40 лет Санкт-Петербургской типологической школе

А. Богуславский, М. Данелевичова К вопросу о системе эпистемических предикатов с пропозициональной валентностью: «верить, что» в его взаимоотношениях со «знать, что»

В настоящей работе предпринимается попытка описать семантическую структуру выражения верить, что… с тематическим, т. е. безударным, глаголом.

Может показаться, что перед нами скромная исследовательская задача. Но это единичное выражение одного — русского — языка имеет в некотором смысле исключительный характер. Именно оно призвано канонически вводить идею существования Бога. Оно осуществляет эту свою особую роль как элемент разветвленной системы эпистемических предикатов, с незапамятных времен привлекающих умы философов, теологов и лингвистов. Сложные, нередко ярко контрастные взаимоотношения связывают его с такими единицами, как думать, что…, предполагать, что…у быть уверенным, что…; важнее всего, конечно, его связи с глаголом знать, что…

Мы сталкиваемся здесь с узловыми проблемами гносеологии, примером которых может служить вопрос о рациональности веры. Одновременно мы обращаемся к лексической категории, играющей абсолютно фундаментальную роль в языке как таковом и поэтому имеющей первостепенную важность для общей теории языка.

Что касается того, насколько сложно разобраться и в сущности феномена веры и в разных обстоятельствах ее появления и функционирования, весьма поучительно послушать следующее чрезвычайно показательное признание Чеслава Милоша: «Я был глубоко верующим человеком. Я был совсем неверующим человеком. Противоречие столь большое, что не знаешь, как с ним жить. Я стал подозревать, что в слове „верить“ скрывается какое-то до сих пор не изученное содержание, не изученное, быть может, потому, что это явление, относящееся в большей степени к жизни человеческого общества, чем к психологии личности. Ни язык, употребляемый религиозными общинами, ни язык атеистов не способствовали размышлениям над его смыслом» [Miłosz 1997: 27].

Мы попытались описать глагол верить, что… (в его безударной ипостаси) именно как носитель понятия, используемого всеми членами человеческого общества во всей совокупности ситуаций, для которых оно с точки зрения среднего говорящего как-то годится. Оставляются в стороне философские, логические или идеологические конструкты, которые тоже называют «верой». В качестве примеров таких конструктов можно привести аксиоматические построения в [Hintikka 1962] или в [Lenzen 1978] — для частого словарного английского соответствия верить — believe. Характерной чертой таких построений, кроме всего прочего, является допустимость кореферентной итерации данного глагола [конечно, в его роли условного обозначения вводимых авторами понятий]; это ярко контрастирует с фактами естественного языка, ср. строго аномальное *Он думает, что он думает, что Маша уже не придет или очень странное ^?Он верит, что он верит, что его книга будет иметь успех (чтобы избежать недоразумений, добавим, что мы все-таки не решаем здесь окончательно вопроса о возможной итерации естественно-языкового верить, что…, такого, как оно дано в русском языке).

В соответствии с указанной установкой «неизученное содержание» «веры» будет вскрываться путем наблюдений за свойствами обычных контекстов общедоступной речи, в которых наш предикат либо действительно встречается (или может встретиться), либо, наоборот, неприемлем; последняя категория случаев обладает, как известно, особой диагностической силой и благодаря этому регулярно используется в качестве решающего звена семантической аргументации.

Мы считаем предварительно установленным, что одной из подлинных единиц языка (соссюровских entitfis concrètes) является безударное верить, что (именно эта величина участвует в необходимых пропорциях выражений). Этого нельзя сказать о простом верить (если отвлечься от случаев эллипсиса). Выделяются и другие глагольные единицы: подударное верить, что…, верить в…, верить + дат., верить + дат., что…, а также глагол верить в то, что…, который, кажется, не обязательно вполне синонимичен глаголу верить, что. Но их описание представляет собой отдельную трудную задачу, решение которой остается за рамками настоящей статьи.

Одновременно с самого начала отвергается многозначность безударного выражения верить, что: она отличается ничтожной вероятностью. Иначе говоря, нам не представляется возможным, в противоположность мнениям таких авторов, как М. Г. Селезнев [1988: 244–254], И. Б. Шатуновский [1996: 274–277], установление некоторого количества единиц с той же внешней оболочкой безударного верить, что (названные авторы говорят о двузначности — с компонентом положительной оценки и без него). Итак, в предложениях

усматривается один однозначный глагол. Верно лишь то, что подударный глагол верить, что отличается от безударного отсутствием оценочного компонента: пример (2) с заменой выиграем на проиграем приписывает «тренеру» положительную оценку проигрыша, в то время как предложение

допускает как отрицательную, так и положительную оценку возможного факта со стороны субъекта. Это действительно заставляет говорить о двух значениях — но о двух значениях двух, с учетом ударения, словесных оболочек. Второе из них — это значение «доверия» по отношению к источнику получаемой информации (мы эту единицу здесь не будем обсуждать).

С учетом названных предпосылок предлагается следующее семантическое представление как лежащее в основе всех мыслимых употреблений безударного глагола верить, что:

(В) а [а знает, что если р˘, то в отношении того, что а имеет в виду, хорошо, что р˘]

[1] готов сказать, что если кто-то (а. i) знает то, что а знает, (а. ii) знает, что р˘, то кто-то знает что-то_i такое, что (к. i) что-то_i ≠ р˘, (к. ii) что-то_i → р˘

[2] не готов сказать о чем-то, что-то_i не: кто-то знает что-то_i

Объясним выражения и символы, употребленные в (В). [1], [2] — это рема, которая подлежит (как целое) возможному отрицанию; то, что предшествует [1], [2], — тематическая часть, включающая не подлежащую отрицанию пресуппозицию (данную в скобках []). Все слова и символы, в принципе, либо принимаются в качестве экспонентов тех значений, которые с ними связаны доступной всем и действительной для каждого контекста корреляцией, либо принимаются в качестве элемента обычного формального аппарата.

Необходимо, однако, обратить внимание на несколько элементов записи. Символ а подлежит замещению выражением, обозначающим эпистемический субъект. Символ р˘ замещает один из членов пары пропозиций {р,~р}, причем р замещает т. наз. пропозициональный аргумент глагола верить, что; р˘ обозначает тот член пары, к которому относится пресуппозиция. Выражение что-то, не: обозначает логическое дополнение к тому, что следует за двоеточием; не имеет здесь основное, контрадикторное значение отрицательной частицы. Стержнем репрезентации (В) является 4-аргументный функтор знает о…, что…, не:…, который считается неделимым и универсальным семантическим примитивом, или «семой» (ср. Bogusławski 1998]; он представлен, однако, своими вариантами, например, с местоимениями (на месте группы с что..) или же с упрощением, касающимся либо его референтной части (устранение предлога о с сопутствующими синтактико-флективными изменениями), либо его отрицательной части (она может лишь подразумеваться и в самом деле чаще всего подразумевается).

Особое внимание надо обратить на тот факт, что (В) (без отрицания ремы) предполагает всегда «готовность субъекта сказать» в отношении р˘ то, что дано в [1], и вместе с тем отсутствие такой готовности по отношению к ~ р˘, причем в силу истинностной бивалентности (дуальности) это отсутствие равносильно готовности субъекта сказать в отношении ~ р˘ противоположное по сравнению с тем, что он готов сказать в отношении р˘ (т. е. вместо [1] — отрицание [1]). Синтаксически это осуществляется так, что р˘ ставится как после верить, так и после не верить, а дискурсивно заданное ~р˘, т. е. такое р, которое представляет собой логическое дополнение р˘ (не оцениваемое положительно субъектом и не связываемое им с «условной гарантией существования/истинности») и которое выдвигается на первый план контекстом, ставится только после не верить, с тем, что вместо такой конструкции можно употребить и (оценочно положительное) р˘ после утвердительного верить, ср.:

Важно понимать, что указанное синтаксическое свойство является прямой коммуникативной необходимостью: если бы противоположное по отношению к р˘ содержание могло занимать любое синтаксическое место, нельзя было бы вообще выразить составляющий специфику нашего глагола аксиологический компонент. Описанный выше уклад допускает двойную аксиологическую интерпретацию лишь при не верить и только в исключительных случаях. Итак, герой предложения

теоретически говоря, может оценивать помощь брата как нечто унизительное для себя, т. е. отрицательное, но, к своему огорчению, по всей вероятности неминуемое. Однако, уже контрастный контекст с утвердительным верить разрешает колебание в пользу положительной оценки пропозиционального аргумента при не верить, ср.:

(высказывание (7) было бы даже неприемлемым в случае более естественного предположения о том, что оценки «Ивана» на самом деле отрицательные: тогда корректность требовала бы замены глагола верить, скажем, глаголом думать, во всяком случае на месте выражения твердо верит). Обобщим: отрицательная оценка пропозиционального аргумента при безударном не верить, что встречается только как недвусмысленно маркированный случай и требует яркой контекстной поддержки.

Как мы увидим в дальнейшем, действительное участие отдельных компонентов нашего представления (В) в функционировании предиката верить, что и их предусмотренная в (В) организация подтверждается многими приемлемыми и неприемлемыми контекстами этой единицы языка. Чтобы показать это, мы обсудим важнейшие содержательные аспекты понятия «верить, что», как они отражаются в предложенной записи.

На наличие пресуппозиции, согласно которой эпистемический субъект а имеет в виду ситуацию, обладающую положительной ценностью, указывали многочисленные авторы (ср., среди других: [Арутюнова 2000]). Наше представление (В) содержит пресуппозицию, приписывающую а знание, что данная ситуация хорошая, причем предполагается, что она оценивается таким образом с некоторой, избранной субъектом точки зрения, т. е. она ставится в логическое отношение с избранными субъектом элементами, с одной стороны, знания, а с другой, волитивных установок. В дальнейшем мы коротко прокомментируем предлагаемый нами вид оценочной пресуппозиции веры.

Что касается самого по себе наличия этой пресуппозиции, то оно доказывается тем фактом, что как отрицательная оценка ситуации со стороны а (имплицитная или выраженная вводным оборотом), так и равнодушное отношение а к этой ситуации делают утвердительное предложение с глаголом верить, что неприемлемым, ср.:

Примечание. (11) требует понимания того, что выражено в придаточном предложении, как оцениваемого субъектом неотрицательно; если он равнодушен к тому же содержанию, что является нормальным случаем, и притом говорящий знает об этом и не хочет вводить слушающего в заблуждение, высказывание некорректно.

Обобщенно можно эти наблюдения свести к следующему утверждению о неприемлемости коллокаций:

То, что интересующая нас тематическая клаузула (В) имеет статус пресуппозиции, явствует из того факта, что ее содержание сохраняется в условиях отрицания и вопросительной конструкции, ср., кроме примеров (5) — (7), следующие предложения:

Что касается отрицательной оценки ситуации, являющейся предметом пропозиционального аргумента, со стороны говорящего или же его равнодушия по отношению к ней, то они не делают высказывания с глаголом верить, что неприемлемыми, ср.:

Необходимо подчеркнуть, что наличие желания эпистемического субъекта, чтобы данное положение вещей имело место, недостаточно для того, чтобы о субъекте утверждать, будто он верит, что это положение вещей имеет или будет иметь место. Такое желание достаточно для того, чтобы приписать субъекту надежду, но не веру, ср. предложение

которое, в отличие от (8), вполне приемлемо.

Перейдем к короткому комментарию по вопросу об оценочной пресуппозиции, содержащейся в (В), который мы выше сочли необходимым. Ввиду того, что субъект веры не обязательно готов сказать, что предмет его веры обладает положительным качеством (хотя этот субъект и признает, что он действительно верит, что р истинно), ср.:

формулировка пресуппозиции, предложенная в (В) и основанная на знании субъекта, может показаться контринтуитивной. Полное изложение доводов в пользу нашего толкования потребовало бы весьма пространного рассуждения, по сути дела представляющего собой своего рода очерк онтологии и гносеологии. Поскольку включение такого рассуждения в текст статьи невыполнимо, ограничимся лишь несколькими указаниями, касающимися узловых положений, которые мы считаем верными и в свете которых надо воспринимать формулу (В).

Во-первых, отношение «знает, что», свойственное как людям и другим лицам, так и неговорящим существам и Богу, несводимо к отношению «готов сказать, что»; люди знают очень многое из того, чего они не в состоянии высказать, в частности, они знают многое в области не вербализуемых ими логических следствий того, что они знают и что они даже могут сформулировать. Во-вторых, принимается следующее положение: то, что с данной точки зрения не заслуживает оценки «плохо», по крайней мере в той степени, в какой в отношении его справедливо отрицание как оценки «безразлично», так и оценки «плохо», и как раз по этой причине, наделено, в конечном счете, качеством «хорошо». В-третьих, все оценки, с которыми мы здесь имеем дело, т. е. «безразлично», «плохо», «хорошо», относительны в следующем смысле: они принимают во внимание довольно сложные отношения, аргументами которых являются, с одной стороны, определенные лица, с другой, определенные предметы знания и воли (подробнее этот вопрос рассматривается в [Bogusławski 1998]).

Сказанное должно объяснять, почему иные предложения с глаголом верить, что, к которым скорее всего неприменимо расширение в виде высказываний типа «а готов сказать, что р хорошо», все же приходится считать вполне приемлемыми, ср. (18)-(19). В частности, нельзя забывать о необходимости учета той релятивизации оценки, на которую мы только что обратили внимание; например, герой (19), по-видимому, усматривает в содержании р нечто вроде «смягчающего (его) вину обстоятельства».

Существенный класс пропозициональных аргументов, который заслуживает упоминания в этой связи, представляют собой предложения, изображающие знание определенной общей регулярности, характеризующей действительность; знание такой закономерности оценивается во всяком случае не отрицательно; ср. возможность приписать Салтыкову-Щедрину веру, содержание которой он и сформулировал (метафорически):

Нужно заметить, что любое общее знание (в отличие от обыкновенного факта, что то или иное выделенное лицо знает определенную конкретную вещь: оценка здесь может быть разной) наделено аксиологическим плюсом. Поскольку же существование лиц или предметов сводится именно к не имеющему частного характера знанию того, что какое-то качество свойственно некоторым объектам, не приходится удивляться, что соответствующие пропозициональные аргументы могут сочетаться с глаголом верить, что, ср. (18) (стоит обратить внимание на то, что придаточное предложение что существует Сатана с фокусированным «сатаной» — в противоположность фокусированному «существованию» — гораздо менее годится для роли аргумента в группе с глаголом верить, что).

Это рассуждение уместно дополнить замечанием, касающимся полулитературной веры в благополучный или, наоборот, неблагополучный исход определенного дела, обусловленный каким-либо в действительности «безразличным» происшествием, например, в виде большей рождаемости (в какой-то период) младенцев мужского, чем женского пола («предсказание» войны в недалеком будущем). Как совместить такое применение слова верить, что с его предполагаемой нами семантической структурой, включающей обсуждаемую оценочную пресуппозицию? Думается, что в обоих имеющихся в виду случаях (речь идет о развязке на «да» и на «нет») субъективная вероятность благополучного исхода в общем не меньше 50 %, т. е. «неплохая». Поэтому понятно, что данная условная связь может естественным образом оцениваться, в конечном счете, положительно. Таким образом, содержащееся в (В) аксиологическое требование, которому удовлетворяет положение «не безразлично и не плохо, следовательно, в той мере, в какой отрицание оценок „безразлично“, „плохо“ верно, хорошо», выполняется также в случае наших специальных высказываний с условным предсказанием. Добавим, что «пессимистические» предсказания как раз особенно легко примиримы с формулой (В): ведь надо учесть, что в обычных суевериях наличие благополучного исхода предполагает, по контрапозиции, в качестве своего необходимого условия нереализованность чего-то, что отличается низкой или даже исключительно низкой вероятностью (например, удача требует, чтобы черная кошка не перебежала дорогу; и вот появление такой кошки в поле зрения людей факт скорее всего редкий).

В противоположность тому, что утверждают многие интерпретаторы веры, считающие веру заведомо иррациональным умственным состоянием (ср., например, [Апресян 1995: 49]; отчасти также: [Шатуновский 1996: 274–277]), предикат верить, что как раз предполагает наличие в сознании эпистемического субъекта определенных истинных суждений. Такие суждения, правда, не обязательно влекут за собой р, но их предметом являются состояния или события, возможно, имплицируемые — вместе с положением вещей р — каким-то более богатым содержанием. Это создает некоторые основания во всяком случае для допущения р (д лущения типа пэрсовской «абдукции»).

Другое дело, что эти основания могут подчас оказываться в действительности или считаться кем-то весьма слабыми, вплоть до того, что данное допущение можно по праву назвать карикатурой веры Для обозначения таких извращенных умственных состояний существуют специальные идиоматические выражения, например, слепая вера; им можно сопоставить явления вроде «ложной дружбы» или «белой лжи», которые на самом деле ни дружбой ни ложью не являются.

То, что от предиката верить, что неотчуждаемо понятие того или другого основания соответствующих суждений или допущений, доказывается неприемлемостью реплик или пополнений типа тех, которые даны под звездочкой в нижеприведенных примерах (в противоположность тем, которые даны или могли бы быть даны с плюсом):

Примечание. Правда, такая реплика неуместна и в контексте других эпистемнческих предикатов, но важно учесть именно тот факт, что предикат верить что в этом отношении не отличается от них.

Какие элементы представления (В) соответствуют признаку, который мы обсудили в этом пункте? Мы схватываем его с помощью понятия готовности элистемического субъекта сказать о р, что необходимым условием чьего-то (лишь) мыслимого, но все-таки не исключенного эпистемическим субъектом а знания, что р, является чье-то (не обязательно присущее тому же лицу) знание, которое охватывает р (иначе говоря: следствием которого является р). Притом это знание охватывает всю совокупность знаний, которыми обладает а (ср. (а. i) в антецеденте части [1] в (В)). Важно и то, что фактическое наличие такого более широкого знания по крайней мере не исключается эпистемическим субъектом а (ср. [2] в (В)).

Итак, «обоснованность веры» опирается, с одной стороны, на допускаемый эпистемическим субъектом факт, что р коренится в (чьем-то) знании, и, с другой стороны, на то, что такое соотношение представлено как реальное, на то, что субъект готов о нем всерьез говорить (не изображая его как всего лишь предмет своих шатких догадок). (В этой связи необходимо особо подчеркнуть, что мы пользуемся употребленным в (В) словом говорить/сказать в его основном значении «ассерции», а не в значении простого произнесения или другого способа создания лишь внешней оболочки языкового произведения.)

Семантически вера а, что р, и знание а, что р, не исключают друг друга и не имплицируют ни друг друга ни отрицания другого из них. Тем не менее со знанием согласуется вера, а не неверие. Это связано, в частности, с тем фактом, что необходимым условием словесного (вербализованного) знания является отождествление предметов речи в разных высказываниях. Такое отождествление осуществляется в общем случае и в конечном счете в порядке веры (понимаемой в соответствии с (В)). Дело в том, что строгое, а вместе с тем конечное доказательство тождества предмета речи невыполнимо.

Однако, утверждение о знании а, что р, в нормальных условиях элиминирует утверждение о вере а, что р. Это в свою очередь связано с тем фактом, что вера является понятием производным от элементарного понятия знания. Последнее логически сильнее понятия веры; к тому же оно имеет прагматическое преимущество перед понятием веры. В результате оба они, наряду с другими эпистемическими выражениями, конкурируют друг с другом как орудия описания а.

Вместе взятые, эти положения означают, что локально говорящие выбирают либо глагол знать, что либо глагол верить, что. Но с другой стороны, в особых случаях допустим переход от утверждения о вере а к утверждению о знании а и даже в обратном направлении.

Повторим: знание, что р, не имплицирует отсутствия веры, что р. Автоматически можно лишь перейти от утверждения о чьем-то знании, что р, к высказыванию а ЗНАЕТ, что р, НЕ: ВЕРИТ, что р, т. е. к высказыванию с корректирующим контрастом, подчеркивающим, что выбор выражения знать вполне сознателен. Но в то же время знание не имплицирует и самой положительной веры, что р (оно, как элементарное отношение, вообще имплицирует лишь само себя). Отсутствие такой импликации отражается в подробностях представления (В), среди которых самую существенную роль играет стержневое нефактивное выражение готов сказать и идея лишь предположительного, данного всего лишь в аподозисе условного суждения, более широкого знания, имеющего свойство имплицировать р.

С этими импликационными лакунами связан один довольно своеобразный факт. В весьма специальных случаях заявление о знании (своем или чужом), что р, может сопровождаться риторическим заявлением об отсутствии веры, что р: а знает, что р, но поскольку р идет вразрез со всем остальным из того, в чем он отдает себе отчет, он «не может поверить, что р». Такое совмещение знания и отсутствия веры субъекта а (веры в смысле (В)) преподносится говорящим, безусловно, как парадокс, но оно в тесном смысле не противоречиво и следовательно не страдает элементарной аномалией.

На это обратил внимание Шмелев [Шмелев 1993:164–169]. Заметим, однако, что предложенные им два объяснения риторических оборотов типа «хоть знаю, да не верю» несостоятельны. Во-первых, вопреки тому, что утверждается в статье Шмелева [там же: 168], состояние веры (что р) ничуть не является нормой в отличие от неверия, и уже поэтому отклонение от «стандартов» в случае определенных возможных предметов знания («странных» предметов знания) не может само по себе служить истинной причиной заявлений о том, что кто-то «не верит, хотя и знает». Во-вторых, вера ни в коем случае не результат «свободного выбора субъекта», как утверждает автор [там же 1993: 169]. Например, предложение:

некорректно.

Как доказываются наши положения, относящиеся к узловому вопросу о соотношении веры и знания? Они подтверждаются наблюдениями, касающимися приемлемости/неприемлемости таких коллокаций, как те, которые иллюстрируются следующими примерами:

Примечание. Выражение к счастью, как известно, фактивно: оно имплицирует соответствующее знание говорящего и, в силу переходности «знания», такое же знание вообще. Но именно это несовместимо с ассерцией веры.

Что касается отражения доказываемого таким образом соотношения веры и знания, то оно достигается путем определенного истолкования того, чтб ее субъект готов сказать («установку» веры, так же как и многих других эпистемических состояний [но не знания], мы понимаем именно как «готовность сказать»). Это истолкование, воплощенное в (В), состоит в том, что предметом веры является содержание условной конструкции (причем не «субъюнктивной», т. е. не irrealis'а). Знание, что р, появляется лишь в антецеденте условной конструкции, т. е. оно не преподносится в ассертивном порядке. С другой стороны, относительно условной конструкции в (В) принимается в то же время, что ее антецедент (так же, как и любой вообще антецедент индикативной условной конструкции, ср. [Bogusławski, 1997]) включает пресуппозицию «я не говорю, что неверно, что α' (где α символизирует остальное содержание антецедента).» Вполне очевидно, что при такой интерпретации знание а, что р ив результате этого, конечно, истинность р), только допускается. Однако, это значит одновременно, что знание, что р, в предложении о вере и не исключается.

Данное обстоятельство чрезвычайно важно, так как оно обеспечивает необходимое противопоставление глагола верить, что таким эпистемическим предикатам, как сомневаться в том, что…, догадываться, что…, которые прямо (хотя и в порядке пресуппозиции) выражают незнание субъекта.

Приписывание веры вводит идею знания, которое шире любого ограниченного знания, причем субъект веры изображается как по крайней мере не отрицающий того, что такое знание существует. Это в конечном счете равносильно намеку, со стороны говорящего, на Всеведущее Существо и позволяет понять, почему в одном выражении верить, что совмещаются стихии «житейского» и религиозного. В (В) ответственность за это несут прежде всего клаузулы (к. i), (к. ii) консеквента в части [1], а также часть [2]. Добавим, что отрицательная формулировка [2] необходима: если бы мы предположили, что а готов утверждать, что кто-то знает что-то, то он признавал бы себя просто знающим, что р (в силу импликации в [1], которая охватывает (к. 11)), и тогда все сводилось бы к знанию (вера как состояние, отличающееся от знания, перестала бы существовать).

Что касается веры, предметом которой является существование самого Всеведущего, то она удовлетворяет требованиям формулы (В), так как, по предположению, «кто-то» в консеквенте условной конструкции в [1], т. е., практически, именно Всеведущий, знает, согласно (к. i), больше, чем о своем существовании, т. е. больше, чем о том, что ему просто присуще что-то: Он знает некое более богатое q, которое односторонне влечет за собой тот факт, что Ему «присуще что-то» (и что Он, следовательно, существует).

То, что речь должна идти именно о неограниченном знании, вытекает из следующего рассуждения. Предполагаемое, в ходе мысленного эксперимента, устранение «носителя тайны» в виде что-то_i путем подстановки на его место эксплицитной и, следовательно, конечной (ограниченной) формулировки привело бы к необходимости выбора одного из эпистемических состояний, адекватных данному (на этот раз уже замкнутому) содержанию в его соотношении с субъектом, о котором идет речь. Главными теоретическими кандидатами были бы, с одной стороны, знание, которое, как мы видели в п. 3, имеет преимущество перед верой (если возможна предикация знания, упраздняется предикация веры), с другой стороны — незнание вкупе с разными видами «суждений» (других, чем вера). Однако ни знание, ни (какое бы то ни было) суждение (вроде обычного предположения, допущения и т. п.) не сохраняли бы специфику исходного состояния. Для ее сохранения пришлось бы поставить упомянутую конечную формулировку на место р в (В), заменяя одновременно что-то_i в (B) каким-либо другим что-то_k, отличающимся, однако, теми же свойствами, которые присущи что-то_i в нынешнем (В). Поэтому уйти от мысли о том неограниченном знании, на которое наводит (В), невозможно. (Сказанное здесь представляет более строгое по форме изложение взгляда на феномен веры, который неоднократно встречался в литературе, ср. [Weltе 1982; Рieper 1986].)

Подчеркнем, что (В) лишь формально не исключает тождества «кого-то» в его двух вхождениях в части [1], т. е. в антецеденте и в консеквенте приводимой в [1] условной конструкции; нормально имеется в виду как раз их нетождество (этому соответствует тот факт, что оба вхождения не связаны в записи одним субскриптом). Добавим, что местоимение «кто-то» в антецеденте может естественным образом мыслиться как относящееся к субъекту а, а этот субъект заведомо является конечным существом (Бог — субъект знания, но не веры). (Стоит заметить, что нетождественный субъект в консеквенте явно перекликается с лицом, обозначаемым дательным падежом в родственном глаголе верить кому-нибудь, причем такое материальное соотношение глагольных единиц прослеживается по многим языкам.)

Веским обстоятельством, говорящим в пользу положений, выдвинутых в настоящем пункте, является поведение пропозициональных аргументов аналитического или априорного типа, в том числе аргументов в виде оценочных предложений. В основном они вообще не заполняют валентного места верить, что. Ср. следующие примеры:

Отчасти этому запрету или ограничению способствует тот факт, что содержание аналитических предложений нормально не является носителем той или иной ценности, в частности, положительной ценности, которая столь существенна в феномене веры (ср. п. 1). Однако в определенных условиях и такое содержание может приобрести, пожалуй, с весьма специальной точки зрения, положительную ценность; и тогда, скажем, предполагаемая априорная истина может стать предметом веры, ср. следующее приемлемое предложение:

Примечание. Если пропозициональный аргумент в (31) истинен, то он истинен a priori.

Более существенным фактором, препятствующим использованию аналитических предложений в качестве пропозициональных аргументов веры (более существенным, чем отсутствие в них положительной ценности), является, по-видимому, тот факт, что в большинстве случаев все релевантные данные находятся в распоряжении эпистемического субъекта а. Это легко проследить по примерам (28) — (30). В такой обстановке единственно естественным является применение на месте верить, что базисного эпистемического предиката знать, что (когда же речь идет о сравнении с некоторыми критериями, которые принимаются субъектом, также предиката считать, что, ср. (30)). В крайнем случае, например в условиях необычных умственных недостатков (эпистемического субъекта или говорящего) или особой сложности принимаемого во внимание содержания, можно прибегнуть к не-фактивному предикату вроде думать, что, ср. (28) или (30) с соответствующей подстановкой на месте слова верит.

Глагол верить, что встречается несколько чаще лишь при таких аналитических аргументах р, которые построены на модальных выражениях и которые намекают на синтетические обстоятельства, исключающие или допускающие что-то (не уточняя их), ср. придется, не может, может. Например, предложение

вполне корректно. Но если говорящий знает, что «он» подписал «этот документ» и знает, что если бы «он» не подписал «этот документ», его отец погиб бы, правильным будет высказывание

Замена знаю в (33) на верю была бы совсем неуместной ((33), правда, лишено свойственной вере положительной оценки, в противоположность (32), но этот компонент легко восполнить, добавляя к (33), скажем: Это хорошо, что он не руководствовался в своем действии низкими мотивами). Сделанное здесь наблюдение лишний раз подтверждает преимущество глагола знать, что перед глаголом верить, что.

Особое внимание необходимо обратить (еще раз) на то, что эпистемический субъект а, в соответствии со второй частью ремы в (В) ([2]), не исключает того, что кто-то действительно знает что-то_i которое влечет за собой р. Этим он отличается от лица, которое признает, что знание р логически предполагает знание чего-то_i (согласно [1]), но которое тем не менее отвергает знание чего-то_i, а вместе с тем истинность р (как по предположению имплицируемого пропозицией что-то_i). Поскольку такое лицо не удовлетворяет условию [2] в (В), его нельзя описать как верящего, что р. Следовательно, в отношении него необходимо предицировать отрицание веры, ср.:

По-видимому, эта недопустимость предицирования веры в (34) соответствует не только формуле (В), но и нормальной языковой интуиции, что, конечно, говорит в пользу формулы.

Вера часто характеризируется как эпистемическая установка на всеобщую и осуществляющуюся в конечном итоге (вопреки разным частным явлениям, которые могли бы противоречить этому) связность и понятность действительности (напомним речение Эйнштейна: «What is incomprehensible is that the universe is comprehensible»). Во всяком случае ее характеризуют таким образом в тех ее аспектах, которые ведут к «хорошему»; «хорошее», согласно этой установке, гарантируется, так сказать, на глобальном уровне (ср. понятие «космического оптимизма» в работе [Селезнев 1988: 251–252]).

Эти, думается, правильные ассоциации, связываемые с понятием веры, имеют свое недвусмысленное отражение в нашем семантическом представлении: это отражение видно в условной конструкции, содержащейся в [1], особенно в ее консеквенте.

С одной стороны, вера является, безусловно, так же как и знание, состоянием, а не действием или событием (в частности, она не является речевым действием или актом речи). Но с другой стороны, она тесно связана с человеческой деятельностью: по-настоя-щему верящее лицо от своего эпистемического состояния переходит к соответствующей активности; в свою очередь, активность требует отсутствия отчаяния, т. е. требует именно какой-то (подходящей) веры.

И эта двойственная истина, столь же важная, сколь и неоспоримая, четко отражается в нашем описании. Ей соответствует, именно, основная формула «готовности сказать». Эта формула обозначает, правда, состояние; но это такое состояние, благодаря которому субъект действует, причем действует отнюдь не просто как говорящее лицо: ведь речь сопутствует всем вообще действиям лиц. И не только сопутствует: она в огромной степени регулирует остальные действия, управляет ими.

Базисному эпистемическому глаголу знать, что, который никак не ограничивается человеческими или личными субъектами (пожалуй, даже подсолнухи знают, где солнце?), противопоставляются предикаты эпистемических состояний, свойственных лицам.

Среди них предикат верить, что занимает совершенно особое место: это конкурент знания, который, однако, как и уверенность, формально не исключает знания (в отличие от целого ряда других эпистемических предикатов, которые попросту исключают соответствующее знание и которые также в иных отношениях куда банальнее веры); с другой стороны, и отсутствие веры, неверие, не исключает соответствующего знания.

Одновременно наш глагол отличается тем, что возможности хотя бы только метафорического распространения его на животных намного более ограничены, чем у других эпистемических предикатов, даже таких, как быть уверенным, считать.

Это, можно сказать, самый человеческий предикат: именно он, как ни один другой, связывает нас с «трансцендентным миром», точнее, с Богом (агностик добавил бы здесь: если таковые существуют). И устанавливает он эту связь не только в минуты нашего озарения религиозными (или антирелигиозными) мыслями. Нет, он это делает всегда.

Апресян Ю. Д. Проблема фактивности: «знать» и его синонимы // Вопросы языкознания. 1995. № 4.

Арутюнова Н. Д. Знать себя и знать другого (по текстам Достоевского) // Слово в тексте и в словаре. Сб. ст. к 70-летию акад. Ю. Д. Апресяна / Ред. Л. Л. Иомдин, Л. П. Крысин М., 2000.

Селезнев М. Г. Вера сквозь призму языка // Прагматика и проблемы интенсиональности. М., 1988.

Шатуновский И. Б. Семантика предложения и нереферентные слова. М., 1996.

Шмелев А. Д. «Хоть знаю, да не верю» // Логический анализ языка. Ментальные действия / Ред. Н. Д. Арутюнова, Н. К. Рябцева М., 1993.

Boguslawski A. Grice ftir Konditionalsätze. Von «ich sage nicht, es ist wahr» zu «es ist nicht wahr» // Junghanss U., Zybatow G. (Hrsg.). Formale Slavistik Frankfurt am Main, 1997.

Boguslawski A. Science as Linguistic Activity, Linguistics as Scientific Activity. Warszawa, 1998.

Hintikka J. Knowledge and Belief. An Introduction to the Logic of the Two Notions. Ithaca; N. Y., 1962.

Lenzen W. Recent Work in Epistemic Logic. Amsterdam, 1978.

Miłosz Cz. Piesek przydrożny. Kraków, 1997.

PieperJ. Lieben, hoffen, glauben. Msnchen, 1986.

Welte B. Was ist Glauben? Gedanken zur Religionsphilosophie. Freiburg, 1982.