Абсолютная Энциклопедия. Том 2

Глава 42

Хэл сидел за столом в большой кухне усадьбы Фал Морган, ожидая, пока Аманда приготовит обед. Это была квадратная, с высоким потолком комната, стены которой были обшиты когда-то светлыми, а теперь приобретшими медовый цвет деревянными панелями; в них отражался свет ламп, яркость которых, похоже, усиливалась по мере того, как за окном сгущались сумерки. В комнате было две двери: одна вела в коридор, по которому он попал в гостиную, а другая — в столовую. Хотя сейчас она была не освещена, Хэлу все же удалось разглядеть в ее полумраке темные панели стен, стулья с высокими прямыми спинками и часть длинного стола. Оборудование кухни — плиты для приготовления пищи, шкафы для хранения продуктов и висящий высоко на стене экран видеотелефона — было современное, последнее слово техники. Что касается мебели, то ее отличали и незамысловатость и простота.

— Конечно, я могла бы что-нибудь поручить тебе, — сказала ему Аманда, как только они переступили порог кухни, — но не вижу в этом смысла. Здесь ты мне не помощник, все это я сделаю гораздо лучше и быстрее. Так что сядь где-нибудь в сторонке, и, пока я буду заниматься обедом, мы с тобой просто поболтаем. Еще виски?

— Спасибо, — поблагодарил он. Сидеть за столом со стаканом в руке — какое ни есть, но все же занятие, и это хоть как-то оправдывало его бездеятельность, в то время как хозяйка занималась обедом.

Хэл боялся, что будет чувствовать себя неловко в роли этакого бездельника, но естественное очарование самого дома, тепло кухни и размеренность движений Аманды заставили его забыть об этом. Лишь на какую-то долю секунды без видимой причины, вот так, просто наблюдая за ней, он вдруг необычайно остро ощутил свое одиночество, ставшее за эти последние четыре года его неизменным спутником. Затем и эта мысль ушла в сторону; он просто сидел, потягивая темное крепкое виски, окутанный блаженством выпавшего на его долю комфорта.

— Ты что хочешь, баранину или рыбу? — поинтересовалась Аманда. — Это все, что у меня сейчас есть.

— Безразлично, — ответил он. — Я мало ем.

Странно, но после пребывания в тюремной камере на Гармонии свойственный ему когда-то чрезмерный аппетит куда-то исчез. Во время перелета с Гармонии на Мару он ел только тогда, когда пищу почти насильно впихивали ему в рот; на Маре это безразличие к еде также не прошло. Не то чтобы блюда ему не нравились — просто он перестал чувствовать как голод, так и аппетит. Он вспоминал о еде, когда пребывал без нее достаточно долго, но и тогда ему вполне хватало лишь утолить первое чувство голода.

— Понятно, — задумавшись на мгновение, сказала она и направилась к шкафу. — В таком случае почему бы нам не попробовать и того и другого? А потом ты мне скажешь, что тебе понравилось больше.

Хэл наблюдал за тем, как она готовит. Ему показалось, что дорсайская кулинария чем-то напоминает квакерскую. И тут и там берут немного мяса и долго готовят его, добавляя кучу овощей. А вот с рыбой поступают гораздо проще и быстрей.

— Ну а теперь скажи мне, зачем тебе понадобился Форали? — через некоторое время спросила Аманда.

В памяти непроизвольно возникла картина похорон. Он тут же отогнал ее, даже не пытаясь осмыслить увиденное.

— Я тебе уже говорил о своем воспитателе Малахии, — ответил он, — он много рассказывал мне об усадьбе, о Донале и других Гримах.

— И ты решил взглянуть на все своими глазами?

В ее словах явно слышался другой вопрос.

— Мне все равно нужно было на Дорсай. — На мгновение у Хэла появилось желание рассказать ей все без утайки, но он тут же подавил его. — Когда я прилетел сюда, то понял, что не готов сразу же приступить к делам. Поэтому я решил сначала на денек-другой съездить сюда.

— И все из-за историй, рассказанных тебе Малахией Насуно?

— Когда ты молод, истории значат многое, — пожал плечами Хэл.

Аманда села за стол напротив него, положив перед собой разделочную доску, и принялась резать что-то похожее на зеленый перец. Он поймал на себе ее взгляд, брошенный через стол. В теплом отраженном свете янтарных панелей ее глаза блеснули, словно солнечный лучик на поверхности бирюзовой воды.

— Я знаю, — отозвалась она.

Они сидели молча; блестящее лезвие ножа, нарезающего овощи, мелькало вверх и вниз.

— А что именно ты хочешь там посмотреть? — спросила она его немного погодя, собрав в миску нашинкованные овощи и поднявшись из-за стола, чтобы отнести их на другой конец кухни.

— Думаю, главным образом дом, — ответил он, обращаясь к ее худенькой прямой спине и улыбаясь про себя. — Я так много слышал о нем, что, думаю, смогу ориентироваться там с закрытыми глазами.

Аманда обернулась к нему.

— Завтра я собиралась навестить одну из своих сестер. Я дам тебе лошадь — ведь ты же умеешь ездить верхом, судя по тому, что я видела сегодня утром;

Он кивнул.

— Мы доедем до Гримхауса, там я оставлю тебя, съезжу по своим делам и затем вернусь. И тогда, если захочешь, мы побродим с тобой по дому и усадьбе вдвоем.

— Спасибо, — поблагодарил он. — Очень любезно с твоей стороны.

Совершенно неожиданно она широко улыбнулась:

— Добрососедские отношения не требуют благодарности.

— Малахия рассказывал мне о добрососедстве на Дорсае. — Хэл улыбнулся в ответ. — Но с тех пор как я здесь, ни у кого не было времени рассказать мне об этом подробнее.

— Один из способов выжить на этой планете — сохранять добрые отношения с соседями, — рассудительно заметила Аманда. — И мы, Морганы, исповедуем этот принцип еще со времен Аманды Первой, то есть до того, как был построен Гримхаус.

— Аманды Первой? — повторил он за ней.

— Аманда Морган Первая, утвердившая наше имя здесь, на Дорсае, почти двести пятьдесят стандартных лет тому назад и первая хозяйка усадьбы фал Морган. Это ее портрет ты видел на стене.

— Неужели?

Он смотрел на нее с изумлением.

— И сколько же всего было Аманд?

— Три, — ответила она.

— Только три?

Она рассмеялась:

— Аманда Первая очень боялась, что ее имя достанется кому-нибудь, кто окажется недостоин этого имени — она была с характером. До меня ни одна девочка в семье не носила имени Аманда.

— Но ты же сказала, что их было трое. Если ты вторая...

— Я — третья. Аманду Вторую, сестру моей прапрабабушки, на самом деле звали Элейн. Но когда она немного подросла, все стали называть ее Амандой, потому что она была очень похожа на Аманду Первую. Она умерла четыре года назад. Она росла вместе с Кейси и Яном, дядьями-близнецами Донала. Они оба были влюблены в нее.

— И кто же удостоился чести стать ее мужем?

Аманда отрицательно покачала головой.

— Никто. Кейси погиб на Сент-Мари. Ян женился на Лии; это его дети продолжают род Гримов, поскольку Кейси умер, так и не создав семьи, а у Донала и его брата Мора не было детей. Но когда его сыновья выросли, а Лия умерла — ей было шестьдесят, — Ян почти все время проводил здесь, в Фал Моргане. Я тогда была очень маленькой, думала, что он просто один из Морганов. Он умер четырнадцать лет назад.

— Четырнадцать лет назад? — повторил Хэл. — Он прожил долгую жизнь. Сколько же лет было Аманде Второй, когда она умерла?

— Сто шесть лет. — Аманда поставила на плиту последнее блюдо. Затем, налив себе чашку чая, снова вернулась к столу. — Мы живем долго, мы, Морганы. Она была главным специалистом на Дорсае по составлению контрактов.

— Контрактов? — спросил Хэл.

— Контрактов, заключаемых с представителями любого другого мира, кто желает нанять дорсайцев, — пояснила Аманда. — Наши семьи и отдельные граждане всегда заключали контракты как с правительством, так и с частными лицами других миров; но так как документы все больше и больше усложнялись, возникла необходимость в специалисте, способном проверить любой контракт.

— А кто на Дорсае сейчас главный эксперт по контрактам?

— Я, — сказала Аманда.

— О-о. — Хэл с удивлением уставился на нее.

— Мы, Морганы, не только долго живем, но и молодо выглядим, — улыбнулась Аманда. — Я не так молода, как кажется. Я начала читать контракты, когда мне было четыре года. Понимать же, что в них написано, несколькими годами позже. Аманда Вторая настояла, чтобы мои родители назвали свою старшую дочь Амандой. Она забрала меня к себе почти сразу же после моего рождения. В какой-то мере я была скорее ее дочерью, чем их.

— А если бы она не потребовала, дали бы они тебе такое имя?

Аманда снова широко улыбнулась:

— Ни один человек в этой семье не осмелится дать своему ребенку это имя только по собственному желанию.

Зазвонил таймер. Аманда встала и направилась к плите.

— Все готово, — сообщила она.

Хэл тоже поднялся, намереваясь перейти в столовую.

— Нет. — Аманда обернулась, услышав звук отодвигаемого стула. — Так как нас всего двое, мы будем есть здесь. Садись. Сейчас я все принесу.

Он с радостью вернулся на место. В этот момент кухня для него была более привлекательной, чем полутемная комната с длиннющим столом, за которым могла уместиться дюжина человек, если не больше.

— Ничего себе стол там, в столовой, — сказал он.

— Ты еще не видел стол в Гримхаусе. — Аманда принесла тарелки, расставила их на столе и села сама. — Так как тебе незнакома эта еда, я положу тебе сначала немного, просто попробовать. Ешь лишь то, что понравится, и потом скажи, что ты о ней думаешь. Ну а что касается длины стола, то при рассмотрении контракта иногда даже такого стола бывает мало.

Она передала ему наполненную тарелку и стала накладывать себе со стоящих на столе блюд.

— Тебе что-то непонятно? — Аманда внимательно посмотрела на него.

— Для оценки контракта нужно место? — недоуменно спросил Хэл.

— Место нужно для работы, — ответила она. — Чтобы составить большой военный контракт, необходимо не меньше недели, а то и больше; и тогда у всех время расписано по часам. Попробуй с рыбой вон тот красный соус.

Хэл послушно взял себе соуса.

— Предположим, — начала она, положив локти на стол, — что местные власти на Сете обратились к кому-нибудь вроде Донала Грима с просьбой взять под военный контроль некую спорную в данный момент территорию и охранять ее, пока идут переговоры между правительством Сеты и другими претендентами относительно ее принадлежности. Этот человек прежде должен сесть и составить общий план того, как выполнить эту задачу и что ему для этого потребуется — войска, транспорт, жилье, оружие, медицинское обеспечение, снабжение... и тому подобное.

Хэл кивнул:

— Понимаю.

— Уверен? Итак, сделав собственные общие предварительные расчеты, он приглашает других людей со всей планеты, иногда даже целые семьи, с которыми он работал раньше и остался ими доволен. Его интересует, хотели бы они принять участие в работе над контрактом. Те, кто соглашается, приезжают в Форали, садятся вместе, знакомятся с предварительным планом и разбивают его на несколько составных частей. На Дорсае каждый офицер — специалист в какой-либо конкретной области. Например, мы, Морганы, обычно служим полевыми командирами в пехоте. Один или несколько человек из нашей семьи получат ту часть плана Донала, которая касается боевых операций пехоты. Затем они должны будут представить Доналу свои соображения о том, сколько потребуется усилий и средств, чтобы успешно выполнить поставленные перед ними задачи. В это время другие специалисты должны будут работать над другими частями плана... В конечном счете все сведется воедино, и Донал получит конкретные цифры — во что обойдется ему выполнение контракта.

— Все не так-то просто, — покачал головой Хэл.

— На самом деле все гораздо сложнее, чем это прозвучало в моем изложении, — сказала Аманда. — Дело в том, что весь этот процесс, который я тебе здесь описала, должен быть пройден по меньшей мере дважды. Первоначальные цифры нужны лишь только для того, чтобы было от чего оттолкнуться. Ну а затем, как только будет определена конкурентная стоимость, они сядут и начнут заново пересматривать все позиции контракта с учетом неортодоксальных путей их решения, срезая затраты, которые сами только что определили, или ища другие пути, которые дадут им возможность быстрее решить поставленную задачу, пока в конце концов не получат цифру, которая позволит им не только одолеть любого конкурента, но и получить прибыль, покрывающую затраты на выполнение этого контракта.

— Понятно, — кивнул Хэл, — и все это делается за обеденным столом?

— На девяносто процентов, — ответила Аманда. — Стол почти до потолка завален картами, схемами, набросками, макетами, оборудованием, справками... Кроме того, стол — это место, где собирается вся семья и принимаются все важные для семьи решения. Но хватит уже разговоров о столе. Что тебе больше всего понравилось? Рыба или баранина?

— Не могу сказать. И то и другое, — с трудом ответил Хэл с набитым ртом.

— Хорошо, — улыбнулась Аманда. — Тогда просто накладывай себе сам.

— Спасибо. Ты действительно замечательная повариха.

— В доме, полном народа, который надо ежедневно кормить, любой научится хорошо готовить.

— Возможно... — Хэл на секунду вспомнил свое одинокое детство. — Ты сказала, Морганы жили здесь еще до того, как тут появились Гримы? Как Морганы оказались на Дорсае?

— Это все Аманда Первая. Она прибыла сюда с Земли, когда Новые миры еще только заселялись.

— И что заставило ее выбрать Дорсай?

— Муж Аманды умер вскоре после свадьбы. Его родители были богаты и обладали властью; используя все доступные им средства, они отобрали у нее ее маленького сына. Аманда сумела выкрасть его и покинула Землю, с тем чтобы они не могли сделать это снова. Она эмигрировала на Ньютон и вышла там замуж во второй раз. Когда умер ее второй муж, Джимми, ее сын, был уже подростком. Оставшись вдвоем, они решили приехать на Дорсай. Они оказались среди первых поселенцев на этой планете — и первыми в этом месте.

Хэл ел и слушал, только изредка задавая вопросы. Жестокое время и жестокий мир постепенно сформировали народ, для которого честь и отвага были столь же необходимым средством для их выживания, как плуг и насос для поселенцев на других планетах. И вот наконец более века тому назад о дорсайцах заговорили как о воинах, которым, если они воюют сообща, не могут противостоять никакие объединенные военные силы других миров.

«Это уж явное преувеличение, — думал Хэл, слушая Аманду. — Никто не может устоять перед подавляющей численностью и мощью; и дорсайцы тоже не смогут выиграть или даже достаточно долго сопротивляться, если против них объединятся военные силы всех других обитаемых миров. Но все же в этом утверждении была доля истины. Соглашаясь с тем, что при такой раскладке сил дорсайцы никогда не смогут победить, следовало также согласиться и с тем, что объединенные войска никогда не будут торопиться мериться с ними силой. Бесспорно также и то, что в случае нападения дорсайцы будут сражаться с любыми превосходящими силами».

Постепенно история Морганов, которые в какой-то мере сами были частью истории Дорсая, стала приобретать вполне конкретные очертания. Морганы и Гримы жили бок о бок в течение нескольких поколений: вместе рождались, вместе росли и вместе воевали. Слушая Аманду, Хэл чувствовал себя гораздо ближе, чем когда-либо раньше, к Доналу, его дядьям — Кейси и Яну Гримам, а также к Ичан Хан Гриму — отцу Донала, и даже к Клетусу Гриму — стоявшему у истоков этой семьи, автору величайшего многотомного труда по стратегии и тактике военных действий, который позволил наиболее эффективно использовать специально подготовленных дорсайских воинов.

— ...Могу я тебе предложить еще что-нибудь? — услышал он голос Аманды, которая вдруг прервала свой рассказ, вернув его в настоящее из прошлого, в котором он чуть было не заблудился.

— Прошу прощения? — Хэл не сразу сообразил, что речь идет о еде. — Разве я могу съесть еще хоть крошку?

— Да уж, это, конечно, проблематично, — сказала Аманда. Хэл с удивлением посмотрел на нее; уголки губ ее рта задрожали в легкой усмешке, и тут до него дошло, что все блюда на столе были пусты.

— Это что, все я съел? — потрясение спросил он.

— Ты, — подтвердила Аманда. — Как насчет кофе и стаканчика спиртного после обеда? Если да, то давай перейдем в гостиную.

— Я... спасибо.

Она расставила на подносе кофейник, чашки, стаканы и графин с виски. Покинув кухню, они направились по коридору в гостиную.

Свет на кухне погас, а в гостиной плавно зажегся, подчиняясь сигналам датчиков, следящих за их перемещением. Аманда поставила поднос на низкий столик и разожгла камин.

Пламя высветило четверостишие, вырезанное на полированной боковой грани толстой гранитной каминной полки. Хэл наклонился вперед, чтобы прочесть его.

— Песнь дома фал Морган, — пояснила Аманда, глядя через его плечо. — Первый стих. Это в честь Аманды Первой. Песню написал Джимми, ее сын, он был тогда уже в зрелом возрасте.

— Это лишь часть песни? — взглянул на нее Хэл.

— Да, — кивнула она и вдруг тихо запела. Голос у нее был более низкого тембра, чем он предполагал, прекрасный, чистый голос, голос человека, любящего петь и вкладывающего в музыку свою душу.

То, как Аманда пропела эти слова, вызвало в нем сильный эмоциональный подъем. Чтобы скрыть свои чувства, Хэл быстро отвернулся к подносу на столе и устроил маленькую церемонию из наливания виски в стакан, затем снова занял место в кресле у камина. Аманда же налила себе кофе и села напротив.

— Это вся песня? — поинтересовался Хэл.

— Нет, — ответила Аманда. — Там есть еще куплеты.

— Когда-нибудь, — быстро проговорил он, вдруг испугавшись, что она опять запоет и снова разбередит ему душу, — когда-нибудь я приеду сюда, чтобы дослушать остальные. Но скажи, где сейчас все Морганы и Гримы? Гримхаус пуст, а ты...

— А я здесь одна, — закончила за него Аманда. — Времена изменились. Жизнь нелегка сейчас для народа Дорсая.

— Я знаю, — сказал Хэл. — Я знаю, что Иные делают все возможное, чтобы лишить вас контрактов.

— Невозможно отстранить нас от всех контрактов, — покачала головой Аманда. — Но Иные могут вмешаться в крупные контракты, которые приносят нам почти шестьдесят процентов межзвездных кредитов. Так что, поскольку времена теперь трудные, большинство трудоспособного населения либо занято ловлей рыбы, либо другой работой, которая позволяет выживать за счет наших собственных ресурсов. Некоторые отправились искать работу за пределами планеты. Есть и такие, кто эмигрировал, не только отдельные люди, но и целые семьи.

— Покинули Дорсай?

— Эти люди считают, что у них нет другого выбора. Многие, конечно, никогда не сделают этого. Но на этой планете всегда взрослый человек был волен принимать любые решения, не спрашивая совета ни у кого, если только он или она сами этого не захотят.

Хэл был полностью поглощен тем, что только что услышал. Уже тогда, сидя в камере на Гармонии, он осознал, что время Осколочных Культур прошло. Но, услышав это впервые из уст Аманды, он понял, как глубоко огорчило его признание этого факта. Представить себе Дорсай без дорсайцев просто немыслимо, это более абсурдно, чем для любой другой планеты Молодых Миров. В одно мгновение перед его мысленным взором предстала брошенная планета — пустые разрушающиеся дома, нигде не слышно человеческой речи. Все его естество воспротивилось этому видению; но в глубине души он знал, что это будет именно так, как знал и то, что это будет концом Вселенной.

Хэл поднялся с кресла, чувствуя себя так, словно какая-то гигантская ледяная рука вдруг смертельно сжала его сердце. Сидевшая напротив Аманда озадаченно, как при первой их встрече, следила за ним.

Он почувствовал, как между ними, людьми абсолютно незнакомыми, вдруг возникло какое-то взаимное понимание.

— С тобой все в порядке? — донесся до него ее спокойный голос.

— Если бы я мог, я бы убил время! — услышал Хэл собственные слова, вырвавшиеся без предупреждения и поразившие его самого своей необычайной страстностью. — Я бы убил смерть. Я бы убил все, что несет смерть!

— Но ты не можешь, — тихо произнесла Аманда.

— Не могу. — Ему почти удалось обуздать свои чувства. «Все дело в виски». Но он выпил совсем немного, и алкоголь никогда не оказывал на него особого влияния. Им руководило нечто иное. — Ты права. Каждый имеет право на свое собственное решение. Именно так создается история — решениями. Решения меняются, меняются и времена. Все, к чему мы привыкли, должно быть отброшено, и на его место должно прийти нечто новое. Перед своим приездом сюда я пытался рассказать об этом кое-кому из экзотов. Я думал, что если уж кто и должен выслушать меня, так это они.

— Но они не поняли?

— Нет, — подтвердил он вдруг охрипшим голосом. — Это то, чему они не могут посмотреть в лицо. Но время уходит. Оно накладывает ограничения и на их исследования, а это означает, что теперь они никогда не узнают того, к чему стремились все это время, с тех самых пор, когда на Земле они назвали себя Гильдией. Странно...

Хэл замолчал, так и не закончив своей мысли.

— Что странно? — услышал он ее вопрос. Он уставился в стакан, в котором плескалась темная, озаренная огнем жидкость, и снова стал перекатывать его между ладонями. Затем поднял глаза на Аманду.

— Те, кто должен понимать, что происходит, — люди, которые могли бы что-то сделать, — отказываются это понимать. В отличие от тех, кто ничего не может сделать. Но чувствует это, как животные чувствуют приближение урагана.

— Ты сам тоже это чувствуешь, так ведь? — Глаза Аманды, ставшие еще более темными при свете камина, внимательно смотрели на него, вызывая на откровенность. И он продолжил:

— Конечно. Я как раз из тех, кто вовлечен в этот водоворот. Мне предстоит встретиться лицом к лицу с настоящим и грядущим.

— Тогда расскажи мне, что же происходит? — спокойно спросила Аманда. — И что должно произойти?

Крепко сжав между ладонями стакан с виски, он перевел взгляд на пламя в камине.

— Мы движемся к последней битве, — начал Хэл. — Вот что нас ждет. Но это не будет битвой в буквальном значении этого слова, и в зависимости от того, как пойдет развитие процесса, раса либо погибнет, либо будет процветать и дальше. Я знаю, это звучит слишком невероятно, чтобы в это можно было поверить. Но мы сами на протяжении столетий создавали эту ситуацию. Однако те, кто в состоянии осознать, как же это могло произойти, ни за что не желают взглянуть правде в глаза. Я и сам не сразу понял это, пока не столкнулся с ней нос к носу. Но если оглянуться назад и посмотреть, что же происходило только в эти последние двадцать или тридцать стандартных лет, мы повсюду найдем доказательства. Появление Иных...

Хэл говорил почти наперекор себе. Слова вырвались из него, словно спущенные с цепи псы, и он понял, что рассказывает ей обо всем, что осознал в камере на Гармонии.

Аманда сидела тихо, лишь время от времени задавая краткие вопросы, молча наблюдая за ним. Он почувствовал огромное облегчение, что наконец-то хоть немного сбросил с себя груз понимания ситуации, грозивший раздавить его своей тяжестью. Сначала он собирался обрисовать ей ситуацию лишь в общих чертах, но она слушала его с таким вниманием, что он изменил свое намерение и перешел к подробному рассказу о людях и вещах, приведших его к осознанию всей проблемы в целом. Хэл попал в тенеты ее внимания и слышал свой собственный голос, который говорил и говорил, словно жил отдельной, независимой от него жизнью.

И опять в голове мелькнула мысль, что, может быть, все дело в дорсайском виски. Но он снова отмел ее прочь. Уже в первый год своей жизни на Коби Хэл он понял, что алкоголь действует на него не так, как на других. В результате, когда шахтеры напивались до полного бесчувствия и потом отключались, он оставался бодрствующим. Правда, им овладевало беспокойство, причем настолько сильное, что он отправлялся в длительные одинокие прогулки по бесконечным каменным коридорам. С каждым глотком виски его сознание все глубже и глубже уходило в себя, пока наконец он не оставался один на один с собою, погруженный в печаль и одиночество, которые заставляли его бежать прочь от этих бесчувственных тел, вперед по бесконечным коридорам.

Однако сейчас все было по-другому, его ощущения были прямо противоположны одиночеству. К тому же количество выпитого им тоже было невелико, если мерить его по собственным меркам и на основании собственного опыта.

Хэл осознал, что рассказывает Аманде о Сыне Божьем и о том, какое значение оказала его смерть на его собственное понимание всей концепции.

— ...Когда я впервые встретил его, мне показалось, что это второй Обедайя, — я ведь рассказывал тебе о двух других моих воспитателях, не так ли? Но чем больше я узнавал его, тем все менее интересным для меня он становился. Обычный фанатик, не способный ни сострадать, ни чувствовать, не интересующийся ничем, кроме догм своей религии. Но он был единственным, кто громко заявил о своем несогласии, когда местные жители потребовали, чтобы отряд отослал меня. И тогда впервые я начал постигать его роль в этом мире. Она была сложнее, гораздо сложнее, чем я первоначально думал.

Свет в гостиной вдруг мигнул.

— «Вечерний звон»[2], — чуть слышно проговорила Аманда. — Сегодня нам приходится экономить энергию, отдавая ее тем, кому она нужнее.

Она встала и снова подошла к камину — зажечь остатки двух больших свечей, стоявших в высоких подсвечниках по обе стороны камина. Сами свечи, похоже, были сделаны из каких-то прессованных серовато-зеленых воскообразных семян. Встроенное освещение начало постепенно гаснуть. Из углов комнаты стала наползать темнота, и вскоре Хэл и Аманда оказались в маленьком кругу света, поддерживаемого лишь свечами и камином. Его ноздрей коснулся слабый запах сосны.

Аманда вернулась в свое кресло. Даже на таком близком расстоянии он едва мог различить ее; в темноте ее одежда сливалась с обивкой, а бледное дружелюбное лицо, казалось, парило во мраке, наблюдая за ним.

Хэл продолжал говорить и вдруг понял, что, рассказывая ей о людях, которых он встречал на своем пути, как-то незаметно перешел на рассказ о самом себе. Какой-то крошечный звоночек внутри него пытался его образумить, но то, что подталкивало его на эту исповедь, было сильнее. Наконец в заключение он дошел до своей ранней юности и тех переживаний, которые испытывал в то время.

— Но что именно заставляет тебя связывать все это с Гримами? — спросила Аманда.

— Ты, конечно, помнишь, что я сирота, — глядя на огонь и уносясь мыслями в освещенную тусклым светом темноту, ответил он, подталкиваемый словно изнутри какой-то силой. — Я всегда был... одинок. Думаю, я отождествил это свое одиночество с одиночеством Донала. Тебе же известно — в академии его считали странным мальчиком, не похожим на других...

...Что-то неуловимо изменилось в комнате. Хэл быстро поднял глаза.

— Извини. — Он внимательно посмотрел на Аманду. Маленький звоночек внутри его зазвучал сильнее. Хэл сделал над собой усилие и заставил его замолчать. — Ты что-то сказала?

— Нет, — ответила она, неотрывно глядя на него из полумрака комнаты. — Ничего.

Он старался вспомнить, о чем только что говорил.

— Мне кажется, внутри себя он тоже всегда оставался одиноким... — Он приложил руку ко лбу, почувствовал, что он влажный, отнял и опустил руку. — О чем я говорил?

— Ты, наверное, устал. — Аманда наклонилась к нему. — Ты говорил, что Донал всегда был одинок. Но это не так. Он женился на Анне с Культиса.

— Да, но в этом была его ошибка. Понимаешь, тогда он думал, что все же сможет жить обычной жизнью. Но ничего не получилось. Донал сделал почти ту же ошибку, что и Клетус, женившись на Мелиссе Хан. Правда, Клетус должен был закончить свою книгу...

Хэл снова потерял нить разговора.

— Думаю, ты права, — тяжело вздохнул он. — Кажется, я действительно устал — у меня был долгий день...

— Конечно же, — мягко сказала Аманда. — Я покажу тебе твою комнату.

Она встала, взяла с подставки одну свечу и направилась в коридор. Хэл с трудом поднялся на ноги и последовал за ней.