звезд для Золушки

Глава 9

То, что выбрал, конечно, хорошо. И он для меня свет в окошке. Но и на свете, то есть на солнце бывают пятна.

Я думала, что с Никитой невозможно поссориться, однако и он может повести себя так, что сразу чувствуешь себя самым настоящим дном. Дном общества. Или это умение всасывается с молоком матери? Или это входит в базовую комплектацию каждого представителя элиты? И оно включается само по себе, не взирая на желание хозяина? И возможно, мой хороший, нет, замечательный во всех отношениях мужчина не хотел меня обидеть, но получилось, как сейчас принято говорить, «а вот это было обидно».

Он у меня первый мужчина. Это мои первые отношения, и я просто не могу понять, что норма, а где начинается пренебрежение или охлаждение. Ни того, ни другого я не выдержу. Я не хочу унижаться, как мать перед кормильцем, отцом ребенка и мужчиной в доме. Не хочу чувствовать себя облагодетельствованной. И где мне взять житейской мудрости, чтоб отличить неуважение от своеобразного экспрессивного проявления заботы? Разве что только вспоминать, как вела себя тетя Зина, которая могла и построить, и юмором сгладить конфликт…

Но чужой опыт – это как неподключенный гаджет. Лежит новенький и красивый, а помочь тебе ничем не может.

И от этого очень плохо. Я слукавила, когда сказала Крис, что Никита ничего не дарил. Он сразу же настоял на покупке современного телефона, мотивируя тем, что мой доставать при людях стыдно.

И вот из-за этого телефона у нас и случилось… Никита устроил мне разнос…

– Рина, я тебе для чего купил телефон? Чтоб ты птичек фоткала? Пожалуйста, на здоровье. Но у телефона есть одна, самая главная функция, которая сформулирована в самом определении: телефон – это средство связи!! Я тебе полдня не могу дозвониться – недоступен, видите ли! Во–первых, я волнуюсь, а во – вторых, мне нужно было узнать, где флешка.

Я растерялась, потому что не знала, как он отнесется к моему ответу. И сама считала себя дурой, но это так, для местного пользования, а если он это озвучит, будет плохо. Хотя почему будет?! Мне уже и так плохо.

– Ник, ты не ругайся только, ладно? – я набираюсь решимости, чтоб рассказать все, но чувствую, ее не хватает. Кусаю губы, складываю пальцы в замочек, разжимаю и отчаянно боюсь разреветься.

– У меня украли телефон, – выдавливаю я и бросаю взгляд, жалобный и просящий сочувствия.

– Как украли?

– Я шла через парк, фотографировала, как ты говоришь, птичек. А там же знаешь, реконструируют его, дорожки делают, фонари меняют.

Подходят ко мне два рабочих в оранжевых жилетках, таджики или не знаю, кто еще, и с лицами, как у котика из Шрека, просят помочь.

– Девушка, простите, выручите, пожалуйста. Купите хоть за сколько монету. Вы только посмотрите в интернете, сколько она стоит, а нам бы хоть на еду.

И один достает какой-то целковый с изображением Екатерины II. Я не нумизмат, но понимаю: все, что выпущено больше двух веков назад, стоит денег.

– Нам зарплату не дают, кушать нечего, даже на доширак нет денег совсем. И бросить работу не можем, – тогда совсем ничего не получим.

Мне стало ужасно жалко их. Я когда-то смотрела передачу, что они тут, и правда, дошираком питаются, живут в подвалах и заработанные копейки отправляю на родину, чтоб семью прокормить. Я им говорю:

– Монета ценная, отнесите в ломбард.

А они опять свое:

– В ломбард нельзя – начальник паспорт забрал. И люди нас обманут, мы же не знаем, сколько стоит. Посмотрите. И мы вам отдадим совсем недорого. Только гляньте. Нам совсем есть нечего.

Голод – не тетка. Это я знаю. Я вынула сто рублей.

– Вот возьмите, но я покупать ничего не буду.

– Спасибо. Спасибо. Но посмотрите, сколько стоит, чтоб нас не обманули. Я достала телефон, и пока одной рукой застегивала сумочку, они у меня его выхватили и разбежались в разные стороны. Вот поэтому я тебе и не отвечала.

Губы у меня дрогнули, жалко себя стало до ужаса.

– Ты вообще, нормальная? Развели, как лохушку! Ну это ж надо! Да какое тебе дело до них?! Каждый человек решает сам, как ему жить!

– Так что теперь, сочувствовать никому нельзя, что ли? К тому же, что может решить таджик, родившийся в кишлаке в нищей семье? Ты реально веришь, что он может покорить весь мир? Ты ж сам говорил, что у всех разный жизненный старт!

– Ты не путай – жизненный старт и твое глупое поведение. Срочно чини голову, иначе снова попадешь куда-нибудь со своей жалостью, потому что у лоха один и тот же гороскоп на каждый день!

Я почувствовала, что в носу защипало и слезы вот–вот хлынут из меня, как из прорвавшейся плотины. Если одна – две печали – я еще выдержу. Но реакция Никиты была, как последний камень, разрушивший эту самую плотину. Я наивная лохушка, у которой один и тот же гороскоп на каждый день.

Еле удержав всхлип, я рванула в ванную. Не собираюсь ему показывать свои истерики. Вот оказывается, как бывает! Солнышко, солнышко, а потом солнечный удар!

К счастью, не успела я совсем «изжалеть» себя, как Никита, очевидно, понял, что перегнул палку. Я не классическая истеричка, поэтому дверь не запирала и воду на всю мощь не включала.

Просунув нос, Никита тихонько позвал:

– Черепашка!

Я подняла глаза и натолкнулась на извиняющийся, полный раскаяния взгляд.

– Мирись?! – и он выставил вперед руку со сжатым кулаком и отставленным мизинцем, что и означало на детском языке жестов «мирись».

Обида сдула свой капюшон, как успокоившаяся кобра, потому что глядя на этого великовозрастного балбеса, как выразился Влад, невозможно не заразиться его эмоциями.

– Ну, чего расстроилась?! Я же не со зла! Но ты и правда, такое учудила, что у меня в голове не укладывается.

– Так что теперь, вывести меня во двор и расстрелять за это?! – опять меня покоробило его непонимание.

– Ну зачем же сразу расстрелять? На первый раз можно и в угол поставить, – Никита смешно насупил брови, будто и впрямь решал судьбу обвиняемого.

Я устало вздохнула. Злиться на него просто невозможно. Может, потому, что он и, правда, не видит ничего дурного в своих словах?

– Ты хоть цыганок в дом не пускаешь перепеленать младенцев? – очевидно, моя глупость не давала ему покоя, и поэтому он опять не удержался от шпильки.

– Я-то не пускаю, а откуда ты знаешь вообще о цыганах? С трудом представляю, чтобы по Рублево–Успенскому шоссе табор проезжал, – я опять обиженно вздохнула.

– Да представь, я иногда и работаю, и приходится выезжать туда, куда самолеты не летают. А на вокзале иногда и встречаются они. Кстати, не дуй губы. Я понимаю, что ты не виновата. Это как раз и есть почти цыганский гипноз. Забалтывание называется. Их двое, они наперебой тебе талдычат, внимание рассеивается и вот.

– Нет, Никит, тут сработала элементарная жалость. Ты просто себе не можешь представить, что какое голод. Как это не иметь денег на еду, – голос у меня дрогнул, и я снова чуть не расплакалась.

– Черепашка, ты меня пугаешь, – понизив тон, Никита примостился рядом со мной на край ванны и накрыл своей ладонью мою руку. – Ты мне не рассказывала.

Конечно, не рассказывала. Это не поездки на Бали, это не шопинг в Милане, чтобы рассказывать о некоторых моментах жизни. Да собственно, в моей жизни ничего не было такого, о чем бы стоило рассказывать. Кроме, конечно, Турции.

– А ты уверен, что хотел бы знать, как я жила?

Что бы сейчас он ни сказал, но уверена я, в том, что благополучные люди совсем не хотели бы сталкиваться с таким понятиями, как бедность, убогость, болезни и прочие «привилегии» большой части пролетариата. Если, конечно, такое понятие еще существует.

– Ну я знаю то, что мне поведала маман. Есть еще что–то?

– Есть, и поэтому я пожалела этих таджиков. Когда я приехала в Москву, у меня были смешные копейки. Потому что бабуля на пенсии, и финансировать мою столичную жизнь не может. Женька жила у очередного Лёсика, так что мне даже в долг взять не у кого было. И да, я практически голодала, пока не нашла первую работу.

Ком застрял у меня в горле, и мне пришлось прокашляться. Может, отвернется сейчас от меня, как от заразной?! Сказала ж Нора, что я носитель гена «несчастья»!

И только я собралась выпустить свою Ниагару, как он обнял меня и поцеловал в макушку.

– Так. Рассказывай. Что тебя привело в белокаменную? Признавайся, в модели хотела податься?!

Никита хотел как-то сбить мой минорный настрой.

– Ты смеешься? Какая из меня модель с такой попой?

– Очень даже аппетитная попа. Мне нравится.

– Мне тоже. Но она весит половину массы тела, наверно.

Никита искренне рассмеялся – оценил шутку.

– Девочка моя! Вот у Лопес – это точно половина массы тела. А у тебя круглая, подтянутая попа. И талия есть. И мне нравится твоя натуральная троечка. Не, чего я вру! Я без ума от нее. И ножки.

– Ну ножки у меня точно не модельные. Нет пресловутых трех дырок.

Я и не заметила, как Никита втянул меня в этот разговор, и я оттаяла, решив, что неприятное мы обсудили. Но я ошиблась.

– Маленькая моя! Ну-ка давай выкладывай, что у тебя было до меня.

От теплой интонации в его голосе, от нежного объятия в моей душе запорхали бабочки, и какое–то робкое, еще не сформировавшееся чувство уже готово было раскрыться от ласковых прикосновений их крылышек. Что–то еще непонятное, но уже будоражащее своей дерзкой смелостью.

Я замерла, боясь спугнуть этих бабочек. И спасибо Никите – он не торопил, давая мне возможность собраться с мыслями. Еще чуть– чуть…

Бинго! Как цыпленок проклевывает скорлупу, когда придет время, наконец, проклюнулась моя идея.

Формулируя все сказанное в мой адрес Норой в одно предложение, можно сказать так: сытый голодному не пара.

Я знаю, что вырвавшиеся из провинции девчонки, как голодные чайки, на лету хватают добычу, то есть прилагают все силы, чтоб только захомутать богатенького Буратино. И даже не в ЗАГС, а просто прыгнуть к нему в койку, чтобы побольше выпросить подарков и денег. Как Женька. Неплохая же девчонка, но совсем не стесняется своего поведения, хотя и сама понимает, что на таких редко женятся.

Я должна сделать так, чтоб меня уважали, не считали прилипалой и голодранкой, которая ничего из себя не представляет. То есть выйти из класса «голодных». Значит, первое, с чего нужно начать – это получить образование, второе – какой-то собственный доход. И если до диплома еще очень далеко, то курсы кондитеров – это вполне реально. И на это дело даже не стыдно денег попросить у Никиты, ведь это все для него! Научусь профессионально делать торты, пироженки, и он будет мною гордиться. Хотя это я, наверно, погорячилась…

Сильно сомневаюсь, что на своем традиционном приеме Нора с восхищением объявит: «Дамы и господа! Этот великолепный торт испекла моя невестка!»

Одно дело – пригласить на фотовыставку или выставку картин и похвастаться: «Наша Ариадна необычайно талантлива», и другое: «Сын женился на кухарке»…

Но изучать то, к чему нет ни таланта, ни влечения – лишь бы поставить галочку, сомнительное удовольствие.

– Черепашка, ты не уснула? Давай ты сделаешь кофе, и мы нормально поговорим в гостиной. Идет?

Я только сейчас почувствовала, что бортик ванны так же удобен для сидения, как куриный насест.

Не дожидаясь ответа, Никита протянул мне руку и помог оторвать от него занемевшую попу.

Пока я готовила кофе, я еще раз осмыслила все свое решение и «дала ему добро». И дополнила еще одним аргументом – уважают личность, со своими взглядами и убеждениями, а не человека, который все делает только из стремления угодить, получить одобрение.

Очевидно, моя решимость отпечаталась у меня на лице, потому что Никита удивленно поднял бровь.

– Ты опять меня пугаешь. Такое ощущение, что ты сейчас с криком «Банзай» начнешь крушить врагов, – улыбнулся он.

Я поставила кофе на стеклянный журнальный столик с хромированными ножками и выдохнула – Никита опять снизил градус напряжения одним словом.

– Хочу пойти на кондитерские курсы. Буду баловать тебя изысканными пироженками и тортами. Знаю, это не самое подходящее увлечение для леди, но мне это нужно. Я просто чувствую. Ты не против? – как признание в чем–то позорящем выпалила я и едва удержалась, чтоб не изобразить «сломанные птичьи лапки».

– Ну Слава Богу, что не коллекционированием фарфора решила заняться, как Батурина. Это дорого обошлось бы. А так, малыш, если нравится – вперед. Тем более я не разделяю культ поедания ботвы и буду с удовольствием уплетать вкусняшки. Ну теперь можешь поделиться тайнами прошлого, мы их благополучно похороним и забудем. Черепашка! У тебя другая жизнь!

– Бабушка даже слышать не хотела, что я могу пойти в какой-то другой вуз, кроме педагогического. К тому же у нас в городе и выбор небогатый – кроме педа, только филиал областной сельскохозяйственной академии. О том, чтобы уехать из города даже и речи не могло быть. Но в одиннадцатом классе все изменилось.

На меня положил глаз местный коллекционер девственниц, Гордеев Олег. Его папаша был владельцем всех кафешек и двух ресторанов в городе, супермаркета, заправки и трех баз отдыха и много еще чего. Поэтому вся администрация с верхушкой полиции были у него в друзьях, и любые шалости зажравшегося сыночка спускались на тормозах. А он этим пользовался вовсю. Редкостная тварь.

От воспоминаний меня передернуло, будто в рот гусеница попала. В горле пересохло, и мне пришлось снова пойти на кухню, чтоб налить воды.

Никита не сводил с меня настороженного взгляда, словно боялся, что какая–то информация может разрушить мой невинный образ. Я вопросительно посмотрела на него, чтобы удостовериться – хочет ли он дальше слушать.

– Продолжай! – голос его от волнения тоже дрогнул.

– Эта сволочь периодически устраивает себе праздник. Сначала респектабельный вечер в ресторане, а затем разнузданная оргия на базе отдыха. У него целая стая прикормленных шакалов, которые готовы лизать ему пятки и выполнять все его приказы. Все в городе знали, что за информацию о привлекательной девственнице он любому отслюнявливает бабки. И каждый, у кого не сильно трепетное отношение к понятию «собственное достоинство», готовы на этом подзаработать. «Продают» своих сестер, знакомых. Затем девушку начинают обрабатывать шакалы Гордеева – запугивают, покупают, многих Гордеев соблазняет сам, своей неотразимой харизмой. И получает извращенное удовольствие. Ты представляешь?

Честно сказать, я о нем и не слышала, потому что в молодежных тусовках не светилась, по кафешкам не зависала и дружила с двумя такими же, как и я, «синими чулками». Мы ходили в кино, в Дворец культуры, когда там какое-нибудь мероприятие проходило. Но не больше.

С парнями практически не общалась, потому что ровесники были насквозь пропитаны стремлением кого-нибудь затащить в койку или хотя бы потискать, что никак не вязалось с образом избранника. Эдвард Каллен, Айвенго, Монте–Кристо, Робин Гуд, Д Артаньян, Ретт Батлер, Жоффрей де Пейрак…

Я запнулась. Влад, с его тяжелым, пронизывающим взглядом, с каким-то налетом таинственности как раз и напомнил мне любимого книжного и киношного героя. Высокий, черноволосый, сильный, как и граф де Пейрак. Правда без шрама и не хромой.

–Черепашка? – осторожно окликнул меня Никита.

– Прости, я задумалась. Обещала себе засунуть подальше эти воспоминания. У меня тогда на нервной почве дерматит начался на лице, что меня и спасло. Это я перескочила уже. В общем. Ты понял. Классическая заучка с нереальными идеалами. И вот ко мне однажды подходит наша классная и по совместительству школьная «звезда», расфуфыренная пустышка, которая замечала меня только тогда, когда нужно было что–то списать. Мне не жалко было. Вернее, ее жалко было. Красивая, как куколка, но тупая до ужаса.

«– Слушай, Зайцева, ты меня все время выручаешь, хочется как–то отблагодарить. Приходи ко мне на день рождения. Парня тебе найдем» – и с такой милой улыбочкой, что тебе лучшая подруга.

Знаешь, если бы бюст Пушкина в холле школы вдруг заговорил, я бы точно меньше удивилась, но виду не показала, поэтому просто изложила свою позицию.

«Марина, находить мне никого не нужно. Поверь, меня устраивает моя жизнь, и разнообразить ее сомнительными связями я не собираюсь».

Может, она и поняла, что под «сомнительными связями», я имела в виду не только парней, но и ее саму. Но виду не подала, и только потом до меня дошло, почему она была такой зайкой. Я четко дала понять, что я девственница и тем самым открыла сезон охоты на себя.

Все началось практически невинно. Маринка подошла ко мне на переменке и снова включила зайку.

– Рина, ты мне, честное слово нравишься. Твоя позиция, то, что ты умная. Не заискиваешь ни перед кем. Сегодня опять дала мне списать! Я тебя хочу хоть мороженым угостить. После школы идем вместе в кафешку. Отказ не принимается. Я угощаю. В конце концов, твой интеллектуальный труд должен же быть вознагражден!

И хотя бабушка в меня вколотила мысль, что помощь должна быть бескорыстной, я решила, что сейчас Маринка права. На такую роскошь, как кафе, мне денег не выделялось, поэтому я решила воспользоваться случаем, чтоб совсем уж не быть отсталой.

Мы заказали фисташковое, и пока нам несли заказ, я украдкой осматривала интерьер. Это вам не кафетерий в кинотеатре, где приходилось стоя хомячить не самые вкусные пироженки. Стильное сочетание синего с золотым создавало ощущение изысканной роскоши. Невольно хотелось выпрямить спину и почувствовать себя юной леди.

И только я размечталась, к нам за столик подсел какой–то пижонистый красавчик, с замашками киношного героя-любовника.

– О, Мариша! Какая встреча! А кто эта очаровательная девушка? – красавчик одарил меня, наверно, самой убойной улыбкой и протянул руку.

– Олег!

– Ариадна! – я протянула ему свою, а он ее поцеловал.

Не буду пересказывать весь дежурный набор любезностей, от которых я должна была растаять. Он заказал невероятно вкусные десерты, кофе, коктейль. Я сначала отказывалась, но Маринка убедила меня, что Олег ее должник, а она должница моя, то я вполне могу принять все угощение как от нее.

Потом он предложил продолжить знакомство, но тут я уже уперлась рогами, потому что от его самоуверенности и нарциссизма просто слепило глаза.

Несколько минут он еще надеялся, что я просто разыгрываю из себя «я не такая, я жду трамвая» пока, наконец, не понял, что я не набиваю себе цену, а реально не хочу, и с фальшивой улыбочкой попрощался.

– Ринка, ты что глупая? Ты знаешь, кто это? Это сын Гордеева. Это его кафе, а вечеринки на базе отдыха у него самые улетные. Знаешь, сколько девчонок на него вешаются? А он на тебя обратил внимание! Да ты прыгать должна от радости!

– Ага, прямо умираю от радости.

Маринка еще пыталась представить в ярком цвете все прелести «взрослой жизни», но я твердо заявила, чтоб она больше не трудилась.

Еще пару раз Гордеев пытался подкатить ко мне, но я уже знала, кто он такой и кто девушки для него, поэтому стала ходить домой дворами, где его претенциозный кабриолет проехать не мог.

Зато там меня стали подкарауливать его шакалы и грозили избить до полусмерти, если я по–хорошему не поеду к хозяину.

Однажды меня затащили в тонированный внедорожник и отвезли на пустырь.

Этот ублюдок просто упивался своей безнаказанностью и моей беспомощностью.

– Слушай, детка! У тебя нет ни одного шанса. Мне еще никто не отказывал. Все, кто кочевряжился по началу, потом понимали положение дел, и становились послушными кошечками, от души развлекали меня и моих друзей. Заметь! Добровольно! И вскоре мы тихо-мирно расходились. А чем дольше ты упираешься, тем больше меня злишь, и я могу быть не таким добрым. Это мое последнее предложение. Откажешься – пеняй на себя. Итак?

– Если задето твое раздутое Эго, можешь сказать своим друзьям, что у нас все было без свидетелей, только отстань, пожалуйста.

– Ты окончательно решила?

– Окончательней не бывает!

– А теперь слушай внимательно. Я не только расскажу, что у нас все было. Мои друзья расскажут, что у нас было, как, в каких позах, сколько за раз и в таких подробностях, что немецкая порнуха точно покажется доброй сказкой про Белоснежку. Представляешь, что будет, когда дойдет до твоей драгоценной заслуженной бабули? А теперь два. Хочешь ты или нет, но у нас все будет. Как только тебе исполнится восемнадцать, ты будешь моей. Я чту Уголовный кодекс. Так что твой день рождения мы отметим на моей базе. Готовься! Классный подарок получишь.

Его чуть не распирало от гордости. Как же хозяин города! А меня трясло от страха и злости.

И на мой день рождения он, и правда, устроил сюрприз. С утра бабушке позвонила директриса и велела срочно бежать в школу. Ей в класс подарили интерактивную доску. Она, разумеется, подобрав юбки, понеслась на работу. А к нам в дом ввалился Гордеев с дружками. И, несомненно, устроил бы мне праздник, если б не побрезговал. Но он эстет. Глянув на коричнево –красные корки у меня на лице, он с отвращением скривился.

– Что это у тебя на лице?

Понимая, что нужно посильней оттолкнуть его, я развела руками и выдала:

– Лишай. Заразный.

С трудом удержав злорадную улыбку, я прикрыла нижнюю часть лица платочком.

Незваных гостей как ветром сдуло. А я пошла заваривать дубовую кору для компресса.

– У тебя и, правда, лишай был? – Никит, до сих пор слушавший, как страшную сказку, встрепенулся.

– Нет, я ж тебе говорила. От переживаний у меня начался псориазоформный дерматит.

Бабуле, которая вернулась, кудахча от счастья, через три часа, я рассказала о преследованиях Гордеева. И ей ничего не оставалось, как согласиться со мной и отпустить меня в Москву. Тем более, крыша над головой у меня была. Женька на день прикатила к родителям и забежала ко мне по-соседски. Узнав, что со мной приключилось, она пригласила к себе, чтоб меньше платить за квартиру.