Неожиданно Майкл подскакивает, я удивленно смотрю на него.
Больной идиот. Да и я не лучше. Пора встать и уйти. Пора, но отчего-то не могу. До боли обидно, что до сих пор жду.
Вздыхаю, обещая себе потерпеть еще десять минут, а затем молча сбежать. Перевожу взгляд туда, куда смотрит Майкл. Мимо столиков идет Ник, а рядом чуть ли не скачет улыбающаяся Шанна. Я замираю, и сердце снова начинает ускорять свой ритм, а ладони потеют. Это он.
Николас Холд действительно эффектный мужчина. Его нельзя не заметить. Нельзя пройти мимо, не обернувшись. Нельзя игнорировать. Не зря он такой самонадеянный. Я сглатываю, когда он подходит к столику, и только сейчас замечаю увесистый букет красных роз.
– Мишель, – в его голосе слышится облегчение.
Я улыбаюсь и встаю из-за стола. Выгибая бровь, снова смотрю на цветы, а Ник медленно и лениво проходится глазами по моей фигуре и встречается со мной взглядом.
– Ник, – произношу я и слегка киваю. Мне становится неловко, потому что я замечаю, как сидящие за ближайшими столиками наблюдают за нами.
– Приношу свои извинения за такое длительное ожидание. Это тебе, – говорит он, указывая на букет.
– Мило, – пожимаю я плечами и стараюсь не рассмеяться.
– И опять твое мило, крошка, – улыбается он и поворачивается к Шанне, которая, не отрываясь, смотрит на него.
– Шанна, поставь цветы в воду и позови официанта. После заказа нас тревожить только в крайних случаях. Точнее, не подходить, пока не позову, – официально и сухо говорит он ей, и она кивает, сдуваясь на глазах. – Спасибо, Майкл, верни мою машину в гараж и ожидай нас внизу. – Ник передает мужчине ключи, он кладет их в карман и оставляет нас одних.
Возвращаюсь за столик. Ник, расстегнув пуговицы на пиджаке, тоже садится, жестом разрешая сомелье налить ему бокал шампанского. Отвожу от него взгляд, но всей кожей ощущаю его на себе. Наверно, я слишком вырядилась.
– Ты очень сексуальна, – низким голосом произносит Ник, и я поднимаю голову. – Слишком сексуальна, мне это не нравится, – добавляет он уже жестче.
– Главное, чтобы мне нравилось, – заявляю я.
– А тебе нравится, когда на тебя все мужики пускают слюни? – Он берет бокал шампанского и делает глоток.
– А ты пускаешь слюни? – нагло спрашиваю и повторяю его движение.
– Нет. Мои слюни при мне, а вот с реакцией своего тела ничего не могу поделать. У тебя есть опция «скорая помощь»? – Он бросает мне вызов, а я чуть не давлюсь шампанским.
От едкого ответа меня спасает подошедший официант, и я благодарно улыбаюсь ему. Зато Ник бросает на него уничтожающий взгляд, и парень сглатывает.
– Добрый вечер, вы готовы сделать заказ? – нервно осведомляется он.
– Выбирай ты, – обращаюсь я к Нику, – в прошлый раз мне все понравилось.
– Спасибо за доверие, крошка, – отвечает он и делает другой заказ.
Официант быстро записывает и ретируется.
– Я прочитала книгу о психологических образах, которые примеряют на себя люди, – меняю я тему, и Ник удивленно приподнимает бровь.
– С чего такое желание?
– Хотела разобраться в тебе, – признаюсь я.
– И каково твое мнение? – усмехается он.
– Оно не изменилось. – Я беру бокал с шампанским и делаю глоток.
– Интересно. Поделишься? – Ник откидывается на спинку стула.
– Ты пытаешься раскрыть мою сущность, в то же время скрывая свою. Много приходится утаивать от самого себя? – Прищуриваясь, перебираю в памяти все умные слова, которые прочла.
– От себя ни капли. А вот от других достаточно, как и тебе. Меня волнует один вопрос… – Он не сводит с меня взгляда, и я кручу в руках ножку бокала.
– И? – нетерпеливо произношу я.
Ник улыбается, медленно отставляя бокал, словно специально выводит меня на эмоции.
– Зачем ты ходила на тот фильм, если так красноречиво высказывалась по поводу его главной темы? – четко произносит он, придвигаясь ко мне.
– Ты все слышал, – шепчу я, и отчего-то меня накрывает горячей волной стыда за свои комментарии.
– Ты видела, где было мое место. Позади тебя. Так зачем? Интерес или же нечто иное?
– Подруга попросила с ней сходить. И да, ты прав, мое мнение осталось прежним. Я не понимаю, откуда такой интерес к боли, когда это ужасно. Только люди, превратившиеся в чудовищ, могут уверять, что она прекрасна, – с отвращением кривлюсь, допивая шампанское.
Ник кивком подзывает сомелье, требуя обновить бокалы, а я ощущаю, как алкоголь смешивается с кровью и немного туманит окружающий мир.
– Люди порой не представляют, что хотят на самом деле, – подает голос Ник, когда нас оставляют одних.
– Вряд ли нормальный человек жаждет ощутить боль, – качаю я головой.
– На практике все иначе, Мишель. Есть иной вкус боли, который ты можешь испробовать, только перейдя грань.
Я вглядываюсь в глаза Ника, которые в момент темнеют, а голос становится сладок, словно шоколад.
– У боли один вкус – гнили. От нее не отмыться и не спрятаться. Я никогда не пойму людей, которые выбирают такой путь. Особенно тех, кто это предлагает, – отрезаю я. – А как ты вообще оказался там?
– Райли пригласил. Это был вынужденный поход, – пожимает он плечами, и я растягиваю губы в улыбке.
Ник вопросительно приподнимает брови.
– А меня Сара. Если они увлечены такого сорта фильмами, возможно, следует их познакомить друг с другом, – произношу я.
На секунду его лицо вытягивается, а затем он начинает хохотать.
– Что я такого сказала? – обиженно выпячиваю нижнюю губу.
– Ничего, крошка. Ты забавная. – Откашлявшись, Ник тянется за бокалом.
– Спасибо, дал оценку как мартышке, – бубню я недовольно.
– Мишель, посмотри на меня, – требует он сурово, и я нехотя подчиняюсь. – Еще раз так скажешь, придумаю тебе изощренное наказание. В том, что я смеюсь, нет ничего плохого. Наоборот, это означает, что мне нравится быть с тобой. Поняла?
Он раздражен, и я чувствую это. Ник отводит от меня взгляд и смотрит на скатерть. Алкоголь в крови просыпается, и я вспоминаю отрывки из книги, которую читала.
– Кто ты, Ник? – вырывается вопрос.
Он резко поднимает голову и прищуривается.
– Я не знаю о тебе ничего, а ты обо мне все. Ты изучил меня, а я не могу. Ты не даешь, – поправляюсь я.
– Что ты хочешь узнать? – спокойно спрашивает он.
– Твои родители живут в Торонто?
– Да.
– Чем ты занимаешься?
– Всем.
– Где ты родился?
– Берлингтон.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать восемь, родился восемнадцатого декабря одна тысяча девятьсот восемьдесят шестого года.
– Ты женат?
– Нет. – Он изгибает губы в улыбке.
– Ты гей?
– Что? – выдыхает он, а я закрываю рот рукой, не понимая, как такое вообще вырвалось.
– Ох, прости…
– Нет, Мишель, я не гей. – Ник подавляет желание рассмеяться, а я чувствую себя неловко. – И разве был бы я здесь, если бы предпочитал мужчин? Наслаждался бы твоим присутствием?
– Вы с Райли похожи. Родственники? – Я перевожу тему, покусывая губу, чтобы не расплыться в самодовольной улыбке.
– Нет, мы росли вместе, практически как братья, – отвечает он.
От следующего вопроса его спасает официант с нашим заказом, и я улыбаюсь, глядя на изысканное блюдо из крабов, которое ставят передо мной.
– Спасибо. Ты каждый раз угадываешь мои предпочтения, – обращаюсь я к Нику и беру в руки приборы.
– Всегда, пожалуйста, Мишель. Мне приятно знать и наблюдать, как ты краснеешь. – Он склоняет голову и расправляет на коленях салфетку.
– Почему ты зовешь меня полным именем? – интересуюсь я и отрезаю кусочек аппетитного блюда.
– Потому что Миша, как тебя называют, тебе не подходит. Это мужское имя, а ты более чем женщина, – поясняет он.
– А почему…
– Ешь, крошка. Сначала поешь, а потом продолжишь свой допрос, мы никуда не спешим сегодня, – перебивает он меня и указывает взглядом на тарелку.
Я принимаюсь за еду, краем глаза замечая, что Ник не особо-то и голоден. Он не спускает с меня изучающего взгляда. Ощущаю себя на каком-то шоу, где будут оценивать мои манеры. Это меня нервирует, но я не желаю этого ему показывать.
– Вчера ты меня удивила, Мишель, – неожиданно произносит Ник, откладывая приборы и отодвигая от себя тарелку.
– Чем? – удивляюсь я.
– Тебя сильно впечатлила любовь на сцене, – подсказывает он, и я вновь ощущаю неловкость за свои эмоции.
– Меня не это тронуло, – тихо отвечаю я, опуская взгляд на живые цветы в центре столика. – Когда на твоих руках умирает человек, ты чувствуешь потерю, и неважно, кем он был для тебя. Это человеческая особенность, и только у сухарей не возникает чувства сострадания и жалости. К тому же ария была красивой.
Ник хмурится, обдумывая мои слова. А я тереблю салфетку на коленях, ожидая новой усмешки.
– В любовь я не верю, – торопливо произношу я.
– Не веришь? Почему? – В его голосе нет удивления, обычная заинтересованность.
– Потому что любовью люди называют сексуальное притяжение, гормоны, зрительное наслаждение человеком. Они хотят быть необходимыми и придумывают эти чувства себе, а затем интерес гаснет. Никакой глубины, никакого продолжения, как вспышка фотокамеры. Она есть и тут же исчезает, не оставляя в тебе ничего, кроме ярких точек перед глазами. Безысходность, в которую люди хотят верить, – произношу я задумчиво.
– А влюбленность? Есть ли между этими словами хоть какое-то различие? – интересуется он.
– Не верю. Та же химия, все можно объяснить научно, но для слуха приятней возвышенные слова, хотя на самом деле это просто обман. Обман всего, во что ты хочешь верить. Влюбленность, как пишут, психологическое расстройство головного мозга, а любовь – зависимость. Тот же самый наркотик, – отвечаю я, и мне становится грустно.
– Это тебя расстроило, Мишель. Почему? – Ник с легкостью угадывает мое настроение, отчего я горько усмехаюсь.
– Потому что мир черный и белый, иногда хочется других красок, а их нет. Не бывает, только так. Ты или падаешь, или балансируешь на неустойчивом склоне, чтобы не сорваться вниз, – честно отвечаю я.
– Нет, Мишель, ты ошибаешься. Мир не делится на плохое и хорошее. Он делится на фантазию и реальность. Но всегда можно раскрасить свою жизнь, следуя истинным желаниям. Только они помогут понять, во что ты веришь на самом деле.
Мягкий голос Ника ласкает меня с противоположного конца стола и отзывается во мне неким спокойствием. Смотрю на него и слабо улыбаюсь, отмечая, насколько мне комфортно сейчас с ним.
– А ты следуешь своим реальным желаниям? Ты знаешь, чего хочешь? – интересуюсь я.
– Да. Мой ритм жизни отлажен до мельчайших подробностей. Но порой случаются непредвиденные обстоятельства вроде родителей, которые заставляют тебя не показывать себя настоящего. Зачем растрачивать минуты на то, что пошатнет душевное равновесие? Лучше этого не начинать, – уверенно произносит он.
– А если нет выбора?
– Выбор всегда есть, Мишель, только большинство под чувством страха и навязанных понятий двигаются в неправильном направлении, не хотят принимать очевидного и сливаются с массой, – мягко отвечает Ник.
Я замолкаю и понимаю, что мы не называем имен, но говорим обо мне и моей семье. Горло сдавливает спазм, и я моргаю, чтобы не портить настроение.
– Мишель, – тихо зовет меня Ник, и я концентрирую на нем затуманенный взгляд.
– Да?
– Тебе не нравится твоя жизнь?
– С чего ты взял?
– Ответь. Постарайся ответить честно, ведь я честен.
– Нравится, у меня все есть: деньги, стабильное будущее, семья, друзья. Да мы и не выбираем свою жизнь, она такая, какая есть. – Я натягиваю улыбку и допиваю шампанское, принимая непринужденный вид.
– Врешь, но я не виню тебя. Принимаю. Почему ты не хочешь впустить меня в свою жизнь?
Этот вопрос обескураживает меня, и я недовольно отворачиваюсь к окну, но желание докопаться до его истинных мыслей одерживает верх, и я резко поворачиваюсь и спрашиваю:
– Зачем тебе это? Тебе плохо в твоей тайной жизни?
– У меня не тайная жизнь, крошка. Я ее не демонстрирую каждому встречному, это личное пространство, в которое я не допускаю посторонних.
– Зачем тебе я? Ты сам сказал, у тебя все прекрасно, размеренно, и, уверена, девушки за тобой толпами бегают. А я не собираюсь с тобой спать, у меня есть парень, – заявляю я и удерживаю его холодный взгляд.
– Заметь, не я упоминаю о сексе, Мишель, – усмехается он, а я скриплю от злости зубами. – Но ты не можешь отрицать, что между нами существует больше, чем общение, – парирует он и пытается вытянуть из меня душу. Это еще больше выводит меня из себя. Его уверенность возмущает до яростно бьющегося сердца.
– Не могу понять тебя, – тихо произношу я.
– Тебе и не надо понимать меня, ты должна просто расслабиться рядом со мной и дать мне возможность заботиться о тебе. Ты должна быть в первую очередь женщиной, а не бороться со мной. Это только заведет тебя в тупик. А в данный момент ты именно туда и идешь, лишь из-за страха отвергая саму себя. Это глупо, – цокает он языком и щелкает пальцами.
Официант тут же подходит к столику.
– Счет, – бросает Ник, и парень, собрав тарелки, уходит.