Любой ребенок рождается с жесткой психологической предпосылкой к тому, чтобы стать нарциссической личностью. По существу, это один из факторов, который делает «ужасную двойку» (а иногда и «тройку»)[21] именно такой ужасной, поскольку все дети проходят через стадию, когда представление о своей грандиозности и всемогуществе представляет собой нормальный способ мышления, и ощущение обладания полным правом, сопутствующее этим установкам, может вызывать ярость у раздраженного младенца. В начале этой стадии стыд не входит в эмоциональный спектр ребенка, не он станет его основным орудием в борьбе, прежде чем завершится его эмоциональное развитие в раннем детстве. Именно та степень, в которой дети научаются хорошо справляться со стыдом, и будет определять, станет ли он нарциссической личностью. Все начинается с проблемы формирования здорового ощущения Самости, отдельного от ощущения Самости воспитателей; психологи называют этот процесс «процессом сепарации-индивидуации»[22]. Это понятие относится к установлению границ между Самостью и Другим, к способности отличать то, что относится к «Я», от того, что относится к «Ты». Как мы уже видели в последней главе I части, у нарциссической личности отсутствуют такие четкие границы, но фактически все начинают с этого.
Около ста лет тому назад Зигмунд Фрейд назвал изначальное «аутоэротическое» (самовлюбленное) состояние младенца «первичным нарциссизмом»[23], имея в виду, что все его «либидо», или жизненная энергия, сосредоточено на нем самом и его потребностях. В первые дни жизни, теоретизировал Фрейд, «стимульный барьер», или природная психологическая защита, охраняет незрелую нервную систему младенца от перегрузки, вызванной потоком внешних ощущений. По мнению Фрейда, находясь внутри этого защитного кокона, ребенок оказывается эмоционально изолированным (self-contained), а потому еще не способным к ощущению Самости или Другого.
Исследования младенцев показали, что способность к мышлению и уровень мышления новорожденных детей достаточно высоки, мы уже не думаем о детском развитии так, как думал Фрейд. Теперь мы знаем, что даже очень маленькие дети хотят иметь терпимые ограничения для внутренних стимулов[24] и могут формулировать и проверять простые гипотезы в отношении своих «межличностных отношений» с самого рождения.
Фрейд утверждал: если младенцы в возрасте около двух месяцев начинали больше плакать, то это значит, что у них происходит разрушение стимульного барьера под действием внешних факторов и очень неприятное эмоциональное «затопление» его психики. Согласно его представлению, «обезумевший» младенец больше не испытывает наслаждения от своей рассеянной самодостаточности: окружающие обстоятельства вынуждают его чувствовать облегчение, идущее с внешней стороны оболочки его кокона. Однако ощущение младенцем Другого развивалось не больше, чем его ощущение Самости, и утешительная грудь, руки и лицо первичного Другого (воспитателя) становились, с его «нарциссической» точки зрения, частью рудиментарного «Я», которое для него было похоже на птичье яйцо с двумя желтками.
Фрейд считал такое пробуждение внимания младенца к проявлению заботы и внимания со стороны другого человека продвижением вперед из первичного состояния аутроэротизма к ранней форме проявления любви к другим, хотя при этом ребенок по-прежнему оставался «центром и ядром» вселенной. Считалось, что такая нормальная стадия [форма] «первичного» нарциссизма сохраняется на протяжении первого года жизни младенца. За ней следует стадия «вторичного нарциссизма», на которой фантазии ребенка о своем всемогуществе порождаются его восприятием родителей, подверженным инфляции, — в особенности его основного воспитателя (caretaker). Благодаря представлению себя одним из своих могущественных родителей у ребенка может сохраняться определенное ощущение вседозволенности и непобедимости, когда он начинает исследовать окружающую обстановку.
Представьте себе на минуту годовалого младенца, который только что научился ходить и шагает во все стороны в поисках приключений. Окружающий мир полон опасностей, но ребенок, испытывающий привязанность, создающую у него ощущение безопасности, на этой стадии своего развития не испытывает никакого страха. Он полностью поглощен здоровым поиском всего нового и, видимо, редко замечает, что он — маленький, а все вокруг него — большое и таит в себе потенциальную опасность. Однажды я наблюдала, как маленькая девочка, которой удалось ускользнуть от внимания своей матери, довольно долго шла, покачиваясь, пока не остановилась на пустой эстраде перед внушительной толпой, ожидающей начала церемонии какого-то награждения. Приковав к себе внимание всех присутствующих, она посмотрела вокруг на улыбающиеся лица собравшихся и стала кружиться под музыку, при этом явно радуясь восхищению, которое она вызывает у толпы. Стоя в стороне, ее слегка сконфуженная мать плохо понимала, что ей делать, и какое-то время ей пришлось уговаривать маленькую актрису, убеждая ее уйти с эстрады, где вот-вот должна была начаться церемония награждения. Что это — рождение звезды? Может быть, но такая крайняя уверенность в себе является нормальной в раннем детстве и указывает на то, что у ребенка внутри есть подверженное инфляции ощущение Самости. Это ощущение связано со столь же подверженным инфляции ощущением его первичного воспитателя (primal caretaker) — даже если какое-то время ребенок не видит этого человека. Все это похоже на более раннюю разновидность магического мышления нарциссической личности, присущую более старшему возрасту, — лишь потому, что так оно и есть. Но в том возрасте, когда ребенок только-только научился ходить, вторичный нарциссизм также является нормальной переходной стадией, которая у здорового ребенка заканчивается, когда он становится настолько психологически развитым, чтобы от него отказаться. Именно постепенное развитие подлинной психологической компетентности ребенка, которое не зависит от подверженных инфляции фантазий, поддерживающих у него ощущение своей эффективности и его самооценку, постепенно подготавливает его к освобождению от этой нарциссической стадии в его развитии.
В набор основных ощущений и инстинктов, который мы приобретаем с рождения, входят многие факторы, однако среди них отсутствует тот, который психологи называют «Самость». Разумеется, присутствует ощущение голода и холода, боли и покоя. Еще присутствует ощущение света и звука, и в особенности — запаха. Еще присутствует инстинкт подзывать к себе источник пищи и плакать, находясь в расстроенном состоянии или состоянии дискомфорта. Каждый из нас родился с уникальным генетическим наследием и обладает тем, что носит название «темперамент», но совокупность этих «сырых» материалов, которые мы взяли с собой из утробы матери, не является Самостью. Все это должно подождать второго, психологического рождения некой сущности, которую со временем каждый человек станет называть «Я».
Подобно телу и психике, Самость раскрывается последовательно. Ее раскрытие начинается со взгляда любящего человека. Этот взгляд оказывается столь побуждающим к развитию и столь важным для выживания, что мы обретаем уверенность в том, что лицо, от которого исходит этот взгляд, каким-то образом является частью нас самих. Это первое рудиментарное «Я» напоминает то птичье яйцо, о котором говорил Фрейд, и включает в себя особенную Другую, от которой мы зависим во всем, что с нами происходит. Она (как правило, это она) является столь значимой и столь могущественной, что пройдет еще много месяцев, прежде чем мы полностью осознаем, что, в конечном счете, она — это НЕ «Я», а кто-то совсем другой, существующий отдельно от меня. На протяжении всего этого времени мы будем черпать свои силы из ее сил.
В возрасте от двух до четырех месяцев младенец все больше и больше привыкает к особому воспитателю (caregiver), узнавая в нем человека, который его кормит, утешает и успокаивает. Появляется «узнающая улыбка», предназначенная лишь этому конкретному человеку, и данный фактор считается началом психологической стадии так называемого «симбиотического слияния». Это очень важный период и для развития младенца, и для нашего понимания того, как развивается нарциссизм. Состояние симбиоза означает, что ощущение младенцем Самости сливается с его ощущением заботливой Другой — давайте назовем ее Матерью, — а остальной мир становится для младенца совершенно неважным. Мать и ребенок находятся в их собственном «частном» раю.
Через несколько месяцев наш младенец начинает постепенно «вылупляться» из своего симбиотического яйца, изучать других людей и отмечать, что они отличаются от Матери. Если какая-нибудь другая женщина возьмет его на руки, он будет старательно ее изучать и, возможно, попытается схватить ее за нос или за волосы, потрогать ее глаза, рот, очки или ее бусы, глядя на Мать, если она находится в поле его зрения, и делая элементарные сравнения. Ребенок уловил ощущение инаковости; теперь он просто старается себе представить, что Мать — это одна из «других», а не часть его «Я». Это произойдет позже.
К возрасту семи-десяти месяцев наш малыш уже способен удаляться от Матери, вскарабкиваться, уползать и принимать вертикальное положение, используя ее в качестве опоры и поддержки. Мать по-прежнему представляет для него большую ценность, но его взгляд уже начал блуждать в поисках большого окружающего мира, который с нетерпением ждет, чтобы его исследовали. Независимая от Матери подвижность делает для него доступной физическую дистанцию, с которой он может рассматривать окружающий мир. Мать — это отдельный человек, но на данный момент психологически, в его представлении, она является его продолжением, а не целостной и отдельной личностью.
Это «слившееся» ощущение Самости присутствует в нем, когда в возрасте десяти-двенадцати месяцев он начинает ходить, и наступает стадия ощущения «огромной избыточности» (great exuberance), которая продолжается в возрасте от шестнадцати до восемнадцати месяцев. В этот период кажется, что удары, падения и другие фрустрации просто преследуют нашего маленького упорного исследователя. А поскольку его приключения уводят его все дальше от Матери, он становится настолько поглощенным своими занятиями, что, похоже, иногда вообще забывает о ее присутствии. Затем, совершенно неожиданно, у него внутри словно заканчивается запас пара, и он возвращается к ней, гак сказать, для «дозаправки». Если в таких случаях ему не удается ее найти, его поведение изменяется — он может успокоиться, потерять интерес к тому, что его окружает, и стать весьма унылым. Исследователи-аналитики считают, что в таких случаях ребенок уходит в себя, словно пытаясь найти у себя внутри образ Матери. Если в таком возрасте попытаться заменить Мать какой-то другой женщиной, ребенок может рыдать, таким образом выражая свой протест. Только после «воссоединения» с Матерью он с энтузиазмом продолжает свое радостное исследование мира. Он по-прежнему Единственный, и это обстоятельство по-прежнему очень важно для развития у него чувства уверенности в себе.
В начале этой стадии (очень уместно названной стадией «практического осуществления» — «practicing») ребенок начинает ходить, но он еще не может самостоятельно справляться со своими чувствами. Его внутренняя жизнь пока характеризуется присутствием Матери наряду с психологическим слиянием с ней, что позволяет ему совладать как с сильной радостью и возбуждением вследствие своих открытий, так и с фрустрациями, связанными с тем, что он мал и уязвим в этом огромном мире. После периодического отделения от Матери (сепарации), влияние ее эмпатической реакции на его настроение будет иметь далеко идущие последствия для его развивающегося мозга.
Исследования мозга младенцев[25] показали, что в течение двух критических стадий развития: первая — от десяти до двенадцати месяцев и, вторая — от шестнадцати до восемнадцати месяцев (соответствующие началу и концу стадии «практического осуществления»), развитие области мозга, регулирующей эмоции, непосредственно связано с жизнью ребенка. Фактически одна из многих функций, которую ребенок «осуществляет на практике», заключается в том, что он учится справляться со своими чувствами; такая способность является весьма существенной для отделения ощущения Самости, то есть автономного «Я». Чувствительная мать улавливает настроение своего ребенка и помогает снизить накал чувств перевозбужденного или расстроенного малыша, но вместе с тем она знает, когда можно позволить ему испытать некоторое перенапряжение, способствующее развитию у него собственной эмоциональной сдержанности.
На стадии «практического осуществления», длящейся приблизительно с десяти до восемнадцати месяцев, отношения ребенка к матери заметно изменяется. Если Мать проявляла достаточно радости и интереса на стадии симбиотического слияния, то ребенок получает возможность от нее отделиться, испытывая высокую степень возбуждения. Приблизительно в десятимесячном возрасте большую часть времени он бодрствует, и большую часть бодрствования он проводит играя — порядка шести часов в день. Сначала Мать в первую очередь оказывается для ребенка няней и партнером в играх, но в последующие шесть месяцев она становится для него персоной «нет-нельзя» — то есть человеком, который своими запретами дает ему почувствовать «холодный душ» социализации. Состояния выражения бурной радости, столь характерные для младенца на этой стадии, постепенно начинают сменяться «состояниями легкого уныния», которые у малыша в этом возрасте похожи на состояния апатии или даже легкой депрессии. Однако такое «легкое уныние» (low-keyedness)[26] является нормальным и выполняет очень важную функцию — оно способствует дальнейшему развитию области мозга, которая управляет сохранением энергии и сдерживанием эмоций. Вступая в такие состояния «легкого уныния» и выходя из них, ребенок учится сглаживать интенсивность неприятных эмоций, все меньше и меньше прибегая к помощи извне. Каждый новый навык способствует развитию у него уверенности в своих силах и позволяет сделать очередной шаг, приближающий его к психологической автономии.
Подготавливая детей к жизни в гармонии с миром других людей, социализация ставит перед собой цель ограничить нежелательное поведение, включающее в себя много поступков, доставляющих детям удовольствие. Чтобы заставить детей отказаться получать такое удовольствие, необходимо вызывать у них сильную эмоцию стыда. Чувство стыда, впервые испытанное ребенком, является для него предательством с точки зрения его иллюзии о совершенном союзе с Матерью, продолжавшем существовать вплоть до этого момента. Ее любимое лицо теперь может внушать чувство стыда и сразу гасить радость и ощущение изобилия. Вместо того чтобы принимать от Матери подпитку, теперь ребенок ощущает себя опустошенным и даже уязвленным. Однако эта травма очень существенна и поучительна; она позволяет ребенку понять, что Мать — не только отдельный, но и отличающийся от него человек и что его место в мире далеко не всегда будет на самом верху. Однако эту травму следует наносить очень осторожно и деликатно.
Стыд — очень тяжкое бремя для годовалого младенца, и чтобы с ним справиться, воспитатель, от которого зависит ребенок, должен быть чувствительным, отзывчивым и эмоционально доступным. Это означает мягкий взгляд, теплые прикосновения и добрые слова, которые исходят от Матери или других воспитателей, Тогда ощущения эйфории, стыда и восстановления[27] становятся позитивным опытом в обучении умению справляться со стыдом и еще одной ступенью в развитии здорового ощущения Самости. Ребенок узнает, что болезненные чувства можно изменить, что он способен получить желаемый результат и может доверять своему воспитателю. Если этого не происходит, то вместо этого у ребенка появляется ощущение, что его потребности и чувства постыдны и неуместны, а он сам — плохой. В эмоциональной сфере малышу требуется сочувственная помощь, чтобы он мог совладать с эмоциями, а также защита от переполняющих его чувств, пока его мозг не станет достаточно зрелым, чтобы он мог справляться с ними самостоятельно.
Позитивная сторона стыда заключается в том, что стыд сдерживает естественный эгоизм, который расцветает пышным цветом как раз на стадии «практического осуществления» и позволяет детям получить больший опыт взаимодействия с другими. Им придется узнать, что они — значимы и уникальны[28], но не больше, чем любой другой человек, в особенности — их родители. Не унижая и не подавляя детей, воспитатели должны помочь им в развитии от ощущения состояния грандиозности и всемогущества, порожденного их ощущением слияния с прекрасной и могущественной Матерью, до ощущения своей отдельной Самости, которая основывается на реальности. Небольшие дозы стыда, за которыми следует утешение, помогают детям превратить ощущение своей грандиозности в более реалистичное представление о себе. Однако, вызывая такой стресс, родители и воспитатели должны проявлять выдержку, чтобы у детей могла развиваться их индивидуальная эмоциональная сфера. Иногда такое развитие становится сложным как для ребенка, так и для родителей.
К окончанию стадии «практического осуществления» в возрасте около восемнадцати месяцев мать и ребенок больше не могут долго и эффективно функционировать как симбиотическое «МЫ». Иллюзия всемогущества Матери постепенно уступает дорогу признанию ребенком существующего между ними различия, а также ее интереса к другим людям кроме него и другой деятельности кроме связанной с ним. Заблуждения относительно своего величия, позволявшие ему так уверенно исследовать окружающий мир, начинают рушиться, выводя его из состояния эмоционального равновесия. Вплоть до трехлетнего возраста чрезвычайно энергичный ребенок все лучше и лучше осознает свою истинную уязвимость и становится все более озабочен местонахождением матери и чувствует тревогу, когда она его покидает. В ее присутствии он требует, чтобы она разделяла с ним абсолютно все; отсюда возникло и название этой стадии — «восстановление отношений» («rapprochement»). В переводе с французского оно означает восстановление или возобновление теплых отношений — это финальная стадия процесса сепарации-индивидуации.
Ребенок в возрасте от восемнадцати до тридцати шести месяцев, находящийся на стадии «восстановления отношений», обладает более высокими реальными возможностями, чем шагающий малыш, но он становится гораздо более робким, ибо у него уже нет иллюзии собственного всемогущества и грандиозности; нет и психологического слияния с матерью. Для его настроения и поведения характерна амбивалентность, когда он то подходит к Матери, чтобы она разделила с Ним его мир и воспроизвела удовольствия, которые он испытывал при симбиотическом слиянии, то в гневе от нее отстраняется, укрепляя свою независимость. Приступы гнева и ярости в этом возрасте отражают возмущение ребенка, его возрастающее осознание своего истинного места в миропорядке и утрату контроля над своей могущественной великодушной Матерью, которая когда-то была такой же его частью, как его собственное лицо и руки.
В конце этой многообещающей стадии драматической прилипчивости и не менее драматического неприятия появляется здоровый ребенок с реалистичным ощущением Самости и осознанием автономии других; вполне нормально, если это случилось до того, как ему исполнилось четыре года. Произошла индивидуация, и теперь можно считать, что у ребенка присутствует ощущение целостного и обособленного «Я».
Ниже я приведу пример того, как одна эмпатичная мать справилась с некоторыми проблемами, возникшими на стадии «восстановления отношений».
Эмили: спокойная обстановка, чтобы развиваться
Эмили, которой исполнилось двадцать семь месяцев, пробудившись от дневного сна, обнаружила в доме чужого человека. Пока она спала, к Матери зашла в гости подруга, и девочка услышала незнакомый голос в комнате, куда выходила дверь ее спальни. Она позвала Мать из постели, и та сразу откликнулась.
— У меня гости, — мягко сказала Эмили Мать, понимая, что дочь еще не совсем очнулась от сна. — Ты хочешь прийти и поздороваться с Сильвией?
Через несколько минут общения матери с дочерью с глазу на глаз они обе вышли из детской. Эмили крепко обняла Мать, уткнувшись ей в шею, таким образом спрятав лицо в ее волнистые белокурые волосы.
— Она любит бегать голышом, — заметила мимоходом Мать, обращаясь к своей гостье, тем самым как бы объясняя, почему дочь появилась раздетой. Так же в обнимку они обе сели за стол, и Мать возобновила прерванный разговор с подругой, ласково пошлепывая Эмили.
Вскоре Эмили повернулась и стала внимательно и осторожно осматривать незнакомую тетю. Мать одобрила, что дочь присоединилась к их компании, и предложила ей кое-что попить и поесть. Разговор перешел на другую тему, чтобы в нем могла участвовать Эмили, которая медленно в него включалась, вместе с тем делая руководящие замечания Матери. Время от времени она тянулась к блузе Матери и цеплялась за ее грудь.
— Нас только что отняли от груди, — пояснила Мать гостье, иногда не обращая внимания на цепляющуюся руку ребенка, а иногда просто убирая ее и направляя внимание Эмили на что-то еще. В голосе Матери не проявилось никакого раздражения, и она ни разу не попыталась пристыдить дочь. Не прозвучало ни одной реплики в духе «ты уже взрослая девочка».
К тому времени Эмили совершенно проснулась и в присутствии гостьи ощущала себя вполне свободно, однако она была не слишком довольна тем, что ей приходится делить с ней внимание Матери.
— Хватит разговаривать, — сказала она женщинам, которые замолчали, чтобы обратить внимание на девочку, а затем продолжали болтать, вместе с тем стараясь подключать к разговору и ее. Но та вовсе не хотела участвовать в разговоре.
— Хватит разговаривать, — повторила Эмили.
Она была непослушной девочкой. Поэтому она стала играть своей едой и есть косточки от черешни — в качестве скрытого вызова Матери, которая просила ее этого не делать.
— Нехорошо бросать еду на пол, — спокойно напомнила Мать Эмили, опять — без малейшего раздражения и не стыдя девочку повторила: — Не надо есть косточки от черешни, Эмили. Знаешь почему? Ты можешь подавиться.
И Мать продолжала болтать со своей гостьей, держа Эмили у себя на руках, взаимодействуя с ней и физически, и вербально. Эмили перестала играть едой и стала выплевывать на пол косточки от черешни.
— Пойдем, подруга, — сказала Мать Эмили. — Хочешь показать Сильвии свою комнату?
Она этого действительно хотела, в особенности фотографии Папочки, который в основном был темой их беседы. В своей комнате Эмили показала гостье разные фотографии, игрушки и, с явным удовольствием, — свое отражение в зеркале. Затем, вдобавок ко всему, она села на свой горшок и пописала.
— Ах, молодец, отреагировала Мать тоном, который полностью соответствовал спокойному ощущению успеха своей дочерью. — Ты не хочешь вылить это в туалет?
И девочка это сделала и спустила воду.
— Ты такая молодец, Эмили, одобрительно и уверенно сказала Мать.
В стиле воспитания, характерном для этой матери, самое большое впечатление производит ее спокойное принятие именно тех эпизодов, в которых происходит развитие ребенка, а также ее умение плавно переходить от заботы и умиротворения ребенка к мягкой социализации, а затем к игре — и обратно. У этой двухлетней девочки период младенчества в существенной степени завершился, однако она еще не совсем готова отказаться от удовольствия побыть ребенком. Отметим ее собственническое отношение к телу своей матери, ее хмурую оценку и медленно теплеющее отношение к чужому человеку, а также ее внимательную сосредоточенность на контроле за самой собой и за теми, кто ее окружает. Отметим и то, как последовательно реакции ее матери снимали напряжение в «борьбе за власть» и какое в них проявлялось уважение к зарождающейся автономии Эмили, без преувеличения или преуменьшения значения социализации. И посмотрите на результат! Эмили очень хорошо развивается, и ее путь ведет к здоровому и обособленному (separate) ощущению Самости.
Первые два-три года жизни представляют собой период нарциссизма, когда не полностью развитая Самость ребенка и отсутствие у него осознания инаковости других еще в порядке вещей. Грандиозность, всемогущество, магическое мышление, острая чувствительность к стыду и отсутствие границ в межличностных отношениях — все это содержится «в одном флаконе». Подразумевается, что мы перерастаем эту стадию, однако потребуется помощь родителей, которые будут терпеть и любить нас, пока мы еще «не перебрались на другой берег». Нам нужно, чтобы они соблюдали границы, которые мы еще не видим, чтобы узнавать, кто мы такие на самом деле и кем можем быть, — чтобы помогать нам справляться со стыдом и сдерживать ярость, обучая нас жить в одном мире с другими людьми. Если этого не происходит, мы можем «застрять» на стадии детского нарциссизма. Именно отсутствие полноценного процесса сепарации-индивидуации приводит к появлению нарциссической личности.
В следующей главе мы рассмотрим особый тип родителей, которые не могут помочь ребенку преодолеть эту стадию. Если сам родитель в существенной степени страдает нарциссизмом, то можно предсказать результаты развития ребенка. Одни дети сами становятся клонами своих нарциссических родителей, тогда как другие таинственным образом втягиваются в отношения, требующие, как известно, пожертвовать Самостью.
Если вдуматься, управлять развитием ребенка, лавируя между нарциссическими рифами сепарации-индивидуации, — очень упорный труд. В оптимальном случае вы должны узнать, что стоит за его проявлениями эгоцентризма, перепадами настроения, взрывным характером и откровенным сопротивлением человеку, который изо всех сил старается решить очень важную задачу развития — сформировать здоровую автономную Самость. Для такой работы нужен взрослый, который спокойно себя ведет, проявляет сочувствие и четко различает границы. Чтобы хорошо выполнить эту работу, у родителей и воспитателей должно быть развито реалистичное отношение и к самим себе, и к ребенку, которое поможет им управлять собственными агрессивными импульсами, а самое главное, не позволит использовать ребенка для удовлетворения своих потребностей. Короче говоря, их собственный процесс сепарации-индивидуации должен был получить успешное завершение. А что, если этого не случилось?
С учетом того, что широко известно, а именно — что в жизненной увертюре присутствует дуэт матери и ребенка и при этом отец играет существенную, но лишь поддерживающую роль, — в профессиональной литературе гораздо больше внимания уделяется нарциссическим матерям маленьких детей, чем их отцам. Среди специалистов, уверенных в том, что большинство последующих проблем ребенка порождается неудачами в возрасте, соответствующем формированию у него индивидуальной Самости, мать считается человеком, который обладает самой большой властью над ребенком, а следовательно, несет самую большую ответственность. Но ключевая роль в этот формирующий период принадлежит человеку, который будет оказывать максимальное влияние на развитие в раннем детстве; фактически, таким человеком станет воспитатель, к которому у ребенка сформируется симбиотическая привязанность. В современном мире таким человеком может быть и отец, или партнер одного пола с биологическим или приемным родителем, или воспитатель детского сада, который проводит с малышом большую часть времени, когда тот бодрствует.
Таким образом, важно отметить, что когда мать-воспитательница является нарциссической личностью, то сама симбиотическая стадия становится опасной из-за отсутствия нормальной связи между матерью и ребенком. У такой матери не может сформироваться здоровой привязанности к своему ребенку, даже если она отчаянно этого хочет. Она не может помочь своему ребенку, но ее тянет к материнству из-за ее нарциссических побуждений идеализированного представления о себе как о воспитателе, быть может, желания стать «полноценной» женщиной, зачав, выносив у себя внутри и выкормив ребенка. Свои образы в этой архетипической роли воспламеняют ее грандиозность и приумножают ее претензии на обладание правом. Даже еще до зачатия она представляет себе ребенка как свое продолжение, которого можно использовать в своих целях, чтобы ощущать себя особенной и внушать другим людям восхищение.
Разумеется, нарциссической матери требуется «совершенный» ребенок, чтобы отзеркаливать ее совершенство как человека, давшего и взращивающего новую жизнь. Если реальный ребенок чем-то вызывает ее недовольство — своей внешностью, полом или наличием каких-то других «изъянов», — она начинает чувствовать себя неполноценной, испытывая чувство стыда и ярости. Но, проецируя на своего ребенка другой, более приятный образ, обещающий дать ей инфляционную подпитку, она может скрыть свои недобрые чувства и таким образом сохранить восхищение собой других людей. Независимо от того, воспринимает ли нарциссическая мать своего ребенка как «совершенного», или в глубине души она им разочарована и недовольна, она привязана не столько к нему самому, сколько к образу ребенка в ее фантазиях.
Признаки материнского нарциссизма становятся явно заметны у женщин, которые чересчур поглощены своей внешностью и ощущением комфорта во время беременности, ожидают, что другие будут их обеспечивать и обслуживать, или слишком расстроены изменениями своего тела или страшно боятся родов и грудного вскармливания. Одни женщины могут постоянно мечтать о том, чтобы легко перенести беременность или стать превосходной матерью. Другие могут быть крайне поглощены своей жизнью или заниматься поисками хороших консультативных центров для постоянного наблюдения за протеканием беременности. Женщина может втянуться и в совершенно иную жизнь, связанную с употреблением алкоголя или наркотиков, или подвергать себя другим опасностям, причиняющим вред плоду. Ее может мало интересовать подготовка к появлению ребенка, или, наоборот, она может быть помешана на том, чтобы у нее все было «лучше всех», несмотря на ограниченные финансовые возможности. У нее могут быть неоправданные ожидания относительно подарков от друзей и родственников, или же ей хочется, чтобы ее материнство эффектно выглядел со стороны, или же она больше озабочена тем, чтобы собрать новорожденному приданое, чем реальным появлением на свет ребенка. Будущая нарциссическая мать может быть либо слишком отстранена, либо чересчур вовлечена в ситуацию, связанную с ее беременностью, но в любом случае она поглощена собственными переживаниями, а не сосредоточена на ребенке, который скоро явится в этот мир из ее тела.
После рождения ребенка у нарциссической матери может наступить депрессия, если сокрушительные требования новорожденного оставят ей мало возможностей для удовлетворения ее грандиозных фантазий. Самоотверженность, которая от нее требуется на этой стадии материнства, может оказаться выше той, на которую она способна, тогда она может начать искать пути к отступлению. Она может без колебаний воспользоваться в своих интересах предложением о помощи со стороны другого человека, готового подставить плечо, чтобы снять с нее часть бремени или даже полностью освободить. И если она делает карьеру или у нее есть работа, которая ей нравится, она может захотеть туда вернуться раньше, чем планировала. Если у нее нет возможности улизнуть от своих обязанностей, она может создавать видимость своей деятельности с безразличием и беспечностью, пока другие этого не видят. В первые месяцы, когда ребенок никак не может подпитать ее нарциссизм, она может проявлять равнодушие или чрезмерную тревогу или же быть эмоционально отстраненной и бездушной как автомат, словно имеет дело не с живым ребенком, а с куклой.
Через несколько месяцев, когда ребенок нарциссической матери созрел для вовлеченности в симбиотические отношения, некоторые такие матери уже находят кого-то вместо себя на место «первичного воспитателя». Однако те из них, кто упорствует в том, чтобы остаться в этой роли, могут получить удовольствие от того, что будет дальше. Вознагражденные за свои усилия «узнающей улыбкой», они снова становятся для ребенка особенными, по крайней мере на какое-то время. Так как нарциссическая мать не признает границ между собой и другими, фактически всякий раз представляя отношения в виде слияния, то вполне естественно, что она находится на симбиотической стадии развития. Ее младенец будет смотреть на нее с любовью, изучать каждое ее движение и реакцию, успокаиваться, только почувствовав ее прикосновения и услышав ее голос, и она станет отвечать ему тем же. Наверное, больше ни один человек в мире никогда не заставит ее почувствовать себя столь значимой и столь особенной. Никто и никогда так абсолютно не принадлежал ей, с тех пор как. Это было так давно. Глубоко у нее внутри в резонанс колеблется струна, пробуждая воспоминания о разрыве с собственным детством. Она может оказаться столь поглощенной своим ребенком, который сейчас находится в состоянии психологического слияния с ней, что в это время может утратить способность проявлять внимание к кому-то другому. Но, увы, вскоре ребенок предаст их счастливый союз. Ему суждено перерасти его и искать свое счастье в мире, находящемся за рамками их частного рая. Как только она замечает, что он реагирует на других и обращает внимание на то, что ее мало интересует, она может начать на него обижаться или испугаться его потерять. Она может попытаться ограничить его возможности в достижении автономии или контролировать их, вызывая у него излишнее чувство стыда. Кроме того, она может начать им манипулировать, вознаграждая и поощряя его поведение, резонирующее с ее эгоистичными ожиданиями, в течение этого времени подпитывая инфляционную грандиозность ребенка и препятствуя развитию у него более реалистичного представления о себе.
Помните Эмили, двухлетнюю девочку, о которой шла речь в предыдущей главе, когда, проснувшись, она обнаружила, что дома находится гостья? Реакции ее матери в ответ на некоторые вызовы, характерные для последней стадии процесса сепарации-индивидуации, служат моделью эмпатического отношения родителя. Тот же самый сценарий в исполнении нарциссической матери вызвал бы прямо противоположное чувство. Такая мать могла бы позволить ребенку приковать к себе всеобщее внимание для удовлетворения ее собственного эгоизма. Это привело бы к усилению ощущения ребенком своей грандиозности и вместе с тем заставило бы его лицемерить, разыгрывая перед гостьей спектакль с целью продемонстрировать благородное попечительство Мамочки. Но то, что Мамочка могла изобразить как заботливое воспитание, в данном случае было бы всего лишь упражнением в демонстрации ее собственной грандиозности.
Еще одна разновидность нарциссической Мамочки была бы раздосадована и не смогла бы сдерживать свое раздражение тем, что проснувшийся малыш прервал ее беседу с подругой, заходящей в гости так нечасто. Она могла бы не обращать внимания на дочь до тех пор, пока ее плач не стал бы мешать чересчур сильно, или попытаться занять ее чем-то или отвлечь, чтобы она не слишком надоедала. Скорее всего, в этом возрасте ребенка такие действия Матери потерпели бы неудачу. Попытки ребенка привлечь внимание такой матери, скорее всего, вызывали бы ее раздраженную реакцию, и желание пристыдить ребенка могло бы быть обильно приправлено требованиями вести себя как взрослые. Заменой приятного времяпрепровождения была бы борьба за власть с раздраженным ребенком, демонстрирующим свою способность пойти на серьезный скандал. В одном случае нарциссическая мать не сумела бы распознать истинных потребностей ребенка и тогда использовала бы дочь для подкачки своего инфляционного нарциссического пузыря, а в другом — осуществляла бы социализацию тяжелой рукой, не приспосабливаясь к потребностям и поведению ребенка соответственно его возрасту.
Стадии «практического осуществления» и «восстановления отношений», соответствующие возрасту десяти-тридцати месяцев, — это период, в который нарциссическая мать, сформировавшая ранее симбиотическую связь со своим отпрыском, обладает возможностью усилить нарциссизм своего ребенка и создать будущую нарциссическую личность. Если она поощряет естественные детские ощущения грандиозности и всемогущества, ибо они доставляют ей удовольствие, если ей не удается мягко его подтолкнуть к формированию более реалистичного представления о себе, то процесс сепарации-индивидуации останавливается. Вместо того чтобы помочь ребенку сформировать более реалистичный взгляд на себя, она поощряет поведение, при котором в основе его самооценки находится воображаемое представление о се6е как об особенном и могущественном человеке, — как это происходит у нее самой. Он застревает в своем нарциссическом состоянии, будучи продолжением своей матери, — как и она сама является его продолжением.
Так как нарциссическая мать не переносит чувства стыда, она не может выдержать бурь, которые обязательно происходят в процессе сепарации-индивидуации, когда поведение детей часто вызывает у родителей сильное разочарование и недовольство. Когда ребенок сопротивляется желаниям Матери или вызывает у нее смущение в присутствии других людей, ее реакция на него становится чрезвычайно острой, и в ней присутствуют гнев и осуждение. Проявление эмпатии и способность контролировать агрессию никогда не присутствуют в Материнской модели поведения, и потому ребенок никогда не может овладеть этими качествами — у него остается лишь хорошо развившаяся острая чувствительность к Материнской враждебности. Ребенок, который практически не способен совладать с чувством стыда, проявлять сочувствие и сдерживать агрессию, с очень большой вероятностью может стать нарциссической личностью. Какова мать — таков и ребенок.
В силу того, что традиционно в раннем детстве в роли «первичного воспитателя» выступает мать, как правило, самым существенным является прямое воздействие материнского нарциссизма на ощущение ребенком своей Самости. Но бывают случаи, когда у ребенка формируется симбиотическая привязанность к отцу, если «первичным воспитателем» становится Отец, — и тогда отцовский нарциссизм станет ничуть не меньшим препятствием для здорового развития ребенка, чем материнский, — по тем же самым причинам.
Однако даже в случае традиционных семейных отношений нарциссизм отца может косвенно влиять на ребенка в течение первых двух лет после рождения, в зависимости от отношения отца к матери ребенка. Матери маленьких детей физически и эмоционально истощаются, стараясь удовлетворить потребности ребенка, и партнер, способный оказать поддержку, служит для них источником восполнения ресурсов. Если же Отец слишком поглощен собой, чтобы позаботиться о Матери, то за удовлетворением своих собственных эмоциональных потребностей она может обратиться к ребенку, что может сделать ее слишком «близкой» ему и подвергнуть опасности процесс сепарации-индивидуации. Дети, имеющие нарциссических отцов и прилипчивых матерей, зачастую сохраняют нездоровую связь с матерями на протяжении всей своей жизни.
К тому времени, когда индивидуальность ребенка уже почти сформирована, ему также требуется помощь Отца, чтобы завершить процесс психологического отделения от Матери. Именно Отец становится воплощением манящего внешнего мира, существующею за пределами запутанной общности Самости и Матери, остающейся после симбиотического слияния. Но если его не интересует собственный ребенок или же он оказывается недоступным по иным причинам, то он тем самым создает препятствие в достижении ребенком автономии, убирая жизненно необходимый мостик, который должен построить для ребенка именно он. Однако не все нарциссические отцы оказываются отстраненными и невовлеченными. Кто-то из них начнет использовать возрастающий интерес ребенка к нему для подпитки своего стремления к власти или восхищению.
Как правило, нарциссический отец смотрит на свои родительские функции с двух очень разных точек зрения, однако, что доказывает их сходство, обе сосредоточены на его «Я». С одной стороны, быть может, у него не было намерений сразу становиться отцом и он чувствует себя обманутым, загнанным в ловушку, с другой стороны, он также может оказаться жертвой каких-то манипуляций со стороны беременной женщины в отношении его отцовства. Поскольку ее тело теряет привычную для него форму, он может почувствовать к ней отвращение. Если она теперь не способна физически и эмоционально удовлетворить его аппетит, у него может происходить внутренняя борьба с чувством отвержения, предательства в отношении обладания правом и завистью к плоду. Он может сваливать на нее и ее тело стыд, который скрывается за этими чувствами, а его ярость будут выдавать недовольные замечания или садистские шуточки. В крайних случаях он может даже проявлять физическую агрессию по отношению к матери своего ребенка.
Нарциссической личностью является и тот мужчина, который стремится стать отцом с целью получить власть над своим партнером или создать точную копию самого себя. Грандиозные фантазии такого мужчины фиксируются на будущем, в котором сфера его влияния, а следовательно, его ценность расширяются через эксплуатацию других, над которыми, вследствие их зависимости от него, можно доминировать и делать их по своему образцу — чтобы они соответствовали его потребностям. Он может идеализировать мать своего ребенка или относиться к ней с безразличием, — но он использует свое отцовство как средство подпитки своей инфляции на протяжении очень и очень длительного времени.
Нарциссический отец может с самого начала бросать своего ребенка, поглощенный своими эгоистическими устремлениями, он не желает тратить на него свое время и ресурсы. Он может быть морально не готов нести материальную ответственность, связанную с отцовством, и возмущаться тем, что должен обеспечивать ребенка. Его может мало интересовать здоровье и благосостояние матери своего ребенка, и тогда он станет общаться с ней только ради удовлетворения собственных потребностей. Он «слишком занят», чтобы посещать курсы для будущих отцов или присутствовать во время родов. Кроме того, он может полностью сложить с себя ответственность, связанную с отцовством, и чувствовать, что те, кто хотел бы, чтобы он поступал иначе, просто пытаются ограничить его свободу. Это мужчина, который видит, что — пеленки меняют в три часа ночи, и знает, где написано, что кормление не входит в его обязанности. Всего, что он решил сделать или дать, должно быть достаточно, и он имеет право жить своей жизнью, не приспосабливаясь к новой роли отца. Если мать его ребенка становится для него менее доступной для удовлетворения его сексуальных или эмоциональных потребностей, он чувствует себя вправе удовлетворять их на стороне. Время от времени он будет проверять, все ли у ребенка в порядке и есть ли у него все необходимое, но он редко находит в общении с ребенком что-то для себя интересное, и нет ничего, что поддерживало бы этот интерес.
С другой стороны, чем более властным бывает отец человек, который хочет использовать свое отцовство для накачки собственной инфляции, — тем более эта властность проявляется в отказе от своего ребенка. Он может «парить» над матерью и ребенком в поисках возможности стать центром внимания. Его сверхбдительность — это признак ощущения тревоги, а беспокоит его то, что связь между матерью и ребенком имеет к нему очень мало отношения. Если до рождения ребенка он был требовательным собственником, то теперь он почти всегда ощущает себя лишним. Мать полностью поглощена ребенком, а не им, поэтому, вместо того чтобы получить больше, он получает меньше. Он может «надуться» или стать еще более требовательным, пытаясь соперничать со своим ребенком. Он может соперничать и с матерью своего ребенка, пытаясь отвлечь от нее ребенка с помощью игрушек и развлечений. Зачастую такие игрушки и развлечения не соответствуют уровню развития ребенка, что говорит о том, что у отца отсутствует эмпатия и он не осознает актуальные возможности ребенка. У него могут быть и другие нереалистичные ожидания, что, например, проявляется в следующих замечаниях: «Почему она не рада меня видеть, когда я прихожу домой?»
Отцы играют очень важную роль для детей с самого рождения, и, тесно вовлекаясь в их повседневное воспитание, они могут с ними соединиться так же близко, как и матери, но их связь будет иметь характерные маскулинные особенности. Однако с точки зрения развития ощущения обособленной Самости существуют только одни симбиотические отношения — и обычно это отношения с Матерью. Хотя первые месяцы Отец может отчасти ощущать себя лишним, он обязательно играет важную роль в процессе сепарации-индивидуации у ребенка, и эта роль не менее важна, чем роль Матери. Считается, что состояние симбиоза, как и детский нарциссизм, является переходной стадией, и когда приходит время, роль Отца заключается в том, чтобы открыть для ребенка мир, существующий вне частного рая, в котором находятся ребенок с Матерью. Когда ребенок становится психологически подготовленным, возникает новый соблазн поиска приключений, но он порожден уже не инфантильными фантазиями, связанными с ощущением грандиозности и всемогущества, а именно реальной перспективой получения превосходства. На этой стадии ребенок постепенно становится все более способным и готовым отцепиться от Материнского корабля. Именно Отец побуждает его научиться плавать и вместе с Матерью служит ему ориентиром, пока он не научится плыть самостоятельно.
К сожалению, этот процесс серьезно нарушается, если Отец является нарциссической личностью. Поскольку на начальных стадиях процесса сепарации-индивидуации ребенок чрезвычайно чувствителен к побуждающему воздействию Отца, нарциссический отец ощущает тот же вкус симбиотических отношений, который в свое время ощущала Мать. Вдруг у него появляется возможность стать «любимцем» ребенка, и тогда в нем могут проявиться собственнические интересы, и он станет соперничать с Матерью, чтобы подпитывать свою инфляцию. Однако если Отец станет продолжать в том же духе, то борьба за власть «двойки» и «тройки»[29] будет становиться все более и более драматичной, и ребенок столкнется с серьезными трудностями, пытаясь совместить свою инфантильную грандиозность с реальностью. Но пока поведение ребенка созвучно фантазиям нарциссического Отца, тот особенно не волнуется. Он может получать такое удовольствие от ребенка, стремящегося к достижению автономии, когда он начинает все больше и больше противоречить Матери, что может не ограничивать поведение ребенка и не хотеть приучать его к дисциплине, пока эгоцентризм ребенка не столкнется с отцовским эгоцентризмом. В таких случаях Отец становится чрезвычайно требовательным, контролирующим или недовольным и начинает излишне стыдить ребенка за его «плохое поведение». И проявляя такое отношение к ребенку, он думает, что пользуется своим родительским правом.
Важно отметить, что все родители маленьких детей время от времени ощущают себя в тупике, измученными, раздраженными, подавленными вследствие серьезных требований, которые предъявляют к ним родительские функции. По отношению к детям они испытывают чувство стыда и сожаления о том, что сделали раньше. От этого они не становятся нарциссическими личностями. Они не являются совершенными родителями, и думать иначе — само по себе проявление нарциссической заносчивости и самомнения. Однако они являются нарциссическими родителями, людьми, которые не в состоянии проявлять эмпатию по отношению к своим детям или не могут последовательно настраиваться и откликаться на реальные потребности ребенка, потому что слишком заняты удовлетворением собственных потребностей. Именно это всепроникающее ощущение грандиозности и претензия на обладание правом вдохновляют поведение таких родителей, как и чрезмерное отрицание реальности, порожденное их потребностью быть совершенными, идеализировать своего отпрыска и чтобы он, в свою очередь, их тоже идеализировал. Они связывают с ним свои несбыточные ожидания и проявляют гибкость лишь тогда, когда это им выгодно. Их послание миру таково: «Если я так хочу, значит, так и должно быть».
Тонкое место родительского воспитания — особенно в отношении маленьких детей — знать, где проходит грань при выборе соответствующего поведения с ребенком, которое, будучи неприемлемым для детей более старшего возраста, в данном возрасте помогает малышу продвигаться вперед в его темпе. Ошибиться в одну сторону — значит препятствовать психологическому процессу сепарации-индивидуации ребенка, тогда как в другую — значит способствовать развитию ложной Самости.
«Псевдозрелым» («pseudomature») называют ребенка, глядя на которого создается впечатление, что он «перепрыгнул через свое детство». Если бы можно было обернуть время вспять и взглянуть на таких людей, когда им было два-три года, то вы бы увидели «маленького мужчину» или «маленькую маму», которые, приспосабливаясь к нарциссическим склонностям своих родителей, по существу, воспитывали сами себя, при этом пытаясь отвечать почти невыполнимым требованиям родителей.
Исследования показали[30], что матери таких детей не одобряют их, когда они «ведут себя как дети», и подталкивают их к тому, чтобы они чаще вели себя как «взрослые» даже в раннем детстве. Они хотят использовать вербальный контакт вместо физического и очень не любят, когда их дети отыгрывают гнев. Они считают, что дети не должны проявлять к матери негативных чувств, если та будет вынуждена поручить их какому-то другому воспитателю. Также они считают, что дети не могут испытывать — не говоря уже о том, чтобы выражать — ярость, унижение и бессилие, которые обыкновенно испытывает ребенок в раннем детстве.
Неудивительно, что дети, которые получали такие послания вместо помощи в развитии умения справляться со своими чувствами — стыдом, яростью и агрессией, — с одной стороны, были очень удобными для взрослых, но с другой — оставались более эмоционально ранимыми, чем кажется на первый взгляд. Их жажда восхищения делает их более умными, когда они оказываются в центре внимания, но им нужно быть «лучшими» в команде, победителями в любом соревновании. Они преждевременно становятся самодостаточными и научаются избегать фрустрации, но если им это не удается, их личность просто «распадается»: с плачем, рыданиями и даже с агрессивными выпадами. Они не могут терпеть чьей-либо помощи, особенно получать ее от других детей, над которыми они склонны доминировать. Они слишком очаровательны, и язык не поворачивается называть их «испорченными», однако для них в существенной степени характерен все еще неразрешенный инфантильный нарциссизм, и они отчаянно нуждаются в том, чтобы кем-то управлять, — для подкрепления своей самооценки.
И «псевдозрелый» ребенок, и «чудовищный правообладатель» вырастают у нарциссических родителей в результате воспитания. Последний был пленником инфляционного пузыря нарциссического родителя, тогда как первого преждевременно лишили родительской опеки, что привело к формированию ложной Самости, которая кажется более компетентной, чем есть на самом деле. И тому и другому не удается отделиться от своих эмоционально опустошенных матерей, и они становятся такими, какими они нужны Матери или Отцу, а не такими, какие есть на самом деле. Их хрупкая самооценка зависит от признания других, но вместе с тем они боятся зависимости и близости, которые таят в себе угрозу обнажить их слабость и нестерпимый стыд. Они стремятся к признанию своего превосходства и могут испытывать зависть к тем, у кого есть то, чего нет у них. Хотя внешне они могут быть очаровательны, в глубине у них ледяной холод или же сильный голод, возникший из-за того, что они никогда не знали эмпатичной любви. Те из них, кто меньше всего способны справляться с чувством стыда и у кого усилилось инфантильное ощущение грандиозности и всемогущества, станут нарциссическими личностями, а в основном такие дети остаются зависимыми от чувства стыда (shame-driven) и, как это ни удивительно, начинают тянуться к тем, кто напоминает им их нарциссического родителя, и путать то, что является реальным, с тем, что реальным не является. Именно таким детям больше всего нужны стратегии выживания, о которых говорится в III части книги «Защитите себя».