1928 год: ликвидировать ликвидаторов. Том 2

Глава 30

Сначала Ежов говорил о том, что сразу же начать расследование покушения какое-то время не представлялось возможным по причине полной блокады Кремля латышскими стрелками кремлевского коменданта. Потом он взахлеб рассказал, какой Трилиссер, оказывается, предатель, контрабандист и расхититель социалистической собственности, и о том, какая бестолочь Бокий. И что он, Ежов, выведя преступника Трилиссера на чистую воду, хотел его немедленно арестовать, да только тот испарился в неизвестном направлении. И где этот враг скрывается, остается до сих пор неразгаданной тайной. Бокия же пришлось отстранить от руководства ОГПУ, чтобы он не наделал каких-нибудь глупостей, поскольку, как сказал Ежов, «у него же в голове одна Шамбала!»

На что я не стал пока Ежова ни ругать, ни хвалить за самоуправство, зная, насколько он потенциально опасен, а спокойно напомнил ему, что в приказе по ОГПУ за моей подписью, составленном перед командировкой, четко сказано, что исполняющий обязанности назначается председателем на время собственного отсутствия. Следовательно, полномочия главного начальника ОГПУ теперь снова возвращаются ко мне. Кто и как исполнял обязанности председателя ОГПУ в мое отсутствие, мы потом разберем на Коллегии. А сейчас я приказывал Ежову немедленно прислать в Кремль лучших следователей с Лубянки для тщательнейшего расследования покушения на Сталина.

По поводу мятежа троцкистов в Горках я тоже прошелся, сурово задав вопрос: «Почему допустили?» На что ответа у Ежова не имелось, а лишь какое-то невнятное мычание в трубку с попыткой перевода стрелок на Бокия. И я, сочтя это осознанием со стороны Ежова собственной не компетенции, напомнил, что опыта в нашем деле у него маловато. Потому необходимо, чтобы он согласовывал любое решение со мной прежде, чем что-то реально делать. А закончил телефонный разговор я тем, что пригласил его на совещание в Кремлевский дворец к двум часам дня с отчетом по текущей ситуации.

Выйдя к машине Ворошилова в точности к оговоренному времени, я спокойно уселся на заднее сидение. Имелась у меня почему-то уверенность, что этот человек не подведет. И потому никакой опасности для себя я с ним не чувствовал. Напротив, ощущал от наркомвоенмора некую доброжелательность по отношению к себе. Возможно, он собирался мне помогать совершенно искренне, как он всегда старался помогать самому Сталину, поддерживая его решения и политическую линию.

Помнится, Ворошилов благополучно пережил на высших должностях не только правление Иосифа Виссарионовича, но и правление Никиты Сергеевича, закончив карьеру только при Леониде Ильиче, да и то уже по возрасту. Впрочем, он не был полностью безвольным соглашателем. Хрущеву он даже пытался открыто противодействовать. В 1957 году Ворошилов присоединился к критике этого генсека со стороны «антипартийной группы» сталинистов, пытавшейся организовать смещение партийного вождя с должности. В группу противников Хрущева вместе с Ворошиловым входили Молотов, Каганович и Маленков. Но, даже после этого Ворошилова не исключили из партии, как других, а только сняли с ответственного поста председателя Президиума Верховного совета СССР, который он занимал с 1954 года. Но потом, уже при Брежневе в 1966 году Ворошилова вернули в состав ЦК КПСС. Так что Клим точно не был для меня угрозой. А вот союзником вполне мог бы стать.

Помощник наркомвоенмора, захлопнув за мной заднюю дверцу автомобиля, уселся на переднее сидение рядом с шофером, и мы поехали за город в ставку Буденного. А я по дороге пытался вытянуть из Ворошилова сведения о текущем раскладе в военных кругах. Я уже знал, что генштаб во главе с Тухачевским саботировал подавление троцкистского мятежа. А академия имени Фрунзе этому мятежу прямо поспособствовала. Потому мне хотелось услышать о том, какие меры приняты к этому моменту.

Я понимал, что в сложившейся непростой ситуации мне понадобится военная сила. Одни чекисты с наведением порядка уже не справятся, раз троцкисты рискнули поднять мятеж в открытую. Оппозиционеры пошли ва-банк. Ведь Троцкий поднял ставку в своей борьбе за власть до предела, поставив на кон уже не только свое политическое будущее, но и собственную жизнь. И он, разумеется, не мог не понимать этого. Следовательно, троцкисты теперь пойдут до конца. Потерпев поражение при попытке взять власть на десятую годовщину революции, теперь они намеревались взять реванш. И силы они могли выставить немаленькие. Если промедлить еще немного в бездействии, то Тухачевский может переметнуться на их сторону уже в вооруженном противостоянии, а за ним стоит большая вооруженная сила! Все это означало, что надлежит действовать на опережение.

Пока мы ехали, я попытался донести это свое видение ситуации до Ворошилова. Он поначалу все кивал головой, соглашаясь с моими соображениями. Но ни о каких принятых мерах так и не рассказал. Как я понял, кроме того, что он послал Буденного против мятежников, наркомвоенмор не сделал больше ничего существенного для подавления мятежа к этому моменту. Он даже не издал приказ о снятии Тухачевского с должности, хотя вполне мог это сделать. И тогда я прямо упрекнул Ворошилова, что решительные меры против мятежников им пока, как я понимаю, не принимаются. На что он сказал мне:

— Вы думаете, Вячеслав Рудольфович, я не понимаю того, что события завертелись на грани новой гражданской войны? Понимаю. Вот только у Тухачевского в руках немалые козыри. Его сторонники находятся на ключевых военных постах. Август Корк командует Ленинградским военным округом. А Украинским военным округом командует Иона Якир. Они оба его друзья. Правда, Московским военным округом руководит сейчас брат Куйбышева Николай. И это немного облегчает наше положение. Но, вы поймите, чтобы сместить сейчас Тухачевского, надо обладать авторитетом товарища Сталина. Потому что за Тухачевским стоит весь кадровый состав армии. А у меня такого авторитета нет. Я знаю, что многие командиры поддержат его, а не меня, дойди дело до противостояния. И мне не хотелось бы, чтобы кровопролитие, которое началось в Горках, разрослось на всю страну. Поэтому я пытаюсь пока, что называется, обойтись малой кровью. А на Тухачевского лучше воздействовать не явно, а по партийной линии, или же по вашей, секретной.

— Иными словами, вы, Климент Ефремович, не желаете брать на себя слишком большую ответственность, если я правильно понял. Но, если, например, Политбюро примет соответствующее постановление, то вы не будете против снятия Тухачевского? Так надо понимать?

Он снова кивнул. И я понял, что, не собираясь лично нести ответственность, Ворошилов охотно соглашался участвовать в ответственности коллективной.

Когда мы приехали в большой сельский деревянный дом в котором Буденный разместил свой штаб, расположившийся в паре километров от границы лесопарка усадьбы Горок, вокруг нас находилось целое стадо расседланных коней. А их вооруженные седоки грелись возле костров. В морозном воздухе пахло, соответственно, конским потом, навозом и дымом. Как только наркомвоенмор вышел из автомобиля, командиры узнавали его сразу, отдавая ему честь по-военному, как положено. Меня же здесь никто не узнавал. Похоже, армейским кавалеристам не часто приходилось общаться с чекистами.

В штабе царила суета. Вбегали и выбегали какие-то люди в военных шинелях: вестовые, курьеры, связисты, снабженцы и прочие военнослужащие, обеспечивающие непрерывность штабной деятельности. Сам же Буденный встретил нас возле стола с разложенной на нем картой местности, возле которой стояли еще несколько командиров в шинелях с красными нашивками-хлястиками на груди и с большими красными звездами на рукавах. Когда мы вошли, Семен Михайлович крутил свои большие усы пальцами левой руки, а правой тыкал в карту, словно бы что-то доказывая.

Все указывало на то, что Буденный и рад был снова покомандовать кавалеристами на поле боя. Ведь его знаменитую Первую конную армию, с которой он и прославился, как один из выдающихся красных командиров Гражданской войны, давно уже расформировали. Читал я в прошлой жизни, что не смог, якобы, обладатель георгиевских орденов за храбрость в конных атаках Первой Мировой совладать с расшатанной дисциплиной своих рабоче-крестьянских бойцов. Повальное пьянство, грабежи населения, насилия над женщинами — весь этот произвол имел место со стороны всадников Первой конной. Да и собственная жена командарма застрелилась при всех из-за измены мужа. А его поход на Польшу оказался крайне неудачным.

Но, возможно, все это не имело никакого отношения к полководческому таланту Буденного? Как бы там не было, а Семен Михайлович прожил в моей прошлой реальности долгую и славную жизнь, став в 1935 году одним из пяти первых советских маршалов, участвуя в Великой Отечественной, возрождая коневодство, пережив очень многих соратников и умерев в 90 лет. Символами в СССР стали его буденновцы и буденовки. А песня «Веди Буденный нас смелее в бой!» долгое время гремела из радиоприемников по всему Советскому Союзу. Так что видеть этого легендарного человека на своей стороне я уже считал удачей.

А в том, что Буденный настроен по отношению к троцкистам достаточно агрессивно, я не сомневался. Ведь я знал, например, про его ссору с писателем Бабелем. Это же был знаменитейший литературный скандал двадцатого года! Бабель служил в Первой конной, написав о ней книгу «Конармия», которая Буденному настолько не понравилась, что командарм публично объявил Бабеля «дегенератом литературы», а его художественное произведение назвал «бабьими сплетнями». Но, дело даже не в том. Главное, что за спиной у Бабеля стояли те самые троцкисты!

Буденный хорошо знал, что главный редактор Воронский, который напечатал книгу Бабеля, был человеком Льва Троцкого. И критика, озвученная Буденным, была сразу же замечена Сталиным, который и постарался использовать этот скандал в своих целях, уже тогда желая ослабить влияние Троцкого на умы людей, возвеличивая через партийную прессу и партийных писателей не Троцкого, а Буденного, как истинного героя Гражданской войны. А Семену Михайловичу внимание со стороны вождя, разумеется, было приятно. И с тех пор он уже прочно занял непримиримую позицию против троцкистов. Теперь же знаменитому красному кавалеристу предстояло столкнуться с троцкистами в прямом вооруженном противостоянии. И, судя по всему, это обстоятельство нисколько не пугало его, а наоборот, раззадоривало. Ибо румянец играл на его щеках, а говорил он пламенно:

— … Так что, товарищи, я предлагаю решительно ударить кавалерией одновременно с двух сторон вдоль реки, чтобы взять в клещи и изрубить всех этих проклятых мятежников, прихвостней Троцкого, к чертовой матери!