Агами

Глава 21. Volya est vita

С утра заморосил мелкий дождь. Неожиданно холодный, мерзкий. Тропинка сразу покрылась тонкой глиняной налипью, ботинки по ней скользили. Скорость сегодня будет ниже. Но ничего, успокаивал себя Игорь, идти уже недалеко.

Тяжёлые волновались, шли мрачно. Один из них, что сменил Игоря, ждал наверху. Когда поднялись, пришлось остановиться, головной дозорный не выходил.

— Заснул что ли, — процедил зло сквозь зубы Игорь.

Вадим промолчал, молча проскользнул в придорожные кусты. Чуть погодя тихо позвал. Вломились все, толпой и громко, стало понятно, что случилось злое. Боец лежал на животе, из шеи сзади торчала короткая толстая стрела.

— Аккурат над броником, — прошептал Вадим.

— Понеслась, — прорычал хрипло один из спецназовцев.

Это даже хорошо, вдруг подумал Игорь. Разозлятся. Тяжёлые бросали короткие реплики:

— Оружие брать не стали.

— А на хрена им наше, видишь, как своим управляются.

— Порву блядей.

Вадим походил кругами.

— Не могу найти следов. Дождь, мокро. Трава примята. Чисто отработали. Охотник, наверное.

— Работаем, — скомандовал Игорь, — оставим пока здесь.

— План-то какой? — спросил Вадим коротко.

Игорь остановился.

— Идём до хутора. Тут уже недалеко. Там разберёмся.

— Опасно, Игорь. Ждут нас там, — задумчиво проговорил Вадим.

— Ты чё?! — взорвались спецназовцы. — Нашего брата положили! Пошли! Пусть ждут, дождутся.

И пошли, конечно, быстро побежали, не то что вчера, и грязь не мешала больше. Игорь выровнял дыхание и побежал впереди цепочки бойцов вниз по холму. Вадим пристроился сзади.

Станислав дождался, когда бойцы в камуфляже скрылись из виду за поворотом. Теперь можно было начинать шевелиться и работать по плану. Расположились они со Спирой чуть выше, чтобы пропустить основную группу мимо. Но только после того, как Спира одним выстрелом из своего короткого тяжёлого лука с двадцати метров снял бойца в камуфляже. Стрела пробила позвоночник под основанием черепа. Боец осел и лёг на живот. Шансов предупредить своих у него не было.

Спира покряхтел, потрогав раненую руку. Если бы промахнулся или подранил, шансов не было бы уже у них.

— Ну ты и стрелок! — не скрывая восхищения прошептал Станислав. — А если бы мимо?

Хотя знал, что так говорить нельзя, что несерьёзно это, а все промахи — от сомнений, но сдержать задорное не смог. Спира тоже не удержал мальчишку внутри, сказал почти хвастливо:

— С кабаном или мишкой тоже нельзя промахиваться.

Отбросил лук. Проворчал, что последняя хорошая стрела оставалась. Станислав вспомнил, как Спира доставал эту стрелу из колена мексиканца, гундел, когда Дима-Чума пытался его торопить: «Пригодится, помоги лучше». Пригодилась, что уж сказать. Не зря Дима-Чума помогал переворачивать тяжёлый труп и морщился, когда Спира ловко разделывал ножом коленный сустав коммандос и доставал стрелу. А сейчас лук был больше не нужен. На спине охотника висел ладно подогнанный автомат Калашникова.

— Как ты? Выдержишь? — спросил Станислав.

— Сдюжу, — просто ответил Спира.

Коротко пожали руки. Молча побежали. Спира — мелкой трусцой, разлаписто, вниз за группой, а Станислав — наверх, по перевалу. В сторону Агами.

План был простой, обсудили его там же, перед домом, с Натальей Авдеевной и Спирой, которого пришлось разбудить. Сложного плана и не получилось бы: утро раннее уже подступало, начинался дождь и пора было начинать ждать гостей.

— Зарядит до вечера, — проговорила Наталья Авдеевна.

— Зарядит, — подтвердил Спира.

Когда всё обговорили, Наталья Авдеевна встала со скамейки. Перекрестила мужчин, которые тоже встали.

— С Богом.

И пошла в избу.

Диму-Чуму они нашли в положенном месте, тот сидел в кустах совершенно незаметный со стороны. Пистолет держал в ладони. План выслушал молча, покивал одобрительно, забирая автомат и подсумок с патронами из рук Станислава. Усмехнулся только:

— Спиридон, лук-то тебе зачем?

— Бросить всегда успею, — буркнул охотник.

— Пистолет возьми, — это Дима уже Станиславу.

Хотя ответ услышал именно тот, какого ждал:

— Не надо, у меня задачи другие.

Ближе к перевалу снизили скорость, перешли на шаг. Дождь в лесу давал ровный шум, не тот жужжащий прерывистый знойный, который был рядом всю дорогу в предыдущие дни. Это был влажный, плотный и ровный звуковой ряд, в котором можно было ступать по сырой земле, не опасаясь быть услышанным из-за треска сухой травы, хвои и листвы за сотню шагов. Думали, что лагерь охотники за ними устроили по эту сторону перевала, удивились, когда никого не обнаружили, и пошли ещё осторожнее, разойдясь на двадцать шагов в стороны и сохраняя визуальный контакт. Как учили.

Станислав не увидел дозорного, увидел лишь, как встал Спира, и тоже остановился, потому что зря охотник не замер бы. И уж тем более не стал бы накладывать последнюю стрелу на тетиву и тщательно, будто для самого важного выстрела в жизни, выцеливать. Может, и был он самым важным, тот выстрел. Спира попал. Шепнул, когда подошли к лежавшему:

— Сейчас подойдут, видать, по ту сторону ночевать остались, тут только дозор оставили.

— Может, попробуем сразу?.. — начал спрашивать Станислав, но Спира остановил:

— Ты, куда тебе надо было, иди. Своё дело делай. А мы своё с Димой и матушкой. Схоронимся давай. Выше только поднимемся.

Дождь то почти останавливался, то начинал мешать. Суглинок — плохой грунт: он и сам по себе скользкий, и листва по нему ездит под ботинком. Но тяжёлые бежали размеренной широкой трусцой. Три шага на вдох, три шага на выдох. Один организм.

Вадим тоже бежал хорошо. Удобный темп, комфортный. Бежишь вот так, не напрягаясь, туда, где смерть, где люди умеют самодельной стрелой бесшумно нейтрализовать бойца специального назначения. И тайга эта тысячелетняя, и дождь: хоть и начался только под утро, а тучи заволокли всё небо так, словно только они и плыли всегда над кронами этих деревьев. И будто не было вчерашней жары, а всегда был только мокрый туман, запах мокрого леса и мокрые стволы сосен. Вечные. И страшные.

Первый раз Игорь почувствовал это — страх. Пока лёгкий, чуть сильнее заурядной тревоги, но чувствовалось, что неспроста он и не уйдёт сам, что кормит этот страх мир вокруг. Чушь, как в книгах отца, подумал Игорь, пытаясь отогнать загрудинное, вязкое и липкое, как эта рыжая глина под ногами.

— Привал десять минут, — коротко скомандовал он.

Парни повалились на траву, достали фляжки с водой, тюбики с питательной смесью. Нужны калории, нужна глюкоза в крови.

Подошёл Вадим. Дышал правильно, глубоко.

— Давай карту глянем, — вставил слова между вдохами.

Игорь уже достал и включил планшет. Посмотрел. Хутор совсем близко, поворот к нему в паре сотен метров. Хвойный лес плавно переходил в смешанный, между толстых стволов сосен и пихт всё чаще появлялись клёны и берёзы, пока тощие, словно случайно забравшиеся сюда. По краям овражков уже виднелись кусты лещины с едва заметными пока плодами, которые скоро станут орехами.

Сам хутор посреди поляны. Изба и несколько построек, какие-то сараи. В каждом может быть стрелок.

Вадим стоял рядом, видно было, что понимает, о чём задумался Игорь.

— Ну что, Сидоров, зови тяжёлых. Понимаешь теперь, зачем они нужны? Дальше их работа. Мы с тобой на подхвате. Это не старика-профессора ломать.

Можно было не отвечать. Начиналось по-настоящему опасное. И Игорь впервые подумал, что Вадим, может, и прав был, когда предлагал остаться в Агами и перехватывать Соколовского там.

— Ты знаешь, о чём я думаю? — произнёс вдруг Вадим.

Игорь поднял на него глаза.

— Мы с самого перевала не видели следов. Понимаешь, мы бежим быстро. Но от нас никто не бежит. Где тот, кто нашего бойца положил?

— Сзади? — начал догадываться Игорь.

— И хорошо, если у него только лук со стрелами, — мрачно заметил Вадим.

Выстрел они оба услышали с небольшим опозданием, когда один из трех спецназовцев, что поднялись было и направились тоже посмотреть карту, начал падать. Пуля раздробила скулу и снесла часть лица. Раненый закричал, потом недолго хрипел и затих.

Все рассредоточились. Стрелка видно не было.

— Одиночным выстрелил, из калаша скорее всего, — прошептал Вадим, который оказался рядом на траве. — Не только лук у него и стрелы. Давай, командуй, Сидоров. Куда бежим?

— На хутор. Там осмотримся и будем думать, как подмогу вызывать.

Убитого оттащили в лес. Забросали ветками. И вчетвером двинули в сторону хутора. Стрелка решили пока не искать. Молчали.

Спира не поспевал, уж больно хорошо работали бойцы в лесной пятнистой униформе — лёгким накатистым бегом, в одну ногу. Но поспеть было надо, потому на жилах держался, не переходил на шаг. Знал, что как только на ходьбу сбиваться начнёт, отстанет. Терпеть, говорил себе. Рука ныла сильнее и сильнее, хоть матушка вечор заговорила и травами обложила, да и Трофим поколдовал под утро с лекарствами своими. И всё равно невмоготу становилось.

Забылась рука, когда к дому стало ближе. Тогда и сердце застучало жарче, а как же иначе-то. Ещё перелесок, там речушка лесная, за которой поляна с хутором. К августу речка-ручеёк пересохнет и станет переплюйкой, а пока глубока, лесные снега из неё ещё не ушли. По маю этот ручей и мосты сносил: как ни ставь, никакие опоры не держали. Так и наводили новые мосты каждое лето, пока отец не собрал мужиков окрест и не построил мост навесной, без опор на воде. Этот мост стоял надёжно, уже десяток лет. План потому и был прост, что узко было место: с той стороны пригорок, который к опушке ведёт. С него и мост, и подход к нему как на ладони. Там Дима-Чума и расположился. У него калаш и три рожка по тридцать патронов. Он и встретит гостей. А Спира подгонит.

— Откуда ж добро такое? — осклабился Дима ранним утром, когда автомат в руки взял.

— Поди разбери, — ответил Спира. — Тут же кого только не было: и менты, и армейские, и секретные части какие-то. Оставили наследства. Вот, пригодилось.

— А гранат нет? — как обычно спокойно, но с едва заметной надеждой спросил Трофим.

— Гранат нет, — покачал головой Спира.

Пригодились бы, конечно, гранаты.

За мыслями Спира забыл о руке, ускорился и чуть было не вылетел из-за поворота на бойцов, остановившихся на привал. Притомились тоже, оттого не заметили. Пятеро: трое в полной амуниции, двое в лёгком камуфляже. Все с короткими американскими автоматами.

Мысль дерзкую и опасную поначалу отогнал, но она взяла своё. Встал, перевёл оружие в режим одиночного огня. Метров семьдесят. Оружие хоть и пристреливал сам, но давно это было. Но повезло, попал. Крови много, это хорошо, пусть страх у них жить начинает внутри. Не стал смотреть, что там дальше будет, ушёл вправо и бегом, бегом. Пока будут разбираться, пока решат, что дальше, Спира уже место найдёт, чтобы залечь. Так и случилось.

Станислав смотрел на бетонные здания-грибы транспортного узла. Взлетали самолёты и вертолёты. Чем ближе, тем слышнее становился шум. Оттуда, с той стороны. Граница. Раздел шумовой и цивилизационный наступал на пустошь, из которой шёл Станислав. По ту сторону невидимой стены была жизнь, она начинала звать к себе, становилась слышнее с каждым шагом. Полоса раздела скоро пройдёт по остаткам старого тонкой линией, неровным зигзагом полевого пала: так крестьяне сжигают сухое подтравье скошенного урожая, оставляя на поле лишь пепел, из которого вырастут новые колосья, их будет много, они будут сильнее прежних.

Как могли не понимать этого их учителя и шефы? Как можно не понимать, что все они — лишь то пока сухое, но начинающее уже местами преть жнивьё, на котором новые хозяева не собираются оставлять ничего из росшего прежде?..

Паша Старый сказал как-то за чаем:

— Так не сидели же они сами никогда, откуда же им знать, как тут жизнь устроена? А когда тебе рулить никем не остается, как только сидельцами, так и жить надо здесь, внутри. Тогда и увидишь всё. Хотели они страну, где все ждут баланду и жрут её, ходят строем и за пайку готовы руки целовать? Хотели. Им дали. Что делать теперь, не знают.

Помяни моё слово, сами всё и развалят. Как только страх перед ними пропадёт, так и развалят. А он пропадёт. Страха у того много, у кого много добра есть, но у нас-то нет ничего. У кого недавно отняли всё, у того тоже страх есть, так у нас отняли давно, мы уж и забыли, что имели. Потому в зону постоянно новые люди нужны, чтобы страх жил. Потому нам и гонят разных новых поселенцев, чтобы страх обновлять, да это не то всё. Не те люди. Не наш у них страх, они удивляются тому, как у нас устроено, больше, чем боятся.

Чтобы бояться как наш человек, нужно, чтобы тебя хотя бы сто лет по подвалам расстреливали, по колхозам и ссылкам гоняли, а детей воевать забирали за тридевять земель. Наши деды же тоже сначала просто удивлялись. Базарить пытались по-людски. А их расстреливали, вешали и топили. Страх потом пришёл, когда лучших перебили. И замолчал народец. А эти, что расстреливают и загоняют, решили, что мы никогда не кончимся. Что мужичка им всегда будут выдавать, сколько надо, надо только попросить. Но, похоже, всё. Новых не выдают, а старые бояться больше не хотят. Такие дела, братец. Такие дела, Трофим.

Станислав остановился в сотне метров от периметра, обнесённого стенами с колючей проволокой, ещё скрываясь в лесу, который обрывался перед ним. Систему специальных входов для обладателей особых допусков он знал, конечно. Их несколько, за стенами вертолётные площадки, ангары и склады. Автомобильных дорог в кластере нет, снабжение внутри только вертолётами. Все входы — с системами распознавания и лазерными установками нейтрализации. Без предупреждения. Опасные входы, но других с этой стороны Агами нет, так устроена система: там — подошедшая вплотную шумная воля, а здесь — остатки лагерей, саморучно устроенных теми, кто выбрал себе жизнь в них. Или не хотел думать, что можно существовать иначе.

До командировки и до побега Станислав особым статусом обладал и в системах распознавания «свой-чужой» отображался своим. Но это было вечность назад.

Ко всем входам вели свои тропинки: к одним — шире и утоптанней, к другим — совсем малохоженые. Людям всегда надо куда-то выходить, если есть дверь.

Станислав посмотрел на нужный ему вход, снял рюкзак, достал небольшой металлический бокс, напоминавший коробку для шахмат, и раскрыл его, как шахматист, готовящийся достать фигуры. Устройство, похожее на кустарно, но очень искусно изготовленный портативный компьютер, каким он мог выглядеть в книгах по истории компьютерной техники, таковым и было.

Небольшой экран загорелся бледно-розовым светом. Профессор Берман объяснял, почему получился именно такой фон, и было понятно почему — его верный мастер Владимир Иванович собирал это чудо из того, что можно было достать на зоне. Хотя Паша Старый мог найти почти всё, экран получился с розовой подсветкой.

Но смотрел Станислав не на розовый фон, а на надпись на нём глубоким голубым цветом через весь экран: «Volya est vita». Привет от старого учёного. Код генетической памяти.

Вошёл в систему, набрав вычурный код, который заучил под присмотром профессора Бермана: «Ошибётесь один раз, юноша, система уничтожит себя без возможности восстановления». Выполнил заученные манипуляции. Встал, закрыл бокс, сложил его в рюкзак и пошёл к входу. Лазерная установка отсканировала высокую поджарую фигуру молодого мужчины с бородой и рассеянным взглядом. Индикатор над дверью заморгал зелёным. Станислав толкнул дверь и вошёл внутрь.

Навстречу, через небольшой задний двор ангара, лавируя между аккуратно сложенными кирпичами и бетонными плитами, уже шли двое мужчин — тоже бородатых, но с бородами аккуратно стриженными. На обоих короткие белые халаты, оба в очках.

Станислава обняли и повели куда-то внутрь.

— Мы так рады вас видеть, Станислав Анатольевич, вы успели в самый важный момент! — сказал один из них.

— Вы отдыхайте, а мы начнём работать. Вы даже не представляете, что у нас тут происходит! — добавил второй.

И занялись принесённым прибором, ахая и восхищаясь.

— Спасибо, но мне надо идти, — ответил Станислав. — Могу я попросить у вас походную аптечку? И побольше перевязочных.

Два автомата заработали разом, когда Игорь, шедший первым, сходил с моста, а последний тяжёлый боец на него заходил. Стрельба шла с двух точек — спереди в упор и откуда-то сзади. Заднего, что работал одиночными, Вадим так и не увидел, а вот до переднего, который суматошно лупил очередями, добраться сумел.

После первых выстрелов Вадим спрыгнул в воду, толкнув вперед Сидорова, за которым шёл. Спас мудака. Очередями стрелять из калаша по целям, которые в тридцати метрах в полный рост, — глупость: рожок за несколько секунд высадишь. Но оба тяжёлых легли там же, на мосту, и пострелять не успели, и неважно, кто их положил — тот, меткий, что одиночными работал, или этот, суматошный.

Сидоров залёг под мостом, а Вадим пополз к замолчавшему переднему стрелку, обползая его лёжку широким полукругом. Когда подобрался чуть сзади, тот полулежал, опираясь на локоть, и смотрел на автомат, держа в руке пустой рожок. Ещё два таких же отстреленных лежали рядом. У стрелка кончились патроны. Бывает. Вадим выстрелил в худую спину почти в упор. Мужик завалился вперёд. Сверху тут же затрещала падающая кора, второй стрелок контролировал всё и попал в ствол чуть выше головы Вадима. Надо было уходить и искать укрытие. Второй выстрел пришёлся бы в цель, сомневаться не приходилось.

— Сидоров, на хутор! — заорал Вадим высунувшемуся Игорю.

И помчался длинными скачками в сторону бревенчатой избы в середине поляны. Хотел помчаться. Боль в правой лопатке догнала через несколько шагов, автомат выпал из руки, но опускаться было нельзя. Вадим оглянулся. Стрелял тот же худой, из какого-то пистолета. Улыбаясь стрелял, это Вадим увидел. Больше не попал, снова завалился, сил не осталось — умирал. И ещё Вадим увидел Игоря, тот быстро, не оборачиваясь, бежал. Не к Вадиму, не на хутор, а обратно, широкими прыжками перескакивая через трупы на мосту.

Кровь заливала бок. Плохая рана. Полостная. Срочно помощь нужна. Но сначала надо уйти с линии огня. Побежал, теряя зрение и борясь с кровавым туманом. Из избы вышла женщина.

— Помогите, — прохрипел Вадим.

Встал на колени, ноги больше не держали. Опёрся на руку, уперев ладонь в землю. Не удержался на коленях, упал на бок. Услышал голос женщины, теряя уходившую жизнь:

— Ты за старшим моим сыном пришёл? К нему не пущу. К младшему иди. Он ждёт.