А.С. Пушкин в воспоминаниях современников. Том 1

⁴⁸

Н. Ф. Кошанский — схоластик и поклонник архаического стиля — не пользовался авторитетом у лицеистов. Значительно большее значение для формирования поэтических взглядов Пушкина имели уроки А. И. Галича, заменявшего почти в течение года больного Кошанского. Кошанскому Пушкин адресовал послание «Моему Аристарху» (1815). Несмотря на иронический тон послания, по нему можно судить, что Кошанский требовал от начинающего поэта серьезной работы над стихом.

⁴⁹

И. И. ПУЩИН: Пущин Иван Иванович (1798–1859) — лицейский товарищ Пушкина, один из самых близких его друзей, видный участник декабристского движения с ранних его этапов до самого 14 декабря, отнесенный Верховным уголовным судом к «первому разряду» государственных преступников и осужденный на 20 лет каторги.

Смерть Пушкина его «первый» и «бесценный» друг пережил как потерю личную и общественную. «Мы здесь очень скоро узнали о смерти Пушкина, — писал он Е. А. Энгельгардту 4 декабря 1837 г., — и в Сибири даже, кого могла, она поразила, как потеря общественная» (Пущин, с. 119). И еще через несколько лет потеря ощущалась как только что пережитая: «…Последняя могила Пушкина! Кажется, если бы при мне должна была случиться несчастная его история… то роковая пуля встретила бы мою грудь: я бы нашел средство сохранить поэта — товарища, достояние России, хотя не всем его стихам поклоняюсь; ты догадываешься, про что я хочу сказать; он минугно забывал свое назначение, и все это после нашей разлуки» (письмо к И. В. Малиновскому от 14 июня 1840 г. — Пущин, с. 152). Последняя фраза говорит о влиянии Пущина на поэта. Общение Пушкина с другом, несомненно, способствовало формированию и созреванию его политических взглядов. Существует свидетельство Н. И. Лорера о письме Пущина к Пушкину из Москвы в декабре 1825 г., где тот «извещает Пушкина, что едет в Петербург и очень желал бы увидеться с Александром Сергеевичем» (см. статьи М. В. Нечкиной в журн. «Каторга и ссылка», 1930, № 4 и «Историк-марксист», 1937, № 1, а также ее «Движение декабристов», т. II, с. 104). М. В. Нечкина объясняет это письмо как вызов, посланный Пушкину перед восстанием. К доводам, высказанным против этого предположения (см. П. Итоги и проблемы, с. 176–177) можно прибавить еще один — характер Пущина-революционера, опытного конспиратора, в высшей мере наделенного чувством ответственности (за восемь лет пребывания в Обществе Пущин принял в него только одного человека — Рылеева). Возможно, такое письмо было, и Пущин выражал в нем надежду на свидание с другом, но это не был «вызов», ведь и сам Пушкин после смерти Александра I надеялся на возвращение из ссылки.

Записки Пущина написаны в 1858 году по настоянию Е. И. Якушкина, сына декабриста, который еще в Сибири в 1853 г. записывал устные рассказы Пущина (некоторые из них см.: Пущин, с. 381–382). Поводом к их написанию было появление в 1855 г. «Материалов» Анненкова, где политические взгляды поэта и его связи с декабристским движением почти не освещались, как по цензурным условиям, так и по свойственному Анненкову убеждению, что эти связи были случайными…«Я приступил к нему (Пущину) прямо с выговором, — писал Якушкин, — что он до сих пор не написал замечаний на биографию, составленную Анненковым» (Пущин, с. 380). Записки Пущина, благодаря своей точности и правдивости, принадлежат к числу важнейших источников для биографии поэта. Пущин пишет только о том, что он видел и наблюдал сам. Кроме фактических данных, в его записках дано такое тонкое и проникновенное понимание характера поэта, которое не было свойственно, пожалуй, никому из его современников. Это пристальный и пристрастный взгляд друга. Он видит не только внешние проявления характера и темперамента (как, например, Комовский), но проникает в глубины души поэта, преданной дружбе и ранимой, замечает не только резкость, порывистость, но и склонность к самоанализу. Подмеченные Пущиным черты юноши-Пушкина будут сопутствовать ему всю жизнь. Это абсолютное понимание, по-видимому, и заставило поэта перед смертью вспомнить о своем лицейском друге.

Впервые с цензурными изъятиями записки Пущина опубликованы в журнале «Атеней» (1859, т. VIII, ч. 2, с. 500–537). Полностью подготовлены и напечатаны Е. И. Якушкиным («Пущин и записки о Пушкине». СПб., 1907). Несколько раз переизданы под редакцией С. Я. Штрайха.

⁵⁰

ЗАПИСКИ О ПУШКИНЕ. (Стр. 60). Гессен, с. 38–86, с проверкой по рукописи (ИРЛИ, ф. 244, оп. 17, № 36).

⁵¹

Лицей был создан по проекту М. М. Сперанского «для подготовки юношества, предназначенного к высшим частям службы государственной». По первоначальному проекту предполагалось, что здесь будут обучаться «молодые люди разных состояний». В действительности Лицей оказался запоздалым детищем «прекрасного начала» царствования Александра I. Сперанский уже в 1812 г. был сослан, государственная задача, поставленная перед новым учебным заведением, забыта, а воспитанниками оказались дети из малообеспеченных дворянских семей, чьи отцы использовали всевозможные протекции для устройства их в это привилегированное учебное заведение (о Лицее и лицейском обучении см.: Б. С. Мейлах. Пушкин и его эпоха. М., Гослитиздат, 1958, с. 9–172).

⁵²

Волнение В. Ф. Малиновского объясняется тем, что он был вынужден читать не свою речь, забракованную министром просвещения А. К. Разумовским за ее прогрессивное содержание, а речь, сочиненную директором департамента И. И. Мартыновым, которая редактировалась Разумовским. По свидетельству самого Малиновского, министр заставил его даже репетировать эту речь в своем присутствии (см.: «Памятники новой русской истории». Сб. ист. статей и материалов, изд. В.Кашперовым. СПб., 1872, т. II, отд. II, с. 174). Декабрист А. Е. Розен писал впоследствии: «Малиновский был необыкновенно скромен… и должен был произнести речь, которая десятки раз была переправлена предварительно цензурой; так мудрено ли, что он был смущен? И диво ли, что природа не дала ему голоса лихого батальонного комиссара перед фрунтом?» (А. Е. Розен. В ссылку. Записки декабриста. СПб., 1907, с. 37).

⁵³

Программная речь А. П. Куницына «Наставление, читанное воспитанникам при открытии императорского Царскосельского лицея» (СПб., 1811), проникнутая свободолюбивыми идеалами, определяла направление лицейского воспитания. Слова Пущина «Куницын вполне оправдал внимание царя» ироничны. В 1821 г. Куницын пострадал за изданные им лекции «Естественное право» (СПб., 1818), найденные «весьма вредными, противоречащими истинам христианским и клонящимися к ниспровержению всех связей, семейственных и государственных». Труд его был конфискован и уничтожен, а сам Куницын уволен из Лицея и из университета (см.: Гастфрейнд. Товарищи П., т. III, с. 39). На преследование Куницына Пушкин отозвался в «Послании к Цензору» (1822).

⁵⁴

Пущин ошибается. Стихотворение Пушкина «К Н. Я. Плюсковой» («На лире скромной, благородной…») было написано в 1818 г. по инициативе Ф.Глинки и перекликалось со стремлением правого крыла Союза Благоденствия возвести на престол в результате дворцового переворота императрицу Елизавету Алексеевну, вокруг которой группировались представители вельможной оппозиции (подробнее см.: А. Н. Шебунин. Пушкин и «общество Елизаветы». — П. Врем; т. 1, с. 53–90).

⁵⁵

Лицейский «дядька» К.Сазонов за два года службы в Лицее совершил в Царском Селе 6 или 7 убийств.

⁵⁶

Отрывок из стихотворения «На возвращение государя императора из Парижа в 1815 г.».

⁵⁷

Строки подчеркнуты Пущиным.

⁵⁸

Поэтическое дарование Пушкина было отмечено уже в 1813 г. 12 сентября 1813 г. гувернер Чириков в ведомости о «свойствах» воспитанников записывает о Пушкине: «имеет особенную страсть к поэзии» (Б. В. Томашевский. Пушкин, кн. I. М.-Л., Изд-во АН СССР, 1956, с. 29). Однако, по-видимому, сперва товарищи первое место в поэзии отводили не Пушкину, а Илличевскому. Его прославляет сочиненный лицеистами восторженный «Хор по случаю рождения почтенного поэта нашего Александра Демиановича Илличевского» (К. Я. Грот. Пушкинский лицей. СПб., 1911, с. 33). О том, что «посредственные» стихи Илличевского, «заметные только по некоторой легкости и чистоте мелочной отделки… были расхвалены и прославлены, как «чудо», вспоминал впоследствии Пушкин (XI, 274). Раньше других оценил дарование Пушкина Дельвиг, напечатавший в 1815 г. панегирическое послание «Пушкину» («Кто как лебедь цветущей Авзонии…»).

⁵⁹

Это стихотворение Пушкина не сохранилось (см. Летопись, с. 33, 44).

⁶⁰

Из многочисленных рукописных журналов, издававшихся в Лицее с 1811 г., до нас дошли немногие номера или обрывки номеров да изустные сообщения М. Л. Яковлева, М. А. Корфа и Ф. Ф. Матюшкина. См. о них: К. Я. Грот. Пушкинский лицей, с. 240–319; Б. В. Томашевский. Пушкин, кн. I, с. 705–718.

⁶¹

Имеются в виду популярные в лицейской среде «национальные песни» — плод коллективного творчества, куплеты на воспитателей и товарищей, распевавшиеся хором (напечатаны в кн.: К. Я. Грот. Пушкинский лицей, с. 215–239). Исполнение их входило в ритуал празднования лицейских «годовщин». См. протоколы «годовщин», написанные Пушкиным и М. Л. Яковлевым (К. Я. Грот. Празднование лицейских годовщин при Пушкине и после него. — ПиС, вып. XIII, с. 38–89). Ср.: Рукою П. С.733–736.

⁶²

«Тетради Корфа» — рукописные сборники лицейских стихов Пушкина, которыми пользовался П. В. Анненков для своего издания.

⁶³

Пущин неправильно приписал первое четверостишие И. И. Дмитриеву. Это начало оды Д. В. Давыдова «Мудрость»; четвертый стих у Давыдова читается: «И просили Мудрость вон».

⁶⁴

История с гогель-могелем произошла 5 сентября 1814 г. Журнал «Лицейский мудрец» (1815, № 3) откликнулся на это происшествие «Письмом к издателю», написанным по предположению К. Я. Грота, И. И. Пущиным (К. Я. Грот. Пушкинский лицей, с. 291).

⁶⁵

В сочинениях Пушкина это стихотворение печатается с исправлением стихов 5 и 14 по другим спискам.

⁶⁶

«Воспоминания в Царском Селе» в присутствии Державина Пушкин читал на публичном экзамене 8 января 1815 г. Эту единственную свою встречу с Державиным он описал в отрывке 1835 г. «Державин» (XII, 158), предназначавшемся, очевидно, для неосуществленных «Записок» (см.: И. Л. Фейнберг. Незавершенные работы Пушкина. М., «Сов. Писатель», с. 361–364), и дважды упомянул о ней — в послании «К Жуковскому» (1816) и в «Евгении Онегине» (гл. VIII, строфа II). В печати впервые о «благословении» Державина рассказал С. Л. Пушкин в своих «Замечаниях на так называемую биографию Александра Сергеевича Пушкина, помещенную в «Портретной и биографической галерее»: «Сын мой на 15-м году своего возраста, на первом экзамене в Императорском лицее, читал не «Безверие», а «Воспоминание о Царском Селе», в присутствии Г. Р. Державина, — пьесу, впоследствии напечатанную в «Образцовых сочинениях». Бессмертный певец бессмертной Екатерины благодарил тогда моего сына и благословил его поэтом… Я не забуду, что за обедом, на который я был приглашен графом А. К. Разумовским, бывшим тогда министром просвещения, граф, отдавая справедливость молодому таланту, сказал мне: «Я бы желал, однако же, образовать сына вашего к прозе». «Оставьте его поэтом», — отвечал ему за меня Державин с жаром, вдохновенный духом пророчества» (ОЗ, 1841, т. XV, с. II Особого прилож.).

⁶⁷

Увлечение поэта Е. П. Бакуниной отмечено записью в его лицейском дневнике. «29 января 1815 г. Я счастлив был!.. нет, я вчера не был счастлив; поутру я мучился ожиданьем, с неописанным волненьем стоя под окошком, смотрел на снежную дорогу — ее не видно было. Наконец я потерял надежду, вдруг нечаянно встречаюсь с нею на лестнице, сладкая минута!.. Как она мила была, как черное платье пристало к милой Бакуниной! Но я не видел ее 18 часов — ах! Какое положение, какая мука! Но я был счастлив 5 минут!» (XII, 297). Как «Катерина I» записана Бакунина в так называемом «донжуанском списке» Пушкина (Рукою П., с. 629). Кроме стихотворений «К живописцу» и «Итак, я счастлив был», Бакунина внушила поэту цикл элегий 1816 г., посвященных безнадежной, неразделенной любви (см.: А. С. Пушкин. Собр. соч. в 10-ти тт., т. I. М., Политиздат, 1959; прим. Т. Г. Цявловской к стих. «Осеннее утро», «Слово милой» — с. 605, 607).

⁶⁸

«Допотопный портфель» с копией конституции Никиты Муравьева, а также и с рукописями стихов Пушкина, Рылеева и Дельвига был возвращен Пущину Вяземским в 1857 г. после амнистии декабристам. Е. И. Якушкин рассказывал, что 14 декабря, после восстания декабристов, Пущин отдал его на сохранение Вяземскому. Это свидетельство опровергается письмом М. И. Пущина к брату от 22 апреля 1857 г.: «…Допотопный портфель твой спрашивай у Вяземского, которому он еще в 41 году отдан мною на сохранение» (см. об этом в статье: Т. Г. Цявловская. Автограф стихотворения «К морю». — П. Иссл. и мат., т. I, с. 194–196).

⁶⁹

Это свидетельство расходится с сообщением М. А. Корфа, что Александр ушел с акта до пения «Прощальной песни» (см. Я. К. Грот, с. 254).

⁷⁰

Речь идет о «Священной артели» (1814–1817), ранней преддекабристской организации. Из лицеистов, кроме Пущина и Вальховского, постоянными посетителями «мыслящего кружка» были Дельвиг и Кюхельбекер (см. запись в дневнике Кюхельбекера: Ю. Н. Тынянов. Пушкин и Кюхельбекер. — ЛИ, т. 16–18, с. 329–330).

⁷¹

Эта реорганизация относится к 1821 г., когда под покровом ликвидации Союза Благоденствия были сформированы новые общества — Северное и Южное.

⁷²

Встреча с Пушкиным произошла на одном из заседаний «Журнального общества», задуманного Н. И. Тургеневым как легальное осенью 1818 г. Общество должно было с 1819 г. начать издание общественно-политического журнала, проспект которого составлялся Тургеневым и А. П. Куницыным. Это издание не осуществилось, и общество распалось. Появление Пушкина на этом заседании, вопреки утверждению Пущина, не было «нечаянным». Сохранившийся набросок программы журнала показывает, что Пушкина было решено привлечь к участию в нем (см. об этом: М. В. Нечкина. Движение декабристов, т. I, с. 248).

⁷³

См. с. 201–203 наст. изд.

⁷⁴

Переход некоторых декабристов (например, Рылеева, Н.Кашкина) из армии на гражданскую службу был связан с поисками новых форм служения родине. Декабрист Е.Оболенский писал, что это делалось в надежде «своим примером побудить других принять на себя обязанности, от которых дворянство устранялось, предпочитая блестящие эполеты той пользе, которую оно могло бы принести, внося в низшие судебные инстанции тот благородный образ мнений и те чистые побуждения, которые украшают человека в частной жизни и на общественном поприще» («Общественные движения в России в первую половину XIX в.», т. I. СПб., 1905, с. 235).

⁷⁵

Портрет работы А. О. Кипренского, гравированный Н. И. Уткиным. Другие современники также признавали этот портрет наиболее удачным изображением Пушкина (см. письма к Пушкину Е. А. Баратынского и П. А. Катенина — XIV, с. 6 и 8).

⁷⁶

Здесь в рукописи знак отсылки к дополнению 1-му, помещенному в конце тетради, где Пущин рассказывает о прочитанной им (в копии) переписке между графом Нессельроде и графом Воронцовым о высылке Пушкина в деревню и приводит копию отрывка из письма Пушкина к Кюхельбекеру (?) от апреля-мая 1824 (XIII, с. 92), которое и было непосредственным поводом к удалению поэта из Одессы.

⁷⁷

Пущин цитирует строфы из черновой рукописи «19 октября», опубликованные Я. К. Гротом в 1857 г. (Изв. Второго отдел. имп. АН, т. VI).

⁷⁸

Из воспоминаний Пущина очевидно, что поэт уже в начале 1818 г. был уверен, что тайное общество существует. Эта уверенность не покидала его и во время южной ссылки (см. Записки И. Д. Якушкина, с. 356 наст. изд.). Она и позволила Пушкину при первом открытом признании Пущина, что он «вступил в это новое служение отечеству» (то есть в тайное общество — см.: М. В. Нечкина. Движение декабристов, т. II, с. 463), мгновенно связать его с «делом майора Раевского». Круг декабристских связей Пушкина и в Петербурге и на юге был очень широк, однако членом тайного общества он не стал. В 1952 г. опубликовано свидетельство М. С. Волконского, сына декабриста, что его отцу было поручено принять Пушкина в общество, но он не исполнил этого, чтобы уберечь поэта от «плахи» (М. В. Нечкина. Новое о Пушкине и декабристах. — ЛН, т. 58, с. 155–166). После высылки Пушкина его принятие в общество было исключено и внешними обстоятельствами: как поднадзорный, он мог привлечь внимание правительственных агентов к обществу.

⁷⁹

Это О. М. Калашникова — героиня «крепостной любви» Пушкина (см.: П. Е. Щеголев. Пушкин и мужики. М., 1928, с. 7–59).

⁸⁰

Очевидно, мнение о «Горе от ума», высказанное Пущину, Пушкин повторил в письмах к П. А. Вяземскому и А. А. Бестужеву (январь 1825 г. — XIII, с. 137 и 138). Отрывок из первого был приведен в статье П. А. Вяземского о Фонвизине (Совр., 1837, т. V, с. 69), из второго — в статье В. П. Гаевского «Дельвиг» (Совр., 1854, т. XLVII, № 9, с. 20–21) и в «Материалах» Анненкова (с. 111).

⁸¹

Стихотворение «Мой первый друг» вместе с посланием 1817 г. «В альбом Пущину» («Взглянув когда-нибудь на тайный сей листок…») Пущин переслал Плетневу через П. П. Ершова, автора «Конька-Горбунка». Оба стихотворения, без указания имени Пущина, были напечатаны в «Современнике» (1841, т. XXII, май, с. 372–373).

⁸²

Пущин ошибается. Пушкин умер 29 января, и Розенберг мог вернуться в Петровский завод только в феврале 1837 г.

⁸³

М. А. КОРФ: Корф Модест Андреевич (1800–1876) — барон, с 1872 г. граф, товарищ Пушкина по Лицею, быстро сделавший чиновничью карьеру (в 1834 г. он уже статс-секретарь, пользуется милостью и доверием Николая 1 и исполняет должность государственного секретаря, а с 1843 г. — член Государственного совета). В Лицее он был антиподом Пушкина и его кружка. Тем не менее он аккуратно посещал все лицейские «годовщины» и по-товарищески держался с бывшими лицеистами. Как ловкий чиновник, он понимал выгоды приобщения к «лицейскому духу» при полной внутренней благонамеренности, недаром он пошел в гору при М. М. Сперанском. Дружеских или близких связей у Пушкина с Корфом не было, однако, узнав о работе Пушкина над историей Петра I, Корф (сам любитель истории) предоставил Пушкину свою библиографию иностранных сочинений о России (XVI, 164–165, 168). В ответ на это Пушкин «перед смертью ссудил его разными старинными и весьма интересными книгами» (Письмо А. И. Тургенева к В. А. Жуковскому от 28 марта 1837 г. — В кн.: «Московский пушкинист», вып. I. М.-Л., 1927, с. 28). В 70-е годы Корф был членом комиссии по установке памятника Пушкину (см.: Гастфрейнд. Товарищи П., т. I, с. 457–499).

Воспоминания его о Пушкине содержат ценные фактические данные. Они являются одним из немногих источников сведений о домашнем быте семьи Пушкиных после выхода поэта из Лицея. Корф, несомненно, точно записал рассказ Николая I о беседе с поэтом 8 сентября 1836 г. Однако в Лицее он был антагонистом Пушкина, поэтому характер и поведение поэта открывались ему только внешней стороной. Значение его «Записки» как документального источника снижает пристрастное, иногда злобное отношение к поэту. Корф старательно внушает убеждение, что «жизнь его (Пушкина) была двоякая: жизнь поэта и жизнь человека» (Я. К. Грот, с. 248), то есть как высок он был в своем творчестве, так якобы низок и ничтожен в жизни.

Записка Корфа — это не только его воспоминания о Пушкине, но и опыт политического портрета поэта. Корф строит ее так, чтобы избежать упреков в пристрастности. Свое мнение он подкрепляет свидетельскими показаниями и документами. Именно поэтому начинается записка с суждений иностранца, то есть, по мнению Корфа, человека, не связанного этическими условностями по отношению к национальному гению и потому объективного. В действительности «Петербургские очерки» Пельца — поверхностное сочинение человека, который «простодушно доверился сплетням, шедшим из враждебных Пушкину источников, может быть, от Булгарина и Греча, с которыми немецкий книгопродавец, — как сам говорит, — был коротко знаком» (Л. Майков. Пушкин в изображении М. А. Корфа. // РС, 1899, сентябрь, с. 524). Изображение Пушкина в политическом процессе 1826–1828 гг. должно укрепить читателя в сознании политической неблагонадежности поэта и в разумной необходимости учреждения над ним секретного надзора. Завершает заметку ссылка на самый высокий в глазах Корфа авторитет — Николая I. Корф считает, что отношение к царю было самым убедительным проявлением фальшивости поэта, и этому мнимому двуличию Пушкина противопоставляет благородство, заботливость и всепрощение царя.

Публикуемые воспоминания написаны до половины 1852 г. (в них упоминается Л. С. Пушкин как здравствующий, между тем он умер 19 июля 1852 г.). Они предназначались для Анненкова, который использовал их в своих «Материалах», и впервые напечатаны Л.Майковым (РС, 1899, август, с. 304–311). Анненков принял тезис Корфа о «двоякости Пушкина», хотя и в несколько смягченном, психологически более тонком понимании. Впоследствии эта мысль была подхвачена и некоторыми другими биографами поэта (Вл. Соловьевым, В. Вересаевым).

В 1854 г. Корфом была написана еще «Записка о Лицее» (в связи с появление в «Моск. Ведомостях» «Материалов для биографии Пушкина» П. И. Бартенева), куда в несколько измененной и сокращенной редакции вошли и воспоминания о Пушкине. «Записка о Лицее» была напечатана раньше воспоминаний, переданных Анненкову. Отрывки из нее (касающиеся Пушкина) напечатал П. А. Вяземский в 1880 г. в газете «Берег» со своими примечаниями-возражениями. Я. К. Грот, решившись впервые напечатать полностью «Записку о Лицее» в своей книге «Пушкин, его лицейские товарищи и наставники» (СПб., 1887, с. 254–283), счел необходимым поместить в подстрочных примечаниях эти возражения Вяземского. Кроме того, он снабдил публикацию специальным объяснением: «Невключение ее (записки) в настоящий сборник имело бы вид слепого пристрастия к памяти поэта и к месту его воспитания. Здесь же приговорам автора противопоставляются сочувственные отзывы, рассеянные на страницах предлагаемого труда». Однако возражения Вяземского и Грота не исчерпывают всего, что может быть сказано против Корфа. Лучше всего облик Пушкина корректируется воспоминаниями И. И. Пущина и других современников поэта.

⁸⁴

ЗАПИСКА О ПУШКИНЕ. (Стр. 101). РС, 1899, август, с. 304–311.

⁸⁵

Эти сведения неверны. Коммерческие отношения между Пушкиным и Смирдиным начались с покупки напечатанного П. А. Вяземским «Бахчисарайского фонтана» (1824) и были взаимовыгодны как для Пушкина, так и для Смирдина. Поэтому Смирдин с готовностью сам издавал или покупал тиражи многих пушкинских изданий (см.: Н. Смирнов-Сокольский. Рассказы о прижизненных изданиях Пушкина. Л., 1962, с. 212–216, 241–244). По сведениям, сохранившимся в записях Анненкова, Смирдин платил Пушкину «по 11 р. за стих» и готов был платить 2000 в год, «лишь бы писал, что хотел» (Модзалевский, с. 340). Когда Пушкин начал издавать «Современник», Смирдин, боясь, что это подорвет доход его «Библиотеки для чтения», предлагал поэту 1500 рублей за отказ от издания. Однако его опасения были напрасными, так как журнал Пушкина не имел успеха. На 30-е гг. приходится расцвет деятельности Смирдина, а разорение его относится уже к 40-м годам и связано с особенностями русского книжного рынка. О Смирдине и его издательских отношениях с Пушкиным см.: Ник. Смирнов-Сокольский. Книжная лавка А Ф.Смирдина. М., Всесоюзн. кн. палата, 1957; Письма IV, 271, 464–465.

⁸⁶

Эпиграмма Пушкину не принадлежит.

⁸⁷

В газете «Берег» к этому месту Вяземский сделал примечание: «Если слыл он французом, то, вероятно, потому, что по первоначальному домашнему воспитанию своему лучше других товарищей своих говорил по-французски, лучше знал французскую литературу, более читал французские книги, сам писал французские стихи и проч.; но видеть тут какое-нибудь политическое значение есть предположение совершенно произвольное и которое в Лицее, вероятно, никому в голову не приходило».

⁸⁸

Ремарка Вяземского: «Не думаю, чтобы Пушкин был с детства избалован льстецами. Какие могли быть тут льстецы?»

⁸⁹

Ремарка Вяземского: «Был он вспыльчив, легко раздражен, — это правда, но со всем тем он, напротив, в общем обращении своем, когда самолюбие его не было задето, был особенно любезен и привлекателен, что и доказывается многочисленными приятелями его. Беседы систематической, быть может, и не было, но все прочее, сказанное о разговоре его, — несправедливо или преувеличено. Во всяком случае, не было тривиальных общих мест: ум его вообще был здравый и светлый».

⁹⁰

Ремарка Вяземского: «Сколько мне известно, он вовсе не был предан распутствам всех родов. Не был монахом, а был грешен, как и все в молодые годы. В любви его преобладала вовсе не чувственность, а скорее поэтическое увлечение, что, впрочем, и отразилось в поэзии его».

⁹¹

Ремарка Вяземского: «Никакого особенного знакомства с трактирами не было, и ничего трактирного в нем не было, а еще менее грязного разврата. Жена его любила мужа вовсе не для успехов своих в свете и нимало не гнушалась тем, что была женою d'un homme de lettres (литератора). В ней вовсе не было чванства, да и по рождению своему принадлежала она высшему аристократическому кругу».

⁹²

Надпись «На 14 декабря» на не пропущенном цензурой отрывке из элегии «Андрей Шенье» была сделала А. Ф. Леопольдовым, видимо, в провокационных целях (см.: О. Демиховская и К. Демиховский. Тайный враг Пушкина. О неизвестном письме А. Ф. Леопольдова шефу жандармов. — РЛ, 1963, № 3, с. 85–89).

⁹³

Встреча Пушкина с Николаем I в Чудовом дворце 8 сентября отражена многими мемуаристами (подборку свидетельств см.: Письма, II, с. 180–182; см. также т. II наст. изд.). Полного содержания беседы мы не знаем, но из отдельных фраз и реплик, которые дошли до нас, ясно, что речь шла о декабрьском восстании (и, по-видимому, вообще о внутреннем состоянии России), а потом о цензурных трудностях. Прямой и смелый ответ Пушкина на вопрос о его возможном участии в восстании поразил царя, не забывшего его и через двадцать лет. Но в сентябре 1826 г. у Пушкина уже выработался тот объективно-исторический взгляд на восстание, который несколько позже был сформулирован им в «Записке о народном воспитании»; он понимал, что «ничтожность замыслов и средств» декабристов не могла противостоять «необъятной силе правительства, основанной на силе вещей» (XI, 43). Что-нибудь подобное Пушкин высказал, наверное, Николаю, который в тот же день в разговоре с Д. Н. Блудовым назвал поэта «умнейшим человеком в России» (РА, 1865, с. 96).

Часть беседы, которая касалась цензуры, сохранилась в памяти А. О. Россета: «Николай, спросив Пушкина, что он теперь пишет, и получив ответ: «Почти ничего, ваше величество, — цензура очень строга», — спросил: «Зачем же ты пишешь такое, что не пропускает цензура?» — «Цензора не пропускают и самых невинных вещей: они действуют крайне нерассудительно». — «Ну так я сам буду твоим цензором, — сказал государь, — присылай мне все, что напишешь» (Я. К. Грот, с. 288). Еще в Михайловском, прося Жуковского вызволить его из ссылки, Пушкин писал (в надежде, что письмо будет показано царю): «Каков бы ни был мой образ мыслей, политический и религиозный, я храню его про самого себя и не намерен безумно противоречить общепринятому порядку…» (письмо от 7 марта 1826 г. — XIII, 265). Это обещание (правда, с колебаниями, которые тоже, очевидно, запомнились Николаю и были одним из источников недоверия его к поэту) Пушкин повторил царю при встрече. Николай стремился произвести на поэта впечатление отеческой заботливостью и широтой взглядов, и Пушкин на какое-то время ему поверил, что и отразилось в ряде его писем (например, к П. А. Осиповой от 15 сентября 1826 г. — XIII, 296) и в стихотворениях «Стансы» и «Друзьям».

⁹⁴

П. А. ВЯЗЕМСКИЙ: Петр Андреевич Вяземский (1792–1878) — поэт, литературный критик, автор статей о «Кавказском пленнике», «Бахчисарайском фонтане» и «Цыганах», деятельный участник «арзамасского братства», переводчик романа Бенжамена Констана «Адольф» (перевод посвящен Пушкину), сотрудник пушкинского «Современника», литературный соратник Пушкина, выступавший вместе с ним против «торгового» булгаринского направления в словесности, равно как и против третьесословных устремлений Н. А. и Кс. А. Полевых.

П. А. Вяземский не оставил связных и подробных воспоминаний о Пушкине; между тем в его «Автобиографическом введении» к собранию сочинений, в «Записных книжках», в мемуарных публикациях, в литературно-критических статьях и в позднейших приписках к ним имеется большое количество высказываний о встречах, разговорах и спорах с Пушкиным. Впервые разрозненные воспоминания П. А. Вяземского были собраны С. Я. Гессеном в книге «Пушкин в воспоминаниях и рассказах современников» (Гослитиздат, 1936). Однако дробление мемуарных свидетельств, взятых из одного источника, и монтаж их, как это сделал С. Я. Гессен, нам представляется спорным; мы предпочли отказаться от метода «монтажа» и сохранили единство мемуарного материала внутри статей и записных книжек, представляя их читателю в том виде, как они возникали в статьях и публикациях самого Вяземского; само собой разумеется, что места, не относящиеся непосредственно к Пушкину или его произведениям, опускаются.

Пушкина и Вяземского связывала взыскательная дружба гения и таланта, двух ярких, остроумных и независимо мыслящих людей. Принадлежность их к одному писательскому кругу, общность взглядов по многим литературно-общественным вопросам не исключала в иных случаях расхождений в оценках — людей, событий, произведений, — одним словом, в ожесточенных спорах Пушкина и Вяземского слышится сшибка мнений двух крупных индивидуальностей; как подчеркивает сам Вяземский, Пушкин любил спорить с ним, — и мемуарист с достаточным основанием гордится тем, что его статья и разговоры возбуждали у Пушкина острое желание вступать с ним в полемику. Споры их с такой силой врезались в память П. А. Вяземского, что, вспоминая о них полвека спустя после самих событий, он смог живо и порой даже с психологическими нюансами воспроизвести столкновение мнений.

Мы можем с полным доверием относиться к тем фактам, которые узнаем из воспоминаний П. А. Вяземского; однако при оценке его воспоминаний следует иметь в виду эволюцию литературно-общественных взглядов Вяземского после смерти Пушкина, постепенный переход мемуариста в консервативный лагерь; это отразилось на социальной направленности его мемуарных высказываний, на отборе фактов и их интерпретации; в частности, необходимо с должным критицизмом отнестись к его суждению о поверхностности либерализма молодого Пушкина; здесь мемуарист выдает желаемое за действительное.

Особое место в «мемориях» П. А. Вяземского занимает статья «Мицкевич о Пушкине». Это перевод мемуарных статей Мицкевича, в ткань которых вкраплена полемика П. А. Вяземского с польским поэтом, а порой его собственные воспоминания о Пушкине и взаимоотношениях поэта с Мицкевичем. Получилась любопытная мемуарная мозаика, в которой чередуются воспоминания Мицкевича и Вяземского. Подробнее об этом см.: М. А. Цявловский. Пушкин и Мицкевич. — Вкн.: М. А. Цявловский. Статьи о Пушкине. М., Изд-во АН СССР, 1962, с. 157–206.

«Автобиографическое введение» написано Вяземским в последние годы жизни (1876–1878), специально для подготовлявшегося к изданию собрания его сочинений.

Заметка Вяземского «Я не нашел у Анненкова…» является ответом на письмо Я. К. Грота от 22 февраля 1874 г., который писал: «Приготовляя для «Складчины» статью о первых временах и деятелях Лицея, я, разумеется, говорю о Пушкине. При этом мне понадобилось сведение, которое Вы одни можете мне сообщить. Надеюсь, что Вы не откажете мне в Вашей обязательной помощи». Это письмо дает основание датировать заметку 1874 годом. Переписка Я. К. Грота с Вяземским опубликована К. Я. Гротом в «Старине и новизне», т. XIX, 1915.

Записи под названием «Старая записная книжка» возникли, по-видимому, во второй половине 1860-х годов, когда начал выходить журнал «Русский архив». По просьбе его издателя П. И. Бартенева Вяземский, частично используя свои прежние записки, а частично по памяти, стал готовить для журнала серию статей под общим названием «Из старой записной книжки». В своем журнальном варианте эта серия включала в себя большое количество ценных эпистолярных и творческих материалов современников Вяземского, впервые опубликованных им по первоисточникам, которые он собрал в своем архиве. При подготовке собрания сочинений Вяземского эти материалы были отсечены, и в восьмой том вошли лишь собственные суждения Вяземского под названием «Старая записная книжка».

⁹⁵

ИЗ «АВТОБИОГРАФИЧЕСКОГО ВВЕДЕНИЯ». (Стр. 108). Вяземский, т. I, с. XII, XLII–XLIII, XLVI, XLVII, XLVIII–XLIX, LI, LVI–LVII, с учетом авторской правки на корректурных листах (РГАЛИ, ф. 195, on. 1, ед-хр. 1183).

⁹⁶

Ср. со словами Пушкина из материалов к «Отрывкам из писем, мыслям и замечаниям»: «Сумароков лучше знал русский язык, нежели Ломоносов, и его критики (в грамматическом отношении) основательны. Ломоносов не отвечал или отшучивался. Сумароков требовал уважения к стихотворству» (XI, 59).

⁹⁷

Вяземский цитирует запись от 3 апреля 1821 г. из кишиневского дневника Пушкина (XII, 303).

⁹⁸

Ср. эпиграмму Баратынского на Вяземского: «Войной журнальною бесчестит без причины…» (1825).

⁹⁹

Об отношениях Пушкина и Вяземского к «Московскому телеграфу» — см.: М. И. Гиллельсон. П. А. Вяземский. Жизнь и творчество. Л., «Наука», 1969, с. 128–169 и воспоминания К. А. Полевого (т. II наст. изд.).

¹⁰⁰

Подробнее о спорах Пушкина с Вяземским по поводу заграничных писем Фонвизина, в которых встречались критические суждения о французских энциклопедистах, см.: Новонайденный автограф, с. 79–87, 123–124.

¹⁰¹

Перевод изречения Альфреда де Мюссе: «Mon verre n'est pas grand, mais je bois dans mon verre».

¹⁰²

События начала 1830-х годов (революции в Европе, польское восстание, усиление полицейского гнета в России) привели к интенсивному выявлению различных общественных взглядов, к полемике между сторонниками самобытного развития России и мыслителями, пытавшимися привить национальной культуре элементы европейской цивилизации.

¹⁰³

Ныне в этом здании помещается Малый зал филармонии (Невский пр., 38). Дом перестроен.

¹⁰⁴

ПРИПИСКА К СТАТЬЕ «О ЖИЗНИ И СОЧИНЕНИЯХ В. А. ОЗЕРОВА». (Стр. 111). Вяземский, т. I, с. 51–52, 55–58. Датировано 1876 г.

¹⁰⁵

Критические суждения Пушкина по поводу статьи Вяземского отражены в замечаниях на полях первого ее издания. Пушкин писал: «Озерова я не люблю не из зависти… но из любви к искусству. Ты сам признаешь, что слог его нехорош, а я не вижу в нем и тени драматического искусства. Слава Озерова уже вянет, а лет через десять при появлении истинной критики совсем исчезнет».

О пометах Пушкина см.: Л. Н. Майков. Пушкин. СПб., 1899, с. 266–283; Н.Богословский. Спор Пушкина с Вяземским об Озерове. — «Красная новь», 1937, № 1, с. 98–104; Н. И. Мордовченко. Русская критика первой четверти XIX века. М.-Л., Изд-во АН СССР, 1959, с. 140; И. Н. Медведева. Владислав Озеров. — В кн.: В. А. Озеров. Трагедии. Стихотворения. Л., «Сов. писатель», 1960, с. 66–71.

¹⁰⁶

Пушкин высоко ценил мадам де Сталь; защищая ее в 1825 г. от неуважительных журнальных суждений, Пушкин заявил: «О сей барыне должно было говорить языком вежливым образованного человека. Эту барыню удостоил Наполеон гонения, монархи доверенности, Байрон своей дружбы, Европа своего уважения» (XI, 29). Книга ее о Германии — «De L'Allemagne» (1810).

¹⁰⁷

Бренский — оруженосец князя Димитрия, действующее лицо из трагедии Озерова «Димитрий Донской». В явл. 5 последнего действия Димитрий говорит: «Но Бренского не зрю…»

¹⁰⁸

ПРИПИСКА К СТАТЬЕ «ИЗВЕСТИЕ О ЖИЗНИ И СТИХОТВОРЕНИЯХ И. И. ДМИТРИЕВА». (Стр. 114). Вяземский, т. I, с. 158–161. Датировано 1876 г.

¹⁰⁹

Об отношениях Пушкина и И. И. Дмитриева см. статью Г. П. Макогоненко (РЛ, 1966, № 4, с. 19–36).

¹¹⁰

В предисловии ко второму изданию поэмы Пушкин, имея в виду И. И. Дмитриева, писал: «Долг искренности требует также упомянуть и о мнении одного из увенчанных, первоклассных отечественных писателей, который, прочитав «Руслана и Людмилу», сказал: я тут не вижу ни мыслей, ни чувств. Другой (а может быть, и тот же) увенчанный, первоклассный отечественный писатель приветствовал сей первый опыт молодого поэта следующим стихом: «Мать дочери велит на эту сказку плюнуть».

¹¹¹

Об этом см.: с. 120 и прим. 1 на с. 463 наст. изд.

¹¹²

Пушкин имел в виду переводы И. И. Дмитриева: «Сокращенный перевод Ювеналовой сатиры о благородстве» (1803) и «Послание от английского стихотворца Попа к доктору Арбутноту» (1798).

¹¹³

ИЗ СТАТЬИ «ЖУКОВСКИЙ. — ПУШКИН. — О НОВОЙ ПИИТИКЕ БАСЕН». (Стр. 116). Вяземский, т. I, с. 181, 184. Датировано 1876 г.

¹¹⁴

Неточная цитата из письма Пушкина к Рылееву от 25 января 1825 г.: «Зачем кусать нам груди кормилицы нашей? потому что зубки прорезались?» (XIII, 135). Слова Пушкина имели в виду А.Бестужева, который в не дошедшем до нас письме осуждал статью П. А. Плетнева «Письмо к графине С. И. С. о русских поэтах» (СЦ на 1825 год) за восторженную оценку поэзии Жуковского.

¹¹⁵

Этот эпизод, записанный Вяземским в 1876 г., характеризует неприятие Крыловым, воспитанным на принципах классицизма, новой эстетической системы «Бориса Годунова». Крылов применил к трагедии Пушкина анекдот, имеющийся в эпиграмме французского писателя Понса де Вердена «En se chauffant dans le café Procophe» («Греясь в кафе «Прокоп»).

¹¹⁶

ПРИПИСКА К СТАТЬЕ «ЦЫГАНЫ. ПОЭМА ПУШКИНА». (Стр. 117). Вяземский, т. I, с. 321–325. Датировано 1875 г.

¹¹⁷

В статье Вяземского, наряду со многими похвалами Пушкину и защитой композиции поэмы от возможных нареканий ревнителей классицизма, сделано несколько замечаний, в основном стилистического характера. Однако на самом экземпляре поэмы Вяземский написал большее количество замечаний (опубликованы в 1996 г.; см. Пушкин в прижизненной критике. 1820–1827. СПб., 1996. С. 456–458. — Ред.). Более всего раздражило Пушкина то, что, подобно Рылееву, Вяземский упрекал его за «унижение» Алеко цыганским ремеслом. «Покойный Рылеев, — писал Пушкин в 1830 г., — негодовал, зачем Алеко водит медведя и еще собирает деньги с глазеющей публики. Вяземский повторил то же замечание… Всего бы лучше сделать из него чиновника 8 класса или помещика, а не Цыгана. В таком случае, правда, не было бы и всей поэмы: ma tanto meglio» (но тем лучше — итал.) (XI, 153).

¹¹⁸

Свидетельство Вяземского противоречит хронологии событий: эпиграмма Пушкина «Прозаик и поэт» была напечатана в декабре 1826 г., «Цыганы» в нач. мая 1827 г., а статья Вяземского на эту поэму — 5 мая 1827 г. (см.: Н. О. Лернер. Рассказы о Пушкине. «Прибой», 1929, с. 108–116). Нет ничего удивительного в том, что Вяземский, делая приписку полвека спустя, сместил события и ошибочно сконтаминировал свой разговор с Пушкиным об эпиграмме «Прозаик и поэт» с беседой своей с Н. А. Мухановым. Скорее всего, пушкинская эпиграмма была вызвана каким-то спором между Пушкиным и Вяземским осенью 1826 г. Правда, печатая свою эпиграмму, Пушкин поставил под ней «1825». Возможно, что эпиграмма действительно была написана в Михайловском и затем применена к Вяземскому.

¹¹⁹

ИЗ СТАТЬИ «КНЯЗЬ ПЕТР БОРИСОВИЧ КОЗЛОВСКИЙ». (Стр. 120). Вяземский, т. II, с. 289, 292–294. Датировано 1840 г.

¹²⁰

Имеется в виду десятая сатира Ювенала, посвященная тщете безмерных желаний богатства, власти и славы. Пушкин перевел несколько строк этой сатиры и, надо думать, решил отступиться; в незаконченном послании к П. Б. Козловскому «Ценитель умственных творений исполинских» поэт писал, что он не мог «одолеть пугливого смущенья» перед латинской музой Ювенала.

¹²¹

В «Современнике» появились следующие статьи П. Б. Козловского: «Разбор Парижского математического ежегодника» (т. I); «О надежде» (т. III); «Краткое начертание теории паровых машин» (т. VII). Последняя статья, появившаяся в печати после смерти Пушкина, бьла написана также по его просьбе.

¹²²

ЗАМЕТКА ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ. (Стр. 121). Вяземский, т. VII, с. 170–172. Датировано 1867 г.

¹²³

В VII главе «Евгения Онегина» (LII строфа) содержится намек на А. А. Корсакову, которой поэт был увлечен. В набросках «Романа на Кавказских водах» фигурирует «девушка лет осьмнадцати, стройная, высокая, с бледным прекрасным лицом и черными огненными глазами» (VIII, 413), образ которой навеян Пушкину Корсаковой.

¹²⁴

МИЦКЕВИЧ О ПУШКИНЕ. (Стр. 123). Вяземский, т. VII, с. 309–310, 312–320, 327–329. Датировано 1873 г.

¹²⁵

В замечаниях на 2-е издание «Стихотворений А. С. Пушкина, не вошедших в полное собрание его сочинений» (Берлин, 1870), против строки «Россию вздернул на дыбы» Вяземский написал: «Мое выражение, сказанное Мицкевичу и Пушкину, когда мы проходили мимо памятника. Я сказал, что этот памятник символический. Петр скорее поднял Россию на дыбы, чем погнал ее вперед». (Стар. и нов., VIII, 1904, с. 40).

¹²⁶

2 мая 1828 г. Вяземский писал жене: «Третьего дня провели мы вечер и ночь у Пушкина с Жуковским, Крыловым, Хомяковым, Мицкевичем, Плетневым и Николаем Мухановым. Мицкевич импровизировал на французской прозе и поразил нас, разумеется, не складом фраз своих, но силою, богатством и поэзиею своих мыслей… Удивительное действие производит эта импровизация. Сам он был весь растревожен, и все мы слушали с трепетом и слезами» (ЛИ, т. 58, с. 76–77).

¹²⁷

ИЗ СТАТЬИ «ВЗГЛЯД НА ЛИТЕРАТУРУ НАШУ В ДЕСЯТИЛЕТИЕ ПОСЛЕ СМЕРТИ ПУШКИНА». (Стр. 132). Вяземский, т. II, с. 349, 361–363, 365, 370–374. Датировано 1847. Переработано в 1870-е годы.

¹²⁸

Название «Современника» восходит к неосуществленному журнальному замыслу Вяземского 1827 г. (ОА, т. III, с. 168).

¹²⁹

ЗАМЕТКИ. (Стр. 135).

¹³⁰

I. Стар. и нов., XIX, 1915, с. 5–7. Датируется 1874 г.

¹³¹

II. Сборник Русского Исторического общества, т. I, СПб., 1867, с. 205.

¹³²

«Les trois pendus» — «Трое повешенных» — название романа Я. П. Потоцкого дано неточно, с учетом устной традиции, которая именовала произведение по одной из основных сюжетных линий. Настоящее название романа — «Рукопись, найденная в Сарагосе». Исследователи отмечают следы чтения этого романа Потоцкого в творчестве Пушкина («Египетские ночи», наброски «Агасфера», «Цыганы»). В 1835–1836 гг. Пушкин вновь обратился к этому роману в стихотворении «Альфонс садится на коня». Подробнее об этом литературном памятнике, пережившем за последние десятилетия свое второе рождение, см. предисловие С. С. Ланды в кн.: Ян Потоцкий. Рукопись, найденная в Сарагосе. М., «Худож. Литература», 1971, с. 5–34.

¹³³

Ср. с высказыванием Пушкина в «Путешествии в Арзрум»: «Дариал на древнем персидском языке значит ворота… Ущелие замкнуто было настоящими воротами, деревянными, окованными железом. Под ними, пишет Плиний, течет река Дириодорис. Тут воздвигнута была и крепость для удерживания набегов диких племен; и проч. Смотрите путешествие графа И.Потоцкого, коего ученые изыскания столь же занимательны, как и испанские романы» (VIII, 452).

¹³⁴

ИЗ «СТАРОЙ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ». (Стр. 136). Вяземский, т. VIII, с. 55, 148–149, 168, 171, 231, 310, 331, 372, 377, 384, 427, 434–435, 478. Датируется 1860-ми годами.

¹³⁵

Ошибка мемуариста: на самом деле Плетнев и Соболевский сблизились с Пушкиным через Льва Сергеевича.

¹³⁶

Речь идет о М. Л. Яковлеве, обладавшем даром имитации, музыканте-дилетанте, авторе нескольких романсов на слова Пушкина.

¹³⁷

Имеется в виду Е. И. Голицына, которой Пушкин посвятил стихотворения «Краев чужих неопытный любитель» и «Простой воспитанник природы».

¹³⁸

Большая часть орденов царской России имела четыре степени: высший — первой степени носили на широкой ленте, перетягиваемой через плечо; орден 2-й степени носили на шее; ордена 3-й и 4-й степени прикрепляли к петличке.

¹³⁹

ИЗ «ЗАПИСНЫХ КНИЖЕК». (Стр. 142). П. А. Вяземский. Записные книжки (1813–1848). М., Изд-во АН СССР, 1963, с. 156, 170, 191–193, 208, 211–215, 274–275, 311; Вяземский, т. Х, с. 3, 228–229, 245, 289.

¹⁴⁰

Осенью 1828 г. управляющий III Отделением фон Фок составил записку о намерении Пушкина, Вяземского, В. Ф. Одоевского, И. В. и П. В. Киреевских и некоторых других писателей издавать в Москве политическую газету «Утренний листок». В адрес Вяземского было также выдвинуто обвинение в развратном образе жизни. На самом деле к замыслу издавать «Утренний листок» никто из этих писателей отношения не имел. Вечер у литератора В. С. Филимонова происходил 17 апреля 1828 г. по случаю выхода в свет его поэмы «Дурацкий колпак».

¹⁴¹

Э. П. Перцов познакомился с Пушкиным, по-видимому, через своих однокашников по Московскому университетскому пансиону С. П. Шевырева и В. П. Титова. Пушкин, вероятно, читал Вяземскому отрывки из стихотворной комедии Перцова «Андрей Бичев, или Смешны мне люди»; сцены из этой комедии были напечатаны (под псевдонимом) в журнале «Сын отечества и Северный архив» в 1829 г., — но Пушкин мог знать и ненапечатанные куски комедии. Сохранилось стихотворное послание Перцова к Пушкину (ЛН, т. 16–18, с. 1035).

¹⁴²

Запись Вяземского посвящена его спорам с Пушкиным об ответственности французских министров прежнего кабинета за нарушение конституции, в частности министра внутренних дел Перонне. Эти споры отразились в их дальнейшей переписке (XIV, 122,138–140). Знаменитые указы-ордонансы короля Карла Х направлены против оппозиции: первый из них отменял свободу периодической прессы.

¹⁴³

Глинка — Федор Николаевич, сосланный по делу декабристов в Петрозаводск, а затем переведенный в Тверь. Подробности этой встречи сообщены в письме А. А. Шишкова к С. Т. Аксакову: «Здесь я ежедневно видаюсь с Федором Глинкой и хорош с ним. Он говорит мне, что Пушкин и Вяземский в проезд свой через Тверь виделись с ним, и вот об чем просили: один из ученейших археологов посвятил целую жизнь свою изысканиям древностей, таящихся в наречиях, поверьях, местностях Словенских народов, и собрал богатейшие сокровища. Чудным образом все рукописи и материалы его достались после его смерти Полевому <…> Пушкин и Вяземский умоляли Глинку упросить вдову этого человека одной строкой уполномочить их на отнятие у Полевого золотого рудника, но Глинка, по некоторым обстоятельствам, тогда отказался. Теперь же познакомил меня с нею, и опись бумагам, доверенность в моих руках. Как только буду иметь малейшее средство приехать в Москву, то явлюсь туда грозой для тати — Полевого, и я докажу всем, что он вор, и вырву у него из рук последнее сокровище. Повидайся нарочно с Пушкиным и стороной заговори об этом, ты увидишь, что он тебе скажет. Да, мой друг, это оружие повернее всех полемических распрей» (Лет. ГЛМ, с. 482). Имеется в виду история с рукописным наследием страстного собирателя народных песен, преданий и обычаев Адама Чарноцкого, жившего в России и писавшего под псевдонимом Зориан Яковлевич Доленга-Ходаковский. В «Родословной моего героя» Пушкин сравнил себя с этим оригинальным скитальцем: «Но каюсь: новый Ходаковский, // Люблю от бабушки московской // Я толки слушать о родне, // Об отдаленной старине».

¹⁴⁴

В «Литературной газете» печаталась серия историко-литературных статей П. А. Катенина «Размышления и разборы».

¹⁴⁵

Наряду с дневниковыми записями и письмами А. И. Тургенева (об этом см. т. II, с. 506 наст. изд.) запись П. А. Вяземского является одной из самых существенных для восстановления творческой истории последних глав «Евгения Онегина». Хотя Пушкин и прочитал Вяземскому «декабристские строфы» романа, но из контекста записи следует, что эта «славная хроника» рассматривалась поэтом как ядро десятой главы, предполагаемой, но не могущей по не зависящим от автора обстоятельствам быть включенной в роман. Утверждение весной 1828 г. либерального цензурного устава создавало иллюзию ослабления административного гнета. В эти годы Пушкин надеялся, что Николай I амнистирует декабристов и осуществит прогрессивные государственные реформы; тогда бы стало возможным обращение к недавней истории и изображение неприглядных черт минувшего царствования. Однако надежды на дальновидность политического курса правительства не оправдались, и Пушкин вынужден был урезать замысел «Евгения Онегина», приноровляясь к реальным условиям.

¹⁴⁶

Первый муж Е. М. Хитрово граф Ф. И. Тизенгаузен погиб в 1806 г. при Аустерлице; в 1811 г. она вторично вышла замуж за генерал-майора Н. Ф. Хитрово, который умер в 1819 г.; таким образом, Е. М. Хитрово в возрасте 36 лет овдовела во второй раз. Острота Пушкина построена на сопоставлении ее участи и судьбы великого князя Константина Павловича; под его первым вдовством Пушкин подразумевает отказ в 1825 г. от российского престола; его второе вдовство — изгнание из Варшавы во время восстания Польши.

¹⁴⁷

О спорах Пушкина с Вяземским по польскому вопросу — см. т. II, с. 506 наст. изд.

¹⁴⁸

В последней строфе стихотворения «Бородинская годовщина» Пушкин упоминал А. А. Суворова, внука знаменитого генералиссимуса Суворова, доставившего в Петербург донесение Паскевича о взятии Варшавы.

¹⁴⁹

Исключительно ценная запись современника, хорошо знавшего тайные пружины придворных интриг П. А. Вяземский ясно указывает на политический характер убийства Пушкина и Лермонтова.

¹⁵⁰

Н. А. МАРКЕВИЧ: Николай Андреевич Маркевич (1804–1860) — историк, этнограф, поэт, автор «Украинских мелодий» (1831), элегий, переводов из Байрона. Его воспоминания о Благородном пансионе писались в 1850-е годы (в них есть упоминание о смерти Л. С. Пушкина в 1852 г.). При работе над мемуарами Маркевич пользовался ранними дневниками, записями, перепиской и т. д. Они особенно ценны как документ времени: в них получила отражение эпоха общественного подъема 1810-х годов, которой были захвачены пансионеры; они, несомненно, достоверное свидетельство резких антиправительственных настроений среди молодежи, чему у нас есть и другие подтверждения.

Несколько сложнее вопрос о достоверности сообщаемых Маркевичем сведений о Пушкине. Он общался с Пушкиным недолго и преимущественно внешне; рассказанные им эпизоды встреч позволяют судить о снисходительном и слегка ироническом отношении юноши Пушкина к мальчику-пансионеру с чрезмерными литературными и интеллектуальными претензиями (так, едва ли не мистификацией следует считать разговор о возможной ссылке Пушкина в революционную Испанию). Многое взято Маркевичем из вторых рук, хотя и из близкого и даже семейного окружения Пушкина; там, где сведения его поддаются проверке, они нередко оказываются спутанными и перетолкованными, хотя почти никогда не выдуманы полностью: сквозь наслоения просматривается подлинный эпизод. Как это обычно для школьного фольклора, мемуары Маркевича более чем наполовину состоят из рассказов о «молодечестве» Пушкина по отношению к властям; реальная основа этих рассказов более всего затемнена легендарными подробностями (так, самый характер «отношений» Пушкина с царем, конечно, анекдотичен). Несомненно, на ранние рассказы здесь наслоились и поздние анекдоты о Пушкине. При всем том воспоминания Маркевича — единственные, вышедшие из ближайшей окололицейской среды и из непосредственного пушкинского окружения; они ценны и отдельными фактическими сведениями, и как факт восприятия личности и творчества Пушкина, и как свидетельство распространенности и революционизирующей роли его стихов (здесь Маркевич иной раз сообщает сведения первостепенной важности, см. коммент. 7).

Опубликованы (в разных фрагментах): ЛН, т. 59, Л., 1954, с. 501–512; Глинка в воспоминаниях современников. М., 1955: с. 119–141 (Н. Г. Розенблюм); Косачевская Е. М. Михаил Андреевич Балугьянский и Петербургский университет первой четверти XIX века. Л., 1971, с. 163–166, 171; она же. Он воспевал мечту прекрасную свободы — Радуга., 1974. № 6, с. 153–158; Писатели-декабристы в воспоминаниях современников. В 2-х томах. Т.2. М., 1980, с. 289–302 (И. Б. Мушина).

¹⁵¹

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ. (Стр. 149). Автограф (ИРЛИ, ф. 488, оп. 1, № 82).

¹⁵²

Невский зритель, 1820, № 2, с. 86–87.

¹⁵³

Строка из эпиграммы «За ужином объелся я…», приписываемой Пушкину (см.: Греч, с. 463).

¹⁵⁴

Существует несколько рассказов об этой дуэли (состоявшейся осенью — зимой 1819 г.); рассказ Маркевича ближе всего к версии М. А. Максимовича (РС, 1888, № 9, с. 414).

¹⁵⁵

Эта опера неизвестна.

¹⁵⁶

Стихотворение «Фавн и пастушка. Картины» (1814–1816) в лицейском списке стихотворений носило название «Картины» (Рукою П., с. 226–227). Указания Маркевича на прямые источники пушкинских стихов (здесь и далее) нередко носят слишком общий и любительский характер; так, не соответствует действительности указание на Парни как прямой образец «Фавна и пастушки» (Томашевский Б. В.Пушкин и Франция, с. 83).

¹⁵⁷

Выражение принадлежит Д. П. Горчакову. («Послание к князю С. Н. Долгорукову», 1807–1811).

¹⁵⁸

А. С. Стурдза был автором монархического и клерикального сочинения на французском языке «О современном положении Германии», где объявлял немецкие университеты рассадниками революционных идей. А. фон Коцебу, поддержавший идеи Стурдзы, был убит 23 марта 1819 г. студентом К.Зандом как агент русского правительства; Стурдза, спасаясь от опасности, спешно покинул Германию. Эти события в конце марта получили широкий резонанс в русском обществе. Воспоминания Маркевича здесь совершенно точны; эпиграмма Пушкина приведена им по списку или по памяти и имеет отличия от известных текстов; он точно называет адресата, в то время как большинство современников считало эпиграмму обращенной к Аракчееву.

¹⁵⁹

См. с. 76–77.

¹⁶⁰

Перевод стихотворения Вольтера «К госпоже дю Шатле» (1741).

¹⁶¹

«Картина I» «Картин» Парни.

¹⁶²

Строки из послания Жуковского «К Воейкову» (1814).

¹⁶³

См.: «Красавице, которая нюхала табак» (1814).

¹⁶⁴

По-видимому, «Заздравный кубок» (1816).

¹⁶⁵

Цитаты из стихотворения «Слеза» (1815).

¹⁶⁶

Цитата неточна (следует: «наперсник муз любимый»).

¹⁶⁷

Ошибка: цитируются строки из послания «К Чаадаеву» (1818).

¹⁶⁸

Рассказ имеет в основе реальный эпизод, искаженный и дополненный слухами. Он относится не к Н. В. Кочубей (которая действительно была предметом увлечения Пушкина в Лицее), а к фрейлине княжне В. М. Волконской (см. с. 78–79 наст. изд.); цитируемые стихи — «К Наталье» (1813) и «К Наташе» (1814) адресованы крепостной актрисе домашнего театра графа В. В. Толстого и горничной В. М. Волконской.

¹⁶⁹

См. с. 85 наст. изд.

¹⁷⁰

Отзвуки слуха о наказании Пушкина в секретной канцелярии Министерства внутренних дел, распространенного Ф. И. Толстым (см. с. 227 наст. изд., дневник Ф. Н. Лугинина). Рассказ о пушкинской браваде совершенно фантастичен: оскорбленный, доведенный до отчаяния, Пушкин готов был на самоубийство и прямые выступления против властей, но стремился в то же время пресечь распространение клеветы (XIII, 227–228).

¹⁷¹

Существует несколько вариантов этого анекдота, обычно связываемого с актрисой В. Н. Асенковой и относимого к 1830 годам; ср., напр., рассказ М. М. Попова (РС, 1874, № 8, с. 686); в качестве подлинного автора этой статьи осведомленные современники называли Пав. А.Муханова (Врем. ПК, 1967–1968. Л., 1970, с. 74–75).

¹⁷²

Стихотворения «К Каверину» («Забудь, любезный мой Каверин…», 1817) и «К Н. Я. Плюсковой» (1818).

¹⁷³

В. А. ЭРТЕЛЬ: Василий Андреевич Эртель (1793–1847) — уроженец Виттенберга, окончивший Лейпцигский университет, писатель и переводчик. Воспоминания его относятся к 1819 году (в этом время он гувернер и учитель немецкого языка в Благородном пансионе при Лицее); они касаются малодокументированного периода в жизни Пушкина и интересны бытовыми и историко-литературными деталями (в частности, известиями о театральных интересах пушкинского кружка). Опубликованы анонимно еще при жизни Пушкина в составе автобиографической повести (в русском и немецком вариантах), однако точны документально. Автор назван В. П. Гаевским (Совр., 1853, т. 39, отд. 3, с. 29).

Впервые: Russischer Almanach für 1832 und 1833 von W. Oertel und A. Gliebow, SPb, 1832 (Русский альманах на 1832 и 1833 годы, изданный В.Эртелем и А.Глебовым. СПб., 1832).

¹⁷⁴

ИЗ «ВЫПИСКИ ИЗ БУМАГ ДЯДИ АЛЕКСАНДРА». (Стр. 162). Русский альманах на 1832 и 1833 годы, с. 282–285,296, 298–301.

¹⁷⁵

«Руслан и Людмила».

¹⁷⁶

И. И. ЛАЖЕЧНИКОВ: Иван Иванович Лажечников (1792–1869) — известный исторический романист. В момент знакомства с Пушкиным — адъютант графа А. И. Остермана-Толстого, прошедший войну 1812–1814 гг. начииаюший писатель, уже выпустивший свои «Походные записки русского офицера» (1817). В 1831–1837 гг. — директор училищ Тверской гимназии. Дружеские отношения связывают его с Белинским, которому он пытается помочь поступить в университет и в дальнейшем с вниманием, и все возрастающим уважением следит за его литературной работой. Искренность и доброжелательность Лажечникова снискивают ему симпатии и в демократических кругах, несмотря на черты консервативности и официального патриотизма, характерные для его творчества и усиливающиеся со временем. Работу над мемуарами Лажечников начал еще в 1854 г. по просьбе издателя «Пантеона» Ф. А. Кони и опасался негодования «некоторых журналистов» и противодействия цензуры (письмо к Ф. А. Кони 27 сентября 1854 г. — «Из портфеля старого журналиста» СПб., 1912, с. 4–5). Мемуары несут на себе печать его личности; вместе с тем в них очевидно полемическое начало. Центральное место в его воспоминаниях о Пушкине занимает спор о «Ледяном доме»; о Тредиаковском и Волынском, и — о Бироне, которые для него являются воплощением национального и чужеродного начал в середине XVIII в. Спор ведется не только с Пушкиным, но и с позднейшей критикой и историографией 1840-1850-х гг., — и это приводит к подсознательной аберрации, хронологической подстановке, несколько меняющей подлинный исторический взгляд Пушкина (см. ниже). О Пушкине и Лажечникове см.: Модзаяевский, с. 97–122.

Воспоминания Лажечникова впервые опубликованы в «Русском вестнике» (1856, февраль, № 2), перепечатаны в собрании сочинений И. И. Лажечникова, СПб., 1858 с Цензурная купюра в приведенном здесь письме Пушкина восстановлена по изд: А. С. Пушкин. Полн. собр. соч. Под ред. П. А. Ефремова, т. VII. М., 1882, с. 370–371.

Ефремову были известны подлинники писем, ныне утраченные. Имя Денисевича, замененное в тексте NN, восстановлено по письму Лажечникова Пушкину от 19 декабря 1831 г. (XIV, 250).

¹⁷⁷

ЗНАКОМСТВО МОЕ С ПУШКИНЫМ. (Стр. 166). И. И. Лажечников. Собрание сочинений, т. VII. СПб., 1858, с. 297, 304–344.

¹⁷⁸

Поэма «Руслан и Людмила» вышла позже, в начале августа 1820 г.

¹⁷⁹

Фронтовой офицер — может быть, П. А. Катенин. В письме к нему (около 12 сентября 1825 г.) Пушкин напоминает ему об этом эпизоде (XIII, 225).

¹⁸⁰

Близкое изложение этого же эпизода есть в письме Лажечникова Пушкину 19 декабря 1831 г. из Твери (XIV, 250).

¹⁸¹

Роман «Последний Новик» (части 1–2) Лажечников послал Пушкину 19 декабря 1831 г. «Приятель» его (лицо неустановленное) передал Пушкину, видимо, третью часть романа. Похвала Пушкина содержалась в опущенной мемуаристом части письма.

¹⁸²

Рукописное сочинение П. И. Рычкова, опубликованное Пушкиным во II томе «Истории Пугачевского бунта» под назв.: «Осада Оренбурга (Летопись Рычкова)», — послано при письме 30 марта 1834 г. (XV, 122).

¹⁸³

«История Пугачевского бунта» (ч. 1-11, СПб., 1834), с приложенным портретом Пугачева.

¹⁸⁴

Изложение следственного дела («Записка об Артемии Волынском») было скопировано Пушкиным в 1836 г.; полностью опубликовано в 1858 г.

¹⁸⁵

Рапорт В. К. Тредиаковского Академии наук от 10 февраля 1740 г. также был в копии в бумагах Пушкина. Опубликован в 1845 г.

¹⁸⁶

Письмо Лажечникова Пушкину от 22 ноября 1835 г. (XVI, 63–67).

¹⁸⁷

Слова О. И. Сенковского в рецензии на «Ледяной дом» (БдЧ, 1835, т. XII, Критика, с. 29–30). В подлинном письме отзыв о Сенковском гораздо резче.

¹⁸⁸

Непосредственными адресатами этого полемического пассажа являются, по-видимому, А. Д. Галахов, историк С. М. Соловьев, писавший о Тредиаковском как историческом писателе, и др. Однако очень вероятно, что Лажечников учитывает также позицию Белинского. С 1834 г. Белинский неоднократно упоминает о готовящемся «Ледяном доме», романе «европейского достоинства» («Молва», 1835,№ 10; ср. Белинский, I, с. 39, 97, 126, 152, 173), и обещает читателям полный разбор его («Молва», 1835, № 27–30;Белинский, I, 238). Лажечников, очень удовлетворенный согласием Белинского написать отзыв («Белинский и его корреспонденты». М., 1948, с. 176–178), рассчитывал, что критик специально остановится на вопросах, затронутых в его переписке с Пушкиным, — и именно так, как сделал он сам в своем ответе. Поэтому он послал Белинскому как отзыв Пушкина, так и свой черновик. Поскольку Белинский задерживал рецензию, Лажечников в марте 1836 г. просил возвратить их (там же, с. 180). Одновременно Белинский еще раз (но очень неопределенно) выражает надежду на появление рецензии о «Ледяном доме» (Тел., 1836, № 4, с. 664; Белинский, II, с. 50); в статье (Ничто о ничем…) он уже оценивает роман как «произведение, конечно, не гениальное, не великое, не бессмертное, но ознаменованное печатью истинного дарования». К этому времени относится и начало литературных разногласий Белинского с Лажечниковым, недовольным похвалами критика «Современнику» и «Ревизору» Гоголя («Белинский и его корреспонденты», с. 181–183; А. А. Корнилов. Молодые годы Михаила Бакунина. М., 1915, с. 256). Нет сомнения, что Лажечников был обижен на Белинского за невыполнение обещания и что Белинский в споре Пушкина с Лажечниковым уже склонялся на сторону Пушкина и не хотел выступать против него в печати. Рецензию на «Ледяной дом» он опубликовал только в 1839 г., после смерти Пушкина; весьма положительно оценив роман, он специально оговорился, что не касается вопроса о достоверности фигур Волынского и Бирона, представляющих «загадку в историческом отношении» (Белинский, III, с. 9, 15). В 1845 г., когда его разногласия с Лажечниковым еще более углубились (см.: Ю. Г. Оксман. Переписка Белинского. — ЛН, 56, с. 239), он в статье «Славянский сборник», не называя имени Лажечникова, дает прямо отрицательный отзыв о традиционных и канонизированных «Ледяным домом» трактовках Волынского и Тредиаковского, совпадающий с отзывом Пушкина (Белинский, IX, с. 189–190). Авторство Белинского Лажечникову, видимо, известно не было, так как статья появилась анонимно (ОЗ, 1845, № 8, отд. V, с. 23–48).

¹⁸⁹

Полемику о Бироне Лажечников ведет не по существу так как не улавливает исторической концепции Пушкина. Пушкин не «оправдывал» Бирона со стороны его личных качеств, а видел в нем деятеля, жестокими мерами противодействовавшего дворянской фронде, — чем и определял его историческую роль и посмертную репутацию.

¹⁹⁰

Полемика Пушкина с Лажечниковым о Тредиаковском также носила принципиальный характер, не вполне понятый Лажечниковым: в 1835–1836 гг. Пушкина особенно волнует проблема общественного положения и поведения писателя и ученого (ср., напр., «Путешествие из Москвы в Петербург» с положительной оценкой Тредиаковского). Он имел в виду продолжить начатый спор в печати; к 1835 г. относится замысел его статьи о «Ледяном доме»; в 1836 г. он предполагает напечатать в «Современнике» «Записку об Артемии Волынском» и рапорт Тредиаковского; намерению этому помешала смерть. (См.:Н. Н. Петрунина. Два замысла Пушкина для «Современника». — РЛ, 1966, № 4, с. 153–160, Переписка П., 2, с. 332–350).

¹⁹¹

Два письма — от 19 декабря 1831 г., где упоминается о старом знакомстве (ср. в цитируемой записке: «возобновить старое, минутное знакомство»), и 30 марта 1834 г. Оба письма требовали ответа, между тем на первое Пушкин отвечал устно (см. выше), на второе — написал ответ (3 июня 1834 г. — Письма IV, с. 48), но не отправил его. В этом ответе есть очень близкая формула: «Я всегда желал возобновить старое наше знакомство» (XV, 328), что свидетельствует о небольшом временном разрыве. К 1836 г. Пушкин получил не два, а три письма Лажечникова (третье — 22 ноября 1835 г. — о «Ледяном доме»).

¹⁹²

Романы — «Последний Новик» (см. выше) и, видимо, глава «Ледяная статуя» из «Ледяного дома», о которой Пушкин упоминает в цитированном черновике от 3 июня 1834 г. («С нетерпением ожидаем вашего нового творения, из коего прекрасный отрывок читал я в Альманахе Максимовича» (то есть «Деннице» на 1834) — XV, 328).

¹⁹³

Это письмо, не имеющее даты, Лажечников датирует предположительно 1836 г. и видит в нем последнее из серии писем к нему Пушкина. Такая дата (20(?) мая 1836 г.) обосновывается и в последнем издании писем Пушкина (Письма IV, с. 141). Более вероятной представляется дата, принятая в Академическом собрании сочинений Пушкина, — около 20 августа 1834 г. (?) (XV, 186), хотя она и ставит под сомнение точность рассказа Лажечникова. В пользу ее говорит прежде всего фразеологическая связь с неотправленным письмом 1834 г., упоминание о двух (а не трех) письмах, а также данные итинерария Пушкина: в 1834 г. он ехал через Тверь в Полотняный завод и вернулся 15 октября; в 1836 г. он был в Твери 1 мая, приезжая в Москву на короткий срок до родов жены и спешил обратно в 20-х числах; о намерениях его предпринять новую поездку ничего не известно. Окончательное и удовлетворительное разрешение этого вопроса в настоящее время затруднительно; можно думать, что здесь — аберрация памяти Лажечникова, обусловленная полемической установкой мемуаров.

¹⁹⁴

П. А. КАТЕНИН: Павел Александрович Катенин (1792–1853) — драматург, критик и поэт, одно время близкий Грибоедову, Жандру, Кюхельбекеру, Шаховскому, театральный учитель Колосовой и Каратыгина. В 1817–1818 гг. был одним из лидеров преддекабристского «Военного общества»; в 1822 г., высланный за оппозицию и фрондерство в свою деревню Шаево Костромской губернии, оказался в политической и литературной изоляции. Его отношения с Пушкиным чреваты обоюдным тяготением и столь же сильным антагонизмом, взаимным признанием литературных заслуг — и острейшей внутренней полемикой. Энциклопедически образованный и оригинальный критик, автор смелых поэтических экспериментов (по отзыву Пушкина в 1819 г. — «полных силы и огня, но отверженных вкусом и гармонией») парадоксально сочетался в Катенине с доктринером, догматичным в суждениях и нетерпимым в повседневном поведении. Эти качества во многом определили литературную и общественную судьбу Катенина — все увеличивающийся разрыв с современностью, роль живого анахронизма, вызывавшего сначала разочарование, затем насмешку и равнодушие. Пушкин находил в нем типичные черты литератора XVIII столетия. Однако Катенин до конца жизни не оставлял литературной работы. Его воспоминания о Пушкине есть своего рода литературное завещание, переданное историку литературы (П. В. Анненкову) и обращенное к историкам; с присущими ему темпераментом и категоричностью Катенин утверждает в мемуарах свои взгляды на литературную жизнь 1810-1830-х гг. Архаик, оппозиционный к новым веяниям, он рассматривает Пушкина на фоне Ломоносова и Державина; он отвергает «Бориса Годунова» и остается холоден к романтическим поэмам, — и тут же вновь обнаруживает своеобразие своей критической позиции, поднимая на щит как раз то, что не было оценено при жизни Пушкина ни «классиками», ни «романтиками», — «Евгения Онегина», «Графа Нулина», сказки, прозу.

И столь же двойственный характер носит самый тон его мемуаров. Стремясь восстановить свою подлинную роль в литературной жизни, Катенин преувеличивал ее. Отсюда снисходительно покровительственный тон его рассказа о Пушкине, поза наставника, каким он был для Пушкина лишь отчасти и недолго — в 1818–1819 гг. И в то же время за этими интонациями ощущается симпатия и привязанность к Пушкину, благодарность за память и поддержку, — а из порицаний и оговорок вырисовывается облик первого из русских литераторов.

При этой субъективности, с фактической стороны мемуары совершенно точны (Катенин обладал необыкновенной памятью). Однако они умалчивают о многом. Политически неблагонадежный, фрондирующий в своей фактической ссылке, Катенин в 1852 г. мог лишь намекать на политический характер его полемики с Пушкиным о «Старой были» или на пропуски в «Онегине», о чем он скупо рассказал в 1853 г. в письме к Анненкову, сообщив уникальные сведения по творческой истории VIII главы пушкинского романа (Лит. критик, 1940, № 7–8, с. 231).

Воспоминания составлялись по просьбе П. В. Анненкова и закончены 9 апреля 1852 г. Впервые опубликованы в отрывках в изд.: Анненков, с.44, 55–57, 67, 288. Полностью: «Воспоминания П. А. Катенина о Пушкине». Вступительная статья и примечания Ю.Оксмана. — ЛН, т. 16–18, с. 619–656.

¹⁹⁵

ВОСПОМИНАНИЯ О ПУШКИНЕ. (Стр. 180). ЛН, т. 16–18, с. 619–656.

¹⁹⁶

По-видимому, эта встреча состоялась 27 августа 1817 г. на представлении драмы А.Коцебу «Сила клятвы»; впрочем, в рассказе Катенина здесь возможны небольшие хронологические неточности.

¹⁹⁷

Гвардия вернулась из Москвы в конце июня 1818 г

¹⁹⁸

Стремление Пушкина избежать визитов малознакомых людей было вызвано крайней бедностью его бытовой обстановки в период жизни с родителями. См. письмо его брату 25 августа 1823 г. (XIII, 67–68).

¹⁹⁹

К июлю 1818 г. было опубликовано около 30 стихотворений Пушкина. В сборники 1826 и 1829 гг. Пушкин, помимо «Пробуждения» («Мечты, мечты…»), ввел и ряд других ранних стихов (в переработанном виде).

²⁰⁰

Знакомство Пушкина с Шаховским состоялось в декабре 1818 г. Об интересе Шаховского к «Руслану и Людмиле» свидетельствует и А. Е. Асенкова, посещавшая салон зимой 1818/19 г.: «Очень часто бывал Пушкин. По просьбе гостей он читал свои сочинения; между прочим несколько глав «Руслана и Людмилы», которые потом появились в печати совершенно в другом виде. Читал и другие отрывки и отдельные лирические пьесы, большею частью на память, почти всегда за ужином. Он всегда был весел: острил и хохотал вместе с нами, когда мы смеялись над его длинными когтями. Нередко разрезывал кушанье и потчевал нас» («Театральный и музыкальный вестник», 1857, № 51, с. 723). В 1824 г. Шаховской поставил «волшебную комедию в стихах» «Финн» на темы «Руслана и Людмилы». В 1825 с в письме к Катенину Пушкин вспоминал вечер у Шаховского как один из лучших в своей жизни (XIII, 225); однако на протяжении 1819–1820 гг. растет его охлаждение к кружку, закончившееся разрывом после сплетни Ф.Толстого о наказании Пушкина в секретной канцелярии Министерства внутренних дел.

²⁰¹

Шаховской был одним из основных противников «Арзамаса» (см. вступит, статью). Преувеличенное мнение об интригах Шаховского как прямой причине гибели В. А. Озерова отразилось в послании Пушкина «К Жуковскому» (1816), которое и имеет в виду Катенин.

²⁰²

Речь идет о «Письме к сочинителю критики на поэму «Руслан и Людмила» (А. Ф. Воейкову) (СО, 1820, № 38, с. 226–229, с подп.: NN), вышедшей уже после отъезда Пушкина. Пушкин также предполагал авторство Катенина (Письмо Л. С. Пушкину 27 июля 1821 г. — XIII, 30).

²⁰³

Письмо Катенина не сохранилось; ответное письмо ему Пушкина — 19 июля 1822 г. (XIII, 41). В комедии Катенина «Сплетни», перевод из Грессе (поставлена 31 декабря 1820 г.), была возможность толковать некоторые реплики как косвенно направленные против Пушкина. Катенин счел намеком на это стих Пушкина в послании «К Чаадаеву» — «И сплетней разбирать игривую затею…» (СО, 1821, № 35), имевший в виду Ф.Толстого.

²⁰⁴

Переписка Пушкина с Катениным возобновилась в 1825 г., встретились они в 1827 г. (см. с. 482). О политических разногласиях Пушкина и Катенина см. ниже.

²⁰⁵

Катенин уехал, по-видимому, около 20 июня 1827 г. (Письма П. А. Катенина к Н. И. Бахтину. СПб., 1911, с. 93).

²⁰⁶

В «Литературную газету» Катенин был привлечен, несомненно, по инициативе Пушкина, думавшего о журнале с его участием еще в 1824 г. (XIII, 96); об этом он писал Катенину из Михайловского (XIII, 261). Его «Размышления и разборы» см.: ЛГ, 1830, № 4, 5, 9-11, 19–21, 32, 33, 40–44, 50, 51, 67–72 (переизд.: Катенин П. А. Размышления и разборы. М., 1981). Предположение о принадлежности Пушкину «Ассамблеи при Петре I» (ЛГ, 1830, № 13, с. 99–100) Катенин высказал и в письме к Бахтину от 3 апреля 1830 г. (Письма П. А. Катенина к Н. И. Бахтину, СПб., 1911, с. 176).

²⁰⁷

Сюжет «Старой были» (состязание греческого певца, прославляющего самодержавного князя, с русским певцом-дружинником, отказавшимся от песни) содержал завуалированный намек на самого Катенина, оставшегося в оппозиции, и Пушкина, якобы ставшего певцом монархической власти (в «Стансах», 1826, и «Друзьям», 1828). Посылая «Старую быль» Пушкину, Катенин снабдил ее посвятительным посланием «А. С. Пушкину» (где содержались упомянутые им иронические пассажи о Карамзине и «романтиках»). Пушкин отвечал комплиментарным по форме и резко саркастическим по существу «Ответом Катенину», который напечатал вместе со «Старой былью» в СЦ на 1829, с. 120 (см.:Ю. Н. Тынянов. Архаисты и новаторы. Л., 1929, с. 160–175). Послание «Александру Сергеевичу Пушкину» было напечатано в «Сочинениях и переводах в стихах Павла Катенина» (т. I, СПб, 1832, с. 98), а затем (без подписи) в Совр., т. IV, 1837, с. 174–177.

²⁰⁸

Полемические статьи Катенина против Сомова и Греча появились в СО, 1822 (ч. 76–78). Письмо Пушкина с осуждением их неизвестно; может быть, к нему относятся черновые наброски письма, датируемого апрелем-маем 1822 г. (XIII, 37). Далее речь идет об «Отрывках из литературных летописей» и статьях «Торжество дружбы, или Оправданный А. А. Орлов» и «Несколько слов о мизинце г. Булгарина и о прочем», написанных от имени пародийного Феофилакта Косичкина (см. также: «Письма П. А. Катенина к Н. И. Бахтину». СПб., 1911, с. 176.

²⁰⁹

Примечание Пушкина со ссылкой на Катенина появилось в отдельном издании романа (1833) (см. VI, 197). В письме к Анненкову от 24 апреля 1853 г. Катенин сообщил и другие подробности этого разговора. «Об осьмой главе «Онегина», — писал он, — слышал я от покойного в 1832-м году, что сверх Нижегородской ярмонки и Одесской пристани, Евгений видел военные поселения, заведенные гр. Аракчеевым, и тут были замечания, суждения, выражения слишком резкие для обнародования, и потому он рассудил за благо предать их вечному забвению, и вместе выкинуть из повести всю главу, без них слишком короткую и как бы оскудевшую» («Лит. критик», 1940, № 7–8, с. 231).

²¹⁰

Сохранилась записка к Пушкину Е. М. Хитрово (15 декабря 1832 г. — XV, 38), где сообщается, что продано 49 подписных билетов на 735 рублей.

²¹¹

О «большом шуме», который производил Катенин в заседаниях Российской академии, занимавшейся обсуждением статей академического словаря русского языка, Пушкин с юмором рассказывал братьям Языковым (ИВ, 1883, № 12, с. 537); см. также: Плетнев, т. III, с. 526–527; Л. Б. Модзалевский. Пушкин — член Российской академии. — «Вестник АН СССР», 1937, № 2–3, с. 247–249. В январе-июне 1833 г. они вместе посетили 7 заседаний (Черейский, 1988. С.187).

²¹²

Встреча состоялась, по-видимому, 10 или 11 марта 1834 г. Болезнь Н. Н. Пушкиной — результат выкидыша (4 марта). См. ЛН, т. 16–18, с. 653.

²¹³

Эти письма не сохранились. Отрывок одного из них (от 20 апреля 1835 г.) был процитирован Катениным в письме П. В. Анненкову от 24 апреля 1853 г. См. Письма, IV, № 95.

²¹⁴

Отражение в «Руслане и Людмиле» сказки Вольтера «Что нравится дамам» («Ce qui plaît aux dames», 1763) весьма вероятно. Эту сказку Пушкин начал переводить в 1825 г. См.: Н. О. Лернер. Рассказ про доброго Роберта. — ПиС, вып. 38–39. Л., 1930, с. 108–112.

²¹⁵

Катенин говорит об ироническом упоминании в «Медном всаднике» графа Д. И. Хвостова.

²¹⁶

Резко отрицательный разбор «Бориса Годунова» Катенин дал в двух письмах неизвестному лицу в феврале 1831 г. («Помощь голодающим», М., 1892, с. 253–258; ЛН, т. 58, с. 101–102).

²¹⁷

«Моцарт и Сальери» был поставлен 27 января 1832 г. в Большом театре. По поводу этого утверждения Катенина у него завязалась в 1852 г. полемическая переписка с Анненковым (см.: Л. Н. Майков. Пушкин. СПб., 1899, с. 320–321). Может быть, ответом на упреки Катенина была заметка Пушкина «В первое представление Дон-Жуана…» (XI, 218).

²¹⁸

Одним из литературных источников «Русалки» действительно была драма К.-Ф.Генслера «Днепровская русалка», популярная на русской сцене в переделке Н.Краснополъского. См.: И. Н. Жданов. «Русалка» Пушкина и «Donauweibchen» Генслера. — «Памяти Пушкина». СПб., 1900, с. 139–178. Утверждение о «незаконченности» «Каменного гостя» и «Скупого рыцаря» — явная ошибка.

²¹⁹

См. III, 334 и след.

²²⁰

Связь «Барышни-крестьянки» с комедией Мариво «Игра любви и случая» не лишена вероятия. См.:ЛН, Т. 16–18, с. 656; В. В. Гиппиус. От Пушкина до Блока. М.-Л., 1966, с. 26–27.

²²¹

Цитата из комической оперы А. Р. Аблесимова «Мельник-колдун, обманщик и сват» (1779).

²²²

А. М. КАРАТЫГИНА: Александра Михайловна Каратыгина (урожд. Колосова, 1802–1880) — актриса, жена трагика В. А. Каратыгина; как и ее муж, театральная ученица Катенина. Известность ей принесли роли в трагедии и «высокой комедии»; в 1819 — начале 1820-х гг. она считалась соперницей великой трагической актрисы Е. С. Семеновой. На сцене, как и в жизни, Каратыгина принадлежала к элите, актерской «аристократии». Пережив недолгую полосу увлечения ее игрой, Пушкин уже в 1819 г. становится приверженцем «партии Семеновой» (см. «Мои замечания о русском театре», 1819). Отчасти этим вызвана его резкая эпиграмма на Колосову; в дальнейшем, заглаживая конфликт, Пушкин пишет ей из ссылки подчеркнуто комплиментарные стихи. Сложность отношений Пушкина с Катениным в известной мере сказалась и в общении его с Каратыгиной. В ее воспоминаниях о Пушкине, очень ценных по бытовому и историко-театральному материалу и отличающихся несомненными литературными достоинствами, эта принципиальная сторона отношений не отразилась. Между тем вряд ли она была вовсе не известна мемуаристке, поддерживавшей постоянную связь и переписку с Катениным. По-видимому, историю своего знакомства с Пушкиным она несколько идеализирует. Не упоминает она и о резко критических отзывах о творчестве Пушкина В. А. Каратыгина, в которых он, несомненно, является «эхом Катенина». См. заметку Ю. Г. Оксмана «Пушкин и А. М. Колосова» (П. А. Каратыгин. Записки, т. II. Л., 1930, с. 310–322).

Воспоминания Каратыгиной написаны, согласно авторской помете, в Петербурге в 1879 г.

Непосредственным поводом для написания послужила публикация в 1879 г. П. П. Каратыгиным, племянником актрисы, эпиграммы Пушкина (РС, 1879, № 6, с. 380), сообщенной ему самой же Каратыгиной. Впервые воспоминания опубликованы: РС, 1880, № 7, с. 565–574.

²²³

МОЕ ЗНАКОМСТВО С А. С. ПУШКИНЫМ. (Стр. 192). П. А. Каратыгин. Записки. Новое издание по рукописи под редакцией Б. В. Казанского, при участии Ю. А. Нелидова, Ю. Г. Оксмана и Н. С. Цемша. Т II. Л., «Academia», 1930, с. 268–288.

²²⁴

Эпиграмма Пушкина, опущенная Каратыгиной, вводится в мемуары по тексту, опубликованному П. П. Каратыгиным. См. о нем: О. С. Муравьева. Эпиграмма Пушкина «Все пленяет нас в Эсфири…» — Новые безделки. М., 1995–1996. С. 347–353.

²²⁵

Частые посещения Колосовых Пушкиным относятся, по-видимому, к январю-ноябрю 1819 г. Зимой 1819/20 г. отношения охлаждаются, так как Пушкин примыкает к театральной партии соперницы Колосовой — Е. С. Семеновой. См. И.Медведева. Екатерина Семенова. Жизнь и творчество трагической актрисы. М., 1964, с. 196–215.

²²⁶

По-видимому, здесь хронологическая неточность, и эпизод относится к августу-сентябрю 1819 г. Дата «1818» могла быть подсказана записками П. А. Каратыгина, где рассказан очень близкий анекдот о том, как Пушкин, выздоровев после болезни весной 1818 г., приветствовал актеров из квартиры Всеволожских, размахивая париком (П. А. Каратыгин. Записки. Л., 1970. с. 62–63). В августе 1819 г. Пушкин явился из деревни, также обрив голову (ОА, 1, с. 293, 295–296).

²²⁷

Эпиграмма, по-видимому, была написана в феврале 1820 г., после «третьего дебюта Колосовой в „Эсфири“» (4 февраля 1820 г.; указанная ею дата «3 января 1819 г.» относится к «первому дебюту»). См. О. С. Муравьева. Указ. соч., С.348. Слух о Грибоедове как косвенном виновнике эпиграммы неверен, так как Грибоедов в августе 1818 г. уехал из Петербурга.

²²⁸

Эта встреча произошла 17 июня 1827 г. (П. А. Каратыгин. Записки, т. II. Л., 1930, с. 283, прим. Ю. Г. Оксмана).

²²⁹

Сближение это (далеко не полное, см. ниже) могло осуществиться не ранее осени 1827 г., после возвращения Пушкина из Михайловского (около 17 октября); в это время у Одоевского, ранее лично незнакомого Пушкину (см. его письмо Погодину 29 апреля. — ЛН, т. 16–18, с.69), собирался весь круг «Московского вестника», в том числе бывал С. А. Соболевский (А. И. Кошелев. Записки. Берлин, 1884, с. 21; РС, 1902, № 1, с. 34). Названные Каратыгиной лица посещали Одоевского в разное время (Веневитинов умер 15 марта 1827 г., Соллогуб появился здесь не ранее 1830-х гг.). Упоминания о Пушкине в переписке Каратыгина (как правило, недоброжелательные) относятся к 1828 г.; 13 ноября 1828 г. он пишет Катенину, что «не очень знаком» с Пушкиным (БЗ, 1861, № 19, с. 599).

²³⁰

Чтение «Бориса Годунова» у Каратыгиных имело место, по-видимому, до выхода печатного издания (22–23 декабря 1830 г.); скорее всего, в начале года (до 4 марта, когда Пушкин уехал в Москву). 5 марта 1831 г. Каратыгин характеризовал вышедшего «Годунова» как «галиматью в шекспировском роде» (БЗ, 1861, № 19, с. 600).

²³¹

Предполагалась постановка сцены в Малом театре (1833 г.). См.: Н. В. Дризен. Драматическая цензура двух эпох (1825–1881). Пг. [1917], с. 143–144.

²³²

Бенефис Каратыгина был назначен на 1 февраля 1837 г. Из-за смерти и отпевания Пушкина он был перенесен на 2 февраля, но «Скупой рыцарь» был заменен водевилем, как предполагалось, из-за опасения «излишнего энтузиазма» (ПиС, вып. VI, с. 61, 67).

²³³

Стихи эти Пушкину не принадлежат, хотя Пушкин неоднократно их цитировал, называя Е. М. Хитрово «Лизой голенькой». Их приводит (как пушкинские) и В. А. Соллогуб («Воспоминания». М.-Л., 1931, с. 299), и А. О. Смирнова («Записки». Л., 1929, с. 175).

²³⁴

Ф. Н. ГЛИНКА: Федор Николаевич Глинка (1786–1880) — поэт, один из руководителей умеренного крыла Союза Благоденствия, после 1825 г. сосланный в Петрозаводск, а затем в Тверь. Председатель Вольного общества любителей российской словесности. Его личная связь с Пушкиным охватывает 1818–1820 годы; под его воздействием возникли некоторые литературно-общественные выступления Пушкина, близкие программе декабристов («Ответ на вызов написать стихи…» — см.: «К Н. Я. Плюсковой»,1818). Близкий служебно и лично генералу Милорадовичу, петербургскому генерал-губернатору, ведавшему и политическим сыском, Глинка умел воспользоваться своим положением в интересах Союза Благоденствия, отводя от его членов правительственные репрессии (Базанов, с. 183 и след.); подобным же образом он вел себя и в истории с Пушкиным, высоко оценившим его гражданскую позицию. Воспоминания Глинки о Пушкине — очень важный и достоверный источник по истории литературно-общественного движения. Они написаны в форме письма к П. И. Бартеневу, обратившемуся 21 марта 1866 года к Глинке за «разъяснениями его дружеских сношений с Пушкиным». В том же году Бартенев напечатал письмо Глинки под названием «Удаление А. С. Пушкина из

Петербурга в 1921 году», но с купюрами и искажением текста (РА, 1866, № б, ст. 917–922). По этой публикации воспоминания Глинки воспроизводились во всех сборниках воспоминаний о Пушкине, начиная с изданного в 1936 году С. Я. Гессеном. В настоящем издании публикуется по автографу полный текст письма.

²³⁵

ПИСЬМО К П. И. БАРТЕНЕВУ С ВОСПОМИНАНИЯМИ О ВЫСЫЛКЕ А. С. ПУШКИНА ИЗ ПЕТЕРБУРГА В 1820 г… (Стр. 201). Отдел письменных источников Госуд. Исторического музея; ф. 445, д. 93, л. 39–42 об.

²³⁶

Письмо П. И. Бартенева к Ф. Н. Глинке от 21 марта 1866 г. не разыскано.

²³⁷

Первоначальное знакомство Глинки с Пушкиным произошло, возможно, через В. К. Кюхельбекера, тесно связанного с семьей Глинок. В 1818–1820 гг. Пушкин, по-видимому, посещал литературные вечера Глинки (Летопись, с. 746).

²³⁸

Подробности этого эпизода неизвестны.

²³⁹

Встреча произошла в половине апреля (до 18) 1820 г. Глинка жил в доме Анненковой, 2-я Адмиралтейская часть, № 121, ныне Театральная пл.

²⁴⁰

Десть — мера писчей бумаги в 24 листа.

²⁴¹

См. также с. 89 наст. изд. (рассказ Пущина, возможно, со слов самого Глинки). Воспоминания Глинки подтверждаются современными свидетельствами С. Л. Пушкина и Н. И. Тургенева (П.Врем., 1, с. 191–195, 198). «Тетрадь Милорадовича» до нас не дошла. По некоторым рассказам, Пушкин не включил в нее эпиграмму на Аракчеева, которая не была бы ему прощена (Модзалевский, с. 337).

²⁴²

Карамзин (отчасти по настояниям Чаадаева) ходатайствовал за Пушкина перед императрицей Марией Федоровной и гр. И. А. Каподистрия, взяв с Пушкина слово два года не писать ничего против правительства. См. Летопись, с. 212.

²⁴³

Е. П. РУДЫКОВСКИЙ: Евстафий Петрович Рудыковский (1784–1851) — штаб-лекарь, сопровождавший семью Раевских в их путешествии на Кавказ и в Крым. Его бесхитростные воспоминания не вызывают сомнения в их достоверности; они правдиво передают манеру поведения молодого Пушкина, любившего пошутить, невзирая на болезни и неприятности.

Рудыковский увлекался стихотворством, что и дало повод для дружеской эпиграммы Пушкина, написанной им во время путешествия по Кавказу:

Аптеку позабудь ты для венков лавровых

И не мори больных, но усыпляй здоровых.

²⁴⁴

ВСТРЕЧА С ПУШКИНЫМ (Из записок медика). (Стр. 205). РВ, 1841, с. 25–30.

²⁴⁵

Пушкин приехал в Екатеринослав в середине мая 1820 г. и пробыл там около двух недель. Позднее, 24 сентября, он писал брату Льву. «Приехав в Екатеринославль, я соскучился, поехал кататься по Днепру, выкупался и схватил горячку, по моему обыкновенью. Генерал Раевский, который ехал на Кавказ с сыном и двумя дочерьми, нашел меня в жидовской хате, в бреду, без лекаря, за кружкою оледенелого лимонада. <…>; Сын его предложил мне путешествие к Кавказским водам, лекарь, который с ним ехал, обещал меня в дороге не уморить, Инзов благословил меня на счастливый путь — я лег в коляску больной; через неделю вылечился» (XIII, 17).

²⁴⁶

М. Н. ВОЛКОНСКАЯ: Мария Николаевна Волконская (1805–1863) — дочь Н. Н. Раевского, с января 1825 г. жена С. Г. Волконского, последовавшая за ним в Сибирь, автор «Записок» о декабристской каторге, в которых несколько страниц уделено ее знакомству с Пушкиным.

«Молодая, стройная, более высокого, чем среднего роста, брюнетка с горящими глазами, с полусмуглым лицом, с гордой походкой», она была предметом утаенной любви Пушкина (об этом см.: П. Е. Щеголев. Мария Волконская. СПб., 1922). Многие произведения, написанные им на юге («Кавказский пленник» и др.), связаны с ее именем. «Мария, идеал пушкинской Черкешенки (собственное выражение поэта), дурна собой, но очень привлекательна остротою разговоров и нежностью обращения», — писал В. И. Туманский 5 декабря 1824 г. из Одессы (В. И. Туманский. Стихотворения и письма. СПб., 1912, с. 272).

Немногословные, лаконичные воспоминания М. Н. Волконской о Пушкине хорошо передают сдержанность отношения ее к поэту, сложившегося под влиянием семейной традиции; участливая снисходительность отца, который иронизировал над одой «Вольность», несколько высокомерный тон старшей сестры Екатерины, для которой Пушкин был лишь одним из приятелей брата Николая, постоянные сарказмы Александра, трунившего над поэтом, — все это, несомненно, определило ее взгляд на личность Пушкина. К тому же ее идеалом были не люди слова, а люди дела; недаром она была дочерью одного из самых прославленных генералов русской армии, героя Отечественной войны 1812 г.

Ее последняя встреча с поэтом в Москве свидетельствует о глубоком сочувствии Пушкина к сосланным декабристам — ей должен был, но не успел поэт вручить стихотворное послание к «друзьям, братьям, товарищам»; ей дал он обещание заехать с Урала в «каторжные норы» Сибири. Прощание с ней в доме Зинаиды Волконской навсегда запомнилось Пушкину; вероятно, ей адресовано стихотворение Пушкина «На холмах Грузии» 1829–1830.

В последующие годы М. Н. Волконская становится связующим звеном между Пушкиным и декабристами — на ее имя высылаются в Сибирь «Литературная газета» Дельвига, сочинения Пушкина и другие литературные новинки. Подробнее об этом см.: М. П. Султан-Шах. М. Н. Волконская о Пушкине в ее письмах 1830–1832 годов. — П.Иссл. и мат., т. 1, 1956, с. 257–267; Т. Г. Цявловская. Мария Волконская и Пушкин. — «Прометей», I. 1962, с. 54–71.

²⁴⁷

ИЗ «ЗАПИСОК». (Стр. 207). М. Н. Волконская. Записки. СПб., 1914, с. 61–64, 91. Подлинник по-французски.

²⁴⁸

Стихи Пушкина высечены на надгробном памятнике. Об этом см.: Н. И. Удимова. Стихотворение Пушкина памяти сына С. Г. Волконского. — ЛН, т. 60, кн. 1, с. 405–410.

²⁴⁹

РАССКАЗ, ЗАПИСАННЫЙ П. И. БАРТЕНЕВЫМ. (Стр. 209). Лет. ГЛМ, с. 496–497. Датировано 21 ноября 1856

²⁵⁰

В письме к брату Льву Пушкин писал 24 сентября 1820 г.: «2 месяца жил я на Кавказе; воды мне были очень нужны и черезвычайно помогли, особенно серные горячие. Впрочем, купался в теплых кисло-серных, в железных и в кислых холодных. Все эти целебные ключи находятся не в дальнем расстоянье друг от друга, в последних отраслях Кавказских гор. Жалею, мой друг, что ты со мною вместе не видал великолепную цепь этих гор; ледяные их вершины, которые издали, на ясной заре, кажутся странными облаками, разноцветными и недвижными; жалею, что не всходил со мною на острый верх пятихолмного Бешту, Машука, Железной горы. Каменной и Змеиной. Кавказский край, знойная граница Азии — любопытен во всех отношениях. <…> Видел я берега Кубани и сторожевые станицы — любовался нашими казаками. Вечно верхом; вечно готовы драться; в вечной предосторожности! Ехал в виду неприязненных полей свободных горских народов. Вокруг нас ехали 60 казаков, за нами тащилась заряженная пушка с зажженным фитилем. Хотя черкесы нынче довольно смирны, но нельзя на них положиться; в надежде большого выкупа — они готовы напасть на известного русского генерала. <…> С полуострова Таманя, древнего Тмутараканского княжества, открылись мне берега Крыма. Морем приехали мы в Керчь» (XIII, 17–18).

²⁵¹

Имеется в виду ода Пушкина «Вольность».

²⁵²

Пушкин вступил в масонскую ложу позднее — в Кишиневе.

²⁵³

Броневский — бывший градоначальник Феодосии, живший в Кефу, где у него останавливались Раевские и Пушкин.

²⁵⁴

Ночью на корабле, при переезде из Керчи в Гурзуф, Пушкин написал элегию «Погасло дневное светило…».

²⁵⁵

О пребывании в Гурзуфе Пушкин писал брату Льву: «Мой друг, счастливейшие минуты жизни моей провел я посереди семейства почтенного Раевского. Я не видел в нем героя, славу русского войска, я в нем любил человека с ясным умом, с простой, прекрасной душою; снисходительного, попечительного друга, всегда милого, ласкового хозяина. Свидетель екатерининского века, памятник 12 года; человек без предрассудков, с сильным характером и чувствительный, он невольно привяжет к себе всякого, кто только достоин понимать и ценить его высокие качества. Старший сын его будет более нежели известен. Все его дочери — прелесть, старшая — женщина необыкновенная» (XIII, 19).

²⁵⁶

Е. Н. РАЕВСКАЯ: Екатерина Николаевна Раевская (1797–1885) — дочь Н. Н. Раевского, с мая 1821 года жена М. Ф. Орлова; познакомилась с Пушкиным в семье родителей в Петербурге (1817–1820) и неоднократно встречалась с поэтом на юге, а в 1830-е годы — в Москве.

²⁵⁷

ВОСПОМИНАНИЯ Е. Н. РАЕВСКОЙ В ЗАПИСИ Я. К. ГРОТА. (Стр. 211). Я. К. Грот, с. 52–53.

²⁵⁸

Подробнее об отношениях Пушкина с А. Н. Раевским см.: Черейский, с. 339; Переписка П. (по указателю имен).

²⁵⁹

Вероятно, имеются в виду хлопоты Н. Н. Раевского-младшего в апреле 1820 г., когда поэту угрожала ссылка на север.

²⁶⁰

См. статью Л.Майкова «Из сношений Пушкина с Н. Н. Раевским» в кн.: Майков Л.Пушкин. СПб., 1899, с. 137–161.

²⁶¹

Ф. Ф. ВИГЕЛЬ: Филипп Филиппович Вигель (1786–1856) — известный мемуарист, «человек злоречивый, самолюбивый, обидчивый, колкий и умный» (по верной характеристике Герцена), член «Арзамаса», на заседаниях которого он и познакомился, по-видимому, с Пушкиным. С 1823 г. Ф. Ф. Вигель служил на юге, где встречался с Пушкиным в ноябре 1823 г. Пушкин обратился к нему с шутливым стихотворным посланием «Проклятый город Кишинев».

Начиная с 1827 г. они вновь виделись в Москве и в Петербурге. Летом 1831 г. во время хлопот Пушкина по поводу издания газеты «Дневник» Ф. Ф. Вигель выступал посредником между поэтом и Уваровым. В 1836 г. Пушкин хотел привлечь Ф. Ф. Вигеля в сотрудники «Современника», собираясь использовать его талант памфлетиста для борьбы с Булгариным, а также для выступлений в печати по польскому вопросу.

7 января 1834 г. Пушкин записал в дневнике о Ф. Ф. Вигеле: «Вчера был он у меня. — Я люблю его разговор — он занимателен и делен…» (XII, 318). За умную беседу Пушкин готов был смотреть сквозь пальцы на многие недостатки Вигеля. Основной чертой его натуры являлось двуличие. Читая его «Записки», все время необходимо помнить, что для их автора не было ничего святого на свете, что он постоянно был готов окарикатурить и очернить кого угодно. Правда, среди бесчисленных персонажей его мемуарной эпопеи, Пушкин один из немногих лиц, о которых он пишет с неизменной благожелательностью. И тем не менее образ поэта им искажен; иконописный облик Пушкина, искусно выписанный Ф. Ф. Вигелем, тенденциозен и полон верноподданнической фальши; в его изображении Пушкин — жертва, которую искушают то беспокойные посетители квартиры братьев Тургеневых, то «изуверы-демагоги» К. А. Охотников и В. Ф. Раевский. Не гнушается Ф. Ф. Вигель и прямой фальсификацией, утверждая, что ода «Вольность» являлась единственным вольнолюбивым произведением, написанным поэтом до его ссылки на юг.

²⁶²

ИЗ «ЗАПИСОК». (Стр. 212). Ф. Ф. Вигель. Воспоминания, ч. 3. М., 1892, с. 181; ч. 5, с. 51; ч. 6, с. 9–12, 97–98, 115–116,151-153,171–172; ч. 7, с. 111–112, 134–135..

²⁶³

«Арзамас» — литературное общество, основанное осенью 1815 г.; возникло в противовес консервативной «Беседе любителей русского слова». Членами «Арзамаса» являлись Жуковский, Батюшков, Денис Давыдов, Вяземский и др. На заседаниях общества в буффонадной форме осмеивались тяжеловесные вирши «беседчиков». Члены общества также занимались взаимным критическим разбором своих произведений. В 1817 г. в «Арзамас» вступили будущие декабристы — М. Ф. Орлов, Н. И. Тургенев, Н. М. Муравьев. С этого времени на заседаниях общества обсуждаются и политические проблемы. Лицеист Пушкин находился под сильным влиянием «Арзамаса»; уже в 1816 г. свое послание к Жуковскому он подписал: «Арзамасец». Официальное вступление Пушкина в общество относится к 1817 г., после окончания Лицея и переезда в Петербург. Ему было дано прозвище «Сверчок». Пушкин присутствовал на наиболее бурных заседаниях общества, на которых с развернутой политической программой выступали будущие декабристы. Заседания общества прекратились весной 1818 г. Тем не менее близость, возникшая между «арзамасцами» в годы их борьбы с «беседчиками», сохранилась надолго.

²⁶⁴

В 1861 г. Н. И. Тургенев свидетельствовал П. И. Бартеневу, что оду «Вольность» Пушкин «в половине сочинил в моей комнате, ночью докончил и на другой день принес ко мне, написанную на большом листе» («Звенья», т. VI, 1936, с. 149). На экземпляре, хранившемся в бумагах Н. И. Тургенева, стоит авторская дата: «1817». Однако до нас не дошло свидетельств современников, удостоверяющих их знакомство с этим произведением Пушкина в 1817–1818 гг. Остается предположить, что ода «Вольность» пролежала под спудом в доме Тургеневых до начала 1819 г. Подробнее об этом см.: В. В. Пугачев. Предыстория Союза Благоденствия и пушкинская ода «Вольность». — П.Иссл. и мат., IV, 1962, с. 94–139; «Из материалов к третьему изданию книги Н. О. Лернера «Труды и дни Пушкина». — Там же, с. 397–399; С. С. Ланда. О некоторых особенностях формирования революционной идеологии в России… — «Пушкин и его время», вып. I. Л., с. 109–114; Ю. Г. Оксман. Пушкин и декабристы. — «Освободительное движение в России». Саратов, 1971, № 1, с. 74–75.

²⁶⁵

Роль М. А. Милорадовича в высылке Пушкина из столицы изложена мемуаристом с недоброжелательным пристрастием.

²⁶⁶

Каподистрия — Иоанн (Иван Антонович) — граф, русский и греческий государственный деятель; в 1809 г. приехал в Россию и поступил на службу в Министерство иностранных дел. Ко времени зачисления Пушкина в это министерство (1817 г.) Каподистрия являлся статс-секретарем; фактически он и К. В. Нессельроде находились во главе министерства, Каподистрия ведал восточной политикой России, а К. В. Нессельроде — западными делами. В августе 1822 г. Каподистрия уехал в Швейцарию, в 1827 г. греческое национальное собрание избрало его правителем Греции, боровшейся за свое национальное освобождение; в 1831 г. он стал жертвой политического убийства. Разыскания Г.Арша полностью подтверждают свидетельство Ф. Ф. Вигеля об участии Каподистрия в хлопотах, приведших к смягчению участи Пушкина, и выясняют некоторые существенные детали. По представлению Каподистрия И. Н. Инзов был назначен наместником Бессарабии, и по его же инициативе «срочную депешу» об этом ответственном назначении поручено было везти Пушкину Каподистрия же составил официальное письмо к И. Н. Инзову с просьбой принять Пушкина под свое покровительство и «благосклонное попечение»; он же выхлопотал решение о выдаче Пушкину 1000 рублей на дорожные расходы (ЛГ, 1972, 31 мая, № 22); Арш Г. Л. Иоанн Каподистрия и греческое национально-освободительное движение 1809–1822 гг. М., 1976, с. 44.

²⁶⁷

Некоторые подробности о жизни Пушкина в Кишиневе см. в статье Ф. Ф. Вигеля «Москва и Петербург» (РА, 1893, № 8, с. 576).

²⁶⁸

О причинах, побудивших Пушкина уехать из Кишинева, см. вступит, заметку к «Дневнику» Лугинина (с. 484).

Противник крепостного права, когда-то близкий к московскому кружку Н. И. Новикова, масон и либерал И. Н. Инзов по-отечески отнесся к Пушкина, насколько было возможно, не стеснял его свободы, с сочувствием отзывался о нем в официальных бумагах и в частной переписке. Пушкин оставил глубоко уважительную характеристику Инзова в «Воображаемом разговоре с Александром I».

²⁶⁹

Подробности об отношениях Пушкина с Е. К. Воронцовой и А. Н. Раевским см.: М. А. Цявловский. Из записей П. И. Бартенева (о Пушкине и гр. Е. К. Воронцовой). — Изв. ОЛЯ, 1969, т. 28, вып. 3, с. 267–276.

²⁷⁰

См. об этом в заметке М. Н. Лонгинова (наст. изд., с. 372).

²⁷¹

М. С. Воронцов относился к Пушкину строго официально, видя в нем лишь опального чиновника; он донимал Пушкина мелкими придирками, на которые поэт отвечал резкими эпиграммами. Сильное увлечение Пушкина женой Воронцова еще более осложняло ситуацию. М. С. Воронцов стал посылать в Петербург отрицательные отзывы о ссыльном поэте. После оскорбительной командировки в мае 1824 г. для собирания сведений о саранче Пушкин подал прошение об отставке. Но еще ранее в руки властей попало письмо Пушкина, в котором он писал, что он в Одессе берет «уроки чистого афеизма». В результате всего М. С. Воронцов добился «высочайшего повеления» о ссылке уволенного со службы Пушкина в Михайловское. Пушкин выехал из Одессы 30 июля и уже 9 августа прибыл к месту своей новой ссылки. А. Н. Раевский во всей этой интриге вел себя неблаговидно, хотя его роль Ф. Ф. Вигелем несколько преувеличена.

²⁷²

Мемуарист неточно излагает обстоятельства, связанные со следствием по делу о распространении стихотворения Пушкина, которое ходило по рукам под названием «14 декабря», а на самом деле представляло собой отрывок из стихотворения «Андрей Шенье»; оно было написано, процензуровано и напечатано до восстания декабристов. Тем не менее в результате этого дела с 28 июля 1828 г. за Пушкиным был учрежден секретный надзор (см.: П. Е. Щеголев. Из жизни и творчества Пушкина. М.-Л., ГИХЛ, 1931, с. 95–126).

²⁷³

Недоброжелательный отзыв мемуариста о С. А. Соболевском объясняется личными счетами (см.:Модзалевский, с. 316).

²⁷⁴

Ф. Н. ЛУГИНИН: Федор Николаевич Лугинин (1805–1884) — воспитанник Московской школы колонновожатых (Муравьевское училище), командированный весной 1822 г. на военно-топографическую съемку Бессарабии. Через два дня после приезда в Кишинев молодой офицер знакомится с Пушкиным, о котором он уже был наслышан как об авторе оды «Вольность».

Дневниковые записи Лугинина свидетельствуют о его частых встречах с Пушкиным — то в городском саду, то на танцевальных вечерах у Земфираки-Ралли, то на воскресной церковной службе в «митрополии», то в доме местного чиновника и литератора Стамати. По всей вероятности, семнадцатилетний прапорщик, с которым поэт охотно фехтовал, вызвал искреннюю симпатию Пушкина; последний счел возможным посвятить своего юного знакомца в историю своей высылки из столицы и даже рассказал ему о причине своей ссоры с Ф. И. Толстым, распустившим сплетню о том, что поэт перед отправкой на юг был высечен в Тайной канцелярии. Без сомнения, Пушкину было приятно услышать предложение Лугинина быть его секундантом — поэт мечтал о поездке в Москву, чтобы драться там на дуэли с Ф. И. Толстым.

Прибытие Лугинина в Кишинев совпало с разгромом бессарабского гнезда Южного тайного общества, с закрытием полулегальной масонской ложи, с гонением на всякие либеральные начинания. В этих условиях Пушкин все сильнее тянулся к независимому содружеству офицеров Генерального штаба (В. П. Горчакову, В. Т. Кеку, А. П. и М. А. Полторацким). Дневник Лугинина, также входившего в эту дружескую артель, показывает, как неудержимо стремился Пушкин в кругу этих передовых, близких ему офицеров заполнить душевную пустоту, полонившую его в мрачные месяцы, когда Кишинев быстро становился скучным чиновно-помещичьим «проклятым городом»

²⁷⁵

ИЗ «ДНЕВНИКА». (Стр. 224). ЛН, т. 16–18, 1934, с. 667–674 (публикация Ю. Г. Оксмана) в наст. изд. с сокращениями.

²⁷⁶

«Атала» — роман Шатобриана, Шактас — один из его героев.

²⁷⁷

«Не любо, не слушай, а лгать не мешай» — стихотворная комедия в одном действии А. А. Шаховского.

²⁷⁸

Митрополией именовали в Кишиневе дом архиерея, так как после присоединения в 1812 г. Бессарабии к России главой местного церковного управления был назначен Киевский митрополит. Посещения воскресной церковной службы для чиновников и военных были обязательны. Как отмечает П. И. Бартенев со слов «кишиневских приятелей» Пушкина, последнему принадлежали «какие-то шуточные стихи, в которых было и обращение поэта к своему слуге:

Дай, Никита, мне одеться:

В митрополии звонят.

Это означало, пора идти к обедне, в новый верхний город».

(РА, 1866, стлб. 1129). Об этом стих. см. прим. 4 на с. 492 наст. изд.

²⁷⁹

Как справедливо отмечено Ю. Г. Оксманом, книги, взятые мемуаристом у Стамати, характерны для провинциальной дворянской библиотеки того времени: «Искусство любви» Овидия в переводе на французский язык, историко-дидактический роман Бартелеми «Путешествие молодого Анахарсиса в Грецию» и сентиментальные драмы и повести Августа Коцебу.

²⁸⁰

Мемуарист подтверждает, со слов самого Пушкина, что версия о порке была пущена графом Ф. И. Толстым, игроком и кутилой, авантюрная биография которого отражена в стихах Вяземского, Дениса Давыдова, в «Горе от ума» Грибоедова и в «Двух гусарах» Л. Н. Толстого. Подробнее об отношениях Пушкина с Ф. И. Толстым см.: С. Л. Толстой. Федор Толстой — Американец (М., 1926).

²⁸¹

В. П. ГОРЧАКОВ: Владимир Петрович Горчаков (1800–1867) — воспитанник Московской школы колонновожатых (Муравьевское училище), с конца 1820 г. дивизионный квартирмейстер при штабе 16-й дивизии, с мая 1822 г. участник топографической съемки Бессарабии, один из ближайших приятелей Пушкина по Кишиневу. Любитель изящных искусств, меломан, версификатор, добряк по природе, отзывчивый, всегда готовый прийти на помощь знакомым и незнакомым, В. Л. Горчаков обладал натурой пылкой и восторженной. Он не был декабристом, хотя по своим гуманным наклонностям сочувствовал освободительному движению; в этом отношении он был типичной фигурой среди прогрессивных офицеров Генерального штаба, с которыми Пушкин дружил в Кишиневе; большинство из них разделяло мнение о губительности крепостнических институтов, презирало аракчеевские порядки в армии — словом, эти воспитанники Муравьевского училища составляли негласный резерв декабристов. Офицерам Генерального штаба — В. П. Горчакову, В. Т. Кеку, А. П. и М. А. Полторацким — 15 февраля 1822 г. Пушкин посвятил стихотворение «Вчера был день разлуки шумной».

Пушкин с интересом прислушивался к литературным суждениям В. П. Горчакова; в письме к нему (октябрь — ноябрь 1822 г.) поэт принимает некоторые его критические замечания, относившиеся к разбору «Кавказского пленника».

В начале 1830-х годов Пушкин и В. П. Горчаков встречались в Москве; последний оказывал Пушкину дружеские услуги.

В. П. Горчаков вел дневник, который ныне утрачен. В конце 1840-х годов, пользуясь материалами своего дневника, он составил обширную публикацию под названием «Выдержки из дневника об А. С. Пушкине». Судя по плавности повествования, дневниковые записи подверглись существенной переработке; таким образом, перед нами гибридный литературный жанр — мемуары, написанные на дневниковой основе. Главный недостаток его воспоминаний в их излишней «литературности», во внимании к незначительным подробностям, в неумении порой отчленить главное от второстепенного, в детальном описании событий, не имеющих прямого отношения к Пушкину; эти особенности воспоминаний В. П. Горчакова вынуждают печатать их с существенными сокращениями. Желающие ознакомиться с полным их текстом могут обратиться к изданию: М. А. Цявловский. Книга воспоминаний о Пушкине, М., 1931, где им предшествует превосходная заметка о В. П. Горчакове, написанная П. С. Шереметевым. В частности, исследователь отмечает, что рассказ В. П. Горчакова после военной командировки в Скуляны дал некоторые черты для повести Пушкина «Кирджали».

Устные рассказы В. П. Горчакова послужили одним из важнейших источников для книги П. И. Бартенева «Пушкин в южной России». Кроме того, отдельные припоминания В. П. Горчакова о Пушкине неоднократно появлялись на страницах «Русского архива», его примечания к воспоминаниям И. П. Липранди печатаются в настоящем издании.

²⁸²

ВЫДЕРЖКИ ИЗ ДНЕВНИКА ОБ А. С. ПУШКИНЕ. (Стр. 229). Москв., 1850, № 2, кн. 1, с. 146–182; № 3, кн. 1, с. 233–264; № 7, кн. 1, с. 169–198. В наст. издании с сокращениями.

²⁸³

Неприязнь поэта к А. Л. Давыдову прорвалась в «Евгении Онегине» — именно его имел в виду Пушкин в стихах «И рогоносец величавый, // Всегда довольный сам собой, // Своим обедом и женой».

²⁸⁴