Адские чары

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Замок Керведек был построен в XVI веке. Часть его была перестроена во времена Людовика XVI. Неподалёку, на холме, находились развалины древнего замка, от которого осталась лишь одна, готовая ежеминутно рухнуть башня.

За несколько часов до прибытия господ в замок приехали горничная с камердинером, и первое, что им доложили, это о том, что для маркизы доставлен букет из белых лилий и камелий.

— Да вы, должно быть, встретили этого господина. Он был верхом на чудном коне, а у самого рожа прескверная, точно у покойника. Да и цветы его воняют, должно быть он их модными духами вспрыснул, — пояснила Жаклин, экономка.

— Ох, сам у нас такие штуки выделывает, что волосы дыбом встают, — сказал Клавдий.

Прислуга пришла в ужас, услыхав про странные, таинственные явления в Париже. Не испугался один Пьер, сын экономки, служивший в замке садовника.

Это был молодой человек, крепко сложенный, бретонец. Он смело заявил, что желал бы повстречаться с чёртом и всадить ему пулю в брюхо за подлое преследование женщины.

— Если это не просто какой-нибудь плут, а вы, по глупости, поверили в небылицы, — прибавил он.

— Сам ты дурак, — гневно крикнула на него Жаклин. — Ещё сегодня ночью были разные скверные приметы. Пастух Гильо слышал зловещий шум в развалинах: уж мы знаем, что это значит! А Мадлена, идя ночью в село, слыхала в старом склепе стоны и плач.

Люди были подавлены услышанным и разошлись в удрученном состоянии.

Когда экипаж с молодой четой въехал в тенистую дубовую аллею, которая вела к замку, чувство гнетущей тоски и смутного страха объяло Керведека, ему даже показалось, что порыв холодного ветра пахнул в лицо.

В этот миг Кира схватила мужа за руку.

— Смотри, это он, — тихо прошептала она.

Повинуясь точно какому-то магическому действию, маркиз поднял голову и заметил в густой зелёной листве сероватый шар. И из него на них смотрели два блестящих глаза, которые затем погасли.

— Это галлюцинация, — пробормотал шутливо маркиз.

Но голос его прозвучал фальшиво. Жена грустно поникла головой, и он замолчал.

Доклад прислуги о появлении неизвестного всадника со злополучным букетом совсем испортили маркизу настроение. В мятежной, неверующей душе повесы происходил целый переворот.

Крайний материалист, не признававший Бога и не допускавший даже существования души, он никогда ни о чём ином не думал, как о наслаждении жизнью. «Надо наслаждаться как можно более и полнее, пока не поглотит небытие» — было его житейским правилом. И вдруг он натолкнулся на потусторонний мир, населённый живыми, якобы, существами. Эти существа были обуреваемы ненавистью, ревностью и жаждой мщения, эти существа были обуреваемы ненавистью, ревностью и жаждой мщения, эти существа оказывалось неуловимыми, но грозно преграждали ему путь к законному счастью… Все нагромождённые им «удобные» убеждения и верования рушились, он оказался сбитым с толку и беспомощно метался из стороны в стороны, как корабль, потерявший руль и снасти…

Киру он нашёл в будуаре. Она сменила дорожный костюм на тёмный шелковый пеньюар, который ещё резче оттенял её смертельную бледность. Ни разу ещё он не видел её такой расстроенной и охваченной необычным волнением.

Увидав мужа, она жестом ему место рядом с собою на диванчике, её бледные щеки вспыхивали лихорадочным румянцем. Она попробовала заговорить, но дрожащие губы не повиновались. Наконец, она превозмогла своё волнение и чуть слышно сказала:

— Ввиду неумолимой ненавистью, с которой преследует меня Алексей, я считаю, что обязана принести моё покаяние, унизительное для меня, но…

— Да что же, наконец, надо его проклятой душе? — яростно вырвалось у маркиза.

— Отомстив за себя, и это — его право. Неосторожно, безумно, может быть, я накликала на себя беду, и теперь адские чары требуют расплаты.

Она описала своё посещение Малейнен, происшедшую тогда у колдуньи страшную сцену, и указала на злополучные последствия, обрушившиеся на Настю и на неё. Про свою вторичную поездку на Волково она, однако, умолчала.

— Разумеется, я не предполагала ничего подобного и в колдовство даже не верила, а старуха тогда врасплох поймала меня. Всё равно, договор с дьяволом нерушим, и я чувствую, что проклята. Но сознание, что я могу навлечь на тебя адское мщение, подвергнуть тебя смертельной опасности, мучает меня день и ночь…

Её душили слёзы, и она смолкла.

— Я не противна тебе милый, милый? Скажи, ты не боишься меня, проклятой, связанной с дьяволом? Но если уж я погибла, то хочу, чтобы ты был спасён, потому что люблю тебя больше жизни. Я… возвращаю тебе свободу и умоляю начать развод. Ведь я не жена тебе, и никогда ею быть не смогу, нас разделяет ад. Я вернусь в Россию и постригусь в монастырь. Может быть, храм оградит меня от ужасного преследования Алексея, а мои мучения, после потери любимого человека, его удовлетворят.

Маркиз был бледен и слушал её в смущении. Рассудок его не мог допустить что-либо подобное, а между тем действительность подтверждала слова жены.

Но он искренне любил Киру, а её отчаяние возбудило в нём жалость и чувство, несравненно более чистое и глубокое, чем та чувственность, которую она ему прежде внушала.

Он привлёк к себе жену и поцеловал её дрожащие губки.

— Не плачь, дорогая! Я не боюсь тебя и никогда, слышишь ли, никогда тебя не покину. Я не осуждаю за ребячество и легковерие, которое повлекло тебя к колдунье. Я не знаю, какие злополучные силы пустила в ход эта чухонская ведьма, но, во всяком случае, готов оспаривать тебя у самого дьявола, потому что любовь моя не отступит ни перед какой борьбой, и я уверен, выйдет победительницей.

Звонкий, глумливый смех, исходивший словно из камина, прервал его. Кира, обнимавшая и благодарившая его за любовь, задрожала и вырвалась из его объятий. Взбешенный маркиз вскочил и гневно сжал кулаки.

— Проклятый призрак! Ну, выходи и говори, что тебе нужно, а не нападай из-за угла, мерзавец, мучающий женщину, которая и согрешила-то лишь по неопытности. Выходи, говорю, подлое исчадие ада, или убирайся в свою могилу, а не то я тебя заставлю. И призову на помощь силу церкви. Увидим, кто восторжествует: дьявольское копыто или святой животворящий крест Господень.

На эти слова, столь неожиданные в устах атеиста, раздался зловещий треск и послышалось странное шуршание, словно какая-то тяжёлая масса тащилась по трубе камина.

На дворе бурный порыв ветра потряс вековые деревья сада. Кира в эту минуту схватилась руками за голову, вскрикнула и упала без чувств.

Маркиз поспешил закрыть окно, так как, по-видимому, надвигалась гроза, затем он перенёс жену в спальню и позвонил Жюльетте.

Горничная прибежала вместе экономкой, и обе стали приводить в чувство Киру, лежавшую без движения.

Снаружи, между тем, буря усиливалась, небо быстро затянулось тёмно-зелёными тучами, рассекаемыми поминутно яркой молнией, неистово свистел и выл ветер, а в комнате всё продолжал раздаваться зловещий треск. Старая Жаклина побледнела и с трепетом прислушивалась к этим звукам. Вдруг она проворно ушла из комнаты и затем вернулась с древним серебряным распятием и хрустальным медальоном, заключившим священную остию. Перекрестившись, она положила их на грудь Киры.

В этот миг оглушительный раскат грома, точно пушечный выстрел, потряс стены замка, стекла в окнах разлетелись вдребезги, и в комнату влетела шаровидная молния, которая покружилась несколько раз над головой Киры, а затем поплыла к камину, где и исчезла.

Минут через десять гроза прошла, тучи разогнало, и яркое солнце засияло на голубоватом небе. И не будь разбитых стёкол да вырванного с корнем столетнего дуба у окна, можно было, усомниться, что чудная погода нарушалась.

Новое происшествие возбудило в людской бесконечные пересуды, только и разговоров было, что про дьявола, прицепившегося к молодой барыне. Но относительно причин такого наваждения мнения разделились, одни видели в этом наказание за явное безверие маркизы, другие считали его следствием какого-нибудь тайного греха, совершенного Кирой, а третьи приписывали тому, что она схизматичка и носит варварское имя, не имеющее святой покровительницы.

Жаклина взяла барыню под свою защиту, доказывая, что та, хоть и схизматичка, а добрая, ласковая, что она очень её жалеет и посоветует маркизу обратиться к тётке Лебретт, чтобы та изгнала из неё беса.

Решившись на такой шаг, экономка в тот же вечер отправилась к маркизу, сидевшему в кабинете, и высказала своё мнение.

— Очень вам благодарен, добрая Жаклина, и непременно последую вашему совету. А кто же она такая, эта женщина? — спросил Керведек, с трудом удерживаясь от смеха при мысли, что он будет советоваться с деревенской колдуньей.

— Ноэми Лебретт, или тётка Лебретт, как её у нас зовут, вдова старого пастуха. — Она очень стара, но силой обладает большой. Она чудесно исцеляет от болезней, тушит пожары, очищает неспокойные дома и вызывает усопших в долине долменов. Но беда тому, кто её обидит, и на кого она напустит. Такой человек на всю жизнь остаётся испорченным. Только она, по-моему, и может Вам помочь.

Маркиз ещё раньше решил обратиться к оккультистам, чтобы они отрешили от него и Киры преследовавшую их нечисть. Тем лучше, если в этом деле ему поможет бретонская колдунья.

Тётка Лебретт жила в соседней общине, а так как у Керведека неподалеку от села был хутор, служивший пристанищем во время охоты, то он решил провести там несколько дней.

Дачка очень понравилась Кире. После бури она страдала тупой головной болью, словно от сильного удара в темя, и теперь ей казалось, что на вольном воздухе она лучше себя будет чувствовать, чем за массивными стенами замка.

Переезд был назначен на следующий день. Супруги решили пожить там с неделю, а тем временем маркиз посетил тётку Лебретт и постреляет дичь.

Как только это известие дошло до людской, Пьер заявил, что немедленно отправляется на хутор.

— Умираю от любопытства, такая охота повидать вблизи беса! А если он вздумает заявиться завтра со своим протухлым букетом, так я ему пулю всажу, — со смехом говорил он.

— Не делай этого, Пьер. Ты ведь тоже из тех, которые ни во что не верят. А между тем ясно, что тут замешан дьявол, — испугалась Жаклин.

— Там увидим, — ответил смелый бретонец. — Во всяком случае, я не упущу случая поглядеть на заправского чёрта, явившегося прямо из ада. А если я его прогоню, так он ещё может быть, оставит мне на память свои рога, копыта и хвост.

Храбрость Пьера имела и другую подкладку, кроме любопытства.

Он был влюблён в хорошенькую дочку фермера, Нанон, и рассчитывал, не без основания, что если удастся избавить господ от беса, в котором он подозревал просто какого-нибудь негодяя, то маркиз даст ему средств, чтобы жениться и устроиться.

Переговорив с Нанон, он посвятил её руки в свои планы, и влюблённые решили с зари сторожить у дома, откуда была видна далеко дорога, так что никто не прошёл бы незамеченным.

Было около семи часов утра, когда Нанон, чистивший горох, показалось будто на дороге, вдали появился всадник на вороном коне.

— Не забудь наставлений, Наннет. Если это тот мерзавец, который дурачит господ, и если он опять будет передавать тебе букет из белых лилий и камелий, ты крикни и беги во двор. А я здесь спрячусь, за дверью, и как только ты крикнешь, выскочу и выстрелю в него из револьвера.

Едва парень скрылся за дверью, как из соседних кустов появился какой-то господин с большим букетом белых цветов в руках. При первом взгляде на бескровное лицо незнакомца и блестевшие глаза, безумный ужас овладел девушкой. Она дико крикнула и, опрокинув миску с горохом, со всех ног бросилась бежать.

Пьер мигом выскочил и дал выстрел по человеку, который с криком отскочил в сторону.

— Да что вы все ослепли или взбесились? Ты меня чуть не убил! Пуля на палец от головы прошла. А эта недотрога Нанон, бежит, словно, от дьявола, — кричал здоровый крестьянин в бретонском наряде, сопровождая свой оклик отборной руганью.

Бледный Пьер ошалел, глядя на стоявшего перед ним рабочего с фермы. На скамейке, у опрокинутой миски, он увидел злополучный букет.

— Прости, Иван, я тебя не хотел убивать, а вот того подлого… чёрта, который преследует нашу молодую барыню…

Он кратко рассказал, в чём дело, и указывая на букет, добавил:

— Вот, гляди, дьявольские цветы… Он мне глаза отвёл, чтобы на убийство натолкнуть.

Иван, суеверный, как истинный бретонец, бухнулся на скамью; со страху у него подкашивались ноги, и он с отвращением сбросил букет на землю.

— Видать, что он из преисподней: от него мертвечиной так и разит. Надо бы его сжечь на можжевельнике, да святой водой окропить.