Аика. Песня о любви. Книга 1 (СИ)

Глава 8

В моей жизни всё пошло наперекосяк. И главной причиной этого была только я. Не было больше семейных ужинов. Не было тренировок. Не было шумных приготовлений завтрака с перебрасываниями колкостями. Правда, мы всё ещё лежали вечерами с Марией, уставившись в мой фиолетовый потолок, размышляя о важном и бесконечном. А порой — о глупом и бессмысленном.

С Марией мы поговорили на следующий же день после инцидента. Я извинилась за всё, что произошло. Вина была полностью на мне, и я прекрасно это понимала. Но для этого мне пришлось разбить кулаки об дверь. А затем, наконец, остыть. Я пришла к ней с повинной и с раздробленным костяшками, которые Мария полночи молча обрабатывала и перебинтовывала.

С Дереком всё было сложнее.

Мы сводили общение к минимуму, что было сложно, учитывая их с Марией роман. Откровенно говоря, мы оба наговорили друг другу много лишнего. Но ни один из нас не хотел делать шаг навстречу.

— Упёртые, как бараны, — негодовала Мария, повторяя эту фразу ежедневно. Она страдала из-за невозможности вернуть всё на свои места. Вернуть ту лёгкость, те дни, в которых мы смеялись и подтрунивали друг над другом. Вернуть то, что она с трудом выстроила, а мы в один миг испортили.

Тем не менее, наша жизнь продолжалась, пусть и не в самых радужных оттенках. Не так, как хотелось бы…всем нам.

Мои занятия танцами проходили прямо на сцене клуба. Я надеялась и одновременно боялась, что вернусь в зал, но Дерек закрыл его, оставив за собой право приходить туда одному. Мария в целом не горела желанием там находиться.

Конечно же, я бывала в самом клубе. Часто прогуливала уроки, прячась за одной из шикарных барных стоек, пока длинноногие красотки в ярких тряпках разносили горячительные напитки. С кем-то из девушек мы даже приятельствовали. Они не сдавали меня Дереку, а я рассказывала им забавные истории, прочитанные в книгах вместо учёбы, или показывала движения, разученные на тренировках с Минору. Тут я научилась смешивать все эти безумные коктейли и ругаться, как сапожник. В смысле ещё хуже, чем было.

Сейчас же я входила в зал не как пронырливый подросток. Мне предстояло научиться всей внутренней «кухне». Влиться в коллектив — желательно. Ведь три года — не такой маленький срок. И самое главное — научиться танцевать.

С танцами я была знакома сильно поверхностно. Домашние пляски с Дереком и Марией и мои редкие вылазки «в свет» подрыгать конечностями не шли ни в какое сравнение с тем, что мне предстояло провернуть. Моя сильная сторона была в том, что я много лет тренировалась с лучшим наставником, которого только можно было желать. Тело было не просто выносливым: я с лёгкостью выполняла любую самую сложную комбинацию. Был небольшой нюанс — я делала это как солдат, а не как девушка, которая должна была соблазнять мужчин.

— Ловкость кошки, грация картошки. Вот оно. Я наконец поняла, с кого списывали это выражение.

Моя учительница по танцам, Мадлен, хохотала, пока я с лицом свирепого кабана поднималась вдоль шеста. Даже Мария, сидевшая рядом с ней, пырснула, но я смерила её негодующим взглядом, и она шустро приложила ладони ко рту.

— Вообще-то это не так просто, — тяжело дыша, пробормотала я, опускаясь вниз и вытирая пот с покрасневшего лба.

— А кто говорил, что будет легко? — парировала Мадлен, выпуская изо рта тонкую струйку сизого дыма, — Зато как красиво!

Тут я не спорила. Сама частенько залипала на номера девушек, пока Дерек не вытягивал меня за шкирку из клуба. Но думала ли я когда-то, что стану частью всего этого? Точно нет.

Мадлен была француженкой. Высокая, стройная, с длинными ногами и прессом, которому завидовала даже я. Чёрные волосы укладывались в каре, которое она всегда отращивала, но неизменно обрезала при расставании с очередным ухажёром. И, если в жизни она была просто красивой женщиной, то на сцене превращалась в настоящую пантеру. Именно её номер завершал программу, становясь яркой точкой, кульминацией, взрывом, после которого хотелось сесть и закурить.

Но Мадлен пора было уходить. Она отработала контракт и наконец решила двигаться дальше, о чём незадолго до нашей с ней встречи сказала Дереку. Он попросил её выполнить одно поручение, взамен на её просьбу, и вот мы здесь.

— Девочка, запомни, — Мадлен всех своих учениц называла не иначе как «девочки». Мне это не сильно нравилось, но я молча проглатывала такое обращение, — Ты должна источать сладость. Тягучую, плавную, возбуждающую.

— Я так и делаю, — буркнула я, косясь на Марию. Та закусила губу, стараясь не расхохотаться.

— Если мордочка встревоженного суслика вызывает у тебя возбуждение, то я даже и не знаю… — ухмыльнулась она, переложив ноги поудобнее, — Ты должна быть мёдом.

— Обязательно быть чем-то съедобным? — заворчала я, и Мария хихикнула.

— Так проще представить, — улыбнулась Мадлен, поднимаясь со своего места. Она неспешно направилась ко мне, всем видом демонстрируя, КАК положено передвигаться Женщине. На ней были джинсы и простой чёрный топ, но… если бы зал был полон мужчин, все бы взгляды были прикованы к ней. Искренне говоря, мы с Марией тоже смотрели на неё не отрываясь.

Я прислонилась к шесту, выдыхая. И вот каким волшебным образом мне стать такой? Если уж я собиралась работать, то позволить себе делать это в пол силы я не могла. Это было не в моей природе. Похоже, придётся знатно попотеть.

— Считай, что шест — твой ухажёр. У тебя же есть парень? Не может быть, чтобы у такой милой мордашки не было бойфренда, — Мадлен прошлась по мне взглядом и наткнулась на мой растерянный взгляд, — Ну, тебе же должен кто-то нравится? Вот представь его.

Я не хотелаегопредставлять. Егоубрали из моей жизни. К слову, о Минору мы вообще больше не говорили. Однажды Мария неловко попыталась упомянуть о нём за завтраком, но наткнулась на мой сердитый взгляд, и замолчала. И да, я хотела знать, как он. Но это был бы сеанс мазохизма. А я правда пыталась жить по-другому.

Кивнула, чтобы закончить этот раздражающий монолог.

Мадлен плавно повела бедром, легонько отпихивая меня в сторону.

— Смотри, девочка, — она обхватила металлическую палку ладонью, легко, но при этом так страстно, что я прикусила губу. Всего один жест…

В течение нескольких лет я, словно губка, впитывала всё, что говорила и делала Мадлен. Часто копировала её движения, за что ещё больше получала.

— Тебе не надо за мной повторять, — чёрная бровь Мадлен изящно выгибалась, — Ты должна быть собой.

И я пыталась. Сперва мои номера были сложными по наполнению, но абсолютно безэмоциональными. Мы маскировали это недоразумение яркими нарядами и даже гримом, делая танец насыщенным и немножко диким. Я всегда выступала первой, на разогреве у опытных девушек, и быстро убегала в гримерку, прячась от позора.

— Ты не хочешь показывать себя, — спокойно объясняла мне прописную истину Мадлен, — Это нормально. Ты обладаешь физическими данными покруче, чем у нас всех, вместе взятых. Но ты боишься себя отпустить. Показать свою страсть, свою злость, свою любовь, в конце концов.

Она была так чертовски права.

Я прятала все эти чувства, из-за которых всегда случались беды.

— Но пока ты не найдёшь в себе смелость встретиться с ними лицом к лицу — ничего не выйдет, девочка. Посмотри, как ты прекрасна. Ты можешь стать настоящим украшением, но только еслитебеэто нужно.

И, не знаю зачем, мне это было нужно.