ленина, в сокровищницу мирового марксизма. Впервые в истории разработки революционной теории был сформулирован четкий тезис: в условиях империализма гегемоном в буржуазно-демократической революции должен стать пролетариат, его верным и надежным союзником должно стать крестьянство, заинтересованное в решительной победе революции, в последовательном сломе всех остатков крепостничества, прежде всего в конфискации всех помещичьих, казенных, церковных, монастырских и удельных земель. Политической формой союза пролетариата и крестьянства должна стать революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства, которая, по мысли В. И. Ленина, могла сложиться в результате победы революции не только для закрепления уже достигнутых успехов, но и для их дальнейшего развития.

Установление такой диктатуры большевики считали объективной необходимостью в России начала XX в. Определяя характер власти после победы революции, Ленин писал: «Это может быть только диктатура, потому что осуществление преобразований, немедленно и непременно нужных для пролетариата и крестьянства, вызовет отчаянное сопротивление и помещиков, и крупных буржуа, и царизма. Без диктатуры сломить это сопротивление, отразить контрреволюционные попытки невозможно»^{152}.

Политическим органом такой диктатуры могло быть, по мнению большевиков, временное революционное правительство, куда вошли бы представители пролетарской партии «в целях беспощадной борьбы со всеми контрреволюционными попытками и отстаивания самостоятельных интересов рабочего класса»^{153}.

По вопросу о временном революционном правительстве мнения большевиков и меньшевиков разошлись. Меньшевистская конференция высказалась против участия социал-демократов во временном революционном правительстве, исходя все из той же посылки, что гегемоном в революции должна быть буржуазия. Испугавшись сотрудничества с пролетариатом, либеральная буржуазия, мол, не войдет в такое правительство, а без главенства буржуазии в революции последняя будет обречена на гибель.

Совершенно очевидно, что временное революционное правительство могло образоваться только в результате победоносного восстания.

Мысль о необходимости вооруженной борьбы за коренное преобразование России не оставляла Ленина буквально с первых шагов его политической деятельности. «Ильич не только перечитал и самым тщательным образом проштудировал, продумал все, что писали Маркс и Энгельс о революции и восстании, — вспоминала Н. К. Крупская. — Оп прочел немало книг и по военному искусству, обдумывая со всех сторон технику вооруженного восстания, организацию его»^{154}.

«Для нас, революционных социал-демократов, — утверждал Ленин, — восстание не абсолютный, а конкретный лозунг. Мы отодвигали его в 1897 году, мы ставили его в смысле общей подготовки в 1902 году, мы поставили его, как прямой призыв, лишь в 1905 г., после 9-го января»^{155}, т. е. тогда, когда в стране уже началась революция и широкие народные массы ясно показали свою готовность участвовать в вооруженной борьбе против самодержавия.

Прямой обязанностью и долгом революционной партии было заняться непосредственной и тщательной подготовкой к вооруженному восстанию.

Мобилизация сил

Подготовка всенародного восстания против самодержавия имела различные аспекты и велась большевиками в различных направлениях. Надо было объединить разрозненные усилия революционного народа, по-военному организовать его, вооружить, обучить хотя бы элементарным военным приемам. «Немедленное вооружение рабочих и всех граждан вообще, подготовка и организация революционных сил для уничтожения правительственных властей и учреждений — вот та практическая основа, на которой могут и должны соединиться для общего удара все и всякие революционеры», — писал В. И. Ленин^{156}.

Претворяя в жизнь решения III съезда, большевики стали применять так называемую тактику левого блока. Суть ее вождь большевистской партии определил следующим образом: «Мы, социал-демократы, можем и должны идти независимо от революционеров буржуазной демократии, охраняя классовую самостоятельность пролетариата, но мы должны идти рука об руку во время восстания, при нанесении прямых ударов царизму, при отпоре войску, при нападениях на бастилии проклятого врага всего русского народа»^{157}.

Без использования тактики левого блока невозможно было объединить усилия всех революционных партий в битвах с самодержавием (разумеется, тактика левого блока не исключала, а предполагала решительную идейную борьбу большевиков с врагами революционного марксизма: меньшевиками, эсерами, анархистами и т. д.).

Без использования тактики левого блока невозможно было в многонациональной империи, стране с очень сложной социальной структурой сплотить народы, широкие демократические массы и повести их на баррикады. Лозунг «Врозь идти, вместе бить!» как нельзя больше способствовал объединению всех революционеров.

Без использования тактики левого блока невозможно было создать революционную армию, которую, по мысли большевиков, следовало образовать из трех компонентов: 1) из вооруженного пролетариата и крестьянства; 2) из организованных передовых отрядов этих классов; 3) из готовых перейти на сторону народа войсковых частей. «Взятое все вместе, — писал В. И. Ленин, — это и составляет революционную армию»^{158}.

Главной силой в ней должен был стать пролетариат. «Только он, — отмечал В. И. Ленин, — может создать ядро могучей революционной армии, могучей и своими идеалами, и своей дисциплиной, и своей организацией, и своим героизмом в борьбе, перед которыми не устоять никакой Вандес»^{159}.

Решая проблему военной организации революционного народа, его военно-технической подготовки, большевики уделяли огромное внимание созданию боевых штабов РСДРП, боевых дружин, вооружению и военному обучению их членов.

«…Когда объективные условия порождают борьбу масс в виде массовых политических стачек и восстаний, партия пролетариата должна иметь «аппараты» для «обслуживания» именно этих форм борьбы, и само собой разумеется, что это должны быть особые «аппараты», не похожие на парламентские»^{160}.

«В эпоху гражданской войны идеалом партии пролетариата является воюющая партия», — подчеркивал В. И. Ленин^{161}.

Выступая на III съезде партии, В. И. Ленин одобрил создание «особых боевых групп»^{162}. Они стали возникать в партии тотчас же после начала революции. «Докладываю департаменту полиции, — сообщал начальник столичного охранного отделения, — что в конце января с. г. при Петербургском комитете РСДРП образовался кружок лиц, поставивших своей целью сбор денег на вооружение, приобретение оружия и снабжение им организованных рабочих на случай вооруженной демонстрации»^{163}.

Боевая техническая группа при Петербургском комитете РСДРП возглавлялась секретарем Петербургского комитета Сергеем Ивановичем Гусевым, в ее состав входили верные ленинцы Ф. И. Драбкина, С. М. Познер и Н. Е. Бурении. После III съезда партии эта Боевая техническая группа перешла в непосредственное ведение Центрального Комитета партии. Во главе ее по предложению Ленина был поставлен член ЦК Л. Б. Красин, а при Петербургском комитете создали специальный боевой комитет, подчиненный Боевой технической группе.

«Владимир Ильич Ленин живо интересовался деятельностью Боевой технической группы, — вспоминал активный ее член Н. Е. Бурении. — Мы работали, руководствуясь его указаниями. Летом 1905 года Владимир Ильич потребовал, чтобы кто-нибудь из Боевой технической группы приехал к нему в Женеву для решения некоторых практических вопросов, связанных с приобретением оружия за границей. Выбор пал на меня, и я, быстро собравшись, отправился к Ленину… Ильич меня тепло встретил, забросал вопросами.

— Почему поздно приехали? — раздался его немного картавящий голос. — Рассказывайте, какие привезли новости, слышал про вас. Работаете хорошо. Как это вам удалось организовать транспорт в таком большом масштабе? Смотрите, не увлекайтесь! Провалить такое дело нельзя.

Все это было сказано так по-товарищески, дружелюбно, что я сразу почувствовал себя очень спокойно и стал рассказывать»^{164}.

А рассказать II. Е. Буренину было о чем. Боевая техническая группа развернула широкую деятельность по подготовке вооруженного восстания, закупая и перевозя через границу оружие, наладив производство в Петербурге ручных бомб для уличных баррикадных боев, для взрыва кораблей и железнодорожных путей в момент восстания. (Применение бомб как средства индивидуального террора принципиально исключалось большевиками.)

По инициативе Л. Б. Красина при Центральном Комитете партии стала работать специальная группа, в которую вошли видные химики — профессора В. Смирнов и Л. Явейн, Л. Песков и другие специалисты. Эта группа изобрела особый тип бомб (так называемые «македонки») и обучала методам пользования ими.

Боевые группы возникли не только в столице. В мае 1905 г. в Москве, при Московском комитете РСДРП была организована боевая организация во главе с Л. Н. Кудрявцевым. Она так же, как и петербургская, приобретала оружие, формировала вооруженные отряды, изучала тактику уличных боев. Руководствуясь решениями III съезда партии, московские большевики создали особую военно-боевую коллегию, а затем — специальный коалиционный совет из представителей боевой организации МК РСДРП, московской группы меньшевиков, эсеров, центральной университетской группы и некоторых самостоятельных («внепартийных») дружин. О характере работы московских боевиков по подготовке вооруженного восстания можно судить но названиям нелегальных работ, изданных ими: «Тактика уличного боя», «Технология взрывчатых веществ», «Сборник статен по огнестрельному оружию», «Основные моменты вооруженного восстания».

Боевые группы, имевшие одну цель — подготовку всенародного вооруженного восстания, — возникают по всей стране: в Одессе и в Костроме, в Иваново-Вознесенске и Нижнем Новгороде, на Кавказе и в Прибалтике, на Урале, в Сибири. Повсюду они занимаются одним и тем же смертельно опасным, по совершенно необходимым для революции делом: «боевые организации партии возглавляли работу по формированию и вооружению рабочих дружин, разрабатывали тактические наставления и уставы, в специальных школах готовили из партийных работников командные кадры революционной армии. Они были своего рода штабами партии в подготовке рабочих масс к восстанию, к вооруженной борьбе»^{165}.

Ленин предлагал формировать боевые дружины разной численности (от 3 до 75 человек) по территориальному или производственному признаку, помогать им вооружаться, выбирать своего руководителя, устанавливать тесную связь друг с другом. В целом ряде статей и писем Ленина давались четкие инструкции, как организовать боевые рабочие дружины и как им действовать. Н. К. Крупская вспоминала, что он «занимался этим делом гораздо больше, чем это знают, и его разговоры об ударных группах во время партизанской войны, «о пятках и десятках» были… обдуманным всесторонним планом»^{166}.

Боевые дружины в столице стали создаваться в первые же дни революции. Начальник Петербургского охранного отделения сообщал, что уже в начале апреля была «ликвидирована «боевая дружина», образовавшаяся при фракции «большинства» местной с.-д. организации. Во главе этой дружины стояли два нелегальных, недавно прибывших в С.-Петербург… Отобрала рукопись, озаглавленная «Перед битвой» и представляющая программу действий дружины»^{167}.

Революционную инициативу масс большевики подхватили и расширили.

Один из участников революции, рабочий-путиловец Ф. Куксинский, так рассказывал о пути, которым шел он в боевую дружину: «День кровавого воскресенья не прошел даром для питерских рабочих. Тысячи людей прозрели сразу, в один день. Никогда не забыть мне, как богобоязненный, «преданный престолу» Андрей Гуторенко после расстрела поднялся с мостовой у Нарвских ворот и, подняв над головой кулак, крикнул: «Ну, держись теперь, Николка… Посчитаемся!»

Трагедия 9 января внесла ясность и в мою голову. Люто возненавидев самодержавие, я стал внимательно прислушиваться к словам передовых рабочих-большевиков. Мне стали давать поручения: разбросать на заводе листовки, собрать деньги для покупки оружия. Революционный подъем нарастал. Он привел меня, как и многих моих товарищей, в боевую дружину Путиловского завода, в ряды большевистской партии»^{168}.

После III съезда партии работа по созданию боевых дружин развернулась особенно широко. Ею занялись самые талантливые и энергичные организаторы: в Петербурге — В. В. Куйбышев и М. И. Калинин; в Москве — Е. М. Ярославский и Р. С. Землячка; в Иваново-Вознесенске — М. В. Фрунзе; в Луганске — К. Е. Ворошилов; на Урале — Я. М. Свердлов; в Сибири — С. М. Киров; в Закавказье — Г. К. Орджоникидзе, С. Г. Шаумян, С. А. Тер-Петросян (Камо) и сотни других большевиков.

К концу 1905 г., к моменту высшего подъема революции, боевые дружины были почти во всех крупных городах России. В ведущих промышленных центрах, где имелся многочисленный пролетариат, они действовали на многих крупных заводах и фабриках, на рабочих окраинах и в слободках. Разумеется, нет возможности точно установить их общее число. По далеко не полным подсчетам, произведенным советским историком Л. Т. Сенчаковой, в годы первой русской революции в 313 пунктах страны существовали боевые дружины. В крупных городах, таких, как Петербург, Москва, они насчитывались десятками.

Дружины являлись грозной силой, но, чтобы превратить их в боевые дружины, надо было еще вооружить их, в невероятно трудных условиях, с риском для жизни достать средства, закупить оружие, перевезти его через границу или наладить производство собственными силами. «Вооружение народа становится одной из ближайших задач революционного момента», — предупреждал партию уже в январе 1905 г. ее вождь^{169}.

Трудность выполнения поставленной задачи выявлялась с первых же шагов: партия была бедна средствами. Но она была богата другим: широкой поддержкой масс, готовых к смертельному бою с царизмом, к самопожертвованию и ясно понимавших, что без оружия начинать бой бессмысленно. Из финансовых отчетов одного только Московского комитета большевиков видно, что в январе — феврале 1905 г. на оружие поступило 3 тыс. руб. пожертвований, а в апреле — свыше 4 тыс. Размер пожертвований нарастал ежемесячно, и в октябре 1905 г. достиг 17 тыс. руб. А ведь сборы средств на оружие шли во многих городах России — не в одной только Москве.

Существенную помощь оказывали большевикам представители передовой демократической интеллигенции. Великий пролетарский писатель Максим Горький пожертвовал на вооружение 15 тыс. руб. (он часто выступал на вечерах и платных концертах, весь сбор с которых шел на покупку оружия). Через него в кассу Московского комитета поступали значительные суммы от либерально настроенной буржуазии, сочувственно относившейся к идее дать царизму хорошую «встряску». Так, известный крупный капиталист Савва Морозов предоставил на вооружение 20 тыс. руб., владелец мебельной фабрики Н. П. Шмит —1 5 тыс., его сестра Е. П. Шмит — 5 тыс. руб.

Немало оружия удавалось добывать из арсеналов царских войск. Царская администрация жила в непрерывном страхе: то здесь, то там боевики-дружинники нападали на склады оружия, причем часто солдаты даже помогали революционерам. Осенью 1905 г. московский градоначальник доносил в штаб Московского округа: «По имеющимся секретным сведениям, революционные партии, ставя своей задачей организацию вооруженного восстания против правительства, принимают все меры к снабжению своих единомышленников оружием, для каковой цели замышляют произвести нападение на оружейные магазины и даже [готовят] будто бы попытку разгромить или взорвать Кремлевский арсенал»^{170}.

Дружинникам удалось захватить из оружейного склада в Баку 300 винтовок и около 1000 револьверов; на Урале, под Вяткой, из военного склада в селе Слободском — более 300 винтовок; по инициативе ученика В. И. Ленина И. В. Бабушкина в далекой Чите дружин-пики разоружили железнодорожный батальон и передали рабочим 800 винтовок; с помощью солдат охраны батумские большевики таГшо вывезли со склада 18 ящиков с оружием и патронами; в самой столице, Петербурге, командование лейб-гвардии Измайловского полка «вдруг» обнаружило пропажу около 200 единиц огнестрельного оружия; то же произошло в Самаре, Калуге, Иркутске, на оружейных заводах Сестрорецка, Тулы, Ижевска.

К концу 1905 г. только у рабочих Читы оказалось 30 тыс. винтовок, 500 тыс. патронов и до 300 пудов взрывчатых веществ. По нормам царской армии этого стрелкового оружия хватило бы для снабжения трех пехотных дивизий!

И все же оружия требовалось больше. Его делали сами — на заводах и в мастерских. Использовали все. «Плоские напильники оттягивались и шлифовались, с мастерством и любовью превращались в остро отточенные красивые финские ножи и кинжалы, — вспоминал один из путиловских рабочих. — Из трехгранных напильников делались острые «специального назначения» шабры. Гриша Логинов, депутат и начальник дружины при районном Совете, как человек, побывавший на Кавказе и понимавший толк в холодном оружии, охотно консультировал обращавшихся к нему за советом и указаниями…»^{171}

Нет, разумеется, никакой возможности подсчитать с точностью до последней пики и кинжала, сколько рабочие выковали холодного оружия на рассыпанных по всей стране фабриках и заводах, в железнодорожных мастерских и на ремонтных базах. По вот факт, который дает представление не менее яркое, чем длинные статистические таблицы. По сведениям, добытым жандармами за один день, 6 декабря 1905 г., в одном городе Николаеве «на заводах, в порту, в ремесленных мастерских… перековано на оружие 190 пудов железа и стали»^{172}. Из них изготовлено 1000 пик, более 500 шашек, кистени и другое холодное оружие.

Однако наиболее сложные виды вооружения можно было купить только за границей.

Его покупали и переправляли через границу — переправляли с огромными трудностями. О том, как это делалось, вспоминает один из руководителей Боевой технической группы при ЦК РСДРП Н. Е. Буренин. «…Мы закупили бикфордов шпур и несколько тысяч запалов гремучей ртути. Запалы представляли собой тонкие медные патроны, в которых треть была заполнена гремучей ртутью, а две трети оставлялись для вкладывания бикфордова шнура. Наши товарищи возили запалы на себе в особых самодельных лифчиках-патронташах, куда входили три ряда запалов по пятьдесят штук. Еще труднее было с бикфордовым шнуром. Резать его было нельзя, так как могла возникнуть необходимость в длинном куске шнура. Поэтому наши транспортеры наматывали бикфордов шнур на ноги. Нечего и говорить, что все это было сопряжено с большой опасностью. Человек превращался в хорошо снаряженную бомбу. Ехать было очень трудно, всю дорогу от Парижа до Гельсингфорса надо было бодрствовать, сидеть в вагоне, не прикасаясь к спинке скамьи, во избежание толчков, которые могли привести к взрыву.

Помню, как однажды в Гельсингфорсе в гостиницу, где я жил, явился один из наших товарищей, приехавший из Парижа. Когда он вошел ко мне в номер, на нем, что называется, лица не было. Он еще кое-как держался, пока снимал пояс с капсюлями, но когда стал разматывать шпур, обмотанный вокруг всего тела, ему сделалось дурно. На спине и на груди у него были кровоподтеки. Ведь больше двух суток он ехал, не раздеваясь, не ложась, боясь заснуть, так как от толчка мог получиться взрыв»^{173}. Нередко на границе вспыхивали настоящие бои дружинников с пограничной стражей.

«Шла громадная работа по снабжению масс оружием, по подготовке к вооруженному восстанию, — вспоминала Н. К. Крупская. — Работа эта была, само собой, законспирировала. Законспирировано было и огромное участие в пей Ильича. Я была тогда секретарем ЦК и знаю, какое большое непосредственное участие принимал Ильич в руководстве всей этой организационной работой ЦК, как вникал он во все мелочи»^{174}.

Большое внимание уделяли большевики обучению военному искусству, умению владеть с таким трудом добытым оружием. Летом 1905 г. В. И. Ленин писал: «…Теперь все социал-демократы выдвинули военные вопросы, если не на первое, то на одно из первых мест, поставили на очередь изучение их и ознакомление с ними народных масс. Революционная армия должна практически применить военные знания и военные орудия для решения всей дальнейшей судьбы русского народа, для решения — первого, насущнейшего вопроса, вопроса о свободе»^{175}. Обратив особое внимание на необходимость обучения широких народных масс военному делу, вождь большевиков точно указывал, из чего оно должно состоять, как его следует проводить^{176}.

Выполняя указания Ленина, большевистская пресса, партийные ячейки развернули широкую работу в этом направлении. Газета «Вперед» из номера в номер с первых же дней 1905 г. публиковала материалы, посвященные военной тактике, умению владеть оружием и ведению борьбы на улицах города. В марте на ее страницах появились главы из мемуаров участника Парижской коммуны генерала Клюзере «Об уличной борьбе (Советы генерала Коммуны)», 30 марта, в № 14,— статья «К вопросу о постройке баррикад». В последней подробно рассказывалось о том, как, в каких местах строить баррикады, как защищать их от кавалерии, от пехоты. В сотнях экземпляров большевики размножали инструкции по использованию взрывчатых веществ, холодного и огнестрельного оружия. В издательстве ЦК РСДРП в Женеве вышла отредактированная В. И. Лениным брошюра В. Северцова (В. В. Филатова) «Приложение тактики и фортификации к народному восстанию».

В стране действовал целый ряд специальных подпольных школ, в которых революционеры, знакомые с военным делом, передавали свои знания руководителям боевых дружин и рядовым дружинникам. Первую из таких школ летом 1905 г. в Киеве организовал большевик И. Ф. Дубровинский. Группы по 12 человек в течение 10–12 дней обучались азам военного дела у более опытных товарищей (бывших офицеров и унтер-офицеров) и сами становились инструкторами в боевых дружинах.

В середине 1905 г. боевой центр при Московском комитете РСДРП открыл курсы десятников боевых дружин.

Развернулась боевая учеба и в самих дружинах. «Было ясно, что против винтовок нужны винтовки, нужны хорошо обученные боевые дружины, владеющие тактикой уличного боя. Я, — вспоминает один из московских большевиков, — перенес все внимание на организацию такой дружины в Миусском [трамвайном] парке. Были добыты средства — тысяча рублей. На них купили 40 винчестеров, коротких, чтобы можно было носить под курткой. Маузерами вооружили руководителей — меня и Щепетильникова… Для боевой подготовки мы использовали бывший цейхгауз во дворе и там ежедневно целыми часами проводили занятия. Пришлось подумать и о стрельбище. Мы нашли его в Сокольниках, в глухом месте, где были сложены поленницы дров»^{177}.

Военное обучение развернулось по всей стране. В Нижнем Новгороде его вел бывший унтер-офицер большевик Латышев. «Под его руководством, — вспоминал один из дружинников, — проходили систематически строевые занятия, рытье окопов, стрельба. Из нелегальной брошюры «Тактика уличного боя», полученной через организацию, мы проработали и усвоили это искусство. Занятия проходили два раза в неделю: в свободный день, в воскресенье, и еще в четверг, после работы. Все члены группы увлекались этими занятиями, и посещаемость была полная»^{178}.

В Донбассе активную работу по подготовке дружинников к боевым действиям вел К. Е. Ворошилов: «Мы, члены Луганского большевистского комитета… понимали, что им (дружинникам. — К. Ш.) трудно после утомительного рабочего дня заниматься строевой подготовкой, уходить в глубь оврагов и лесов для тренировочной стрельбы, по никто из них не жаловался»^{179}.

В Центральном промышленном районе обучением боевых дружин занимался М. В. Фрунзе, в Сибири — большевик Э. С. Кадомцев. Под его руководством «дружинники рыли окопы, делали блиндажи и засеки. Я объяснял им значение баррикад в городе и то, как коммунары строили их на улицах Парижа, как брали их генералы Тьера. После этого бойцы обучались рассыпному строю, сомкнутому, стрельбе в любом положении. Я знакомил их с техникой войны наполеоновской армии, японской армии в войне с русскими, техникой монголов, которой те пользовались в XIII веке и наследство которой использовали казаки. В дружине у меня был строгий порядок, и все дружинники придерживались его. Раньше чем стрелять настоящими пулями, мы долго и тщательно упражнялись, а потом проводили стрельбу, и каждый раз блестяще. Дружинники были отличными стрелками»^{180}.

Конечно, вооружения у дружинников было явно недостаточно, и распределялось оно но стране неравномерно — где густо, а где пусто. Ни в какое сравнение не шла боевая подготовка дружинников — мирных тружеников, которых лишь революционная сознательность и ненависть к царизму заставили взяться за оружие, и профессионально вымуштрованных офицеров и солдат царской армии, очень и очень не хватало многим боевым дружинам организованности, координации действий. Тем не менее дружины уже представляли собой грозную силу. И когда в ряде городов России вновь вспыхнули восстания, в них участвовали люди, имевшие в руках оружие и умевшие им пользоваться. Отнюдь не случайно, а в результате долгой подготовительной работы революционеров восстания эти носили упорный и опасный для царизма характер.