Академия чаросвет. Тень

Глава 24. Сумерки

В Порожках ничего не изменилось: тот же грязный снег, серые дома на тонких ножках свай, лучи света, разрезающие темное небо, но я сама стала другой. Я покосилась на Первого, что стоял рядом со мной на башне, вцепившись в холодные поручни, и вглядывался в мертвый город, спящий за рекой.

Теперь я помнила Первого молодым, и эти воспоминания делали его фигуру объемнее, объясняя боязнь и странный трепет, которые я к нему испытывала. В детстве я считала его своим отцом. Высокий, серьезный мужчина с ледяными глазами, который постоянно ходил к моей маме, дарил ей цветы, помогал выживать в холодном мире Сумерек, – что еще я должна была думать? Мама не говорила о моем настоящем отце никогда, обрывая расспросы на полуслове. А Первый всегда был рядом. Суровый, хмурый, в лучшем случае – не обращающий на меня внимание, но куда чаще – раздраженный одним фактом моего существования. Сейчас, перебирая картинки из памяти, я понимала – я мешала ему, не давала маме забыть о том, другом.

– Сопротивление становится сильнее, – сказал Первый. – Мы готовимся к революции.

– Разве тени могут сражаться с чаросветами? – с сомнением произнесла я.

– У нас есть артефакты, отражающие чары, – ответил он. – Без них чаросветы такие же люди из плоти и крови. Уж поверь, их вполне можно убить.

Я поежилась то ли от холодного пронизывающего ветра, который дул тут наверху, то ли от безжалостных слов.

– Восстания можно избежать, – вспомнила я пророчества Фелиции. – Есть шанс решить все миром.

Первый растянул тонкие губы в улыбке, но она больше походила на еще один шрам на его бледном лице.

– Ты привлекла внимание, Мэди, – сказал он. – Когда мы были в Левых Порожках, ты использовала свой чаросвет, и это заметили.

– Мы могли погибнуть, – обескураженно пробормотала я. – Я пыталась спастись…

– Река засветилась, ты выдала и себя, и нас, – продолжил Первый, вглядываясь во тьму. – Раньше на этой башне дежурил чар. У него был хороший уровень чаросвета, не ниже шестидесяти. Вместо него поставили обычного зеркальщика.

Я видела внизу толстяка в теплом пальто, который встретил нас и пропустил к зеркалам, что сияли над головой отраженным светом.

– Ты понимаешь, что это значит? – спросил Первый.

Я спрятала нос в пушистый шарф, которым меня замотала тетя Рут, и покачала головой, хотя понимала – это не значит ничего хорошего.

– На случай поломок в башне обычно дежурит чар, который может поддержать свет какое-то время, – пояснил Первый. – Кто-то покрепче того ослепшего чара.

– Он ведь помог, – напомнила я. – Если бы не Расмус…

– …то Элия осталась бы жива, – перебил меня Первый. – Куда важнее то, что происходит сейчас, Мэди. Чара убрали. Вместо него теперь простой человек. Когда зеркала погаснут – а это случится – он не сможет сделать ничего. Мы останемся в темноте. То же самое случилось на левом берегу реки. Ты видела.

– Может, это лишь совпадение. Зеркала не погаснут…

Я умолкла, не веря самой себе. Я уже успела рассказать Первому все, что помнила о ночи, обрушившейся на Левые Порожки. О чаросвете, что шел по городу с зубастой свитой. И вот теперь он говорит, что это случится вновь. Из-за меня!

– Мы будем готовы, Мэди, – заверил Первый. – Пусть чаросветы приходят. Они встретят отпор, и их злобные твари тоже. Тени везде. Нас предупредят.

– Я не хотела, – прошептала я, и холодный ветер высушил слезы, что скатились у меня по щекам.

– Ты родилась такой, – ответил Первый. – Здесь нет твоей вины.

Он протянул руку и похлопал меня по плечу.

– Я могу быть полезна! – торопливо добавила я. – Смотрите, у меня появились чары седьмого дома.

Я взмахнула рукой, укрываясь тьмой уже отработанным жестом, и Первый отпрянул и огляделся, а на его обычно непроницаемом лице отразилось явное удивление.

– Мэди?

– Я здесь, – ответила я и взяла его за руку.

Она была сухой и горячей, и Первый не стал убирать ладонь. А я сняла покрывало тени.

– Неплохо, – кивнул он, пожав мои пальцы. – Очень хорошо, Мэдерли! Возвращайся назад в академию. Учись, узнавай свои силы, постарайся увеличить уровень.

Я сглотнула и отпустила его руку.

– Знаешь, у меня для тебя есть подарок, – вспомнил он. – Пойдем-ка со мной…

Мы спустились по крутой лестнице, вышли на берег черной реки, усыпанной хлопьями льда точно перхотью, свернули к лодочным сараям. Из тени выступили темные силуэты людей, и я узнала огромного мужика с тремя багровыми шрамами на лысой башке.

– О, наш маленький чаросвет! – обрадовался он мне как родной и вдруг сгреб в объятия, оторвав от земли, так что мои ноги заболтались в воздухе.

Первый тем временем снял замок и открыл дверь сарая.

– Чаромобиль? – удивилась я, когда меня вернули на землю.

Он был громоздким, со старомодными круглыми фарами, похожими на выпуклые глаза. Когда Первый сдернул с него покрывало, чаромобиль сдержанно заблестел в свете фонаря черным крылом.

– Он слушается только чаров, – ответил Первый. – Как мы с ним ни бились…

– Давай покажу, – предложил Шрам. – Я одно время работал в гараже у чаров. В основном тягал что тяжелое, но кое-чему научился.

– Это очень дорогой подарок, – смутилась я, чувствуя себя ужасно польщенной.

Первый открыл мне дверцу, и я села за руль. А Шрам умостился на пассажирском сиденье.

– Значит, кладешь руки на руль.

Я послушно положила ладони на темно-коричневую кожу, и машина вздрогнула, оживая. Я ощущала ее как большого сильного зверя, который просыпался, вытягивал лапы, жмурил глаза после долгого сна. Фары поморгали и зажглись чаросветом, разгоняя постылый мрак.

– Медленно и нежно нажимаешь правую педаль, – подсказал Шрам. – И крутишь руль.

Чаромобиль тронулся с места, выезжая из старого сарая, и я ошалело улыбнулась. Первый махнул рукой и скрылся в Сумерках, даже не выслушав мою благодарность. А я медленно катилась по дороге к таверне.

– Тетя Рут с ума сойдет, – выдохнула я.

Как бы только отбиться от банок и – особенно – огурцов. Шрам научил меня тормозить, поворачивать, разгоняться. Чаромобиль словно обладал собственным разумом, двигаясь плавно, как кошка.

– Спасибо, – поблагодарила я Шрама, притормозив возле таверны.

– Тебе спасибо, Мэди, – внезапно ответил он.

– За что? – искренне удивилась я.

Меня-то уж точно не за что благодарить – я все делаю не так: я подставляю жителей Сумерек, едва держусь в академии и с куда большей легкостью завожу врагов, чем друзей.

– За надежду, – сказал он. – Смотри, а тут сигнал.

Он нажал на середку руля, и машина вдруг громко взвизгнула, я вместе с ней, а Шрам рассмеялся густым гулким басом.

***

Я вернулась в академию этим же вечером. Тетя Рут уговаривала меня переночевать в таверне, но мне нужно было делать домашку и не терпелось обкатать чаромобиль. Будь моя воля, я бы объехала на нем весь Солнечный рубеж. За рулем я казалась самой себе такой взрослой, будто мне теперь все по плечу. В самом деле, если я могу управлять такой огромной штуковиной, но что мне стоит справиться и со всем остальным.

Хотя поездка в Сумерки внесла еще больше сумятицы в мою душу. Рядом с Первым я снова чувствовала себя маленькой девочкой, о которой так надолго забыла. Было бы так просто назначить его главным, передать ему ответственность за свою жизнь. Но чем больше я думала, тем меньше мне нравилось то, что я услышала.

Я притормозила на небольшой площадке позади башни Альваро. Чаромобиль Баса тоже стоял здесь – куда более новый и быстрый, с хищными линиями и слегка прищуренными, как его глаза, фарами.

– Ты мне нравишься больше, – заверила я свой чаромобиль, погладив его по рулю.

Бас был дома. Я услышала голоса, еще поднимаясь по лестнице, и уже привычно набросила на себя пелену тени. Тихонько вошла в зал, проскользнув в приоткрытую дверь.

Перед входом в мою комнату появился новый букет. На этот раз – охапка белых роз. Три других букета выстроились вдоль стены поодаль. Еще немного – и башня Альваро станет напоминать цветочный магазин моей матери, хотя там места было поменьше.

Бас поправил розы, отошел к двери в мою комнату и придирчиво посмотрел на букет.

– Роскошно, – похвалил Фалько, который сидел на диване и ел мороженое из глубокой тарелки. – Мэди понравится.

– Ты вообще ее видел сегодня? – спросил Бас.

– Нет, – качнул Фалько головой. – Выходной же. А ты? Как ты мог пропустить ее, вы живете вместе.

– У меня такое чувство, что я живу с привидением, – пожаловался Бас. – Или с тенью.

– Вы до сих пор не поговорили?

– Нет, – вздохнул Бас и, сев на кресло, устало потер виски. – А ведь я целую речь заготовил.

– Давай я оценю, – предложил Фалько и, отставив пустую тарелку на столик, встряхнул головой, как будто отбрасывая длинные волосы, и похлопал ресницами.

Я вообще так не делаю!

– Ты серьезно? – усмехнулся Бас. – Из тебя Мэди как из Алефа балерина. Ладно. Итак. Мэди…

– Просто Мэди? – уточнил Фалько. – Может, лучше, милая Мэди? Дорогая Мэдерли? Или сразу – любовь моя.

– Не перебивай, – потребовал Бас.

Поднявшись с кресла, он принялся ходить туда-сюда по залу.

– Мэди, прости меня, – выдохнул он.

– Классная речь, – одобрил Фалько. – Ты небось ночей не спал, пока сочинял ее?

– Я раскаиваюсь до глубины души, – продолжил Бас и, задержавшись у стены, нахмурился и бросил взгляд в мою сторону. – Если бы только я мог повернуть время вспять.

– А ты реально жалеешь? – спросил Фалько. – Вот Ирис вообще нет. Хищница!

– Только давай ты не будешь снова рассказывать про то, как стал жертвой насилия, – попросил Бас. – Сил больше нет слушать твое хвастовство.

Фалько широко улыбнулся.

– Это было потрясно! – протянул он и откинул голову на спинку дивана. – О, Ирис… – он поднял голову. – Ты спал с ней? Она ведь в твоей группе.

– Не помню, – ответил Бас. – Может, давно.

– Арвена, правда, откуда-то все узнала и меня бросила, – пожаловался Фалько. – Но вчера у нас с ней был прощальный секс, и мы договорились сегодня проститься еще раз.

– Слушай, ты вообще не помогаешь, – укорил его Бас. – А Мэди… говорила обо мне что-нибудь?

Фалько задумался. Вот предатель! Шпион!

– Нет, – мотнул он рыжей башкой. – В последние дни она словно пришибленная ходила. Нагрузилась рефератами и докладами как верблюд. Небось в библиотеке сейчас зашивается. Кстати, на нее Строк наезжает. Снял еще пару баллов, хотя контрольная была без ошибок. Придрался к ерунде. А на перемене настойчиво предлагал зайти к нему после занятий и разобрать задачи.

– К нему? – повторил Бас. – Домой?

Фалько многозначительно покивал, а Бас выругался не хуже сумеречных работяг.

– Слушай, а давай мы нанесем ему дружеский визит, – предложил он. – Прямо сейчас.

– Ты собираешься побить профессора Строка? – восхитился Фалько.

– Думаешь, мне не хватит на это баллов? – ухмыльнулся Бас. – У меня больше тысячи. Могу себе позволить. В любом случае надо размяться. Сижу тут весь день, караулю ее как пес. Она мне уже мерещится. – Он вновь посмотрел в мою сторону. – Конкретно фляга свистит. Вот закрою глаза – и чувствую ее взгляд. Как будто Мэди стоит там у стены. И еще запах. Ягоды, влажный мох, что-то цветочное.

– Мэди приятно пахнет.

– А чего ты ее нюхаешь? – поинтересовался Бас. – Тебе твоих блондинок мало?

– Ну, понюхать-то можно. Ты давай лучше про речь. Там про чувства-то будет? Вроде, Мэди, солнце моей души, ночь моего сердца, жить без тебя не могу.

– Я даже не знаю, – вздохнул Бас. – Думаешь, признаться в любви? Оно вроде и так понятно. Я ей предложение сделал.

– Я присутствовал. И теперь точно знаю, как делать не надо.

– Тоже мне эксперт, – фыркнул Бас, проходя к двери. – Ну что, идешь?

Встав с дивана, Фалько провел по тарелке пальцем, облизнул его и поспешил за Басом.

– А нет точных расценок, во сколько баллов обойдется потаскать Строка за бороду? – донеслось до меня с лестницы. – А то может я тоже поучаствую!

Я невольно улыбнулась и, обойдя букет, пошла к себе.

***

Бас вернулся примерно через час, постучал в мою комнату.

– Я сплю, – соврала я, в десятый раз перепроверяя дурацкую задачку Строка.

Мало ли, вдруг Бас не был достаточно убедителен. Но за эту неделю я сумела заработать еще десять баллов и договорилась о практике у профессора Понки. Травоведение казалось мне самым разумным выбором: если мой чаросвет потухнет, у меня все равно останутся полезные знания. А без Бастиана он гас, стремительно и неотвратимо.

Я подозревала, что это из-за тьмы, которая проснулась в моем теле. Свет и мрак уравновешивали друг друга, но я только училась держать баланс. Чаросвет отзывался теплом, легким покалыванием, будоражил чувства, как игристый напиток. Тьма несла с собой спокойствие и прохладу, умиротворение. Если бы не тающий уровень чаросвета, я бы даже спать ложилась под пологом тени – это было все равно что найти наконец дом, в котором мне хорошо. Но измерив в очередной раз чаросвет, я вздохнула и пообещала себе не использовать чары седьмого дома без особой нужды.

Необходимость в них возникла очень скоро – следующим утром. Приоткрыв дверь, я увидела Бастиана, который спал на диване. Похоже, ему надоела наша игра в кошки-мышки, и он твердо решил меня поймать. Нырнув под полог тени, я тихонько вышла из комнаты.

В последние дни мне удавалось уйти, пока он тренировался в зале внизу или принимал душ. Я игнорировала кофе, что ждал меня на стойке, а Бас упрямо не забирал свой браслет, который я оставила там же.

Но сейчас он спал, и я, помешкав, осторожно подошла ближе. Царапина на его щеке затянулась, но между бровями пролегла тонкая морщинка. Тени под глазами стали глубже, а может, это из-за сомкнутых ресниц. Губы, очерченные щетиной, казались мягче, смуглая грудь равномерно вздымалась. Бас нахмурился, и я склонилась ниже, разглядывая его лицо, словно бы могла подсмотреть, что ему снится. А потом безотчетно подалась еще ближе и коснулась его губ своими.

– Мэди, – шепнул он и распахнул глаза, а я быстро шагнула назад, оставаясь для него невидимкой.

На лице Бастиана отразилась целая гамма эмоций, от нежности до разочарования. Затем его взгляд устремился куда-то в сторону, Бас быстро сел, подобравшись, а я, проследив за его взглядом, мысленно выругалась – туфли! Я машинально раззулась перед тем, как ступить на прекрасный ковер!

Я кинулась к ним, но туфли взмыли у меня из-под носа и отлетели к дивану.

– Захват-удержание, – пояснил Бас, держа их в сияющей сетке чаросвета. Он покачал ею, поддразнивая. – Хочешь получить туфли назад или пойдешь в академию босиком?

Его взгляд скользил по комнате, а ноздри подрагивали, как будто он пытался найти меня по запаху, словно пес.

– Я знаю, что ты здесь, Мэди, – сказал он. – Давай уже поговорим.

Вздохнув, я сдернула завесу тьмы и села в кресло напротив.

– Впечатляет, – признал Бастиан. – Чары седьмого дома тебе наконец поддались? Это очень круто, Мэди. Правда, я чуть с ума не сошел…

– Извини, – буркнула я.

– Это ты извини, – торопливо произнес он. – Мэдерли…

– Я слышала твою речь вчера, – перебила я. – Про раскаяние.

– Подсматривать нехорошо, – пожурил меня Бас.

– Серьезно? – спросила я. – Будешь учить меня, что хорошо, а что плохо?

– Не буду, – сказал он. – Так что насчет речи? Эффект был?

– Куда больше меня впечатлили разборки со Строком, – призналась я. – Ты правда ходил к нему?

– Он оказался понятливым. Обошлось без драки, – с легким разочарованием произнес Бас. – Откуда чаромобиль, Мэди?

– Подарили.

– Кто?

– Не твое дело.

– Значит, от меня ты едва согласилась принять соломенную шляпку, а от кого-то готова взять чаромобиль?

Я с вызовом посмотрела ему в глаза.

– Это чаромобиль Расмуса? – спросил Бас.

– Почему ты так решил? – нахмурилась я.

– На бампере знаки кошачьего дома. К тому же чаромобиль старый, но в отличном состоянии, как будто на нем почти не ездили.

– Я не знаю. Возможно, – пробормотала я.

В эйфории от подарка я даже не задумалась, откуда Первый взял чаромобиль. Решила, наивная дура, что это специально для меня. Но версия Баса куда логичнее. Конечно, Расмус примчался в Порожки на чаромобиле, а обратно он бы на нем уже не уехал. Выходит, Первый припрятал его, а потом подарил мне, щедрой рукой.

Всю радость смыло, и в душе всколыхнулся гадкий осадок. По сути, это подарок от Расмуса, а я даже не знаю, что с ним…

– Это может привлечь внимание, Мэди, – сказал Бастиан. – Давай я сменю знаки дома на нем на Альваро. Хотя люди вокруг не поймут, почему я вдруг подарил тебе такую рухлядь.

– Отличный чаромобиль, – буркнула я.

– Как скажешь, – усмехнулся Бас и, поднявшись с дивана, подошел ко мне и опустился на колени.

Сердце подскочило, забившись быстрее, а Бас надел мне туфли и посмотрел на меня снизу вверх. В серых глазах замерцали солнечные искры.

– Если ты оценила мою речь, значит, слышала и признание в любви, верно?

Сглотнув, я кивнула.

– Хорошо, – сказал Бас, поднимаясь. – Сделать тебе кофе?

– Да, – ответила я после паузы. – Спасибо. И за цветы.

***

Отец советовал дождаться шага от Мэди, и теперь Бастиан терялся в догадках: утренний поцелуй – это уже шаг или нет, или он вовсе ему приснился. Но она, по крайней мере, выпила кофе и съела бутерброд, и больше не пряталась под чарами ночи. Бас не стал приставать к ней с расспросами или тем более поцелуями, боясь спугнуть хрупкий мир.

У него едва крыша не потекла за эти несколько дней, когда Мэди мерещилась ему всюду. Она из него всю душу вынула, но кто говорил, что фатаруг – это легко? Если б все было просто, то любой мог бы свернуть с наезженной колеи и поменять будущее мира.

А Фелиция говорила, что фатаруг меняет все, и у Бастиана было время подумать над этим. В Сумерках иногда вспыхивали волнения, но их легко подавляли с помощью чаров. Что будет теперь, когда появилась наследница седьмого дома, который, если верить древним книжкам, освещал темную половину?

Бас пару раз ходил в ночь на практику по боевке, однажды даже добыл осколок древней реликвии, который все еще едва заметно мерцал. Густой холодный мрак потом снился ему, ощериваясь клыками, вытягиваясь лапами. Чтобы разогнать абсолютную тьму понадобится очень мощный источник света.

– Ты сегодня повеселел, – заметила Ронда, когда Бас догнал ее в коридоре академии.

– И тому есть причина, – похвастался он, улыбнувшись. – Привет, Ларг.

Белобрысый здоровяк, который плелся за Рондой, лишь угрюмо кивнул – у кого-то явно утро не задалось. Он потер покрасневшие глаза и широко зевнул, прикрыв рот ладонью.

– А как твое противостояние с Найрин? – спросил Бас.

– Затишье. Я пыталась настучать на нее ректорше по поводу нападения на Мэди. Но наша мадам Шанрис сняла с меня тридцать баллов за модную стрижку своей племянницы и даже слушать не стала.

Бас кивнул. Система образования академии чаросвет казалась спорной, но за долгие годы устоялась, и никто не собирался ее менять.

– А Ларг увешал меня защитными артефактами точно елку, – Ронда потрясла рукой, и подвески на широком белом браслете мелодично зазвенели. – Я теперь бренчу на каждом шагу как Фелиция. Ларг, чтоб ты знал: еще раз увижу тебя у двери в свою комнату – пожалуюсь комендантше.

– И ничего она мне не сделает, – с вызовом ответил Ларг.

– Ты дал ей взятку? – с интересом уточнила Ронда. – Сколько?

– Достаточно, чтобы находиться в женском общежитии столько, сколько мне захочется.

– Но не обязательно при этом спать на моем коврике!

Ларг покраснел и потупился, но упрямо сжал зубы. А Ронда закатила глаза.

– Я так рада, что у нас выпускной курс, – раздраженно сказала она. – Скорей бы уже все это закончилось.

– А я не рад, – буркнул Ларг. – Ронда, – он выдохнул. – Давай сходим куда-нибудь вместе?

– Давай, – согласилась Ронда, и Ларг просветлел лицом, но она безжалостно добавила: – На твареводство. Урок вот-вот начнется.

Они вошли в кабинет и расселись за парты. Найрин пришла перед самым звонком, тряхнула игривой коротенькой челкой и улыбнулась Бастиану как ни в чем не бывало.

– Я была с ней слишком нежна, – с сожалением прошептала Ронда.

– Возможно, именно поэтому ты все еще жива, – меланхолично заметил Монтега. – Как дела, Бастиан? Слышал, таскаешь цветы целыми клумбами?

– Не тебе же, – ответил он.

Монтега так и не сказал ему, что решил насчет Мэди, но Бас почему-то думал, что он ее не сдаст. Это было бы все равно что порвать козырную карту, а Кейден любил поиграть. Звонок прервал их беседы, но профессор Дунгер появился еще через пару минут – запыхавшийся и взволнованный.

– Прошу меня извинить, – сказал он, хромая к кафедре. – В вольерах сегодня сумасшедший дом. Все рычат, воют, царапают стены. Твой Веник, Себастиан, мечется туда-сюда и грызет прутья. А твоя кошка, Ирис, плюнула в меня кислотой.

– Простите, – сказала Ирис без особого сожаления в голосе.

– Ну-ка, давайте перечислим причины возможного нестабильного поведения тварей, – потребовал Дунгер. – Говорю сразу – с кормежкой и содержанием все отлично.

– А может, слишком много света? – все же предположила Найрин, подняв руку. – Все должно быть так, как задумано природой: тварям – ночь, чарам – свет, теням – Сумерки…

Дунгер качнул головой и поскреб шрамы на левой стороне лица. Эпидемия неясного вируса, брачный период, вспышки на солнце – студенты говорили наперебой, и версий хватало.

– Предположу, что это из-за усилений мер безопасности, – сказал Кей. – Я видел, вы поставили энергощиты по периметру.

– Вряд ли твари почуяли чаросвет на таком расстоянии, – задумался Дунгер. – Хотя твой вариант мне нравится. В первую очередь тем, что делать ничего не надо. Повоют и привыкнут.

– Твари могут инстинктивно чуять приближение катастрофы, – сказала Ирис. – У меня сегодня с утра тоже кошки на душе скребут, если честно. Вы не чувствуете? Как будто стоишь под деревом, которое вот-вот упадет.

Она передернула плечами и обхватила себя руками, а Бастиан задумчиво посмотрел в окно. Большая черная птица вдруг вспорхнула словно из ниоткуда, шумно забив крыльями, и полетела в сторону Сумерек. Бас провел птицу взглядом, пока та не превратилась в точку. Он понимал, о чем говорит Ирис: что-то назревало.

***

День выдался суматошным и нервным. Профессор Понки отвела нас в оранжереи, и парни умудрились подраться прямо там, сцепившись из-за ерунды. Арвена вступила в навоз, а когда Лекса начала насмехаться, швырнула в нее вонючим комком, испачкав белую блузку. На архитектуре света одна из блондинок разрыдалась, получив результаты контрольной, но на меня профессор Строк теперь не обращал никакого внимания. А на законах чар профессорша вообще разоралась и выгнала нас всех из кабинета за разговоры, хотя все сидели как мыши.

– Минус! – визжала она, указывая пальцем на выход. – Всем!

– Наверное, звезды как-то не так встали, – предположил Фалько, чей оптимизм, казалось, не могло поколебать ничего. Закрыв глаза, он пошевелил пальцами, как будто играя на невидимых струнах мироздания. – Я чувствую… Чувствую… В столовке сегодня будет рагу. Проверим?

– Я не голодна, – сказала я. Мне и правда кусок в горло не лез. – Знаешь, такое тягостное чувство, как будто я должна куда-то бежать, что-то делать…

– К Бастиану? – предложил Фалько. – У вас, насколько мне известно, как раз есть одно незавершенное дельце.

Он многозначительно ухмыльнулся и подвигал бровями.

– Ой иди ты, – беззлобно ответила я. – Скажи, твоя мама дома?

– Не знаю, – пожал он плечами. – С утра была. А что, хочешь задать ей вопрос по поводу Баса? Мне ты не веришь? А ведь я потомственный прорицатель! Вот смотри, – он остановил девчонку с курса постарше и спросил: – Скажи, сегодня в столовке рагу?

– Суп с фрикадельками, жареная рыба и рис, – отрапортовала она и кокетливо улыбнулась. – А что, рыжик, приглашаешь пообедать вместе? Это ведь ты забил тот гол на чаркроссе?

Я оставила Фалько с очередной блондинкой и пошла к преподавательским домикам.

Сегодня меня интересовало не будущее, а прошлое. Я хотела расспросить Фелицию о Расмусе. Они вроде давно друг друга знали и общались как близкие приятели. Мне хотелось узнать о нем больше, и я думала, в этом Фелиция мне не откажет.

По небу неслись облака, ветер гнул ветки деревьев, и я подняла ворот пиджака, пытаясь согреться, а заодно прикрыть засосы, которые уже пожелтели, но до конца не сошли. Когда проходила мимо дома Расмуса, заметила у кустов гортензии крупную фигуру в сером. Эквилибры из службы оракулов все еще шныряли по территории академии, надеясь выловить новую рыбку. Сердце забилось быстрей, подгоняя, и я, прибавив шаг, подошла к дому Фелиции.

Она была на веранде. Сидела в кресле-качалке, закутавшись в зеленый плед с пушистыми кисточками, и раскачивалась так сильно, будто собиралась взлететь к бегущим облакам. Колокольчики на веранде жалобно звенели, ветер срывал лепестки с цветов и нес их куда-то вдаль.

– Пришла, – обреченно произнесла Фелиция и поднялась.

– Добрый день, – сказала я. – Я подумала, если вы не очень заняты…

Фелиция тряхнула головой и быстро ушла в дом, оставив меня в замешательстве.

– Иди сюда, – позвала она из кухни, и я поднялась по ступенькам и перешагнула порог.

Тени облаков мелькали по скобленой столешнице и белым стенам, пробуждая унявшуюся было тревогу. Фелиция подвинула ко мне уже остывший чай в тонкой фарфоровой чашке и убрала кудрявую прядь волос, взмахнув рукой так, что браслеты зазвенели. Ее глаза цвета крыжовника влажно блестели, и сегодня Фелиция выглядела еще более взвинченной чем обычно.

– Знаешь, что мне непонятно? – спросила она. – Почему Бастиан так уверен в том, что ты его судьба? Он как будто даже не колеблется! Что это? Упрямство избалованного наследника великого дома? Желание получить свое? Страсть? Бесшабашность юности? Или в этом есть своя глубокая мудрость?

Я пожала плечами, невольно смутившись.

– Хотела бы я так же, – со вздохом призналась она и потерла лицо руками. – Сомнения разъедают мою душу, Мэдерли. Я все думаю и думаю… Может, я не имела права лезть в судьбы других? Может, я не должна была вмешиваться?

– Вы ведь говорили про восстание, – напомнила я. – Фалько…

Фелиция покивала.

– Если об этом узнают, меня отдадут под суд оракулов, – призналась она. – На самом деле мой уровень не такой уж большой. Но есть нюанс – он весь в одной точке. Словно луч, направленный строго в нужное зеркало. Все равно что Бастиан, которого не сбить с цели. Ты же, Мэдерли…

Она покусала губы, оглядывая меня с сомнением.

– А что со мной не так?

Я отпила чай, но не почувствовала вкуса, хотя уверена, он был ягодным и сладким, как я люблю.

– Я вообще боюсь тебя трогать, – со вздохом призналась Фелиция. – Это как лезть в кокон бабочки раньше времени, понимаешь?

– Не очень.

Ее губы вдруг задрожали и искривились.

– Но времени больше нет! – с надрывным отчаянием воскликнула она и, спрятав лицо в ладони, разрыдалась.

– Фелиция…

Соскользнув со стула, я быстро подошла к ней, неловко обняла за плечи, и она вскинула ко мне лицо: воспаленные веки, покрасневшие глаза, обкусанные губы…

– Это будет сегодня, – лихорадочно прошептала Фелиция, и ее зеленые глаза сверкнули ярко, как драгоценные камни. – У всех своя игра. Не только я пытаюсь исправить будущее так, как было бы лучше. Понимаешь? У каждого свой фатаруг, Мэди. Ты боишься пройти точку невозврата, а кто-то делает шаг за шагом и даже не замечает, как переменилась его судьба.

– Что будет сегодня? – спросила я, и сердце громко отбивало каждую секунду, что она молчала.

– Ночь, – выдохнула Фелиция. – Сегодня наступит ночь.