2008_31 (579)

РЫЦАРЬ НАУКИ

Трофим Денисович Лысенко (17(29) сентября 1898 — 20 ноября 1976 гг.) — выдающийся советский ученый, биолог, агроном, создавший высокоэффективные методы повышения урожайности сельскохозяйственных культур; внесший важный вклад в теоретические вопросы агрономии и биологии, воспитавший многих видных селекционеров. Т.Д. Лысенко был академиком АН СССР (с 1939 г.), АН Украины (с 1934 г.), ВАСХНИЛ (с 1935 г.), Героем Социалистического Труда (1945 г.), кавалером восьми орденов Ленина, трижды лауреатом Сталинской премии (1941, 1943, 1949 гг.). Награды и премии были получены им за практически значимые работы, принесшие значительную пользу сельскому хозяйству страны.

Перечислим кратко достижения Т.Д. Лысенко в развитии сельского хозяйства СССР. В основном они относятся к 1930-м — началу 1950-х гг.

1. Яровизация зерновых культур. Этот метод обеспечил значительную прибавку урожая и позволил высевать сорта яровой пшеницы в более северных, чем ранее, районах. В 1940 г. яровизированные семена были посеяны на площади 13 млн. гектаров.

2. Чеканка хлопчатника. Этот агротехнический приём обеспечил увеличение до-морозного сбора хлопчатника на 10–20 %. Применялся на площади 85–90 % всех посевов хлопчатника.

3. Под руководством Т.Д. Лысенко был выведен сорт озимой пшеницы Одесская 3, морозостойкий и засухоустойчивый, превышающий по урожайности стандартные сорта на 3–4 центнера с гектара. Выведен сорт ярового ячменя Одесский 9; сорт хлопчатника Одесский 1, ставший основным сортом хлопководства в новых районах его возделывания.

4. В годы войны Т.Д. Лысенко были предложены методы посева по стерне и посева верхушек клубней картофеля, позволившие увеличить сбор урожая в условиях дефицита посевного материала и топлива; организованы мероприятия по борьбе со свекловичным долгоносиком; предложены биологические способы борьбы с вредителями растений.

5. В рамках «сталинского плана преобразования природы» Т.Д. Лысенко разработал и внедрил в практику методы создания лесозащитных полос для предотвращения эрозии почв.

Надо еще добавить, что Т.Д. Лысенко приложил немало сил для поворота биологических наук в 1930-40-х гг. от абстрактных «академических» вопросов к решению практических задач тогдашнего сельского хозяйства, в чём остро нуждалась страна после гражданской, а затем Отечественной войны. Кроме того, Т.Д. Лысенко выступил против авантюрных проектов Хрущёва по «освоению целины» и «повсеместному внедрению кукурузы», нанесших сельскому хозяйству, особенно российскому, громадный вред.

Трофим Лысенко родился в крестьянской семье[1] села Карловка Константиноградского уезда Полтавской губернии. В 1921 году он окончил Уманскую школу садоводства, а в 1925 году Киевский сельскохозяйственный институт. В 1922-25 годах Т. Лысенко работал старшим специалистом Белоцерковской селекционной станции; в 1925-29 годах зав. отделом селекции бобовых культур селекционной станции г. Гянджа; в 1929-34 годах старшим специалистом отдела физиологии Всесоюзного селекционно- генетического института (Одесса). В 1934-38 годах научный руководитель, директор ВСГИ.

Первым достижением Т.Д. Лысенко было внедрение в практику приёма яровизации, позволившего повысить урожайность зерновых, картофеля и других культур. Обоснование этого приёма было дано Т.Д. Лысенко в теории стадийного роста растений.

Лысенко заметил, что растения развиваются стадийно — проходят в своей жизнедеятельности ряд относительно стационарных фаз/ этапов- стадий развития. При этом требования растений к влажности, свету и другим факторам окружающей среды зависят от стадии развития. На первой стадии ведущим фактором является температурный. На следующей стадии ведущим фактором является свет: долгота дня, интенсивность освещения, спектральный состав. Стадии необратимы, последовательность их прохождения неизменяема. Если растение начинает свое развитие, но в очередном периоде не получает необходимые условия, оно свое развитие прекращает. Яровизация — воздействие на зерно холодом и влажностью во время зимы, но без допущения его прорастания — позволяла ускорить рост растений весной, так как они уже прошли ряд стадий во время яровизации.

В рамках теории стадийного развития Т.Д. Лысенко впервые дал научное определение понятий роста растения — как увеличения его массы и развития — как перехода к принципиально новому состоянию: от формирования вегетативных органов к плодоношению. Эти определения впоследствии были включены в словари терминов по физиологии растений.

Теория стадийного развития растений стала важным научным достижением Т.Д. Лысенко. Помимо обоснования приёма яровизации, она использовалась также в подборе родительских пар для скрещивания при выведении нового сорта.

Предложенная Т.Д. Лысенко технология стала широко применяться в колхозах. В 1931 г. он был награждён орденом Трудового Красного знамени. В 1932 г. под яровизированные посевы было отведено 200 тыс. га, к 1941 г. — до 14 млн. га. В 1940 г. яровизация дала 15 млн. ц дополнительного урожая.

В 1933 году Н. Вавилов, президент ВАСХНИЛ, представил работу Лысенко на соискание Сталинской премии, назвав её крупнейшим достижением в области физиологии растений за последнее десятилетие. В том же году Вавилов рекомендовал Лысенко в чл. — корр. АН УССР, а в 1934 г. — в чл. — корр. АН СССР. Разработки Лысенко были доложены Вавиловым на международном симпозиуме по проблемам генетики и селекции в США в 1933 г.

С критикой теории стадийного роста в 1929-31 гг. выступал зав. лабораторией физиологии растений Института прикладной ботаники[2] Н.А. Максимов. Позже, однако, он изменил свою точку зрения и утверждал, что теория стадийного роста «вошла в золотой фонд фундаментальной науки»[3]3.

В 1935 году Т.Д. Лысенко стал академиком академии сельскохозяйственных наук ВАСХНИЛ (он был самым молодым из академиков этой организации).

В декабре 1935 года Т.Д. Лысенко был награждён орденом Ленина.

В 1936 г. Т.Д. Лысенко разработал способ чеканки (удаление верхушек побегов) хлопчатника. Этот агротехнический приём сейчас применяется повсеместно.

В 1939 г. Т.Д. Лысенко разработал новую агротехнику проса,[4] позволившую увеличить урожайность с 8–9 до 15 центнеров с гектара.

В предвоенные годы Т.Д. Лысенко предложил применять летние посадки картофеля для улучшения его сортовых качеств в южных районах Советского Союза. В марте 1941 года за эту работу ему была присуждена Сталинская премия первой степени.

В 1938 году Т.Д. Лысенко стал президентом ВАСХНИЛ. Эту должность он занимал до 1956 года, а потом ещё в 1961-62 годах. В 1939 году он был избран в Академию наук СССР. С 1938 года Лысенко был научным руководителем, а с 1966 года заведующим лабораторией Экспериментальной научно- исследовательской с/х базы «Горки Ленинские».

Хотя Т.Д. Лысенко не состоял в партии,[5] он вёл активную общественную работу. С 1935 по 1937 г. он был членом ЦИК; с 1937 по 1966 гг. — депутатом Верховного Совета СССР. С 1940 года Т.Д. Лысенко — заместитель председателя Комитета по Сталинским премиям в области науки и изобретательства. Он был также заместителем председателя Высшей аттестационной комиссии (ВАК).

В начале Великой Отечественной войны, когда Академия Наук была эвакуирована в г. Куйбышев, Т.Д. Лысенко выехал в Красноярский край, ставший основной житницей России. Он занимался вопросами повышения урожайности зерна и картофеля в стесненных условиях — при дефиците топлива и посевного материала — военного времени.

Посевы по стерне. Перед посевом озимых культур землю следует вспахать. Но молодые трактористы ушли на фронт, а горючих материалов не хватало. Т.Д. Лысенко предложил сеять озимые по непахотной земле, по стерне,[6] утверждая, что остатки срезанных стеблей колосьев после уборки яровых будут способствовать задержанию снега и нормальному развитию растений. Хотя вначале предложение Лысенко было встречено с недоверием и даже с насмешками,[7] оно оказалось верным. Посадки по стерне озимой ржи дали урожай от 9 до 12 центнеров с 1 га.

После окончания войны агроприем посева по стерне нашёл применение как метод борьбы с ветровой эрозией почв и применялся не только в Сибири и Казахстане, но и в Канаде, Монголии и других странах.

Посадка верхушек клубней картофеля. Ещё одним агротехническим предложением Лысенко была посадка картофеля верхушками клубней. С клубня срезалась верхушка 10–15 грамм, оставляемая для посадки; остальная часть использовалась для питания. Была разработана инструкция населению, как хранить до весны, проводить предпосадочную яровизацию и сажать верхушки картофеля. Все предприятия общественного питания и промышленности, использовавшие сырой картофель, были обязаны срезать и хранить верхушки. Благодаря этому предложению в трудное время войны был обеспечен дополнительный посадочный материал. Этот прием использовался и после войны.

В сентябре 1945 г. Т.Д. Лысенко был награжден ещё одним орденом Ленина за успешное выполнение задания правительства в трудных условиях войны по обеспечению фронта и населения страны продовольствием, а промышленности сельскохозяйственным сырьем.

(мичуринская биология)

Основная цель Т.Д Лысенко была практическая — селекция новых сортов зерновых и овощей и разработка агротехнических приёмов повышения их урожайности. Соответственно, из биологических теорий он выбирал и развивал те, которые содействовали решению данных задач.

Большинство концепций по вопросам селекции и наследственности, которых придерживался Т.Д. Лысенко, были связаны с практической деятельностью и теоретическими взглядами выдающегося русского селекционера, создавшего более 300 новых сортов плодовых и ягодных культур, И.В. Мичурина (1835–1935 гг.). Поэтому комплекс развитых

Т.Д. Лысенко и группой его коллег представлений о наследственности получил название мичуринской генетики (или биологии). Конкурирующей школой была формальная, или вейсманистская генетика, в основе которой лежали работы А. Вейсмана и Т. Моргана.

Представления Т.Д. Лысенко и «вейсманистов» о наследственности различались в следующих основных пунктах. Лысенко полагал, что:

1) не только хромосомы, но и вся клетка участвует в работе «аппарата» наследственности;

2) внешняя среда оказывает существенное влияние на наследственность;

2 ) некоторые приобретённые признаки наследуются (= неоламаркизм);

3) путём особого «воспитания» организмов — изменения внешней среды их обитания — можно получать направленные наследуемые изменения.

«Центральным пунктом расхождения мичуринского учения и учения генетиков менделистов-морганистов является признание одними (мичуринское учение) изменений и направленности этих изменений в зависимости от условий жизни и абсолютное отрицание другими (менделизм-морганизм) зависимости качества, направленности изменений от условий жизни, от питания, в общем, от условий внешней среды» (Т.Д. Лысенко, «Агробиология»).

Дополнительными пунктами расхождения мичуринцев и вейсманистов в 1930-х гг. были:

4) мичуринцы отказывались признавать утверждение вейсманистов о случайном характере изменений- «мутаций» в наследственности;

5) мичуринцы считали, что частота изменений наследуемых признаков значительно выше, чем полагали вейсманисты;

6) мичуринцы утверждали возможность внехромосомной передачи наследственных качеств, в частности — создания вегетативных гибридов.[8]

Расхождения между обеими направлениями в советской биологии — мичуринским и вейсманистским — имелись также в методологических, мировоззренческих вопросах, в подходе к применению своих теорий на практике.

Н. ОВЧИННИКОВ

(Продолжение следует)

ЛЕЙЗЕР, ЛИТВА УЖЕ СГОРЕЛА?

Авраам Шмулевич Лейзер Броер — «талмид хахам» (знаток Торы), один из основателей возрожденного еврейского Хеврона, активист движения за строительство Иерусалимского Храма. Член политсовета Международного гиперсионистского движения «Беад Арцейну» («За Родину!»).

Цитата из мемуаров командира 2-й роты 502-го танкового батальона вермахта О. Кариуса «Тигры» в грязи»: «Нас повсюду восторженно встречало население Литвы. Здешние жители видели в нас освободителей. Мы были шокированы тем, что перед нашим прибытием повсюду были разорены и разгромлены еврейские лавочки. Мы думали, что такое было возможным только во время «хрустальной ночи» в Германии. Это нас возмутило, и мы осудили ярость толпы. Но у нас не было времени долго размышлять об этом. Наступление продолжалось беспрерывно».

Авраам Шмулевич: Что вы можете сказать об отношении литовцев к евреям?

Лейзер Броер: Я родился в Каунасе в 1948 г. и в 1972 г. уехал оттуда в Израиль. Мы — коренные «литваки», литовские евреи, оба моих деда были религиозными, из Шауляя и Подбродья, но сам я из светской семьи.

Есть фильм польского режиссера Анжея Вайды «Пепел и алмаз». Когда он вышел на советские экраны, это было большим событием, мы с отцом смотрели его в кинотеатре, который находился в бывшем старом еврейском районе Каунаса — Слободка.

Польские подпольщики Армии Крайовой должны убить новоназначенного губернатора — коммуниста Щуку. А его сын Марек, воспитанный теткой-аристократкой, — тоже боец Армии Крайовой. И вот Марек попадает в польское Министерство государственной безопасности, его ведут на допрос, а он — польский юноша, борец за свободу. Один из эмгэбистов спрашивает: «Сколько тебе лет?». Юноша отвечает: «Сто». Тот размахивается, бьет его по лицу, подпольщик падает, встает. Снова тот же вопрос. «Сто один», — отвечает подпольщик. Когда он впервые упал, отец громко засмеялся и сказал: «Еще бей, еще!».

Отец моего отца всю жизнь прожил в Слободке и был ломовым извозчиком. Он прошел всю русско-японскую войну, был георгиевским кавалером. Время от времени он напивался, тогда брал оглоблю и выходил на улицу бить морду гоям. Они бежали в полицию, дед шел домой, надевал свой мундир со всеми крестами и наградами, брал недопитую бутылку водки и сам шел в участок. При виде его пристав вставал по стойке смирно, отдавал ему честь, они допивали эту водку, и он шел домой отсыпаться. Впрочем, такое случалось не часто, скажем, раз в месяц. Обычно он приходил после работы домой, ел и садился учить Талмуд.

После революции Литва стала независимой. Отец мой пошел работать на завод в 14 лет. Когда ему было 15, хозяин решил снизить зарплату. Отец написал листовки и пошел их раздавать. Его схватила полиция — служба безопасности независимой Литвы. Когда литовские гэбэшники увидели его, они засмеялись — «жидюкас» (жиденок), — обмотали ему голову мокрым полотенцем и сунули в горящую печь. Из печи он вылез уже человеком с идеологией. Это была коммунистическая идеология борьбы за социальную справедливость. Он состоял в нелегальной компартии Литвы до 1929 года, когда в Палестине разразились организованные англичанами арабские погромы. Советский Коминтерн выступил тогда на стороне арабов, и партия поручила ему организовать митинг в поддержку классовой борьбы арабского пролетариата против сионистов. Отец отказался и вышел из компартии. И считал себя в дальнейшем беспартийным анархистом.

То, что происходило с Литвой дальше, — известно. Между уходом советских войск и приходом немцев прошло несколько дней. Когда Советы ушли, литовцы первым делом вошли в еврейский квартал Каунаса — Слободку. Сейчас они рассказывают, что их ненависть к евреям была спровоцирована участием евреев в компартии, в сталинских репрессиях и т. д. Мне они могут не рассказывать эти сказки. В Слободке их интересовало лишь два места — еврейский сиротский дом и знаменитая ешива (религиозная духовная академия) «Слободка».

Детдомовских детей они просто заперли в помещении и сожгли живьем. А ешиботников (учащихся ешивы) собрали в большом гараже. Тогда машины чистили сжатым воздухом. Они вставляли в рот еврею этот шланг, включали воздух, и кишки вылетали через задницу.

Толпы литовцев — женщины, дети, словом, весь город — дружно аплодировали. Так, одного за другим, они убили всех учащихся ешивы — кроме тех, кто смог спрятаться.

На следующий день в гетто Слободка организовалась первая подпольная группа сопротивления, в которую входил мой отец. Там были все, представители всех движений и партий — сионисты-социалисты, сионисты-ревизионисты Жаботинского, религиозные сионисты, анархисты, хасиды, миснагеды и просто евреи. Они решили, что реальную помощь в борьбе с немцами им может оказать только Сталин. Поэтому главенствующая роль в движении должна принадлежать коммунистам, и все это подполье будет считаться коммунистическим. Отца моего снова приняли в компартию «невзирая на идеологические разногласия». И подполье стало действовать.

Первым, кого они убили, был еврей — глава полиции юденрата (юденрат — назначенный немцами орган управления гетто). До войны он был убежденным сионистом-ревизионистом (так именовались сторонники Зеева Жаботинского), а потом одним из первых побежал служить немцам. С ним предварительно поговорили, но он сказал: «Ребята, мне плевать на вас и на остальных, я хочу жить, и сделаю для этого все». С ним пытались говорить еще раз и после этого застрелили.

В отличие от подполья варшавского гетто, подполье каунасского гетто считало, что никого нельзя привлекать к борьбе насильно. Большую часть населения гетто составляли женщины, старики, дети. И если кто-то надеется спастись, просто сидя тихо и уповая на милость Бога, таких людей нельзя подвергать риску вооруженного восстания. Пусть делают что хотят. Спастись, однако, не удалось почти никому. Практически все оставшиеся были зверски убиты немцами и литовцами. (Впрочем, и в тех гетто, где подполье организовало всеобщее восстание, большая часть евреев все равно была уничтожена немцами и их пособниками из числа местного населения — силы были слишком не равны). В 1939 г. еврейское население Ковно составляло 40 000 человек, то есть примерно 25 % от общего числа жителей города. Всего же в годы Катастрофы в Литве было уничтожено 95–96 % довоенного еврейского населения республики. Столько евреев не было уничтожено ни в одной из оккупированных республик бывшего СССР, а также ни в одном из европейских государств.

Итак, в отличие от некоторых других гетто, в Каунасе решили, что те, кто хочет сражаться, должны уйти в лес и воевать с немцами в качестве партизан.

Первой ушла на разведку группа из пяти человек. Путь из гетто в лес проходил через литовскую деревню. Литовцы сейчас любят рассказывать о мирных сельских жителях, что подвергались репрессиям и со стороны немцев, и со стороны партизан, а потом были высланы. На самом деле сельское литовское население не просто сотрудничало с немцами. Немецкое командование раздавало литовцам оружие, и из них формировались территориальные отряды СД.

А.Ш.: То же самое было и в других прибалтийских странах. Несколько лет назад внимание общественности привлек проходивший в Латвии процесс партизана Кононова, которого обвиняли в уничтожении нескольких сельских жителей, бойцов СД, которых латвийские власти представляли как мирных жителей. Движение «Беад Арцейну» даже устраивало в Тель-Авиве демонстрацию перед латвийским посольством, поскольку этот процесс явился началом официальной реабилитации местных карателей в Прибалтике.

Л.Б.: Первая группа евреев, вышедших из гетто, ничего не знала про СД, наткнулась на этих «мирных сельских жителей», которые напали на них. Командира группы — он был ешиботником из Слободки — живьем закопали в землю. Остальных передали немцам, и те отправили их в лагерь уничтожения «Девятый форт». Тогда подполье поняло, что небольшими группами действовать нельзя. Следующим из гетто ушел на прорыв отряд в 50 человек, в котором был и мой отец.

Они захватили это село — это была единственная дорога на волю — и всех мужчин, кто не был убит во время боя, расстреляли, остальное население собрали в сарае, облили бензином и подожгли.

Больше выходу евреев из гетто никто не препятствовал.

Прожив в лесу некоторое время, они образовали еврейский партизанский отряд. А поскольку командование осуществляла советская армия, то этот отряд влился в большой русский партизанский отряд.

А.Ш.: И как складывались отношения?

Л.Б.: С «ваньками» ведь как — сначала они пытаются на тебя наехать, но если получают сдачи, то начинают уважать. У одного еврея в отряде была шуба, которую он снял с убитого немецкого офицера. Шуба в лесу — большая ценность, и один из командиров сказал: «Отдай мне ее или продай, обменяй». Еврей ответил: «Сам убей немца и сними с него».

Вскоре группа, куда входил этот еврей, отправилась на задание. Первым делом партизаны пошли не к немцам, а к девочкам в ближайшую деревню. Девочки эти были патриотками — немцам они не давали, только партизанам. Они уже ждали, поставили на стол водку, закуску, сало, а еврея этот командир поставил на часах. Он не выдержал и сунулся в избу в разгар веселья:

— Ребята, имейте совесть!

— Ты нарушил приказ, оставил пост — и они его застрелили, шубу командир забрал себе.

А вернувшись, сказали:

— Расстрелян за трусость.

Тогда несколько евреев отправились в деревню, к тем самым девочкам, положили на стол шмайсер и сказали:

— Милые девушки, расскажите, как было дело. А если вы что-то забудете, гляньте на стол.

Те рассказали все без утайки.

Вернувшись в отряд, евреи попросились на задание вместе с группой русских, что убили того бойца, и перестреляли их всех. Вернулись и доложили:

— Пали смертью героев в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками!

Все поняли, что произошло. После этого их зауважали, и больше наездов на евреев не было.

Немецкая армия была хорошей армией, но воевать в лесу они не умели. Что такое дерево, что такое овраг и как с ними обращаться — они не знали. Однако потом у них появились гуцулы с Карпат, и те уже были серьезными противниками. Однажды гуцулы чуть не обнаружили партизанскую базу, но разведчиков все же уничтожили на подходах к ней. Но вскоре для партизан наступили плохие времена. Немцы сформировали команду «охотников» — отряд из профессиональных охотников, лесников, егерей. Там были, кроме немцев, и русские, украинцы, поляки.

Им удалось обнаружить партизанскую базу. Отряд с трудом оторвался от преследования и уходил непрерывно трое суток. Бодрствовала только первая и последняя шеренга, те, кто шли в середине, спали на ходу.

Много чего еще было в той войне…

Но отец мой выжил.

Когда мне было 16 лет, отец подарил мне часы. Это было в начале 60-х годов, часы тогда были ценной вещью. Он вручил мне часы и сказал:

— Эти часы я снял с немецкого офицера, которого задушил собственными руками.

Ближайшими друзьями отца, благословенна его память, до самого нашего отъезда были бывшие партизаны, его соратники.

Как только это стало возможным, мы уехали в Израиль. Массово выпускать евреев из Советского Союза стали в начале 70-х, после «самолетного дела». Хотя некоторым удавалось выехать и ранее.

Одни из них — семья моего друга Лейбки. Мы сидели за одной партой и очень дружили. Ровно раз в неделю он приносил справку от врача, что у него болит рука и писать ему нельзя. А также он имел справку, что ввиду чувствительной кожи на голове он должен быть в тюбетейке постоянно. В Израиль его семья приехала в 60-е годы. Вот как они смогли уехать.

Его отец Песах во Вторую мировую войну служил в литовской дивизии Красной Армии. Литовской она только называлась, а приказы отдавались на идиш. Однажды ему пришлось вытащить с поля боя раненого. Когда тот очнулся, оказалось, что он один из немногих настоящих литовцев, служивших в литовской дивизии. Спасенный был очень благодарен ему и сказал:

«Если тебе, Песах, что-нибудь понадобится, найди меня. Я все для тебя сделаю».

Он начал подавать просьбы о выезде уже в 60-е годы, но получал отказ за отказом. При очередном отказе его взгляд пробежал по стене ОВИРА и… он увидел портрет спасенного им литовца.

— Кто это? — спросил он.

— Вы что, не знаете, — удивилась чиновница, — это же Первый секретарь коммунистической партии Литвы товарищ Снечкус.

Следующим утром он уже был в приемной у Снечкуса. Офицер КГБ, стоящий на страже, услышав, к кому он, спросил:

— Ты что, с ума сошел?

— А вы скажите по вертушке, что Песах Шохенас, который вытащил его из-под огня, хочет его видеть.

Встретившись, они обнялись.

— Ты помнишь, — спросил его Песах, — что ты мне обещал?

— Конечно же, — ответил Снечкус.

— Так вот, — сказал ему Песах, — я хочу уехать в Израиль.

— Нет проблем. Месяц на сборы хватит?

И через месяц он с семьей уехал.

А.Ш.: Вы как коренной житель Прибалтики можете сказать, чем отличаются литовцы от эстонцев и латышей?

Л.Б.: В отношении к евреям во время войны они мало, чем отличались, а вообще это совершенно разные народы. Литовцы относятся к латышам и эстонцам с презрением, считая их бывшими рабами. Это так и есть — они были крепостными немецких баронов. Литовцы же создали мощное государство, границы которого проходили одно время около Москвы — под Можайском. В литовском школьном учебнике рассказано, как великий князь Витаутас собирал дань с Москвы и, когда он выходил из Кремля, вытащил свой меч и ударил по кремлевским воротам, дабы след литовского меча навечно остался в Московии.

Великий литовский писатель, выразитель национального духа — Адам Мицкевич. Писал он, правда, по-польски, поэтому поляки считают его своим национальным писателем.

А.Ш.: Самое забавное, что Мицкевич был чистокровным евреем и помнил о своем еврейском происхождении. Родители его были франкистами, сторонниками Якова Франка, лжемессии, последователя другого мессии — Шабтая Цви. Франкисты, во главе с самим Франком, приняли католицизм, крестным отцом Якова Франка был сам польский король, а рядовые франкисты получили дворянские звания. Франкизм был мистическим учением, и он оказал большое влияние на воззрения Мицкевича. Жена его тоже была из франкистов.

Л.Б.: У Мицкевича есть поэма «Гражина», в которой хорошо выражен литовский дух. Главный герой ее — литовский князь Литуврас, брат короля Виталтаса, который живет в своем замке.

К нему приходит управляющий замком и говорит, что в окрестностях замечены вооруженные люди, нужно послать к королю за войском. Брат короля отвечает: «Не нужно ничего, приходи ко мне вечером, как стемнеет».

Вечером он объявил своему управляющему: «Это отряд немецких тевтонских рыцарей, сто дюжин, которых я, сам князь, нанял. Мой брат засиделся на троне. Нужно его убить. Но сил у нас, сам знаешь, недостаточно. Немцы — хорошие бойцы. С этим отрядом мы одолеем дружину короля».

Управляющий воскликнул:

— Я поражен твоей низостью и вероломством. Как мог ты решиться на такое? Убить короля — твоего брата??!! Это прекрасная идея. Ведь он сам убил своего отца и брата, захватив престол. Ты вполне достоин быть королем. Но как ты мог пригласить немцев? Как ты мог вмешать чужаков в наши литовские дела? Такие вещи делать нельзя!»

Управляющий направился к жене князя — Гражине. Эта высокая сильная женщина ездила на лошади, любила охоту, владела мечом. Управляющий рассказал ей о планах ее мужа. Та, вся в негодовании, идет к князю:

— Как смел ты вмешивать немцев в наши литовские дела?! Бог не простит такой низости!

Идея убить брата ей как раз нравилась.

Ночью управляющего будит вооруженный стражник:

— Князь зовет тебя, надевай доспехи.

Он выходит и видит, что вся дружина построена, впереди на коне стоит князь. Они скачут в ночь, чтобы внезапно напасть на немцев, изгнать чужаков. Завязывается бой, и тут управляющий видит, что князь не в форме, удары его не столь сильны, нет боевого напора. Это видят и немцы, они начинают теснить литовцев. Им удается убить князя. Тут появляется еще один рыцарь, он врезается в гущу схватки, мощными ударами разит направо и налево и убивает тевтонского комтура. Когда битва закончилась и немцы были разбиты, выяснилось, что новый рыцарь — это и есть сам князь. Он услышал шум боя и поспешил к месту схватки. Но вывела литовцев на бой Гражина, она надела доспехи мужа, выдала себя за князя, сражалась и погибла в его доспехах. Литуврас приказывает сложить погребальный костер, туда кладут тело Гражины, а затем и сам князь восходит на костер, вонзает в себя меч и сгорает вместе со своей женой, в пламени искупает свою вину.

Другие народы Прибалтики сдались немцам и приняли религию своих господ — сначала католицизм а потом, вслед за немецкими баронами, протестантизм, подчинились ордену. А литовцы разбили немцев под Грюнвальдом, до этого разбили и монголо-татар.

Когда недавно в Эстонии был открыт памятник ветеранам СС, латыши прислали на открытие своих представителей, литовцы — нет. Во время войны латыши дали три дивизии СС, эстонцы — одну дивизии, а литовцы — один батальон Импулявичюса. Его послали в Белоруссию на подавление партизанского движения. Через короткое время немецкий командир отослал литовцев назад со словами: «Я просил солдат, а не диких зверей». Кстати, после войны этот Антанас Импулявичюс получил убежище в США как борец за свободу.

То есть литовцы всегда играют свою игру. Думаю, это вскоре проявится в раскладе сил и среди прибалтийских государств, и шире — во всей Восточной и Центральной Европе.

А.Ш.: Как вы считаете, забыты ли уже «раны войны»?

Л.Б.: Родители моего друга Лейба (о котором я говорил выше) умерли в Израиле, в Кфар Хабаде (хотя сами они не были хасидами-хабадниками), сначала отец, потом мать. Между прочим, в их семье существовал рассказ о родственнике со стороны матери, каком-то каунасском цадике (праведнике). Мать пережила Катастрофу в Каунасе, смогла выжить при ликвидации гетто благодаря этому цадику. Он тоже находился в гетто и всегда говорил ей, где спрятаться… И ей удалось спастись, хотя вокруг прятавшихся евреев ловили и убивали. А когда его самого отправляли в концлагерь, он успел указать ей место, где спрятаться до конца войны.

Я наведывался к ней вплоть до ее смерти. Она была очень стара, ей отказывали память и соображение, но каждый раз первым вопросом при встрече было:

— Лейзер, Литва уже сгорела?

И я ей отвечал:

— Нет еще.

Она говорила:

— Что ж это такое? Куда Всевышний смотрит? Помолитесь, пожалуйста, Лейзер, чтоб я хоть за день до смерти увидела ее горящей.

Но мои молитвы, очевидно, были отвергнуты. И больше всего среди нынешней волны алии меня удивляют латышско-литовско-эстонские патриоты-евреи.

http://uznaipravdu.ru/forum/