9 дней падения

ГЛАВА 1

Если бы Федоров знал, что ждет их впереди, он, вероятно, никогда бы не предложил столь бредовой идеи. Конечно, их путь просто обязан был быть рискованным. Ему предстояло преодолеть долгий и опасный путь от Владивостока до далеких берегов Каспийского моря, когда каждый километр стали холодных рельс, идущих через Сибирь, приближал их к самой жестокой войне, которую они знали. Не было никаких гарантий того, что он сможет добраться до места назначения, не говоря уже о том, чтобы найти Орлова и вернуться домой. Его план не мог сработать во всех аспектах. Спасательной группы не будет. И они просто могли перенестись во времени дальше того момента, когда Орлов предпринял тот судьбоносный безумный прыжок с вертолета.

Но они должны были попытаться.

Холодный туман Владивостокской гавани был столь же реален, как и в любой другой день, и теперь это была его единственная реальность. Они были здесь. Они оказались в 1942 году. Они оставили письмо в здании склада, и от холодного звука закрывшегося замка их передернуло, когда они осознали, что сделали. Вся старая жизнь словно оказалась заперта за этими дверями и потеряна навсегда. Замок не откроют еще почти восемьдесят долгих лет. Его дед был последним, кто открывал эти двери всего несколько лет назад, подумал Федоров. Теперь он сунул письмо в карман пальто деда — он, человек-призрак, еще даже не родившийся в этот год — 1942. Никто не появится здесь еще восемьдесят лет, по крайней мере, на это он надеялся. Но мысль о том, что однажды это письмо прочтет адмирал Вольский, ободрила его и вселила в него надежду.

Они не могли терять времени — впереди их ждали долгие и опасные километры пути. Словно призраки в тумане они, не теряя времени, проследовали к железнодорожной станции, где ожидал отправления в течение часа последний поезд в Омск. Попав туда, они окажутся достаточно близко от своей цели, в российском понимании. Здесь не было действительно достаточно близких мест, и одинокие стальные рельсы зачастую были единственным, что обеспечивало оперативное перемещение. Они договорились встретиться непосредственно у поезда, и при наличии черных ушанок и документов НКВД он знал, что их не ожидало никаких особенных проблем с попаданием на поезд. Они просто сказали начальнику станции, что будут инспектировать объекты на пути следования поезда и имели при себе важные документы, которые следовало доставить в Омск. Никто не возражал. С НКВД шутки были плохи, а полковник было очень высоким званием в этой зловещей организации. Начальник станции быстро указал ему путь и номер состава. Это был грузовой поезд, но в хвосте, прямо перед последним служебным вагоном было прицеплено два пассажирских.

Несколькими минутами спустя они зашли в задний вагон и заняли места в одном из двух закрытых kupe в задней части вагона, поблизости от небольшого туалета. Provodnits[5], одетый в простую военную форму бросил на них краткий взгляд, отметив очевидную форму НКВД и звание Федорова, и украдкой взглянул на Трояка и Зыкова. Он ничего не сказал, словно ожидал, что они возьмут это купе и быстро удалился в другую часть вагона, не желая иметь ничего общего с этим опасными людьми.

Федоров бегло окинул пассажиров взглядом, но Зыков уже направился по проходу, осматривая всех и давая понять, что он охранник, ищущий возможные угрозы. На сидениях расположилось четырнадцать пассажиров — пять солдат, осторожно присмотревшихся к ним и снова закемаривших, увидев Федорова. Похоже, что его темная форма и фуражка НКВД не имела для них особенного значения. Остальные были гражданскими — линейный экипаж из шести железнодорожников в грязных комбинезонах и пожилая пара с маленьким ребенком. Девочка смотрела на внушительную фигуру Зыкова, проходящего мимо, пока тот не подмигнул ей и улыбнулся, отчего она только крепче прижалась к бабушке, рядом с которой сидела. Убедившись, что вагон был безопасен, Зыков вернулся к купе к Трояку и Федорову, но оставил дверь открытой, чтобы следить за любым возможным движением в проходе.

Все еще висел густой туман, когда скрип ржавых колес возвестил об отбытии, и вагоны слегка тряхнуло, когда были отпущены тормоза. Поезд медленно тронулся в этот предрассветный час, направившись на север и слегка на запад к реке Амур. Вскоре они прибыли в Уссурийск, где от линии отходили несколько ответвлений. Они заняли главную, которая вела к Хабаровску и была частью самой длинной железнодорожной линии в мире. Понадобится двенадцать часов, чтобы добраться до этого города, расположенного примерно в семистах сорока километрах к северу, воспользовавшись перерывом чтобы поесть и немного отдохнуть.

Наступил рассвет 23 сентября 1942 года. Федоров проснулся, увидев отблески солнца на мутной поверхности извилистого русла реки, идущей вдоль путей. Время от времени поезд останавливался в небольших деревнях и городках, хотя был товарным и перевозил не слишком много пассажиров. Вскоре они начали проходить деревни, останавливаясь только в более крупных населенных пунктах, где железнодорожники выходили из вагона, проверяя десять грузовых вагонов до самого локомотива или стрелки на путях. Путь до Хабаровска занял весь день, и когда они прибыли туда, солнце уже почти село. Здесь железнодорожникам предстояло пополнить запасы воды и угля на угольной станции.

Испытывая любопытство и желание размять ноги, Федоров вышел из вагона, глядя, как они работают под бдительным взором Трояка, стоявшего у тендера и жующего что-то из припасов. Рабочие о чем-то спорили с толстым красноносым человеком, который периодически с явным неудовольствием вздымал руки. Федоров направился к ним, обратив внимание, что спор сразу стих, когда они заметили его.

— В чем проблема?

— Он говорит, что уголь плохой, — пояснил один человек. — Рабочий оставил створки открытыми, и его залило дождем.

— Вы хотите сказать, что во всем Хабаровске нет хорошего угля?

— Берите все, что хотите, — сказал толстяк, ставший гораздо более вежливым, когда разглядел значок НКВД на фуражке Федорова. — Но, к сожалению, он не будет хорошо гореть еще несколько дней.

Следовало ожидать неожиданного, подумал Федоров. Они не могли позволить себе задерживаться здесь. Он осмотрел сортировочную станцию и заметил несколько бочек с нефтью на складе. — Они полные?

Толстяк высунулся, прищурившись посмотрел на бочки и кивнул.

— Да, там нефть и машинное масло.

— Возьмите одну, — сказал Федоров рабочим. — Загрузите ее в тендер и поливайте уголь прежде, чем засыпать его в топку. Это должно помочь.

Рабочие заколебались, думая, что могли бы отдохнуть и послоняться по городу в ожидании, пока уголь высохнет.

— Мы могли бы подождать день, товарищ полковник, — сказал кто-то. — Уголь должен высохнуть к завтрашнему дню.

— Мы не можем ждать ни минуты! — Федоров попытался быть твердым, хотя и не смотрелся особенно угрожающе. Тем не менее, его форма, знаки различия и выдающиеся награды на груди делали его намного солиднее, чем он был на самом деле. — Поезд должен следовать по расписанию, — сказал он, постукивая по наручным часам. — Мы должны быть в Омске через четыре дня[6], это понятно? Тогда вперед. Эй вы, грузите бочку.

Персонал станции понял, что это приказ. Они гордились своей работой, будучи особым классом квалифицированных рабочих, обслуживающих стальные артерии Матери-России. Старший направился к бочкам, свистя и махая руками двум другим рабочим. Он не ожидал, что этого НКВД-шник будет на поезде, но понимал, что им придется терпеть его, пока они не доберутся до пункта назначения. Удовлетворенный тем, что рабочие принялись за дело, Федоров вернулся к Трояку.

— Проблемы? — Спросил сержант.

— Уголь промок из-за дождя. Они хотели подождать сутки, но мы не можем позволить себе задержек. Нам нужно добраться до Омска в срок, а затем мы оставим магистраль и направимся на юг, в Казахстан.

У Федорова было много времени, чтобы все обдумать, задаться вопросами, что ждет их впереди, помаятся время от времени ощущением, что их план был совершенно безумен. Им предстоял еще долгий путь: два дня пути до Иркутска, с севера от широкой излучины Амура, ознаменовавшего границу с Китаем. Они проследуют через Читу и Улан-Удэ, а затем повернут на юг, в сторону Монголии, обогнут холодные берега озера Байкал и окажутся в Иркутске. Оттуда будет еще день пути до Красноярска, а затем еще день через Новосибирск в Омск.

В Омске они планировали оставить главную линию и направиться на запад через Челябинск в Орск на границе с Казахстаном и прибыть туда 28-го. Оттуда они переберутся в Казахстан и доберутся по местной железнодорожной линии от Актобе до Атырау[7] на северном побережье Каспийского моря. На этом этапе Федоров планировал избегать Астрахани и пройти по морю на рыболовецком судне. У него было при себе золото, чтобы обеспечить это, или Зыков и Трояк, если золото не поможет. Если все пройдет как надо, они окажутся на побережье Каспия около Кизляра 30-го, но для этого им требовалось ни на что не отвлекаться и нигде не задерживаться.

Инцидент на угольной станции был типичным примером задержек, с которыми они могли столкнуться. Если их произойдет слишком много, они могут не найти Орлова в Кизляре, и тогда придется искать его в Баку.

Трояк увидел, как трое рабочих пытались кантовать бочку к локомотиву. Он с усмешкой сплюнул и подошел к ним, расталкивая их в стороны. Затем он присел, обхватил бочку могучими руками и поднял ее, даже не хмыкнув. Она была заполнена на три четверти и весила более девяноста килограммов. Сам сложением похожий на локомотив, Трояк легко донес ее до локомотива, преследуемый стайкой рабочих и опустил ее на металлический пол тендера, отряхнув грубые руки и отметив удивленные взгляды.

— Уголь грузите, — сухо сказал он и направился к Федорову. Поезд отошел от станции через полчаса.

Утром 25 сентября они увидели кристально чистые воды озера Байкал, одного из самых древних озер на Земле, возрастом более двадцати миллионов лет. Заключающее в себе около двадцати процентов пресной воды на планете, озеро растянулось узким полумесяцем на 670 километров, немного расширяясь к северу. Железная дорога проходила по возвышенностями на южных берегах озера, предлагая захватывающий вид на дикую безмятежную красоту. Вода была настолько прозрачной и чистой, что можно было видеть на сорок метров вглубь. Даже десятиметровый слой льда, образовывавшийся зимой, был прозрачен, словно стекло.

Местные жители говорили, что сибирские шаманы древности приписывали водам озера особые целительные свойства, но Трояку оказалось достаточно попробовать местную соленую рыбу под названием «омуль», продаваемую женщиной на станции Мысовая, чтобы более чем убедиться в этом. Они обнаружили, что если прокоптить только что пойманную рыбу на импровизированной жаровне, она становится очень похожей на лосося.

Они втроем тихо отдыхали на скамейке у станции, а железнодорожники пополняли запасы воды, когда с запада появился другой поезд. Это был короткий состав, ведомый старым обветренным красным локомотивом, за которым виднелись три серых товарных вагона, вагон-купе и два больших товарных вагона, окрашенных в тусклый зеленый цвет. Когда поезд остановился, они увидели, как из пассажирского вагона появились пять вооруженных охранников в коричневой форме НКВД с винтовками с примкнутыми штыками. Федоров проследил за тем, как один из них подошел к первому вагону и поднял металлическую задвижку, а остальные четверо медленно открыли двери.

Из темного внутреннего пространства раздались стоны и донесся запах экскрементов, мочи и немытых тел, несмотря на то, что они сидели за двадцать метров от вагона. Федоров сразу понял, что это была группа заключенных, скорее всего, направляющихся в один из сотен трудовых лагерей, раскиданных по неприступным районам Сибири в огромном «Архипелаге ГУЛАГ».

Эти потерянные души, вероятно, оказались здесь после дикого и неожиданного момента, когда солдаты ворвались в их дома, громко стуча в двери с криками «Otkroite!». Их жалобы или отсутствие каких-либо доказательств их преступления не имели значения. Часто хватало даже того места, где они жили, чтобы их вытащили из их домов среди ночи и загнали в эти уродливые вагоны, направляющиеся в забытье Сибири. После того, как они достигнут своей цели, тех, кто пережил этот гнетущий путь, ожидал допрос «синими фуражками» из НКВД, их «дела» рассматривались на месте, и выносилось решение, определяющее их жизнь на долгие годы — или завершающее ее[8].

Эти люди выглядели так, словно провели в поезде долгое время, изможденные и подавленные. Глаза на напуганных лицах смотрели словно безучастно, словно они отказывались признавать или верить в то, что с ними происходит. Федоров посмотрел на Трояка, покачав головой.

— Добро пожаловать в мир Сталина, — тихо сказал он. — Пока что нам удавалось двигаться на запад достаточно легко, но мы забываем, что произошло в эту войну, страдания, нанесенные нами собственному нарожу, террор и несправедливость.

Трояк кивнул, неприязненно глядя на солдат. Вскоре они поняли, что помимо проветривания тесного вагона, охранник также намеревались убрать всех, кто умер прошлой ночью. Они принялись резко рявкать на людей, сгрудившихся в вагоне, и Федоров заметил, что они указывают руками на человека, лежавшего на засыпанном грязной соломой полу. Они хотели вытащить его, но затем раздался детский плач и женские рыдания, а затем Федоров заметил мальчика, державшего лежавшего старика за руку и плачущего. Он не хотел отпускать его, что вскоре побудило одного из охранников отвесить ему жесткую затрещину, а затем еще одну, отчего ребенок заревел еще громче.

Федоров не выдержал, поднимаясь с места с сердитым выражением на лице.

— Да, мы здесь, чтобы остановить третью мировую, но можем сделать что-то и с этим, твою мать. — Он решительно направился к вагону через пути. Трояк и Зыков сразу поняли, к чему идет и начали пристально следить за вооруженными солдатами.

— Боец! — Крикнул Федоров. — Ты что делаешь! — Он заметил, что солдат, ударивший мальчика, собирался ударить парня штыком, и схватил его за руку, оттащив. Охранник обернулся, замахиваясь прикладом, но увидев на Федорове черную ушанку и награды, остановился.

— Виноват, товарищ полковник. Я думал, это один из них, — он насмешливо кивнул в сторону вагона. Федоров заглянул внутрь, ужасаясь состоянию. Люди были прижаты друг к другу настолько близко, что едва могли двигаться. Из открытых дверей доносился запах смерти. Федоров увидел, что им удалось отодрать одну из половиц в центре вагона, и образовавшаяся дыра служила туалетом. Мысль о том, что этим людям — мужчинам, женщинам, детям — приходилось сидеть над ней на корточках в едущем поезде, вызвала у него отвращение. Две или три женщины тихо рыдали, а мальчик все еще дергал старика за руку, крича «dedushka, dedushka».

— Этот человек умер, — сказал охранник. — Нужно его выбросить.

Федоров подался вперед, заметив, что люди инстинктивно отпрянули от него — от формы, которую он носил. Они не знали его, но, несомненно, видели много людей в такой форме.

— Не бойся, — тихо сказал он, мягко положив руку на голову мальчика, словно пытаясь унять боль после удара. Молодая женщина нашла в себе достаточно храбрости, чтобы встретиться с ним взглядом, смотрела на него, и он поманил ее рукой. — Помогите мне с ним, пожалуйста.

Он сказал мальчику, чтобы он не волновался, а его деда заберут к врачу. Услышал его голос и увидев выражение его лица, люди, казалось, поняли, что он был каким-то другом человеком, несмотря на форму, и двое мужчин решились помочь. Одна из женщин забрала мальчика, а он вытащили тело старика. Охранники просто тупо стояли рядом, думая, что они просто выбросят тело из вагона, и когда Федоров понял это, то резко приказал им взять тело и унести с глаз ребенка.

Федоров повернулся к солдату, ударившему ребенка, с явным гневом.

— Как фамилия, боец?

— Мельников, товарищ полковник.

— У тебя есть дед, Мельников?

— Товарищ полковник?

— У тебя есть дед, я спрашиваю? Что бы ты сделал, если бы он лежал там, на грязном полу? А штык тебе зачем? Ты что, собрался убить ребенка?

— Его дед не настолько идиот, чтобы оказаться в этом вагоне, — раздался жесткий голос, и Федоров обернулся, увидев сотрудника НКВД, выходящего из вагона. Он был похож на офицера и явно не был счастлив.

— Кто ты такой и что здесь делаешь?

ГЛАВА 2

По звуку его голоса Федоров понял, что этот человек был начальником охраны поезда, лейтенантом по званию и человеком, привыкшему к боли и страданиям других и по настоящему ответственным за созданные здесь условия. Он понимал, что этот поезд был, вероятно, лишь одним из сотен других, прошедших на восток за этот месяц и хотя он понимал, что это было не более чем бесполезный плевок против накатывающегося на него прилива, он был здесь, перед этим поездом, в этот момент и был, господи, полон решимости что-то сделать.

— Какое мне дело? — Сказал он со всей угрозой, какую только мог выразить голосом. Он повернулся к человеку, выражая свое недовольство сознательным молчанием и глядя на него сверху вниз. На офицере были черные кожаные сапоги над темно-синими галифе и кожаная куртка с позолоченными пуговицами. Через плечо был перекинут кожаный ремень, на котором на левом бедре висела кобура с пистолетом. На другом бедре висел коричневый кожаный планшет. На голове у него была синяя фуражка с золотой звездой на красном околыше. На лице было заметно пятно от сигаретного дыма, и он сделал длинную затяжку прежде, чем затушил сигарету, тяжело дыша.

— Это мои люди, — медленно сказал он. — Это мой поезд, и у нас есть свое расписание. А кто вы?[9]

Федоров проигнорировал вызов.

— Ах у вас расписание? Да? Хорошо. И когда же вы собираетесь отправляться, товарищ лейтенант? — Он добавил немного презрения в голосе, называя звание, так как его собственное звание и знаки различия были очевидны, как и награды — Орден Красной звезды на правой стороне груди, правильным образом расположенный за орденом Отечественной войны I степени.

— Как только накормим этих выродков[10]. А вам какое дело?

— О моих делах не беспокойтесь, лучше подумайте о своих. Состояние этого поезда отвратительно. Немедленно выведите людей из вагонов, затем очистите их, положите свежую солому и накормите всех. Вам ясно?

— Очистить? Мне и моим людям? — Ухмыльнулся лейтенант. — Вы, должно быть, шутите.

— Должно быть, вы оглохли, — быстро парировал Федоров. — И, возможно, еще и ослепли. — Затем он сделал то, что видел однажды в кино, хотя не мог вспомнить, в каком именно. Он встал, вытянув руки вдоль боков напротив лейтенанта, а затем поднял правую руку и громко щелкнул пальцами, словно подзывая злую собаку.

— Старшина!

Послышались тяжелые шаги по гравию железнодорожной насыпи, и крепкий сибиряк появился на сцене.

— Товарищ полковник? — Сухо сказал он, явно будучи намного опаснее любой собаки.

— Старшина, лейтенант, должно быть, оглох. Он, по-моему, не понимает приказа. Что вы думаете?

— Прискорбно, товарищ полковник, — сказал Трояк, смерив лейтенанта жестким взглядом.

— И, должно быть, лейтенант еще и ослеп, потому что, похоже, не видит, что перед ним стоит полковник НКВД.

— Совсем ослеп, товарищ полковник, — сказал Трояк, сознательно подавшись вперед.

— Согласен. Можем ли мы что-то сделать, сержант?

— Товарищ полковник, возможно, товарищу лейтенанту нужны новые очки, — сказал Трояк, снимая с рук перчатки, глядя на офицера убийственным взглядом. Он заметил, как его рука медленно потянулась к кобуре на левом бедре, и он добавил голосом настолько враждебным и угрожающим, что от него действительно могла застыть кровь в жилах. — А если товарищ лейтенант еще и настолько повредился головой, чтобы попытаться выхватить пистолет, возможно, следует оторвать ему голову и засунуть ему в задницу.

Трояк сжал зубы и сделал два шага вперед, не отрывая взгляда от лейтенанта, давя пугающей силой и массой. Лейтенант инстинктивно отпрянул, словно перепел перед каменным великаном. Очень немногие люди могли бы не отступить перед Трояком, особенно с подобным выражением лица.

Федорову пришлось сделать усилие, чтобы сохранить серьезное выражение лица. Он повторил приказ:

— А теперь вы и ваши люди оставите оружие сержанту и найдете лопаты, лейтенант. Затем вы почистите оба вагона. Положите туда свежей соломы, убедитесь, что все люди будут накормлены и поставите по бочке воды с чашками в каждый вагон. И сделаете это в темпе! Поезд должен следовать по расписанию, как вы сами сказали мне минуту назад.

Лейтенант НКВД был в ярости, но явно напуган. Его взгляд метался от Федорова к Трояку и обратно, а рука все еще держалась на кобуре. Он покосился на своих людей. Трое все еще стояли у открытой двери вагона с винтовками с примкнутыми штыками в руках и смотрели на лейтенанта, задаваясь вопросом, что им делать. Один из них медленно поднимал винтовку, направляя ее на Федорова, пока не услышал новый голос. Зыков пристально следил за ними, в особенности за вооруженными. Он спокойно вышел на всеобщее обозрение, держа наготове российский спецназовский пистолет-пулемет.

— Наконец-то работа для моего «Бизона-2», — сказал он, указывая на оружие, направленное на солдат. — Патроны повышенной мощности девять на восемнадцать от пистолета Макарова в шнековом магазине на шестьдесят четыре штуки[11]. Семьсот выстрелов в минуту. То, что нужно, чтобы зачистить помещение. — Он стоял, глядя на солдат с мрачной улыбкой.

Наконец, лейтенант отдал приказ:

— Опустите оружие и делайте так, как говорит товарищ полковник, — сказал он с явным напряжением, покраснев от гнева и унижения. Затем он повернулся к Федорову. — Это неслыханно! Начальник службы охраны захочет узнать об этом, я вас уверяю.

— И где он? Где-то здесь? — Федоров огляделся по сторонам. — Так где он? Еще кому-то нужно разъяснить, как делать свою работу?

Лейтенант бросил окурок на землю и, кинув досадливый взгляд, повернулся, но Трояк положил ему на плечо руку, удерживая на месте, а затем ловко вытащил пистолет из кобуры.

— Он же оглох, товарищ полковник. Собрался уйти, не сдав мне оружие, как вы приказали.

— Прискорбно, — сказал Федоров.

Зыков стоял в нескольких шагах от него, пытаясь сдерживать смех, но продолжая пристально следить за солдатами. Затем, по жесту Трояка, он быстро собрал у них винтовки. В задней части вагона нашлись лопаты, и Федоров поручил Трояку проконтролировать, чтобы все было сделано правильно.

— А что с ними? — Лейтенант НКВД указал на людей в поезде.

— О них не беспокойтесь. Я прослежу за ними, пока вы будете работать. А теперь приступайте, товарищ лейтенант. У меня тоже есть свое расписание. Сегодня я должен проверить еще три поезда, а вы только что прервали наш обед.

Лейтенант и его люди разгрузили первый вагон, и Федоров отметил, что они помогали малолетним и немощным. Он также сказал Зыкову вывести пятерых солдат, ехавших с ними, и разгрузить второй вагон с заключенными. Увидев то, что случилось, и поняв, что им предстояло и дальше ехать в одном вагоне с этим неожиданно появившимся полковником, они не выразили протеста и быстро взялись за дело. Когда лейтенант увидел этих людей, то, естественно, предположил, что это были солдаты из подразделения Федорова, и внутренне обматерил свою неудачу, выразившуюся в том, что он нарвался на этого полковника. Он не ожидал встретить здесь еще одно подразделение НКВД.

Федоров следил за происходящим, пока не убедился, что работа ведется в соответствии с его приказом. Он отправил железнодорожников на станцию, и велел им принести любую свежую солому, которую они смогут найти — она часто хранилась именно для таких целей. Прошло два часа, и когда работа закончилась, Федоров снова принялся за лейтенанта.

— Ваше имя? — Потребовал он.

— Лейтенант Микаэл Суринов, — человек был явно не рад, но достаточно пришел в сознании, чтобы не спорить с полковником, появившимся здесь ни с того ни с сего. Однако внутри у него жгло от обиды и гнева на то, что он был вынужден сделать.

— Ну что же лейтенант, вы опозорили свое звание. Да, ваша работа заключается в охране заключенных, да, это грязное дело, но нельзя поступать так — не с нашими собственными людьми. Для таких дел есть фашисты.

— Но это государственные преступники! — Запротестовал Суринов.

— Возможно, но в первую очередь они люди. Кто знает, что они совершили, чтобы оказаться в этом скотовозе? Скорее всего, ничего. Скорее всего, просто какой-то козел решил, что они должны оказаться здесь. А ваш подчиненный только что не ударил штыком десятилетнего ребенка[12], плачущего над своим Dedushka! Куда следует поезд?

— В Хабаровск. Лагерь «Верхний».

— В Хабаровск? Замечательно. — Федоров улыбнулся, понял, что у него сложилась неплохая lozh. — Я только что из инспекции оттуда, и скоро вернусь. Убедитесь, что в поезде будет чисто и гуманно на время всего пути на восток.

Он осмотрел вагоны, все еще не слишком удовлетворившись. Слишком много людей располагались на слишком малой площади. Поэтому он сказал Суринову следовать за собой и направился осмотреть остальную часть поезда. Два других вагона были почти пусты, как и в его собственном поезде.

— Кто едет в этом вагоне?

— Мои люди, разумеется, — сказал Суринов.

— Пять человек на весь вагон? Здесь может разместиться тридцать. Кто в остальных вагонах?

— Это мой вагон, — Суринов поднял подбородок, глядя на Федорова через очки.

— Ваш вагон? — Неодобрение в голосе Федорова было очевидно.

Он решительно подошел к вагону и заглянул внутрь. Он увидел трех молодых женщин, которые были очевидно напуганы, а у одной явно была разбита губа. Он нахмурился, сразу все поняв и сильно расстроившись.

— Предпочитаете общество женщин, верно? Что же, вам нужно обновить понимание дисциплины, лейтенант. Вы офицер внутренних сил безопасности, а этот поезд направляется на восток с определенной целью, и это не бордель! Хотите разделить вагон с женщинами? Что же, быть по сему!

Он отошел, и вскоре его подчиненные вывели из тесных крытых вагонов всех всех babushkas, которые могли быть следующими, кто умрет в долгом пути в холодных вагонах. Там были и супружеские пары, которые также решили вывести вместе. Вскоре Зыков и Трояк разместили всех их в более комфортных пассажирских вагонах. Затем Федоров вернулся к лейтенанту, вывел девушек из вагона и отправил их в крытые вагоны, рассудив, что они будут для них более безопасным местом. По крайней мере, он так считал.

На лице лейтенанту Суринова ясно отражалась сдерживаемая ярость, хотя он и ничего не мог сделать. Что это был за полковник? Он никогда не видел его на этой линии ранее и вообще не слышал, чтобы полковник НКВД мог вести себя подобным образом.

Когда переселение было завершено, Федоров вернулся к Суринову с очевидно угрожающим видом:

— Я вижу, что в вашем вагоне не осталось места. Все места заняты, так что вам и вашим людям придется ехать в локомотиве или в тендере. Понятно? Не беспокойтесь об этих людях, проводники с ними управятся[13]. Они останутся там до тех пор, пока вы не доберетесь до места назначения, и к ним следует относиться с уважением. — Он говорил громко, чтобы все в обоих вагонах это слышали.

— Дальше… Мои люди вернут вам оружие, но без штыков. Это люди, а не скот, чтобы вы погоняли их острыми палками. Что с ними будет в Хабаровске, зависит от коменданта лагеря, но пока они следуют на восток, за них отвечаете вы. Я насчитал здесь сто восемьдесят три человека и ваша задача доставить их в целости и сохранности. Упаси вас бог[14], если хоть кто-то еще умрет прежде, чем поезд прибудет в Хабаровск. И оставьте в покое девушек! Они тоже чьи-то дочери. Вам ясно?

Суринов был явно недоволен, но не пытался возражать. Его глаза сузились, лицо покраснело от возмущения и унижения. Федоров понимал, что поменять его нрав будет не так просто и опасался, что как только поезд прибудет на следующую станцию, он не только вернет все, как было, но и попытается выместить злобу на этих людях. Он решил, что следует сделать свои приказы более категоричными.

— Я ничего не прошу, лейтенант. Вы получили приказы и вам лучше их выполнить. Когда я вернусь, я наведу справки. Я записал ваше имя, лейтенант Микаэл Суринов. Если я узнаю, что вы взялись за старое и с этими людьми снова начали плохо обращаться, я могу вас заверить, что вам предстоит долгая и увлекательная разъяснительная беседа с товарищем сержантом. Если же я узнаю, что мои приказы не были выполнены… Я надеюсь, вам понравится ваша поездка на поезде, лейтенант. Потому что она станет для вас последней.

Он сильно ткнул лейтенанта пальцем в грудь, где, как было принято считать, находилась человеческая душа, развернулся и пошел прочь. Вернувшись в свой поезд, уже готовившийся отбыть, он ощутил слабое чувство удовлетворения.

Когда поезд тронулся, Федоров оглянулся в последний раз и увидел, как другое эшелон медленно направился на восток. Он понимал, что не мог встревать во все, что ему на нравилось на своем пути, и что вперед этих несчастных ждали суровость и жестокость, но не сегодня. Его вмешательство было лишь небольшим проявлением сострадания в море горя и войны, но сегодня этого было достаточно, и лишь это имело значение.

Он расположился в купе. Provodnits в форме начали проводить проверку вагонов. Он видел и слышал все из окна вагона, и когда Федоров встретился с ним взглядом, он увидел проблеск симпатии так, где ранее были лишь настороженность и страх.

Дальше будет хуже, подумал Федоров. Поезд медленно приближался к зоне военных действий, и ему предстояло увидеть больше проявлений военной активности и намного больше человеческого горя. Добраться до Кизляра будет тоже нелегко, когда они покинут магистраль в Омске. Впереди их ждали еще больше опасностей. И дело было не в километрах, отделяющих их от места назначения, а в десятилетиях, отделяющих их от того времени, из которого они прибыли. Чтобы добиться успеха, им предстояло завершить этот опасный путь, найти Орлова и благополучно доставить его на побережье Каспийского моря, в надежде, что прибудут спасатели, которые доставят их домой. Если им это не удастся… Он не мог увидеть что-либо во тьме. Они должны были выполнить свое задание, спасатели Вольского должны были найти их. Весь мир зависел от этого.

ГЛАВА 3

Он очнулся от беспокойного сна с этой мыслью — весь мир зависел от него — но затем раздался звук, от которого кровь застыла в жилах. Он сел в темноте, пытаясь проморгаться, сосредотачивая внимание на звуке, похожем на далекую артиллерийскую канонаду, на долгий, низкий, угрожающий раскат грома, на невероятно далекое, странное эхо чего-то огромного и ужасного. Что же это было? Он изо всех сил пытался вспомнить, где он. Долгий путь по железной дороге через сибирские пустоши… Иланский… Гостиница…

Покинув Иркутск, поезд направился на северо-запад в сторону Красноярска, преодолев еще шестьсот километров за еще один долгий день. К сумеркам они находились в нескольких часах пути от города, когда поезд остановился на плановую стоянку в небольшом городке под названием Иланский. Железнодорожные пути шли через лесистую местность, затем поворачивали на юг вдоль реки и, наконец, входили в город, разделяясь на несколько путей, ведущих к сортировочной станции. Здесь предстояло разгрузить три грузовых вагона из состава поезда, который затем продолжит путь на запад через Красноярск, Новороссийск[15] и, наконец, прибудет в Омск.

Федоров узнал о гостинице от железнодорожников. Они называли ее «Locomativnyh», то есть «гостиница для железнодорожников», представляющей собой старое здание в нескольких кварталах от железнодорожной станции. На разгрузку поезда требовалось шесть часов, поэтому Федоров решил отдохнуть там, надеясь обнаружить нормальную еду и поспать несколько часов прежде, чем поезд должен будет отправиться сразу после полуночи.

Они вошли в старую гостиницу, и Федоров увидел в прихожей портрет пожилого седого человека с намасленными усами, очевидно, основателя заведения еще до Революции. Он поговорил с администратором, также исполнявшей обязанности официантки в столовой, молодой женщиной по имени Иляна[16], названной так в честь города. На ней был простой белый фартук и красный платок на голове. Она словно испугалась, когда они вошли, и Федоров обратился к ней максимально дружественно, пытаясь успокоить ее страхи.

— Не беспокойтесь, — сказал он. — У нас нет здесь дел. Мы просто едем на запад, а железнодорожники хорошо отзывались о вашей гостинице. Это ваш отец? — Он улыбнулся, указывая на портрет за стойкой.

— Мой дед, — тихо ответила она. — Он построил эту гостиницу еще в прошлом веке, а когда Комиссариат установил здесь власть, она превратилась в гостиницу и дом отдыха для железнодорожников. Все лучше, чем армейские бараки. У меня есть комната с тремя кроватями на втором этаже, а через полчаса подам ужин — сегодня будет горячее тушеное мясо со свежим хлебом.

— Замечательно, — сказал Федоров. Он занял стол в столовой, ощущая уже появившийся в комнате сильный запах, от которого разгорелся аппетит. Пока что они питались хлебом, сыром и какой-то сухой колбасой, которые Трояк раздобыл по пути, однако вскоре им подали неплохое тушеное блюдо с картошкой, морковью, сельдереем, луком и даже немного вареной говядины. Подлива была свежей и особенно неплохой, а горячий чай — именно тем, чем нужно.

— До Красноярска три или четыре часа, — сказал Федоров. — Но мы доберемся туда до рассвета. Предлагаю немного поспать до полуночи.

— Нормальная кровать всегда хорошо, — сказал Трояк.

Федоров на мгновение задумался.

— Старшина, как вы оцениваете наши шансы? — Он не стал пояснять вопроса, но Трояк видел его волнение и понимал, что он говорит о поисках Орлова.

— Мы найдем его, — твердо сказал он.

— Мне бы вашу уверенность, — сказал Федоров. — Россия она большая, хотя мы, конечно, и знаем, где начинать поиски.

— Если куртка все еще на нем, мы сможем отследить его по сигналу. Я могу включить ее, если мы окажемся в пределах пяти километров.

— Можете? Я этого не знал! — У Федорова ощутимо полегчало на душе.

— Тоже касается и вас, — сказал Трояк. — Так что никогда ее не снимайте. Это наше средство связи, и мы сможем отследить Орлова по системе «свой-чужой» в подкладке. Она есть у всех морских пехотинцев.

— И если спасательная группа сможет прибыть, они найдут нас точно так же?

— Верно. — Трояк допил чай и сложил руки на широкой груди. — Если я включу передачу, это расширит радиус действия маяка до пятидесяти километров.

Федоров с облегчением кивнул. Трояк рассказывал ему об этом раньше, но, несмотря на все свои усилия, он пропустил это мимо ушей. Внезапно их перспективы стали казаться намного светлее.

— Пойду осмотрюсь, — сказал Зыков. — И перекурю, если товарищ старшина даст сигарету.

— А свои почему забыл? — Трояк выдавил из себя улыбку и потянулся в карман.

— Так у меня все карманы патронами набиты, товарищ старшина, — Зыков похлопал рукой по карману, под которым Федоров увидел крепление для пистолета. — Кто-то ведь должен отвечать за безопасность, а?

Зыков вышел, а Трояк поднялся по лестнице в свою комнату. Федоров задержался за столом с чаем. Увидев горничную, вошедшую с охапкой дров, он встал, чтобы помочь ей.

— Ой, спасибо, не надо, — сказала она. — Зима близко, но на этот раз у нас будут дрова. Это хорошо. В прошлом году пришлось выменивать уголь на станции, но дерево намного приятнее. Рабочие рубили новые шпалы, и нам тоже немного перепало.

— Понимаю, — сказал Федоров со странным ощущением, что разговаривает с мертвой женщиной или, по крайней мере, с очень старой babushka, если она сможет дожить до 2021 года, в чем он очень сомневался. — Ну что же, тушеное мясо было очень хорошим, а несколько часов сна на хорошей кровати будут еще лучше. Я могу подняться наверх по этой лестнице? — Он указал на узкую темную лестницу за камином.

— О… Нет. Идите по главной. Это глупо, но об этой лестнице рассказывают много плохого. Дед никогда не ходил по ней и не разрешал мне играть там в детстве. Старая глупая привычка, но я всегда хожу по главной.

— Очень хорошо. Спокойной ночи, мадам[17].

Она странно посмотрела на него, когда он обратился к ней настолько уважительно, но на ее лице читались облегчение и удовлетворение. Этот человек явно отличался от любого другого офицера НКВД, с которым она когда-либо сталкивалась, хотя двое солдат, которые были с ним, казались довольно пугающими, как и все люди войны на ее юный взгляд.

Федоров прошел мимо рецепции к главной лестнице и поднялся по скрипучим деревянным ступенькам на второй этаж. Длинный коридор был тускло освещен масляными лампами. Он подошел также к проходу на черную лестницу, о которой говорила Иляна, которая не была освещена вовсе. Он подумал, что по ней было бы гораздо ближе, но просто пожал плечами. Пройдя две двери, он подошел к самой большой комнате в конце длинного коридора, номер 212. Коридор здесь поворачивал направо и шел через небольшой холл к другому блоку номеров.

Зная Трояка, он постучал и тихо произнес свою фамилию прежде, чем открыть дверь. Войдя, он увидел простую комнату с тремя кроватями, как и было обещано, и небольшим письменным столом со стулом. У одной стены стоял умывальник, а за окном в дальнем конце комнаты виднелся небольшой городской парк с неработающим каменным фонтаном. Его взгляд остановился на голых ветвях, поднимающихся в почти серое небо в слабом свете взошедшей луны.

— Зыков скоро вернется, — сказал Трояк. — Он очень осторожен. Не успокоится, пока не проверит каждый сарай в пределах пятидесяти метров. Хороший боец.

— Жаль, что Букина с нами нет, — сказал Федоров. — Я не знаю, что пошло не так, но хочу извиниться, старшина. Он был одним из ваших людей. Если с ним что-то случилось…

— Не беспокойтесь, товарищ капитан[18]. Букин знал, на что идет. Мы все знали.

— Если от этого может быть легче, я надеюсь, что он в безопасности во Владивостоке. Думаю, у реактора просто не хватило мощности, чтобы переместить нас всех, хотя я и не могу быть в этом уверен.

— Я понимаю, товарищ капитан.

Федоров вздохнул.

— Что же, надо поспать. Не теряя времени, он снял тяжелую шинель и сел на кровать, хотя не стал снимать сапоги по примеру Трояка. Матрац был старым и сбившимся, но одеяла достаточно чистыми, и в любом случае гораздо лучше, чем в поезде. Им предстояло провести здесь всего несколько часов, но отдых был нужен и вскоре он погрузился в мир снов.

… Нет, это был не сон. Нет, точно. Звук был настолько сильным, что он немедленно сел, широко раскрыв глаза, и увидел, что Трояк и Зыков потянулись за пистолетами. Они тоже спали, когда услышали это. Теперь они осматривались, как и Федоров, пытаясь найти источник рева. Зыков подошел к окну, выглянув на улицу, но там было темно и тихо. Он наклонился и со скрипом открыл окно. Звук шел не снаружи.

Федоров встал и подошел к двери, но Трояк отодвинул его в сторону, напряженно насторожившись. Старшина снял что-то с ремня и поднес это к двери — инфракрасный сенсор, подумал Федоров. Затем Трояк одним быстрым движением открыл дверь. Зыков последовал за ним.

— Прикрой лестницу, — шепнул старшина Зыкову. — Я возьму второй этаж. Товарищ капитан, можете проверить черный ход? — Трояк указал на темный проем, ведущий к черной лестнице.

Оба двинулись вперед, словно бесшумные убийцы, ловкие и целеустремленные, держа оружие наготове. Федоров понимал, что их первой задачей было проверить ближайшие окрестности на предмет проблем. Трояк проскользнул за угол, Зыков бесшумно двинулся по другому коридору к главной лестнице. Федоров последовал за ним, вспомнив, что ему лучше тоже достать пистолет, и с подозрением и трепетом направился к черному ходу.

Он медленно подошел к лестнице, вдруг с удивлением увидев за ней странное янтарное свечение. Оно словно дрожало, будто зарево пожара. Затем он снова услышало это — отдаленный рокот, словно где-то вдали взорвалась бомба или снаряд, эхом отозвавшись внутри здания. Он начал спускаться по лестнице, освещенной янтарным заревом, не слыша звука собственных шагов. Он оказался у камина в столовой. Янтарное сияние несколько унялось, сменившись теплым румяным отсветом. Пожар?

Его охватило странное ощущение, и он понял, что стоит внизу узкой лестницы. Ему показалось, что он услышал голоса, но на языке, которого не понимал: «Was fur ein gerausch? Was ist passiert?»

Он спустился в зал, держа пистолет наготове, подражая Зыкову. Он спустился с последней ступеньки, чувствуя себя очень странно и смутно осознав, что на мгновение у него закружилась голова. Не было ни дыма, ни огня, не ощущалось жара. И все же страшный рев стал еще громче, сотрясая воздух. Он слышал крик младенца, а затем и крики людей на улице.

Быстро отойдя от лестницы, он увидел, что вернулся в столовую, залитую красным светом, исходившим откуда-то снаружи здания. Столы теперь были украшены резьбой, накрыты белыми льняными скатертями, на них стояли фигурные подсвечники. Несколько окон были разбиты и на полу валялись осколки. На одном из столов остались тарелки с едой, стулья были опрокинуты, а черный чай в стакане все еще дрожал от странной вибрации в воздухе. Казалось, люди внезапно выскочили из-за стола. Внезапно его поразило осознание. Свет! Дневной свет! Яркий красный свет восходящего солнца пробивался через разбитые окна на восточной стороне здания, но слишком яркий, просто непереносимый. Должно быть, они заснули слишком глубоко, подумал он, и осознал последствия — они опоздали на поезд!

Он повернулся, решив пойти на рецепцию, чтобы встретить Зыкова, спускающегося по главной лестнице. Однако он заметил, что за стойкой никого не было, а двери наружу приоткрыты и за ними стоит это странное янтарное сияние. Снаружи что-то происходило — он слышал испуганные голоса и звуки бегущих людей. Затем раздался гулкий рев, от которого задрожали стекла.

Трояк добрался до конца коридора, сжав зубы и напряженно вглядываясь. Он проверил все комнаты, но кроме них здесь никого не было. Железнодорожники доели ужин и вернулись на станцию, чтобы помочь с разгрузкой. Он нажал кнопку на воротнике и тихо сказал в микрофон.

— Зыков? Это Трояк. Наверху чисто.

В наушнике быстро раздался голос Зыкова.

— На лестнице и рецепции чисто. Проверяю вход и двор.

А затем раздалось это — глубокий далекий грохот, словно от взрыва, но он шел не снаружи, а из неоткуда, эхом отдаваясь от стен длинного коридора. Он обернулся, ища источник шума, и снова сказал в микрофон на воротнике:

— Товарищ капитан, на лестнице чисто?

Ответа не было.

Трояк немедленно напрягся, сжимая в руках пистолет. Он подобрался к открытой двери в их комнату и сунулся внутрь.

— Товарищ капитан?

Ответа не было.

Беглый осмотр убедил его, что в комнате чисто. Он убрал пистолет, схватил автомат и снял предохранитель. Затем он, словно тень, вышел и быстро направился к лестнице. Там было темно и тихо, поэтому он включил фонарь на оружии. Деревянные ступеньки уходящей вниз лестницы были покрыты пылью, и на них ясно виднелись следы человека, шедшего вниз. Федоров, должно быть, пошел туда, рассудил он, и двинулся следом.

Старшина спустился по лестнице, быстро выскочив из ниши в столовую, держа автомат наготове. Было темно и тихо, единственными источниками света была бледная луна, освещавшая через окна грязные пустые столики.

Он услышал, как скрипнула дверь, и быстро отступил в нишу. Из двери за рецепцией проявилась Иляна. Увидев Трояка, она тут же пригнулась, прижимая воротник простого серого халата к шее.

— Что-то не так? — Напугано спросила она.

У входа послышались тяжелые шаги и Трояк напрягся, палец тихо лег на спусковой крючок. Но это был Зыков, с автоматом в руках и серьезным выражением на лице.

— На улице чисто, — сказал он, посмотрев на часы. — Никаких проблем. На станции тихо, они еще разгружаются. Еще только 22.30.

Трояк посмотрел на сотрудницу.

— Вы не видели товарища полковника?

Она отрицательно помотала головой.

Трояк повернулся так, чтобы женщина не могла видеть, что он делает, сунул руку в карман кителя и нажал кнопку на поисковом устройстве. Он услышал сигнал в наушниках, а затем спокойно сказал в ответ:

— Поиск сигнала ноль-альфа-один.

— Идет поиск… — Ответил голос в наушнике. — Сигнал не обнаружен.

— Я спала, — сказала Иляна, — пока не услышала, как вы спускаетесь. — Она с явным страхом посмотрела на темную заднюю лестницу, вспоминая все, что рассказывали ей родители. По какой-то причине она никогда в жизни не ходила по ней. На деревянных ступеньках лежал толстый слой пыли, а узкий проход смотрелся зловеще.

Федоров пропал.

ГЛАВА 4

Проблемы начались далеко на западе, в Мексиканском заливе, где персонал сотен буровых платформ испытывал некоторые затруднения в работе после того, как ураган «Виктор» устроил свои бесчинства в регионе. Хьюстон был все еще закрыт, что означало паралич работы всех трубопроводов и нефтеперерабатывающих заводов вдоль всего побережья Мексиканского залива. Более восьмидесяти процентов американской нефтяной инфраструктуры встало в результате шторма. Это обещало оказать серьезное давление на все зарубежные операции с целью вывести новые танкеры с нефтью в море и направить их к США, чтобы устранить неизбежную нехватку топлива, которая уже начала проявляться в юго-восточных и южных штатах.

В Прикаспии обстановка также накалялась, и работа на нефтедобыче в последние несколько недель нарушалась из-за проблем с безопасностью — ситуаций, от которых всегда закипала кровь у Бена Флэка. Он был «человеком компании» — начальником участка буровых работ «Шеврон»[19] и постоянно был занят доставкой нефти из одного места в другое. Он отвечал за работу всех — буровых мастеров, бурильщиков, рабочих буровых бригад, разнорабочих и верховых. Флэк имел за собой право последнего слова в любых вопросах, подчиняясь только вышестоящим чиновникам компании, находившихся в штаб-квартире «Шеврон» в Штатах.

Платформа «Медуза» в северной части Каспийского моря сегодня опять работала в аварийном режиме, так как местные боевики угрожали новыми атаками на буровые установки и трубопроводы в знак протеста против продолжающегося вторжения корпорации в регион. Старая максима нефтяной промышленности оказалась абсолютно верна: кто контролирует пути доставки, тот контролирует производителей. В случае с «Шеврон», ее производственные мощности оказались в очень неудобном месте после того, как забили барабаны войны и маршруты стали опасно хрупкими. Будучи одними из последних американских компаний на Каспии, она продолжала упорно цепляться за ценное месторождение Кайрян на южной окраине суперместорождения Кашаган. «Медуза» была жемчужиной в ее короне, будучи сопоставима с «Тандер Хорс» в Мексиканском заливе.

Открытое более десяти лет назад, Кашаган оценивалось в 13–15 миллиардов баррелей, уступая только месторождению Аль-Гавар в Саудовской Аравии[20]. Новые исследования после 2018 года показали, что месторождение было намного глубже и массивнее, чем считалось ранее. Суперместорождение Кашаган стало доминирующим игроком в нефтяной отрасли, многообещающе увеличившись до 25 миллиардов баррелей, и, возможно, даже больше. В то время как месторождение Аль-Гавар старело, нуждаясь в закачке газа и воды для обеспечения добычи, Кашаган росло и расширялось, превращая северную часть Каспийского моря в наиболее стратегически значимую зону на Земле. Бен Флэк находился прямо в центре всего этого на платформе «Медуза», название которой было весьма символичным, ввиду трубопроводов, отходивших от нее во все стороны, неся темную нефть под поверхностью моря.

Трубопроводы были артериями, несшими кровь развитого мира. Они шли на восток в Китай, на север в Россию и по маршруту Транскаспийского консорциума через Каспийского море в Баку, где уходили в Турцию, оканчиваясь в Джейхане в восточном Средиземноморье. То, что не могло быть доставлено по трубопроводам, загружалось на танкеры с мелкой осадкой, направлявшиеся в Баку, вновь приобретший большое стратегическое значение, которое он имел в 1940-х, когда Гитлер рвался к тамошней нефти.

— Вот дерьмо, — сказал Флэк вслух. — В Заливе все уже через задницу. Житья нет. А теперь «Тандер Хорс» накрылся, и мне надо просто задницу рвать. Как мне транспортировать эту чертову нефть, если местные угрожают тут все разнести?

Нам нужно просто вцепиться зубами в это месторождение, а китайцам пойти вылить себе таз холодной воды на голову, чтобы отцепиться от этих чертовых островов, подумал он. Конечно, все дело было в нефти, но сколько там могло было быть баррелей? Прошло бы много лет прежде, чем они бы добыли хоть что-нибудь, но эта маленькая ссора уже стала причиной головной боли для всех крупных игроков. Теперь каждая проклятая банда от хазар до РПК[21] считала своим долгом влезть сюда. Черт побери, а еще российские войска на севере могли рвануться на юг, и вот тогда бы начались настоящие проблемы. Если руководство считает, что недостача 20 000 баррелей в день это проблема, то пусть подождут, пока раски[22] не доберутся сюда.

«Шеврон» неудачно попыталась приобрести часть запасов Каспия в 2007 году и откатилась на юг. Но затем компании удалось подписать выгодный контракт на работу на севере Кашагана в 2018. Установленная норма прибыли компании зависела от производительности месторождения, и Бен Флэк отвечал за это в то время, как события начали накаляться на глобальном уровне. Им повезло, так как он отметил, что дефицит становилось все более и более затруднительно покрывать.

Они уже потеряли 20 000 баррелей в самый разгар событий из-за «врезов». Так местные жители называли практику незаконного отбора нефти из трубопроводов, пересекающих регион. Контрабандисты и партизанские группы, и даже контролируемые правительством рейдеры пробирались к трубопроводу с пустыми бочками, которые везли на грузовиках или буксировали по морю. Затем они проделывали отверстие в трубопроводе и вставляли туда пластиковые трубы, откачивая нефть. На прошлой неделе полиция Каспийского региона участвовала в перестрелке с грабителями, потерявшими нескольких человек убитыми, но для этого региона это было обычное дело. Целых 10 % нефти, добываемой в регионе «Шеврон» и другими транснациональными нефтяными компаниями в конечном счете оказывалось в руках у контрабандистов, которые словно комары высасывали ее при помощи своих чертовых врезов.

И таким образом, Бен уже не укладывался в план в этом месяце, а его рабочим группам предстояла очень напряженная работа на всех буровых, связанных с «Медузой», в надежде отчасти компенсировать огромные потери, ожидавшиеся в Мексиканском заливе из-за странного позднего урагана. Просто работать было уже невозможно. Менеджеры среднего звена, «Ребята из каньона Болленджера», как он их называл, непрерывно запрашивали его из штаб-квартир компании в Сан-Рамон, и давление все усиливалось.

«Болленджеровцы» очень хотели знать, почему снова упало производство? Бена Флэка злила мысль о том, что ему снова придется подробно рассказывать им об отсутствии безопасности в зоне работ, о медленно реагировании казахских полицейских сил, не говоря уже о местных военных.

KAZPOL, мобильные полицейские группы, патрулирующие регион на лодках с малой осадкой, никогда не оказывались там, где они были нужны, и никогда не были достаточно надежны, даже когда им удавалось прибыть на место преступления. Это было плохо для показателей, а показатели были тем, что Бен Флэк знал слишком хорошо.

Он был благодарен американскому телевидению за то, что оно уделяло ситуации так мало внимания, поскольку оно вообще скрывало реальные новости мира от внимания большинства американцев. Все они были заняты проблемами певцов, поваров и прочих искателей славы в сфере пения, готовки и прочих танцев со звездами, или же пытались понять, как им вымыться на каком-нибудь пустынном острове, Бен Флэк имел дело с реальным миром, и очень реальными и насущными проблемами, которые изучал каждый вечер и каждое утро за своим рабочим столом. Как сохранить показатели и тем более повысить их, чтобы всем этим людям было тепло и уютно надвигающейся зимой? Именно так, потому что он хорошо понимал, в какой степени тепло в домах создавалось неуютными ночами на его буровой, в мыслях о скважинах и и танкерах, идущих к двум огромным терминалам на побережье, не говоря уже о трубопроводах.

Числа были числами, холодными и реальными, и их нельзя было исправить спекулятивным порывом. Он сидел на собственном маленьком острове, в этом регионе, на неповоротливой металлической платформе среди залитого нефтью неглубокого моря. Пока эти люди, приходя домой, смотрели «Последнего героя», он сидел в своем кресле, держа руки на пультах. Но сегодня все было еще хуже. Показатели опять упали, и, если ситуация в ближайшие несколько дней ухудшиться еще больше, если боевики проведут крупную акцию или две, ему просто придется закрыть «Медузу» в качестве меры предосторожности. В результате производство сократиться еще на 100 000 баррелей в день — и это будет плохо для него, не считая FOX или CNN. Плохо для ребят в Каньоне Болленджера, плохо для людей, приходящих домой с работы, хотя они вряд ли узнают об этом… До следующего визита на заправку.

Хуже всего было то, что на эти выходные была запланирована доставка старой отремонтированной буровой установки из Баку. Она должна была начаться сегодня вечером, и «Кроули энд Компани», узкоспециализированная транспортная компания, уже разворачивала оборудование, необходимое им для этого. Они смогли установить платформу на погружаемые баржи и подготовить к аккуратной транспортировке из Баку. Когда она прибудет на место, у них будет не более 48 часов, чтобы снять понтоны и установить буровую над прибрежной отмелью, где были намечены работы. Большую часть этой работы предстояло проделать завтра ночью под светом луны — не было смысла распалять местных жителей еще сильнее, работая при свете дня. Государственным чиновниками они проплатили, небольшие подразделения KAZPOL прибыли на место для обеспечения безопасности, но в виду нарастания военной напряженности в последние несколько недель Бен все еще сильно беспокоился.

В связи с началом нового этапа госудаственных работ в чувствительно северном приграничном районе, протесты нарастали стремительно. Казахская армия проводила маневры, надеясь воспрепятствовать любому российскому наступлению на юг. Их 36-я десантно-штурмовая бригада прибыла из Астаны, заняв блокирующие позиции на нескольких автомобильных и железнодорожных линиях, ведущих к зоне добычи. Если бы русские вывели какие-то военные силы из Астрахани, Волгограда, Саратова или Самсары[23], они могли бы совершить крупное сухопутное наступление к северной части Каспийского моря, и захватить все суперместорождение Кашаган. Это был худший сценарий, не дававший покоя западным военным планировщикам последние десять лет. Как они могли защитить это место? Оно было более уязвимо, чем Саудовская Аравия после того, как Саддам Хуссей проглотил Кувейт.

Флэк поставил чашку с кофе на стол и откинулся на спинку кресла. Он прищурился, глядя в плексигласовое окно на то, как несколько бурильщиков работают над одной из скважин. Платформа напоминала голову осьминога, и название «Медуза» ей тоже очень подходило — новая технология наклонного бурения позволяла вести бурение во всех направлениях и создавать скважины в трех-пяти милях от самой платформы. «Медуза» служила точкой сбора, стоя над мелкими серо-зелеными водами отмели примерно в десяти километрах к северу от баз компании в Бузачи и Форт-Шефченко. Это был один из десяти объектов «Шеврон» в регионе, и значительно их число находилось под наблюдением Флэка этим вечером.

Бен был невысоким и коренастым, с седеющими коротко постриженными волосами, имевшими одинаковую длину с плотной седой щетиной. В свои за сорок он обзавелся некоторыми лишними отложениями на животе, но лишний вес, казалось, только подчеркивал его коренастое сложение. Он снял очки в тонкой оправе, потер широкую переносицу и потянулся за марлей, которую держал в ящике стола. Аккуратно протерев линзы, он вытянул шею, высматривая Мудмана.

— Эй, Эдди, — деловито сказал он. — Слышал что-нибудь от Бэйлора на «Каламаке»? — «Арколь» и «Каламак» были двумя другими платформами «Шеврон» поблизости от «Медузы».

Эд Мёрдок вводил поправки на своем автоматизированном рабочем месте. На мониторах отображались система управления «Honeywell-PlantScape» и система мониторинга «Allen Bradley's Monitoring system», работавшие на Wonderware MMI. За годы работы он поднялся от специалиста по системам циркуляции бурового раствора, иначе «грязных систем». Теперь он был инженером систем управления «Медузы», но все еще носил прозвище «Мудман» — ««Грязевик», как его все называли.

— Не подсматривай, — сказал он.

— Просто он должен был перезвонить еще час назад.

— Наверное, спит еще, — сказал «Мудман», доедая батончик мюслей и бросая обертку в мусорку. Лучи утреннего солнца над морем отражались от окон из оргстекла и бликовали на его геле для волос. Эдди был полярной противоположностью Бену Флэку, крупному жилистому и широкоплечему, со всегда короткой стрижкой на угловатой голове. Наушники нового Apple iPhone свисали у него из ушей, создавая впечатление, будто он был напрямую подключен к своим системам — эдакий инженер-гот. Образ довершала татуировка с изображением вампира на левом плече.

— Мне это не нравиться, — сказал Флэк. Он покачивался в своем кресле, скрипевшем, несмотря на всю нефть Каспийского моря каждый раз, когда он двигался, что вызывало у него только еще большее раздражение.

— Ты беспокоишься о местных или о русских? — Мудмана, казалось, все еще намного больше интересовал батончик мюслей, чем что-либо, беспокоившее Флэка.

— Опять казахские боевики, — сказал Флэк, пытаясь успокоиться. — Разве они не повязали зачинщиков в августе, когда нам пришлось закрыться?

— Ага. Какой-то урод призвал уничтожать всю западную нефтянку, до которой они смогут добраться. Но не это заставило местных начать бузить — они захватили какого-то из местных лидеров и обвинили в государственной измене. От этого местные полезли на стену и начинают гадить нефтяным компаниям.

— Ну и какого черта это должны быть именно мои платформы? — Вопрошающе сказал Флэк. — У нас тут и так куча дел, а в выходные прибывает эта установка. Что на этот раз? Что этим толстозадым местным надо теперь?

— Кто знает? — Сказал Мудман. — Может, это все эти проклятые хазарские кланы. Вспомни все эти разговоры о войне и о всем таком. Да и вообще, мы к востоку от Суэца, Флэки. Мы сидим прямо на границе Евразийского Альянса — СиноПак.

— Это точно. А теперь еще и все это дерьмо.

Флэк получил новости от «Рейтер», опубликовавшего заявление Народных Добровольческих Сил Каспийского региона (Caspian Region People's Volunteer Force, или, для краткости, CRPVF). Оно выглядело очень угрожающим. Он снова надел очки и прочел вслух:

— «Они придут за всем, живым и неживым»? — На лице Мудмана появилась саркастическая улыбка. — «Отказ принять наши условия приведет к любым другим немыслимым порокам»? Какое красноречие. Этому парню пора в школу.

— Вот ты можешь поверить в это дерьмо? — Бен подумал о некоторых пороках, которым он был бы не прочь предаться, но угрозы, озвученные в этом заявлении, были довольно тревожны, так что вместо этого он потянулся за пузырьком с таблетками жевательного аспирина. — Он говорит, что у нас есть сорок восемь часов, а у меня есть установка, о которой я должен беспокоиться. Лучше вызови Бэйлора, — подытожил он. — Я хочу убедиться, что он в курсе.

— Думаешь, нам надо связаться с KAZPOL? Я к тому, что в августе им потребовалось несколько часов, чтобы отреагировать.

Гнев и разочарование Флэка достигли новой отметки.

— Господи, это последнее, что мне, мать его налево, нужно на этих выходных! Через шесть часов Кроули начинает буксировку, а мне нужно переместить здоровенную дуру к берегу и поставить там на якорь, чтобы инженеры могли начать настройку завтра утром. И это действительно последнее, чего мне, твою мать, не хватало!

— Верно, — сказал Мудман, поправляя гарнитуру. — Я позвоню Бэйлору. — Он потянулся к телефону, но прежде, чем успел снять трубку, раздался звонок.

— Ну, что еще? — Нахмурился Флэк. — У него было глубокое опасение, что ситуация станет еще хуже, и оно его не обмануло.

ГЛАВА 5

Если он полагал, что новости о «Тандер Хорс» были плохими, то то, что пришло сейчас, ухудшило ситуацию еще сильнее. Мудман смущенно посмотрел на него, указывая на телефон, словно сам боялся прикоснуться. Бен махнул ему рукой и взял трубку.

— Флэк слушает, — его голос был невыразителен, словно он ожидал плохих новостей. Предчувствия его не обманули.

— Бен? У нас проблема, — раздался голос. Это был Уэйд Хенсон, его представитель в «Кроули», руководивший операцией по установке новой буровой. Флэк посмотрел на часы, мысленно просчитав, где должна была находиться платформа через двадцать четыре часа после начала ее буксировки «Америкен Салвор» и группой буксиров.

Вечером три мощных буксира типа «Инвейдер» прибыли на север к месту начала буксировки. Способные перемещать всего 70 000 тонн каждый, «Инвейдеры» предназначались для маневрирования и позиционирования установки. Реальная работа будет выполняться более крупным судном типа «Америкен Сэлвор», способным буксировать более 270 000 тонн. Более легкие буксиры будут поддерживать установку в правильном положении до тех пор, пока она не будет правильным образом установлена над местом работ. Затем они подождут, пока платформа опуститься на дно. Затем из-под нее будет выведена погружаемая баржа, и Кроули даст своим буксирам команду уходить на юг, надеясь достичь Баку до рассвета. Местные жители проснуться, увидев еще одну массивную неуклюжую конструкцию, ловко поставленную буксирами, еще один признак оккупации, обозначающий контроль над нефтью и газом, лежащими под ней.

Еще через шесть недель платформа будет готова к работе, дооснащена, к ней будут подведены трубопроводы. Но, если им будет сопутствовать хоть немного удачи, плацдарм для этого вторжения будет занят в течение сорока восьми часов. Именно этой новости ждали «ребята из каньона Болленджера». Назойливые звонки менеджеров среднего звена были лишь проявлением этого.

— Что, опять обстрел? — Ответил он Хенсону. У него произошло уже два отдельных инцидента со стрельбой из стрелкового оружия с чего-то, похожего на рыболовецкий траулер у побережья. К счастью, никто не пострадал, хотя на одном из буксиров придется вставлять новое стекло и закрашивать места попаданий.

— Забудь об этом. Вы что, не слышали? — Голос на линии стал более нетерпеливым. — Снова подорвали трубопровод.

Вот именно этого мне сейчас и не хватало, подумал Флэк. Еще один подрыв трубопровода. Опять пресса, не говоря уже об очистке.

— Очередной врез? — Спросил он. Постоянные атаки контрабандистов на наземные участки у терминалов постоянно приводили к незначительным взрывам и пожарам. Это было неприятно, как и сами контрабандисты, но редко приводило к серьезным ЧП.

— Хуже, — ответил Хенсон. — Они подорвали БТД в Турции. Хорошо подорвали, насколько я слышал. Мне только что сообщили по радио.

Это немедленно привлекло внимание Флэка. Трубопровод Баку-Тбилиси-Джейхан был основной артерией, соединяющей Баку с Джейханом на средиземноморском побережье Турции. Там нефть перегружалась на ждущие круглые сутки танкеры, которые затем должны были доставить груз черного золота в порты США. Если трубопровод выйдет из строя, нефть не сможет попасть в Джейхан.

Хенсон изложил детали. Группа боевиков РПК, которая долгое время нацеливалась на операции с нефтью с целью оказания давления на повестку дня, произвела крупную операцию на ключевом узле на длинном участке трубопровода в Эрзуруме. Они взорвали участок длиной в милю, и трубопровод в Джейхан оказался внезапно перекрыт. Теперь у нефти был только один способ достигнуть порта, контролируемого Западным Альянсом. Ей предстояло преодолеть путь через Грузию до терминала Супса на побережье Черного моря, а затем быть перегруженной на танкеры, которые доставят ее через Босфор и Эгейское море в порты Европы или Соединенных Штатов. Этой ночью Бену Флэку не будет покоя.

— Господи всемогущий, — сказал Флэк с явной тревогой. — И что мне теперь делать?

— Не знаю, Бен. Сообщили, что БТД выведен из строя по крайней мере на две недели, если не на месяц.

— Месяц? Все настолько плохо? Послушай, у меня здесь крупная партия, которую я должен доставить на терминалы и отправить в Штаты как можно скорее. Теперь мне придется еще и ломать голову о том, как переправить ее, черт ее дери, через Черное море. Вы знаете, что это означает ввиду всего этого дерьма в новостях о России и Китае? Черное море — долбаное русское озеро!

— Я тебя понимаю, друг мой, — Хэнсон пытался изобразить сочувствие, но у него явно были свои заботы. — Просто рад, что ты не прячешься от проблем, как я от местных с АК-47.

— Ладно, я надеюсь, хотя бы установка буровой пройдет по плану? Закончим сегодня ночью?

— Уже начали работу. Дно вроде бы в порядке, и через несколько часов мы начнем опускать баржу. Думаю, удастся вывести «щенка» из-под нашей малышки к шести утра. То есть, если мы больше не столкнемся с боевиками. Если кто-либо начнет в нас стрелять, я отвожу своих. Дома получили сообщение о подрыве трубопровода и сообщили мне. Вот почему я решил первым делом позвонить тебе.

— Твою мать, — снова выругался Флэк. — Слушай, Уэйд, мне нужна эта установка сегодня ночью. Ты там не задерживайся, ладно? Эти ребята постоят на ушах два-три дня, а потом вернуться домой. Потом все уляжется и мы снова вернемся к цифрам. Но мне нужна эта установка, ты меня понял?

— Сделаю все, что смогу, — ответил Хэнсон. — Но у вас могут быть еще более серьезные проблемы, чем у нас. Удар по БТД был очень тяжелым. Если этого мало, гребаные русские бряцают оружием на севере. Все может накрыться сам знаешь чем.

Зазвонил другой телефон, отвлекая внимание Флэка.

— Давай о трубопроводах буду думать я, — быстро ответил он. — Посмотрю, смогу ли я пригнать сюда КАЗПОЛ, если все станет слишком серьезно. А ты притащи на место установку, хорошо?

— Сообщу в течение шести часов.

— Хорошо, — Флэк потянулся к другому телефону, продолжающему настойчиво звонить. Плохие новости. Хэнсон был на месте. Полевые инженеры уже готовили новый способ доставки нефти в Транскаспийской магистрали в Баку. Затем следовало взять кредит на хранение там, а затем нефть должны были забрать танкеры на другом конце трубопровода. Это была обычная практика. Нефть уже была загружена в систему. Им просто нужно было получить разрешение загрузить ее на корабли и радостно отправить в США. Хранение пары миллионов баррелей в Баку потребует серьезной оплаты, но нефть удастся продать за равную сумму в другом месте. Им просто требовалось достаточное количество танкеров, чтобы довезти ее до этого места. Он позвонил в Джейхан, чтобы узнать о кредите, но ввиду выхода БТД из строя на месяц у него не было шансов договориться о чем-либо там. Единственным вариантом оставалась Супса на побережье Черного моря к югу от Поти.

Флэк тяжело опустился в свое кресло и вывел на монитор производственную диаграмму. Падение на 20 000 баррелей в сторону. Мигрень, назревающая последние несколько дней, начиналась в полную силу. Он уже словно омг слышать звонки из «Каньона Болленджера», не говоря уже о «Меррил Линч»[24], «Сосьете Женераль», «Банк оф Америка», «Кредит Свисс», «Фирст Бостон», «Морган Стэнли», «UBS», «Голдман Сакс», «Джей-Пи Морган» и Бог-знает-кого-еще. Все эти люди вложили крупные средства в Северный Каспий и имели большие планы на строительство нового завода по сжижению газа на новом важном Шевченковском терминале на побережье.

Мудман находился снаружи, осматривая побережье в бинокль. Теперь он вернулся, зевая и поглаживая живот.

— Плохие новости?

— Трубопровод БТД выведен из строя, — коротко объяснил ему ситуацию Флэк.

— Господи. А Супса тоже?

— Нет, слава Богу, трансгрузинский трубопровод еще открыт. Возможно, мы сможем воспользоваться им сегодня. Если нет, нам придется договариваться о хранении.

— Плохо, Бенни. А что, если мы не сможет получить кредит? Все они и их мамы хотят нефти, которая уже на наших терминалах.

— Это точно. Вот поэтому нам и нужно качать быстро.

— Ладно. Что по буровой?

— Все по расписанию. Но Хэнсон сказал, что ситуация ухудшается. Русские на границе, казахские боевики обстреливают объекты. Лучше скажи начальнику буровой доставать личное оружие.

— Личное оружие? Это очень нам поможет, если русские захотят принести нам пирожков. Где КАЗПОЛ? Я думал, они собирались вымести отсюда это дерьмо.

— Это ни на что не годные идиоты, — сказал Флэк с очевидным разочарованием. — На этот раз дерьмо может действительно повалить через край, Мудман. Нам нужно немного больше помощи, чем можно добиться от КАЗПОЛ. Я уже серьезно думаю о том, чтобы нанять каких-нибудь наемников. Возможно, кого-то типа «Блэкуотер»*[25] или хотя бы «Тиммерманн Групп». Передай это начальнику буровой.

— Я тебя понял. — Мудман изобразил выстрел из пистолета, сдул воображаемый дым с указательного пальца и скользнул за свой пульт, чтобы передать сообщение.

Флэк сел в свое кресло, глядя на сводку, которую он намеревался отправить по факсу «Болленджеровцам». Он почесал голову, пожал плечами и добавил в верхней части первой страницы: «Данные не предполагают повреждения объекта и предполагают нормальный уровень транспортировки и доступ к открытым трубопроводам или обеспечение достаточного числа танкеров. См. прилагаемую новостную ленту».

Новостная лента была еще одной неосязаемой вещью в мире Флэка. Он мог справиться со всеми проблемами на море и под землей, где работали буровые установки. Но именно эта чертова «новостная лента» почти всегда вызывала реальные проблемы. Его факс мог купить ему около двадцати четырех часов, и именно столько было нужно, чтобы доставить на место установку и увести буксиры Кроули в Баку. «Болленджеровцы» узнают о взрыве трубопровода через Google, а затем будут ждать его доклада. Между тем, подумал он, ему стоит обратиться к Тиммерманну и его веселой банде наемников.

Стояла беспокойная предрассветная тишина, в воздухе витало странное ощущение. По всему региону были разбросаны трубопроводы, уязвимые пункты хранения, буровые установки и другие объекты. И все это буквально сидело на огромном количестве легковоспламеняющейся нефти, постоянно подвергаясь атакам банд и налетам боевиков, вызывающим пожары и все более пугающие заявления в местных средствах массовой информации.

Вскоре эти заявления объединились в единый поток от лица оргинизованного сопротивления, называющим себя «Движением за освобождение прикаспийской Средней Азии», или MECCA (Movement for the Emancipation of Caspian Central Asia). Угадайте, кто скрывался за подобным именем? Чертова «Аль-Каеда». Эта группа с неясным руководством на словах выступала за полное разрушение экспорта нефти из Казахстана. И к этой цели они уже приблизились на четверть мили. Экспорт резко сократился, так как атаки MECCA становились все более изощренными с каждым годом.

Их молниеносные атаки силами хорошо вооруженных людей в белых тюрбанах и черных шарфах, скрывающих лица, на быстроходных моторных лодках, становились все более частыми. В этом нищем регионе были тысячи людей, которых легко было втянуть в разовую операцию или более широкую кампанию. Они отделялись от общего хаоса пустынных регионов страны, от бродячих банд, которые местные называли «Хазарами».

В прошлом году «Шелл» пришлось сократить добычу почти на 600 000 баррелей в сутки под неустанными атаками боевиков MECCA. Когда атаки успокоились, инженеры «Шелл» направились на восстановление добывающих мощностей, но обнаружили, что большей части оборудования просто не было. В районе терминала Каратон 35 миль трубопровода просто исчезли, будучи растащены местными мародерами, погружены на баржи, перегружены на грузовики, а затем проданы китайским скупщикам металлолома. Кто-то всегда был готов быстро заработать на чужой беде. Это бы корпоративный мир, где человек человеку волк.

— Ситуация выходит из-под контроля, — пробормотал Флэк вслух. В такой ситуации саудовцы никогда не бросят свои установки. Он подумал нанять наемников для защиты, раз уже ни его собственная компания, ни его собственное проклятое правительство и все эти инвестиционные компании не могли ее ему обеспечить — не говоря уже о неоперившемся казахском правительстве. Они были насколько заняты дрязгами между местными фракциями, что казахской армии не хватало мускулов для обеспечения порядка в регионе.

Им еще повезло, что у них была по крайней мере одна воздушно-десантная бригада, чтобы заставить русских дважды подумать о том, чтобы переходить границу на севере. Но он понимал, что если русские придут, они придут силами не меньше полной мотострелковой дивизии. И как тогда все эти тонкие натуры из сената и конгресса в Вашингтоне отнесутся к подобной ситуации? Хорошо, тогда они узнают, где именно добывают масло, чтобы намазать им на хлеб, как и все люди дома. Они узнают, чего стоит выжать нефть из камня, и что это стоит намного больше, чем усиление напряженности. Она усиливалась в Мексиканском заливе, на Каспии, на Ближнем востоке уже многие годы. Это означало, что вскоре дома ожидались проблемы.

Следующий звонок подтвердил наихудшие опасения Флэка. Утром стало известно, что «Ройял Датч Шелл», крупнейший разработчик в регионе, сообщила, что все основные трубопроводы, обслуживавшие месторождение «Солнечный свет» были атакованы и отключены. Ущерб каскадом отозвался по всему региону. «Шелл» сокращала добычу на 65 000 баррелей в месяц! Все, что он мог ожидать — это только новых и новых требований наращивать добычу.

Он высунулся в иллюминатор и посмотрел на седой рассвет. В небо поднимался черный дым, вероятно, от пожаров, которые сейчас пытались взять под контроль. В это самое время, когда он находился на своей платформе, думая, как нарастить добычу и где взять несколько ребят с оружием, дома люди встраивались в очереди в торговых центрах в предпраздничный сезон, вытягивавший из них последние доллары. Американцы будут совершать покупки, пока китайские рабочие не упадут замертво.

Возможно, старое общество потребления сможет не оказаться задушенным перед эти Рождеством, подумал он. Скоро оно умрет. Может, не в этом году, но теперь все они узнают, где добывалось масло, чтобы намазывать им на хлеб — и раньше, чем он мог себе представить. Угроза войны, о которой он слышал из-за всех этих локальных конфликтов, становилась более серьезной, чем он полагал. Вскоре ему предстояло столкнуться с худшим сценарием… Русскими.

ГЛАВА 6

За много миль на юге, в тихом порту Ларнака на Кипре, ситуация с трубопроводами на Каспии готовилась вмешаться в жизнь одного очень особенного человека и очень жесткого капитана очень опасного корабля. Это обстоятельство должно было вовлечь компанию «Фэйрчайлд» в самый центр надвигающейся войны и увязать их судьбы с судьбами многих других людей, вовлеченных в охоту за очень важным человеком — Геннадием Орловым.

На поверхности залива драгоценными камнями мелькали отсчеты тихих городских огней, а тем временем мир сотрясали события. Но море было спокойным, над горизонтом догорал закат, небо ясным и безоблачным в мягком средиземноморском климате начала осени 2021 года. Капитан Гордон Макрей стоял на мостике корабля корпоративной безопасности «Огня Аргоса», готовясь сдать вахту. На нем была белая форма, так как за ужином ему предстояла встреча с очень важным посетителем.

Макрей ничего не знал о злоключениях Геннадия Орлова, но вскоре ему предстояло узнать гораздо больше, чем бы он хотел. Судьба вновь перемещала фигуры на шахматной доске времени, и Макрею и его кораблю вскоре предстояло вступить в сражение за жизненно важный центр доски. Он мог частично видеть происходящее. Господи, за в заголовках новостей было достаточно, чтобы смутить обстановку на море на недели вперед. Возможно, проблемы начнутся к ужину, подумал он, а затем отбросил эти мысли в сторону и посмотрел на гавань, на которую тихо наползала ночь.

В свое время Ларнака была намного более значимым местом, в особенности для крестоносцев, которым когда-то служила важной точкой на пути к Святой Земле. Расположенная на острове Кипр, эта гавань была притягательным туристическим объектом Восточного Средиземноморья. По современным меркам это был небольшой город, с длинными приморскими бульварами, окаймленными высокими пальмами, покачивающимися на ласковом ветру, со стоящими в гавани круизными лайнерами и паромами, а иногда и торговыми кораблями. Двух небольших причалов было достаточно для одновременного размещения трех или четырех коммерческих судов, и капитану Макрею пришлось заблаговременно выйти на связь и убедиться, что этим вечером место для его корабля будет свободно.

В этот день в порту было всего два других судна — «Кристина Регина», 4 300-тонное круизное судно с финской регистрацией с максимальной вместимостью около 350 человек, а также «Холланд Америка Лайн «Роттердам», намного больший круизный лайнер, который должен был отправиться за три часа до захода «Аргоса», забрав с собой большую часть туристов. Именно за это Макрей любил такие визиты: тихие ночные причалы, мало людей, и мало внимания что туристов, что местных жителей к гладким военным обводам его корабля.

Он предпочитал действовать тихо и ненавязчиво, потому что так хотела его компания — без суеты, без лишних хлопот, тихо и без проблем. Они доставят некоторые грузы в корпоративные отделения, появившиеся здесь несколько недель назад — на основе устных договоренностей, чтобы не оставлять следов на бумаге или в электронном виде, чтобы избежать любого возможного перехвата. Безопасность в глобальной среде сегодня была основным вопросом, и «Фэйрчайлд&Компани» относилась к ней крайне серьезно.

Это была небольшая независимая нефтяная компания, принадлежавшая одной очень прожженной леди, давшей ей свою фамилию в качестве названия. Елена Фэйрчайлд находилась этим вечером на борту флагманского корабля своего небольшого торгового флота, готовясь к встрече с особенным гостем. Суеты и беспокойства в меню не предполагалось, так что капитан Макрей принял все меры к обеспечению того, чтобы все прошло гладко. Он знал капитана «Роттердама» и связался с ним, дабы удостовериться, что тот уйдет от островом в 18.00.

— Гонишь меня веником, Гордон? — Ответил голос. — Мы начнем отправляться к 17.00, если я буду уверен, что все мои яйца в корзине. — «Роттердам» был крупным кораблем — почти 60 000 тонн и пять палуб для пассажиров. — Сегодня на острове не так много всего, так что я не ожидаю проблем, как понял?

— Очень рад, — ответил Макрей со своим тянучим шотландским выговором. — Значит, если ты разгонишься до двадцати узлов за полчаса, то радостно уйдешь в открытое море задолго до того, как мы появимся на горизонте. И тогда я проставлю тебе «Пино Нуар», что, я уверен, добавит немного блеска твоему столу, прием?.

— Эх, Горди, друг ты мой! Двадцать узлов на этом небоскребе. Буду ждать. Как насчет 21.00?

— Согласен, — сказал Макрей. — Конец связи. — Затем он повернулся к старшему помощнику и задал вопрос касательно сегодняшнего вечера.

— Когда прибудет вертолет из Александрии?

— Очень скоро, сэр. Наблюдаю его примерно в ста милях, приближается. — Коммандер Дин был всегда деловым худощавым молодым офицером, которого Макрей вытащил из американской Береговой охраны после его первого боевого дежурства. — Мне подготовить пакет, сэр?

— Именно, коммандер, — сказал Макрей. — Напоминаю, тихо и спокойно. Просто скажите пилоту, что Фэйрчайлд желает произвести доставку. И напомни ему думать о времени.

— Так точно, сэр.

— Я в свою каюту, переоденусь. — Капитан Макрей должен был встретить прибывающего гостя и сопроводить его в столовую.

— Черный обеденный китель с хвостами? — Небрежно спросил коммандер Дин.

— Не сегодня, — сказал Макрей. — В белом с черной бабочкой. Фэйрчайлд все еще полагает, что на дворе лето, хотя уже определенно осень. Средиземноморские воды на нее, что ли, так влияют?

— Ну, если леди желает… — Начал Дин.

Улыбка Макрея стала достаточным ответом.

— Капитан покинул мостик! — Объявил вахтенный.

— Вольно! — Ответил Макрей, отдавая честь присутствующим.

За некоторое время он принял душ и облачился в белую форму с золотым шнуром на фуражке. Ему нравилась эта форма — покрой кителя, резкий контраст с яркими знаками различия. Для официальных ситуаций капитанские нашивки на манжетах можно было снять и переместить на плечи, чтобы они смотрелись менее навязчиво. Это был способ убавить маршальского тона в его внешности, добавляя обстановке за обедом больше легкости. Но как бы он не одевался, он оставался военным, как и его корабль оставался опасным и высокоэффективным боевым кораблем, как бы его обводы не были сглажены при перестройке.

Он был капитаном «Огня Аргоса» и его задачей было обеспечение действий флота компании из семи танкеров, действовавших на маршрутах между Персидским заливом и турецким побережьем и Терминалом 11 в Барроу и Милфорд-Хейвеном. «Фэйрчайлд» имела свою долю в поставках топлива в Великобританию, и в последнее время набирала обороты. Елена Фэйрчайлд была дотошным человеком, и после того, как ее танкер оказался в эпицентре перестрелки между скоростными иранскими лодками и корветами Оманской береговой охраны, решила, что трем миллионам баррелей очень дорогой нефти нужен присмотр.

Хотя все ее танкеры относились к стандарту MARPOL с двойным корпусом, несколько бронебойных выстрелов в нужные места могли сделать их плавание чертовски неприятным. Фэйрчайлд хотела безопасности, особенно потому, что предприняла очень серьезные усилия, чтобы заполучить самое большое судно — «Принсесс Ройял»[26], втрое превосходящий любой из кораблей в ее парке. То, что хотела Елена Фэйрчайлд, обычно поставлялось ей в кратчайшие сроки — перевязанное золотыми ленточками.

Этим было средство обеспечения безопасности на морях, которые становились все более опасными, средство доставить каждую каплю нефти в целости и сохранности — «Огонь Аргоса». Это не было оригинальным называнием корабля, но Макрей считал его под стать их задаче. Аргос был гэльским[27] стражем, а этот корабль был сторожевым огнем. Такое название кораблю очень подходило. Чтобы добавить элементов греческой мифологии, он назвал небольшую группу героев, составлявших экипаж корабля «Аргонавтами».

Обводы корабля, командование которым он получил не так давно, были спроектированы британскими военно-морскими конструкторами и впервые воплотились в металле в августе 2004 года. Корабль был спущен на воду под именем «Даунтлесс» — «Бесстрашный»[28]. Это был ракетный эсминец ПВО типа 45, один из крупнейших кораблей, когда-либо построенных для британского Королевского флота, водоизмещением 8 000 тонн. Он служил до 2017 года, когда были обнаружены дефекты корпуса и киля, и корабль стал в Портсмуте. Выведенный из состава флота, гордый корабль долго томился, пока британцы пытались найти средства на его переоснащение. Россия была не единственной страной, испытывавшей финансовые трудности. В конце концов, его было решено списать, а оборудование использовать для ремонта других кораблей этого же типа.

После атаки на ее танкер, Елена Фэйрчайлд отправилась на поиски боевого корабля для успокоения своих тревог. Она обратилась к правительству с предложением немедленно выкупить корабль для использования в качестве плавучего штаба своей компании и обеспечения безопасности своего растущего парка танкеров, и вскоре стороны пришли к соглашению. Корабль был отбуксирован на верфь BAE Systems Maritime Shipbuilders на реке Клайд, на которой был построен изначально. Фэйрчайлд выложила приличную сумму за приоритет в использовании сухого дока и полную перестройку корабля. Большая часть этих средств была получена в «Банке Лондона». Там эсминец был перестроен в тот гладкий новый корабль, который Макрей получил под свое командование, и три года спустя бросил якорь возле штаба компании в Порт-Эрин на острове Мэн, получил новое название «Огонь Аргоса». Макрей задавался вопросом, какова будет цена переименования корабль и во что это может вылиться в один прекрасный день, рассчитывая только, что этого не случиться, пока он будет командовать им.

Но «Аргос» был кораблем, полностью способным постоять за себя. Макрей стоял на мостике одного из самых опасных эсминцев, когда-либо видевших открытое море, и от этой мысли его накрахмаленный воротничок словно становился еще белее. Конечно, все старое британское вооружение, делавшее его смертоносным, было снято, но «Фэйрчайлд» была очень многопрофильной компанией. Одно из ее вспомогательных подразделений занималось производством вооружения для Королевского флота. Поэтому «Огонь Аргоса» был оснащен модифицированным и значительно модернизированным зенитно-ракетным комплексом «Вайпер», улучшенным радаром «Сэмпсон» и двумя 114-мм орудиями Мк.8, на хорошо замаскированных выдвижных установках в носовой и кормовой частях корабля. Корабль также был оснащен современными системами противолодочной и противоторпедной обороны. Для более серьезных задач Фэйрчайлд добилась оснащения корабля прототипами новых противокорабельных ракет GB-7, или «Gealbhan» — «Воробей» для испытаний вскоре после первого выхода корабля в море. Более быстрые, чем британские «Си Игл», это были маловысотные гиперзвуковые ракеты, очень похожие на смертоносные российские «Москит», что добавило смысла слову «огонь» в названии корабля[29].

В значительной степени распорошенный и заново перестроенный над ватерлинией, корабль вмешал корпоративные офисы и богатые каюты для руководящего состава, полноценную столовую, библиотеку, центр обработки данных и расширенный ангар для четырех вертолетов. Для полноты дела мисс Фэйрчайлд настояла на организации небольшой собственной военной компании, все члены которой были бывшими военными, давшими новую присягу на тайной церемонии, о которой никто из них никогда открыто не рассказывал. Этот контингент «аргонавтов» в пятьдесят человек постоянно находился на корабле и имел небольшую флотилию малоразмерных катеров. Эти одетые в черное бойцы обеспечивали максимум серьезности при любой операции, требующей из особых талантов.

Выйдя на вертолетную площадку на корме, капитан Макрей подумал, что он хорошо подходит этому корабль, новые пирамидальные надстройки которого покрывала либеральная белая окраска. Более привычные для военных кораблей цвета — серый, голубой, резкие камуфляжные разводы — все это не соответствовало сегодняшнему дресс-коду. На службе у Елены Фэйрчайлд «Огонь Аргоса» был одет в парадный белый цвет, как и его капитан и экипаж. Но скрыть истинный норов этого корабля было невозможно. Макрей все еще мог ощущать ногами дрожь, создаваемую новым двигателями, и больше, чем кто-либо иной знал, насколько неделикатным этот корабль мог быть, когда дело доходило до того, для чего он был создан в первую очередь — боевых действий в открытом море.

Это был опасный мир, как на суше, так и на море, потому что длительные дискуссии о Пике Хабберта окончательно были решены еще более серьезным падением показателей добычи. Нефтяной пик стал реальностью, и никакие «гидроразрывы» не могли это изменить. Все основные месторождения в мире находились в упадке — Гавар в Саудовской Аравии, Бургон в Кувейте, Кантарелл в Мексике, российские месторождения, управляемые «Лукосом»[30], не говоря уже о Северном море. Только мощное молодое суперместорождение Кашаган в Каспийском море все еще было жизнеспособным, но теперь этот район стал очагом геополитической напряженности — которая в скором времени перейдет в военное противостояние, подумал он. Великобритания, когда-то бывшая нетто-экспортером нефти, теперь постепенно уподоблялась Японии, все больше полагаясь на импорт.

Королевский флот был не тот, что раньше, подумал Макрей. Солнце давно закатилось над Британской империей и в настоящее время фактически установилось над империей Американской — хотя ни одного неокона палкой нельзя было заставить признать это. Вот почему мелкие производители и перевозчики, такие как Фэйрчайлд, становились все более и более важными для Короны. Они заполняли и охраняли танкеры, доставлявшие энергию для все еще прожорливого общества дома, которое только-только начало осознавать правду об энергетической ситуации в мире.

Но пока что одетому в белую форму капитану Гордону Макрею предстояли более приятные заботы. Было время четвертой рынды, оно же восемнадцать ноль-ноль, оно же шесть вечера, ровно середина его вахты. «Роттердам» давно отбыл, и его капитан, вероятно, все еще имел в виду «Пино Нуар». «Огонь Аргоса» вошел в гавань с кратким визитом, и вертолет из Александрии готовился к посадке. Гость вот-вот прибудет, столовая вот-вот будет готова, так что он решил, что ему лучше пошевеливаться.

Он задержался у радиорубки, чтобы проверить местный эфир.

— Есть что-нибудь по «черной линии», что может испортить нам ужин? — Спросил он у радиста Симмса. «Черная линия» предназначалась для разведывательных сводок от нескольких очень секретных источников.

— Хороших новостей сегодня нет, — сказал Симмс. — Китайцы вооружаются и готовятся направиться на Тайвань, российский флот вышел в Норвежское море и Тихий океан, проблемы в Мексиканском заливе и на трубопроводе БТД в Турции.

— БТД? — Немедленно напрягся Макрей.

— Прорыв, капитан, и очень крупный. Ответственность взяла на себя РПК. Первые доклады говорят о том, что они подорвали участок длиной в милю и полностью вывели трубопровод из строя.

— Понятно… — Макрей вспомнил разговор со своим начальником разведки Максом Морганом два дня назад. Похоже, что они перехватили информацию о готовящемся теракте, но как всегда, конкретную цель установить было трудно. Мисс Фэйрчайлд эта новость не понравиться, подумал он. Он знал, что она прибыла сюда, чтобы заключить сделку на транспортировку нефти из Джейхана, конечного терминала на трубопроводе Баку-Тбилиси-Джейхан.

— И еще одно сообщение, — почесал голову Симмс. — Не уверен, как на это реагировать. Неустановленная угроза в Персидском заливе.

— Опять? — Покачал головой Макрей.

— Что-то случилось в Ормузском проливе, сэр.

— Ладно, давай сюда. — Он взял расшифровку, коротко просмотрел ее и увидел слово, от которого его пробил холод… Мины. Он быстро сложил распечатку и сунул в карман.

— Я передам это ее светлости, — тихо сказал он.

Но ей это не понравится, подумал он, выходя. Точно не понравится. На прошлой неделе она вытащила три танкера из портов и погнала их на Средиземное море, так как от этого зависело выживание компании. Несомненно, намечалась какая-то крупная сделка, и она рассчитывала на трубопровод БТД. Проблемы в Мексиканском заливе, проблемы с БТД, проблемы в Персидском заливе… Кто-то предпринимал очевидные и целенаправленные действия, чтобы перекрыть все жизненно важные нефтегазовые регионы мира. Мак Морган поймал первые две проблемы в свои сети несколько дней назад, но от того, что лежит у меня в кармане, у нее точно появятся несколько морщин на лице. «Принсесс Ройял» сейчас находился в Персидском заливе, под завязку загруженный нефтью… Мины?

Плохо… Он ощущал это. Его шотландский нос чуял опасность, как мог мало кто другой. Он знал это задолго до ночи, когда «Огню Аргоса» предстояло отправиться в очень опасные воды.

ГЛАВА 7

— Послушайте, друзья мои, — сказал Миронов. — Если вы думаете, что за вами не следят, вы заблуждаетесь. Они следят за всем, в особенности за поездами. Это единственный способ добраться из одного места в другое, поэтому станции и вагоны кишат Охранкой.

Они сидели за столом втроем, увлекшись разговором и оставив наполовину съеденный завтрак. Миронов тяжело кивнул, опуская кусок заквашенного хлеба в тарелку с зерновой кашей. — В особенности за вами, — он указал на молодого британского репортера. Третий, высокий узбек-проводник, вытер остатки яичницы куском хлеба. — Иностранцы вызывают особый интерес.

— Я понял, — ответил репортер, молодой человек по имени Томас Бири. Он говорил по-русски и привлекал своего проводника, если нуждался в помощи. Он обернулся через плечо, словно пытаясь увидеть сотрудника госбезопасности, однако они были первыми, кто пришел в столовую этим утром. Было около семи, и гостиница вообще не была сильно загружена. Несмотря на это, образы худощавых бородатых людей в черных шинелях и темных Ushankas, которых он видел за свое долгое путешествие, пришли ему на ум.

— Спроси у него, к чему правительству беспокоиться о таких как я? Я простой человек, пишу о «Большой гонке» для «Лондонской «Таймс». — Бири решил переложить разговор на проводника, чтобы заняться кашей.

Миронов заговорил с полуулыбкой на лице.

— «Простой человек», — сказал он. Репортер улыбнулся в ответ. — Когда речь идет об иностранцах, простых людей здесь нет. Каждый вызывает подозрения. Я почти не сомневаюсь, что они следили за каждым вашим шагом с того момента, как вы ступили на нашу землю, друг мой. И вы должны быть очень осторожны, потому что если они узнают о том, что вы пишите и сообщаете, и им это не понравиться… — Он позволил фразе провиснуть, а затем добавил с улыбкой. — Вы могли бы попасть в тюрьму, как и я.

— Вы сидели в тюрьме? За что? — Спросил репортер Томас Бирн, глаза которого засветились от интереса.

Миронов также был молод, красив, с широким лбом, темными волосами и тонкими усами. В нем ощущалась энергия и жизненная сила, что делало его очень убедительным. Когда он говорил, его глаза словно светились темным пламенем.

— За то, что говорил то, что не нравилось правительству. Разумеется, посредством небольшого печатного станка. Если бы они обнаружили его, они бы посадили меня снова. Я только что вышел. Это был длинный срок, четырнадцать месяцев, просто за то, что я распространял листовки. Понятно, что я давно объявлен врагом государства, поэтому я не сомневаюсь, что они начнут искать меня снова. Я сказал им, что еду на юг в Новосибирск, а вместо этого отправился на восток, чтобы сбросить их со следа. Но они везде. В свое время они снова узнают, где я[31].

— Очень тревожно, — вздохнул Бирн. Ему начало казаться, что его маленькое приключение в Сибири становиться очень опасным и упрекнул себя за то, что не подумал об этом раньше. Он хорошо помнил то утро, когда его вызвал в свой кабинет сам мистер Хармсуорт и дал ему это задание.

«Итак, мистер Бирн, — сказал Хармсуорт с решительным блеском в глазах. — Я так понимаю, вы очень предприимчивый молодой человек, с хорошим нюхом на истории. Я также узнал, что вы говорите по-русски. По крайней мере, мне так сказали. Это верно?

— Хорошо, сэр. Да, я могу немного поработать. И моя бабушка была русской, и она многому научила меня в детстве.

— Отлично! Тогда у меня есть для вас работа, молодой человек. Я собираюсь превратить этот бордель в газету — и, заметьте, я это сделаю — и мне нужно что-то прямо из первых рук. Эта «Большая гонка» станет крупным событием в этом году, так что я отправляю вас, — указал он.

Глаза Хармсуорта смотрели куда-то за далекий горизонт, в такие дали, которые ни один другой человек не мог увидеть, не говоря уже о том, чтобы постичь. В разговоре он всецело приковывал к себе собеседника за счет силы воли и личной энергии, подкрепляемых его значительными габаритами. Его короткие каштановые волосы, привычно зачесанные назад и вправо, блестели на свету. На пиджаке сверкали пуговицы, как и шелковое шитье на галстуке и накрахмаленный белый воротник рубашки. Его словно окружала аура света, сияние власти и привилегированного положения, к которому он был слишком хорошо приспособлен. И теперь это сияние обволокло молодого наивного Бирна. Он тяжело вздохнул и ответил, его голос показался ему просто писком по сравнению с глубоким баритоном Хармсуорта.

— Меня, сэр? — Спросил Бирн. — Весь путь по Сибири?

— А как же? Все американские газеты будут писать про начало гонки в Нью-Йорке, а европейские съедутся в Париж на финиш, а мы будем прямо на месте событий — в разгар действия, так сказать. Представляете, Бирн? Вы будете там, в величайшей пустоши на земле, наблюдая за тем, как они пробираются через эти бескрайние пустоши. Представляете? Человек против стихии. Торжество воли и инженерной мысли над самыми грозными преградами. Вот почему эти последовали Кука идут к Северному полюсу прямо сейчас, а Шеклтон к другому! Общественность любит подобные вещи, но у нас нет своих людей ни там, ни там, и это одна из причин, по которой «Лондонская «Таймс» скатилась до того, что она представляет собой сейчас. Ничего, теперь, после того, как я приобрел ее, все измениться. И вы, молодой человек, мне в этом поможете. — Хармсуорт толкнул молодого репортера в плечо.

— Мы намерены оказаться с самом разгаре этой гонки, чтобы рассказать историю о том, как эти люди справляются на пределе своих возможностей — на последних пределах — будучи затерянными в Сибири. — Он провел рукой по воображаемому заголовку прямо перед своим лицом. — Это будет захватывающее чтиво, я в этом уверен. А это значит, что именно вы поведаете нам эту историю. Отправляетесь завтра.

— Завтра? Но сэр… Гонка только началась. Сначала они должны будут пересечь весь американский континент и перебраться через Берингов против прежде, чем достигнут Сибири.

— Что даст вам достаточно времени, чтобы добраться туда и получить наилучший обзор. Поговорите с местными, заведите знакомства. Вы знаете, как это делается.

— Но что, если они так и не зайдут так далеко, сэр? Я так сойду с ума.

— О, они сделают это, Бирн. Попомните мои слова. У этих американцев столько же упорства, сколько и желчи. Они доберутся до Сан-Франциско и найдут способ попасть в Азию, я уверен. И если американцы зайдут так далеко, то и другие тоже — в особенности немцы. Жаль, что англичане не будут участвовать. У меня бы хватил ума отправиться в Нью-Йорк на собственной машине, чтобы научить их всему, что касается вождения и настойчивости. Однако я будут слишком занят, поднимая «Таймс» на ноги. Так что я отправлю вас, мистер Бирн, — он снова похлопал молодого человека по плечу.

Томас Бирн тяжело вздохнул, понимая, что вляпался по самые уши. Когда он стремился получить сюжетное задание, он и представить себе не мог подобного. Сибирь? Как он туда попадет? Как он найдет гонщиков во всей тамошней пустоте? Разве там не было войны? Разве русские и японцы не продолжали накручивать обстановку в регионе?[32]. Разве в Москве и Санкт-Петербурге не назревала революция? Ситуация совершенно застала его врасплох. Только что он думал о чае «Эрл Грей» с пирожными, а затем Старый Бингсли передал ему зайти в кабинет к Хармсуорту.

— Сэр, — осторожно начал он, разумом все еще блуждая среди множества опасностей предстоящего пути. — Я не уверен, что российские власти вообще позволят…

— Это оставьте мне, Бирн. Я все устрою. Завтра утром в приемной вас будут ждать документы — паспорт и виза. Все будет организовано. Вам выделят сто фунтов в конверте и еще пятьдесят золотом, если возникнет такая необходимость. Это намного больше вашей обычной зарплаты, но я напоминаю вам не шиковать. Однако распоряжайтесь этими средствами по своему усмотрению. Считайте это компенсацией за опасные условия. — Хармсуорт прищурился, глядя на ноги Бирна. — Я бы добавил, молодой человек, что вам потребуются хорошие ботинки. Там наверняка будет много грязи. Дороги отвратительный, по крайней мере, так я слышал. Так что… Отправитесь паромом в Дюнкерк, а далее поездом в Санкт-Петербург. Останавливайтесь, где сочтете нужным, но следите за деньгами. — Он поднял палец, подчеркивая последнюю фразу.

— В Санкт-Петербурге вы сможете сесть на поезд по новой Сибирской железной дороге. Она приведет вас к конечной точке пути — Томск. Расположитесь там в приличной гостинице и хорошо осмотритесь. Если сможете продвинуться восточнее до того, как туда прибудут гонщики, то будет еще лучше. Я хочу, чтобы вы сохраняли остроту глаза и остроту пера, хорошо? Познакомьтесь с этим местом. Найдите хорошего проводника или носильщиков, если они будут вам нужны. Я рассчитываю на регулярные сообщение по проводам. Это не отпуск, Бирн. Все это время вы будете работать на «Лондонскую «Таймс». Не забывайте об этом. Я на вас рассчитываю.

Бирн покрутил в руках шляпу с потерянным и несчастным взглядом.

— Благодарю вас, сэр. — Что еще ему оставалось сказать? Хармсуорт был своего рода легендой в газетном деле и одним из наиболее влиятельных людей их времени.

Но чем больше Бирн думал об этой внезапной командировке, тем больше ему казалось, что перед ним открывались новые возможности для его начинающейся карьеры. Он мог выйти из редакции и все изменить. Больше не нужно будет возиться с курьерами, хотя он будет скучать по некоторым из них. Больше не нужно будет слушать вспыльчивую старую Маргарет на столе выдачи, раздающую адреса заказчиков. Больше не будет советов читателям в ежедневной колонке от Тети Агонии[33]. Чем больше он думал обо всем этом, тем больше начинал ощущать в происходящем что-то захватывающее! Он моргнул, прогоняя страх, и протянул руку, принимая это задание. Однако вместо рукопожатия Хармуорнт сунул руку в карман, с улыбкой достал толстую скрученную сигару.

— Возьмите, — подмигнул он. — Наслаждайтесь этой поездкой и возьмите эту сигару. Это настоящая «Марселла». Положите себе в карман и держите там. Раскурите, когда впервые окажетесь в Сибири. Это обеспечит вам немного молодецкого задора. — Он посмотрел на часы. — Ну вот и все, Бирн. Идите домой и возьмите себя в руки. Но будьте здесь в шесть часов утра. Я обеспечу машину, которая доставит вас к парому. Передавайте телеграммы каждый понедельник и сообщайте о своем прогрессе. Идите. — Он помахал в сторону двери, немедленно переключая внимание на стопку бумаг на толстой столешнице из красного дерева.

— Хорошо, сэр, — пробормотал Бирн. — Можете на меня положиться. — Он медленно отступил к двери из матового стекла и выскользнул обратно в холл, проведя рукой по густым светлым волосами и поправляя складки твидовой куртки. Сибирь! Что ему теперь делать? Ему предстояло много дел до утра. Придется договориться о квартплате с миссис Джеймсон и проверить, не согласиться ли она придержать квартиру на несколько месяцев или даже дольше. Эти лишние пятьдесят фунтов золотом позволят легко убедить ее. Он был уверен, что волноваться было не о чем. Она будет видеть его почту и уведомлять всех, кто, возможно, будет его искать о том, где он.

Кроме того, следовало подумать и о предстоящем пути. Что ему будет нужно? Замечание Хармсуорта о паре хороших ботинок было весьма кстати. Он решил немедленно пойти в «Одежду и обувь Понси». Ему будет нужна более теплая куртка, его собственная уже изрядно износилась. Перчатки, шарф, свитер, шерстяные брюки и носки, теплое длинное нижнее белье, приличная шляпа или даже две… Список бежал у него перед глазами. Ему также предстояло собрать хороший дорожный набор: расческу, набор для бритья, пену, лезвия, кусачки для ногтей, одеколон, зубной порошок «Калокс», несколько хороших кусков мыла и дополнительные очки. Следовало ли приобрести «Пирамиду Кларка», подходящую для кипячения воды для чая и разогрева еды и даже для использования в качестве ночной лампы? Возможно, настоящий самовар в России окажется не менее хорош и при этом обойдется намного дешевле.

Он также вспомнил рекламу, которую видел в газете на днях — сумки из крокодиловой кожи «Маппин энд Уэбб», «отвечающие всем требованиям джентльмена». Однако такая стоила целых сорок пять фунтов, что было слишком дорого для него, даже учитывая сто пятьдесят фунтов, которые он должен был получить утром. Ему придется использовать свою старую дорожную сумку, но волнение от предстоящего неизбежного путешествия не давало об этом думать.

Он вспомнил, как спешно шел по длинному коридору, фактически сползал по лестнице, и страх уходил, уступая место жажде приключений и открытий. Но пройдя мимо регистрационной стойки, он заметил заголовок, от которого ему снова слегка стало не по себе. «Роковое путешествие Милиуса Эриксена», прочитал он. Статья была написана другим штатным автором и рассказывала о датском писателе и полярном исследователе, отправившимся исследовать берега и фьорды Гренландии — «земли, более пустынной, чем руины». Он оказался введен в заблуждение старой картой, пропал и погиб от голода прежде, чем заметил ошибку и смог благополучно вернуться.

Куда я еду? Этот вопрос снова всплыл в его голове. Сибирь? Он мог пропасть в этой пустоши, и никто больше никогда не увидит и не услышит его. Штатный автор напишет новую полную дифирамбов статью «Роковое путешествие Томаса Бирна», и это будет конец — конец всех его амбиций, мечтаний об успехе, надежд на любовь, семью и детей в каком-то очень далеком светлом будущем, которое он едва мог себе представить.

Да, подумал он. Я могу быть съеден заживо и оказаться в живот огромного сибирского волка. Я могу застрять в грязном болоте и оказаться съеден заживо комарами. На дороге меня может подстеречь группа кровожадных бессердечных казаков. Этого было достаточно, чтобы заставить напрячься даже самых выносливых и мужественных людей, которых он мог себе представить. Да, все это могло случиться, и даже что-то еще худшее. Он не мог знать, что с ним действительно случится что-то намного более дикое, чем он мог себе вообразить.

Но не сегодня… Сегодня он сидел в столовой небольшой гостинцы в маленьком городке к востоку от Красноярска, настолько далеко на востоке, насколько он смог забраться, как и поручил ему Хармсворт. Он уже взял интервью у американской команды на их скоростном автомобиле «Томас Флайер». Они опередили немцев и направились в Томск два дня назад. Немцы шли вторыми, отставая на 387 километров. Они вкатились в Иланский поздним вечером предыдущего дня и, несомненно, все еще спали в своих комнатах наверху. Утро было тихим, дни были невероятно длинными — в этих широтах солнце всходило в три часа утра, как и в любом месте выше 60-й параллели, как и в Анкоридже на Аляске или в Скапа-Флоу, дома, на севере Шотландии.

Наклонившись, чтобы послушать этого странного молодого русского, назвавшегося Мироновым, Бирн увидел, как невероятно яркий свет наполнил помещение и инстинктивно поднял руку, прикрывая глаза.

— Что, Господи… — Затем в отдалении раздался громкий ужасающий рев, словно само небо разверзлось и что-то с дикой силой вспыхнуло ярче утреннего солнца. Раздался оглушительный взрыв, и через несколько минут налетела ударная волна, неся с собой град обломков и разбивая окна столовой. Миронов подскочил, закрыв руками голову, отчего на его лице остались остатки каши и варенных яиц. Проводник-узбек был так поражен, что рухнул прямо на голый деревянный пол. С улицы раздались испуганные крики, им вторили крики с второго этажа, где проснулась немецкая команда. Бирн услышал сверху шаги, направившиеся к лестнице и громкие напуганные голоса. «Was fur ein gerausch? Was ist passiert?» — «Что это за звук? Что происходит?»

Все они выскочили наружу, присоединившись к напуганным местным жителям, собравшимся возле сортировочной станции, таращаясь на небо на северо-востоке и пригибаясь от далекого оглушительного рева, напоминавшего артиллерийскую канонаду. Всего через несколько секунд после того, как немцы выбежали наружу, вслед за ними на лестнице появился еще один человек. Он был в равной степени шокирован, но держал в руках пистолет. Он замер, глядя на столовую, одинокий накрытый стол, наполовину пустую посуду, осколки стекла…

Это был Федоров.

ГЛАВА 8

Адмирал Вольский вспомнил, как забилось его сердце, когда он услышал жуткий звук падения бесчувственного тела на бетонный пол в центре материально-технического обеспечения флота. Там был кто-то еще! Вольский услышал какой-то глухой шорох, и его глаза широко раскрылись. Он сразу понял, что это значило. Кто-то тащил тело по бетонному полу! Раздался еще один металлический стук, жужжание замка-молнии, кто-то хрюкнул от напряжения. Затем Вольский услышал, как закрылась металлическая дверь и раздались удаляющийся шаги.

Тишина… Полная, зловещая тишина.

Вольский подождал, но уже знал, что случилось. Он напрягся, стараясь услышать что-либо еще, плотно прижав трубку к уху. Лейтенант, которого он отправил забрать послание от Федорова, знал, что он ожидает его ответа, но так и не добрался до телефона.

Там бы кто-то еще, подумал он. Кто-то поджидал его! Знали ли они, что мы делали, или же это была случайность? Нет, подобное требовалось спланировать. В столь поздний час, сразу после полуночи, в здании могла быть охрана, но он не мог представить себе, чтобы они посмели напасть на лейтенанта. Значит, это был кто-то другой. Но кто? Кого интересовал корабль и его экипаж? Ответ пришел в один миг, и он точно понял, что за всем стоял инспектор и его назойливый разведчик. Да. Это был единственный осмысленный вариант. Это были Капустин и его цепной пес капитан Волков. Пытаясь раскрыть тайну исчезновения «Кирова» они были грубо отшиты, и им это явно не понравилось. Вольский почти не сомневался, что в эти последние часы они все еще наблюдали за кораблем, пока флот не вышел в море, и, вероятно, проследили за Федоровым до Приморского инженерного центра.

Он медленно повесил трубку и потянулся к другому телефону, ощущая, как сердце забилось чаще.

— Дежурный, — ответил голос.

— Говорит адмирал Вольский. Пришлите пять морских пехотинцев в мой кабинет немедленно.

— Так точно… А что случилось, товарищ адмирал?

— Пришлите пять человек, немедленно.

— Так точно, товарищ адмирал.

Адмирал понимал, что его противники были готовы на все, и если бы он начал объяснять что-либо по телефону, его собственная жизнь могла оказаться под угрозой. Он решил использовать морских пехотинцев в первую очередь для собственной безопасности, отдав приказ не допускать в штаб флота никого без его разрешения и немедленно докладывать ему о чем-либо необычном со стороны разведки ВМФ или военных. Он знал, что где-то рядом пролегла линия фронта. Капустин не сможет бросить ему вызов лично. Ему потребуются все полномочия разведки ВМФ и МВД, чтобы что-либо предпринять. Будучи адмиралом флота, Вольский обладал огромной властью, контролируя обширный спектр военных ресурсов, и намеревался использовать их для защиты себя и операции, которую они запланировали, что бы не случилось.

Когда прибыли морские пехотинцы, он приказал старшине собрать 20 человек и взять под контроля пункт материально-технического обеспечения флота во Владивостоке. Охрана должна была быть выставлена везде, в особенности на этаже, где находился склад Федорова. Допускать туда не разрешалось никого… Абсолютно никого. Затем он сделал звонок другому старшине[34] и приказал ему незаметно проверить содержимое помещения?317. Больше там никто не сможет прятаться в тени, пока он оставался на своем посту.

На следующее утро они обнаружили лейтенанта, которого Вольский послал проверить сообщение от Федорова. Он находился под воздействием препарата, и все еще неуклюже ковылял у здания склада компании «Кульмарт» поблизости от пункта материального обеспечения. Он ничего не помнил и не мог сказать, что напал на его и что он вообще делал в том месте той ночью. При тщательном обыске у него не было обнаружено никаких документов, хотя Вольский на это и не рассчитывал. Было ясно, что его обыскали задолго до того, как оставили.

Значит, если записка от Федорова все же была, подумал Вольский, то они обо всем знали. Капустин… Теперь он знал гораздо больше, чем они планировали. Он был очень дотошным человеком, но что именно ему даст записка Федорова? Она выглядела несусветной глупостью, так что ее могли просто выбросить, подумал адмирал. Другое дело — операция на Каспии. Если Капустин установил слежку за Приморским инженерным центром, они явно видели устройство, которое вынесли из помещения с испытательным реактором. Они с любопытством и большим интересом проследили за колонной грузовиков до аэропорта. Наличие мощной охраны с «Кирова» должно было вызвать серьезные подозрения, не говоря уже о контейнере радиационной защиты, который должны были перегрузить в большой военно-транспортный самолет.

Последовавшие запросы прояснили бы пункт назначения — аэродром Уйташ в Каспийске на западном побережье Каспийского моря. Это должно было вызвать много удивленных взглядов. Если за всем стояла разведка ВМФ, то у них тоже будут свои активы в регионе. Вольский должен был предполагать, что вскоре там тоже появятся люди, которые будут тщательно следить за действиями его людей. Как только Добрынин и морпехи доберутся до якорной стоянки «Анатолия Александрова», они окажутся в большей безопасности. Однако их противник вскоре обнаружит, что старый друг Вольского адмирал Камилов, командующий Каспийской флотилии, тоже вовлечен в происходящее, и удвоят свои усилия. В военное время меры безопасности смогут обеспечить хорошее прикрытие, но разведка ВМФ может стать настойчивее, и у них тоже имелось немалое влияние. Он связался с Камиловым и посоветовал усилить меры безопасности и не допускать вмешательства в ход операции как можно дольше.

— Сделаю, что смогу, Леня, — сказал Камилов. — Но если Москва вмешается с прямым приказом…

— Я понял, — сказал Вольский, повесив трубку с нарастающим дурным предчувствием. Да, Москва… Что они знали обо всем этом и что будет, когда они узнают? От этих вопросов становилось тяжело на душе. Что знал Капустин?

Адмиралу не пришлось долго ждать ответа. На следующий день ему позвонили с поста охраны и доложили, что генеральный инспектор просит разрешения встретиться с ним в его кабинете. Игра была окончена. Вольский дал разрешение пропустить Капустина на этаж, одного и убедиться, что по пути его следования будет выставлена разумная охрана.

Через несколько минут начальник штаба доложил, что посетитель прибыл, и адмирал уселся за стол, подготовив револьвер[35] в ящике под рукой на случай надобности. Он не думал, что Капустин решит предпринять что-либо экстремальное, но, учитывая обстоятельства, не хотел рисковать.

— Здравствуйте, товарищ инспектор, — сказал Вольский, когда Капустин, наконец, вошел. Тот кивнул с бледной улыбкой и медленно снял фетровую шляпу. — Прошу, садитесь, — Вольский решил делать вид, что это обычная рутина. — Я полагаю, это как-то связано с вашим отчетом по «Кирову»?

— Можно сказать и так, товарищ адмирал, — ответил Капустин. Он выглядел уставшим, немного измотанным, словно не выспавшимся.

— Могу я предложить вам чего-нибудь?

— Нет, благодарю вас, — Капустин почесал переносицу, а затем перешел к делу.

— Адмирал Вольский, вы очень ответственный и очень уважаемый офицер.

— Вы очень любезны, товарищ инспектор.

— Да, предлагаю отставить любезности в сторону и просмотреть вашу утреннюю почту, — Капустин медленно опустил руку в карман пальто. Адмирал напрягся, его рука скользнула к ящику стола, где лежал его револьвер. Однако Капустин просто достал обыкновенный белый конверт, подался вперед и положил его на стол. Сердце Вольского забилось так, словно пыталось выпрыгнуть из груди, потому что взглянув на конверт, он точно понял, что это. Взяв конверт и открыв его, он обратил внимание, насколько он истлел со временем, и что с него даже стерлась печать. Он медленно вытащил небольшую сложенную записку, раскрыл ее и сразу узнал почерк Федорова.

Вольский улыбнулся про себя, радуясь, что Федорову удалось благополучно добраться до пункта назначения. Теперь вопрос заключался в том, сможет ли он организовать его возвращение. Обстановка на Тихом океане накалялась в каждым часом. Доклад, который он получил о «Тигре» в Мексиканском заливе вызывал наибольшее беспокойство, и поэтому он немедленно связался с командующим Северным флотом, чтобы узнать, зачем подлодка была направлена туда. Ответ был тревожным, но не неожиданным — по приказу из Москвы, который предписывал произвести преднамеренное уничтожение одной из крупнейших буровых платформ в мире — объекта, крайне важного для действий «Бритиш Петролеум» в Мексиканском заливе. Также Москва приказала частям 58-й армии выдвинуться к северной границе Казахстана. Москва поднесла нож ко всем жизненно важным для Запада энергетическим центрам. Он не сомневался, что в скором времени что-то случиться и в Персидском заливе.

Но на данный момент перед ним стояла другая проблема — Герасим Капустин, генеральный инспектор ВМФ России. Он посмотрел на него, удивляясь тому, сколько тот на самом деле знает и в насколько решительном настроении явился на эту встречу. Вольский решил позволить ему сделать следующий шаг. И Капустин был рад стараться.

— Потрудитесь объясниться, — сказал он. — Объяснить, что капитан Федоров делает на Каспийском побережье и как он может искать человека, который, судя по моим сведениям, мертв?

Вольский посмотрел на него без выражения, все еще гадая, что он может знать.

— Боюсь, что я не вправе обсуждать некоторые вопросы, товарищ инспектор.

— Конечно. Ваш капитан Карпов объяснил мне это предельно четко во время нашей последней встречи. Излишне пояснять, что я взял на себя смелость обсудить эту записку с тем, кто может что-либо знать.

— Так это вы приказали подкараулить моего лейтенанта в пункте материального обеспечения? — Недовольство на лице Вольского стало очевидным.

— Боюсь, что да.

— Это не входит в ваши полномочия, инспектор, и крайне неуместно. На него напали и накачали. Я мог бы арестовать вас на месте по факту признания вины, да, даже вас, генерального инспектора российского флота. Ваши полномочия ограничены вашей сферой деятельности, особенно сейчас, в условиях надвигающейся войны. Происходит операция, которая вас не касается, а вы вмешались в нее, напав на человека, действовавшего по моему прямому приказу.

— Это так, — Капустин поднял подбородок, принимая вызов. — И должен сказать вам, что я готов вмешиваться и дальше, если не получу полное разъяснение ситуации. То, что вы говорите, адмирал, правда. Мои полномочия ограничены, но у меня есть друзья, как и у вас, и некоторые из них обладают очень серьезными возможностями.

— Давайте, я повторю… — Начал Вольский, но Капустин перебил его.

— Да, да, вы собираетесь повторить, что все это очень секретно. И я оказался склонен поверить вашему капитану, который сказал мне это раньше. Поэтому я решил обратиться к тому, что имеет честь знать о многих секретных делах, и у меня есть еще одно письмо для вас, товарищ адмирал. — Он сунул руку в карман и достал еще один простой сложенный лист бумаги.

Вольский взял его с явной неохотой, гадая, что это может быть. Мог ли Капустин дойти до Москвы? Мог ли он склонить на свою сторону Сучкова, или даже премьера или президента? Это что, приказ? Он молча раскрыл лист и прочел короткое рукописную записку.

— Я должен показать вам кое-что еще, — сказал Капустин, протягивая адмиралу выцветшую фотографию.

Вольский взял фотографию, изумленно подняв брови, когда рассмотрел ее. Ему сразу же стало ясно, что случилось. Капустин продолжил копать, и когда ему удалось добыть письмо Федорова, он решил, что их тайна касалась какой-то опасной информации, секретных операций, вещей, которые он не привык освещать фонарем в ходе своей прилежной работы. Вольский знал, что Капустин близок с Каменским, и не удивился, что тот пошел к нему. Видимо, Каменский знал о «Кирове» больше, чем кто бы то ни было. Адмирал уставился на фотографию, тяжело дыша.

— Каменский дал вам это?

— Да.

— И он сказал вам, откуда взял этот снимок?

— Я спросил его, но он не стал раскрывать всех деталей. Мне достаточно того, что он заверил меня в его подлинности, и могу сказать, что это намного большее, чем я могу принять в данный момент. Должен сказать вам, что мне было трудно поверить, и Каменский советовал мне поговорить с вами прежде, чем, как он выразился, ситуация выйдет из-под контроля.

— Ситуация уже вышла из-под контроля, — с легким раздражением сказал Вольский. — Я полагаю, что ваш капитан Волков ответственен за попадание в ваши руки записки Федорова. — Он подался вперед, указывая пальцем на Капустина. — Если вы думаете, что сможете рассчитывать на подобных людей из разведки ВМФ, чтобы делать для вас грязную работу, Капустин, я напомню вам, что у меня есть люди, подчиняющиеся мне, люди войны. Я без колебания использую всю власть и авторитет своего звания, дабы убедиться, что мои действия никоим образом не будут скомпрометированы.

— Адмирал Вольский… — Капустин протянул руку в умиротворяющем жесте. — Я здесь не для того, чтобы ссориться с вами и приношу свои извинения за методы, которые я использовал для того, чтобы заполучить это письмо. Этого больше не повториться. Что же касается капитана Волкова, то да, он зачастую проявляет себя сложным человеком. Мы с Каменским отправили его в погоню за дикими гусями. В данный момент он занимается проверкой каждого склада на Транссибе отсюда до Каспийского моря, и более нас не побеспокоит. Но, товарищ адмирал, представьте мое удивление и потрясение, когда я увидел этот снимок! Я человек, привыкший твердо стоять на земле. Цифры, отчеты, фотоснимки — да, у меня их целые горы. Но когда я увидел это, весь мой мир перевернулся, и, должен вам сказать, передо мной стал выбор: поверить тому, что видят мои глаза или признать, что я сошел с ума. Вы можете помочь мне ответить на этот вопрос?

— Что еще сказал вам Каменский?

— А этого мало? Прошу, адмирал — этот снимок настоящий. Или я сошел с ума?

Вольский долго думал, глядя на Капустина и гадая, что еще может быть ему известно. Павел Каменский был одним из самых могущественных офицеров КГБ в десятилетия, предшествовавшие развалу Советского Союза. Он пережил роспуск Комитета и сыграл важную роль в распределении его обязанностей между другими организациями — Федеральной Службой охраны, Службой внешней разведки (СВР) и ГРУ[36]. Вольский давно задавался вопросом, что было известно советскому и российскому руководству о «Кирове». В конце концов, у них было почти восемьдесят лет, чтобы поразмыслить над сведениями, которые они могли обнаружить после поразительных рейдов «Кирова» в 1940-е.

Он еще раз взглянул на Капустина, подумал и кивнул.

— Хорошо, инспектор. Я рассказу вам об этой фотографии, если вы хотите это услышать, а в ответ вы окажетесь так любезны ответить на несколько моих вопросов.

— Согласен, — ответил Капустин, с явной заинтересованностью опускаясь в кресло.

Вольский подался вперед, положил фотоснимок на стол и постучал по нему пальцем.

— Если вы должны это знать, я расскажу вам, но при одном условии.

— Я слушаю.

— Мне нужно встретиться с Каменским.

Инспектор улыбнулся.

— Товарищ адмирал, я буду более чем счастлив организовать вашу встречу.

— Очень хорошо. Надеюсь, вы успели позавтракать. — Вольский откинулся в кресле, размышляя. — В ночь на 28 июля этого года, «Киров» вышел в район к северу от острова Ян-Майен в сопровождении подводной лодки «Орел» для учений с боевыми стрельбами…

ГЛАВА 9

Федоров стоял, глядя на происходящее, полностью дезориентированный и пытался понять, что случилось. Инстинкты подсказывали ему выйти на улицу, так как он видел, как люди в суматохе выбегают из всех соседних зданий. Он мог слышать крики и видел, как они указывали на что-то, стоя совсем рядом с гостиницей. Он спрятал пистолет и пошел наружу, поразившись ярким светом в небе на северо-востоке. Выйдя, наконец, из-под карниза, нависающего над дверью в столовую, он увидел это. Небо словно горело, будто в тайге бушевал огромный пожар. Зарево затягивало весь восток, и единственным, что приходило ему на ум, были воспоминания о ядерном взрыве, который он видел, находясь на борту «Кирова» в Северной Атлантике. Но это было нечто большее. Яростное зарево на горизонте говорило об ужасной катастрофе.

Он заметил троих человек, указывающих на небо, недоверчиво качая головами, и подошел к ним, слушая, о чем они говорили. Один из них, низкий, коренастый, с темными волосами и тонкими усами спрашивал у высокого смуглого мужчины «Как так может быть? Небо горит? Как такое возможно?».

Третий внимательно слушал, поворачивая голову от одного к другому, словно ребенок, ожидающий, когда ему объяснят, о чем говорят родители. Федоров отметил, что он был одет не так, как остальные, и когда высокий повернулся к нему и заговорил по-английски, Федоров понял, что он не был русским. Он ответил на сносном русском, но было понятно, что для него этот язык не родной.

Англичанин! Что он мог делать посреди Советского Союза в 1942 году? Федоров внимательно присмотрелся к нему. Он знал, что Великобритания и Советский Союз были союзниками, но этот человек явно был гражданским, и было очень странно увидеть его на отдаленной железнодорожной станции в Сибири.

— Прошу прощения, — сказал Федоров. — Что случилось? — Этот вопрос явно был у всех на устах, и парень, к которому он обратился, повернулся и странно посмотрел на него. Ложась спать, Федоров снял тяжелую шинель со знаками различия НКВД. Его черная ушанка тоже осталась у кровати. На нем была легкая куртка, которую дал ему Трояк, черная с двумя широкими карманами на груди. На обоих плечах имелся черный шеврон спецназа с тигром[37], и это, похоже, привлекло внимание парня. Его взгляд скользнул к кобуре на поясе Федорова.

— Вы военный? — Спросил парень, и Федоров подумал, что ему нужна какая-то легенда.

— Да, еду из Владивостока, — улыбнулся он. — На Каспийское море.

Еще по ходу разговора Федоров начал гадать, где Зыков и Трояк и почему он не увидел этих троих, когда они прибыли в гостиницу. Возможно, подумал он, они сошли с поезда, пока они спали. Но где старшина? Он осмотрелся, ища Трояка, но от этого пришел только в еще большее замешательство. Здесь не было ничего! Они прошли два квартала от станции до гостиницы, мимо старых обветренных домов и складов, но теперь между гостиницей и станцией лежало лишь голое поле с клочьями травы, оканчивающееся к гравийной насыпи. Сама станция тоже стала слишком маленькой. В Иланском они прибыли на крупную сортировочную станцию с шестью путями, но теперь путей было только два и оба были совершенно пусты! Их товарный поезд, железнодорожники и все вообще исчезли. Что случилось?

— Случилось что-то страшное, — сказал коренастый молодой человек. — Но, похоже, что непосредственной опасности нет. Давайте вернемся внутрь. — Он пошел прочь, высокий мужчина и англичанин пошли следом, обсуждая случившееся. Федоров последовал за ними.

Вернувшись в столовую, Федоров увидел, что они садятся за стол, за которым он увидел их впервые. Увидев его, парень подозвал его, указывая на пустой стул, предлагая присоединиться.

— Скажите мне, что вы не из Охранки и я с удовольствием поделюсь с вами завтраком, — сказал молодой человек, когда Федоров подошел к нему.

Федоров смутился, все еще оглядываться и понимая, что столовая выглядит странно незнакомой. Где Трояк? Что случилось в тайге? Ему нужно было найти Зыкова и старшину. Но что-то странное в этом энергичном молодом человеке заставило его задержаться. Мысли успокаивались, словно опускающиеся на дно чайника чаинки.

— А если же вы из Охранки, то говорю вам, что не сделал ничего плохого. Мне дали полный отпуск, и я просто еду в Иркутск повидать друзей. Вам не нужно беспокоиться обо мне. — Парень выжидательно посмотрел на Федорова. — Итак?

Охранка? Это же царская секретная служба до Революции! О чем он говорил? Тем не менее, ему нужно было как-то успокоить этого человека, и Федоров протянул ему руку.

— Не беспокойтесь, — сказал он. — До вас мне дела нет. Я простой военный.

— Это хорошо, — парень протянул ему руку. — Миронов.

— Федоров. — Они пожали друг другу руки.

— Эти двое тоже присоединились ко мне за столом, — сказал Миронов. — Этот англичанин, он здесь, чтобы писать репортажи в свою газету в Лондоне. Журналистика — достойное занятие. Думаю, я бы и сам в один прекрасный день занялся бы подобным, но не думаю, что царское правительство могло бы по достоинству оценить мои статьи. — Он внимательно посмотрел на Федорова после этих слов, высматривая любые признаки негодования, все еще проверяя, не представляет ли незнакомец угрозы. Видимо, он успокоился, когда Федоров просто посмотрел на него, все еще смущенный случившимся.

— А это Борис Евченко[38], его проводник. Давайте разделим завтрак! — Он протянул Федорову кусок черного хлеба.

Федоров заколебался, глядя по сторонам в поисках своих товарищей. Он знал, что не может просто сесть завтракать с этими людьми, пока не восстановит связь.

— Боюсь, что я должен найти своих друзей, — сказал он.

— Друзей? Это хорошо. Приводите их. Поедим вместе.

— Вы очень любезны, — кивнул Федоров. — Наверное, они вышли через главный вход. Пойду узнаю, видела ли их горничная.

— Горничная? — Миронов поднял бровь, но ничего не сказал, потому что Федоров уже встал и направился к рецепции. Он проскользнул в дверной проем и увидел ту же стойку, только она выглядела намного более новой. Со стороны главного входа появился какой-то человек, за ним шли еще трое.

— Секунду, всего секунду. В такой обстановке человек не может мыслить прямо!

Он конечно, был прав, подумал Федоров, и внезапно его поразило осознание. Он видел этого человека… Видел раньше. Нет, не в живую, а на портрете, который висел над стойкой — деда Иляны! Это был тот самый человек — на стене не было портрета, вместо него был живой человек. Федоров посмотрел на него, словно увидел призрака. Что случилось?

— Könnte es ein Vulkan sein?[39] — Сказал один из людей в дверях.

— In Sibirien? Ein Vulkan?[40]

— Haben Sie auf dem Auto überprüft? Wenn Protos beschädigt wurde dann könnten wir einen weiteren tag mit reparaturen zu verlieren.[41]

Еще трое, следовавшие за хозяином, говорили на иностранном языке, в котором он узнал немецкий. На одном из немцев была плотная шапка, закрывавшая голову и уши, оставляя только румяное лицо с черными глазами и длинными тонкими усами. На двух других были шерстяные кепи с закрепленными поверх них очками и двубортные пальто с медными пуговицами.

Федоров немного знал немецкий. Они говорили о каком-то вулкане, а затем заговорили о необходимости ремонта автомобиля. Его недоумение усилилось, а затем он посмотрел на стену за стойкой, где должен был висеть портрет — портрет только что замеченного живого человека — и то, что он увидел, ошеломило его окончательно. Там висел календарь, открытый на июне 1908 года!

Он отступил назад, на его лице появилось испуганное выражение, и пожилой седой человек за стойкой, наконец, обратил на него внимание, странно посмотрев. Федоров отступил от стены, ощущая, как голова кружится бешеным вихрем. Внезапно он вспомнил о микрофоне в воротнике и, отступив к очагу в столовой, нажал переключатель и сказал тихо и отчаянно:

— Трояк? Зыков? Как слышите, прием.

Тишина.

Федоров обернулся, посмотрев на черную лестницу. Иляна предупреждала его об этих ступеньках, и теперь его единственной мыслью было вернуться на второй этаж в свою комнату. Он хотел убедиться, что его шапка, шинель и снаряжение остались там — если в происходящем можно было найти какой-то здравый смысл — и медленно отступил в темноту лестницы. Он видел как Миронов подозрительно провожает его взглядом. Затем раздался еще один громовой раскат.

Федоров повернулся и начал подниматься по лестнице. На ней было всего двенадцать ступенек, но они показались ему бесконечными, ноги словно налились свинцом, и достигнув последней, он ощущал себя изможденным и тяжело дышал от страха и напряжения. Он согнулся, положив руки на колени, пытаясь отдышаться. В этот момент он услышал звук тяжелых ботинок и выпрямился, увидев человека, шедшего по коридору с автоматом на изготовку.

Это был Трояк.

— Вот вы где! Где вы были, товарищ полковник?

Федоров уставился на него, все еще сбитый с толку и скованный необъяснимой усталостью.

— Мне надо присесть…

Трояк увидел, в каком он был состоянии, так что помог пройти через коридор в комнату. По дороге он дал знак Зыкову, указывая тому идти следом. Федоров сделал глоток воды и опустился на кровать. Трояк пристально следил за ним с серьезным выражением на лице.

— С вами все в порядке, товарищ полковник?

— Да… Да, но что-то случилось. Я не могу объяснить.

— Мы обыскали все здание. Где вы были?

Федоров моргнул, пытаясь взять себя в руки.

— Спустился по черной лестнице. Мне показалось, что я услышал что-то — какой-то рев — и пошел проверить.

Федоров впервые заметил, что снаружи было темно. Комната освещалась одной керосиновой лампой, но снаружи была ночь.

— Внизу? Вас не было больше часа, товарищ полковник. Уже полночь, поезд отправляется через полчаса.

— Поезд? — Федоров еще выглядел потерянным. Что только что случилось? Он что, спал? Ходил во сне? — Должно быть, мне приснилось, — медленно сказал он. — Да… Это должен был быть сон.

В зале раздались шаги, и Трояк обернулся, держа оружие наготове. Они услышали приглушенные голоса. Затем кто-то громко сказал:

— Я ничего не сделал! Отпустите меня!

Трояк открыл дверь и увидел Зыкова, одной рукой держащего за воротник какого-то парня, а другой приставив ему пистолет к голове. Старший матрос улыбнулся.

— Смотрите, кого я нашел.

— Отпустите, говорю вам! Я ничего не сделал!

Зыков втолкнул парня в комнату и вошел следом. Федоров удивленно поднял взгляд. Это был Миронов!

— Так вы все-таки из Охранки, — угрюмо сказал Миронов, как только увидел Федорова. — Я знал, что с вами что-то не так. Что я сделал? Вы не имеете права меня задерживать!

Мозг Федорова наконец обрел способность функционировать, и все, что он видел и пережил в последние несколько минут начало медленно складываться. Грохот, гром, далекое зарево на горизонте — и месяц и год в том календаре!

— Послушайте меня, Миронов. Какое сегодня число?

— Число?

— Месяц и год.

Трояк смущенно посмотрел на него и переглянулся с Зыковым, словно сообщая ему нечто невысказываемое. Оба смотрели на Федорова, словно на больного. Затем Миронов ответил, все еще с некоторым возмущением.

— Вы что, меня допрашиваете?

— Нет, нет, конечно. Просто назовите мне сегодняшнее число.

— 30 июня[42]. Я прибыл поздно ночью. Вы что, думаете, что я тупой? Я знал, что вы из Охранки, как только вас увидел. А когда вы отказались сесть за стол, мои подозрения удвоились. Но у вас нет причин беспокоить меня. Я ничего не сделал! Или что? Вы скажете, что я сказал что-то не то о журналистике? Да, правительству это может не понравиться то, что я должен был сказать, но я не сказал ничего! — Его глаза горели от негодования.

Федоров попытался успокоиться, но от того, что сказал Миронов, сердце забилось еще чаще. 30 июня! Невозможно. И вместе с тем утомленный разум, накапливая факты, вдруг рухнул в пучину внезапного осознания. 30 июня 1908 года, грохот и огонь в небе…

— Господи, не может быть… — Выдохнул он. — Миронов… Вы только что поднялись по черной лестнице?

— Я видел, как вы пошли туда и да, я пошел за вами, чтобы понять, кто вы. Я слишком много понял, да? Но это не причина меня арестовывать. Человек может побеспокоиться о своей безопасности, особенно после того, что только что случилось. — Он указал на окно, внезапно осознав, что за ним была темная тихая ночь, а в небе светила лишь серебристая луна. Теперь пришла его очередь обескураженно уставиться в окно. — Что случилось? Почему за окном темно?

— Как ваше имя, Миронов? Полное имя.

Парень повернулся к Федорову, с вызовом сложив руки на груди.

— Сергей Миронов. Если вы из Охранки, то прекрасно знаете, кто я. И что дальше? Какое обвинение вы на этот раз намерены сфабриковать? Скажете, что нашли типографию? Я не имею к этому никакого отношения. — Его возмущение было очевидно.

— Хотите сказать, Миронович?

Парень не ответил, но его губы под тонкими усами напряглись, а глаза вспыхнули.

— Сергей Миронович Костриков? — Надавил Федоров. — Вас недавно выпустили из тюрьмы?

— Значит, вы меня знаете. Вы следили за мной все это время. Я думал, вы следите за тем британским репортером. Это на вас похоже. Вы знаете, что я его предупреждал. Я сказал ему, что иностранец теперь может привлечь к себе нежелательное внимание в этой стране. Притеснения царя презренны! Да, я так и сказал ему. Наконец кто-то ему это сказал. Можете арестовать меня и бросить в тюрьму, если хотите. Вы сделаете это в любом случае. — Он снова сложил руки на груди, смиряясь.

Трояк смотрел на них обоих, будучи явно сбитым с толку. Федоров, казалось, знал этого человека, по крайней мере, легко назвал его полное имя. Но причем тут была какая-то охранка и июнь 1908?

Снова донесся грохот, опять словно из неоткуда. Все повернулись, глядя на открытую дверь. Федоров сел, ощутив, как силы вернулись к нему, а разум окончательно очистился. В движениях появился жесткая настойчивость, особенно когда они снова услышали этот звук и увидели янтарное свечение из-за двери.

— Господи… — Он встал, и остальные посмотрели на него, словно он сошел с ума. Но Федоров знал более, чем достаточно. Он кашлянул и твердо сказал:

— Послушайте меня, Миронов. Вы должны спуститься по этой же лестнице немедленно. Идите так же, как пришли. Не беспокойтесь. Я уже сказал вам, что мы не имеем никакого отношения к Охранке. Мы просто военные, едущие по длинной дороге на запад. Вот и все.

Он дал Миронову знак, призывая следовать за ним, а когда Трояк встал, сказал.

— Не волнуйтесь, старшина, я с ним справлюсь.

— Вы что, меня отпустите?

— Да. Просто идите за мной, — успокоил его Федоров.

Миронов посмотрел на Трояка и Зыкова, нахмурился, и последовал за Федоровым. Трояк пошел за ними, внимательно следя за парнем. Федоров остановился у черной лестницы.

— Сюда, Миронов. Быстрее!

Опять донесся раскат грома. Миронов подошел к Федорову. Глядя ему в глаза, он смотрел в лицо самой судьбе.

— Вы должны уйти так же, как пришли, и быстрее, пока вы видите этот свет, — Федоров указал на янтарное зарево. — И никогда не поднимайтесь по этой лестнице, Миронов. Вы поняли? Уходите как можно дальше отсюда.

Лицо Федорова приобрело мучительное выражение, словно он должен был сказать что-то еще. Это заставило Миронова задержаться, словно они оказались зажаты в каком-то странном завихрении времени и судьбы.

Я не должен ему ничего говорить, подумал Федоров. Но мысль, пришедшая ему в голову, грянула, словно раскат грома. Что, если это был момент — единственный момент, который мог изменить все? Что, если Орлов спрыгнул с вертолета только ради этого — чтобы Федоров последовал за ним и оказался в этом самом месте, лицом к лицу с этим дерзким молодым человеком по имени Сергей Миронович Костриков? Миронов повернулся к лестнице, и Федоров схватил его за руку, задержав.

Он наклонился к самому уху Миронова и что-то прошептал. Его широко раскрывшиеся глаза были серьезны, в лицо было похоже на лицо человека, увидевшего призрака из другого мира. Затем он отпустил руку Миронова.

— Идите с Богом, — тихо сказал он. — Идите, Миронов. Идите!

В глазах Миронова отразились неуверенность и недоумение, но насущность момента заставила его идти, и он быстро зашагал вниз по узкой лестнице.

— Зыков! — Махнул рукой Федоров. — Стойте здесь. Но ни в коем случае не спускайтесь за ним. Понятно? — Он побежал по коридору к главной лестнице, заметив, что Трояк последовал за ним. Они спустились по главной лестнице, обогнули угол и вышли к рецепции, освещенной одной медленно покачивающейся лампой под потолком. К своему великом облегчению, Федоров увидел на стене портрет деда Иляны. Он бросился мимо стола в столовую, обнаружив, что там было темно и тихо, в камине тлели угли, а Ильяна сидела на низком табурете, закутавшись в одежду от полуночного холода. Она встретилась глазами с Федоровым, а затем со страхом посмотрела на нишу, которая вела к черной лестнице. Со станции донесся высокий свист поезда, суровый холодный в ночи.

— Кто-нибудь спускался по лестнице? — Тихо спросил он.

Она посмотрел на нишу, ведущую к черной лестнице, и в свете тлеющих углей было заметно, что ее глаза широко раскрылись. Она медленно покачала головой и с явным беспокойством посмотрела на подошедшего Трояка. Федоров повернулся к нему, наконец, начав успокаиваться.

— Все нормально, товарищ полковник?

— Скажите Зыкову собираться. Но пусть спускается по главной лестнице, а не по черной — понятно? Нам нужно добраться до станции, или мы опоздаем на поезд.

Трояк связался с Зыковым, и они направились к выходу. Федоров в последний раз оглянулся через плечо и встретился взглядом с Иляной.

И улыбнулся.

ГЛАВА 10

Бен Флэн смотрел в плексигласовое окно и не был доволен тем, что видел. Над Каспием всходило солнце, однако день обещал не быть тихим. Было видно, что где-то там, за утренней дымкой над водой, таились крупные неприятности. Последний час он провел за переговорами по телефону, сначала с Уэйдом Хэнсоном из «Кроули энд Компани», сокрушаясь по поводу того, что только один из трех буксиров типа «Инвейдер», «Галвестон», был взят на абордаж во время работы в прибрежной зоне. Два других спешно отошли в открытое море, подальше от казахских боевиков. Слава богу, что судно типа «Америкен Сэлвор» благополучно прибыло, и буровая платформа была, наконец, установлена на заиленном дне в пяти километрах от берега. Но теперь сам «Галвестон» стал проблемой, в дополнение к пятнадцати другим, которые тянулись до самого каньона Болленджера в солнечной Калифорнии.

Утренние новости не понравились руководству «Шеврон», и они дали ему понять это в самых недвусмысленных выражениях. Он разговаривал по телефону с какой-то офисной крысой, превратившейся в знатока погоды.

— Весь Мексиканский залив прекратил работу из-за урагана «Виктор», — заявил тот лекторским тоном.

— Этот чертов ураган ударил прямо по Хьюстону. Ты понимаешь, что все нефтеперерабатывающие заводы стоят? Мы потеряли «Коноко Филлипс», «Валеро», «Экссон Мобил», «Дип Парк», «Премкор», «Марафор Ашланд» — все. «Тандер Хорс» и «Мэд Дог» выведены из строя. Но мы ведь должны убедиться, что производство не свернется, верно? Нам нужна нефть на танкерах, и очень скоро. Вам нужно разобраться с вашим бардаком и начать поставки как модно скорее. Накопите столько нефти в Баку, сколько сможете, за кредит на другом конце трубопровода в Супсе, это понятно? Мы ищем все свободные танкеры, которые только сможем заполучить. Я надеюсь, что у вас скоро будет что-то готово — потому что переговоры с перевозчиками идут прямо сейчас. Просто занимайтесь своим делом. Вы же закончили эту установку вчера вечером, верно?

Да, они закончили установку, да, все выглядело вполне выполнимо, но нет, он не думал, что в регионе обеспечен адекватный уровень безопасности, и да, он действительно полагал, что вспышки насилия будут становиться сильнее, и нет, он не знал, когда показатели будут выполнены, но да, они у него будут, как только он получить сведения с насосных станций на побережье, и да, у него имелись достаточные мощности, чтобы начать перекачку в Баку, если им обеспечат танкеры на Черном море, и нет, он не мог гарантировать бесперебойность работы в нынешних обстоятельствах.

Итак, остров Галвестон был затоплен. Тонкий барьерный остров вблизи Хьюстона теперь оказался под водой. По иронии судьбы, ему нужно было думать и о другом «Галвестоне», поменьше. Как ему вернуть этот чертов буксир? Если рейдеры работали с китайцами, страховой счет будет выставлен ему же. А что с экипажем? Реальное насилие в отношении западных нефтяников в регионе было редким, но после всех зловещих заявлений, которые китайцы сделал накануне, все изменилось. Без сомнения, ему придется вести переговоры об освобождении экипажа, и он не был уверен, что сможет как-то серьезно повлиять на ситуацию.

Что же касалось местных угроз, то в его распоряжении в настоящий момент были только начальник работ и его пистолет. Он прищурился, глядя в бинокль, с разочарованием заметив чертовы быстроходные катера, которые боевики держали к берега. Где была КАЗПОЛ? Чем они страдали? Вероятно, носились по всему региону, пытаясь реагировать на один мелкий инцидент за другим. В розовой утренней заре начали просматриваться объекты на берегу. В неподвижный утренний воздух откуда-то нерадостно поднимался столб дыма.

Он уставился на распечатку факса, только что пришедшего из Сан-Рамона. Они уже выступили с официальным заявлением для прессы. «Мы работаем со всеми соответствующими государственными структурами и лидерами сообществ, чтобы постараться восстановит мир и стабильность в регионе и возобновить нормальную работу… Бла-бла-бла…»

Просто большая вероятность получить эфирное время, отняв его у освещения последствий урагана «Виктор» в Хьюстоне. «Шеврон» выдерживала гораздо более серьезные штормы, но в последнее время все было отнюдь не радостно. И вообще, это была наименьшая из его забот. Что ему делать с «Галвестоном» и что это были за пираты-самоучки?

Мысли неизменно возвращались к Тиммерманну и его наемникам. Где они были, черт их подери? Он сделал экстренный звонок пять часов назад, вертолет компании прибыл, но без наемников. И как ему идти на местных силами начальника работ с одним пистолетом? Как ему разыскать «Галвестон», не говоря уж о команде? И что за новый геморрой с направлением танкеров в Черное море? Это место могло превратиться в огненный котел в любой момент. Они что, думали, что смогут перевозить значительных объемы нефти в таких условиях? Ему нужна была безопасности, черт возьми, и серьезная. Тогда им повезет, если у них будет какое-то давление в трубопроводе, чтобы просто начать перекачку в Баку.

Показатели по второму кварталу «Шеврон» упали до самого низкого уровня с 2018 года. Новости, сообщенные Флэком «Болленджеровцам» не были уникальными, и «Шеврон» была не единственной пострадавшей компанией. Все могли стать еще хуже, и станет, особенно если русские выдвинут мотострелковую дивизию через границу на севере.

— Мудман! — Рявкнул Флэк, дабы перекричать музыку в наушниках своего техника.

— Что такое, Флэки?

— На востоке начинает завариваться полное дерьмо. Думаю, мы можем ожидать непрошеных гостей в самое ближайшее время. Где чертов вертолет?

— Дашобязнав, — Промямлил Мудман, дожевывая очередной батончик мюслей. — По радио ниче. — Он отвлекся на маленький телевизор, по которому смотрел местные новости из Форт-Шевченко.

— Итак, мы пролюбили чертов буксир! — Флэк провел рукой по тонким волосам. Лоб блеслел от пота.

Мудман посмотрел на него, приоткрыв рот. Он махнул рукой, указывая на монитор.

— Думаю, я нашел его, — торжественно сказал он.

Флэк бросился к нему, и его глаза засветились от отвращения, когда он увидел это на экране. Это был «Галвестон», окруженный катерами с боевиками. Весь его экипаж был выстроен на носу буксира.

— Полная жопа, — ругнулся он.

— Похоже, по нему стреляли, — сказал Мудман. На буксире были явно выбиты стекла и виднелись пробоины от пуль. Кто-то выпустил в воздух целый магазин из «Калашникова», ликуя захвату заложников. — И ты посмотри — разве это не вертолет «Кавертон»? — «Кавертон Оффшор Саппорт Групп» располагала небольшим парком вертолетов, и обслуживала любых желающих в регионе.

Флэк прищурился, глядя на экран.

— Да, «Кавертон», точно.

— Да, уж, твою мать, — Мудман показал на экран. — Похоже, что у них там полномасштабная эвакуация, — картинка начала резко дергаться — человек с камерой явно бежал. Затем раздался взрыв, и вертолет «Кавертон» рухнул на стоянку, охваченный пламенем. Винт продолжал безудержно вращаться.

— Господи всемогущий… — Протянул Мудман. — «Все живое и неживое… Все немыслимые пороки…» — Повторил он угрозу, озвученную боевиками в сделанном ранее заявлении, внезапно осознав, что на этот раз они действительно могут осуществить задуманное.

— Нам нужен «Тиммерманн», — сказал Флэк. — Где эти драные наемники? Где КАЗПОЛ? — Все уже накрылось медным тазом, а долгий день только начинался.

Флэк был не единственным человеком, думавшем о прикаспийской нефти. В тот же день Альберто Салаз имел долгую беседу с теми же «конторскими крысами» из каньона Болленджера, на которых Флэк всегда жаловался. В тот же вечер он сел на вертолет, который должен был доставить его в Ларнаку. Салаз был бизнес-брокером из Александрии, с хорошо налаженной сетью в регионе. Теперь он имел честь быть встречен на борту «Огня Аргоса», мобильного штаба «Фэйрчайлд энд Компани» в качестве привилегированного потенциального клиента.

И это действительно была привилегия, подумал капитан Гордон Макрей, провожая его в столовую. Елена Фэйрчайлд была не из тех, кто соглашался встречаться лицом к лицу, по крайней мере, на столь раннем этапе сотрудничества. Обычный протокол предполагал бы, что с Салазом бы работал один из менеджеров стреднего звена, и только потом он мог бы попасть в ближний круг верхушки «Фэйрчайлд».

Но стремительно изменяющаяся ситуация заставила отринуть старые протоколы. Растущая глобальная напряженность смела давние плану крупных производителей, работающих в Средней Азии. Русские показали им, насколько легко могли прижать палец к их яремной вене, перекрыть трубопроводы, тщательно построенные в обход российской территории и российских интересов в регионе. И вместе с потоком нефти прекратился и поток денег.

Он знал, что в глубине души Фэйрчайлд была реалисткой. В последние несколько лет компания работала, в основном, по контрактам в Персидском заливе, но теперь она хотела двигаться дальше. Устранение необходимости проходить узкую горловину Суэцкого канала или совершать длительные походы вокруг Мыса Доброй Надежды обеспечили бы ей как значительную экономию оперативных расходов, так и нервов. Она хотела оставить опасности Залива и переключиться на новые набеги на неспокойные месторождения Средней Азии. Терминал в Джейхане давал выход на них из хорошо защищенных вод, а также возможность намного более безопасного транзита в США или Европу — пока не был подорван трубопровод БТД.

Секретарь энергично пропустил капитана в обеденный зал и объявил Альберто Салаза в качестве почетного гостя. Елена Фэйрчайлд, уже сидевшая за столом, встала, приветствуя двоих вошедших мужчин. На ней был элегантный облегающий бледно-серый брючный костюм с просто белой блузкой, открытой у шеи, украшенная «бургундским шарфом». Ее костюм был шикарен, но более чем функционален, позволяя ей свободно дышать во влажном средиземноморском климате.

Ей было за сорок пять, хотя ее спортивная фигура сохранилась очень хорошо для ее лет. Кроме того, в ней ощущалось что-то вечно молодое, хотя темных волос уже прочно коснулась седина, которую большинство женщин начали бы закрашивать уже давно. Она могла бы стать марафонцем, если бы ее душа лежала к этому виду спорта — ноги ей позволяли, хотя брючный костюм придавал ей официально-деловой, почти бесполый вид. Разумеется, на ней не было украшений, за исключением белых жемчужных серег и серебряного Кладдахского кольца[43] на одной руке.

Простота кольца хорошо ей подходила — оно было выполнено в форме пары рук, держащих сердце с короной над ним. Это не было обручальное кольцо в традиционном смысле этого слова, так как она никогда не была замужем, но могло использоваться в качестве символа готовности к романтической связи или отсутствия таковой, в зависимости от того, на какой руке оно носилось и в какую сторону были направлены руки и сердце.

Макрей часто думал, что корона на кольце была замечательным символом ее преданности Англии. Фэйрчайлд служила интересам Британии, внося небольшой, но жизненно важный вклад в энергетическую безопасность страны уже более двадцати лет. Он стал капитаном девять лет назад, заслужив ее доверие усердием и должным уважением. «Огонь Аргоса» стал его персональной наградой, корабль, которым мог гордиться любой капитан в мире. Его отношения с «Мадам», как он часто называл ее в формальной обстановке, были сердечными, профессиональными и сугубо деловыми, хотя он должен был признать, что испытывал к ней определенные чувства уже много лет. Он восхищался ее решительностью, постоянством характера, жестким контролем над эмоциями — тем, что она была женщиной, с которой следовало считаться.

Но, тем не менее, несмотря на корпоративную маску, которую она со всем тщанием носила, она определенно оставалась женщиной, и его привлекало окружавшее ее тихое уединение, а также то, что за эти годы он стал ближе к внутреннему кругу компании. Он должен был признать, что периодически оставался с ней наедине, став близким союзником и даже во многих отношениях поверенным, и много значил для нее. Учитывая то, что мистера Фэйрчайлда в природе не существовало, у него даже проскакивала мысль о том, что однажды он сможет быть с ней, хотя никогда не высказывал ничего подобного даже максимально доверенным людям.

Он собирался представить гостя, но Фэйрчайлд быстро взяла ситуацию в свои руки.

— Мистер Салаз, рада, что вы присоединились к нам, — улыбка Фэйрчайлд излучала ее стальную красоту, темные глаза светились истинным теплом, но срочность ощущалась почти физически. Ее рука исчезла в огромной ладони Салаза. Она задалась вопросом, сколько он потратил за эти годы на взятки, откаты и другие «комиссионные» за свои ценные услуги в качестве брокера.

— Рад вас видеть, как всегда, мисс Фэйрчайлд. Для меня это большая честь.

— Капитан, — улыбнулась Елена, кивнув в сторону Макрея, и они торжественно сели.

— Надеюсь, вы хорошо добрались, — продолжила она.

— Очень неплохо, — ответил Салаз. — Хорошая погода, чистое небо и открытое море. Возможно, это добрый знак? На севере не все так хорошо, но это неплохая погода для бизнеса.

Елена улыбнулась, так как Салаз говорил своими словами в большей степени, чем казалось. Конечно, этой встрече предшествовала серия переговоров на более низких уровнях. Салаз явно был уверен, что проявить близость будет лучше для дела, подумала она. Прямо сейчас она могла выйти на новый уровень. «Фэйрчайлд энд Компани» уже некоторое время занималась поиском дополнительных контактов в Средней Азии. Салаз располагал хорошими связями и обширной разведывательной сетью. Когда напряжение начало нарастать практически повсюду, ее потребность в срочном соглашении заставила ее пойти на внезапные и срочные действия.

Слухи о возможном крупном улове заставили ее собрать все свои доступные танкеры на Средиземном море. Ее разведка была хороша в том, что касалось ситуации с трубопроводами, но одного она не знала, и в этот вечер это собиралось использовать все ее тщательно намеченные планы. У капитана Макрей в кармане лежала недавняя расшифровка, а Салаз, толстый уклончивый мистер Салаз, также имел что-то в своих жирных руках.

Она ощущала это… Да, именно ощущала. Что-то было неправильно, и ее внутренний голос подсказывал ей, что это было как-то связано с проклятым звонком по секретному красному телефону месяц назад, звонком, который навсегда изменил ее жизнь.

Черт бы тебя побрал, Салаз, подумала она. Что ты еще знаешь такого, чего не знаю я? Еще один крупный сюрприз, я сварю кого-то на этом корабле в кипятке… В жирной, горячей нефти.

ГЛАВА 11

Да… Это проклятый телефон. Красный телефон, в скрытом сейфе за выдвижной заслонкой в задней части ее кабинета. Он все еще не давал ей покоя, особенно после загадочного возвращения нового флагмана российского флота, крейсера «Киров», пропавшего после странного инцидента в Норвежском море и считавшегося затонувшим. Ровно до того момента как он вновь появился на Тихом океане месяц спустя, войдя в бухту Золотой Рог во Владивостоке.

Елена Фэйрчайлд знала об этом корабле гораздо больше, чем ей хотелось знать, и от его исчезновения и возвращения по ее спине прокатился озноб. Она узнала об этом посредством звонка по специальной выделенной линии на невзрачный красный спутниковый телефон в бронированном корпусе, скрытый в ее кабинете. Чуть больше месяца назад это сообщение было передано из штаба Королевского флота на сеть тайных аванпостов по всему миру. «Огонь Аргоса» было одним из таких, и когда Елена впервые ощутила виброзвонок мобильного телефона, лежавшего в кармане пиджака, и увидела сообщение, ее сердце екнуло. На экране светились два простых символа: G1.

Она немедленно направилась в свой кабинет и встала перед сейфом, ощущая смесь шока и страха. Медленно она приложила большой палец правой руки к сканеру, а затем ввела код на сенсорной панели. С шипением открылся герметизированный кожух, и заслонка медленно отползла в сторону.

Господи, подумала она, пусть это будет просто проверка. Она приложит большой палец к кнопке телефона и увидит простое сообщение TEST — TEST — TEST, и на этом все закончится. Это будет проверка. Проверка того, чем живет мир — каждой книги, рукописи, песни, поэмы, видеофильма… улицы, деревни и города… Мысль о том, что в этот момент могла измениться судьба каждого из живущих, внушала парализующий страх. И некоторые из них могли просто исчезнуть, быть стерты и полностью забыты, словно их никогда и не было. Это будет просто проверка. Но когда она приложила дрожащий палец к кнопке, экран засветился, и на нем появились три слова, изменившие все: «ДЖЕРОНИМО, ДЖЕРОНИМО, ДЖЕРОНИМО»[44].

От прилива адреналина она закрыла глаза, словно боясь, что что-то может измениться или вовсе пропасть, когда она их откроет, и попыталась спокойно пережить потерю мира и той жизни, которой она жила до этого момента. Ее руки дрожали, когда она потянулась к аппарату и нажала вторую кнопку, подтверждая прием сообщения. Этого сигнала она ждала с ужасом и предчувствием всю свою жизнь.

Наконец это случилось, и самым печальным было то, что всего двенадцать человек на всей планете знали об этом, двенадцать старших апостолов «Дозора». Этих двенадцать окружали легионы рядовых участников, понимавших, что они делали, но только эти двенадцать человек знали всю правду и весь смысл этих трех слов — и Елена Фэйрчайлд была одной из них. Потребуется много недель тихого внутреннего траура прежде, чем она сможет выйти на улицу и принять мир таким, каким он стал. И много бессонных ночей, в которые она будет задаваться вопросом, что исчезло, пропало, изменилось.

Она находила утешение в чтении Шекспира, прослушивании Моцарта и просматривании альбомов картин великих мастеров, всего, что никак не могло изменить что-либо, случившееся в 1941 году. «Невежество — проклятие Бога», — писал Шекспир. «Знание — крылья, на которых мы воспаряем в небо». Тем не менее, знания, которых она вкусила, напоминали ей то яблоко в Эдеме, запретный плод, который вкусили лишь двенадцать мужчин и женщина на Земле. Мир, безусловно, изменился, но никто пока не знал, как именно. Они не обращали внимания, принимая мир, как он есть, одной неизменной реальностью. Они были не правы[45].

Когда «Киров» вдруг появился в Тихом океане месяц спустя, направляясь во Владивосток, ее сердце снова забилось чаще. Она вдруг поняла, что правду теперь знают не двенадцать человек на всей Земле, а намного больше — целый корабль! «Ад опустел, все бесы здесь» — шептал ей внутренний голос словами Шекспира.

Теперь, по прошествии месяца, ситуация в мире становилась все более странной, и Елену Фэйрчайлд это несколько беспокоило. Китайско-японское столкновение из-за спорных островов Сэнкаку привело к тревожной эскалации обстановки в Тихоокеанском регионе. Внезапный морской конфликт закончился ударом шести баллистических ракет по авиабазе Наха на японском острове Окинава. С тех пор стороны хранили мрачное молчание, но Фэйрчайлд понимала, что будет не так просто решить проблемы в этом взрывоопасном регионе. Напряженность усиливалась и в других традиционных горячих точках планеты. Последний доклад был особенно тревожен.

Россия, прочно вступившая в недавно сформированный союз СиноПак, рассматривала влияние на операции с нефтью и газом в Средней Азии в качестве приоритета. Когда США продавили запланированную прокладку трубопровода в Азербайджан через Грузию в обмен на поставки Грузии вооружений, российский ответ был предельно ясным. Российская разведка все еще была дееспособна, и 58-я армия была приведены в боевую готовность. Ей было приказано оперативно выдвинуть части 20-й гвардейской и 19-й и 42-й мотострелковых дивизий[46]. Эти силы были дополнены частями 76-й и 98-й воздушно-десантных дивизий и 45-м отдельным полком специального назначения ВДВ. Некоторые из этих частей, в том числе полная мотострелковая дивизия, находилась в готовности на северной границе Казахстана[47].

США не имели в регионе ничего, кроме одной формально боеготовой бригады в Кувейте, но даже там имелась лишь техника бригады без личного состава. Теперь американцы сожалели о своих неуклюжих действиях в Афганистане, продержав там свой контингент двенадцать лет, но не добились ничего, кроме тонкой системы обещаний, испарившейся через три года после того, как были выведены последние боевые части. Если бы русские намеревались создать реальную угрозу Кавказу, что мог сделать Западный Альянс?

Проклятие, подумала Елена, Россия вернулась в открытое море, и две великие державы снова взялись за старые игры, играя мышцами «запланированными» военным учениями и делая угрожающие заявления. Ставки уже не могли быть выше, в особенности после того, как Китай и Япония вцепились друг другу в горла, а в ООН поднялась буча, начавшая перетекать в угрозы Тайваню. В такой обстановке Елена Фэйрчайлд, как любая хорошая мать, хотела, чтобы все ее дети были поближе к дому.

Из пяти ее оставшихся танкеров, один остался дома в Милфорд-Хейвене, ожидая следующего заказа. Три других направлялись к Кипру для намеченной на завтра специальной операции. Если все пройдет, как она надеялась, они прибудут завтра вечером. Все контракты в Персидском заливе были отменены, за исключением жемчужины ее флота, «Принсесс Ройал». Этот супертанкер все еще находился в Персидском заливе, загруженный нефтью, которая должна была сыграть важную роль в ее финансовых делах в обозримом будущем.

Сегодня она подумала о том, чтобы что-то поменять, учитывая, какой вишенкой на торте была «Принсесс Ройал». Возможно, следовало быстро перенаправить его в американские порты, на случай, если Европа располагала некоторыми запасами топлива. Она могла бы перехватить какой-либо контракт в Джейхане, и ожидала, что Салаз предложит сегодня именно это. Имея три пустых танкера в море, она опережала любых конкурентов минимум на три дня. Она могла добраться до нефти первой и получить достаточные ресурсы. В бизнесе, как и на войне, это давало очень ощутимые преимущества.

Ситуация в Персидском заливе также побуждала ее немедленно отозвать последний из своих оставшихся там танкеров, «Принсесс Ройал», водоизмещением 400 000 тонн — с четыре авианосца типа «Нимиц» — способный перевозить три миллиона баррелей нефти. Корабль плелся к Ормузскому проливу, нагруженный нефтью на сумму почти полтора миллиарда долларов при текущих ценах, которые, несомненно, будут лишь расти. Для махинаций в Персидском заливе время было самое неподходящее. Она имела банковские облигации, взятые на переоснащение «Огня Аргоса» со сроком погашения в конце месяца. С кредитами на мировых рынках все было сложно, так что не было никакого способа убедить Банк Лондона продлить сроки погашения. За «Огонь Аргоса» она должна была выплатить жуткие 700 миллионов долларов, и больше половины этой суммы находилось сейчас в танках «Принсесс Ройял». Ей нужны были остальные сорок процентов, и этой ночью она намеревалась отправить «Огонь Аргоса» в поход за золотым руном — нефтью.

Было глупо оставлять мою большую леди одну, чтобы переоснастить «Аргос» дома, подумала она. Глупо было не принимать во внимание сводки по ситуации в Персидском заливе. Израиль снова начал полеты авиации над Ливаном. Она не могла не рассматривать вероятность того, что израильтяне нанесут удары по Ирану в любой момент. Весь чертов цирк в Грузии также был связан с Ираном, это она понимала. Иран и нефть. Черт, подумала она, я должна была отправить «Огонь Аргоса» на Ближний восток через Суэцкий канал недели назад, чтобы держать под присмотром «Принсесс Ройал». Очень глупо с моей стороны.

— Что по ситуации на севере, мистер Салаз?

— Погода портится, — сказал Салаз, широко улыбаясь. Он имел в виду недавнюю вспышку насилия в северном Прикаспии.

— Легкий шквал? — Мягко намекнула она.

— Возможно, что-то большее.

Елена Фэйрчалд усиленно улыбнулась, призывая гостя продолжать. Салаз бросил взгляд на капитана, не зная о его статусе человека, близкого с руководством компании, и не зная, следовало ли ему знать то, что он намеревался рассказать.

— Уверяю вас, здесь все мои друзья, — сказала она, разрешая вопрос. Салаз улыбнулся и кивнул капитану, который вежливо улыбнулся в ответ, сложив руки и внимательно слушая.

— На самом деле, давайте говорить откровенно, мистер Салаз, — сказала Фэйрчайлд с охотничьим блеском в глазах. — Что у вас за прогноз погоды, о котором я должна беспокоиться?

— Все возможно, — сказал Салаз. — В регионе много проблем. Несколько фракций борются за власть в Казахстане. Между ними также есть некоторая кровная месть, но они отложили ее ради борьбы с западными интересами. Не говоря уж о том, что русские сидят на северной границе, словно стая волков.

— Действительно, — сказала Елена. — Просветите меня.

Салаз улыбнулся.

— Контракты, — спокойно сказал он. — Неожиданный порыв ветра в бурю, верно?

Фэйрчайлд наклонилась вперед, положив подбородок на ладони и локти на стол, нарушая все нормы делового этикета. Бизнес был бизнесом, и они только начали пробовать закуски. Главно блюдо ожидало впереди. Салаз намеревался немного все понадкусывать, вероятно, желая посмотреть, какие проценты он мог бы на этом получить. Она выслушает его. Он понизил голос, покосившись на вошедшего официанта.

— Мы слышали кое-что интересное, — его акцент был сильным, но голос оставался располагающим. — В регионе много проблем, а теперь к ним прибавляются проблемы в Заливе — в обоих Заливах. Мощный шторм ударил по Хьюстону, а в Ормузском проливе тоже очень неспокойно.

Эти последние слова заставили Макрея и Фэйрчайлд напрячься, хотя закаленная в таких делах леди не проявила никаких эмоций. Капитан подумал о расшифровке, лежавшей у него в кармане. Он не успел доложить мисс Фэйрчайлд о потенциальной угрозе в Персидском заливе.

— Я не работаю с Хьюстоном, уважаемый, — сказала она.

— На данный момент… Однако вы занимаетесь перевозками через Ормузский пролив в терминалы в США. У вас сейчас там корабль, верно? Большой корабль в неудачном месте.

Она улыбнулась, ожидая, что еще он скажет. Волнение по поводу «Принсесс Ройял» никак не отражалось на ее лице.

— Хорошо, давайте перейдем к вопросам по Каспию, — Салаз плавно перешел к другой теме. — Ураган перекрыл все для американцев. Неприятности были всегда, но в только этот год сезон штормов вызвал такие проблемы. Нефтеперерабатывающие заводы закрыты, буровые установки повреждены. Вскоре начнется дефицит и рост цен. Возникнет большой спрос на быстрые поставки, дабы компенсировать это. В настоящее время поставки в Европу очень слабы.

— Я поняла, — Елена была заинтересована, но все еще не выражала излишнего восторга. — Вы предлагаете мне переключиться на перевозки в американские порты, верно?

— Возможно. Я готов заплатить за это хорошую цену — очень хорошую. Приведя свою «Принсесс Ройял» домой, что вы получите? Сто фунтов за баррель. Корона очень последовательна, верно? Но к тому моменту, когда ваш танкер будет огибать Мыс Доброй Надежды, вы сможете получить намного больше в Америке. Намного.

— Не могу не согласиться, за исключением того факта, что в настоящий момент «Фэйрчайлд» служит интересам Короны.

— Ах вот как, — усмехнулся Салаз, немного нерешительно, учитывая его манеры. Он потянулся к бокалу вина, который поднес официант, позволив моменту немного провиснуть в воздухе.

— У Короны много интересов, — сказал он. — И много служителей. В смутное время случиться может многое, — Он съел оливку и немного сыра, вытерев толстые губы салфеткой с монограммой. — Однако всегда нужно оставаться открытой для новых возможностей, особенно когда очень трудно найти средства. Верно?

Макрей знал, что его последние слова ударили в больное место. Он намекал на крупный счет, выставленный «Банком Лондона» за переоснащение «Аргоса». Фэйрчайлд не любила, когда кто-то совал нос в ее банковские дела, но ее черты остались такими же спокойными, как ларнакская бухта, прекрасная в лучах заходящего солнца.

— И какая удача, — улыбнулся Салаз, — у вас как раз есть достаточно пустых кораблей, которые нужно наполнить.

— Не знала, что вы настолько в курсе наших дел. — Было ясно, что он знал намного больше, чем намекал. Хотя на самом деле состояние ее кораблей мог узнать через Интернет любой желающий, она все равно хотела мягко пихнуть его под ребра.

— О, прошу прощения, — притворно извинился он. — Мой нос такой же большой, как и мои уши. Когда я не могу что-то услышать, я всегда стараюсь все разнюхать ради новых возможностей по получению прибыли.

— Что же, понятно, что вы почуяли ее запах здесь, — тон Елены сместился в официальную сторону. Шутки кончились, теперь она занималась делом. — Продолжайте, мистер Салаз.

— Что же, — сказал он, тоже немного более серьезно. — Эти ваши танкеры в море… Они вышли в море три дня назад, но я не смог найти ничего о пункте их назначения. Я не нашел никаких данных по ним в расписаниях крупных портов, с которыми вы работаете.

— Представьте себе, — категорично сказала Елена.

— О, я много представлял, — быстро ответил Салаз. — И представил, что они должны быть в непосредственной близости от цели, но не нашел никаких данных. Только об этом прекрасном корабле, который мне выпала честь посетить, — он взмахнул рукой. — Где-то там есть много пустого тоннажа. У меня может быть контракт для вас.

Макрей бросил взгляд на Фэйрчайлд, она на него. Салаз не обратил на это внимания, но капитану стало ясно, что начальница явно была заинтересована.

— Итак, — начала Елена. — Если предположить, что мои корабли где-то рядом, они все еще пусты или могут взять достаточно груза, о чем мы будем говорить? — Фэйрчайлд держала карты поближе к аккуратной, но вполне оформленной груди, но уже была готова рискнуть.

— Все дело в погоде, — лицо Сазала просияло, взгляд переменился с шутливого на заговорщнический и метался от капитана к директору и обратно. — Мы получили сообщение от американского подразделения «Шеврон» на Каспии. — Теперь его голос также стал сугубо деловым. — У них возникло намного больше проблем, чем сообщалось в новостях. Они обратились к наемникам.

— Что же, все начинает становиться интересным, — Елена улыбнулась ему, настолько тепло, насколько могла, и это был тонкий расчет. Волнение в его глазах было очевидно. Было ясно, что он находил хорошими свои шансы заключить выгодное соглашение этим вечером.

— Кроме того, — начал он. — Мы получили официальный запрос на поиск любых свободных танкеров в регионе, и как можно скорее. И у вас есть корабли под рукой. Какая удача.

Фэйрчайлд посмотрела на него, и ее глаза загорелись.

— Да, очень удачно, мистер Салаз.

ГЛАВА 12

Кто знает, хорошо это или плохо, подумала Елена Фэйрчайлд. Да, ей повезло оказаться в этот вечер в очень удобном месте, поскольку она прекрасно знала о запросе «Шеврон» на танкеры. Отчасти это было связано с тем, что «Принцесса Мэри» и «Принсесса Анджелина» уже были в море, а «Принцесса Ирэн» готовилась завтра пройти Суэцким каналом, чтобы присоединиться к ним, хотя Салаз должен был знать об этом. Она знала и то, что ее танкеры составляли 80 процентов доступных транспортных мощностей в радиусе 200 миль на данный момент. Ее сеть перехватила звонок по радиотелефону «Шеврон» несколько дней назад, и было ясно, что ее действия четко вели ее к заключению контракта.

Однако старая даосская пословица не давала ей покоя… Кто знает, хорошо это или плохо? Эти корабли представляли собой ядро ее компании, а крупнейшие центры нефтедобычи в мире становились очень опасны. Салаза что-то явно беспокоила, так что она решила его поддразнить.

— Мы в 1 200 милях от каспийских месторождений, и я не помню, чтобы туда имелся прямой морской путь.

— Кроме того, разумеется, вы не сможете принять груз в Джейхане после этой атаки в Эрзеруме. Они только что отгрузили все, что у них осталось, и пройдет некоторое время прежде, чем нефть начнет поступать туда снова. Очень жаль. Это ограничивает возможности. Ситуация становится очень опасна, но я осмелюсь сделать обоснованное предположение, что этот корабль является кораблем охраны и на нем есть подразделения обеспечения безопасности. А также вертолеты.

— Мистер Салаз, в Атлантическом океане сейчас находиться американская авианосная ударная группа, идущая в восточное Средиземноморье. Там много вертолетов и моряков, не говоря уже о сотне ударных самолетов.

— Ах да, один из «президентов», если я не ошибаюсь. — Он повернулся к капитану Макрею и тот утвердительно кивнул.

— Атомный авианосец «Рузвельт», — тихо сказал он.

— Да, да. Но я бы не рассчитывал на то, что «Рузвельт» сделает эту работу. Есть, возможно, столь же важные дела, как и операции «Шеврон»… Большая рыба, которую нужно прожарить.

— В наши дни рыбу, как правило, жарят на масле*, - язвительно сказала Фэйрчайлд. — Она подалась вперед, и ее голос стал еще более очевидно серьезен. — Итак, мистер Салаз, у меня есть три пустых танкера вместимостью два с половиной миллиона баррелей в пределах четырех дней пути от любого терминала на Средиземном море или Ближнем востоке. Кроме того, у меня есть корабль, на котором вы сейчас находитесь, дабы убедиться, что они прибудут в пункт назначения и проведут погрузку без проблем со стороны иранцев или кого-либо еще. И да, у меня есть вертолеты. Но мы просто перевозим нефть и обеспечиваем ее охрану. Итак, ваше предложение[48].

— Я знал, что вы увидите возможности, присущие нынешней ситуации, — с восторгом сказал Салаз. — У меня есть твердое предложение, и вам не нужно беспокоиться насчет иранцев. Дело касается каспийских операторов. Все переговоры проведены моей компанией в Александрии. Мы можем предложить вас сорок долларов с барреля.

— Каспийский консорциум? Это означает экспедицию в Черное море и в самое ближайшее время, прежде, чем трубопровод через Грузию будет перекрыт, как и БТД. Я хочу еще десять долларов с барреля, — немедленно сказала она, намереваясь подловить его неготовым.

Салаз пожал плечами, притворно колеблясь.

— Это оставляет мне не так много.

— Послушайте, хороший посредник всегда найдет способ навариться. Пятьдесят за баррель за перевозку и охрану. Каков конечный пункт назначения?

Салаз протер губы куском хлеба. Его взгляд блуждал.

— Маршрут знакомый, — начал он. — Именно поэтому ваша компания — просто идеальный вариант…

— Куда? — Спросила она с нотками нетерпения в голосе.

— Терминал «Баньян» «Ройял Вопак» в Сингапуре, — быстро ответил он, сделал глоток вина и посмотрел на нее через бокал. Впервые, подумал он, мне удалось сунуть этой чопорной леди руку под юбку — хотя юбок она не носила. Она надела брюки и думает, что это модно. Женщины в брюках! Куда катиться этот мир? Улыбка не изменила хода его мыслей, когда он поставил бокал.

— Сингапур? — Она бросила взгляд на Макрея. — Вы хотите сказать, что американцы, вставшие на уши после урагана «Виктор», закрывшего все их нефтеперерабатывающие мощности, хотят доставить нефть в Сингапур?

— Все строго, — ответил Салаз. — Мы договорились с покупателем в Токио, они предлагают премиальные. В наши дни японцы очень богаты деньгами. Они могут покупать почти у любого на западном рынке, по собственному желанию. И, похоже, что им это нужно. Ситуация с китайцами вызывает у них справедливое беспокойство.

— Понятно… — Фэйрчайлд позволила себе немного обдумать эту новость, несколько рассердившись на своих людей за то, что они не добыли никаких сведений — ни имени покупателя, на порта назначения, ни каких-либо иных подробностей. Она рассчитывала на терминалы «Вопак» в Дир-парк и Галене на побережье Техаса. Путь через Средиземное море и Атланитческий океан был бы намного безопаснее.

— Доллар всемогущий, — выдохнула она. — В наши дни всегда так. Я полагаю, что «Ройял Датч Шелл» планирует навариться на этой сделке. — «Вопак» был крупным независимым оператором танкерных терминалов, имевшим 78 объектов в более чем тридцати странах. Его почтенная история начиналась в 1616 году, когда группа весовщиков и грузчиков начала предлагать свои услуги в голландских портах, принимавших суда голландской Ост-Индийской компании. Именно они приняли и обработали первый груз нефти, доставленный в Нидерланды в 1862 году, с гордостью демонстрируя фотографию, запечатлевшую это событие на своем веб-сайте.

— Конечно, — сказал Салаз, утратив всякие остатки притворства. — Чтобы что-то покупать, всегда нужны были доллары или золото. — Настало время конкретики. — Итак, что бы вы хотели ответить? — Он знал, что ответ поставит оппонента в проигрышное положение. У этой английской суки, скорее всего, было много соображений, которые он проанализировал перед тем, как прибыть сюда. Это будет долгий путь через опасные воды, известная доплата за опасность пиратов, не говоря уже о том, что ей явно придется выбраться с привычных маршрутов, чтобы ее драгоценные танкеры смогли прибыть в Сингапур.

И Салаз знал, что ей если «Принсесс Ройял» благополучно пройдет Ормузский пролив, ей все равно удастся выплатить лишь 60 процентов суммы, которую она была должна «Банку Лондона». Компания остро нуждалась в оставшихся 40 процентах, еще 300 миллионах долларов. Учитывая, что вызвал в Штатах ураган «Виктор», экстренные поставки были неплохим решением. Возможно, она могла бы продать груз «Принсесс Ройял» по 150 долларов за баррель американцам. Тогда ей останется еще 250 миллионов долга. Военные корабли стоили очень много, вне зависимости от того, каким цветом вы их красили и как хорошо прятали орудия и ракеты.

В Атлантическом океане, вероятно, тоже скоро станет жарко. Заказы уже начали появляться во всех крупных европейских портах. Но груз, который нужно было доставить им, не брал никто. Фэйрчайлд была во главе списка, находясь в четырех днях пути к югу от очень хорошо мотивированного производителя.

Фэйрчайлд сделка была нужна, и Салаз понимал, что она видит в том, что он предлагал ей, очевидные преимущества. Она сможет получить как минимум 125 миллионов долларов, что поможет ей выглядеть несколько более платежеспособной на встрече со своими банкирами в следующем месяце, предполагая, что к тому времени она сможет ходить после того, как он отымеет ее по полной программе на этих переговорах, как он намеревался сделать. Салаз располагал сведениями, которые очень скоро изменят все. Через несколько дней она могла бы получить 75 долларов за баррель просто за перевозку, однако он навяжет ей пятьдесят, ладно, пятьдесят пять. Да, он уже начал задирать ей юбку, так сказать, и через минуту раздвинет ей ноги.

— Мне нужны еще два доллара за километраж, — предсказуемо сказала она, и он знал, что она была согласна. — Маршрут пройдет через Красное море, вдоль побережья Сомали, известной пиратством, а затем через Индийский океан в Малаккский пролив — в наши дни это очень опасные воды.

— Конечно, но вам придется пойти на риск.

— За три доллара за километраж, — ровно сказала она, сложив руки на столе.

— Господи, — выдохнул он. — Мы говорим о десяти долларах за риск.

— Черноморский регион и пролив Босфор неминуемо станут зоной военных действий.

— Я теряю всякую выгоду! — Он, разумеется, лгал, и знал, что она это понимает, но в таких вопросах нужны были определенные телодвижения. Он ожидал этого. — Выходит пятьдесят пять долларов за баррель всего лишь за перевозку при текущей цене в 145 долларов! — Сказал он, пытаясь выглядеть расстроенным.

— Согласна, — сказала Фэйрчайлд. — Если капитан Макрей не найдет чрезмерными риски, которые могут помешать нам в данных регионах. Она бросила на него взгляд, зная, что он ответит.

— Мы справимся, я полагаю, — сказал он со своим прекрасным шотландским акцентом. — Если на следующей неделе ситуация не ухудшится.

— Очень хорошо, — Фэйрчайлд была готова переходить к ужину. — Я полагаю, мы достигли соглашения?

— Ну, все это очень неожиданно, — сказал Салаз. — Я рассчитывал на сорок за баррель, но…

— Пятьдесят пять, и в случае любых проблем, от любой стороны в любое время, вы возместите в полном объеме ущерб, не предусмотренный страховым агентом.

— Но…

— И если мы каким-то богом забытым образом потеряем корабль в ходе нашего маленького предприятия, я получу двойную страховую выплату. Это будет долгосрочная потеря, и страховка не компенсирует мне потерю дохода, пока я не смогу найти новое судно.

Сучка решила, что взяла меня за яйца, подумал он с тайным удивлением. Пришло время для последнего акта.

— Ну… — Он колебался достаточно долго, показательно и расчетливо, вытерев пот со лба салфеткой, и понимая, что, образно говоря, раздвинул ей ноги. Он планировал дать ей пятьдесят долларов за баррель, и она, Господи, повела себя именно так, как он и планировал, за исключением незначительной досады в размере пяти дополнительных долларов за расходы на топливо и опасность пиратских нападений.

— Вы требуете очень многого, — сказал он. — Хорошо. Пятьдесят пять, и не долларом больше, это мое окончательное решение. — Он протянул руку с зловещей усмешкой. — По рукам?

— По рукам, — ответила она, внутренне негодуя. Фэйрчайлд была возмущена этим человеком, полагавшим, что может придти сюда и торговаться с ней по поводу расходов на транспортировку и охрану в подобной операции. Небольшой сюрприз в виде неожиданного терминала стоил ей шага в партии, но она контратаковала, накинув пять дополнительных долларов за баррель, хотя в нормальных условиях, возможно, согласилась бы на пятьдесят.

— Если вам удастся осуществить операцию, — сказал, наконец, Салаз. — Вы, вероятно, сможете сделать хороший шаг к погашению кредита, выплатить который вы должны будете в следующем месяце, а? Я уверен, вы найдете способ добыть оставшиеся средства для «Банка Лондона». — Он улыбнулся. — Предполагая, конечно, что вы сможете продать груз «Принсесс Ройял» по текущим рыночным ценам.

— Прошу прощения? — Елена слегка поерзала в кресле. На мгновение ей показалось, что Салаз действительно может положить руку на ее ногу, хотя обе его лапы удобно устроились на столе.

Она сдержалась, смиряясь с его поведением.

— Да, у меня есть три миллиона баррелей в «Принсесс Ройял», дорогой мистер Салаз. И это моя нефть. По текущим рыночным ценам, как вы верно заметили, это принесет мне хорошую сумму. Я рассчитываю примерно на 150 долларов за баррель, если цена не вырастет к тому моменту, как мы доставим ее. Цены на нефть в наше время очень нестабильны, особенно в чрезвычайных ситуациях. Ввиду ситуации с ураганов в Хьюстоне, американцы будут готовы заплатить очень много.

— Жаль, что они не могут заставить свои компании перестать продавать японцам, — сказал Салаз. — Но, полагаю, если на Тихом океане станет хуже, они тоже что-то сделают. Британские берега ураганы не затрагивали, а цена составляет сто фунтов, так что советую рассмотреть мое предложение. Цена за баррель, которую готовы дать американцы, намного выше той, которую может получить верный слуга Короны, вроде вас, — его улыбка стала немного колючей.

— Если вы так много знаете о моих финансовых обязательствах, — сказала Фэйрчайлд, — то вы можете знать о моем кредите. Я исхожу из того, что «Принсесс Ройял» на данный момент перевозит продукции на как минимум 450 миллионов долларов, возможно, больше. То, что я собираю здесь, для меня шаг в правильном направлении. Он принесет мне более 580 миллионов долларов, и я смогу выплатить всю сумму. — Она сладко улыбнулась. — Завтра «Огонб Аргоса» будет готов вести мой флот к Босфору. У нас есть вертолеты большой дальности, и мы сможем обеспечить безопасность вашему клиенту, но это будет стоить дополнительных денег. Однако нашим приоритетом будет получение груза на терминале Кулеви на Черном море или в Супсе, если американцы уже взяли кредит на хранение там… — Она прервалась, с вопросом в глазах.

— Разумеется, мисс Фэйрчайлд. Все будет организовано.

— Отлично. Тогда могу я тоже кое-что предложить вам, мистер Салаз? Мой танкер в Персидском заливе намного ближе к Сингапуру, и у меня есть нефть. Предположим, я предложу ее вашему японскому покупателю в рамках контракта, который вы пытались заключить.

— Как великодушно, — просиял Салаз. Он знал, о чем она думала, и вот она, последняя карта на столе. Теперь он разыграет свой козырь.

— Это оставило бы вам свободу на переправку нефти «Шеврон» в другие пункты назначения, возможно, американцам, как вы предлагали ранее. Но тогда вам нужно поторопиться. Да, я должен был предположить, что вы предложите мне это. Вы очень серьезная женщина, мисс Фэйрчайлд. Разумеется, ваши разведывательные службы получат те же сведения, которые мы получили вчера, и я должен предполагать, что вы уже учли их в своих расчетах. — Он позволил ситуации на мгновение провиснуть и почти физически ощутил, как ее решимость ослабла. Немного. Это был самый сладкий момент — когда вы раскрываете последний лакомый кусок информации, которую оппонент не учел. Да, наконец, ты раздвинула ноги, подумал он. А теперь вот так.

— Информацию? — Она слегка приподняла брови. — Что вы имеете в виду? Я должна признаться, что, для меня действительно стал неожиданностью пункт назначения. Я недооценила жадность американцев — продавать собственную нефть японцам в то время, как Хьюстон оказался разрушен ураганом. Я не могу настолько принести здравый смысл в жертву прибыли.

— Разумеется, — сказал Салаз, все еще улыбаясь. — Нет, я имел в виду ситуацию в Персидском заливе. Похоже, что завтра ваша «Принсесс Ройял» подорвется на мине. Вы знали об этом, конечно же. Возможно, вы даже рассчитывали на то, что в результате цена на нефть действительно взлетит, если все пройдет по плану, — его замечание определенно попало в цель, и он почти ощутил, как она закипает.

Капитан Макрей смущенно поерзал в своем кресле, сунув руку в карман и теребя сводку, которую забрал в радиорубке. Мины! Он не успел сообщить об этом директору, и теперь она, выйдя в море на переговоры, действительно подорвалась на них!

Елена была явно озадачена. О чем говорила эта надутая свинья? Мины? Если все пойдет по плану? Она ощутила жар в районе шеи. Ее люди пошли на такое — создать прямую угрозу кораблю компании? Господи, да что за ерунда? Что этот человек мог знать такое, что настолько глупо пропустила ее разведывательная служба? Она подавила гнев.

— Разумеется, — сказала она, наконец, хотя ее лицо приобрело оттенок бледной розы. Это была самая явная потеря контроля с ее стороны, которую Макрей когда-либо видел на переговорах, и он понимал, что она была совершенно шокирована этой информацией. Он понял, что покоя «Огню Аргоса» ждать не стоило. Маку Моргану, начальнику разведки, придется ответить на много вопросов касательно того, почему он не сообщил об этом заранее. Возможно, он мог бы несколько спасти Мака, если вмешается прямо сейчас.

— Прошу прощения, мидели, но нам, возможно, будет нужно обсудить кое-что в связи с этим обстоятельством. — Он намекну ей, что у него есть какие-то сведения, возможно, даже план, то есть какой-то козырь, и понадеялся, что этого будет достаточно, чтобы помочь ей восстановить самообладание.

К счастью, подали ужин, и это дало Елена Фэйрчайлд краткую передышку, чтобы успокоиться. Но при всем своем пафосном виде, Салаз понимал, насколько она была смущена, и что он мог сидеть и стричь на ней столько, сколько хотел. По крайней мере, пока не подадут десерт. Конечно, будут разговоры, попытки понять масштаб угрозы, рывки в радиорубку, чтобы она смогла пронзительно прокричать приказы по радио и предупредить капитана «Принсесс Ройял»… И мольбы к американцам о выделении фрегата, чтобы провести ее драгоценную «Принцессу» через пролив, на основании «достоверной информации из неназванного источника», разумеется.

А когда они узнают об остальном, когда полетят ракеты и начнет гореть нефть… Он улыбнулся, делая вид, что наслаждается едой. Как здорово быть мужчиной, подумал он. Женщинам не было места в подобной сфере. Он собирался действительно насладиться ужином. Лосось бы особенно вкусен.