8-й день недели (СИ)

Глава 51

Маржана проследовала за отцом в лифт, и тот начал опускаться. Становилось холоднее и холоднее. Кабина слегка вздрагивала и покачивалась, а свет потускнел. Девушке стало страшно. Отец смотрел в сторону, на стенку кабины, и молчал. Черты его лица заострились и приобрели доселе не виденное выражение. Лифт, монотонно поскрипывая, продолжал движение вниз. Казалась, прошла целая вечность и они, по идее, должны находиться в центре земного шара.

Или в аду...

Наконец, когда побледневшая и осунувшаяся Маржана сбилась со счёта, кабина вздрогнула и замерла. Двери распахнулись, и они шагнули на отбрасываемую лифтом световую дорожку, короткую и сужающуюся к концу. Когда же двери закрылись, оказались в кромешной темноте, по периметру окружённые шипящими и потрескивающими факелами.

Лишь темнота, горящие, но ничего не освещающие факелы...и холод. Пронизывающий, пробирающий до костей.

- Где мы? - оказалось, и голос её дрожит.

- Мы в нашем Храме, Маржана, Храме Холодных. Ведь не только у Солнечных есть свой Храм.

Девушке казалось, что сейчас она потеряет сознание. Она сделала усилие, чтобы удержаться на ногах, но покачнулась. А когда вновь открыла глаза, почувствовала, что возлежит на ложе, больше напоминающем алтарь. Факелы по периметру оказались ближе, и она ловила их тепло. Но, всё равно, этого оказалось недостаточно.

А присмотревшись внимательнее, увидела, что каждый факел покоится в руках фигуры, облачённой в чёрную рясу с длинным капюшоном, полностью скрывающем лицо.═

- Скоро ты согреешься, дочь моя. - Голос Яна Григорьевича прозвучал совсем близко, но как-то неестественно, по неживому. И эта перемена заставила Маржану вжаться в алтарь. - Скоро ты согреешься, в отличие от меня.

Ей захотела встать, или хотя бы спросить, что происходит, но ослабевшее тело отказалось повиноваться. В руках отца что-то блеснуло. Она сосредоточила взгляд на предмете.

Обоюдоострый кинжал с чёрной рукояткой.

- Атам поможет нам. Змея проглотит солнце.

С этими словами Ян Григорьевич легко провёл клинком по венам дочери.

Маржана не чувствовала боли. Скорее, по тёплой, стекающей вниз влаге догадалась, что происходит.

И покорно закрыла глаза.

Дождавшись, когда последние алые капли покинут тело жертвы, Ян Григорьевич возложил Атам, священный кинжал Холодных, на грудь дочери. На остывающем теле Атам начал терять форму, расплываться. Удлиняться и сворачиваться, приобретая форму чёрной змеи. Змея подняла голову, осмотрела окружающее пространство, и зашипела. Длинный, раздваивающийся на конце язык прикоснулся к лицу Яна Григорьевича. Тот закрыл глаза и перестал дышать. А когда открыл, то увидел впившегося в шею Маржаны гада.

Ян Григорьевич сделал шаг назад и опустился на колени. Фигуры с факелами в руках последовали его примеру. Так продолжалось до тех пор, пока пресмыкающееся не забилось в конвульсиях.

Внутри пульсировало чувство...жалости...сожаления о содеянном...скорби...несправедливости? Ян Григорьевич не знал природу этого ощущения. Явившись впервые, оно накатило огромным комом и придавило. И сейчас, глядя на дочь, вернее, на то, что от неё осталось, чувствовал смертельную пустоту. Настолько мрачную и безысходную, что почти покаялся в содеянном.

Ещё хотелось умереть. Да, умереть.

Сейчас он не только не боялся смерти,

впервые

но призывал её. Страшную. Прекрасную. Утоляющую все земные желания, страсти и боль.

Боль - вот что он чувствовал. Руки дрожали, а в глазах блестели слёзы.

Неужели я умею плакать?