Питерсон поехал домой в полицейской машине. Ричера это удивило. Обычно городские полицейские оставляют служебную машину в гараже, а домой едут на личной. Но Питерсон сказал, что каждому полицейскому в Болтоне выделена машина.
Питерсон жил в миле от города на территории бывшей фермы. Дом был красный, в некоторых окнах горел теплый желтый свет. Того же цвета был и сарай. Расчищенная дорожка раздваивалась. Одно ответвление вело к дому, другое к сараю. Питерсон загнал машину в сарай. Там стоял пикап со снегоуборочным отвалом. Ричер с Питерсоном вышли из машины, прошли назад по расчищенной полосе, повернули и направились к дому.
Входная дверь открылась раньше, чем они подошли. В передней стояла женщина. Одних лет с Питерсоном, выше среднего роста, стройная. На ней были черные брюки и свитер, светлые волосы собраны сзади в пучок. Видимо, жена Питерсона.
Женщина распахнула дверь шире, и Питерсон с Ричером вошли в переднюю. Слева располагалась гостиная, а справа столовая. Прямо, в задней части дома, — кухня. Где-то топилась дровяная печь, Ричер слышал запах.
Питерсон тихо представил его жене, и Ричер подумал, что наверху, наверное, спят дети. Жену Питерсона звали Ким, она, по-видимому, все знала об аварии. Она сказала, что постелила ему на диване в кабинете. Сказала это извиняющимся тоном.
— Мэм, я чудесно выспался бы на полу, — сказал Ричер. — Простите, что доставил вам столько хлопот.
— Никаких хлопот, — ответила она.
— Я надеюсь утром уехать.
— Вряд ли вы сможете. К утру пойдет сильный снег. Шоссе закроется. Ваши вещи в машине?
— У него нет вещей, — сказал Питерсон. — Он говорит, что имущество ему ни к чему.
Лицо у нее застыло, как будто ей было трудно усвоить такую информацию. Она взглянула на куртку Ричера, на его рубашку, на брюки.
— Утром пойду в магазин, — сказал Ричер. — Я всегда так делаю. Каждые несколько дней покупаю новое.
— Вместо стирки?
— Да.
— Вам нужна теплая одежда. Не покупайте. Мы вам одолжим. Папа как раз вашего размера. Он носит куртку здесь, когда приезжает в гости. — Она открыла чулан и вынесла оттуда светло-коричневую парку с опушкой на капюшоне. Она была старая, поношенная и на месте снятых значков и нашивок более темного цвета. На рукавах остались следы шевронов.
— Отставной полицейский? — спросил Ричер.
— Дорожный патруль, — сказала Ким Питерсон. — Примерьте.
Оказалось, что куртка не совсем впору, на размер больше. Ее отец был крупнее Ричера. Но просторное лучше тесного. Ричер надел ее и посмотрел на то место, где были нашивки. Он улыбнулся. Они создавали чувство собственной компетентности.
— Спасибо, — сказал Ричер. — Вы очень добры.
Он снял куртку, Ким взяла ее и повесила на крючок в передней, рядом с паркой Питерсона. После этого они отправились на кухню. В кухне было обычное оборудование, а кроме того стол с шестью стульями и зона для отдыха с диваном и телевизором. Дровяная печь в дальнем конце кухни гудела, как паровоз. За печью была закрытая дверь.
— Там кабинет, — сказала Ким. — Идите прямо туда.
Ричер понял так, что его отправляют спать. Он обернулся, чтобы еще раз сказать спасибо, но Питерсон шел за ним по пятам. Ким сказала:
— Он хочет с вами поговорить. Я вижу.
Кабинет Питерсона был маленький, квадратный, темный, с двумя окнами и чисто мужской обстановкой. Занавески раздвинуты. Старый письменный стол, на нем — маленький холодильник. На холодильнике стоял будильник. Перед столом низкое кожаное кресло, а рядом разложенный диван-кровать. Ричер сел на диван. Питерсон достал из холодильника две бутылки пива, открыл и дал одну Ричеру. Потом сел в кожаное кресло и сказал:
— У нас чрезвычайная ситуация.
— Я вижу, вы тут ходите на цыпочках вокруг шайки байкеров, которые сидят на метедрине, — сказал Ричер.
— Что еще вы видите?
— Вижу, что у вас довольно большое здание полиции, то есть, надо думать, довольно большой штат.
— Шестьдесят человек.
— И все задействованы и днем и вечером — до такой степени, что свободный от дежурства начальник и свободный от дежурства заместитель выезжают в десять часов вечера на вызовы. Видимо, потому, что большинство ваших людей заняты на дорожных заставах. Вы боитесь кого-то, кто явится со стороны.
Питерсон отпил из бутылки.
— Авария была натуральная?
— Я не тот, кого вы ждете, — сказал Ричер.
— Это мы понимаем. Но, может быть, шофер? Он действительно пытался справиться с заносом?
— Я спал. Но когда проснулся, похоже было, что да, всерьез. Не думаю, что он тот человек. Если бы это был я, я приехал бы как посетитель в тюрьму. Ваш начальник сказал, что их тут много.
— Мы всех их знаем. Тут мало кто с короткими сроками. А если кого не знаем, звоним в тюрьму, выясняем, есть ли он в списке. И вообще, это чаще женщины и дети. Мы ожидаем мужчину.
Ричер пожал плечами. Отпил из бутылки. Питерсон сказал:
— Тюрьму строили два года. Тут были сотни строителей. Для них построили поселок. В пяти милях к западу от города. Там когда-то была военная база. Добавили еще домиков, подвезли вагончики. Год назад строители разъехались. И въехали байкеры. Сейчас их здесь больше сотни. Продают метедрин. Помногу.
— Так разгоните их.
— Мы пытаемся. Это непросто. У нас пока нет оснований для обыска. Обычно с этим нет проблем. Если лаборатория в вагончике, ее срок жизни обычно — день или два. Они взрываются. Но эти очень осторожны. Пока что ни одного происшествия. Но мы получили зацепку. Из Чикаго приехал человек договариваться об оптовой закупке. Встретился с их главарем прямо в Болтоне. Купил образец с пикапа на стоянке ресторана, где мы ужинали. У нас есть свидетель. Чикагский уехал, но мы захватили наркотик и деньги и арестовали байкера. Он сейчас в окружной тюрьме, предстоит суд.
— А это недостаточное основание для обыска?
— Его пикап зарегистрирован в Кентукки. Водительские права из Алабамы. Утверждает, что он здесь проездом. Что не живет здесь. Мы не можем привязать его к остальным. Не можем получить ордер на основании того, что он одет, как другие, которых мы видели. Но мы предложили ему сделку по признанию вины, и он даст нам все для разгона этой лавочки.
— Он согласился?
— Еще нет. Ждет, чтобы свидетель забыл или умер.
— Кто свидетель?
— Милейшая пожилая дама, наша, городская. Ей семьдесят с лишним. Была учительницей и библиотекаршей.
— Она может забыть или умереть?
— Конечно. Они запугивают свидетелей. Или убивают.
— Поэтому вас беспокоят приезжие. Вы думаете, что к ней кого-то подошлют.
Питерсон молча кивнул.
Ричер основательно глотнул из бутылки.
— Почему вы думаете, что это будет приезжий? Сами байкеры не могут этим заняться?
Питерсон покачал головой:
— Мы следим за каждым, кто появляется в городе. Как вы сами убедились. Только это будет не байкер. Кто-то другой.
— Где свидетельница?
— Дома. Ее зовут Джанет Солтер. Настоящая бабушка из сказок. К счастью, она живет в тупике. Наша машина днем и ночью загораживает въезд. Вы ее видели. Вторая машина стоит возле ее дома, а третья на параллельной улице, сторожит тыл. И женщины-полицейские в доме, самые лучшие, круглые сутки. Их четыре, две дежурят, две спят.
— Когда суд?
— Если повезет, через месяц.
— Она понимает, что ей грозит?
— Мы объяснили ей ситуацию. Но она не отступит. Говорит, что для нее это вопрос принципа.
— Она молодец.
— Наша спасительница. Потому что мы прищучим всю компанию. Но нам это трудно дается. Персонал полностью загружен.
— Вот почему вы миндальничаете с байкерами. Чтобы начать сейчас открытую войну, у вас маловато сил.
— И мы должны убедить присяжных. Нельзя, чтобы их адвокат изобразил это как наезд на них. Формально никто из байкеров пока что не нарушил закон. Во всяком случае, при свидетелях.
— Кажется, даже наоборот. Я видел фотографии.
— Вот именно, — сказал Питерсон. — Похоже, кто-то из наших добропорядочных граждан избил одного из них до смерти.
— Начальник Холланд справляется с работой? — спросил Ричер. — Мне показалось, она не совсем ему по плечу.
— Холланд хороший человек. Но он устал. Жена у него умерла. Потом дочь выросла и уехала. Он немного удручен.
— Так он справляется с работой?
— Да, но ему незазорно попросить помощи, когда в он ней нуждается, — ответил Питерсон.
— И кого он попросил?
— Вас. Этот бывший военный объект, где потом жили строители, — нам надо выяснить, что он собой представлял. Он появился пятьдесят лет назад. Там одно каменное здание, размером с обычный семейный дом. Туда ведет по прерии прямая дорога. Люди постарше кое-что помнят. Они говорят, что там месяцами работали сотни саперов. Участок охранялся. Многовато суеты из-за одного домика. Обстоятельства могут сложиться так, что нам придется поехать туда и арестовать сотню человек. Нам надо знать, с чем мы имеем дело.
— Позвоните кому-нибудь. Позвоните в Министерство армии.
— Звонили. Ответа не получили. Может, вы что-нибудь выясните по своим каналам. У вас, наверное, остались там знакомые?
— Я давно уже в отставке.
— Может быть, сами съездите, посмотрите.
— Каменное здание. Армейский камень — такой же, как любой другой.
— Зачем тогда сотни саперов? Мы думаем, не подземный ли это объект. А дом этот — вход в него. Лаборатория у байкеров может быть под землей. Они могли превратить это место в крепость. Что же нам, осаду предпринять? Не хотелось бы.
Питерсон встал и достал из холодильника еще две бутылки.
— Мы посадили их главаря, но ими кто-то руководит.
— Значит, у него есть заместитель, и он с ним общается, возможно, через своего адвоката. Якобы обсуждает его дело, а на самом деле ваш заключенный дает ему устные указания, и адвокат передает их дальше.
— Так мы и предполагали, но этого не происходит.
— Почем вы знаете?
— В комнатах свиданий скрытые видеокамеры и микрофоны.
— Для конфиденциальных бесед адвокатов с клиентами? Это законно?
— Нет, наверное, нет, но мы все равно это делаем. Мы не слышали ни единой инструкции. Записки тоже не передавались.
— Вы когда-нибудь слышали о четвертой поправке? Это может поломать вам все дело.
— Мы не собираемся использовать услышанное как улику. Хотим только быть в курсе, если они решат устранить свидетельницу.
— Вы хорошо ее стережете. Прикрыли со всех сторон.
— Мы выиграли конкурс на эту тюрьму.
— Холланд мне говорил. Как сборочный завод «Тойоты».
— Но по принципу «ты мне, я тебе». Тюремный персонал получил налоговые льготы, мы построили дома, расширили школу. И последний пункт: мы должны были принять их план кризисной ситуации. Если у них побег, болтонское отделение полиции в полном составе окружает зону радиусом в милю.
— Вы все? Серьезно?
— Нам пришлось согласиться, — сказал Питерсон. — Если там включают сирену, мы все бросаем и едем на север. Все до одного. Если завоет сирена, мы оставим Джанет Солтер без охраны.
Ричер почти допил вторую бутылку.
— Это безумие.
— А то я не понимаю, — отозвался Питерсон.
— Сжульничайте. Оставьте своих женщин в доме.
— Не можем. Будут считать по головам. Нарушим условие, угодим на десять лет под федеральный надзор. Город подписал контракт. Мы взяли у них деньги.
— На лишние машины?
— И на дома. Все живут в радиусе десяти минут, у всех машины, у всех рации, по тревоге все поднимаются немедленно.
— Кто-нибудь пробовал бежать?
— Нет. Тюрьма новая. Там полный порядок.
— Тогда надейтесь на лучшее, — сказал Ричер.
— Вы не поняли. Если бы речь шла о случайности или совпадении, мы бы не парились. Здесь другое дело. Тот, кто хочет, чтобы мы бросили Джанет Солтер, имеет возможность устроить это.
— Побег по сигналу? Не думаю. Побег требует времени для подготовки.
— Не только побег. Кое-что похуже. Второй пункт кризисного плана — беспорядки в тюрьме. Тюремная охрана уходит с ограждения, а мы занимаем вышки и ворота. Беспорядки в тюрьме организовать недолго. Они вспыхивают вмиг. Он может рассчитать время до минуты. Кто-то кому-то что-то не так сказал, и через минуту завязалась драка. Еще через минуту вся тюрьма вверх дном. Мы получаем вызов, и через десять минут после этого мы уже за пять миль от дома Джанет Солтер.
— Он в камере предварительного заключения, — сказал Ричер. — В окружной тюрьме, так? Там мятежей никто не устраивает. Они все ждут суда.
— Он байкер. У него в большой тюрьме друзья.
— Нескладно, — сказал Ричер. — Вы и штат свой расширили? Как школы?
— Пришлось. Потому что город вырос вдвое. Стало трудно выполнять работу на прежнем уровне. Это одна из проблем Холланда. Половина из нас — его старые кадры, а половина — новенькие.
— Я не могу ему помочь. Я просто ехал мимо.
— Вы можете позвонить в министерство. Это ему поможет.
— Я очень давно не служу. Там новое поколение. Дальше коммутатора не прозвонюсь.
— Когда я поступил сюда, у нас на случай чрезвычайных ситуаций был специальный номер отделения ФБР в Пирре. Я его до сих пор помню. Думаю, вы тоже помните какой-то номер. Попробуйте дозвониться. Мы выделим вам стол и кресло в полиции.
— Вы хотите, чтобы я с вами работал? В полиции? Вы же не совсем мне еще доверяете, верно?
— Вы у меня в доме, с моей женой и спящими детьми.
— С этим не могу спорить, — кивнул Ричер.
Когда Питерсон отправился к себе, Ричер пошел в крохотную ванную при кабинете и принял душ. Потом забрался в постель. Он лег на один бок, перевернулся на другой и уснул.
00.55. Остался пятьдесят один час.
Ричер проснулся в 6.50. За окном падал крупный снег, спокойно, но непрерывно.
В комнате было холодно. Ричер понял, что печку закрыли на ночь — сгребли угли и закрыли поддувало. Задумался, как в таких обстоятельствах следует вести себя гостю. Встать, открыть вьюшку и подкинуть дров? Или это нарушит устоявшийся экономный режим топки и вынудит хозяев плестись впотьмах к поленнице за сто миль от дома? В результате он ничего не сделал. Натянул одеяло и снова закрыл глаза.
В тысяче семистах милях к югу Платон завтракал в меньшей из двух столовых на дворе. Большая предназначалась для официальных ужинов и использовалась редко, потому что официальные ужины были деловыми ужинами, а почти все его нынешние деловые партнеры были русские. Русским же не особенно нравилась вечерняя жара в сотне миль от города Мехико. Они предпочитали комнаты с кондиционерами.
Платон думал о русских, потому что час назад получил от одного из них интересное предложение по телефону. Некий родственник друга шурина хочет купить крупную партию определенного продукта, и не может ли Платон в этом помочь? Естественно, первейшим интересом Платона было помочь Платону, так что он рассматривал поступившее предложение через эту призму — и пришел к интересному выводу.
Существенны были два момента. Первый: сделка потребует коррекции русского предложения в том смысле, что не крупная партия отправится к русскому, а русский сам отправится за крупной партией. Второй момент: эта сделка несколько изменит положение вещей в Южной Дакоте. Поэтому ситуация там должна оставаться контролируемой, девственно чистой и привлекательной. Это в свою очередь означало, что со свидетелем и адвокатом надо разобраться — и лучше раньше, чем позже.
В 7.14 старый фермерский дом еще спал. В 7.15 он бурно ожил. Через стены и потолок до Ричера донеслись тонкие звонки будильников, а затем топот ног на втором этаже. Четырех пар. Родительских и детских. Открывались и закрывались двери. Клокотала вода в унитазах, заработал душ, и не один. Потом шум переместился в кухню. Ричер снова задумался о соблюдении протокола. Должен ли он выйти к завтраку или подождать, пока детей не отправят в школу?
Он наскоро принял душ, оделся в крохотной ванной, застелил кровать и сел на нее. Через минуту послышался неуверенный стук в дверь. Дверь приоткрылась, и в щель протиснулась мальчишеская голова. Мальчику было лет семь. Он сказал:
— Мама говорит, идите пить кофе, — и скрылся.
Когда Ричер вошел в кухню, детей там уже не было. Родители сидели за столом. Питерсон был в форме, а жена в свитере и брюках. Ричер налил себе кофе из кофейника, и, когда он подошел к столу, Питерсон встал и отправился в сарай, заводить пикап, чтобы расчистить дорогу к улице. Жена ушла проверять, собрались ли дети.
Минутой позже оба мальчика выбежали из дома. За пеленой снега Ричер увидел что-то желтое. Школьный автобус.
Еще через минуту в доме стало совсем тихо. Ким не вернулась на кухню. Поесть Ричеру не удалось. Ничего страшного. Он сидел один. Потом в переднюю заглянул Питерсон и позвал его. Ричер снял с крючка одолженную ему куртку и вышел.
7.55. Осталось сорок четыре часа.
Адвокат выехал из гаража — навстречу новому дню. День у него начинался с завтрака. Он взял за обыкновение завтракать в городе. В каком-то смысле это нормальное поведение в маленьком городе. Кафе, шуточки, болтовня на разные темы. Все — полезно. Но не стоит того, чтобы тратить на это больше получаса. Сегодня он провел за столом час. Он боялся выйти на работу.
Каждое утро секретарша вручала ему пачечку сообщений. Большинство — невинного свойства. Но в некоторых значилось: «Клиент просит о совещании по делу № 517713». Дела под таким номером не было. И папки не было. Это было зашифрованное распоряжение отправиться в тюрьму и выслушать инструкции.
Чаще он не получал такой записки. Но в некоторые дни получал. Предугадать, когда она появится, было невозможно. Теперь это стало частью его утреннего ритуала: подойти к столу секретарши с протянутой рукой и сердцем в пятках и ждать, что преподнесет ему сегодня жизнь.
По дороге в город Ричер не увидел ничего, кроме снега. Автомобилей было мало, и все держались узкой колеи посреди дороги.
В вестибюле полиции за стойкой сидел старик. Помощник из дневной смены. Питерсон провел Ричера в большую комнату, полную мужчин и женщин в форме. Дневная смена. Они делали заметки, читали бюллетени, готовились к выезду. Человек тридцать. Молодые и пожилые, опрятные и неряшливые. Ричеру было нетрудно сообразить, кто здесь служит давно, а кто из новеньких, и заметить, что между ними трения. Он понимал, в чем проблема Холланда. Начальнику приходилось управляться с двумя отделениями в одном. А энергии для этого у него не хватало.
Однако и новые и старые были пунктуальны. К восьми тридцати помещение опустело. Осталось всего два полицейских. У одного на карточке было напечатано: «Каплер». У другого: «Лоуэлл». Оба без ремней. Без пистолетов, без раций, без наручников. Обоим лет по тридцать пять. Каплер — темноволосый, со следами загара. Лоуэлл — краснолицый блондин. Оба невеселые. Они опорожнили мусорные корзины и вынесли бумаги за дверь.
— Что с ними? — спросил Ричер.
— Обычное канцелярское дежурство.
— Когда вам так не хватает людей? Сомневаюсь. Они проштрафились и отстранены от несения службы.
— Не могу это обсуждать.
— Они новые или старые?
— Лоуэлл с нами довольно давно. Он местный. Каплер — новый, но не очень новый. Прибыл из Флориды два года назад.
— Что у него там случилось?
— Почему обязательно что-то должно случиться?
— Потому что, при всем уважении к вашему городу, если вы полицейский во Флориде, то Южная Дакота — такое место, куда вы поедете, только если нет других альтернатив.
— Не могу это обсуждать. А вам надо работать.
Ричер выбрал стол в дальнем углу. По старой привычке. На столе была клавиатура, монитор и телефон.
— Звоните через девятку, — сказал Питерсон.
Ричер стал звонить на номер, который он помнил.
Ответил автомат, что было для него новостью. Мужской голос сказал: «Вы позвонили в Бюро статистики труда. Если вы знаете добавочный своего абонента, можете его набрать. В противном случае обратитесь к следующему меню». — И пошло длинное монотонное перечисление: сельское хозяйство, производство, услуги в непищевой сфере… Ричер положил трубку.
— Кому вы звонили? — спросил Питерсон.
— В специальное подразделение. Отдел расследований.
— И куда попали вместо этого?
— В какую-то контору. Что-то там со статистикой труда.
— Как видно, все меняется.
— Наверное, меняется, — отозвался Ричер.
Он позвонил снова. По тому же номеру. Ответил тот же автомат: «Если вы знаете добавочный вашего абонента, можете набрать его». Он набрал 110. Услышал щелчок и гудок другого тона. После одного гудка голос живого человека:
— Да? — Южный выговор, мужчина, возможно, лет под тридцать, почти наверняка капитан.
— Мне надо поговорить с вашим командиром, — сказал Ричер.
— Куда вы звоните?
— В сто десятый отдел Управления военной полиции в Рок-Крике, Виргиния.
— С кем я разговариваю?
— Я когда-то работал в сто десятом. Я был первым его начальником. Моя фамилия Ричер. Я хочу поговорить с вашим командиром. Пусть поищет меня в архиве и отзвонит. — Ричер прочел номер на ярлычке телефонного аппарата, который стоял перед ним. Человек на другом конце провода молча повесил трубку.
8.55. Осталось сорок три часа.
В 9.30 телефон на столе Ричера зазвонил, но вызывали не его. Он передал трубку Питерсону. Питерсон назвал свою фамилию и должность, а затем почти минуту слушал. Он попросил звонившего оставаться на связи и вернул трубку Ричеру. Ричер положил ее.
Питерсон сказал:
— Нам нужна информация от вас, как только вы ее получите. Звонили из Управления по борьбе с наркотиками в Вашингтоне. Они прослушивают одного русского в Бруклине — по всей вероятности, торговца наркотиками. Из Мексики ему позвонил человек по имени Платон и предложил продать недвижимость в пяти милях к западу от Болтона, в Южной Дакоте.
— Продать недвижимость?
— Именно так было сказано.
— Так что это? Недвижимость или продажа наркотиков?
— Если там подземная лаборатория, тогда и то и другое, верно? И это будет следующий вопрос Управления. Они собирают досье и спросят нас, что представляет собой это место.
Ричер показал на телефон:
— Вы это узнаете, как только узнаю я. Может быть, никогда.
— Вы были там командиром? Элитного подразделения?
— Какое-то время, — кивнул Ричер.
В комнату вернулись Каплер и Лоуэлл и принялись раскладывать служебные записки по корзинкам для входящих. Потом понуро удалились.
— Что они натворили? — спросил Ричер.
— Не могу это обсуждать.
— Нет, можете.
— Ладно, три дня назад они на час вышли из радиосвязи. Не хотят объяснять, чем занимались. Мы не можем этого допустить.
Зазвонил телефон. Ричер взял трубку.
— Майор Ричер? — произнес женский голос.
— Да.
— Вы знаете, кто я? В последний год вы вели у нас занятия по объединению военных и федеральных расследований. Вы узнали мой голос?
— Продолжайте говорить.
— Что вы хотите услышать?
Ричеру хотелось, чтобы она говорила подольше — у нее был замечательный голос. Теплый, чуть хрипловатый, с придыханием. Он представил ее себе блондинкой, не старше тридцати пяти. Возможно, хорошенькая. Голос совершенно изумительный. Но незнакомый — так он и сказал.
— Я разочарована. Уверены, что не помните меня?
— Мне надо поговорить с вашим командиром.
— С этим придется подождать, — сказал голос. — Не верится, что вы меня не помните.
— Можно высказать догадку? Я думаю, вы фильтр. Ваш начальник хочет выяснить, тот ли я, за кого себя выдаю. Если скажу, что помню вас, я не прошел тест. Но я вас не помню.
— Я у вас занималась.
— Нет. Вы прочли мое досье, вот и все. Название курса было только для отвода глаз. Речь шла о том, как морочить федералов, а не сотрудничать с ними. Если бы вы в самом деле там были, вы бы это знали.
В голосе улыбка.
— Отлично. Вы прошли тест.
— Так кто вы в самом деле?
— Я — это вы. Я командир сто десятого подразделения. Сижу сейчас за вашим столом.
Ричер помнил стол довольно хорошо. Армейский канцелярский стол, стальной, окрашенный зеленой краской, стершейся по ребрам до металла уже тогда, когда он впервые за него сел. Голос сказал:
— С правого края большая вмятина. Говорят, вы сделали ее с помощью чьей-то головы. Это правда?
— Думаю, это сделали такелажники.
— Она круглая и очень ровная.
— Может, они уронили шар от боулинга. Как вас зовут?
— Не будем уточнять. Присвойте мне кодовое имя.
— Хорошо, продолжайте говорить. Постараюсь придумать такое, чтобы шло человеку.
Снова улыбка в голосе.
— Говорят, что вмятину в столе сделала голова полковника. Говорят, за это вас и уволили из сто десятого.
— Меня не уволили. Я получил новое назначение.
— Только потому, что этот полковник никому не нравился.
— Аманда.
— Аманда. Хорошо. Что я могу для вас сделать?
— В Южной Дакоте есть городок Болтон. Примерно в середине штата, милях в двенадцати к северу от федеральной магистрали девяносто.
— Я знаю, где это. Наша система показывает, что вы говорите из полицейского отделения, и показывает ваши координаты. Сейчас я вижу Болтон на моем ноутбуке. Через «Гугл».
— В пяти милях к западу от города есть заброшенный военный объект. Мне надо знать, что там было.
— Прокручиваю и увеличиваю масштаб. Единственный объект к западу от города похож на исправительно-трудовой лагерь. Пятнадцать бараков и более старое здание, два ряда по восемь. И длинная прямая дорога. Мили две.
— Более старое здание похоже на частный дом?
— Сверху оно выглядит в точности как дом.
— Хорошо, но мне этого мало.
— Хотите, чтобы я приехала в Южную Дакоту?
— Поскольку я застрял здесь из-за пурги и делать мне больше нечего, это было бы чудесно. Но пока достаточно посмотреть в архивах. Мне надо знать назначение объекта, его размеры и архитектуру.
— Позвоните мне в конце рабочего дня.
В трубке щелкнуло, и голос пропал.
9.55. Осталось сорок два часа.