А отличники сдохли первыми... Часть 2

Глава 13. Борьба за субстрат

— Больно, наверное? — Алина заканчивала оборачивать вокруг моей головы бинт, понадёжнее закрепив временную повязку из ваты и пластыря, обнаруженных в аптечке доцента.

— Бывало и хуже. — Я попробовал поморгать левым глазом — неприятно, но терпимо. — Слава, как прогресс? Не думаю что у нас много времени, прежде чем остальные октябрята решат проверить судьбу подземной экспедиции…

— Заканчиваю! — За моей спиной он сливал горючее из канистр, снятых с дохлых огнемётчиков, и заполнял их водой. — Осталось только добавить продукт лизиса…

— Продукт чего?

— А, да… Я же так и не рассказал самого главного… Вы знаете, что такое бактериофаг?

— Судя по всему, это кто-то, кто питается бактериями? Вот это окончание — «фаг». Это то ли греческий, то ли латынь. Как-то связано с питанием, приёмом пищи.

— Да, на древнегреческом «фаго» означает «пожираю». Именно «фагами» я, кстати, назвал в своём исследовании тех, кого вы называете «жорами». Но сейчас не об этом… — Судя по остановившемуся бульканию, воду он залил уже в обе канистры. — Так вот, бактериофаги действительно, своего рода, питаются бактериями. Точнее, живут за их счёт. Так называют вирусы, которые заражают простейшие одноклеточные организмы. Бактерии и археи. Это наиболее многочисленная, наиболее распространённая в биосфере и, предположительно, наиболее древняя группа вирусов. Количество бактериофагов, которое рождается и умирает за одну секунду, представляет собой число примерно с двадцатью пятью нолями.

— Это безумно интересно, кроме шуток. Но постарайся быть более лаконичным, у нас очень мало времени. — Убедившись в том, что кровь из раны на голове остановлена, я приступил к перезарядке оружия. — Алина, добавь и себе патрон.

Алина достала коробку патронов и занялась своим пистолетом, а Слава торопливо продолжил:

— Так вот то, с чем столкнулось этой зимой человечество — это не только новый штамм ковида, поражающего людей и ослабляющего их иммунитет. Это ещё и пандемия бактериофагов, одновременно с этим поразивших микробиоту человека. То есть часть популяции ковида, попав в идеальные условия, деградировала до бактериофага.

— Слава, ты нас теряешь. Какую ещё микробиоту человека? — Закончив перезаряжать обрез, я потянулся к винтовке.

— Да будет вам известно, что количество бактерий, живущих как внутри, так и на поверхности тела человека примерно в три раза больше, чем количество наших собственных клеток. Бактерии живут у нас на коже, в носу, во рту, в ушах, в кишечнике. Почти везде. Многие из них нейтральны. Мы им просто нравимся. Многие из них полезны и находятся с нами в симбиозе — благодаря их деятельности мы, к примеру, можем лучше усваивать пищу и некоторые витамины. Или они защищают нас от тех видов микроорганизмов, которые для нас вредны. Такие злодеи тоже постоянно живут в нас. Но у здорового человека они находятся в подавленном состоянии и популяции их крайне малы. Так вот вся совокупность этих микроорганизмов внутри одного человека и называется микробиотой.

— Это что, по мне прямо сейчас ползают тысячи бактерий… — Такие новости несколько деморализовали Алину. Она растеряно оглядела собственные руки.

— Не беспокойтесь. Как я сказал, многим из них вы очень нравитесь, и они хотят для вас только всего самого лучшего. — Доцент добавил в одну из канистр тягучую жёлто-зелёную жидкость из пробирки — видимо, тот самый «продукт лизиса», что бы это не значило. — Проблема в том, что они, точно так же как и мы, подвержены вирусным инфекциям. То есть тем самым бактериофагам. А при таком количестве новых особей этих вирусов, при условии максимально ослабленного иммунитета мы в итоге получили то, что наблюдаем. Ковид, деградировав до бактериофага, самым драматичным образом почти мгновенно поразил микробиоту человека. Изменив её до современного состояния.

— Кажется, я начинаю понимать… — Затолкав в винтовку пять длинных патронов, я повернулся к автомату. — Сейчас, наверное, самое время вспомнить про твой пример с кошками, крысами и токсоплазмой.

— Блестяще, коллега! Именно так! — Слава аж зааплодировал. — Заражённая новым штаммом вируса микробиота начала вести себя подобно токсоплазме. А именно — манипулировать химическим балансом внутри нервной системы человека. Одним из результатов этой манипуляции и стал тот факт, что пациенты забыли обо всех остальных жизненных потребностях, кроме еды.

— «Одним из»? Значит и остальные мерзости, которые мы наблюдали — тоже результат этой совместной работы нового бактериофага и человеческой микробиоты?

— И снова блестяще! Что сказать… Старушка природа в очередной раз напомнила нам о том, что мы вовсе не её цари. И о том, что есть существа, гораздо более древние. И гораздо более приспособленные. Даже если у них нет не то что разума, а и вообще нет нервной системы, как таковой. — Слава закончил добавлять мерзкую слизь в канистры и плотно закручивал их, в полном соответствии с моими инструкциями. — И что человек — это всего лишь защитная оболочка, которую наша молекула ДНК собрала вокруг себя за миллиарды лет развития и естественного отбора. И которая может легко пасть под напором конкурирующих молекул — вирусов. Конкурирующих в вечной борьбе за субстрат. То есть, за ещё не успевшее вступить в реакцию вещество. За все остальные атомы, из которых состоит Вселенная…

Алина совсем забыла про свой пистолет и смотрела на лектора с открытым ртом, поразившись простоте и одновременной сложности законов и механизмов, в соответствии с которыми живёт окружающий мир. Признаться, я и сам был немного под впечатлением того, о чём нам поведал учёный.

Изрядно довольный произведённым эффектом, доцент отставил в сторону закрученные канистры и подытожил своё выступление:

— Конечно, многое ещё предстоит проверить на практике… Например тот факт, что заражённые проявляют все признаки наличия некоего общего разума, подчинённого химическим манипуляциям со стороны поражённых бактериофагами микробиот. Как у пчёл или муравьёв — так называемый «Hive mind», «разум улья». Например, они не любят ходить поодиночке. А собираясь в группы, начинают предпринимать более сложные действия, чем просто пассивный поиск пищи. И у них явно прослеживается начало разделения на, так сказать, рабочих, добывающих пищу для коконов… И солдат, защищающих эти коконы и рабочих… Как у всё тех же муравьёв.

Накинув своё оружие на плечи, я легонько толкнул Алину, выведя её из транса познания:

— Выходим. Одевай канистру. — И повернувшись к лектору, спросил. — Осталось только понять, что теперь с этим делать. И почему дети не стали частями этого улья. Почему ими не стали я, ты и космонавт.

— Космонавт? — Слава передал мне канистры и удивлённо поднял брови. — Ах да, Алина рассказывала про этого американского лётчика. Это же как раз то, чего мне так не хватало, чтобы продвинуться дальше…

— Мы ему сообщим. Уверен, вам будет о чём поговорить при встрече.

— Хорошо… — Доцент открыл нам дверь к выходу из своей оранжереи. — А вы уверены, что ваша идея сработает?

— Если я всё правильно понял про этот муравейник у тебя над головой, то всё получится. — Я одел на спину канистру и, выйдя за дверь, пнул труп октябрёнка с простреленной головой. — И тогда этим юным слесарям, отвлечённым… Эм-м… Борьбой за субстрат, будет не до нас. Закрывайся, код мы знаем.

Выбравшись из провала, мы обнаружили себя рядом с противоположным углом квартала, занимаемого корпусами военного вуза — на пересечении улиц Кутякова и Университетской. Из разбитых окон жилых и учебных корпусов кое-где вылетали клубы чёрного дыма, шум борьбы доносился только из них. Как я и предполагал, бой за корпуса военного вуза был в стадии завершения — это был скорее шум добивания потерпевших сокрушительное поражение противников, нежели ожесточённого противостояния. Визг электроинструментов, слышавшийся время от времени то там, то тут, сразу тонул в панических криках и мольбах о пощаде.

— А помните, когда кадеты остановили комсомольцев, на обгоревших почти сразу набросились жоры… — Шепнула Алина, указав на серое многоэтажное здание НИИ, высившееся на другой стороне улицы за небольшим сквером. — Почему они сейчас оттуда не лезут?

— Похоже, что запах горючего полностью перекрывает для них запах палёного мяса. — Я подкрался к решётчатой ограде, отделявшей улицу от зданий военного института. — Твоя позиция здесь, а я туда — дальше к Астраханской. Начинай, как махну. Если кто заметит, прижми его выстрелами и прыгай обратно к Славе. Если не заметят, бросай канистру за ограду и ползи ко мне, как опустошишь ёмкость. Следи за ветром, чтобы на тебя струю не сдуло. Смотри вон на дым и распыляй, когда он в другую сторону.

— Поняла…

Путь вдоль улицы Кутякова к Астраханской занял пару минут. Пригибаясь за оградой, я периодически оглядывался на девочку и косился в ближние корпуса. Алина смирно сидела в укрытии, а из ближайших окон по-прежнему слышались бодрые вжики и паника. И иногда победный хохот.

Достигнув пересечения этих улиц, я приступил к накачке насоса и дал сигнал свободной рукой. Мутная струя вылетела из шланга метров на пятнадцать. И, увлекаемая попутным порывом ветра ещё дальше, оставила на жёлтой стене военного общежития серые потёки. Некоторые капли залетели за разбитые стёкла.

Опустошив канистру за несколько повторных прокачек, я заметил, что Алина справилась с этой же задачей даже быстрее. И уже ползёт на четвереньках в мою сторону.

— Что дальше?

— Дальше прячемся вон там, ждём и смотрим, что получится. — Я перебросил свою ёмкость через ограду и показал на ржавеющий трамвай, навсегда остановившийся посреди улицы. — Сейчас… Когда ветер хотя бы раз переменится…

Это произошло ещё в течение минуты. Гуляющие вдоль пустых улиц холодные завихрения на несколько секунд переместили воздушные массы от нас в сторону «Микроба». И тишину мёртвого города огласил протяжный вой.

Такого адского хора я ещё не слышал. Жоры, конечно, имели привычку сбиваться в стаи и выть на закате или рассвете все вместе. Но попеременный гудёж пары дюжин вечноголодных глоток не шёл ни в какое сравнение с тем рёвом иерихонской трубы, который долетел до нас сейчас со стороны здания НИИ. Сотни или тысячи хриплых голосов взыли все почти одновременно, как болельщики на стадионе, увидевшие внезапный гол от ворот до ворот.

Вой не стихал ни на секунду. И начал постепенно приближаться.

Из разбитых окон поспешили выглянуть озадаченные лица, забрызганные тёмной кровью. Всматриваясь в пустую улицу, подростки о чём-то недоумевающе переговаривались и показывали в сторону НИИ. А через дорогу к ним уже подбегали самые расторопные гости.

Единичные жоры, достигшие решёток первыми, тупо пытались протиснуться сквозь них. Протягивая к стенам исхудавшие руки в потрёпанной одежде, они в лучшем случае просовывали внутрь периметра голову, царапая щёки. Или оставляя их на колючей проволоке, кое-где обвивавшей ограду.

Но когда через улицу посыпали десятки других сородичей и тоже приблизились к препятствию, их действия словно стали более эффективны. Некоторые пошли в стороны вдоль ограды, перебирая руками по решётке, словно надеясь рано или поздно найти её конец. А другие начали перелезать, цепляясь за прутья и ставя ноги на застрявшие головы воющих неудачников. Запутавшись в рядах егозы поверх забора, они сдирали с себя одежду и кожу, беспомощно трепыхаясь в плену мотков колючей проволоки. И самые сообразительные лезли сверху уже по ним.

Подростки в окнах смотрели на разворачивающееся зрелище с не меньшим любопытством, чем мы с Алиной из своего трамвая. И что-то подозревать они начали только тогда, когда через улицу поскакали первые «солдаты».

Мой расчёт оказался верен. «Продукт лизиса», как назвал эту гадость харизматичный биолог, оказался привлекателен для них так же сильно, как и для «рабочих». И вот теперь они с хрюканьем и визгами выскакивали на проезжую часть, покинув ради него свой многоэтажный муравейник. Откуда до сих пор, похоже, ещё не вылезали. Иначе те центровые, которых разорвала тройняшка, её бы узнали.

Хотя на этот раз все монстры обладали стандартным набором рук, ног и голов. И больше напоминали тех прыгунов, которых мы встретили по дороге мимо Мясокомбината. Такие же обезьяноподобные фигуры, лишённые растительности головы с дырками вместо носа и ушей. Любопытно, что и эти тоже были одеты — на сей раз в грязные и рваные халаты работников НИИ.

Жоры, которые к этому моменту успели перебраться через решётку, достигали опрысканных участков земли или стен и, не обращали никакого внимания на детей в окнах. Подволакивая сломанные или вывихнутые при падении с ограды конечности, они немедленно приступали к поглощению почвы, мусора или штукатурки, обработанных раствором.

А вот первый же перемахнувший через ограду «солдат» поскакал прямиком к первым этажам с любопытными лицами внутри пустых рам.

Распихивая «рабочих», он пересёк участок асфальта между оградой и зданием в три прыжка и заскочил на ближайший подоконник. Подростки в этом окне пытались отшатнуться, но им, очевидно, помешали отойти напиравшие сзади товарищи. Которые тоже остро желали увидеть — что же там такого интересного происходит на улице.

Хотя некоторым слабакам повезло — из первых зрительских рядов их выдернули руки нетерпеливых старших товарищей, отвесив по пути пару подзатыльников. Вот в лицо такого здоровяка сейчас первым делом и вцепилась своей длинной пятернёй прыгучая тварь.

Выдернув тело за голову на улицу, существо развернулось и спрыгнуло рядом со шлёпнувшимся на асфальт подростком. Тот успел только повернуться и поднять руку в защитном жесте, как монстр вцепился двумя руками ему в шею и заорал беззубым ртом, перекрикивая общий вой редкой толпы — то ли от ярости, то ли от натуги. Так как в следующую секунду он с такой силой сжал ладони, что сквозь длинные пальцы брызнули красные струи и полез какой-то фарш. И пацан только с ужасом выкатил глаза в небо.

Увидев такое представление, толпы около окон отшатнулись назад все вместе. Кое-кто выставил вперёд пилы и свёрла — так как уже через пару мгновений им было кого встречать.

Несколько новых прыгунов также легко перемахнули через ограду и устремились к первому этажу. Так как рядом с подоконниками уже никого не было, они быстро залезли внутрь.

Нам с Алиной из укрытия хорошо было видно только одно широкое окошко. Оказавшись внутри него, монстр наткнулся на несколько визжащих инструментов. Первым размахом своих лап он снёс в сторону все тянущиеся к нему руки. А возвратным движением повалил на пол первый ряд пятившихся резиновых рыцарей, оставив у них на доспехах глубокие царапины. Или на лицах тех, кому повезло меньше.

Быстро метаясь между упавшими подростками, он раскидывал их по сторонам на стены или выбрасывал в окно наружу, в то время как оставшиеся на ногах задние ряды спешно покидали комнату через дверь, мешая друг другу.

Последнего, оставшегося на полу пацана, тварь схватила двумя лапами за голову и, размахнувшись, начали бить его туловищем тех, кто ещё не смог протиснуться в дверной проём, пока голова не оторвалась после очередного размаха.

Вылетевших из окон ждала ничуть не лучшая участь. Упав на поверхность, обработанную нашим раствором, они попытались подняться, держась за ушибленные места. Но только для того, чтобы на них тут же со всех сторон навалилась толпа обычных жор. Вгрызаясь в испачканную раствором одежду, «рабочие» быстро погребли их под тройным слоем голодных тел.

А к ограде подступила уже основная масса заражённых, по головам которых к зданиям проскакали ещё несколько обезьяноподобных существ в грязных халатах. Толпа у ограды росла и постепенно приближалась своим краем к трамваю.

— Всё, уходим, а то сейчас ещё и нас заметят…

На полусогнутых мы вышли на проезжую часть Астраханской и побежали вдоль рядов машин к пересечению с Московской. Косясь в сторону на развернувшееся пиршество, мы успели заметить, как из окон первых этажей повылетало ещё несколько тел. Упали они уже не на землю, а на головы толпящихся под окнами заражённых. Их жоры не глодали, а просто не глядя затаптывали или душили своей массой.

Находясь на половине пути до цели, мы услышали взрыв и снова обернулись — в толпе возникла быстро закрываемая прореха из разорванных тел. Похоже, кто-то выкинул из верхних этажей динамитную шашку, надеясь остановить вторжение.

В подтверждение этой мысли раздались ещё три взрыва, раскидавшие по пирующей толпе куски худощавых тел вперемешку с комьями земли. Но с таким же успехом можно было пытаться остановить поток воды ударами плётки.

Вскоре корпуса Дзержинки полностью скрыли от нас это зрелище. И мы смогли оценить последствия утреннего сражения по другую сторону квартала.

Две здоровенных воронки от взрывов, снёсших заграждения цитадели центровых, с этой стороны были обрамлены горками нарезанного и зажаренного человеческого мяса. Пленных октябрята не брали.

Все войска, ранее стоявшие около здания медицинского университета, похоже уже были на другой стороне улицы. Пройдя через площадь позади проломленных оград и добив раненых, они все были уже внутри тех самых корпусов, которые сейчас осаждались жорами с другой стороны квартала. По крайней мере, на улице перед главным входом в «Мед» точно никого не было.

Продолжая укрываться за брошенными автомобилями, мы двинулись к нему. И перебравшись через изломанную ограду, смогли осторожно заглянуть в окна первого этажа старинного здания.

За мутными стёклами мы смогли разглядеть что-то вроде лаборатории — парты, уставленные целыми рядами каких-то реторт, колб, горелок и прочих металлических и стеклянных сосудов, названия и назначения которых я не знал. Вдоль стен стояли металлические бочки, мешки и коробки с непонятными надписями.

— Знаешь, в какой момент человечество свернуло не туда?

Звук моего голоса заставил Алину вздрогнуть. Она испуганно обернулась, словно хотела убедиться, что позади неё всё ещё я, а не какое-то чудище. И, убедившись, пожала плечами и медленно проговорила:

— Когда люди начали убивать себе подобных, в отличие от животных?

— Нет. Уничтожение противника — норма для всех живых существ. — Я достал автомат и взвёл затвор. — Началом конца стал тот момент, когда вместо этого один человек посадил другого на цепь…

У каждого стола в лаборатории сидели или лежали обнажённые девушки и парни. Съёжившиеся тощие тела подростков были покрыты многочисленными синяками, порезами и ссадинами. И у каждого от ноги к столу шли толстые металлические звенья.