Академик Вокс

Глава восьмая. Глаз Вокса

— Подбрось-ка ещё дровишек, золотце. Огонь вот-вот погаснет, — послышался скрипучий голос Тестеры.

— Хорошо, — механически ответил Плут.

Ночью он плохо спал. Его мучили тревожные видения: то жёлуди с дуба-кровососа и новый рецепт их приготовления, то пылефракс, то пухлый младенец с искажённым от гнева медным лицом, орущий во всю глотку: «Ещё! Ещё! Ещё!» Плут, проснувшись, чувствовал себя таким же разбитым, как и накануне вечером, когда в изнеможении ложился в постель. И снова начиналось то же самое: бесконечная изнурительная работа на раскалённой от жара кухне.

Поднимая тяжеленное полено, чтобы засунуть его в ненасытную пасть печи, он чуть не упал, так резко закружилась голова.

В углу кухни на массивных резных креслах-качалках важно восседали Гестера и нянька Амберфуса Фламбузия Лисохвост, погружённые в беседу.

— Я дала ему три капли настойки из летучего дерева, как ты велела, Тести, дорогая моя, — шёпотом произнесла Фламбузия, кивком указывая на эльфа, прикорнувшего на своём стульчике. — Но, кажется, нет никакого толку. Он, наверно, привык к твоему снадобью, Гести. Мне пришлось подмешать в питьё ещё капельку твоего… — Прищурившись, она наклонилась поближе к кухарке и заговорщицки пробормотала: — Твоего особого бальзама.

— Ах, Фламбузия! — поцокала языком Гестера. — Я же предупреждала тебя, что это на крайний случай! Просчитаешься, капнешь на одну каплю больше, и…

— Гести, дорогая, ты же знаешь, что я очень осторожна. Он меня измучил своими постоянными придирками. Взгляни-ка! Спит как младенец.

Краем глаза Гестера увидела Плута, у которого коленки подгибались от изнеможения.

— Извини, Фламбузия, — сказала она. — Я на минуточку.

Старуха гоблинша засуетилась у стола. Взяв оловянный кувшин, она налила полную кружку пенистой зелёной жидкости и поспешила к Плуту.

— Это тебе, золотце, — сказала она, протягивая напиток рабу. — Пей до дна.

Плут мутным взглядом посмотрел на кухарку. Гестера сунула ему кружку в руки и помогла поднести её к губам. С первого глотка Плут почувствовал прилив энергии. Он жадно осушил кружку с зелёным напитком, и сразу кровь весело побежала по жилам, голова тотчас прояснилась.

— Спасибо, — поблагодарил он. Гестера в изумлении покачала головой:

— Вот это да! Какая у тебя жажда! Ты мне напоминаешь Свистунчика. Ах, бедный, милый Свистунчик, — добавила она горестно.

Кухарка подошла к Плуту поближе и ухватила его за предплечье костлявыми пальцами, щупая окрепшие мускулы.

— Ну как ты себя чувствуешь? Получше? Я знала, что снадобье Гестеры тебя вмиг поставит на ноги!

— Да, — согласился Плут.

Гестера была права. За то короткое время, что он прислуживал на кухне, изнурительная физическая работа и необычное питание оказали странное воздействие на его организм: он раздался в плечах, бицепсы стали железными.

— Ну пошли, деточка, — позвала Гестера. — Покажешь, какая у тебя мускулатура. Пошуруй в топке и покачай мехи.

— Хорошо, — равнодушно ответил Плут. Гестера вернулась к подруге.

— Прости, Фламбузия, драгоценная моя. Так на чём мы остановились? Ах да… — Кухарка раздвинула пышные складки своего передника и вытащила из-под оборок маленький флакончик с бурой жидкостью. — Вот этот препарат должен помочь, — еле слышно проговорила гоблинша. — От него грудной кашель чуть-чуть усилится…

— Спасибо тебе, Тести, дорогая, — ответила Фламбузия, пряча скляночку с препаратом в крошечную сумочку, болтавшуюся на её могучей руке. — Ты всегда готова прийти на помощь.

Дзынь!

Дзынь!

Дзынь!

Дзынь!

Дзынь!

Покой на кухне был потревожен оглушительным, нескончаемым звоном. Фламбузия замолкла на полуслове, а Амберфус, нервно заёрзав во сне, закашлял. Плут посмотрел на стену, где, заливаясь, ходил ходуном центральный колокольчик под табличкой «Хозяйские Покои». Колокольчик прыгал и качался на витом металлическом шнуре, напоминая мечущегося птицекрыса. Должно быть, Вокс Верлинс вызывал кого-то из челяди к себе.

Долгий, изнурительный приступ кашля вывел эльфа из сонного оцепенения. Плут подумал, что теперь нужно строго следить за своими мыслями.

— Хозяин зовёт, — объявила Гестера. — Фламбузия, дорогая моя, я полагаю, ты знаешь, кто у нас проснулся. — Она указала рукой на эльфа.

— Гести, милочка, ты думаешь, я сама не вижу? — отозвалась Фламбузия, прикладывая палец к губам.

Она повернулась к задыхающемуся от кашля эльфу.

— Я только что услышала, как вы закашлялись, — сказала она. — Ну разве можно доводить себя до такого состояния… Да, да, я знаю, что хозяин зовёт нас наверх. Я как раз собиралась разбудить вас…

Эльф откинулся на спинку стульчика и жестом приказал няньке взяться за длинную ручку. Когда эта парочка пересекала кухню, на глаза эльфу попался Костоглот. Пристроившись на табуретке, он жадно пожирал огромный шмат мяса. Амберфус мановением руки велел Фламбузии остановиться и принялся буравить дворецкого долгим пронзительным взглядом.

Костоглот неохотно оторвался от еды.

— Что? Что такое? — спросил он, вздыхая. — Я понимаю: вызывают старика Костоглота. Даже поесть ему спокойно не дадут…

Эльф прищурился, продолжая смотреть на гоблина немигающим холодным взором.

— Ну ладно, ладно. Иду. Костоглот через минуту будет у входа, чтобы встретить гостя. Только не волнуйтесь.

Ворча, что его потревожили, Костоглот недовольно отложил наполовину обглоданную ногу ежеобра-за, вытер жирные пальцы о жилетку и направился к лестнице.

Фламбузия отправилась вслед за дворецким, а эльф, тщетно пытаясь справиться с лающим кашлем, остался сидеть на стульчике, жестами поторапливая няньку.

Снова зазвонил колокольчик, ещё настойчивее, чем в первый раз.

— Иду-иду, сокровище моё, — промурлыкала Гестера.

Она метнулась к огромному кухонному шкафу с многочисленными дверцами и достала с полки флакон с бальзамом забвения.

— Клянусь Небом и Землёй, — приговаривала старуха, — скоро он прикончит последнюю бутылку. Надо будет сварить новую порцию.

Она перелила пунцовую жидкость в оловянный кувшин с захлопывающейся крышкой и поставила сосуд на серебряный поднос.

Плут, исподтишка наблюдавший за гоблиншей, спешившей через кухню с подносом в руках, отвернулся и случайно поцарапал руку о бревно. Он не хотел, чтобы Гестера заметила его промах, кряхтя от напряжения, взвалил бревно на плечи и потащил его к печке.

— Хватит заниматься дровами, деточка, — сказала Гестера. — Пошли со мной. Я хочу, чтобы ты отнёс это хозяину, и смотри, не пролей ни капли!

Плут сбросил бревно на пол и выпрямился. Он последовал за Гестерой к канатному подъёмнику и подождал, пока кухарка отопрёт решётку в виде зубастой пасти.

— Голову выше, моё золотце. И поживей, поживей! — сказала она.

Забравшись в лифт, Плут ухватился за верёвку. Гестера поставила поднос на платформу рядом с ним.

— Девятый этаж, — сказала она. — И давай поскорей: одна нога здесь другая там. Не заставляй хозяина ждать. Иначе ты мне за всё ответишь!

— Хорошо, — покорно согласился Плут. Зубастая пасть закрылась, и Плут снова оказался в темноте. Уцепившись за верёвку, он стал тянуть её изо всех сил, и кабинка медленно поползла вверх.

— Первый этаж, — с трудом дыша, произнёс Плут, увидев перед собой вестибюль.

Он мельком заметил Амберфуса, эльфа с трепещущими ушками, который разговаривал с привратником.

Второй… Зал для приёмов. Пот стекал у Плута по спине: в узком пространстве шахты, где каждый звук гулко отдавался от стен, тяжело было дышать. Третий. Библиотека… Четвёртый… Банкетный Зал… Пятый…

Плуту повезло. Наверно, ему всегда везёт. Ещё недавно он размышлял о том, как бы ему увидеться с Воксом Верликсом, а теперь благодаря Гестере он встретится с ним лицом к лицу. Юноша налёг на верёвку. Шестой… Седьмой… Восьмой…

— Девятый, — произнёс Плут, давя на тормоза. Лифт остановился. Плут, обливаясь потом, глядел на заслонку, ту самую, которую видел накануне. Из глубины дворца послышался звонок, возвестивший о его прибытии, потом он услышал чьё-то свистящее дыхание, пыхтение и неуклюжее шарканье ног: шух-шух-шух.

Зазвякали ключи, заскрежетала ржавая задвижка — и дверца распахнулась. Перед Плутом открылся просторный полутёмный зал с тускло горевшими свечами, где стоял густой аромат лесного жасмина. Стены были занавешены тёмными гобеленами и шпалерами; пышные ковры и пузатые парчовые подушечки (на одной из них золотой нитью выткан тиль-дер) устилали пол. А посреди этого прекрасного помещения стоял стол из ослепительно белого мрамора. Такого великолепия Плут не видел никогда в жизни… Тут перед юношей возникла огромная фигура, закрыв вид на роскошное убранство зала.

— Давай сюда, — прохрипел незнакомец. Плут передал поднос в руки незнакомцу, отметив толстые, как сосиски, пальцы, сплошь унизанные драгоценными кольцами.

Человек вперевалку отходил от лифта. Юноша различил одутловатое лицо с пухлыми щеками и висевший на груди золотой медальон — свидетельство высокой должности незнакомца. Не кто иной, как сам Вокс Верликс, поднял кувшин с бальзамом забвения толстыми пальцами и, залпом осушив его до дна, утёр губы рукавом. Потом посмотрел на Плута отуманенным взглядом.

— Ты можешь идти, — промямлил Вокс.

И тут же дверь захлопнулась. Плут успел услышать громкую отрыжку и прерывистый сиплый смех. Потом последовали глухие удары, будто тяжёлое и неповоротливое животное брело, не разбирая дороги, сшибая и давя всё на своём пути. Плут замер, прижав ухо к двери. Ожидая, что будет дальше…

За дверью послышался заливистый храп. Юноша подёргал дверь, но она не открывалась.

Вздохнув, Плут взялся за верёвку, освободил тормоз, и кабинка начала свой долгий спуск. Плут утешал себя тем, что теперь знает, где находится Вокс Верликс. На девятом этаже. Даже если лаз в личные покои Вокса закрыт, то лифт не единственный способ, которым можно попасть к хозяину дворца…

— Благодарение Земле и Небесам! — воскликнула Гестера. — Ты вернулся обратно! Почему так задержался? Здесь можно сдохнуть от холода.

Плут вылез из канатного подъёмника в кухонное пекло.

— Не забудь про печку, деточка, — обольстительным голосом ворковала Гестера. — Сейчас же разведи огонь, пока я не превратилась в ледышку. Ах, мои старые больные кости! Как я могу готовить свои снадобья в промозглой кухне? Ну, чего нос повесил? Взбодрись!

— Хорошо, — покорно ответил Плут, направляясь к бревну, которое он бросил посреди кухни. Обхватив ствол обеими руками, юноша оторвал его от земли, с размаху бросил в топку и вернулся за дровами.

Тем временем Гестера отправилась в кладовую и принесла увесистую стопку пергаментов и внушительных размеров пустой ящик из железного дерева. Сгибаясь под тяжёлой ношей, гоблинша прошаркала по кухне и, усевшись в кресло перед огнём, с облегчением вздохнула. Положив ворох бумажек себе на колени, она расправила передник и принялась разбирать рецепты снадобий, написанных на пергаменте, ухмыляясь и тихо бормоча что-то себе под нос.

Плут ухватил ещё одно бревно и забросил его в топку. Затем ещё и ещё, раздувая мехи после каждой очередной порции. Печка раскалилась, в кухне стало не продохнуть.

— Ах как приятно, золотце моё, — просюсюкала Гестера, и веки у неё отяжелели. — Тепло, уютно, именно так, как я люблю…

Юный истопник хмыкнул. Гоблинша провалилась в сон.

«Сейчас тебе станет совсем хорошо, — подумал он. — Я натоплю эту кухню как никогда!» Он изо всей силы налёг на мехи, качая воздух. Гестера разлепила свинцовые веки и опять закрыла глаза.

Плут продолжал пихать дрова в печь, пока в топке не осталось свободного места. Жарища была адова — кухонная печка раскалилась докрасна, полыхая ярче, чем заводские доменные печи на Опушке Литейщиков, где он когда-то спас Вурало и других толстолапов. Как давно это было!

Гестера, прикорнувшая в кресле, уронила голову на колени, и несколько листочков пергамента соскользнули на пол. Гоблинша сладко похрапывала, разомлев от тепла.

Плут улыбнулся. Кухарка крепко спала, — значит, у него появился шанс улизнуть. Проходя мимо посапывающей гоблинши, Плут бросил взгляд на рецепты, валявшиеся на полу у её ног.

«Капли для боли в ухе». «Мазь для приступов меланхолии». «Раствор для ослепления». «Настойка для судорог»…

Рецепты были написаны кухаркиным паучьим почерком. Один листок неожиданно привлёк внимание юноши. На нём значилось: «Отвар для, колик в желудке». Плут пробежал глазами страницу:

«Смешать уксус из дубоивовьх ягод с молоком тильдера… Кипятить на медленном огне, пока не свернётся. Поставить остужать… Для, вызова рвоты добавить щепотку суиьеного кусковатого мха…»

Плут от омерзения скривил губы. Когда он учился на Вольной Пустоши, ему читали лекции обитатели лесов: тролли-бормотуны и эльфы-дубовички, посвятившие всю свою жизнь изучению целебных свойств растений, чтобы создать на их основе лекарственные препараты — мази и настойки, которые снимают боль и облегчают страдания больных. С Гестерой все обстояло иначе. Злокозненное создание использовало свои знания во вред всему живому: намеренно причиняла несчастья, портила здоровье, вызывая боль! Плут с ненавистью смотрел на рецепты. Больше всего на свете ему хотелось сгрести ворох вредоносных бумажек, и сунуть их в печь…

«Только не сейчас», — сказал Плут сам себе, поворачиваясь спиной к спящей ведьме. Сейчас он должен выбраться из пекла и попасть на девятый этаж!

Плут крадучись пробирался по загромождённой кухне, и постепенно храп гоблинши стал отдаляться. Он шёл на цыпочках в полутьме, оставив позади и зловредную гоблиншу, и пылающую печь. Воздух становился прохладнее.

Юноша огибал штабеля ящиков и коробок, обходил горы мешков, тумбочки и столики, сплошь заставленные горшочками, баночками, кувшинами и колбами, наполненными доверху какими-то загадочными жидкостями. И вот лестница: её ступеньки, возносясь ввысь, таяли в глубоком мраке. Плут начал подниматься.

Примерно на полдороге его осенила тревожная мысль: а что если дверь закрыта?

Добравшись до верхней площадки, Плут нервно схватился за ручку двери, повернул… Потянул на себя… Заскрипели ржавые петли, и дверь — благодарение Небесам! — нехотя открылась. Плут нырнул в щель, быстро закрыл дверь за собой и замер, ноги его прилипли к полу.

Там, в глубине просторного зала, спиной к Плуту стоял Костоглот, поёживаясь от холода.

Бочком сделав несколько шагов, Плут спрятался за огромной ногой какой-то статуи, сплошь покрытой пылью и оплетённой паутиной.

Старик привратник, дыша на руки, чтобы хоть немного согреться, одиноко топтался у парадных дверей. Статуя, за которой прятался Плут, угрожающе качнулась, и юноша едва упредил её падение, вцепившись в каменную фигуру обеими руками.

— Интересно, что он о себе думает? Наверно, считает себя всесильным Верховным Библиотекарем, которому позволительно заставлять бедного Костоглота ждать… — ворчал озябнувший привратник, притоптывая ногами и обхватив себя за плечи. — Костоглот замёрз, — угрюмо бормотал он. — И есть хочет. Все кому не лень гоняют старика и в хвост и в гриву. Даже пообедать спокойно не дадут… — Он подошёл к входной двери, откинул серебряную заглушку с глазка и прильнул к нему. — Ну где же он?

Пока Костоглот стоял к юноше спиной, тот выскользнул из укрытия и на цыпочках прокрался по мощённому плитами залу, стараясь держаться поближе к статуям. Делая короткие перебежки, Плут направлялся к лестнице, очертания которой вырисовывались из мрака. Не успел он преодолеть и половину пути, как престарелый гоблин снова повернулся к нему лицом. Плут затаил дыхание, прильнув к каменному изваянию.

— Бедный Костоглот! — продолжал причитать гоблин. — Держат его за мальчика на побегушках. И никакой благодарности! — Привратник посопел носом и принялся расхаживать взад-вперёд. — Ни от кого доброго слова не дождёшься! — Он снова повернулся к Плуту спиной.

Внезапно раздался оглушительный треск. Плут инстинктивно бросился на пол ничком, прикрыв голову руками.

Трах-тарарах!

Статуи затряслись на своих постаментах, будто сочувствуя поверженному каменному идолу, лежавшему в осколках на мраморном полу. В зале воцарилась тишина, её нарушил торжествующий вопль привратника.

— Плохо стараетесь! Не поймать вам старика Костоглота! — взревел он, грозя кулаком молчаливому ряду статуй, прячущихся в тёмных нишах.

Плут выглянул из-за постамента, за которым укрывался от старика. Гоблин ожесточённо пинал останки старинной статуи, разлетевшейся на куски.

— Ну что? Думала, попался Костоглот? Ждала, пока он повернётся к тебе спиной? Но Костоглота не проведёшь! Он быстро бегает, и тебе его ни за что не догнать! — Старик довольно хмыкнул и направился к двери в кухню. — А теперь Костоглот выметет все осколки и выбросит их на помойку. Избавились от тебя наконец! Скатертью дорога!

Гоблин исчез за кухонной дверью, и Плут, втянув голову в плечи, бросился к лестнице и, прыгая через две ступеньки, перемахнул первый пролёт. Там он спрятался в тени витой колонны на лестничном марше и увидел, как возвращается Костоглот, шаркая по мраморным плитам, — под мышкой он держал тяжёлую швабру с сучковатой ручкой. Неумело посвистывая, гоблин принялся подметать осколки, сгребая их в аккуратную кучку.

— Важный посетитель, — бормотал он себе под нос. — Нужно произвести хорошее впечатление…

Плут продолжил подъём по парадной лестнице, избегая косых солнечных лучей, проникавших сквозь высокие стрельчатые окна. Его окружали статуи. Они стояли на цоколях и постаментах, выстраивались в ряд по коридорам, расходящимся лучами во всех направлениях, как спицы огромного колеса. Статуи наблюдали за ним из темноты, как будто каменная армия замерла в ожидании чего-то.

«Это всего лишь скульптуры, — уговаривал себя Плут. — Бездушные куски мрамора…» Когда он проходил мимо каменных изваяний, они, казалось, вздыхали и перешёптывались друг с другом, и не раз он улавливал на себе брошенный искоса взгляд, но, обернувшись, видел только пустые глаза застывших навеки фигур.

На шестой площадке воздух был спёртым и к затхлому духу примешивался острый запах ментоловой мази. Плут услышал кашель и медовосладкий, зловещий голос Фламбузии, доносившийся из глубины коридора.

— Если вы не будете сидеть спокойно, я не смогу растереть вам спину как положено, — ворковала она. — Вы что, не хотите избавиться от кашля?

Плут поспешил дальше. Он бежал вверх по лестнице, пока не поднялся на девятый этаж. Там он остановился, чтобы перевести дух. Огляделся. Вместо гладких мраморных плит, которыми были выстелены нижние этажи, здесь были инкрустированные полы с замысловатым орнаментом. Присмотревшись внимательнее, Плут понял, что перед ним не бессмысленный узор, а сложная мозаика, изображавшая бесчисленное множество животных, как известных, так и неизвестных ему.

Ухо лесного зайца, если вглядеться, было одновременно пастью илистой рыбы, чей спинной плавник заполнял пространство между ногами толстолапа. Лемкин плавно переливался в зубогрыза: выступающая вперёд тёмная челюсть, меняя цвет, становилась белым крылом птицы, саблезуб переходил в бритво-шипа, а камнеед — в чеханчика. Все обитатели леса сплетались в единую композицию. Как заметил Плут, здесь был только один путь, в отличие от других этажей, где коридоры расходились лучами.

В дальнем конце коридора сквозь стекло ярко светило солнце, озаряя лучами и пол, и переливающуюся всеми цветами радуги хрустальную люстру. Весёлые солнечные зайчики, кружась и сталкиваясь, искрами вспыхивали на орнаментальном узоре пола. Посредине коридора Плут обнаружил богато украшенную дверь с точёными наличниками. На дверном полотнище сиял герб — символ верховной власти, — в точности такой же, какой Плуту довелось видеть на груди Вокса: солнечный диск, разделённый на сегменты зигзагообразными молниями.

«Хозяйские Покои», — прошептал про себя юноша, двигаясь дальше по коридору.

Не успел он сделать несколько шагов, как впереди раздался страшный грохот. Плут скользнул в затканную паутиной пустую нишу, где когда-то стояла статуя, и, не шевелясь, стал тревожно озираться. Шум явно доносился с улицы, — должно быть, снова упала каменная фигура, украшавшая фасад здания.

На мгновение стало тихо, и тотчас же Плут услышал другой звук, напоминающий скрежет железа о камень. Затем до ушей юноши донёсся треск и хруст деревянной рамы, и в оконном проёме появился гоблин в ратном облачении. Плут, не дыша, забился в угол ниши.

Стражник растворил окно и, побалансировав секунду на подоконнике, спрыгнул вниз. Сверкнуло на солнце зажатое в зубах остро наточенное лезвие его боевого серпа. Гоблин легко приземлился на корточки, распрямил согнутые ноги и огляделся. Окинув подозрительным взглядом коридор, он двинулся вперёд, мягко ступая босыми ногами по мозаичному полу.

Плут с ужасом следил за ним. Юноше было ясно, что у гоблина только одно на уме — убийство!

Плут сглотнул слюну. Гоблин приближался к двери. Юноша видел, как топорщится каждая щетинка на его волосатых ушах, чувствовал запах давно немытого тела. Гоблин, вытащив зазубренное лезвие изо рта, крепко сжал рукоять боевого оружия. В последний раз окинув взглядом кованые наплечники доспехов, он сделал шаг вперёд и…

Плитка пола хрустнула, как только гоблин наступил на неё, и в ту же секунду откуда-то из черноты, укутывающей высокий плафон, прозвучал ответный щелчок, затем раздался свистящий звук — взззык! — и в воздухе качнулся маятник на длинной цепи. Гоблин не успел понять, что сразило его насмерть: изогнутое лезвие качающегося маятника разрезало несостоявшегося киллера пополам, как кусок сливочного масла.

Плут застыл, разинув рот и не веря своим глазам. Гоблин был мёртв. Его тело, распавшееся на две половины, валялось в луже крови. Плут в ужасе отвернулся от кошмарного зрелища. Над головой опять раздался щелчок: маятник вернулся в прежнее положение. На место встала и предательская плитка мозаичного пола.

«Ловушка для дураков», — вздрогнул Плут.

В каждой фигуре орнамента скрывалась смерть. Любая плитка — на какую ни ступи — могла быть соединена с маятником-убийцей. Он попался в ловушку! Оцепенев от страха, юноша стоял, не в силах сделать шага ни вперёд, ни назад. Рядом с ним лежала белоснежная плита, изображавшая голову Хрумхрым-са. Гнутые рога чудовища плавно переходили в брюхо извивающегося кольцами чёрного змия.

«Чёрный змий! — пробормотал про себя Плут. — Белый Хрумхрымс!»

Белый Хрумхрымс! Чёрное и белое! Из памяти выплыли строки:

Так пел Костоглот!

Выйдя из укрытия, Плут осторожно ступил на чёрного змия, потом на чёрного ежеобраза, перепрыгнул на чёрного лемкина, стараясь не задеть белую жабу-вонючку, лежавшую между ними. Пока ему везло. Отвернувшись от залитых кровью останков, юноша миновал белоснежную голову гнилососа, ставя ногу сначала на чёрного тильдера, потом на чёрного лемкина, и наконец оказался у массивной, богато украшенной двери.

Приложив ухо к резной панели, Плут прислушался. Ни звука. За дверью было тихо. Юноша осторожно повернул дверную ручку — дверь плавно открылась, и Плут, вздохнув с облегчением, скользнул в образовавшуюся щель…

Этот роскошный зал Плут мельком видел сквозь дверцу лифта. Огромное призрачное пространство было погружено в полутьму, а в воздухе витал целый букет разнообразных запахов, среди них преобладал аромат мускусных благовоний. Помещение было тесно заставлено разнообразной мебелью.

Там были стеллажи и книжные шкафы, до отказа забитые пухлыми связками пергаментов, высокие этажерки, задрапированные парусиной стенды на гнутых крюках, с которых свешивались шёлковые ленты и полотнища с золотым и серебряным шитьём, а на полу — ковры и уютные атласные подушечки. По стенам были развешаны тёмные гобелены, а с потолка — будто в библиотеке манускриптов — свисали, не колышась в недвижном воздухе, бесконечные жёлтые квадраты пергамента.

«Должно быть, они липкие от клея», — догадался Плут. С обеих сторон каждого листа прилепилось множество насекомых: лесные мотыльки, жуки-дубовики, пчёлы и осы, а также зубогрызы и птицекрысы, находящиеся на различной стадии разложения; среди экспонатов был даже карликовый гнилосос: его истончившаяся шкурка обтягивала костяк крыльев. Ловушки и капканы были расставлены для всех живых существ, осмелившихся показаться в покоях Верликса. Но самого хозяина нигде не было видно.

Держась поближе к стене, Плут обошёл зал. Пробираясь среди завалов бумаг и нагромождения мебели, он смог поближе рассмотреть длинные ряды карт, схем и диаграмм, нарисованных сепией на шкуре тильдера или на пергаментных листах, которые были туго натянуты на проволочных каркасах. Он узнал карту Дороги через Великую Топь с точным масштабом и указаниями по безопасному затоплению огромных опор в болотной жиже Великой Топи.

Ещё юноша увидел рисунки с поперечным сечением Башни Ночи — каждый чертёж имел отличия в деталях — и проект, по которому и было воздвигнуто это сооружение. На столиках, усыпанных угольниками и линейками, Плут обнаружил груды листков с расчётами, они явно относились к самому амбициозному проекту Вокса — строительству Санктафраксова Леса.

Рядом с длинным верстаком стоял кульман с прикреплённым к нему чертежом, пожелтевшим от времени. На листе, испещрённом рукописными пометками и комментариями, был вычерчен сложный проект какого-то гигантского круглого сооружения, с замысловатыми внутренними помещениями и переходами. Плут сразу же понял, что это такое.

«Младенец!» — ахнул он. Пальцем провёл по надписи внизу сферы, подчёркнутой жирной красной линией: «Взорвать всех к чёртовой матери!»

Значит, то, что говорили про Вокса Верликса, чистая правда. Вокс, гениальный инженер и великий архитектор, превратился в жалкое, раздавленное существо. Вокса предали все, кто его окружал: Мамаша Ослиный Коготь, шрайка, заведовавшая кладкой и высиживанием яиц, она захватила Дорогу через Великую Топь, как только строительство было завершено; Орбикс Ксаксис, вытеснивший Вокса из Башни Ночи и силой принудивший его искать прибежища в Нижнем Городе, и генерал Титтаг, предводитель гоблинов, которого нанял сам Вокс, чтобы тот устрашил жителей Нижнего Города и заставил их работать на строительстве Санктафраксова Леса, но вместо этого генерал захватил город, а самого Вокса сделал пленником Дворца Статуй. Гоблин, подосланный убить Вокса, явно был наёмником генерала, который презирал своего бывшего хозяина.

Перед собой на стене Плут увидел резную золочёную раму. Он подошёл поближе и обнаружил маленькую дверцу из чёрного дерева — вход в канатный лифт. Юноша отправился дальше. На полу лежали атласная подушечка с вышитым тильдером, цветные коврики, а за ними стоял круглый столик из белого мрамора и обтянутый дорогой материей массивный стул с накинутым на него красно-синим покрывалом. Тут же висел длинный шнурок с медным кольцом на конце.

Юноша пристально посмотрел на стул. Он ходил ходуном, то вздымаясь, то опускаясь и оглушительно сопя. Заливистый храп становился громче и громче, и спящий, попыхтев, вдруг проснулся. Покрывало с кистями было отброшено, и то, что Плут с первого взгляда принял за стул, встало на ноги.

Вокс Верликс! Ужас сковал Плута.

Вокс обвёл зал туманным взглядом, почесал голову, поковырялся толстым пальцем в ухе.

— Так-то лучше, — пробубнил он.

Плут вспомнил портрет Вокса Верликса, на котором тот был изображён ещё юным подмастерьем облаковеда. Тогда он был худым и поджарым, а в стальных глазах светились честолюбивые замыслы. Теперь его невозможно было узнать. Он превратился в опустившегося пьяницу. Плут со смешанным чувством жалости и отвращения смотрел на жирную тушу, едва поднявшуюся со стула.

Вокс, остановившись у стола, поднял тяжёлые веки. Плут взглядом последовал за ним.

Обитатель Дворца Статуй смотрел на хитроумное приспособление в форме воронки, оборудованное зеркалами, цепями и рычагами. Вокс протянул руку и с силой дёрнул за медную цепочку. Зеркало накренилось, и на мраморный стол упал широкий луч света.

Плут высунулся из-за стойки, где хранились берестяные свитки. Вокс глядел на озарённый стол, лицо его тоже было залито светом. Плут наклонился вперёд, чтобы лучше видеть Вокса. Тот снова поднял голову, потянул за рычаг и ухватился за следующую цепочку. Столешница сдвинулась, и Плут понял, куда смотрит Вокс. Это был весь Нижний Город с окрестностями. Непонятно как, но Вокс сумел изобрести приспособление, позволявшее ему видеть свои бывшие владения, не выходя из комнаты без окон. Вокс тянул одну цепочку за другой, крутил рычаги, настраивая изображение на круглом столе, пока кадр не попал в фокус.

— Я вас всех вижу, — злорадно пробормотал Вокс, его охватил приступ веселья: потное лицо оживилось, глазки-бусинки засверкали ледяным блеском. — Вам некуда спрятаться! Глаз Вокса видит всё! Всё! Вам пришёл конец, жалкие, ничтожные муравьи! — ликовал он. — Вам всем конец, и только я увижу, как это произойдёт!

У юноши участился пульс: сердце было готово выпрыгнуть из груди. Но любопытство взяло верх, и, забыв про осторожность, он залез с ногами на пуфик, чтобы получше рассмотреть картинку на мраморном столике: рваную линию крыш, Башню Ночи, Дорогу через Великую Топь…

Пуфик качнулся, Плут потерял равновесие и зацепил локтем высокую вазу. Ваза упала на пол и разбилась.

Вокс поднял глаза. На лице его отразилось удивление, сменившееся гневом.

— Кто там? — негодующе спросил он.

Плут решился пойти на уловку: он уже совсем собрался выйти из-за колонны и сказать правителю, что он новый подмастерье, работает у Тестеры и что его послали сюда по поручению, как вдруг…

— Помолись напоследок, — раздался грубый, скрежещущий голос.

Плут замер. Чья-то фигура вырисовалась из мрака рядом с дверью. Вокс обернулся.

— Выйди на свет, — недовольно буркнул он, в его голосе чувствовалось напряжение.

— К вашим услугам, Вокс Верликс, Верховный Академик, — презрительно ответил незваный гость, — в его тоне звучала издёвка и над именем, и над титулом хозяина.

Плут как заворожённый смотрел на фигуру, вышедшую из мрака. Это был гоблин в полном боевом вооружении, точно в таком же, как и наёмный убийца, нашедший свою смерть в коридоре. Гоблин грозно размахивал остро наточенным серпом с устрашающими зубцами. На его губах, пересечённых грубым шрамом, играла зловещая улыбка, обнажавшая гнилые почерневшие зубы.

— Я пришёл к вам с посланием от генерала Титтага.

— Как… Как ты смел… — задохнулся от гнева Вокс. Его двойной подбородок дрожал от негодования. — На колени! Немедленно встать на колени, когда ты обращаешься к Верховному Академику Санктафракса и Нижнего Города!

Ухмылка на физиономии гоблина расползлась ещё шире.

— Мне говорили, что ты разжирел, как свинья, — утробно хохотнул он, театрально проводя мозолистым пальцем по начищенному до блеска лезвию ножа. — Сейчас послушаем, как завизжит эта свинья, когда её будут резать, — оскалился убийца.

— Генералу Титтагу будет доложено о твоём недостойном поведении, — повелительно рявкнул Вокс. — И вы оба пожалеете об этом!

Воксу грозила смертельная опасность, но, несмотря на испуг, мелькнувший в его глазах, Верховный Академик продолжал хорохориться. Плут понял, что пора вмешаться. Выскользнув из тёмного укрытия, он схватил первое, что ему попалось под руку. Предмет оказался тяжёлым.

— Верховный Академик! — продолжал издеваться гоблин. — Обожравшийся боров! Толстый бурдюк, никчёмный паразит, заплывший жиром! — Грозно размахивая наточенным серпом, гоблин двинулся на Вокса.

— Ну пожалуйста, не надо! — задохнулся Вокс. — Я дам тебе всё, что ты захочешь. — На его лице отразилась глубокое отчаяние. — Всё, что угодно! — Вокс неловко отступил, выставив руки для защиты. — Нет, нет, нет, — зарыдал он. — Только не это…

Занеся серп над головой, гоблин с силой рассёк воздух в котором на свету кружились частички пыли, Сверкнуло лезвие, Вокс замер.

— А теперь визжи, визжи, как свинья… Порадуй генерала Титтага…

— И-и-и-и… уи-уи-уи… — поросячьим голосом заверещал Вокс, вне себя от ужаса. — Уи-уи-уи…

Плут выскочил из укрытия с каким-то тяжёлым деревянным предметом в поднятых руках и, крякнув от напряжения, изо всех сил ударил гоблина по затылку.

Деревяшка с хрустом опустилась на голову убийцы. Гоблин оцепенел, но остался стоять. Черепа у гоблинов по твёрдости не уступали железному дереву. Плут снова обрушил деревяшку на гоблина, — на этот раз удар пришёлся сбоку…

Гоблин пошатнулся, мутным взором обведя зал. Глаза у него закатились, и видны стали налитые кровью белки. С глухим стоном гоблин, громыхая доспехами, рухнул на пол.

Плут тронул гоблина ногой. Убийца был жив. Плут подумал, что головная боль ещё долго будет ему напоминать о случившемся, когда он очнётся.

— Всё в порядке, — сказал Плут, обращаясь к съёжившемуся от страха академику. — Вы в безопасности. Вокс опустил руки.

— Ты спас мне жизнь, — посмотрев на юношу, произнёс он. — Кто ты?

— Плут Кородёр, — ответил Плут. — Помощник Гестеры Кривошип.

— Кухонный раб, — скривился Вокс. Пыхтя и постанывая, он поднялся на ноги. — Благодарю тебя, — задыхаясь, просипел он, протянул руку своему спасителю и, подозрительно прищурившись, спросил: — А что ты здесь делаешь? Сюда вход запрещён.

— Я… э-э-э… Гестера… то есть Костоглот… — Плут, пытаясь оправдаться, путался в словах.

Ему помог негромкий настойчивый стук в дверь: три раза, потом пауза, потом ещё три раза.

— Как раз вовремя, — буркнул Вокс. — Входи, Костоглот.

Старик привратник, выпучив от изумления глаза, уставился на присутствующих.

— Хозяин… — пробормотал он, — и номер одиннадцать… и… — Взгляд его упал на гоблина, распростёртого на полу. — Так и есть! — вздохнул привратник. — Старик Костоглот всегда знал: где один, там и другой. Гоблины всегда охотятся на пару. Особенно когда идут убивать кого-нибудь. Увидишь одного в коридоре — значит, второй где-то рядом.

— Этот паренёк, кухонный раб, вырубил его, — сказал Вокс и резко добавил: — Хорошо, что у кого-то хватило ума изобрести вот такую штуку. — Он мотнул головой, указывая на деревяшку, которую Плут до сих пор сжимал в руке. Вокс утробно хохотнул, и Плуту показалось, что в трубе забулькала вода. — Моё счастье, что она оказалась крепкой.

Плут опустил глаза и с удивлением обнаружил, что в руке у него зажат уменьшенный в сто раз макет Башни Ночи, в точности повторяющий оригинал.

— Башня Ночи, — прошептал он.

— Угу, она самая, Башня Ночи, — подтвердил Вокс. — Построена на славу. Может выдержать и ураганы, и шквал пушечных ядер.

— К тому же это самое ужасное здание из всех, что когда-то были возведены на Санктафраксовой скале, — раздался чей-то еле слышный, надтреснутый голос.

Вокс прищурился.

— Мне знаком этот голос, — пробормотал он.

— Ах да… — вмешался Костоглот. — Из-за неразберихи с гоблинами-убийцами я совсем забыл сказать вам, хозяин, что высокий гость прибыл.

Пока привратник объяснялся с хозяином, за спиной Костоглота возникла худощавая фигура. Плут открыл рот от удивления.

Перед Воксом предстал хорошо одетый старик крепкого телосложения, с аккуратно подстриженными волосами, ухоженной бородкой и гладко выбритыми щеками. По его виду можно было заключить, что он либо купец, либо ростовщик, но, судя по горящему взгляду, он не был ни тем, ни другим. Глубоко посаженные проницательные глаза тонули в густой сети морщин. Это явно был человек, познавший и глубокое горе, и раздирающие душу страдания, человек, прошедший сквозь огонь, воду и медные трубы, сумевший преодолеть чёрные пропасти отчаяния. Он пристально смотрел прямо в глаза Воксу.

Вокс недоуменно поднял брови:

— Ты посланник Библиотечных Учёных?

— Ты сильно изменился с тех пор, как я видел тебя в последний раз, — отвечал посетитель, кивком указывая на эмблему — символ верховной власти, висевший на груди Вокса Верликса. — Это было в тот вечер, когда ты стащил эту побрякушку.

У Вокса отвалилась челюсть, и он побелел как полотно.

— Каулквейп Пентефраксис, — не веря своим глазам, пробормотал Вокс. — Нет… Такого не может быть!

У Плута не осталось никаких сомнений. Он узнал старика. Но что привело действующего Верховного Академика во Дворец Статуй к Воксу Верликсу?

— Но ты же… ты… — Вокс, замешкавшись, погрузился в молчание.

— Умер, ты хотел сказать? — помог ему Каулквейп. — Как видишь, я жив-здоров. Когда ты предал меня, отдав в лапы Стражам Ночи, ты, наверно, считал, что они расправятся со мной. Нет, они оставили мне жизнь, если можно назвать жизнью жалкое существование в тюрьме, где я много лет провёл в вонючей камере, на уступе над пропастью, в мрачных подземельях Башни Ночи… Я думаю, они радовались при мысли, что я жив, потому что, несмотря на все твои заверения, только после моей смерти ты мог бы стать истинным Верховным Академиком. Я пришёл сюда, как ты знаешь, от имени и по поручению всех Библиотечных Учёных, чтобы обсудить с тобой неотложные вопросы, требующие немедленного реше… — Он остановился на полуслове, уставясь на Плута с таким изумлением, будто видел его в первый раз. — Плут, мальчик мой! Это ты? Не может быть! А что ты тут делаешь?

Плут потупился.

— Длинная история, — сморщившись, ответил он.

— Ты знаешь моего раба? — спросил Вокс.

— Раба? — переспросил Каулквейп. — Плут Кородёр не раб. Он Библиотечный Рыцарь, самый способный юноша из всего поколения. Это он освободил меня из плена в Башне Ночи. Сдаётся мне, что мы с тобой оба обязаны ему своим спасением.

Вокс вздохнул:

— У меня мелькнула мысль, что он чересчур сообразителен для кухонного раба. — Глазки Вокса хитро блеснули. — Гестера купила его на невольничьем рынке, значит, теперь он моя собственность…

Каулквейп тяжело задышал.

— Пришли другие времена, Вокс, — ледяным голосом отрезал посетитель. — Столы вращаются, всё течёт, и всё изменяется. — Он многозначительно посмотрел на бесчувственного гоблина-убийцу.

— Ну ладно, хорошо, — вспыхнул Вокс, поворачиваясь к юноше. — Считай, что тебе вновь дарована свобода самим Верховным… — Он осёкся, поймав взгляд Каулквейпа, и неловко закашлялся. — Ну… вообще-то… В целом, ты свободен. — Вокс перевёл взгляд на Костоглота.

— Угощение нашим гостям, — недовольно пробурчал он. — Обоим гостям.

Душа у Плута воспарила. Его захлестнула волна радости, будто с плеч сняли непосильную ношу. Свободен! Наконец-то свободен!

— Хорошо, хозяин, — сказал Костоглот.

— И ещё, — добавил Вокс. — Пришли-ка сюда Амберфуса. У меня есть для него работа.

— Хорошо, хозяин, — повторил привратник.

— Послушай, Костоглот, — задержал его Вокс. — Передай Гестере, чтобы она сейчас же отправлялась на невольничий рынок. Нам нужен новый раб для кормления младенца. И пусть поторопится! Ты понял меня?

— Да, хозяин, — ответил старик, шаркая по комнате. — Костоглот всё понял.

Когда дверь за Костоглотом захлопнулась, Вокс повернулся к Каулквейпу.

— Не будем ворошить прошлое, мой друг, — сказал он. — Ты согласен со мной? Пойдём-ка лучше заглянем в Глаз Вокса.