Часть VII Воскресенье Норт-Форк, Лонг-Айленд и Нью-Йорк

Мы имеем право убить четыре миллиона американцев — два миллиона из них дети, — а также заставить бежать вдвое больше и оставить ранеными и инвалидами сотни тысяч.

Сулейман Абу-Гайт, представитель Усамы бен Ладена. Май 2002 г.

Глава 15

Мы с Кейт все же спустились к завтраку утром в воскресенье и обнаружили, что наши соседи-постояльцы ничего интересного собой не представляют: обычный набор любителей попить прохладного винца из Манхэттена — в данном случае три пары неопределенного пола, ко всему относящиеся страшно серьезно, словно прибыли сюда на кастинг для Национального радио. Невозможно было определить, знают ли они друг друга и кто с кем сюда приехал. Вполне возможно, все они только что познакомились на демонстрации против абортов.

Постояльцы оживленно болтали, обмениваясь разрозненными страницами воскресного выпуска «Таймс», словно обнаружили какие-то священные тексты, завернутые в их салфетки.

Мы перезнакомились со всеми и уселись с Кейт на два свободных места за столом в обеденном зале. Тюремная надсмотрщица приволокла нам кофе и апельсиновый сок и рекомендовала начать с горячей овсянки.

— А горячие булочки у вас есть?

— Нет.

— Я не могу читать «Таймс» без горячих булочек. Горячая овсянка отлично сочетается с «Уолл-стрит джорнал». У вас есть «Уолл-стрит джорнал»?

— Горячая овсянка вполне подойдет, спасибо, — перебила меня Кейт.

Мои сотрапезники оживленно комментировали милые пустячки из разделов «Таймс» — искусство, путешествия, отдых, книги и так далее. Разве я на такое напрашивался?!

Apres sex[10] мы прикончили бутылку красного вина, и я ощущал легкое похмелье, отчего всегда делаюсь ворчливым и раздражительным. Так что в отличие от Кейт не принимал участия в общем разговоре.

У меня был с собой маленький «смит-вессон», положенный мне во внеслужебное время, — висел в кобуре, пристегнутой к ноге над лодыжкой, и я уже начал подумывать, как бы уронить салфетку, нагнуться за ней и, вытащив при этом револьвер, заорать: «Не двигаться! Я филистер! Всем заткнуться и жрать свою овсянку!» Но я же знаю, как Кейт реагирует на подобные мои глупости.

А разговор тем временем переместился на заголовок в «Таймс» — «Рамсфелд приказывает переработать планы ведения войны, добиваясь более быстрых действий». Мои сотрапезники уже пришли к единому мнению — война с Ираком неизбежна, учитывая настрой нынешней администрации.

Если бы я любил делать ставки — а я и впрямь не прочь этим заниматься, — то поставил бы на январь или, может, на февраль. А в марте шансы, пожалуй, будут еще выше.

Один из мужчин по имени Оуэн заметил мое безразличие и спросил:

— А вы как считаете, Джон? Почему нынешняя администрация хочет начать войну со страной, которая не причинила нам никакого зла?

Вопрос, кажется, был с подковыркой — такие я обычно задаю подозреваемым; например: «Когда вы перестали бить свою жену и начали работать на Аль-Каиду?»

Но ответил я Оуэну вполне правдиво:

— Думаю, мы можем избежать войны, если сумеем укокошить Саддама и его психически ненормальных сынков с помощью снайперов или нескольких крылатых ракет.

За столом на минуту воцарилось молчание, потом другой мужчина, Марк, произнес:

— Значит… вы не за войну… но считаете, что нам надо убить Саддама Хусейна?

— Я бы поступил именно так. Войны надо приберегать на тот случай, когда они действительно нужны.

Женщина по имени Майя полюбопытствовала:

— А нам когда-нибудь бывают нужны войны?

Вопрос, я думаю, риторический. И я спросил ее, в свою очередь:

— А что бы вы предприняли после нападения на Всемирный торговый центр и Пентагон? Послали бы «Дикси Чикс»[11] в Афганистан с миссией доброй воли?

— Джон любит делать провокационные заявления, — заметила Кейт.

Мне хотелось прекратить этот идиотский разговор, но Марк, кажется, мной заинтересовался.

— Вы чем занимаетесь, Джон? — спросил он.

Обычно в таких случаях я представляюсь инспектором по термитам, но сейчас решил не заниматься глупостями и ответил:

— Я сотрудник Федеральной антитеррористической оперативной группы.

После минутного молчания Марк уточнил:

— В самом деле?

— Да. А Кейт — специальный агент ФБР.

— Мы работаем вместе, — добавила Кейт.

Одна из дам, Элисон, воскликнула:

— Как интересно!

— Как вы считаете, уровень террористической опасности — сейчас объявлен «оранжевый» — это реально или они просто нас запугивают в политических целях? — обратился ко мне третий парень, Джейсон.

— Ха! Понятия не имею. А что по этому поводу пишет «Таймс»?

Но он продолжал настаивать:

— Насколько реальна сегодня эта угроза?

— Угроза терроризма в Америке вполне реальна, — вмешалась Кейт. — Однако, не разглашая секретных сведений, могу сказать, что у нас нет никакой конкретной информации о надвигающемся нападении.

— Тогда зачем, — не отступал Джейсон, — объявлен «оранжевый» уровень опасности, означающий высокую вероятность нападения террористов?

— Это всего лишь предосторожность в связи с годовщиной событий одиннадцатого сентября, — пояснила Кейт.

— Ну, все уже в прошлом, — сказал Марк. — Думаю, теперь это просто способ держать страну в страхе, чтобы администрация могла реализовывать свои задумки в плане внутренней безопасности, что, в сущности, является наступлением на гражданские свободы. — Он посмотрел на меня: — Вы согласны с этим, Джон?

— Абсолютно согласен. Вообще-то, Марк, мы со специальным агентом Мэйфилд направлены сюда с заданием сообщать обо всех антиправительственных и подрывных действиях. Так что должен вас предупредить: все ваши высказывания могут быть использованы против вас в военном трибунале.

Марк сумел выдавить слабую улыбку.

— Мне кажется, вы снова нас провоцируете, — сообщила мне Элисон.

— Это, видимо, мой лосьон после бритья так действует.

Элисон засмеялась. Думаю, я ей понравился. А еще я уже начал подозревать, что, кончая, она громко вопит.

Третья женщина, Пам, обратилась к нам:

— Вы когда-нибудь арестовывали террориста?

Вопрос вроде вполне нормальный, но, судя по общей тональности разговора, его вполне можно было воспринять совершенно иначе, что Кейт и сделала, ответив:

— Если вы имеете в виду исламских террористов, то нет. Однако, — тут она встала и задрала свой пуловер, предъявив обществу длинный белый шрам на спине, который начинался под ребрами слева и заканчивался чуть выше задницы, — один ливийский джентльмен по имени Асад Халил достал меня из снайперской винтовки. В Джона он тоже попал.

У меня шрам был на правом бедре, так что его невозможно было продемонстрировать данной разнополой компании, не стаскивая штаны.

Кейт опустила пуловер.

— Итак, террористов я не арестовывала, но один в меня стрелял. И я была в одной из башен-близнецов одиннадцатого сентября.

В обеденном зале стало тихо, и я подумал, что они, наверное, ждут, когда я покажу им свой шрам. И следы еще трех пулевых ранений от неких испаноговорящих джентльменов, прикончивших мою карьеру в УП Нью-Йорка, причем две из трех дырок располагались в неприличном месте, но одна была на груди и я мог бы приписать ее ливийцу. Потому что мне действительно хотелось расстегнуть рубашку и показать Элисон свой шрам.

— Джон?

— Что?

— Я сказала, что уже готова.

— Чувствую запах жареных сосисок.

— Я хотела бы выехать пораньше.

— Хорошо. — Я встал и пояснил: — Мы едем на остров Плам. Их исследовательская лаборатория занимается вопросами биологической войны. У них вроде как пропало восемь литров культуры сибирской язвы, и нам надо выяснить, куда она делась. — И добавил: — Будет крайне неприятно, если при опылении какого-нибудь виноградника вместо дезинсектанта используют эту штуку. — Я откашлялся. — Извините. Желаю всего наилучшего.

Мы покинули разваливающуюся халупу и пошли к нашему джипу.

— Вряд ли нужно было так их пугать, — сказала Кейт.

— Что?

— Сам знаешь что! — Она рассмеялась, чего ни за что не сделала бы до 11 сентября или даже через полгода после этого. Теперь, как я уже говорил, она стала совершенно другим человеком, расслабилась и в конце концов оценила мой острый ум и изощренный юмор. — А все-таки ты просто жуткий недоумок, — заметила она.

Это не совсем соответствовало моему представлению о себе. Мы залезли в джип и убрались оттуда прочь.

Тут она вдруг заговорила низким голосом, наверное, пытаясь имитировать меня:

— У них там вроде как пропало восемь литров культуры сибирской язвы.

— Ты простыла?

А она продолжала:

— Будет крайне неприятно, если при опылении какого-нибудь виноградника вместо дезинсектанта используют эту штуку. — Дважды кашлянула. — Извините. Кажется, у меня сибирская язва.

— Этого я не говорил.

— Ты откуда это взял?

— Не знаю. Просто пришло в голову.

— Ужасно!

— Сибирская язва — это и впрямь ужасно.

— Я твою голову имею в виду.

— Правильно. Куда едем?

— Я знаю один отличный антикварный магазин в Саутхолде.

— Пойдем лучше в церковь. Дешевле обойдется.

— Нет, в Саутхолд. Поворачивай здесь налево.

Итак, утро воскресенья мы провели, ковыряясь в антиквариате. Я не слишком увлекаюсь подобной рухлядью — по большей части это ведь действительно кишащие червями обломки гнилого дерева и траченные молью обрывки материи в совершенно антисанитарном состоянии. Я бы скорее рискнул заразиться сибирской язвой, чем возиться с антиквариатом.

Не стоит даже упоминать, что мы, конечно, ничего не купили. Кейт вдруг заявила:

— А зачем вообще мне нужны эти древние обломки? За одним таким я уже замужем.

Ленч мы себе устроили в какой-то забегаловке, где я в конце концов получил свою вожделенную горячую булочку, которой мне не досталось за завтраком, плюс яичницу с колбасой.

После ленча мы заехали еще в несколько винных подвальчиков, где я прикупил с дюжину бутылок вина, которые за ту же цену мог бы купить на Манхэттене, а затем остановились возле магазинчика со свежей огородной продукцией.

Мы редко едим дома — Кейт не умеет готовить, да и я тоже; к тому же я не ем ни фруктов, ни овощей. Но тут мы закупили тонну всего этого вместе с листвой и землей плюс пятидесятифунтовый мешок лонг-айлендской картошки.

— И что мы будет делать со всем этим дерьмом? — осведомился я.

— Ты собьешь по дороге оленя, и я приготовлю охотничье рагу.

Звучало весьма занятно. И почему я сам до такого не додумался?

Мы забрали свои вещи из гостиницы, уплатили по счету и поехали обратно в город.

— Ну, хороший уик-энд получился? — спросила она.

— Хороший. Если не считать завтрак.

— Тебе надо почаще общаться с людьми, придерживающимися иных взглядов.

— Именно этим я все время и занимаюсь. Я ведь женат.

— Очень смешно. — Это напомнило мне, что я собирался кое о чем у нее узнать.

— Так что тебе известно про клуб «Кастер-Хилл»? Я не верю в твою неосведомленность.

Она сперва обдумала мое заявление, потом ответила:

— Мне известно, что тебя чуть не направили туда для наблюдения.

— И что это значит?

— Ну… Том Уолш спросил меня, не возражаю ли я, если он пошлет тебя туда для слежки.

— Да неужто? И что ты сказала?

— Что, естественно, возражаю. А ты откуда узнал про этот клуб?

— От Харри Маллера, на которого и свалилось это задание.

— И что именно он тебе поведал?

— Вопросы задаю я. Почему ты мне ничего про это не сообщила?

— Том просил ничего тебе не говорить. Но я все равно собиралась это сказать.

— Когда?

— Сейчас. По пути домой.

— Ага. Правильно. А почему ты не хотела, чтобы я туда ехал?

— Я ждала этого уик-энда, чтобы отправиться куда-нибудь с тобой.

— Я и про это ничего не знал до половины пятого в пятницу.

— Я думала об этом.

— По сути дела, ты просто в спешном порядке пыталась забронировать места в гостинице в самый последний момент. — И сообщил ей ехидно: — Милая, ты забыла, с кем разговариваешь. Не старайся запудрить мозги классному специалисту по запудриванию мозгов да к тому же еще и прекрасному детективу.

Она обдумала услышанное.

— Ну… мне просто не понравилось это задание… вот я и сказала Тому, что у нас уже есть планы на уик-энд, а потом мне пришлось эти планы срочно разрабатывать.

Я переварил слова и осведомился:

— Что ты имеешь в виду? Что именно тебе не понравилось в этом задании?

— Ну, не знаю… это просто предчувствие… инстинкт… что-то такое было в манере Тома…

— Что-то конкретное?

— Нет, вряд ли… возвращаясь к этому теперь, думаю, я просто слишком многое себе вообразила, стараясь понять, что у него на уме. И еще — мне не хотелось оставаться на уик-энд в одиночестве.

— Что ж ты не вызвалась составить мне компанию?

— Джон, оставь это. Извини, я тебе наврала. И извини, что не сказала раньше.

— Извинения будут приняты, если ты расскажешь, что это такое — клуб «Кастер-Хилл».

— Я и сама толком не знаю. Но Том сказал, что это развлекательный клуб, где общаются богатые и влиятельные люди.

— Значит, я мог бы там поразвлечься.

— Тебе бы пришлось фотографировать этих…

— Это я знаю. А вот почему за этими людьми требуется следить?

— Я правда не в курсе. Он не собирался рассказывать мне все подробности. Есть основания предположить, что в политическом плане все они консерваторы, может, даже радикально настроенные.

— Это не преступление.

— Это все, что мне известно.

Я уже выехал на скоростное шоссе Лонг-Айленда, направляясь на запад, в сторону заходящего солнца. В джипе воняло, как на рынке корейских товаров, а бутылки перекатывались и звенели на полу позади меня.

Я думал над тем, что́ сообщила мне Кейт, но не имел достаточно фактов, чтобы прийти к каким-то выводам. Некоторые вещи, впрочем, сразу обращали на себя внимание — например, политическая ориентация членов клуба «Кастер-Хилл» и их высокое положение. Психи с правым уклоном, вечно встревающие во всякие криминальные дела, — это чаще всего выходцы из низших классов. И клуб у таких деятелей — если он у них вообще имеется, — как правило, бензоколонка или лачуга в лесу. А эта группа явно представляет собой нечто совершенно иное.

Вот практически и все, чем я располагаю в данный момент. Если бы у меня хватало ума, этого оказалось бы вполне достаточно. А при желании узнать побольше я могу расспросить Харри завтра утром.

— Мне кажется, — заметила Кейт, — ты злишься на меня за то, что я ничего тебе не сказала о разговоре с Томом насчет отправки на это задание.

— Вовсе нет. Я просто счастлив, что моя карьера попала в столь надежные руки. По сути дела, это очень трогательно — что вы с Уолшем обсуждали, куда малышу Джону поехать на уик-энд.

— Джон…

— Может, тебе следовало бы ему сказать, что ты не против, но ему сперва нужно узнать у собственной жены, не возражает ли она?

— Перестань валять дурака!

— Да я просто разминаюсь.

— Оставь. Это не имеет никакого значения. Пойди и скажи Уолшу, что я тебе все рассказала и тебе не нравится его стиль руководства.

— Именно это я и собираюсь сделать.

— Только склоку не заводи. Постарайся быть дипломатичным.

— Я буду очень дипломатичен. А можно мне бросить его через бедро?

Потом мы некоторое время ехали молча. Я уже понял, что утром, перед беседой с Уолшем, мне следует переговорить с Харри. И набрал номер его сотового.

— Кому звонишь? — спросила Кейт.

— Своему консультанту-психоаналитику, специалисту по эмоциональным стрессам.

После шести гудков послышался голос Харри: «Вы дозвонились до детектива Харри Маллера. После звукового сигнала оставьте свое сообщение и номер телефона, по которому я могу вам перезвонить». Би-и-ип.

— Харри, это Кори, — сказал я. — Кейт собирается приготовить охотничье рагу. У нас есть картошка, овощи и красное вино. Кому-то из нас надо бы сбить на дороге оленя, чтобы иметь все ингредиенты. Перезвони мне, как только сможешь.

Я отключил связь и взглянул на Кейт:

— Это задание со слежкой могло бы оказать благотворное воздействие на мою карьеру. Правда, там легко попасть медведю в зубы.

— Может, Том именно поэтому хотел, чтобы туда поехал ты.

— Чтобы помочь моей карьере или чтобы меня съел медведь?

— Этот вопрос ты мог бы и не задавать.

Я улыбнулся. Мы взялись за руки, она включила радио, поймав какую-то станцию с легкой музыкой. Остаток пути домой мы мило болтали обо всяких пустяках.

Когда мы подъехали к тоннелю в Мидтауне, перед нами открылся вид ярко освещенного Манхэттена. Ни я, ни Кейт не стали поминать исчезнувшие из этого пейзажа башни-близнецы, но оба знали, о чем думает каждый.

Припоминаю свою первую здравую мысль после атаки на башни: «Человек, пытающийся ударить тебя ножом, не имеет пистолета». И я еще сказал стоявшему рядом копу: «Слава Богу, у них нет ядерной бомбы». А коп ответил: «Пока нет».

Загрузка...