Из всех возможных проблем, которые относятся к историческому периоду современной России, я остановился на довоенной истории Чеченской Республики Ичкерия по целому ряду причин. Во-первых, на данном уровне работать несколько легче, чем если бы я брал какую-то проблему в масштабах бывшего СССР или хотя бы РФ. Это попросту более доступный объём. Во-вторых, я рассчитываю на то, что в своих устремлениях не останусь одинок и найдутся люди, желающие взглянуть на те же проблемы, но уже в контексте иных государств. Пути «демократического транзита» стран бывшего Варшавского договора и даже отдельных субъектов СССР довольно многообразны, и только при рассмотрении различных ситуаций мы сможем заметить нечто общее, а стало быть — выявить основные исторические закономерности данного процесса. Это даст нам более глубокое понимание итогов, то есть современной социально-экономической ситуации. А может, через итоги лучше получится раскрыть и многие спорные процессы советского периода. В-третьих, проблемы «чеченского кризиса» и по сей день являются больной мозолью для многих политических сил.
Сказался и мой общий интерес к истории Чечни и её народа. Атмосфера «чеченофобии», которой особенно остро болело российское общество в мои детские годы (и болеет до сих пор), каким-то образом, наоборот, побудила меня уделять более пристальное внимание проблемам, связанным с «чеченским кризисом» и его последствиями. Хотя это вряд ли та тема, которой я намерен заниматься долго и основательно.
Конечно, помимо несомненных плюсов, есть и свои подводные камни. Например, весьма узкая источниковая база, так как соответствующие архивы всё ещё остаются закрытыми, а публикация источников практически не ведётся и редко что-то новое вводится в оборот. Если военная история более-менее разрабатывается в угоду интересам военных теоретиков, то социально-экономическая часть и истоки конфликта всё ещё на стадии «хроники». Концептуальных работ немного.
Существенно ограничивает исследования в этой области и по периоду в целом неразработанность проблем первоначального накопления капитала в СССР. По идее, исследования, подобные данному, надо проводить, опираясь на то, чем располагает макроуровень, а их результаты, в свою очередь, должны обновлять общую картину. Но связывать, по сути, не с чем. Есть вроде бы и работа В. Дикхута («госкаповская», конечно же, но на безрыбье…) и «Преданная революция» Троцкого, и множество иных небольших работ. Да вот незадача — все эти авторы, в большинстве своём, писали, предполагая ситуацию, но не располагая конкретными источниками. Мы располагаем, ибо всё уже совершилось в наше историческое время, но упорно ничего не пишем, предпочитая подгонять совершившееся под прогнозы авторитетов прошлого.
Причины, по которым я уделил внимание именно аграрным реформам, во многом будут раскрыты в самой статье, но считаю нужным дополнительно упомянуть, что свою роль сыграла и доступность источников по вопросу (с рабочим движением и промышленностью, за исключением нефтяной отрасли, всё намного хуже), и куда бо́льшая, на мой взгляд, значимость для довоенного развития республики в целом.
Изначально мною планировался целый цикл статей, касающихся довоенного развития сепаратистского режима в Чечне, но объём работ оказался слишком неподъёмным. По этой причине данная статья часто будет отходить от основной темы, стремясь познакомить читателя с некоторыми наработками по смежным областям. Учитывая непопулярность данного объекта исследования и недоступность многих источников и литературы, нахожу подобное оправданным, хотя и отдаю себе отчёт, что большой объём статьи может отпугнуть читателя и сделать повествование менее стройным.
Конечно, внезапное расширение круга источников способно опрокинуть часть тезисов, не говоря уже о перспективах «связки» происходивших процессов с макроуровнем и иными сторонами развития сепаратистской экономической модели, но одна из основных моих целей, помимо непосредственного изучения объекта,— попытаться воспроизвести принципы исследования, присущие историческому материализму на постсоветском материале. Хотя бы вот на таком узком участке.
Остановлюсь на этом моменте несколько подробнее. Я вовсе не претендую на то, чтобы сказать новое слово в данном направлении, а лишь предпринимаю попытку «реконструировать» истмат в его советском виде со всеми присущими плюсами и минусами. Учитывая то, что данная методология является на сегодняшний день не особо популярной, приходится заниматься своеобразным «реверс-инжинирингом» — прежде чем создать что-то своё на данной основе, давайте сначала разберёмся, как работает то, что уже есть у нас на руках.
Даже эта тривиальная, на первый взгляд, задача оказалась довольно сложной. Сложнее, чем голое методологизирование в духе «буржуазная наука делает так, а надо на самом деле вот так» (примечательно, что такие люди, как правило, работ на конкретном материале не пишут, но поучать кого-либо ничуть не стесняются). И уж куда сложнее, чем бездумная защита советской историографии в духе «они всё врут, ведь у Грекова написано совсем другое». Пересказ основных тезисов советской историографии, например, по поводу Первой мировой войны, пусть даже с опорой на новый материал, это совсем не то же самое, что разработка совершенно новой проблемы, где нет никаких плеч предшественников, на которые можно было бы встать. Да и не так в ней, в советской исторической науке, всё было идеально и безоблачно.
Впрочем, ближе к делу. Хронологические рамки статьи охватывают преимущественно довоенный период существования Чеченской Республики Ичкерия. Данное наименование это непризнанное государство получило только накануне войны, в 1994 году, но во избежание путаницы с Чеченской Республикой в составе РФ, оно будет употребляться для всего периода дудаевско-масхадовского режима. Заранее скажу, что под довоенным периодом в данной статье понимается время с 1991 года и до начала Первой чеченской войны в 1994 году.
В силу крайней ограниченности источниковой базы на некоторые вещи удастся взглянуть только с более поздних точек зрения, потому периодически будет упоминаться ситуация, сложившаяся в межвоенный период. Это время уже в диапазоне с 1996 года (Хасавюртовские соглашения и окончание Первой чеченской войны) и до 1999 года (вторжение боевиков в Дагестан и начало Второй чеченской войны). Используются и некоторые свидетельства послевоенного времени. В связи с неопределённостью даты окончания Второй чеченской войны весьма условно отнесём верхнюю её границу к началу нулевых. Стоит отметить, что отдельное рассмотрение межвоенного и послевоенного периодов на данный момент не представляется возможным в связи с недостаточностью данных, находящихся в открытом доступе.
Основные задачи исследования связаны с выявлением той роли, которую играл аграрный вопрос в жизни довоенной Чечни и его влияние на раскол чеченского общества. Какие основные экономические тенденции существовали в земельном вопросе на территории ЧРИ, и как с ними сообразовывалась правительственная политика сепаратистов. В конечном счёте, предстоит установить, каково влияние правительственного курса на земельные преобразования в республике и их эффективность.