Абсолютная Энциклопедия. Том 2

Глава 50

С тех пор как Хэл вернулся на Абсолютную Энциклопедию, прошло около года, и знания, почерпнутые им за это время, сложились в определенную схему, которая дала ему новый инструмент для осмысления мира, но этот опыт оказался гораздо более тяжелым испытанием для его духа, чем он мог себе это представить двенадцать месяцев назад. Новые знания позволили ему заглянуть внутрь себя значительно глубже, чем он считал возможным за такое короткое время, но одновременно разбудили спящих в его душе ангелов и демонов, о существовании которых он прежде и не подозревал. Он наконец не только понял, кто он сам такой, но и осознал, что он должен делать, и эти два открытия легли тяжелым бременем на его плечи.

Он сидел в кресле, которое, казалось, парило в пространстве где-то над восточным полушарием Дорсая. Прямо под ним находилось смоделированное объемное изображение поверхности планеты, почти сплошь покрытой водой. Обычно мешающие видимости облака отсутствовали, и поэтому ему были прекрасно видны бесчисленные крохотные белые огоньки, разбросанные по поверхности многочисленных островов; именно эти огоньки и интересовали Хэла в данный момент.

Каждый из этих огоньков соответствовал взлетно-посадочной площадке, способной принимать и отправлять тяжелые космические корабли. Хэл повернул изображение поверхности Дорсая так, чтобы под ним оказалось теперь его западное полушарие; огоньков здесь оказалось не меньше.

Даже на Культисе и Маре суммарное количество подобных площадок было существенно меньше, чем Хэл видел сейчас перед собой. Большое количество взлетно-посадочных площадок на Дорсае объяснялось тем, что на протяжении почти трех столетий эта планета не только являлась основным поставщиком солдат другим мирам, но и была местом, где они проходили полный курс обучения в многочисленных пунктах подготовки.

Хэл запросил у справочно-информационной системы полный перечень взлетно-посадочных площадок, которые он только что наблюдал, с указанием их точного местонахождения и расстояния до ближайших населенных пунктов. Раздался мелодичный звонок и вслед за ним голос, донесшийся как будто из самого звездного пространства.

— Хэл? Это Джимус Уолтерс. Я могу заскочить прямо сейчас, если ты не возражаешь.

— Давай, — ответил Хэл.

Коснувшись пальцами клавиатуры, он приостановил подготовку запрошенного перечня и восстановил привычный интерьер маленькой рабочей кабины, примыкающей к его комнате на Абсолютной Энциклопедии. Мгновение спустя дверной звонок тоном более низким, чем у переговорного устройства, возвестил о прибытии Джимуса Уолтерса.

В комнату вошел невысокий коренастый человек средних лет со светлыми волосами и приятным круглым лицом.

— Садись, — сказал Хэл. — Как у тебя со временем?

— Не беспокойся. Времени столько, сколько тебе будет нужно, — ответил Джимус. — Когда ты позвонил в прошлый раз, мы как раз занимались периодической проверкой.

Хэл опять коснулся пульта, одна стена комнаты исчезла, и на ее месте появилось изображение Абсолютной Энциклопедии, видимой как бы снаружи; оно занимало все пространство между полом и потолком и было так близко, что присутствующие могли, протянув вперед руку, коснуться серой, чуть размытой поверхности защитного экрана станции.

— У меня так и не было времени узнать получше, что он собой представляет. — Хэл внимательно рассматривал защитный Экран. — Ты говоришь, периодическая проверка? Я думал, экран полностью автономен.

— Естественно, — кивнул Джимус. — Единожды созданный, он больше не зависит ни от чего во Вселенной. Так же как любой космический объект во время фазового сдвига должен быть независим от Вселенной, иначе он не мог бы перемещаться в пространстве. Но одно из следствий этой независимости заключается в том, что все внутри него постепенно выдвигается за его пределы, поскольку мы постоянно движемся вместе со всей Солнечной системой. Поэтому мы сделали так, что защитный экран движется вместе с нами; в противном случае мы уничтожили бы себя, пытаясь пройти сквозь него, точно так же, как уничтожается все, что пытается проникнуть сквозь него снаружи. Нам приходится постоянно производить определенную подстройку различных систем, например, обеспечивать функционирование лепестковых диафрагм — их раскрытие и закрытие...

Он замолчал недоговорив и посмотрел на Хэла.

— Но ведь ты пригласил меня не для того, чтобы выслушать лекцию о фазовом экране?

— Вообще-то именно для того, — ответил Хэл. — У меня в связи с ним есть кое-какие вопросы. Насколько большим вы можете его сделать? Меня интересует, какое максимальное пространство вы можете оградить и защитить таким экраном?

Джимус пожал плечами:

— Теоретически никаких ограничений нет. Ну, разумеется, естественный предел устанавливается мощностью источника энергии, необходимой для создания экрана и выполнения подстройки.

— Ну и каков в таком случае, к примеру, будет практический предел? — спросил Хэл.

Джимус озадаченно взъерошил поредевшие волосы на затылке.

— Теоретически мы можем расширить вот эту сферу до размеров, в несколько раз превышающих Солнечную систему, принимая в расчет энергию нашего солнца, но фактически, как только мы достигнем размеров земной орбиты, солнце окажется внутри сферы... — Он замолчал. — Я должен кое-что просчитать.

— Но тогда, — сказал Хэл, — практически нет никакой проблемы в том, чтобы создать защитную сферу, способную вместить один отдельно взятый мир?

— Пожалуй, нет... не должно, — ответил Джимус. — Правда, возникнут кое-какие проблемы, связанные с подстройкой. Из тех, что никогда нельзя предвидеть. Даже сейчас здесь, на Энциклопедии, у нас появилось несколько проблем, касающихся прохождения через защитный экран внутрь станции и в обратном направлении. Кроме того, чтобы черпать энергию, мы должны с определенной периодичностью раскрывать лепестковые диафрагмы навстречу солнцу... я хочу сказать, что управление сферой большей, чем эта, будет весьма сложно не только с точки зрения ее обслуживания, но и с точки зрения того, где и когда вы захотите использовать лепестковые диафрагмы. Я полагаю, надо исходить из того, что количество входящего и исходящего транспорта должно быть также пропорционально тому, что у нас здесь сейчас есть. Потому что при любом расхождении...

— Расхождения пока не будем учитывать, — поспешно вставил Хэл. — Не мог бы ты подготовить для меня несколько цифр для планеты, скажем, чуть большей по размерам, чем Земля?

— Разумеется. — Джимус пристально посмотрел на Хэла. — Я думаю, мне не следует спрашивать, зачем тебе все это?

— Если ты, конечно, не против.

— Еще как против. — Джимус снова взъерошил волосы на затылке. — Я просто сгораю от любопытства. Ладно... дай мне неделю.

— Спасибо, — улыбнулся Хэл.

— Не надо благодарить. Мне и самому это интересно. Что-нибудь еще?

— Больше ничего. И спасибо за то, что зашел, — сказал Хэл.

— Пустяки. — Джимус встал. — Если через неделю я не объявлюсь, значит, я заклинился на какой-нибудь побочной проблеме, связанной с обслуживанием экрана. Тогда позвони мне сам, и я доложу тебе, как продвигается наше дело. Думаю, ты понимаешь, что, как только этот вопрос перестанет быть чисто теоретическим, ты должен будешь рассказать мне, что у тебя на уме, если рассчитываешь получить действительно точный ответ.

— Конечно. Я понимаю. Еще раз спасибо. — Хэл проводил взглядом Джимуса.

Как только дверь за ним закрылась, он убрал изображение Абсолютной Энциклопедии и позвонил Аджеле.

— Как дела? — спросил он, увидев на экране видеотелефона ее лицо. — Могу я сейчас прийти и рассказать вам обоим все, что я узнал?

— Прекрасно, — ответила она. — Будем ждать тебя в офисе Тама.

— Уже иду.

Хэл переступил порог кабинета Тама, направился к креслам около его стола, сел в одно из них и улыбнулся Таму.

— Как дела?

— Нормально, — кивнул Там. — Обо мне можешь не беспокоиться. Тебе удалось выстроить цепочку последовательных явлений?

— Во всяком случае до четырнадцатого века, — ответил Хэл. — Вплоть до конкретного исторического периода, ключевой фигурой которого был некто по имени Джон Хоквуд.

— Аджела рассказывала мне о нем, еще когда ты впервые был здесь, и о твоем интересе к Найджелу Лорингу, герою романа Конан Дойля. — Там изучающе смотрел на Хэла. — Но настоящий Лоринг был другим. Он был одним из первых кавалеров ордена Подвязки, служивших под командованием Черного Принца, ведь так? Все, что я знаю, это то, что Хоквуд вскользь упоминается у Фруассара.

— После заключения мирного договора в Бретиньи, когда Черный Принц захватил у Пуатье в плен короля Иоанна[5], Англия и Франция жили в мире. Хоквуд был одним из предводителей Белого отряда, который, перевалив через горы, оказался в Италии, — пояснил Хэл. — Два десятилетия спустя он стал Главнокомандующим силами Флоренции, а ведь ему было уже за сорок.

— Аджела сообщила мне, что его называют «первым из современных генералов», — сказал Там. — Как же тебе удалось раскопать сведения о нем? И почему ты до сих пор ни словом не обмолвился о том, как продвигаются твои исследования?

— Потому что это один из тех случаев, когда невозможно было сложить полную картину, пока не собраны все ее фрагменты, — пояснил Хэл. — Вплоть до последней недели я двигался, полагаясь только на веру в себя. Вот почему я не мог сообщить вам ничего конкретного.

— Веру в себя, — пробормотала Аджела. Там посмотрел на нее:

— Все в порядке. — И снова повернулся к Хэлу:

— Расскажи нам обо всем, как ты это понимаешь. Я не буду перебивать.

— Как вы знаете, я начал свои исследования, продвигаясь от настоящего времени в глубь веков, — начал Хэл. — Иные — это потомки от смешанных браков между представителями различных Осколочных Культур. Тем самым они являются порождением тех же социальных факторов, которые характеризуют ту или иную Осколочную Культуру. Сами же Осколочные Культуры — продукт различных социальных формаций, существовавших на старушке Земле накануне и в самом начале эпохи фазового сдвига, и последовавшего за этим столетия массовой эмиграции с Земли, в результате которой были заселены нынешние миры. Так экзоты уходят корнями в существовавшую в двадцать первом веке организацию, называвшую себя Гильдией и возникшую на волне характерного для двадцатого века апокалиптического всплеска интереса к восточным религиям, оккультизму и паранормальной деятельности. Квакеры же — это потомки колонистов, поддерживавшихся так называемыми странствующими общинами, что появились в век «великого переселения», и выступавших за возрождение религиозного фундаментализма; и так как далее и тому подобное.

— Действительно апокалиптическое время, — проворчал Там. — Всякий раз, как только возникает какая-нибудь социальная напряженность, появляются разнообразные религиозные общества, подогревающие истерию. Это касается не только западных христиан; то же самое происходит в подобной ситуации и с евреями, и с мусульманами.

— Однако в двадцатом веке история совершила резкий поворот, — продолжил Хэл. — Наступила эпоха освоения космоса. До того времени люди, как правило, не задумывались об истинных размерах Вселенной за пределами земной атмосферы и мизерности своей родной планеты по сравнению с ней. И вдруг стало невозможным игнорировать это и дальше, что для большинства явилось сильнейшим психологическим шоком. Земля внезапно перестала быть безопасным и уютным домом.

Шок, пережитый всем человечеством в целом, сделал это столетие совершенно уникальным во всей его истории, как современной, так и древней, и люди не могли не понимать этого. Я знаю, что для каждого человека период времени, в котором он живет, представляется наиболее важным, но люди двадцатого века имели все основания считать так. Новое представление о космосе потрясло их, до самых глубин подсознания и, как следствие, встряхнуло всю существовавшую на тот момент общественную структуру старушки Земли. Эта структура формировалась на протяжении пяти столетий технического прогресса, темпы которого к середине девятнадцатого века стали подобны взрыву... Но может быть, я излагаю события слишком быстро?

— Разве я это сказал? — отозвался Там.

— Нет. — Хэл улыбнулся старику. — Все, что я старался делать во время своего экскурса в прошлое, это связать отдельные этапы развития истории с конкретными историческими персонажами. Например, необходимыми предпосылками для возникновения нынешних социальных условий, способствовавших быстрому подъему Иных, были объединение Доналом Гримом всех четырнадцати миров в рамках единой юридической системы и ликвидация эксплуатации одних миров другими.

— Я видел Грима только однажды. — Архаичная манера называть человека только по фамилии в сочетании с хрипловатым старческим голосом Тама невольно резанула слух Хэла. — Это было на приеме, устроенном в его честь, на Ньютоне. Нельзя сказать, чтобы он выглядел слишком впечатляюще.

— Но в любом случае, — продолжил Хэл, — то, что осуществил Донал, ему вряд ли удалось бы сделать, если бы не было такого уникального сообщества людей, как дорсайцы, которые изначально представляли собой просто пушечное мясо для межколониальных войн, сопровождавших освоение людьми новых миров. В свою очередь, то, во что они превратились, и то, что удалось совершить Доналу, было бы невозможно без неортодоксальной военной науки, разработанной Клетусом Гримом.

— Это что, семейная черта? — усмехнулся Там.

— Для дорсайской культуры характерно сильно развитое чувство семьи, — сказал Хэл. — То, что Донал и Клетус оказались родственниками, для Дорсая не так удивительно, как было бы для любой другой планеты. Но Клетус даже в то время немногого бы добился без материальной поддержки экзотов; а экзоты стали теми, кем они есть, исключительно благодаря...

— Уолтеру Бланту, — закончил за него Там.

— Я так не думаю, — медленно произнес Хэл. — Уолтер Блант, по всей видимости, был совершенно искренен в своих проповедях относительно того, что человеческая раса может излечиться от своих болезней, только пройдя через очистительное разрушение. Мне еще многое предстоит узнать об Уолтере Бланте и Гильдии. На первый взгляд его теория противоречит исповедуемому экзотами принципу поиска эволюционных путей развития человечества, и тем не менее экзоты выросли именно из Гильдии. Нет, здесь в самом конце двадцать первого века на арене неизвестно откуда внезапно появляется совершенно другой человек — однорукий горный инженер Пол Формейн, который оказывается вовлеченным в деятельность Гильдии, основанной Уолтером Блантом. За весьма короткий срок он умудряется бросить вызов лидерству Бланта в этой организации и все в корне изменить в ней. Почти сразу же после своей победы Пол Формейн утонул вместе со своей маленькой парусной лодкой в Тихом океане неподалеку от берега.

Его прервал звонок переговорного устройства.

— Ну что там? — недовольно проворчал Там. — Аджела, я думал, ты предупредила...

— Я предупредила, чтобы нас не беспокоили за исключением экстренных случаев, — ответила она и протянула руку к пульту в подлокотнике своего кресла. — Они бы не позвонили, если бы... Чуни?

— Аджела? К нам обратился Блейз Аренс. Он просит о встрече с Хэлом Мэйном.

Аджела отпустила палец с кнопки связи. Оба, и она и Там, повернулись к Хэлу.

— Хорошо, — после секундной паузы произнес Хэл. — Думаю, так и должно было случиться. Конечно, я поговорю с ним.

— Скажи Блейзу Аренсу, что он может прилететь, — распорядилась Аджела. — Хэл встретится с ним.

— Хорошо, — ответил голос на том конце. — Да... Аджела?

— Что?

— Мы получили еще один запрос, почти в это же самое время, с шаттла, который как раз в этот момент находится в отсеке Б. Это некий экзот по имени Амид; у него нет пропуска, но он тоже хочет говорить с Хэлом. Блейз Аренс находится на борту частного корабля неподалеку от станции. Мне кажется, они не знают друг о друге.

Аджела снова посмотрела на Хэла.

— Сначала Амид, — сказал Хэл, — потом Блейз. У Амида может быть информация, которая окажется для меня полезной при встрече с Блейзом. Я уже говорил вам об Амиде; ему я послал свои документы, когда милиция на Гармонии наконец добралась до меня, и он попросил экзотское консульство помочь мне, если мне когда-нибудь удастся добраться до них. Позже он взял меня под свою опеку на Маре.

— Пригласи их обоих, Чуни, — приказала Аджела. — Первым Хэл примет Амида. Проводи его в комнату Хэла и постарайся, чтобы они не встретились.

Она посмотрела на Хэла, тот кивнул. Она выключила связь.

— Хорошо, — сказал Хэл. — Я думаю, при сложившихся обстоятельствах мы вынуждены прервать наш разговор. Мне надо слишком много вам сообщить, поэтому я не хочу сейчас все комкать. Дело в том, что выстроенная мною цепочка приводит нас в четырнадцатый век к Джону Хоквуду. Или, иными словами, к Ренессансу; но, если бы не Джон Хоквуд, Ренессанса, возможно, и не было бы.

— Не слишком ли сильно сказано? — запротестовал Там. — Не хочешь же ты сказать, что история развивается в том или ином направлении не вследствие определенной последовательности социальных явлений, а лишь благодаря появлению цепочки необычных личностей?

— Вовсе нет, — ответил Хэл. — Изгибы и повороты потока истории определяются давлением существующих в нем исторических сил; и они же в поворотные моменты истории выбрасывают на поверхность различные необычайные личности. Но примерно тысячу лет назад человеческая раса вступила в пору, когда некоторые люди стали пытаться привнести в исторический процесс элементы осознанности; в зависимости от того, насколько велика была степень этой осознанности, каждый из них с этого момента получал возможность сознательно, с большим или меньшим успехом, изменять направление потока истории по своему усмотрению. Вот почему люди, подобные Блейзу, прекрасно разбирающиеся в происходящих процессах, могут сейчас воздействовать на историю во много раз сильнее, чем когда-либо в прошлом.

Он встал.

— Мне пора идти, — сказал он. — Я хочу успеть переговорить с Амидом, чтобы Блейз не заподозрил, что я заставил его ждать.

— А что с того, если он и заподозрит? — удивилась Аджела.

— Не знаю, — ответил Хэл. — Будь это кто другой, я бы и не беспокоился. Но я не хочу давать его необыкновенно острому уму даже малейшую зацепку для возможных заключений. Мы встретимся снова, как только я переговорю с обоими визитерами.

Когда Хэл вошел в свою комнату, Амид, похожий на игрушку в своем серебристо-сером хитоне, уже дожидался его там. Маленький экзот стоял возле рабочего стола Хэла.

— Садитесь, — предложил Хэл и сам опустился в кресло немного в стороне от стола. — Очень рад вас видеть.

Амид сухо улыбнулся.

— Это очень любезно с твоей стороны, — сказал он. — Ты в самом деле рад видеть меня?

— Конечно, — кивнул Хэл. — Вы надолго сюда?

Лицо Амида помрачнело.

— Навсегда, — тихо произнес он. На какой-то момент он показался Хэлу таким печальным и старым, каким он его еще никогда не видел. — Или, выражаясь конкретным языком, на столько, на сколько я смогу быть тебе полезным.

Хэл некоторое время раздумывал над его словами.

— Следует ли это расценивать как то, что экзоты наконец изменили свое мнение обо мне?

— В каком-то смысле, — ответил Амид. — Я боюсь, мы все-таки решили отказаться от борьбы. Вот почему я здесь.

— Отказаться от борьбы? — Хэл вопросительно посмотрел на него. — В этом не больше смысла, как если бы заявить, что слон решил отказаться от своей слоновьей сущности. Вас что, следует понимать буквально?

— Буквально? Конечно, нет, — покачал головой Амид. — Не буквальное, чем заявление любого здравомыслящего человека, говорящего, что он решил прекратить жить. Сама мысль о смерти невыносима, но, поскольку Иные все равно нас всех перебьют, нам больше не на что уповать. Все наши расчеты показывают — у нас нет другого выхода. По существу, борьба закончена. Иные уже победили.

— Вы не можете говорить так всерьез, — запротестовал Хэл.

— А другого ответа и нет. Что тебе известно об их последних акциях?

— Немного, — ответил Хэл. — Мы, конечно, анализируем данные, которые доходят до нас, и все говорит о том, что Блейз Аренс как раз сейчас проводит ускоренную мобилизацию. Правда, все это на уровне предположений, хотя и с высокой степенью вероятности. Конкретной же информацией мы практически не располагаем.

— Вот поэтому я и прилетел сюда. Я могу вам в этом отношении оказать существенную помощь. — Амид держался очень спокойно, как вообще свойственно экзотам, но тем не менее Хэл чувствовал в нем некоторую напряженность. — В частности, дело не столько в том, что Иные проводят против вас мобилизацию, сколько в том, что этот процесс зашел уже так далеко, что стал, похоже, необратимым. Но сначала обо мне. Поскольку все мы оказались в совершенно безвыходном положении, нам было позволено каждому действовать по собственному усмотрению. Поэтому я решил поддаться тому, к чему меня самого больше всего тянуло, и предложить тебе мои услуги, пока с Иными еще можно хоть как-то бороться. Именно это я имел в виду, когда сказал, что могу остаться здесь насовсем, если ты этого захочешь. Я могу оставаться с тобой до самого конца.

Хэл откинулся в кресле и задумался.

— Да, — добавил Амид, — между прочим, теперь мы признаем, что ты и дорсайцы оказались правы. Попытка индивидуального устранения Иных ничего бы не дала. Сейчас каждого из них поддерживает огромное количество сторонников среди населения тех девяти миров, которые они контролируют. Даже если бы удалось убить кого-нибудь из них, то это лишь привело бы к соответствующим акциям против нас.

— Каким образом Блейз смог настолько форсировать свою мобилизацию, что все экзоты разом поверили, что он уже победил? — спросил Хэл.

— Не то чтобы уже победил, — ответил Амид, — но победит непременно. Дело в том, что Иные, похоже, обладают колоссальной способностью воздействовать на людей. Блейзу фактически удалось настроить общественное мнение против всех, кто противостоит ему.

Амид грустно улыбнулся.

— Этот человек — гений. Он просто вывернул все наизнанку. Он сделал из Иных борцов с теми, кто намеревается погубить цивилизацию. В глазах общественного мнения Земля — теперь центр заговора, имеющего целью покорить Молодые Миры и поработить их население. И во главе этого заговора стоят люди вроде тебя, обосновавшиеся на Абсолютной Энциклопедии, которые, как всем известно, на протяжении последних двухсот лет занимались разработкой научной черной магии огромной силы, и неоспоримое доказательство тому — феномен фазового сдвига, который позволил им самим укрыться за защитным экраном. Более того, последние два столетия Энциклопедия только тем и занималась, что создавала страшное оружие, способное полностью уничтожить население любой планеты, если те откажутся подчиниться им. Единственное, на что остается надеяться Молодым Мирам, так это то, что Абсолютная Энциклопедия еще не готова действовать, и поэтому если они не будут мешкать, то смогут убить дракона еще до того, как он вылезет из своей пещеры.

Несколько мгновений Хэл сидел молча.

— Понятно, — наконец произнес он.

— Иные объявили себя руководителями и организаторами движения за спасение Молодых Миров. По их словам, в заговоре вместе с Абсолютной Энциклопедией участвуют их исторические приспешники в лице экзотов, дорсайцев и части сбившихся с пути истинного квакеров, которые должны помочь деморализовать Молодые Миры накануне решающего удара землян; поэтому с ними тоже необходимо покончить раз и навсегда.

Амид замолчал.

— Обрати внимание, — через несколько мгновений продолжил он, — насколько грамотно начата эта линия — она позволяет позже развить ее до утверждения, что если люди хотят обеспечить себе и дальше безопасное существование, они должны уничтожить или поставить под свой строгий контроль все знания, науки и тому подобных демонов, с тем чтобы в будущем они никогда больше им не угрожали.

— И как много в процентном отношении уже поддалось на эту пропаганду? — спросил Хэл.

— Процентов двадцать, — ответил Амид. — Вот почему по нашим расчетам выходит, что у нас нет надежды победить. Этого более чем достаточно для того, чтобы обеспечить пушечным мясом Иных в войне против нас. По существу, что двадцать процентов, что сто, уже не имеет значения. За этими двадцатью процентами стоит такое огромное количество людей, что, даже если их построить в шеренгу по двадцать человек, они будут двигаться на нас нескончаемым потоком. К тому же следует учесть их способность к естественному воспроизводству от поколения к поколению на тот случай, если война затянется надолго.

— Хорошо, Иные располагают людскими ресурсами, — заметил Хэл. — Но для того чтобы развязать широкомасштабную войну между мирами, необходимо еще кое-что. Тыловое обеспечение.

— Это так, — ответил Амид. — Поэтому у нас еще есть время. Но по расчетам экзотов эта война в любом случае неотвратима и наша гибель неизбежна.

Он смотрел Хэлу прямо в глаза.

— Теперь ты понимаешь это. Да, я знаю, еще десять лет назад такое вооруженное нападение одного мира на другой показалось бы ожившим кошмаром. Никто не отважился бы на подобное, учитывая огромные человеческие потери. Иных не волнует цена; их интересует только результат.

Хэл кивнул.

— Поскольку все обстоит именно так, — сказал он, — а в расчетах экзотов вряд ли можно надеяться найти какую-нибудь погрешность...

— Исключено, — заверил Амид.

— Так стоило ли вообще приходить ко мне? — закончил свою мысль Хэл. — По вашим словам, ни от меня, ни от вас ничего не зависит. При таких обстоятельствах мудрому экзоту ничего другого не остается, кроме как сдаться.

— В таком случае я, возможно, не мудрый экзот, — улыбнулся Амид, — несмотря на все мои морщины. Как я уже сказал, я волен теперь делать что захочу, и поэтому я могу позволить себе тешиться неоправданной иррациональной надеждой, что, когда Иные со своим харизматическим талантом вытащат из шляпы кролика, о существовании которого никто даже не подозревал, ты, возможно, вытащишь своего, столь же неожиданного для всех, умом я, конечно, понимаю, что эта надежда — сущий нонсенс, но думаю, я буду чувствовать себя гораздо лучше, если не перестану сопротивляться до самого конца, каким бы горьким он ни был. Так что я предпочитаю оставаться здесь по возможности столько, сколько смогу быть тебе полезен.

— Понимаю, — кивнул Хэл. — В каком-нибудь из твоих предков случайно не было дорсайской крови?

Амид рассмеялся:

— Я просто думаю, что могу пригодиться тебе, например, открыть тебе доступ к особой высоконадежной информации, хранящейся в информационной сети экзотов, которую они создавали и совершенствовали на протяжении веков. Если бы я мог организовать для тебя информационный центр прямо здесь, ты бы сам убедился, насколько ценными сведениями я мог бы тебя обеспечить.

— Я не сомневаюсь, — ответил Хэл. — Хорошо. Спасибо. Буду рад видеть вас снова.

Он встал. Амид поднялся вслед за ним.

— Мне жаль сейчас прерывать наш разговор, — сказал Хэл. — Но у нас еще будет время поговорить. А сейчас мне нужно встретиться кое с кем еще.

Хэл протянул руку к пульту в подлокотнике кресла, с которого только что встал, и вызвал Аджелу.

— Хэл. — Ее голос отчетливо прозвучал в комнате, хотя изображения на экране видеотелефона не появилось.

— Я хотел бы, чтобы Амид остался у нас, — сказал Хэл. — Мы не могли бы предложить ему что-нибудь подходящее для жилья?

— Если его устроит обычная комната для приезжих ученых, то нет проблем, — ответила Аджела. — Скажи ему, чтобы, как только выйдет от тебя, сразу свернул направо; я буду ждать его в первой же комнате.

— Спасибо вам обоим. — Амид вышел.

Хэл снова сел и нажал кнопку вызова. На этот раз на экране видеотелефона возникло лицо Чуни, старшего секретаря приемной.

— Чуни, где сейчас Блейз?

— Он сидит в отдельном салоне для отдыха неподалеку от причального дока.

— Он один?

— Да.

— Пришли его... нет, проводи его, пожалуйста, ко мне сам, ладно?

— Хорошо. Это все? — Чуни на экране видеотелефона выглядел несколько встревоженным.

— Все, — ответил Хэл.

Прошло несколько минут. Наконец дверь открылась, и Хэл встал с кресла.

— Вот мы и пришли, Блейз Аренс... — послышался голос Чуни, и в комнату вошел Блейз и вслед за ним секретарь. Он остановился сразу же за порогом, кивнул Хэлу и тотчас вышел, закрыв за собой дверь.

Блейз сделал три шага вперед и остановился. Высокий и сухощавый, он был одет в короткую черную куртку и узкие серые брюки, заправленные в сапоги. Его грубоватое, словно вырубленное из камня, лицо с пронзительными карими глазами под прямыми черными бровями изучающе смотрело на Хэла.

— А ты повзрослел, — произнес он.

— Такое случается, — отозвался Хэл.

Без каких-либо видимых причин на него вдруг накатило чувство горечи: стоящий перед ним человек совершенно парадоксальным образом оказался единственным, что осталось от его прошлого, единственным, кто связывал его с тем временем, когда еще были живы его учителя.

Блейз повернулся, подошел к рабочему столу Хэла и присел на его край, как будто это Хэл, а не он был гостем.

— Такие перемены и всего за один год. — Блейз продолжал пристально смотреть на Хэла.

— Самая большая перемена произошла в милицейской камере в Аруме через день или два после твоего посещения. — Хэл опустился в кресло. — У меня было время, чтобы немного привести в порядок свои мысли.

— В столь непривычных условиях, — покачал головой Блейз. — Этот капитан умышленно исказил мои указания.

— Эмит Барбедж, — напомнил Хэл. — Ты что, забыл, как его зовут? Как ты потом с ним поступил?

— Никак. — Блейз сидел, спокойно глядя на него. — Он поступил так сообразно своей натуре. Если кого винить, то меня за то, что не сумел вовремя разглядеть его. Но в любом случае я не занимаюсь людьми. Мой удел — история.

— Ты не занимаешься людьми? Даже такими, как Данно?

Блейз удивленно приподнял брови, затем покачал головой.

— Даже такими, как Данно. Как большинство людей, которые любят власть, Данно сам себя уничтожил. Все, что я сделал, это предложил Иным альтернативный план; и, отказавшись рассмотреть его, Данно сам создал условия, приведшие к его гибели, но от других рук, не моих. Как я уже сказал, я работаю с более достойной материей, нежели отдельные личности.

— В таком случае что привело тебя сюда? — На него вновь снизошла ослепительная почти до боли, кристально чистая ясность ума, подобная той, что посетила его за длинным обеденным столом в Форали во время встречи с Серыми Капитанами.

— Я прилетел сюда, потому что ты представляешь для нас потенциальную проблему. — Блейз улыбнулся. — Потому что я ненавижу терять хорошие умы — спроси любого из моих соратников Иных — и потому что я чувствую себя перед тобой обязанным.

— И потому что тебе не с кем больше поговорить, — добавил Хэл.

Улыбка Блейза стала еще шире. Он секунду помолчал, затем продолжил:

— Весьма проницательно с твоей стороны. Но, видишь ли, у меня никогда не было, с кем поговорить, и поэтому, боюсь, я даже не знаю, чего лишился. Что до причин, приведших меня сюда, то я хотел бы, если это возможно, спасти тебя. В отличие от Данно, ты можешь принести пользу человеческой расе.

— Я как раз и намереваюсь это сделать, — произнес Хэл.

— Нет, — возразил Блейз. — То, что ты намереваешься сделать, это уничтожить себя — почти так же как Данно. Ты понимаешь, что схватка, в которую ты решил ввязаться, практически уже закончена, все остальное лишь пустое сотрясение воздуха? Твое дело не только проиграно, но скоро о нем вообще никто даже и не вспомнит.

— И ты хочешь спасти меня? — Хэл внимательно посмотрел на него.

— Я могу позволить себе эту прихоть, — ответил Блейз. — Но сейчас дело не в том, хочу ли я спасти тебя, а в том, хочешь ли ты сам спасти себя. Через несколько стандартных лет неумолимая лавина поглотит все, ради чего ты собираешься сейчас сражаться. Поэтому, если ты сложишь оружие прямо сейчас, абсолютно ничего не изменится.

— Похоже, ты считаешь, что мне пришло время остановиться? — спросил Хэл.

— Либо ты остановишься сам, либо, извини меня, тебя остановят. Исход сражения, в которое ты собираешься ввязаться, был предрешен еще до того, как ты родился.

— Нет, — медленно произнес Хэл. — Я так не считаю.

— Насколько мне известно, ты собирался стать поэтом, — сказал Блейз. — Я тоже когда-то испытывал тягу к искусствам, пока не понял, что это не для меня. Но для некоторых людей поэзия может стать делом всей их жизни. Почему бы тебе не стать поэтом? Выбрось из головы все лишнее. Пусть случится то, что должно случиться, и не трать свое время на попытки изменить ход истории.

Хэл покачал головой:

— Мне было суждено заняться этим делом, и только этим делом, задолго до того, как тебе это могло прийти в голову.

— То, о чем я говорю, абсолютно серьезно, — продолжал Блейз. — Остановись и подумай. Ну какой прок в твоей бессмысленной гибели? Разве не лучше будет и для тебя самого, и для многих других мужчин и женщин на разных планетах, если ты будешь жить долго и заниматься своим любимым делом — поэзией или чем-нибудь еще. Например, будешь делиться с согражданами плодами своих размышлений, и таким образом какая-то часть тебя станет всеобщим достоянием и будет и дальше служить на благо всей расе, даже когда тебя уже не станет. Разве это не лучше, чем совершить самоубийство лишь потому, что все складывается не так, как тебе хотелось бы?

— Мы говорим на разных языках. То, что тебе представляется неизбежным, мне таковым вовсе не кажется. То, что ты считаешь абсолютно невозможным, я полагаю вполне вероятным, — ответил Хэл.

Блейз покачал головой:

— Ты слишком увлечен своего рода поэтической иллюзией относительно жизни. Но это всего лишь иллюзия, хотя и поэтическая; потому что даже поэты, и притом хорошие поэты, приходят к пониманию жестких рамок реальности. Можешь не верить мне на слово. Помнишь слова, которые Шекспир вкладывает в уста Гамлета в одном из его монологов:

«...каким докучным, тусклым и ненужным мне кажется все, что ни есть на свете»?

Хэл неожиданно улыбнулся.

— Ты знаешь Лоуэлла[6]? — спросил он.

— Лоуэлла? — переспросил Блейз. — Вряд ли.

— Джеймс Рассел Лоуэлл, — сказал Хэл, — американский поэт девятнадцатого века.

И он продекламировал:

Он сидел, глядя Блейзу прямо в глаза.

— Ну что ж, ты читаешь стихи гораздо лучше меня. — Блейз поднялся. Хэл последовал его примеру. — Вынужден признать, что я не в состоянии спасти тебя. Так что я пойду. Могу я поинтересоваться, что ты нашел здесь, на Энциклопедии, если, конечно, что-нибудь нашел?

Хэл смотрел на него, не отводя глаз.

— Как сказал бы один из моих учителей, Уолтер, — это глупый вопрос.

— Ясно, — буркнул Блейз.

И он направился к выходу. Он уже был почти у самой двери, когда услышал за спиной вопрос Хэла и остановился.

— Как это случилось?

Блейз обернулся.

— Ну, разумеется, — мягко сказал он, — откуда тебе было узнать? Мне следовало бы подумать об этом раньше. Ладно, я расскажу тебе сейчас. Люди, которых мы в подобных ситуациях обычно пускаем впереди себя, обнаружили двух твоих учителей, дорсайца и Уолтера, на террасе. Третьего квакера они доставили туда же минуту спустя. Кстати, твой экзот, похоже, обожал поэзию, и в тот момент, когда я появился перед ними, он цитировал отрывок из драмы Алфреда Нойеса «Шервуд», как Робин Гуд спас одну из фей от того, что Нойес называл Мрачной Старой Тайной. Я в качестве примера более сильной поэзии процитировал ему песнь Блондена из того же произведения. Потом я спросил его о том, где ты; он сказал, что не знает, но на самом деле он, конечно же, знал. Они ведь все знали, не так ли?

— Да, — кивнул Хэл.

— Их ответ заинтриговал меня. Почему они так старались скрыть тебя? Я сказал им, что никому из них ничего не грозит, а они должны были прекрасно знать — я свое слово держу.

Он на секунду замолчал.

— Во всяком случае, — продолжал Блейз, — я попробовал расположить их к себе, но они были людьми старой закалки, и мои попытки не увенчались успехом. Это еще больше подогрело мой интерес — отчего это они так упорствуют; я уже было собирался попробовать подобрать к ним другие ключи, которые вполне могли бы подойти, когда Уолтер в прямом смысле атаковал меня — довольно странный поступок для экзота.

— Но не при данных обстоятельствах, — услышал Хэл собственный голос.

— Естественно, это послужило сигналом для дорсайца и квакера. Втроем они расправились с моими людьми, за исключением только одного, и естественно все трое при этом были убиты. Как раз в это время приехал Данно, и у меня не было времени обшаривать усадьбу в поисках тебя.

— Я был в это время на озере, — сказал Хэл. — Уолтер и Малахия Насуно, дорсаец, догадавшись о вашем вторжении, дали мне сигнал. У меня было время спрятаться в прибрежных кустах. А потом... я пробрался на террасу и увидел вас с Данно через окно библиотеки.

— Неужели? — удивился Блейз. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Потом Блейз медленно покачал головой.

— Значит, наше противостояние началось уже тогда...

Он открыл дверь и вышел, тихо закрыв ее за собой. Хэл подошел к ближайшему креслу и протянул руку к пульту управления связью.

— Чуни, Блейз Аренс направляется к выходу. Проследи за тем, чтобы он не заблудился.