Эрнст Фридман отдыхал уже третью неделю на Средиземном море. Решил вспомнить детство, скользя по водным горкам на сумасшедшем аттракционе "Воте Верлд". Спутник развлекался при нем. Вчера он позвонил в Москву, и ему сообщили, что Власа заменил Валера Закуте кий. Он вспомнил этого паренька. Это тот выскочка из дешевой передачи "Риск и победа", крест на которой был поставлен не без его участия. Как продюсера его канала угораздило взять на работу Закутского? Как этот ублюдок посмел не согласовать кандидатуру с ним? Закутский не должен был занять эту вакансию. Мало ли что он подходит? И кто сказал, что он подходит? Только хозяин телекомпании решает, кто подходит, а кто не подходит.
Фридман хотел быть сейчас там, в России. Он бы устроил в своих владениях чистку. Поувольнял бы к чертовой матери ретивых лизоблюдов, а заодно прогнал бы в шею сосунка, не понимающего жизни. Пора организовывать ликбез всему штату, чтобы никаких инициатив, никаких неожиданностей. А то ввели принципы демократического централизма на частном канале.
Нырнув в теплый бассейн, Эрнст на практике доказал закон Архимеда, обрызгав всех, кто там купался. Многие повылазили, бубня что-то на разных языках. Фридман вылез через минуту и направился к телефону-автомату.
Он набрал "077" — код России, затем "095" — московский код, и номер начальника службы безопасности телецентра. Разговор был короткий:
— Узнай, кто помог Закутскому устроиться на работу.
На душе отлегло. Он пошел к топчану, где загорал его мальчик. Парню очень шел матовый среднеземноморский загар. У него были длинные ровные ноги, отличное телосложение. Худосочность привлекала Эрнста гораздо больше, чем массивные бицепсы горилл от боди-билдинга. А это сексуальное клеймо на правой груди в виде короны сводило его с ума.
— Что означает это клеймо? — поинтересовался Эрнст.
— Так, рунический символ, единение земли с космосом, обмен энергией и фатальная предначертанность, — объяснил парень.
— Я и не предполагал, что это еще имеет значение, — признался Эрнст.
— Корона — знак власти. Хотя глупость, наверное.
— Зачем же сделал?
— Каждый делает то, что допускает.
— Правильно, если боишься — не делай, а если сделал — не бойся.
— Я тоже так думаю, поэтому никогда не жалею о содеянном. Угрызение совести так утомляет.
— Да, ты себе на уме.
— А как же.