Акварель для Матадора

Глава вторая

Самсон Гаев протянул руку к тумбочке, на которой высился целый Кремль из бутылок и пузырьков. Нащупал «Алка-Стоп». Микстуры от похмелья осталось на донышке. Этот пузырёк ему покупала ещё Арина.

Прошмандовка, сиповка вонючая, не жилось ей спокойненько. Не спалось ей мягонько на просторной гаевской кровати. Прошлый век, между прочим, работа гениального крепостного мебельщика. По итальянским образцам, только крепче. Арина могла убедиться, что крепче.

Ушла, виляя задницей, в свою конуру. Купленную, между прочим, на гонорары, которые он, Гаев, ей и платил. После того как увидел её в своём клубе на стриптизе.

— Ты, — говорила ему Арина, — занимаешься грязными делами.

Тримандаблядская пропиздоушина. Он её из дерьма вытащил…

Гаев потащил пузырёк с тумбочки, дёрнул локтем, бутылки посыпались. Из-под кровати вылетел кот Прометей, щедро облитый виски. Стоял теперь у комода, обтекал.

— Жирный, наглый, злобный, — говорила Арина про кота в последний вечер. — Совсем как ты.

Забыла, блядь саратовская, как трясла титьками перед всяким жлобьём в кабаке. Как ей совали в трусы долларовые бумажки, норовя угодить в промежность.

«Алко-Стоп» вырвался из ладони, разбился.

— Коз-ло-ов! — рявкнул Гаев так, что кот метнулся обратно под кровать, а на антикварной люстре начался долгий хрустальный перезвон. Голосовые связки у Гаева были развиты. В прошлой жизни он был массовиком-затейником в Парке культуры и отдыха на Таганке.

В дверях бесшумно возник маленький неприметный Козлов, работавший с Гаевым ещё со времён Парка. В перестройку Гаев скоро сообразил, какие грядут перемены, создал вместе с пьянчужкой-директором кооператив, быстренько директора подсидел, заключил первые контракты с шашлычниками и видяшниками…

Первым заданием, которое Гаев дал Козлову, было выбить в горкоме комсомола справку о том, что в видеосалоне можно показывать фильмы «Рэмбо» и «Рокки». Много с тех пор утекло разных жидкостей…

— Вышла газета? — спросил Гаев.

— Всё в лучшем виде. Целая полоса. Картинки хорошие…

Гаев, кряхтя, встал. Горло сушило, будто он проглотил вчера белое солнце пустыни. На самом деле он выкушал вчера с Зайцевым и с продюсером какого-то пидора пузырь виски и пузырь текилы.

Гаев ненавидел текилу, а тем более все эти сучьи навороты — слизывать соль, сосать лимон. Наверное, он так вчера и налегал на текилу, чтобы она поскорее кончилась.

Он, правда, и на этой идиотской моде пить текилу «по правилам» сделал бизнес. В его «Золотом Орле» текилу мужикам подаёт тёлка в декольте с натёртой лимоном и посоленной титькой. Быки кончают в штан-ы, когда навстречу их вытянутому языку наклоняется мясистый бюст.

Порция — полсотни баксов.

«Мужскую текилу» придумал Жора Зайцев, радикальный деятель, который с недавних пор служит у Гаева «художественным советником». Жора предлагал ещё и «Женскую текилу», которую подносил бы дамам красавец-официант. Соль и лимонный сок клиентки должны были слизывать у него прямо с члена. И платить за это уже сотню. Жору часто заносит, но некоторые его идеи приносят успех.

Забрать под своё крыло нового певца-пидора, который поёт писклявым голосом про лютики-тычинки, Гаева уговорил, конечно, Зайцев. Теперь куда деваться — голубые в моде.

Гаева одно интересовало — как будут звать певца. Продюсер предлагал имя Алик.

— Кристина, Диана, Сабина, Лика, Линда, Оксана, Анжелика, Валерия, Zemfira, Лолита, — перечислял продюсер. — Женя, Дима, Юлиан, Беня, Павлик, Трофим… Приём, конечно, неоригинальный, но проверенный.

Самсон Гаев улыбнулся уголками губ. Простаку-продюсеру при своём Алике в лучшем случае достанется должность концертного администратора: билеты, гостиницы, самолёты… Не администратора — менеджера, конечно. Солиднее звучит.

— А я предлагаю, — вступил Зайцев, — назвать парня Голубым Мальчиком. Голубой Мальчик, а? Культурно и вместе с тем откровенно. Все сразу запомнят.

Значит, Голубой Мальчик… Ладно.

Самсон накинул халат, прошёл в ванну, увидел в зеркале на месте лица сало со щетиной. И мешок с навозом на месте живота. Только крест ничего. Его Гаев взял прямо с ювелирной выставки. Сам крест золотой, гимнаст платиновый, с бриллиантовым нимбом.

Да-а, Арину можно понять. Последние месяцы он редко её пердолил. То приезжал из офиса в три часа ночи и отрубался спать, то нажирался виски и сам не мог дойти до постели. Приходилось Арине его укладывать и раздевать.

Однажды он нашёл в её вещах громадный вибратор… Эх, жизнь — сложная штука. Есть люди, которые возят Самсона на машинах, есть люди, которые его кормят, одевают, которые за него пишут. Две из трёх его телевизионных программ, благодаря которым он стал тем, кем стал, ведут теперь другие люди. Неужели нужно было нанять специального человека, чтобы он строгал за него Арину?

«Молодой бабе манду не зашьёшь. На младую зду не накинешь узду. Молодая дыра от желанья сыра. Зда не сейф, секретный шифр не поставишь», — вихрем пронеслись в мутном мозгу русские пословицы и поговорки…

Рюмка «Абсолюта» смыла с дёсен и языка похмельную помойку.

На краю стола лежал свежий номер «Комсомольской газеты».

— Взял деньжонок от Аум, поезжай на Колыму, — прокомментировал Гаев. Сочинять экспромтом всякие бессмысленные стишки он научился на веранде парка на Таганке. — Полетит, стало быть, Седушечка на фанере… Говорил я ему — не связывайся с самураями.

— Утром детишки в садик пришли… — Гаев на секунду задумался. — Новую вкусную сладость нашли… Сторожиху, фаршированную конфетками…

Козлов отвлёкся от мочки уха, которую с увлечением теребил, деликатно улыбнулся.

— Неча стало людям жрать, — сочувственно покачал головой Гаев. Выпил ещё рюмку, закупил оливкой и кусочком сёмги. — Стали семьи вырезать… Надо же какой мудила — сам-то выжил. Где статья-то?

— Пятая полоса. — Сказал Козлов. — Очень убедительно получилось.

Самсон хмыкнул. Ещё бы получилось неубедительно. Лично главному редактору передали пять тысяч баксов.

Над пятой полосой бросались в глаза крупные буквы:

И — ниже — ещё несколько ярких выносок буквами поменьше:

На странице размещались три статьи. Все их написал Денис Огарёв, молодой, но уже знаменитый сотрудник «Комсомольской газеты».

Первая статья объясняла, что такое Акварель и откуда она взялась. Журналист, казалось бы, бил в набат. Предупреждал общественность, что новый дешёвый наркотик несёт смерть чуть не всей России.

Но акварельные эффекты Огарёв описывал так красочно, что Гаев аж зачитался. Талантливый, чёрт побери, парень. Какие можно переживать в акварельном бреду полёты, какие трансформации!.. Кино!

Сам Гаев наркотиков не одобрял. Анашу пробовал несколько раз — херня какая-то. Сидишь вялый, башка пустая. Палец тебе покажут — хохочешь. Человек превращается в размазню. То ли дело водочка — примешь на грудь полстакана, и кровь бежит веселее. Сила…

Гаев вспомнил Арину, нахмурился.

Налил ещё рюмку, хлопнул, закусил огурцом. С сожалением посмотрел на графинчик. Он знал, что если будет пить дальше, то заново начнёт хмелеть. Козлов, понимавший шефа без слов, унёс водку и принёс чай.

— Хорошо пишет, шельмец, — Гаев запустил руку под халат, почесал яйца. — Хоть бери, да сам… акварелься.

Козлов снова деликатно улыбнулся:

— Где купить, сколько стоит — всё сказано. Полезная статья.

— Полезная… Что, кстати, с Огарёвым?

Козлов посмотрел на часы.

— Двадцать минут назад приземлился в аэропорту Хитрово города Лондона. Тур называется «Семь дней в старой доброй Англии».

Гаев вновь углубился в газету. Вторая статья повествовала о том, как Огарёв пытался прорваться к генералу Барановскому, начальнику отдела по борьбе с наркомафией ФСБ. Чтобы узнать, как ФСБ собирается бороться с Акварелью. Огарёва, разумеется, к Барановскому не пустили, и он разразился язвительными комментариями. Третьим номером было опубликовано интервью с наркологом Ивановым, который, рассуждая, что Акварель очень опасна для здоровья, сообщал между делом, что к Акварели нет такого беспросветного привыкания, как к героину. Этот материал был написан нарочито сухо, с обилием цифр…

— По «Уху Москвы» сегодня утром уже говорили, — сообщил Козлов.

— Что говорили?

— Катили телегу на ФСБ.

Гаев рассмеялся. После горячего чаю с булочкой и джемом настроение у него окончательно улучшилось.

Да, конечно, во всём виновата ФСБ…

— И лично генерал Барановский!

Генерал отшвырнул газету, вытянул из пачки ментоловую сигарету. Генерал уже лет десять бросал курить, переходил на лёгкие, несколько недель дымил «Салемом», будучи уверен, что это и называется «бросать курить». А потом возвращался к «Приме».

Матадор взял газету, пробежал статьи.

— Тонкая работа… И что, всё это соответствует действительности?

— Нет, не всё. Не соответствует действительности утверждение, что к Акварели нет сильного привыкания. По нашим данным, это действительно очень опасный наркотик. Так что неизвестный нам нарколог Иванов, попросту говоря…

— Пиздит, — подсказал Матадор.

— Вот именно, — Барановский потушил сигарету в свинцовом черепе.

На лбу черепа была высечена дата — 1935. Его выплавил комендант расстрельных лубянских подвалов. Выплавил из пуль, которые собирал с пола после расстрелов почти десять лет. Как только он выплавил череп, его и самого грохнули.

По слухам, эта пепельница стояла на столе у Ежова.

«Странно, — подумал Матадор, — что её за шестьдесят с гаком лет никто не спиздил».

«Странно, — подумал Матадор, — почти одно слово, а какие разные значения. Пиздеть — врать, брехать, и пиздить — воровать. И ещё — бить… Значения разные, но все они носят криминальный оттенок. Лгать, красть, наносить телесные повреждения…»

Генерал встал, заложил руки за спину, прошёлся по кабинету. Со стены строго смотрел написанный маслом Дзержинский.

— Вы думаете, — начал Матадор, — что вся эта страница — провокация?

— Проще сказать — реклама, — сказал, как отрубил Барановский. — Здесь даже указано, где купить Акварель! В сквере у памятника героям Плевны, у клуба «Чайная ложка», у аптеки номер один на Лубянке… А, ну это наша аптека, через площадь… Ты посмотри: указана цена, указано, какую дозу принимать… ну просто инструкция. Хоть сегодня можешь идти и применять!

— Хоть сегодня могу пойти и приме нить, — улыбнулся Матадор.

Генерал вернулся к столу, снова закурил.

— К делу. Имеются сведения, что в России сразу в нескольких лабораториях началось производство нового наркотика. Очень опасного наркотика! — восклицательный знак генерал продублировал поднятым вверх указательным пальцем. — Очень опасного и относительно дешёвого. В ближайшее время он будет выброшен на рынок… Ты возглавишь спецподразделение, которое будет заниматься этой проблемой. Название операции… название простое — Акварель.

Утром у Матадора было довольно поганое настроение. Челюсть словно зацементировалась после «балтийского чая». Пытаясь откусить от бутерброда, он почувствовал себя давно несмазанным Железным Дровосеком.

В прихожей валялся на боку ботинок. В подошве что-то белело. Матадор подобрал башмак: в рифлёной подошве застрял большой белый зуб. Сувенир от негра у мусоропровода.

Из факса торчал лист с изображением страшной маски. Привет от Малыша? Что же случилось, если Малыш, от которого уже несколько месяцев нет ни слуху ни духу, решил напомнить о себе таким необычным способом?

И что это значит — «Комендант готовит подлянку?». Комендант — прозвище генерала Барановского. Получил он его ещё в чине полковника, в 1991-м году. Тогда во время путча ельцинские сторонники готовили — на случай победы ГКЧП — не только бункер под Свердловском, где могло бы отсиживаться демократическое правительство, но и бункер в подземной Москве. Барановский, как большой специалист по московским подземельям (когда-то он курировал в КГБ секретные объекты метро), был назначен комендантом бункера.

Бункер тогда не понадобился. Ельцин въехал в Кремль, а Барановский получил управление, новые погоны и орден. И какую же подлянку может готовить честнейший и благороднейший генерал Барановский?

О странном факсе Матадор пока решил Барановскому не говорить. Всегда успеется. Надо сначала самому разобраться в ситуации.

Спецподразделение — то, что надо. Это и чёрный нал на непредвиденные расходы, и техника… Да и дело живое, творческое….

— Три «Вольво», сотовые телефоны и доступ к кассе я тебе обещаю, — сказал Барановский. — Группа из десяти человек. Сам подберёшь.

— Я возьму всех своих, — сказал Матадор, — Шлейфмана, Рундукова…

— Бери. Шлейфман, кстати, исследовал единственную имевшуюся у нас порцию… Акварели. Светлая голова… Он здесь, ждёт в приёмной. Сейчас позову.

Голова у Шлейфмана и впрямь была светлая. Как-то играли в очко, Шлейфман натянул Матадора раз восемь подряд.

«Вот бы Малыша к нам в группу, — подумал Матадор. — Живо бы мы оприходовали эту Акварель».

Шлейфман не привык ещё к докладам у начальника управления и заметно волновался. Сразу стал сыпать непонятными латинскими терминами.

— Стоп-машина, — прервал его Барановский, — про ефедрину бабушке своей расскажешь, Сарре Абрамовне. Говори проще.

— Проще… — Шлейфман задумался. — Акварель сделана на основе опийного мака. Ну, как героин. Концентрация очень сильная. Можно предположить, что препарат вызывает мощную физиологическую зависимость.

— И как быстро можно подсесть? — спросил Матадор.

— Быстро. Может, за месяц, за два. Не с первого раза, но…

— С первого раза, — хмыкнул Барановский, — можно подсесть только на водку. Знаешь, есть на Севере народы, которых русские братья споили. Не способен у них организм противостоять алкоголю. Он выпивает рюмку — и всё, у него через пять минут похмелье. Ему тут же вторую надо. Через пять минут третью. У него даже кайфа не бывает — сплошное похмелье. Пока не сдохнет… Ладно, ты расскажи Глебу, почему эта штука красная.

— Красная она потому, что второй элемент — мухоморы.

— Мухоморы? — удивился Матадор. — Обычные мухоморы?

Шлейфман кивнул:

— Есть свидетельства, что мухоморы вызывают галлюцинации и безумный прилив энергии. Существует много описаний ярких мухоморных переживаний. Берсеркеры, говорят, пили перед боем мухоморовую настойку…

— Кто такие берсеркеры? — нахмурил лоб Барановский. — Новая порода охранных собак?

— Такие скандинавские пираты, — пояснил Матадор. — Плавали по северным морям и отрывали бошки всем встречным-поперечным. Теперь Миша нам загибает, что они жрали мухоморы…

— Это известный факт, — Шлейфман раскраснелся и, кажется, немножко обиделся. — Так вот — мухоморы действуют далеко не на всех. Считается, что их психоделический эффект существенно ниже, чем у псилоцибиновых грибов. Но в отличии от псилоцибинов мухоморы не запрещается собирать и употреблять. И если удалось сделать экстракт, то он может вызывать очень яркие картинки. Мультики, как говорят наркоманы.

— Опийное привыкание, — загнул генерал Барановский один палец. — Мухоморные мультики, — загнул второй.

Матадор и Шлейфман внимательно смотрели, как генерал загибает. Дзержинский со стены, казалось, тоже скосил глаза на руку Барановского.

— Простота в употреблении — пьёшь как лимонад. Не надо ни шприцов, ни пипеток, — генерал загнул третий.

— Дёшево, — продолжил Шлейфман. — Три грамма жидкости прут сутки, а стоят пятьдесят баксов. Если верить газете, конечно.

— Недорого, — согласился генерал и загнул четвёртый палец. Потом просунул большой между средним и указательным. Получилась довольно-таки противная фига. — И вот что в результате. Очередной шиш властям.

— Мощный продукт. — Согласился Матадор. — Хорошие перспективы. Большие бабки.

— Имейте в виду, — продолжил генерал, — что все указанные в газете точки продажи до сих пор были чисты. Так что возможна провокация.

— Сегодня же проверим все три места, — решительно сказал Матадор.

Славку Караулова отправили в «Чайную ложку», Серёга Сафин двинулся вокруг Лубянской площади к аптеке номер один, а Матадор спустился мимо Политехнического музея к памятнику героям Плевны. От героев Плевны тянулся уютный липовый скверик в сторону Китай-Города, к памятнику другим героям. Героям славянской письменности Кириллу и Мефодию.

Вид этих серьёзных бородатых мужиков, обнявших православный крест, вызывал у горожан здоровый хохот. После начала реконструкции сквера у Большого театра именно сюда переместился центр уличных встреч московских гомосексуалистов. Кирилл и Мефодий стали постоянным объектом шуток. На постаменте их памятника появлялись всякие издевательские надписи типа «Люди лунного света». Так назвал гомиков юморист Жванецкий.

Здесь, в тени аллей, могли свободно познакомиться мальчики, только ещё познающие тайны однополой любви. Стареющий педераст из театральных критиков, чья жопа стосковалась по крепкому молодому члену, надеялся здесь на сочувствие и взаимопонимание.

Матадор спустился по Лубянскому проезду к станции метро «Китай-Город». Он вошёл в сквер не со стороны «Плевны», где гомики кишели кишмя, словно сперматозоиды в презервативе, а со стороны Кирилла и Мефодия, где их было меньше.

— А он засунул себе в зад стодолларовую бумажку и говорит: «Подожги». Говорит: «Хочу курить попкой»… Потом потребовал, чтобы я ему через клизму пускал в попку коньяк… Такой ужас! Я еле сбежал, еле сбежал…

На ближайшей к Матадору скамейке сидели два паренька, держались за руки и болтали. Матадор замедлил шаги.

— И не говори! — эмоционально всплеснул руками второй паренёк. — Чего только не бывает у людей в попке. У меня приятель работал в судмедэкспертизе. Привезли одного неживого, а у него в попку под самый корешок забита ножка от телевизора. Он с дружком напился нетрезвым… Что-то они поссорились, он заснул… И когда он спал, этот, значит, дружок снял с него штаны и вогнал ему в попку ножку от телевизора. А тот утром встал и целый день ходил, не мог понять, что это у него так всё внутри болит… Думал, выпил лишнего. А к вечеру помер.

Матадор вошёл в королевство гомосексуализма. Уже стемнело. В сквере зажглись редкие фонари со стёклами из голубого стекла. Их бледный огонь смешивался с неверным светом по-прежнему полной луны. Листва отбрасывала ажурные тени. Где-то совсем рядом негромко пел из магнитофона Элтон Джон.

Вскоре Матадор увидел скромно одетого еврейского мальчика, который склонился над шахматной доской с расставленными фигурами.. Курчавые волосы, очки. Пухлые пальчики. Пухлые пальчики всегда удивляли Матадора в евреях. Встречаешь еврея-красавца или еврея-качка, хоть сразу в голливудский боевик. А глянешь на пальчики — почти у всех толстенькие, пухленькие, как на заказ…

«Типичный еврепид», — подумал Матадор.

Евреев-пидорасов в ФСБ сокращённо называли «еврепидами».

— Садитесь, — мальчик, увидев, что Матадор за ним наблюдает, сделал приглашающий жест. — Интересная задача. Белые дают мат в три хода.

Матадор присел. Подумав пару секунд, он смело двинул вперёд на несколько клеток толстенькую фигуру в виде башенки.

— Сразу видно, что вы очень решительный человек, — еврейчик зачем-то приподнял очки, прищурился. — Вы привыкли идти напролом и получать то, чего хотите… вы очень сексуальны, да?

Матадор смутился.

— Я могу вам помочь, — нежно улыбнулся еврейчик. — Минетик здесь, в кустиках, десять долларов. Моя попка в кустиках — двадцать. Можно вместе уйти на ночь, я живу здесь неподалёку. Но это стоит дороже…

Чёрт побери, совсем ведь ещё пацан! Шестнадцати нет, точно! Смотрит бесстыже в упор, улыбается. А эти их педерастические сюсюканья: попка в кустиках, ножку в попку… Тьфу…

— Спасибо, — улыбнулся в ответ Матадор. — Вы знаете, у меня другая проблема. Я ищу своего брата… Он стал принимать наркотики. Его уже несколько дней не было дома. Мне посоветовали поискать его здесь.

— Знаете, в этом сквере наркоманам делать нечего. Здесь не бывает наркотиков.

— Да? — Матадор изобразил удивление. — Сам-то я не специалист в этих делах. А мне говорили, что здесь свободно продают наркотики… Да я сегодня в газете читал, что здесь продаётся какой-то совсем новый наркотик… Акварель. Не читали в «Комсомольской газете»?

— Здесь вам никто не продаст наркотиков, — решительно мотнул головой еврейчик. — Это очевидно, как Е2-Е4. Здесь не торгуют наркотиками. Ни гуашью, ни акварелью…

Матадору ничего не оставалось, кроме как встать и распрощаться. Но не успел он отойти на десять шагов, как сзади раздался какой-то шум. Матадор обернулся. Бритоголовый парень в красном свитере крепко держал еврейчика за нос.

— Бля, жидовская ряха. О, шнобель, а! Бля, он мало что педик, он, бля, ещё жид. В шахматишки, бля, двигаешь? Засунуть тебе коня в жопу, а? Такой ход конём, бля. Крёстный ход, бля, конём в жопу.

Два спутника бритого парня — такие же бритые парни в таких же красных свитерах — пьяно захохотали.

— Коня в жопу? Сырой, ты даёшь! Придумал, бля. Ход конём! Коня в жопу!

Еврейчик попытался освободить свой и впрямь немаленький нос, но Сырой рывком поднял мальчика со скамьи, одной рукой зажал ему рот, а другой стал стаскивать с него штаны. Шахматы посыпались на землю.

— Коня, бля! — скомандовал Сырой. — Найдите коня и засуньте ему в жопу.

Матадор в два прыжка достиг поля боя, развернулся вокруг оси и ударил Сырого ногой по почкам. Сырой упал и увидел, что его друзья уже скрываются в конце аллеи. Сырой вскочил и увидел, как влезший на скамейку еврепид опускает ему на голову шахматную доску. В глазах перемешались чёрные и белые клетки. Бритый кочан глупо торчал из квадратного воротничка шахматной доски. Матадор замахнулся.

«Мат в один ход» — подумал еврейчик. Сырой взметнул руки для защиты, но вместо ожидаемого удара по голове получил ощутимый пинок в пах.

«Вечный шах» — подумал еврейчик. Матадор схватился двумя руками за шахматную доску на голове Сырого. За клетки А1, А2, A3 левой рукой, за клетки Аш1, Аш2, АшЗ — правой. Резко дёрнул вперёд — Сырой упал на колени. Матадор разломил доску на две части, как разламывают каравай. Зажал коленями голову Сырого.

— Подбери нож, — сказал Матадор еврейчику.

Еврейчик подобрал нож.

— Разрезай брюки… Стягивай, — сказал Матадор.

Еврейчик медленно и неловко, но всё же разрезал брюки и трусы Сырого. Тот попытался вырваться. Матадор шарахнул ему по почке ребром ладони. Сырой затих. Луна осветила мерзкую мужскую задницу: большую, белую, волосатую.

«Бог ты мой, — подумал Матадор, — как же ебать эдакую-то гадость?»

— Бери коня, — сказал Матадор. — Пихай ему в… в попку.

— Чёрного или белого? — полюбопытствовал еврейчик.

— Чёрного! — крикнул Матадор. — Чёрного, как сама ночь.

Еврейчик попытался засунуть в анус Сырого чёрного шахматного коня. Сырой тихо зарычал. Конь не лез. Еврейчик стал вертеть конём в жопе, как ключом в замке. Сырой пёрнул.

— Сука, — сказал Матадор.

Взял из рук еврейчика коня, приставил его ушами к анусу, мощно шлёпнул ладонью по основанию фигуры, на которое была наклеена аккуратная бархатная тряпочка. Конь вошёл в анус.

Шахматный конь вошёл в анус, как троянский конь вошёл в Трою. Сырой взвыл. Матадор разжал ноги. Сырой, не поднимаясь с четверенек, промелькнул белым задом по лунной аллее.

Еврейчик ласково взял Матадора за рукав.

— Благодарю вас, — сказал еврейчик. — Я вам очень обязан. Я постараюсь найти вам Акварель.