Алая Корона

Мне просто надо было крепче держаться.

— Хорошо, — сказала я Алку, стараясь добавить твердости своему голосу.

Я вытянула руки вперед, приготовившись ухватиться за рог, который приблизился ко мне.

Но за тем глаза Алку округлились у него в глазницах.

«Сзади!» — закричал Алку.

Я развернулась и увидела Расмуса, который появился из снега, точный медведь после спячки. И он шёл прямо на меня, охваченный тупой яростью.

Его глаза были всё ещё чёрными, как угли.

Я закричала, и Алку подался вперёд, уронив меня на землю. Он кинулся на Расмуса и попытался проткнуть его грудь своим рогом.

Но Расмус оказался очень быстрым. Быстрее, чем когда-либо. Он увернулся от Алку и снова исчез в снегу.

Алку не успел сориентироваться, его рог утонул в снегу, а сам гигантский единорог сделал сальто и яростно замахал крыльями, пытаясь выровняться.

— Алку! — беспомощно закричала я, а единорог тем временем отлетел прочь и приземлился с глухим стуком в снег, в котором практически полностью исчез.

Расмус опять пропал, но у меня не было времени о нём беспокоиться. Я попыталась добежать до Алку, чтобы убедиться, что единорог в порядке, и, молясь о том, чтобы не наступить не туда.

Я увидела его рог, торчащий из снега, он не двигался. Затем он сдвинулся на сантиметр, и массивная голова Алку показалась из сугроба. Он раскрыл пасть, словно крича, обнажив ряд острых клыков. Это могло показаться мне неожиданным и пугающим, если бы я не была в таком шоке. Он затряс загривком, пытаясь выбраться из снега, его грива начала развеваться.

«Я в порядке, — сказал Алку, пытаясь встать. — Я просто… я просто…»

Я не могла видеть крылья единорога, но снег начал двигаться вверх и вниз, словно Алку пытался махать ими.

«Кажется, я тону…», — сказал Алку напряжённым голосом, пытаясь поднять ногу и вытащить себя.

О, чёрт, только не это.

— Нет, не тонешь, — сказала я, подбираясь к нему всё ближе сквозь снег.

«Не подходи! — закричал единорог с настоящим ужасом в голосе. — Я проваливаюсь в Обливион».

Я покачала головой и тяжело сглотнула.

— Ты всего лишь провалился в снег, продолжай пытаться, ты выберешься.

Глаза единорога округлились.

«Нет. Я не чувствую ног. Я не могу…»

— Ты замерз! — крикнула я, стараясь не паниковать. — Тебе надо выбраться из снега. Давай я тебе помогу.

«Это Звездные топи, — беспомощно сказал Алку. — Пожалуйста, пожалуйста, не подходи, а то ты тоже провалишься».

Я покачала головой, и у меня на глаза навернулись слёзы. Я даже толком не знала Алку, но единорог только и делал, что помогал мне, и я не собиралась сдаваться. В детстве на меня сильно повлиял фильм «Бесконечная история», и я не хотела проходить через это в реальной жизни.

— Пожалуйста, Алку, просто попытайся. Если я смогу добраться до твоего рога, может быть, я смогу тебя вытащить.

Я приблизилась ещё на сантиметр.

Алку только покачал головой. И больше ничего не сказал.

— Алку, — снова сказала я, протянув руки. — Позволь мне попытаться тебя спасти.

Он моргнул. Он перестал сопротивляться. На какое-то мгновение мне почудилось, что он снова начал тонуть, но затем из белого снега поднялась чернота… чернота, которая показалась мне пустой, бездушной и ужасной. Она поползла вверх по шее единорога, точно нефтяное пятно, стирая за собой Алку.

— Алку! — закричала я.

Но было уже слишком поздно.

Чернота поглотила его голову, и неожиданно он просто перестал существовать. Словно эта чернота была всего лишь иллюзией, движущейся тенью, которая вдруг пропала.

Алку поглотил Обливион.

— О, Боже, — заплакала я и рухнула на колени.

Я знала, что у меня нет времени на то, чтобы грустить или пребывать в шоке, и что злой Расмус по-прежнему был где-то здесь, а я была окружена невидимым болотом, которое в буквальном смысле могло меня убить. И всё-таки потеря Алку ударила меня прямо в сердце.

Мы были так близки к тому, чтобы выбраться из этого мира. Всё это было моей виной.

Только моей виной.

— Вот мы и встретились, — раздался низкий голос у меня за спиной.

Я вздрогнула от неожиданности, мои глаза были прикованы к тому месту, где когда-то находился Алку. Я была слишком напугана, чтобы повернуться. Я никогда не слышала этот голос ранее. Он был низким, хриплым, и из него сочилась злоба. Этот голос проникал глубоко в мои кости, и угрожал отравить мою кровь.

Я поняла, что это Лоухи, даже не оборачиваясь. Каждая клеточка моего тела сказала мне об этом. Как и сказала мне о том, что мне надо бежать, далеко-далеко.

Я попыталась сглотнуть страх, который застрял комом у меня в горле, но я, кажется, не могла уже даже дышать. Я боялась, что могу превратиться в камень, если не сдвинусь с места.

Поэтому я обернулась и посмотрела.

В шести метрах от меня стояло самое страшное и грозное существо, которое я когда-либо видела.

Она была высокой. Может быть, такой же высокой, как Мор. Два метра? Два с половиной? На ней были длинные чёрные одежды с V-образным вырезом до самого пупка, а на плечах и локтях железные доспехи. Из её спины росли гигантские крылья, с помощью которых она могла летать, хотя они казались для этого слишком тонкими и потрепанными. Они были чёрного цвета, но довольно прозрачными.

У неё была бледная кожа зеленовато-серого оттенка, а её груди были большими и высокими, так что декольте у неё было впечатляющим. У неё также как будто была чешуя в некоторых местах. Её шея была длинной, а лицо не хуже, чем у Анджелины Джоли: острые как бритвы скулы, которыми можно было резать стекло, полные губы и ярко-зелёные глаза, которые смотрели на меня со злобой. Её брови представляли собой тёмный костяной нарост, а волос на голове вообще не было — вместо этого прямо из её черепа росли шесть пар чёрных бараньих рогов.

Если бы моё тело не было так сильно обезвожено, я бы обмочилась.

И она была не одна. Рядом с ней, стоя на коленях в снегу, был Расмус.

На шею Расмуса был надет железный ошейник, который мало чем отличался от того ошейника, который использовал на мне Мор. Руки Расмуса сжимали металл, а сам он смотрел на меня своими прежними голубыми глазами, которые теперь не принадлежали демону.

Демону, которым, очевидно, была именно Лоухи. Если она смогла залезть в голову Расмусу, была вероятность, что она могла сделать то же самое и со мной.

— Знаешь, я столько о тебе слышала, Ханна, — сказала Лоухи, изогнув губы в улыбке и посмотрев на меня. — О том, какая ты самоотверженная. Откровенно говоря, я не поверила, что ты согласишься пройти через всё это дерьмо, чтобы добраться до своего отца и что ты займёшь его место на Сумеречной окраине, но затем именно это ты и сделала. А теперь я видела, как ты повела себя здесь. Ты почти рискнула своей жизнью, чтобы спасти того единорога. Но это не говорит о том, что ты хорошая или самоотверженная. Это говорит о том, что ты просто тупица.

— Что ты сделала с Расмусом? — спросила её я, удивившись тому, что я вообще нашла в себе силы заговорить.

Она вызывала у меня такой страх, что я с трудом могла нормально функционировать.

— Ты ведь знаешь, что он твой сын?

Она рассмеялась, запрокинув голову. Этот смех был похож на гогот. Ну, конечно же, это должен был быть именно гогот.

— О. Ты, и правда, тупая. Думаешь, я не узнала бы своего собственного сына? Это ты не смогла догадаться, что он твой брат.

Я моргнула и застыла на месте.

— Откуда ты это знаешь?

Она приподняла свой острый как бритва подбородок.

— Думаешь, сеть вашей подружки-гриба такая закрытая? Этот гриб расползся по всей земле. Чтобы подключиться к её сети, не требуется много магии. А вдруг это именно я заложила в её голову идею о том, чтобы вы направились в ту сторону?

Я сжала челюсти, и бросила на Расмуса полный разочарования взгляд. Судя по тому, как он выглядел, слабым и напуганным, на фоне своей матери, я поняла, что он почувствовал мой взгляд. Сомневаюсь, что он знал о том, что бесформенная женщина завела нас в ловушку.

Но, чёрт побери. Может быть, он в некотором роде знал об этом?

— Подумать только, ты собиралась стать следующей Богиней смерти, — сказала она и начала медленно прохаживаться туда-сюда.

Её черные одежды заскользили по снегу, точно блестящая смола, а бледные глаза прошлись по мне. Она снова засмеялась.

— Какая же ты худосочная и маленькая.

Я ощетинилась, удивившись своей реакции. Все свои подростковые годы я считала калории и занималась спортом, чтобы быть «худосочной и маленькой», но мой рост и тело не позволяли мне этого достичь. И вот теперь, когда я приняла себя такой, какой есть, высокой и сильной, я восприняла её слова как оскорбление.

— Я не маленькая и не худосочная, — огрызнулась я.

— Хм-м-м. А сколько в тебе бравады, — сказала она, посмотрев на меня сверху вниз. — Ты явно не дала бы Туони заскучать. Ты должна быть благодарна за то, что Расмус оказал нам всем эту услугу и вовремя забрал тебя оттуда.

У меня отвисла челюсть, когда я посмотрела на Расмуса.

— Так вот в чём всё было дело? Ты обманул меня!

Расмус яростно замотал головой.

— Нет! — запротестовал он, и его голубые глаза сверкнули. — Я этого не делал, клянусь!

— Ой, заткнись, — сказала Лоухи, а затем резко дернула за поводок, чуть не переломив Расмусу шею.

Он взвизгнул от боли и упал в снег, схватившись руками за ошейник и принявшись хватать ртом воздух.

— Вообще-то это моя вина, — продолжила она, вздохнув, и не обращая никакого внимания на своего сына. — Мне следовало появиться в его жизни раньше. Я ждала тридцать лет, чтобы понять, кем он станет. Ещё немного и было бы невозможно исправить то, что с ним сделали.

Она пронзила меня своим взглядом.

— Что сделал с ним твой отец. Он сделал его слабым.

Мне очень не понравилось, что она упомянула моего отца. Я почувствовала дикое желание его защитить.

— Не смей так о нем говорить. Мой отец… наш отец… сделал из Расмуса хорошего человека, могущественного шамана.

Ну ладно, учитывая, что я не особенно доверяла Расмусу и не очень хорошо его знала, я несла сейчас полнейшую ахинею. Но всё же мой отец обучал его, и он очевидно в него верил. У Расмуса было достаточно силы, чтобы создать бурю и атаковать Сумеречную окраину, что было нелегко сделать, иначе все шаманы могли бы это повторить. И хотя я не знала, какими на самом деле были их отношения, Расмус дорожил моим отцом в достаточной степени, чтобы отправиться за ним в Туонелу… даже несмотря на то, что он принёс меня в жертву.

— Хороший человек? — повторила Лоухи, скривив верхнюю губу.

Боже, она была одновременно уродливой и красивой.

— Какое это вообще имеет значение? «Хороший человек» это ни о чём. Ты вообще знаешь, как легко испортить «хорошего человека»? Развратить его? Достаточно одной секунды, чтобы он перешёл грань. В конечном счете, темнота всегда побеждает.

Мне не надо было над этим смеяться, но я это сделала.

— Темнота всегда побеждает? Оригинально. Не удивительно, что Мор был так рад тому, что ты от него ушла.

Я не ожидала того, что произошло дальше.

Лоухи раскрыла рот, и оттуда вырвался серый и длинный раздвоенный язык, который обвился вокруг моей шеи, как питон, и поднял меня на пять или десять метров от земли.

Уже во второй раз за день меня начали душить, но крик умер внутри меня.

Скользкий язык Лоухи расположил меня прямо перед ней, подняв высоко над, казалось бы, безобидным участком земли, покрытой снегом.

— В твоём мире существует такая вещь, как русская рулетка, — сказала Лоухи зловещим тоном, хотя она и не могла использовать свой язык. — Давай сыграем в мою версию этой игры. Если я отпущу тебя, есть вероятность, что ты упадёшь в снег. Но есть ещё большая вероятность, что ты упадешь в пустоту Обливиона, как твой друг единорог.

Я обхватила пальцами её язык, чтобы ослабить давление на свою шею, но она была слишком сильной, а её язык слишком скользким. Он был покрыт тонким слоем чёрной слизи, из-за которой мне было сложно за него ухватиться. Я не хотела, чтобы она бросила меня в Обливион, но, если бы я не воспользовалась этим предложением, она бы задушила меня, что точно также было бы билетом в один конец в Обливион.

— Расмус, — сказала Лоухи своему сыну, выпятив грудь. — В моём мире ты безмозглое существо, находящееся на самой низшей ступени развития. Если ты хочешь здесь преуспеть, ты должен пристально за всем наблюдать, ты должен учиться, и ты должен действовать. Чтобы получить силу, ты должен позволить ей развратить тебя. Тогда твои возможности будут безграничны.

Расмус всё ещё лежал в снегу и тяжело дышал. Он поднял голову и посмотрел на меня.

«Сопротивляйся ей, — сказал его сломленный голос у меня в голове. — Она убьёт тебя».

Я уже с трудом могла формулировать мысли, чтобы ответить Расмусу, но я знала, что он прав.

«Мне бы не помешало немного магии», — мысленно сказала я ему, и моё зрение начало расплываться по краям по мере того, как я теряла кислород.

«Не могу, — сказал он с болью в голосе. — Ошейник… думаю, он высасывает из меня силы. Но ты ведь и сама дочь Торбена».

«Жаль, что я не владею магией, которую можно было бы использовать».

Но ведь у меня был нож в сапоге.

Собрав те немногие силы, что у меня остались, я подтянула ноги вверх, засунула руку в сапог и вытащила оттуда нож из селенита. До того, как Лоухи успела среагировать, я полоснула сияющим белым лезвием по её языку и перерезала его. Чёрная кровь брызнула во все стороны.

Она издала мучительный крик.

А я закричала от страха.

И затем я начала падать.

Я падала быстро.

Я должна была вот-вот врезаться в ожидающий меня снег, который быстро ко мне приближался.

Неожиданно воздух наполнился какой-то энергией и завибрировал. Краем глаза я увидела, как что-то огромное и чёрное летит ко мне на головокружительной скорости.

За секунду до моего падения на снег чья-то рука ухватила меня за локоть и дёрнула вверх.

Рука, с которой я была знакома очень хорошо.

Рука в металлической перчатке.

БЫВШАЯ ЖЕНА

Мор

Мы едва не опоздали.

Мы летали над королевством целый день и целую ночь в поисках Ханны и, наконец, утром нам удалось добыть кое-какую информацию. По словам Тапио, Бога леса и временами моего хорошего союзника, Ханну и Расмуса видели у Гнилостной кучи, откуда они недавно улетели на единороге.

А затем дочь Тапио, Теллерво, сказала, что подслушала разговоры грибов о том, что они полетели по направлению к Пути шамана и порталу, ведущему в Верхний мир. Как же, мать его, хорошо, что она это сделала, иначе мы бы не успели. Приблизительно через двадцать минут после их отбытия, Сарви полетел в том же направлении, и всё это время я готовился к худшему. Во мне зародились зерно сомнения насчет того, что это именно моя буря заставила их выбрать кратчайший путь из этого мира, но зная, что логово Лоухи было неподалеку, и, зная, что Расмус был сыном Лоухи, чувство вины сменилось подозрением.

Единорог, которого, по словам Сарви, звали Алку, был ещё размером с чёрную точку, когда мы увидели, как он полетел в сторону земли. К тому времени мне уже пришлось произнести несколько заклинаний и использовать шунгитовый ключ, висящий на моей шее, чтобы вызвать благоприятствующие для нас ветра, которые могли помочь нам добраться до места быстрее.

Я почувствовал Лоухи раньше, чем увидел её. По началу, она напоминала только что набранную ванную, в которую хотелось погрузиться и отпустить все свои запреты. Именно это делало её такой смертоносной, такой ядовитой, такой коварной. Было что-то чистое и откровенное во всей этой злобе, что притягивало тебя и заставляло остаться. Но затем вода нагревалась всё сильнее и сильнее до тех пор, пока твоя кожа не начинала слезать, и, если ты не действовал быстро, ты мог превратиться в мешок с костями, с которым она могла делать всё, что пожелает.

«Чувствуешь?» — спросил я Сарви.

Но прежде, чем Сарви успел ответить, я увидел её. Она возникла на белой линии горизонта точно почерневший шрам. И чем ближе мы подлетали, тем больше этот шрам разветвлялся, напоминая дерево.

И вот мы увидели Лоухи во всем её грозном великолепии, Расмуса, стоящего рядом с ней на снегу, и Ханну.

Ханна болталась высоко над покрытой снегом землёй, язык Лоухи был обвит вокруг её шеи и выжимал из неё последние жизненные силы. Я мог чувствовать, когда кто-то находился на пороге смерти, наверное, это было частью моего дара. И именно это происходило сейчас с Ханной.

Мне не надо было просить Сарви лететь ещё быстрее.

По воодушевленному выражению лица моей бывшей жены я понял, что она была близка к тому, чтобы свернуть Ханне шею, оборвав её жизнь навсегда.

Я знал, что могу не добраться до неё вовремя.

Но поскольку Лоухи была очень сосредоточена на убийстве Ханны, она не обращала внимание на то, что происходило вокруг, и не заметила приближение Сарви.

А Ханна вообще меня удивила. Она также удивила и Лоухи.

Когда я уже думал, что всё пропало, Ханна засунула руку в сапог, достала оттуда нож из селенита, нож, который мог стать оружием в руках далеко не каждого. Для простого смертного селенит был непрочным кристаллом, состоящим из соли, который не мог ничего разрезать и легко ломался.

Но когда Ханна использовала его, она смогла разрезать угрожающий ей язык Лоухи надвое.

Крик Лоухи заставил меня улыбнуться.

И я всё ещё улыбался, когда мы оказались между Ханной и землёй, и я смог схватить её за руку и затащить на спину Сарви, после чего единорог взлетел вверх, а затем полетел прочь от болота.

Лоухи всё ещё кричала нам вслед. Мы сделали несколько победных кругов над её головой вместе с Ханной, которая надежно расположилась между мной и шеей единорога.

— Ты! — закричала на меня Лоухи, пока мы летали над ней кругами.

Кровь текла у неё изо рта, а то, что осталось от её языка, начало втягиваться назад, оставляя за собой грязные брызги.

— Да, я, — сказал я, приподняв маску и одарив её самодовольной улыбкой. — Давно не виделись, дьяволица.

Она снова закричала, точно загнанное животное, так как знала, что, если она что-то скажет, она будет похожа на идиотку.

— Я избавлю тебя от необходимости отвечать мне, — сказал я ей. — Это самое доброе, что я могу для тебя сделать, учитывая твои увечья. Ты собиралась сказать мне, что я труп, что дни моего царствования сочтены, что Ханна никогда не будет такой же хорошей богиней, как и ты, и что я буду жалеть о том дне, когда перешёл тебе дорогу. А я отвечу на это — что это ложь. Ты находишься в слабой позиции, дьяволица, именно поэтому ты думаешь, что твой сын Расмус поможет тебе, раз уж другие дети этого не сделали. Расмуса можно заставить, если ты уже этого не сделала, но ты останешься такой же слабой. В каком бы восстании ты ни наделась принять участие, тебе ничего не остается, как наблюдать на задворках за тем, как у древних богов не получилось воскреснуть. Ты очень желала бы им помочь, но глубоко внутри ты уже знаешь, что твой вклад в любом случае — бесполезен.

Лоухи закричала ещё громче. Она бросила цепь, к которой был привязан Расмус, на снег и, захлопав своими уродливыми крыльями, ринулась в нашу сторону, вытянув руки, ногти на которых превратились в когти. Я всегда забывал об этой особенности её анатомии; она попыталась оставить шрамы на моей спине, но безуспешно. Ей и раньше никогда не удавалось пометить меня.

Я хотел было попросить Сарви проткнуть её крыло рогом, но прежде, чем я успел это сделать, Ханна метнула нож из селенита в сторону Лоухи. Нож прошёл через тонкую мембрану её правого крыла, оставив в нём дыру, из-за чего Лоухи начала терять высоту и управление.

Мне не понравилось то, как сильно это меня впечатлило. И то, как сильно это меня завело. Я понял, что Ханна, вероятно, тоже это почувствовала по тому, как её попа прижалась ко мне.

Боже, эта женщина могла съесть меня живьём. Мне, вероятно, следовало покончить с ней прямо здесь. Сбросить её со спины Сарви и скормить своей бывшей. Я всё ещё был в ярости из-за того, что она бросила меня, но я уже начал сомневаться в том, что у меня хватит мужества по-настоящему наказать её и заставить страдать за то, что она сделала.

— Вот дерьмо, — сказала Ханна себе под нос. — Мне нравился этот нож.

— Я достану тебе новый, — сказал я ей. — Давай же, Сарви, полетели домой, пока она не регенерировалась.

Сарви кивнул и яростно захлопал крыльями, унося нас прочь от кричащей Лоухи, которая извивалась чёрным пятном на снегу.

— Разве она не собирается последовать за нами? — спросила Ханна, оглянувшись и пытаясь разглядеть Лоухи и Расмуса.

Я на мгновение встретился с ней глазами. Даже несмотря на то, что я был в маске, она видела меня насквозь, поэтому я налил вокруг своего сердца ещё больше цемента, чтобы оно не дало трещину. Я и забыл, какой она была красивой. Её глаза как у феи напоминали ворота в другой мир.

Я отвёл взгляд.

— У неё недостаточно для этого ресурсов, — сказал я ей резко, собравшись с силами и не позволяя себе почувствовать что-либо, даже её красоту. — Ни один единорог не станет ей подчиняться. Не так-то много существ могут сравниться с ними по скорости полёта. Конечно же, ходят слухи о летающих ящерах, которые живут на скалах Железных гор, но я их ещё не встречал. По крайней мере, больших.

— Но ты сказал, что она может регенерироваться.

— Лоухи может быть больше и не Богиня смерти, но она всё ещё богиня, благодаря своему отцу. Рангаиста это что-то типа вашего Сатаны, хотя он, вероятно, не является злом в его высшем проявлении. Он всего лишь один из демонов. Древний бог. И поскольку она его дочь, она тоже богиня. И она может жить вечно, пока её не убьют, а её очень сложно убить. Похоже, чем ты злее, тем от тебя сложнее избавиться. Тебе, должно быть, интересно, почему это так?

— Ты думаешь, что если ты добрый, то тебя обязательно убивают?

— Доброта тебе мало чем может помочь, не так ли, птичка? — спросил я её. — Посмотри на себя. На все эти самоотверженные жертвы, которые ты принесла, и вот ты опять здесь. Всё также не можешь от меня избавиться, тебя всё также принуждают к браку, которого ты не хочешь, ты всё также не можешь выбраться отсюда и снова увидеть своего отца.

Я услышал, как она сглотнула, и её тело напряглось. И только теперь я осознал, что она, должно быть, была сейчас в том самом платье, в котором должна была выйти за меня. Само собой, оно теперь было грязным и разорванным в клочья, а длинные волосы Ханны были в колтунах, и в них застряли мох и ветки.

— Мне много о чём надо с тобой поговорить, — тихо сказала она.

— А кто сказал, что я вообще хочу с тобой разговаривать? — поинтересовался я, наклонившись вперёд, и мои губы коснулись мочки её уха.

Она резко вдохнула, пытаясь скрыть свою дрожь от этого прикосновения, но я чувствовал всё, что делало её тело, и то, как отчаянно она пыталась закрыться от меня. Это была ещё одна моя особенность. Я мог чувствовать, когда кто-то был близок к смерти, но я также мог чувствовать, когда кто-то по-настоящему чувствовал себя живым. Я знал, что тело Ханны дозрело и было готово принять меня, хотя она об этом и не догадывалась.

— Я знаю, что ты злишься, — сказала она, помолчав, и все её мышцы напряглись. — Я видела, что происходило с погодой.

Я обхватил её руками за талию и сжал.

— Ты не знаешь и половины, феечка. Ты ещё не видела меня по-настоящему злым.

Она опустила голову.

— Я видела, что ты сделал с Сурмой, — сказала она тихим голосом.

— Это была бездумная ярость, — признался я, сжав её так сильно, что она ахнула. — Я об этом не жалею, Сурма это заслужил, но есть определенный вид безумия, который мне нравится и который требует большого количества размышлений. Оно представляет собой выверенный гнев и, поверь мне, тебе бы не хотелось, чтобы он был направлен на тебя. Но если разобраться, вероятно, именно это с тобой и случится.

Я лизнул её ухо сзади, и она содрогнулась. Это была ошибка. Когда я попробовал её медовую кожу на вкус, я почувствовал, как затвердел мой член.

— Я и так уже в гневе из-за того, что ты сделала, — с трудом проговорил я. — Тот факт, что я только что спас тебя от Лоухи, мог немного поумерить его, но я не сомневаюсь, что ты сделаешь или скажешь что-то, что снова меня спровоцирует. Я думал, что раньше я был монстром…

— А что, если мне нравилось, когда ты был монстром?

Я не смог сдержать смешок. Я запустил руку в её волосы, сжал их в кулак и начал тянуть, пока она не издала тихий вздох.

— Бойся своих желаний, дорогая Ханна, особенно на этой земле. Желания имеют свойство сбываться, и не в твою пользу.

— Это угроза?

— У меня полно для тебя угроз, птичка.

Сарви откашлялся.

«Простите, что прерываю, сэр, но не могли бы вы выключить эту погоду? Я начинаю уставать».

Я думал, что заставил бурю стихнуть, когда узнал о местонахождении Ханны, но, похоже, мои быстро меняющиеся эмоции по-прежнему влияли на ситуацию. Гром и молнии прекратились, но ветер был всё ещё яростным, и я чувствовал изнеможение, которое испытывал Сарви с каждым взмахом его крыльев.

— Прошу прощения, — сказал я Сарви. — Мне нужно взять себя в руки. Возможно, будет лучше, если мы где-то переночуем, если тебе необходим сон.

Это было неидеальное решение — я хотел как можно скорее вернуть Ханну на Сумеречную окраину — но я также не хотел подвергать риску моего верного компаньона.

«Посмотрим, — сказал Сарви. — Для начала нам надо преодолеть ущелье, а там поглядим, как я буду себя чувствовать».

После этого мы летели в тишине в течение нескольких минут, и я сделал всё возможное, чтобы сосредоточиться на своей главной задаче — добраться до дома и решить, как поступить с Ханной, когда мы окажемся там. Я пытался не нюхать её, не прикасаться к ней и не думать о ней в приятном ключе.

Вдруг Ханна нарушила умиротворенную тишину.

— Ну, хорошо, предположим, Лоухи раздобудет где-нибудь летающих ящеров. Или гигантского орла. Или решит отправиться за нами пешком, что тогда?

— Ты, и правда, о ней беспокоишься? — спросил я.

— О, да! — воскликнула она, повернув голову и одарив меня своим самым удивленным взглядом. — С ней сейчас Расмус, и я точно могу сказать, что это был не его выбор.

Я сощурил глаза, услышав его имя.

— Ты уверена, что точно это знаешь?

— Мы вернёмся к этому разговору через минуту, — сказала она, и я удивился, что она уже пыталась командовать мной. — Твоя бывшая жена ненормальная. И могущественная. И я не знаю, что мешает ей собрать весь свой конвой и напасть на Сумеречную окраину. Учитывая, что на её стороне магия.

— Она обладает магией, но магия не всегда на её стороне, — сказал я ей. — Она всего лишь использует магию Ильмаринена, своего супруга. Ходят слухи, что она держит его в клетке, и он уже едва живой. Она использует специальные приспособления, чтобы высасывать кровь из этого несчастного ублюдка, которую она потом использует. Но это чёрная магия, а чёрная магия иногда действует по своему усмотрению. Она может обернуться против тебя.

Между её бровями появилась складка беспокойства.

— Магическая защита не даст проникнуть Лоухи на Сумеречную окраину, если это тебя беспокоит, — продолжил я. — Если бы она отправилась за нами, мы бы узнали. Даже если она перевоплотится в кого-то другого.

— Она умеет перевоплощаться? — спросила она, и её глаза округлились.

— Только на короткое время.

Она ещё сильнее нахмурилась, и ненадолго втянула нижнюю губу, что заставило мою кровь снова вскипеть.

— Хм-м-м. Это может многое объяснить.

Я не знал, о чём она говорила, но я не стал давить на неё. У меня и так было к ней много вопросов.

В итоге, когда мы перелетели через Ущелье отчаяния, Сарви сказал мне, что ему надо отдохнуть. Я не стал спорить, хотя больше всего на свете я желал вернуться на Сумеречную окраину, задрать ноги вверх, немного отдохнуть и выпить хорошего кофе перед тем, как я решу, что делать с Ханной. Кофе мог исправить всё, что угодно. И чем он был крепче, тем лучше.

Мы приземлились на вершине крутого холма, коричневая трава качалась на ветру, который я уже не контролировал. Перед нами до самых Железных гор, у подножия которых рос зелёный лес, растянулись рыжеватые холмы, которые напоминали бархатную змею. Если посмотреть туда, откуда мы пришли, можно было видеть, как холмы плавно переходили в бесплодные степи Долин Лекио. Сумеречная река разрезала их полосой под прямым углом.

Мне нравилась эта часть Туонелы, так сильно, что я заставил своих мёртвых прислужников построить ещё один небольшой замок в склоне горы. Перед ним текла река, и её чёрная успокаивающая вода контрастировали с гладкими коричневыми холмами. Это был дом вдали от дома. Это звучало так приземлёно, но мне иногда хотелось немного приземленности. Всю свою жизнь меня привлекали тьма и хаос — Сумеречная окраина не случайно напоминала готическую мечту, окружённую самыми бурными морями — но всё же небольшая часть меня жаждала света. Он был ей необходим. И это было самое спокойное и идиллическое место, которое только могло существовать в Туонеле. Если бы я смог снова стать счастливым, здешнее небо сделалось бы самым чистым и ярко-голубым.

— Где мы? — спросила Ханна, когда я спешился, после чего взял ее за талию, приподнял и поставил на траву рядом с собой.

Ветер разметал по лицу её волосы, и мне пришлось подавить сильное желание заправить их ей за уши.

— В месте отдыха, — сказал я, сжав руки в кулаки. — Оно не такое просторное, как Сумеречная окраина, и здесь нет тех удобств, к которым ты привыкла. Но мы можем укрыться здесь, пока Сарви будет отдыхать.

«Это спокойное место, — устало проговорил Сарви, хорошенько тряхнув своей гривой. — Ты будешь здесь в безопасности, Ханна».

— В безопасности от кого? — пробубнила она себе под нос, одарив меня тяжёлым взглядом.

Моя феечка была всё такой же дерзкой, и я был готов пререкаться с ней весь день.

«От многих», — уточнил Сарви.

Я было приготовился взять Ханну за локоть и отвести в сторону замка, который был скрыт в горе, как вдруг она обратила своё внимание на реку, и на её лице отразился страх.

— Похоже, у нас гости, — мрачно сказала она.

СЫН

Ханна

Какое-то время Мор смотрел на меня из-под маски своими пытливыми серыми глазами, но в итоге отвернулся. Как же хорошо быть чёртовым богом и ничего не бояться! Он только что стал свидетелем тому, как его бывшая жена-демон душила меня своим безумно длинным языком, и у него при этом было всё зашибись. И он был совершенно не против остановиться посреди ничего без какой-либо защиты.

И вот теперь сюда явился кто-то ещё, вероятно, чтобы устроить нам ад. Поначалу я не смогла его хорошо разглядеть с того места, где мы находились. Всё, что я увидела, это высокую фигуру в чёрном с белым черепом вместо лица.

«Очередной Бродяга-скелет?» — подумала я, и тут же напряглась. Моё тело всё ещё помнило прикосновение рук скелетов. А затем я заметила на широкой реке лодку, привязанную к берегу. В лодке сидели три загорелые женщины в бикини, похожие на блогеров, которые отправились в путешествие по Загробному миру. Это зрелище было настолько из ряда вон, а тем более вкупе с неоновой расцветкой их купальников, что все мои страхи испарились.

— Что за чёрт? — спросила я вслух.

Мор проворчал что-то себе под нос и сложил руки на своей широкой груди. За то короткое время, что мы были порознь, я успела забыть, каким огромным был этот Бог.

Но человек, приближавшийся к нам, тоже был высоким, почти таким же, как Мор.

— Что вы здесь делаете?! — крикнул человек с черепом вместо лица.

Его голос был низким, но при этом игривым, и я поняла, что это был не бродяга-скелет. На нём просто была надета маска, как у Мора.

— Что ты собрался с ними делать? — спросил Мор у человека в маске и резко кивнул в сторону лодки.

Парень подошёл ещё ближе непринужденной походкой, и тут на меня снизошло. Его кожа была такой же смуглой, как у Мора, короткие волосы, выбившиеся из-под маски, падали на лоб. И хотя он был супернакачанным, и у него были широкие плечи, он был не настолько огромным, как Мор. Но он всё равно был очень похож на своего отца.

По всей видимости, это был его сын.

— В каком смысле, что я с ними собрался делать? — спросил он Мора, подойдя прямо к нам. — Я перевожу мёртвых в город.

Мор взглянул на девушек в лодке.

— Ты уверен, что они мертвы, и это не какие-то шаманские штучки?

— Я не моя сестра, я не ведусь на магию, — сказал его сын.

А затем он посмотрел на меня, и я увидела, как его глаза сверкнули из-под маски. Мне не нужно было видеть его лица, чтобы понять, что он был красавчиком.

— Я так понимаю, ты та самая Ханна с магическими штучками, — сказал он и подмигнул мне.

Он протянул руку, и я уставилась не неё. В отличие от своего отца он не носил перчаток.

— Я Туонен, если ты ещё не поняла.

— Я поняла, — сказала я ему, и вложила свою руку в его. Его ладонь была огромной, а рукопожатие сильным. — Я много о тебе слышала.

— Только хорошее, я полагаю? — сказал Туонен, высвободив руку и начав усиленно ей трясти, словно я только что её раздавила.

Я издала легкий смешок и указала на девушек в бикини, сидящих в лодке, сразу же почувствовав лёгкость в общении с ним.

— Достаточно для того, чтобы не удивляться, увидев тебя, перевозящего в лодке горячих штучек.

Он пожал плечами и взглянул на них.

— Полагаю, просто удачный день. Похоже, они утонули все вместе. Перепили текилы в Мексике и попытались нырнуть в пещеру. И всё это ради Инстаграмма, которым вы, смертные, так одержимы. Сколько людей я встретил здесь из-за этой штуки! Я уже сбился со счёта.

Я взглянула на девушек. Они болтали друг с другом, словно всё ещё сидели в баре в Кабо-Сан-Лукасе или где они там умерли. Поскольку я попала в Туонелу, будучи ещё живой, мне стало интересно, какого это было — попасть сюда после смерти. Судя по этим девушкам, переход прошёл довольно гладко.

— Тогда тебе пора, — резко сказал Мор и положил руку в железной перчатке на плечо своего сына. — Только обязательно отвези их в город.

— А куда ещё я могу их отвезти? — спросил Туонен с издевкой.

А я уставилась на руку Мора, поражённая тем, что он даже не мог коснуться своего сына голой рукой. Моё сердце сжалось при этой мысли, так как я неожиданно осознала, каким одиноким он, скорее всего, себя чувствовал. Я видела, как он общался с Ловией, и он рассказывал мне о своём детстве, которое отличалось от детства других его братьев и сестёр. Но я никогда не задумывалась над тем, насколько это было серьёзно — не иметь возможности по-настоящему касаться тех, кого любишь.

Мор заметил, что я уставилась на его руку, и я почувствовала порыв холодного ветра, вызванного, по всей видимости, дискомфортом из-за моей жалости к нему. Он резко убрал руку с плеча Туонена.

— Ты не впервые трахаешься с недавно умершими, — сказал ему Мор, откашлявшись.

Я моргнула, взглянув на них, зацепившись за то, что он только что сказал.

— Прости, ты сказал «трахаешь умерших» или «трахаешься с умершими»?

Лицо Туонена сделалось оскорбленным.

— Трахаешь умерших? Что же я, по-твоему, за Бог такой?

— Твоя репутация тебя опережает, — сказал ему Мор.

Я поняла, что Туонен скорчил гримасу под своей маской.

— Нет никакой спешки, — сказал он, словно подросток, который не хочет мыть посуду. — Эти девушки попадут в город. Вероятно, в Золотую середину. Это решит Маг. А до тех пор я могу сделать перерыв.

Он кивнул в мою сторону.

— К тому же, я давно хотел познакомиться со своей мачехой.

— Кто такой Маг? — спросила я, хотя почувствовала себя странно из-за того, что собиралась стать мачехой Туонена.

Я предполагала, что под маской он выглядел на мой возраст, хотя на самом деле был старше меня на целую вечность.

Чёрт, сам факт того, что я собиралась стать его мачехой, казался мне ужасно странным. Каких-нибудь несколько часов назад я должна была покинуть Страну мёртвых навсегда. Вместо этого я чуть не умерла от рук (то есть, языка) Лоухи, Расмуса поймали, бедный Алку умер, а я снова оказалась в руках Мора, который как будто всё также намеревался сделать меня своей женой. У меня даже не было времени понять, что я чувствую по этому поводу. Не то чтобы мои чувства имели в этой ситуации хоть какое-нибудь значение.

— Это привратник у входа в город, — объяснил Мор с нотками нетерпения в голосе. — Он решает, в какую касту поместить того или иного умершего.

— Я думала, ты принимаешь это решение, — сказала я.

— Это решение Книги душ, — сказал он. — Я всего лишь исполнитель. Судьба каждого человека решается в тот момент, когда он делает свой последний вдох. Как только я чувствую пульсацию своих рун после ухода человека, его глава в бесконечности времени завершается, её конец — написан.

— Маг вытягивает карту, — объяснил Туонен. — Он показывает её недавно умершему. Эта карта сообщает о том, куда он отправится, а я провожаю его туда.

— Он вытягивает карту? — повторила я.

— Это ответ, полученный напрямую от Книги душ, — сказал Мор, и в его голосе снова прозвучало нетерпение. — Им достается либо Хлябь, либо Золотая середина, либо Амарант. То, что выбрала для них книга, показывает и карта.

— Вообще-то, это решает не книга, — вставил Туонен.

Он указал большим пальцем на девушек, которые всё так же без умолку болтали в лодке.

— Возможно, эти дамы планировали открыть пару приютов для животных, или пожертвовать свои деньги бездомным когда-нибудь в будущем, но и так понятно, что они вели добропорядочный образ жизни. Их души не ужасные, но они также не альтруистки. Люди решают, как им жить свою жизнь, и именно это решение влияет на выбор книги.

— Подождите, откуда вам известно, что они не альтруистки? — спросила я. — Только потому, что кто-то напился во время отдыха и умер, а ещё потрясно выглядит в бикини, не означает, что этот человек нехороший или не классный. Не слишком ли вы строго судите?

Мор удивлённо фыркнул и пристально посмотрел на меня.

— Ты ещё даже не стала богиней, феечка, а уже критикуешь Бога.

— Он же вроде младший Бог, — отметила я.

— Ой, — сказал Туонен, шутливо схватившись за сердце. — Она знает, как задеть меня за живое. Вероятно, ты всё-таки будешь хорошей мачехой.

Он обратил своё внимание на Сарви, который щипал траву неподалеку, как самая обыкновенная лошадь, хотя чем дольше я смотрела на единорога-скелета, тем понятнее мне было, что Сарви на самом деле не ел траву, а высасывал насекомых из земли.

— Так что же всё-таки привело вас и вашего скакуна сюда? — спросил нас Туонен. — Я думал, что вы поспешите пожениться, потому что вашу свадьбу… прервали.

Мор издал низкий гортанный звук.

— Сарви надо было отдохнуть, — резко сказал он, и снова подул холодный ветер, который растрепал густые чёрные волосы Туонена.

— Понятно, — сказал он и повернулся ко мне. — А теперь скажи мне, моя будущая мама, на этот раз ты планируешь завершить свадебную церемонию или снова собираешься сбежать?

Я сразу же почувствовала желание начать защищаться.

— Я не сбегала.

Мор снова что-то тихо проворчал.

— Разве? — спросил Туонен.

Он слегка откинулся назад на одной пятке, сложил руки на груди и посмотрел на меня. Я вдруг осознала, что два очень похожих друг на друга бога смерти в масках в виде черепов собирались устроить мне допрос. И это, мягко говоря, немного пугало.

— А я вот слышал нечто другое, — продолжил Туонен, и по тону его голоса я вдруг осознала, что он был гораздо больше похож на своего отца, чем я думала. — Слухи быстро разлетаются по этой земле, так как богам больше нечего делать, кроме как сплетничать. Так вот, если верить одному слуху, Расмус украл тебя, если верить другому — ты ушла с ним по своей воле, и вы планировали твой побег всё то время, что ты находилась на Сумеречной окраине. Есть ещё один слух, пожалуй, самый безумный из всех, согласно которому, ты была в сговоре с Лоухи и планировала проникнуть в королевство моего отца, чтобы уничтожить его.

— Это бред, — сказала я ему. — Лоухи пыталась убить меня своим языком. Разве об этом уже не судачат?

Я посмотрела на Мора, чтобы тот подтвердил мои слова, но он ничего не сказал. Его глаза остались холодными под маской.

— Так какой из этих слухов правда? — спросил Туонен немного резко.

У меня было ощущение, что ни одному из них не понравится правда. В любом случае, я не была уверена в том, что хочу обсуждать всё это в его присутствии. Этот разговор должен был состояться между мной и Мором, он не касался его семьи.

— Разве тебе не пора доставить мёртвых девочек в бикини в Город смерти? — сказала я, кивнув головой в сторону лодки.

Туонен напрягся, и я была готова поклясться, что два чёрных рога выросли на пару сантиметров над его головой. Я пригляделась, чтобы понять, был ли это ветер, разметавший пряди его волос, или дело было в плохом освещении.

— Тебе пора, — резко сказал ему Мор.

Туонен спешно похлопал себя по макушке, и тогда я поняла, что, да, у него там на самом деле были два маленьких рога, которые появились словно из ниоткуда. Он коротко мне поклонился, что-то проворчал и, развернувшись на пятках, направился к ожидавшей его лодке.

Часть меня хотела пойти вместе с ним. И хотя он определенно был на стороне своего отца, я бы предпочла быть сейчас с ним, а не с Мором. Я также была бы не против пообщаться с девушками в бикини. Хотя они и были мёртвыми. Мне очень не хватало общения с нормальными людьми из моего мира, благодаря которому я могла на мгновение почувствовать себя способной со всем справиться. Мне казалось, что все эти события происходили со мной в режиме нон-стоп, и у меня даже не было времени, чтобы отдышаться и решить, что делать дальше. И чем больше богов я встречала в Туонеле при разных обстоятельствах, тем больше я запутывалась.

— Я ему не нравлюсь, не так ли? — сказала я себе под нос, наблюдая за тем, как сын Мора садится в лодку.

— Откровенно говоря, ты и мне не особенно нравишься, — сказал Мор.

Я раскрыла рот и в удивлении посмотрела на него.

Он поднял подбородок, и его взгляд сделался более пристальным.

— Хотя, конечно, это зависит от того, что ты мне сейчас расскажешь, — добавил он.

Он протянул руку и довольно грубо схватил меня за локоть. Его металлическая перчатка впилась мне в кожу.

— Идём. Похоже, собирается дождь.

Я взглянула на небо, а он потащил меня по качающейся на ветру траве в сторону горного склона, покрытого лесом. Облака опустились и потемнели, что не удивило меня, так как настроение Мора начало портиться. Я беспомощно взглянула на Сарви, чувствуя, что единорог был сейчас моим единственным союзником во всём этом, но Сарви уже укладывался на землю. Он подоткнул костлявые ноги под своё здоровенное тело и не обращал на меня никакого внимания.

Мор повел меня в лес, и мне приходилось очень стараться, чтобы поспевать за его широкими шагами. Деревья здесь представляли собой железные сосны с тонкими стволами, в тенях которых росли низкие кусты и ягодные кустарники. Я не увидела никаких грибов, что, вероятно, было к лучшему, потому что я почти наверняка раздавила бы их своими сапогами. Этих грибов-предателей.

— Могу я задать тебе вопрос? — спросила я, пока мы шли по узкой тропинке между соснами, усыпанной галькой.

Камни у меня под ногами были похожи на мрамор, и мне было сложно удерживать равновесие.

— Вопросы здесь задаю я.

Я проигнорировала его ответ.

— Я схожу с ума, или у твоего сына на голове выросли рога?

Мор испустил вздох.

— Ты не сходишь с ума. У него есть рога. Он унаследовал их от своей матери. К счастью для него, они появляются, только когда он излишне эмоционален. Гнев работает в этом случае как заклинание.

— Ого. А они… могут стать больше?

— Совсем немного, — сказал он с нотками ужаса в голосе. — Думаю, именно поэтому у Туонена такой безэмоциональный и ленивый подход к жизни, хотя я бы предпочел, чтобы он принял свои рога и чуть серьёзнее относился к вещам.

— К каким вещам?

Он посмотрел на меня свысока.

— Неожиданно заинтересовалась моей семьей?

— А разве не должна? Она ведь станет и моей семьей тоже.

Мор неожиданно остановился, и я врезалась ему в спину. Он развернулся, воздух вокруг нас сделался холоднее. Он прижался ко мне, превратившись в гору мышц. Я с трудом сглотнула, но отказывалась отступать. Я не собиралась позволить ему запугать меня, хотя именно это он и делал.

— Я тебя не понимаю, феечка, — сказал он мне, и его голос прозвучал ещё ниже, заставив мурашки побежать по моей шее и плечам. — Даже немного. Почему ты меня бросила?

Его прямолинейность поразила меня.

— Я тебя не бросала, — сказала я ему. — Ничего… личного.

Какое-то время он смотрел на меня, его глаза начали проникать мне в душу, словно он не собирался принимать на веру ни единое мое слово. Думаю, я не могла его винить.

— Только не говори мне, что я не должен принимать это на свой счёт, — сказал он ещё более резким тоном.

Он протянул руку и схватил меня сзади за шею. Его прикосновение было холодным, а хватка крепкой. Я резко вздохнула, понимая, каким он был сильным.

— Спрашиваю последний раз. Почему ты меня бросила?

Я с трудом сглотнула, не в силах вырваться из его хватки.

— Потому что я здесь не на своём месте. И ты это знаешь.

Он едва заметно покачал головой, от его пальцев у меня на шее начали проявляться синяки.

— После всего, что ты видела, всего, что ты сделала, всего, что ты почувствовала, ты всё так же слепа. Посмотри на этот мир вокруг. Это твой мир, Ханна. И ты это знаешь. Ты знаешь, что именно здесь твоё место, а не в той твоей жизни, и более того, твоё место здесь вместе со мной.

Я сжала челюсти и постаралась проигнорировать то, как моё сердце замерло у меня в груди.

— Ты излишне эмоционален.

— Ты путаешь эмоции с фактами, — сказал он, опустив ко мне лицо в маске. — Я уверен, что ты не совершишь подобную ошибку дважды. Твоё место со мной, потому что мы заключили с тобой сделку. Тебе не выбраться отсюда. Ни сейчас, никогда. Ты дала мне обещание, и твоё обещание будет исполнено до самого конца.

В его словах была некая завершенность, из-за которой кровь похолодела у меня в жилах. На какое-то мгновение он ослабил хватку и глубоко вздохнул.

— Я знаю, что тебе не нравится, когда тебе указывают, что делать, но ты могла получить всё, — сказал он почти с тоской. — Ты могла получить моё доверие. А теперь ты станешь моей женой, но между нами не будет ни грамма любви или доверия.

Сердце снова замерло у меня в груди.

— А разве кто-то говорил о любви?

— Хм-мф.

Он наклонил голову и изучающе посмотрел на меня.

— Знаешь, а я, может быть, любил тебя.

О. Я этого не знала. И по причине, которую я не могла объяснить, я почувствовала, словно он выдернул из моего сердца пробку, и я начала медленно сдуваться.

— Чему ты удивляешься? — сказал он, заметив моё поникшее выражение лица. — Ты хорошо меня обработала. Но ведь именно этого ты и хотела?

Я покачала головой.

— Нет… Туони, — сказала я, осторожно произнеся его имя. — Пожалуйста. Я оставила тебя не намеренно. Я не хотела причинить тебе боль.

— Ты не причинила мне боли, — огрызнулся он, и его глаза сверкнули серебряным светом. — Ты ранила мою гордость. Иногда это единственное, что есть у Бога.

— Расмус забрал меня отсюда, он собирался отвести меня к моему отцу, — попыталась объяснить я. — Разве ты не понимаешь, что я делала всё это ради него? Я согласилась выйти за тебя ради него. Чтобы он был жив и свободен. Я люблю своего отца. Неужели ты думал, что я не побегу к нему, когда мне представится такая возможность?

На некоторое время между нами повисла тишина, напряжение росло. Его металлические пальцы начали массировать мою шею сзади, как вдруг на некотором расстоянии от нас на дереве чирикнула какая-то птица.

— Со временем я бы вернул сюда твоего отца, — сказал он после паузы. — Со временем я бы дал тебе всё, о чём бы ты меня ни попросила. Но теперь ты лишена этой привилегии. Ты предала меня, когда ушла с Расмусом, и я никогда тебя за это не прощу. Ты всё также выйдешь за меня, потому что мы заключили сделку, а также в свете того, что ты можешь исполнить пророчество, но между нами не будет любви. Ты проведёшь всю свою жизнь на Сумеречной окраине, пока однажды я не коснусь тебя и ты… не умрешь.

Я проглотила кирпич, образовавшийся у меня в горле.

— А что, если я не умру?

— Значит, мы будем править вместе, объединив все эти земли. Я буду тебе хорошим мужем, птичка. И могущественным королем.

Он приблизил ко мне своё лицо, словно собирался поцеловать меня, хотя ему мешала маска.

— Но я никогда тебя не полюблю. После всего, что ты сделала. Поняла?

Мои руки инстинктивно пришли в движение. Я коснулась пальцами его маски и медленно сняла её, обнажив его лицо.

Вдох застрял у меня в горле, я стояла пораженная его неземной красотой. Когда-то давно это лицо уже смотрело на меня, хотя и было добрее, чем сейчас, но я всё равно как будто смотрела на него в первый раз. На его гладкую, идеально загорелую кожу, высокие скулы, широкий нос, мощную челюсть и блестящую густую бороду эбонитового цвета. Его чёрные низко посаженные брови нависали над серыми глазами, подведёнными сурьмой. Это были глаза, которые обещали мне тайны вселенной, глаза, которые заставляли меня чувствовать себя богиней, которой я не была.

А ещё эти губы. Полные мягкие губы, с которыми моя кожа была так хорошо знакома. Этот рот нашептывал мне секреты, которые понимало только моё тело.

Он был не просто красивым — он был могущественным. Он излучал силу, которая опутывала тебя, словно паутина, пока ты не впадала в оцепенение и не становилась настолько покорной, что даже была не в силах планировать свой побег.

Но каким-то образом мне удалось не потерять почву под ногами.

— Я хочу, чтобы ты сказал мне всё это, не прячась за маской, — сказала я ему смело.

Он прошёлся глазами по моему лицу, словно читал меня, как карту, и затем его взгляд сделался стальным, а меня окутал порыв холодного ветра.

— Я никогда не полюблю тебя, Ханна.

— А что, если я влюблюсь в тебя? — прошептала я, зная, что этого уже никогда не произойдёт.

Его губы изогнулись в презрительной улыбке.

— Тогда мне будет тебя очень жаль.

Ой. Мой желудок скрутило в миллион узлов, его холодные слова, и тот смысл, что он в них вложил, глубоко меня резанули. Наконец, он отпустил мою шею, отвернулся и надел маску обратно. Я не стала протестовать. Я предпочла больше не видеть его лица, не видеть того, насколько я была ему безразлична.

Брак без любви до конца моих дней?

Мне совершенно точно не следовало уходить с моим братом.

СВАДЬБА

Ханна

Поскольку Мор был максимально ко мне холоден, я заставила себя перевести внимание с него на окружающую действительность. Мы продолжили идти по тропинке в сторону замка в горе. Подошвы моих сапог скользили по камням, и когда я пригляделась, я заметила, что это были вовсе не камни, а какие-то кристаллы.

— Что это, гематиты? — спросила я, нагнувшись и подобрав один.

К моему удивлению, металлическая сфера сероватого цвета тут же спрыгнула с моей руки и покатилась по тропинке.

— Только не говори мне, что они тоже разумные.

— Сумеречные камни, — сказал Мор, даже не взглянув на меня. — Они привязаны к моей крови, а также к крови Ловии и Туонена. Они действуют исходя из намерений. В данном случае они ведут нас к замку. Когда меня здесь нет, они намеренно уводят других людей в сторону от него. Благодаря им, магической защите, а также паре каменных собак, это горное логово остается в секрете.

— Прости, но «горное логово»? — повторила я.

— У тебя есть название получше?

— Замок Серый череп²? — предложила я. — Это первое, что пришло мне в голову.

Он не отреагировал. Может быть, ему и нравились классические фильмы из моего мира, но он, похоже, никогда не смотрел мультфильмы, которые крутят утром в субботу. Неожиданно у меня в голове возник образ Мора в детстве. Вот он сидит на диване в пижаме с изображениями черепов и скрещенных костей, прихлебывает из миски молоко с хлопьями и смотрит сериал «Хи-Мен и властелины вселенной». По какой-то необъяснимой причине у него на лице есть волосы. Я попыталась сдержать улыбку.

Еще несколько минут мы шли по усеянной сумеречными камнями скользкой тропинке, ведущей через лес, затем поднялись по крутому склону горы, пока не вышли на площадку, покрытую мхом. Отсюда идти можно было только наверх, и, хотя я могла неплохо зажечь на скалодроме, я бы не смогла покорить вершину такого масштаба.

Мор махнул рукой в воздухе, и в ней появился ключ сероватого цвета. От него отразился свет, как будто на нас сейчас светило солнце, воздух вокруг заискрился, а затем раздвинулся в стороны, точно занавес, и за ним я увидела лестницу с гладкими черными ступенями, тянущуюся вверх по склону горы, который оказался длиннее, чем казалось изначально.

А вот и магия.

Мор оглянулся на меня.

— Подъем к замку довольно крутой. Тебе нужна помощь?

«Какой джентльмен», — подумала я, но из упрямства покачала головой.

— Я справлюсь.

Он какое-то время смотрел на меня, после чего кивнул и начал подниматься по ступеням.

Они оказались ещё круче, чем мне представлялось, и были сделаны из какого-то блестящего камня, вроде обсидиана. Я поднялась на пару ступеней, пытаясь удержать равновесие, но мои сапоги начали разъезжаться в разные стороны, и я уже было впечаталась лицом в пол, как вдруг Мор оказался возле меня. Он двигался так быстро, что я этого даже не заметила. Он обхватил меня руками за талию и поднял, притянув к себе.

На какое-то мгновение я забыла, что этот мужчина, судя по всему, ненавидел меня, и что меня заставляли выйти за него замуж. На какое-то мгновение я забыла обо всём, кроме того, каким естественным было ощущение его тела рядом с моим. Несмотря на его доспехи, я чувствовала, как билось его сердце, из-за чего моя грудь наполнилась теплом, а моё тело охватил жар. Я не знала, как я переживу этот брак, если моё тело всегда реагировало на него таким образом.

— Это уже второй раз, когда я спасаю тебя от падения и гибели, — сказал он грубым тоном. — Могла бы и поблагодарить. Ты и так уже у меня в долгу.

Слава богу, что он не отпустил меня, потому что я была уверена, что упаду на спину.

— Спасибо, — сказала я, но мои слова прозвучали слабо, хотя я говорила искренне.

— Знаешь, я тут задался вопросом, что будет, если я тебя отпущу? — сказал он задумчиво и мрачно.

Эм, нет, спасибо.

— Я говорила серьёзно, когда поблагодарила тебя, — быстро сказала я, схватившись за его пальто. — Ты спас мою жизнь. Дважды за день.

— Я имел в виду, что ты, кажется, умеешь спасать сама себя, — продолжил он, и в его глазах отразилось тихое благоговение. — Ты не вполне понимаешь, как ярко ты начинаешь светить, когда дело доходит до драки. Я видел, что ты провернула с тем ножом из селенита. Его лезвие не стало бы резать в руках обычного смертного, а ты смогла разрезать язык Лоухи, словно лист бумаги. А затем бросила нож, и тот пронзил её крыло, точно это был древесный лист. У тебя не должно было это получиться, Ханна, и особенно с ней. Но когда до этого дошло, у тебя получилось, — он покачал головой. — И ты всё так же веришь, что твоё место — не в этом мире.

Затем он повернулся, и, крепко держа меня за талию, повёл вверх по лестнице. Мои ноги едва касались ступенек. И вот, наконец, мы дошли до огромной металлической двери. Всё ещё поддерживая меня, он вставил ключ в железный замок и повернул его. Дверь открылась с устрашающим стоном.

Я не знала, чего я ожидала от этого горного логова, но оно оказалось гораздо меньше, чем я предполагала. Судя по тому, что я увидела, оно представляло собой узкий коридор с невозможно высокими потолками, и у меня создалось ощущение, что мы проходили сейчас сквозь замочную скважину. Слабый свет, проникавший снаружи сквозь раскрытую дверь, не позволял увидеть, куда ведет этот коридор.

— Нам нужен солнечно-лунный камень, — сказала я, оглядев темноту.

— Откуда ты о нём знаешь? — спросил Мор с подозрением.

— Расмус, — сказала я, хотя и чувствовала, что называть его имя было рискованно. — У него было несколько таких.

Я сделала паузу.

— В доме у грибов тоже было темно.

Он пробормотал что-то себе под нос, затем на мгновение замер, после чего помахал ключом в воздухе.

Неожиданно вдоль длинного коридора начали один за другим загораться светильники и освещать стены. Они оказались такими же блестящими и чёрными, как и ступени снаружи.

— Как ты это сделал? — спросила я. — Привидения и здесь питают светильники?

Я вспомнила о том, как он рассказывал мне про освещение в Библиотеке туманов.

— Здесь нет привидений, — сказал он. — Только магия.

Он спрятал ключ под рубашку, воротник которой был достаточно открытым для того, чтобы я смогла увидеть его грудь и серебряные линии, пересекающие его загорелую кожу. В какой-то момент они засияли, а затем погасли.

— Кто-то только что умер, да? — спросила я.

— Всегда кто-нибудь умирает, — сказал он устало.

Затем он вздохнул, снял маску со своего лица, взял её в руки и обратил внимание на коридор.

— Идём, нам тоже стоит отдохнуть, как и Сарви.

Я последовала за ним по коридору, стук его тяжёлых сапог эхом раздавался в помещении. Мы проходили мимо небольших тёмных форм, которые двигались вдоль стен, и когда я с любопытством уставилась на них, я узнала в них улиток размером с мой кулак. Только вместо раковин они несли на спинах маленькие черепа каких-то неизвестных существ.

— Мне кажется, у тебя тут проблема с улитками, — сказала я Мору, когда мы подошли к концу коридора.

— Скелето-улитки, — сказал он. — Они полезные. Они всасывают в себя вредителей и плохую энергию, — он сделал паузу. — Они также ядовиты, так что не трогай их.

Ну, конечно.

Мы вошли в квадратное помещение. Там был огромный камин, а перед ним — два стула, покрытые шкурами и мехом, между ними стоял железный стол. На противоположных концах помещения располагались два дверных проема, двери были закрыты. Больше там ничего не было.

— Это всё?

— Не соответствует твоим стандартам? — прокомментировал он.

— Я только что провела ночь под землёй с грибами, — напомнила я ему. — И мне не кажется, что это место соответствует твоим стандартам. Ты не похож на того, кто любит помещения без удобств.

Он что-то проворчал и положил свою маску на стол.

— Садись.

Я вздохнула и села на мех какого-то неизвестного животного. Ну, по крайней мере, стул был удобным.

— Это приёмная, — сказал он, устроив поудобнее своё огромное тело напротив меня.

По сравнению с его стулом, мой выглядел крошечным.

— Если я принимаю посетителей — или незваных гостей — они могут добраться только сюда. Остальная часть здания находится глубоко в горе. Здесь даже есть переходы, ведущие в Город смерти, хотя придётся потратить несколько дней, чтобы добраться туда по темноте.

— Ты сводишь меня как-нибудь в город? — спросила я. — Перед тем как случилось всё это дерьмо, ты сказал, что хочешь устроить состязание костей.

Некоторое время он очень пристально наблюдал за мной. Это было похоже на то, как если бы за мной наблюдала гигантская пантера. Он ещё больше откинулся на стуле, его глаза сверкнули, а затем он постучал своими металлическими пальцами по краю подлокотников.

— Ханна, — сказал он терпеливым тоном. — Ты должна понимать, что я тебе не доверяю. Как бы ты ни представляла себе ранее ход событий, теперь всё поменялось. Я не знаю, через что ты прошла после того, как покинула Сумеречную окраину. С кем ты встречалась, с кем говорила. Что ты им рассказала.

— Я никому ничего не рассказала, — запротестовала я. — Расмус прилетел на Алку, он забрал меня…

— Ты ушла по своей воле, — сказал он резко.

— Да. Я ушла по своей воле. Он сказал, что отведёт меня к отцу в Верхний мир, к моему отцу, который там один без какой-либо защиты против Эйро и Нуры. Поскольку его память стёрта, он даже не знает, что они пытались меня убить. Разве ты не понимаешь, почему я хотела вернуться назад?

Он медленно пошевелил нижней челюстью из стороны в сторону.

— И ты ему поверила.

— Мне пришлось ему поверить. И знаешь, что, я всё ещё ему верю. Несмотря на то, что он сын Лоухи, я не думаю, что он собирался подвергать меня опасности. Он хотел, чтобы я покинула этот мир, — я сделала паузу. — Он мой брат.

Некоторое время Мор непонимающе смотрел на меня.

— Твой брат? — наконец, переспросил он.

— Лоухи и мой отец… — начала я, не в силах избавиться от отвратительного ощущения. — Я не знаю, как это вообще возможно. Но ты упоминал, что она может менять обличья, вероятно, она его обманула. Должно быть, это произошло до того, как он встретил мою мать. Я уверена, что она вообще не знала о том, что у моего отца есть другой ребенок.

Или… может быть, знала?

— Чертов Торбен, — тихо сказал Мор, уставившись на стену и слегка покачав головой. — Всё это время он обманывал меня. Заставил поверить в то, что он несчастный старый шаман, в то время как он спал с моей женой.

Он снова посмотрел на меня, нахмурив лоб.

— Ты уверена, что именно он отец Расмуса, а не Ильмаринен?

— Ты имеешь в виду её нынешнего любовника? — я пожала плечами. — Поверь мне, я бы хотела, чтобы это было правдой. Но, по словам бесформенной дамы, Расмус мой единокровный брат. Он узнал об этом одновременно со мной. Более того, тогда же он узнал, что Лоухи его мать… — продолжала я, вспомнив о том, каким напуганным и слабым выглядел Расмус в ошейнике Лоухи.

Интересно, где он был сейчас? Обращалась ли с ним его мать хорошо или развращала его, подвергнув своему демоническому абьюзу? Я молилась о том, чтобы это было не так.

Мор недоверчиво посмотрел на меня.

— Ты, и правда, веришь в то, что Расмус не знал об этом? Ханна, он привёл тебя прямо к ней.

— У нас не было выбора, — отметила я. — Твоя погода заставила нас пойти более коротким путем.

Если он и почувствовал себя виноватым, то не показал этого.

— И дьяволица очень удачно появилась посреди Звездных топей именно в том месте, где провалился твой единорог.

— Всё было не так. Она вселилась в Расмуса. Он пытался меня задушить. Мы упали. Алку умер, пытаясь меня спасти.

Повисла тишина, звук моего учащенного дыхания заполнил помещение. Мор погрузился в свои мысли, водя пальцами по подбородку туда-сюда.

— Это всё меняет.

— Разве?

Он пристально посмотрел на меня.

— Расмус сейчас у Лоухи. Он её сын, в жилах которого, оказывается, течёт кровь шамана. Как ты думаешь, что она собирается с ним сделать?

— Я стараюсь об этом не думать, — призналась я неуверенным тоном.

— Она либо выпустит из него всю кровь, как из Ильмаринена, либо…

— Либо?

— Либо он скоро будет на её стороне. Начнёт учиться магии. Отравленной Древними богами. Она будет использовать его как марионетку.

Неожиданно Мор поднялся на ноги, опрокинув стул.

— Нам надо возвращаться на Сумеречную окраину. Сейчас же.

Он наклонился, резко поднял меня на ноги, и мы быстро зашагали по коридору раньше, чем я успела задуматься над всем этим.

Сарви, похоже, был не особенно рад тому, что ему пришлось так скоро отправиться на Сумеречную окраину, но поскольку он был преданным слугой, он не стал спорить с Мором. Оказалось, что ему хватило короткого отдыха, чтобы быстро доставить нас в замок, и прошло совсем немного времени, прежде чем мы приземлились в саду.

Я сразу же вспомнила о том, как была здесь в последний раз. Сейчас здесь начинался дождь, а тогда был солнечный день, и небо было таким голубым, каким я никогда его прежде не видела. Наверное, я даже была тогда счастлива. Особенно когда Мор трахнул меня у стены сада.

Но на этот раз мы с ним не были счастливы. Он снял меня со спины Сарви, крепко сжал мою руку и потащил за собой, пока мы не вошли в замок через дверь кухни.

Две мёртвые прислужницы, Харма и Пири, резавшие овощи на столе, резко подняли головы и посмотрели на нас.

«Хозяин», — сказала Харма удивленным тоном сквозь свою красную вуаль. Её лицо всегда было скрыто, как и у остальных прислужниц.

«Вы так быстро вернулись».

«Рада видеть тебя снова, Ханна, — осторожно сказала Пири у меня в голове так же, как это сделала ранее Харма. — Надеюсь, на этот раз ты останешься».

— Она останется, — проворчал Мор и потащил меня за собой. — Мы отправляемся в Крипту, чтобы пожениться. Если кто-нибудь о нас спросит, скажите, что мы никого не приглашали.

«О! — воскликнула Харма. — Стоит ли нам приготовить праздничный ужин в честь этого события?»

— Здесь нечего праздновать, — резко бросил он через плечо, выводя меня из кухни в помещение замка, а затем на лестницу, которая вела к Крипте.

— Мы собираемся сделать это сейчас? — воскликнула я, стараясь не упасть на каменные ступени, которые спускались в темноту.

— Сейчас самый подходящий момент, — сказал он. — Сарви! — закричал он, как будто единорог находился рядом с нами, а не в саду. — Приведи Калму.

— Думаешь, Сарви тебя услышал?

— Сарви всё слышит, — сказал он, и, когда мы приблизились к Секте нежити, схватил меня за запястье, словно боялся, что я могу сбежать.

По правде говоря, я сбежала бы, если бы могла. Это место наводило на меня жути в день нашей свадьбы, и мне было жутко находиться здесь сейчас. Мы прошли мимо погребов, где Мор хранил свои вина и другие ферментированные напитки, мимо подземелий и пыточных, от которых кровь застывала у меня в жилах, пока, наконец, не подошли к Крипте. Свечи горели рядами, освещая нам путь к двери.

От её вида мне снова стало плохо, словно вся она была покрыта чистейшим ядом.

— Ты мог хотя бы позволить мне переодеться для свадьбы, — сказала я ему.

Он наклонил ко мне голову. Он надел свою маску сразу же, как только мы покинули замок в горе, и в тусклом неясном свете, я совсем не могла разглядеть его глаз.

— Ты всё ещё в своём свадебном платье. Мне придётся поверить тебе на словно, что раньше ты выглядела лучше.

Как бы мне ни претила мысль о замужестве, когда-то это платье было на самом деле красивым. Оно было насыщенного красного цвета, и его могла бы надеть какая-нибудь сумасшедшая диснеевская принцесса. К нему прилагался такой же красный шлейф, который вместе с платьем должен был подходить к моей красной короне. Теперь же моё платье представляло собой не что иное, как грязные лохмотья. И поскольку я и так уже не хотела выходить за Мора, я тем более не могла понять, зачем было так торопиться.

Но ему, казалось, было все равно. Он достал из-под рубашки ключ, вставил его в железный замок и провернул. Раздался громкий щелчок.

Всё моё тело содрогнулось.

Мор взглянул на меня, хотя я всё ещё не могла разглядеть его глаз.

— Ты боишься, — прокомментировал он.

— Не тебя, — быстро сказала я. — А этого места.

Он медленно кивнул.

— Это я понимаю. Я тоже его не люблю. Но именно так это делается.

— Ты здесь женился на Лоухи? — спросила я.

Он снова кивнул.

— Да. К сожалению, соблюдение традиций не всегда гарантирует тебе всё самое лучшее.

Затем он прижал металлическую перчатку к мраморной двери и толкнул её. Она открылась со скрипом, который я ощутила всеми своими внутренностями.

Крипта уже была освещена, свечи горели везде. Их питал какой-то невидимый источник, который никогда не иссякал. Вероятно, они горели благодаря древним богам, которые не желали терять своего влияния, хотя мертвая прислужница Райла говорила, что их зажигают те, кто тайно всё ещё почитает их.

В любом случае, свет подсвечивал все ужасы этого места.

Гигантские чёрные змеи поползли от двери в сторону тёмных углов, мимо шести статуй, стоявших вдоль прохода. Как и в прошлый раз, вид этих статуй заставил мою кровь похолодеть даже больше, чем вид змей.

Все статуи были повернуты к нам, и я была готова поклясться — поклясться Богом — что в прошлый раз, когда я была здесь, они не смотрели на дверь. Они стояли, вытянув руки или сложив их в молитве, их глаза были выколоты и из них текли красные и золотые слезы. Позолоченные рога, шипы или кости торчали из их голов в виде корон, а их плечи и руки были покрыты воском расплавленных свечей.

— Чёрт, — выругался Мор себе под нос, положив руку мне на талию и притянув меня к себе, словно желая защитить. — Я давно тут не был. Уже и забыл, какое это хреновое место.

Я тяжело сглотнула и прижалась к нему

— Разве ты не можешь от него избавиться?

Он фыркнул.

— Думаешь, я не думал об этом? Випунен настаивает на том, чтобы сохранить секту и её святых.

— Зачем?

Он пожал одним плечом.

— Я не знаю, зачем. Честно говоря, я не понимаю, в чём смысл большей части из того, что он говорит. Может быть, я и Бог смерти, но он живёт здесь гораздо дольше меня, и даже дольше, чем мой отец. Он появился здесь задолго до Туонелы, задолго до Каоса. Иногда мне кажется, что он и есть Создатель, который наблюдает из глубин пещеры за будущим, которое он запланировал.

— Мне бы хотелось с ним познакомиться, — просто сказала я.

Мне хотелось понять, что в нём такого.

— Правда? — спросил он с лёгким удивлением в голосе. — Ты познакомишься с ним. Когда ты станешь королевой, ты будешь тренироваться с ним. Когда дело касается тебя или пророчества, я не хочу рисковать. Ты научишься защищать себя, так же как Ловия и Туонен.

— Думаешь, мне будет угрожать опасность? Я ведь буду навечно заперта в этом замке, — сказала я, хотя на этот раз моя шутка показалась мне плоской.

— Когда дело касается тебя, я не хочу рисковать, — сказал он. — Больше не хочу.

Я ожидала, что он отведёт меня к алтарю, но он не сдвинулся с места. Вместо этого Мор уставился на него. Если бы я могла видеть его глаза, скорее всего его взгляд был бы сейчас отрешённым.

Алтарь, сделанный из огромных костей, был жутким сам по себе. На нём восседала алая корона. Она выглядела точно так же, как и в прошлый раз. Она была сделана из блестящего золота и серебра, и её поверхность как будто двигалась в мерцающем свете. Её основание было инкрустировано красными драгоценными камнями.

Но больше всего меня напугало жуткое ощущение того, что сейчас эта корона наблюдала за мной, ждала меня.

А, может быть, так было всегда?

Где-то в отдалении я услышала песню. Это было похоже на ритуальную песнь, на что-то бессмысленное, мелодичное и притягательное, похожее на то, что я слышала, когда приблизилась к Книге рун в Библиотеке туманов.

— Что такое? — спросил меня Мор.

Я нахмурилась.

— Я опять слышу пение.

Какое-то время он смотрел на меня, а потом перевёл своё внимание на алтарь.

— Это корона? — спросил он тихим голосом, словно не хотел, чтобы она его услышала.

— Не знаю, — сказала я, после чего пение стихло.

Вот дерьмо. Я надеялась, что оно исходило от короны, а не от этих жутких психов со свечами.

Пол слегка сотрясся под нашими ногами, мы оба повернулись и увидели Калму и Сарви, направляющихся в сторону Крипты.

— Не слишком ли большая спешка? — спросил Калма, заходя в Крипту.

Он кивнул мне и по-доброму мне улыбнулся.

— Ханна, рад тебя снова видеть.

— Нам надо покончить с этим, пока что-нибудь ещё не случилось, — сказал Мор, отойдя от меня.

Он скользнул рукой на мой локоть, и воздух между нами сделался холодным.

— Мы сделаем это сейчас.

— Хорошо, — сказал Калма и прошёл мимо нас к алтарю в одеянии, как у джедая, развевающемся у него за спиной. — Тогда давайте начинать.

Он остановился и взял корону.

— Поскольку никакие формальности не будут соблюдаться, и здесь нет свидетелей, Сарви, тебе придётся стать свидетелем.

Сарви кивнул, и пламя свечей отразилось от его железного рога.

— Хорошо, — сказал он, хотя только мы с Мором могли слышать ответ единорога.

Калма осторожно взял корону своими худыми руками и поднёс её к нам. Невозможно было описать энергию, исходящую от неё. Она не была грозной, но и не была благостной.

— Итак, Туони, Ханна, пожалуйста, подойдите к алтарю. Вы должны идти бок о бок, но не касаясь друг друга.

Проще сказать, чем сделать, учитывая то, каким широким был стан Мора. Я отошла к самому краю прохода так, что почти касалась статуй по мере продвижения вперёд.

«Ты пожалеешь об этом», — гулко произнёс какой-то нечеловеческий голос.

Я остановилась, развернулась и посмотрела на слепую статую, мимо которой я только что прошла. Из её короны торчали шипы, а глаз у неё не было. Вместо них были только глазницы, наполненные слезами из воска и крови.

«Мы заставим тебя пожалеть об этом», — снова произнёс голос, и я была готова поклясться, что он исходил от статуи.

— Ханна, — терпеливо сказал Калма. — Пожалуйста, не обращай внимания на статуи. Продолжай идти.

Я с трудом оторвала взгляд от статуи. Казалось, что она уставилась на меня, хотя у неё и не было глаз. Я чувствовала, как она проникает в глубины моего мозга и ползает там, словно змея. Чем дольше я смотрела на неё, тем понятнее мне было, что её лицо было создано из десятка других, более маленьких, кричащих лиц, точно бесчисленное количество душ находились в заточении под этой мраморной кожей.

«Благодаря тебе она взойдёт на трон», — прошипела статуя, когда я пошла от неё прочь, едва не споткнувшись.

Мор уже стоял у алтаря, сдвинув маску на лоб. Он нахмурился и недоуменно смотрел на меня. А, может быть, он немного боялся? Должна признать, мне нравилось видеть его напуганным, несмотря на то, что я чувствовала себя сейчас точно так же.

— Что такое? — спросил он меня.

Я могла всё скрыть и притвориться, что ничего не случилось, потому что так было бы проще. Но я не стала этого делать.

— Хм, статуя только что мне угрожала. Мне так кажется.

— Что она сказала? — спросил Калма.

— Она сказала, что я об этом пожалею, что они заставят меня пожалеть, и что благодаря мне она взойдёт на трон. Я не знаю, кто эта она.

Мор и Калма обменялись взглядами.

— Святые когда-нибудь с тобой разговаривали? — спросил его Мор.

Калма покачал головой.

— Нет. Но это не значит, что они не могут говорить с другими.

Он опустил подбородок и посмотрел на меня.

— Я понимаю, насколько это тебя обескураживает, Ханна, но ты должна подойти сюда и взять корону.

Я кивнула.

— Хорошо, — сказала я, и мой голос прозвучал очень тихо.

То есть, я и так уже была на измене из-за всего этого. Подумаешь, небольшая угроза от статуи, в которой мог находиться мёртвый святой (или не мог?).

Я продолжила идти вперёд, пока не оказалась рядом с Мором. Я периодически оглядывалась на статую, ожидая, что она сдвинется, но этого не произошло. Сарви стоял у меня за спиной посреди Крипты и смотрел на нас. Те клочки шерсти, которые на нём остались, стояли дыбом, что напомнило мне о старой соседской собаке, которую можно было увидеть, проходя мимо забора, и которая всегда была именно такой. Сарви тоже был чем-то напуган.

— Ханна Хейккинен из страны Финляндии Верхнего мира, — сказал Калма, снова обратив на себя моё внимание.

Я была уже готова сказать ему, что по факту я была гражданкой Соединенных Штатов, но затем он сказал:

— Вытяни свою руку вперёд ладонью кверху.

— Зачем? — спросила я, и по моей голове побежали мурашки из-за охватившей меня тревоги.

Я сжала руку в кулак.

— Это часть церемонии, — сказал Калма.

Он сощурил свои старческие глаза, улыбнувшись мне.

— Будет не очень больно, я обещаю.

— Не очень? — повторила я, приподняв брови.

— Я буду первым, — Мор издал нетерпеливый вздох, и снял перчатку, расстегнув её многочисленные ремешки.

Раздался звон металла, когда он положил перчатку на алтарь. Я редко видела его руку, и сейчас в благоговении наблюдала за тем, как он протянул её Калме.

Калма вздрогнул. Я знала, что он не мог сдержаться. Он одарил Мора робкой улыбкой, а тот развернул руку ладонью вверх. Его кожа выглядела такой мягкой и чистой, и бледной, как луна.

— Что происходит? — спросила я.

Они мне не ответили. Калма взял корону и выдернул сверху один из кровоточащих шипов, словно ощипывал дикобраза. Он протянул руку и быстрым движением сделал надрез посередине ладони Мора.

— Господи! — вскрикнула я, увидев, как ярко-красная кровь хлынула из надреза и покрыла шип.

Мор не пошевелил ни единым мускулом, его лицо ничего не выражало, а Калма тем временем убрал шип и вставил его обратно в корону. Кровь потекла к основанию короны, где затвердела, превратившись в кристалл, похожий на драгоценный камень.

— Кровавый камень, — сказал Калма и кивнул. — А теперь твоя очередь, Ханна.

Мои глаза округлились.

— А мы не можем просто обменяться кольцами?

Мор не улыбнулся моей шутке. Вообще-то, он был близок к тому, чтобы назвать меня трусихой.

Поэтому я засунула подальше свой страх и вытянула руку вперёд, ладонью вверх.

Калма выдернул ещё один шип, который располагался рядом с тем, которым он порезал Мора, а затем занёс его над моей кожей. Не теряя времени даром, он опустил шип. Меня пронзила боль. Кровь хлынула из надреза, и я прикусила губу, чтобы не закричать.

— Хорошая девочка, — одобрительно произнёс Мор себе под нос.

Я сразу же расслабилась после его похвалы, а Калма убрал шип и поместил его обратно в корону. Я увидела, как с моей кровью сделалось то же, что и с кровью Мора. Она потекла вниз по железному шипу, а затем затвердела, превратившись в драгоценный камень алого цвета.

— И что теперь? — спросила я, завороженная этим зрелищем.

— Продолжаем, — сказал Калма, доставая очередной шип.

— Что?! — воскликнула я.

Мор снова вытянул вперёд свою обнаженную ладонь, и, к моему удивлению, рана полностью зажила, от неё не осталось ни следа. Калма сделал быстрый надрез в том же самом месте и вставил окровавленный шип обратно в корону.

— Подождите, — сказала я им, запаниковав. — Я не Мор. Моя рана ещё не зажила.

Калма натянуто мне улыбнулся.

— Похоже, этот процесс становится чуть более проблематичным, когда смертный заключает брак с Богом. Обычно мы пускаем кровь около миллиона раз. Прости, Ханна. Похоже, это будет больнее, чем я обещал.

О, мой бог.

На этот раз он схватил меня за запястье и вытянул мою руку, зная, что я могу начать отбиваться. Он сделал очередной надрез рядом с первым, где кровь ещё не запеклась.

— Чёрт, — проговорила я сквозь сжатые зубы, боль была острой и жгучей.

Я подняла взгляд на Мора, потому что всё это, чёрт побери, было его виной. И надо отдать ему должное, выражение его лица было извиняющимся.

Именно таким образом корона получила оставшуюся часть своих драгоценных камней алого цвета. Калма по очереди наносил порезы то мне, то Мору, снова и снова, пуская нам кровь.

Я была уже на пороге обморока, когда всё это, наконец, закончилось, ноги меня уже не держали.

— А теперь, когда корона готова, — торжественно объявил Калма, — пришло время для пакта на крови.

Ещё больше крови? Святое дерьмо, мне не суждено было это пережить.

Калма снова схватил меня за запястье и перевернул мою руку ладонью вверх. Моя рука уже буквально кричала от боли, кожа на ней была ярко-красного цвета и её украшали пять кровоточащих порезов, которые пульсировали с каждым ударом моего сердца.

Мор протянул свою руку, и на какое-то мгновение мне показалось, что он коснётся меня, но вместо этого он расположил её над моей рукой в пяти сантиметрах от неё. На этот раз Калма достал из кармана настоящий нож, разрезал руку Мора в очередной раз, и из его ладони потекла кровь и стала капать на мою ладонь. Немного крови брызнуло мне на платье (и тогда я поняла, почему невесты здесь не носили белое). Часть крови упала на каменный пол, но большая её часть собралась в моей раскрытой ладони в алую лужицу.

«Это не очень-то безопасно», — подумала я, как будто Мор был обыкновенным смертным с кучей болезней.

Но наблюдая за лужицей крови на своей ладони — она была чуть светлее и ярче, почти металлического цвета, по сравнению с моей кровью — я заметила, что она как будто живёт своей жизнью. Его кровь двигалась и вращалась сама по себе, загоняя мою кровь обратно в рану, пока та не исчезла.

— Туони из Туонелы, — сказал Калма низким голосом, — теперь в ней течёт и твоя кровь. Ханна Хейккинен, твоя кровь теперь смешана с его кровью. Вы заключили пакт и образовали связь, которую нельзя разорвать. Туони, Бог мёртвых, Король Туонелы, теперь у тебя есть жена. Ханна, Богиня мёртвых, теперь у тебя есть муж. Пусть ваша кровь течёт вместе, пока вы вместе правите, навсегда и во веки веков.

Он улыбнулся нам ободряющей улыбкой.

— Ну, а теперь наступает та часть, где вы оба счастливы.

Я посмотрела на Мора. Туони. Моего мужа. Он уставился на меня с таким странным выражением лица, что я никак не могла его прочитать. И я, скорее всего, выглядела точно так же.

Не думаю, что кто-то из нас знал, как мы должны были себя чувствовать.

— Я знаю, что в твоём мире, Ханна, жених и невеста традиционно целуются, чтобы увековечить этот момент, — продолжал Калма, откашлявшись.

Он посмотрел на Мора.

— Но у нас здесь нет такой традиции. Так же как и физического закрепления союза. Может быть, от этого тебе станет немного легче, — тихо добавил он.

— Спасибо, Калма, — добавил Мор сухо. — Но осталась ещё корона.

— Ах да, верно, — сказал Калма, хлопнув в ладоши.

Он развернулся, взял корону с алтаря и поместил её у меня над головой.

«Она взойдёт на трон, а ты потеряешь всё», — голос статуи проник в моё сознание.

Я взглянула на жуткую статую, и в этот самый момент Калма опустил корону мне на голову. Она оказалась горячей, как будто металл расплавился и потёк мне на голову. И я была готова поклясться, что статуя мне улыбнулась.

— Вот и всё, — быстро сказал Мор, надев перчатку обратно на руку. — Готово.

Затем он взял меня за локоть.

— Идём, жена, — сказал он, потянув меня вперед. — Пришло время для медового месяца.

Что?

Сарви отошёл с дороги, а Мор вывел меня из Крипты, и повёл по широкому и тёмному коридору мимо горящих свечей в сторону погребов и подземелий. Это не было похоже на место для медового месяца.

Неожиданно мы остановились у широкой дыры в полу. Темнота внутри, казалось, тянулась вниз до бесконечности. Это точно не было местом для медового месяца.

— Что ты делаешь? — спросил Калма у нас за спинами.

Мор притянул меня к себе и с ухмылкой посмотрел на меня сверху вниз.

— Ты думаешь, что раз уж ты официально стала королевой, то я буду относиться к тебе как к королеве? После того, что ты сделала? Тебе нельзя доверять, Ханна. Я не могу потерять тебя снова, потому что знаю, что ты никогда не вернёшься.

«Сэр, — встревоженный голос Сарви проник нам в головы, откуда-то сзади. — Простите меня, но я не думаю, что это справедливо. Вам следует ещё раз подумать».

— Что он делает? — спросила я Сарви дрожащим голосом.

Но Мор ответил за единорога. Он подвёл меня к краю дыры так, что мои ноги свесились над ней.

— Это подземная темница, — сказал он с презрением. — Сюда я помещаю людей, о которых хочу забыть. Не думаю, что это поможет мне в твоём случае, но, по крайней мере, так ты выучишь свой урок. Я говорил, что оборву твои крылья, птичка. Теперь тебе уже не улететь.

Он отпустил меня, сорвав с моей головы корону в самую последнюю минуту.

Я закричала.

И упала в темноту.

КОЛДОВСТВО

Мор

— Я чувствую, что ты меня осуждаешь, — сказал я, откинувшись на стуле и сделав глоток вина из сладкого винограда.

Я знал, что было ещё слишком рано для того, чтобы пить, но мне это было необходимо.

Сарви уставился на меня с другого конца стола. Мы были в военной комнате и ждали Калму, чтобы начать собрание. Я не видел никого из них со вчерашнего дня, когда состоялось бракосочетание, и у меня было ощущение, что они были немного расстроены тем, как я поступил с Ханной.

«Я вас не осуждаю, — сказал, наконец, Сарви осторожно. — Я просто не понимаю, почему решение бросить Ханну в подземную темницу сразу же после свадьбы — было правильным».

Я горько усмехнулся.

— Я никогда и не говорил, что это было правильное решение. Знаешь, я не всегда делаю то, что правильно, как бы я ни старался.

«Я прекрасно об этом знаю», — сказал Сарви, взмахнув хвостом, и я почувствовал, что теперь мой верный скакун осуждал меня вдвойне.

— Простите, что опоздал, — сказал Калма, заходя в комнату с парой книг под мышкой. — Я был в библиотеке, чертовы привидения спрятали то, что я искал.

Он сел посередине длинного деревянного стола и положил книги на столешницу.

— Что я пропустил?

— Ничего, — сказал я, снова отхлебнув вина. — Просто Сарви осуждал меня.

Калма обменялся взглядом с единорогом. Несмотря на то, что Калма не умел общаться с парнокопытными словами, они, кажется, всё равно понимали друг друга.

— Я так понимаю, дело в Ханне? — спросил Калма, приподняв одну из своих седых бровей.

— Естественно. А что ты думаешь по этому поводу, раз уж мы об этом заговорили?

Я протянул вперёд руку в перчатке и пошевелил пальцами.

— Давай-давай, покончим уже с этим.

Калма вздохнул, опустил глаза и начал передвигать книги на столе.

— Я думаю, что она теперь Богиня смерти, и королева Туонелы. Что ты делаешь со своей женой — меня не касается, — он сделал паузу и мрачно на меня взглянул. — Однако, на правах того, кто теперь отвечает перед своей королевой, так же как я отвечаю перед тобой, я бы попросил тебя относиться к ней с бóльшим уважением.

Меня охватил жгучий гнев, и я так крепко сжал свой бокал с вином, что его ножка чуть не переломилась.

— Она предательница, Калма.

— Тогда зачем ты на ней женился?

— Ты знаешь, зачем, — проворчал я.

— Ты думаешь, что она может исполнить пророчество, — сказал Калма. — И если это так, то согласно пророчеству, ты не только сможешь коснуться её, но и полюбишь её, женишься на ней и объединишь эти земли, подавив восстание. Прости, что говорю это, Туони, но, хотя ты и женился на ней, так не обращаются с тем, кого могут полюбить в будущем.

Я бросил на него тяжелый взгляд. Почему они, мать его, накинулись на меня этим утром? Мне не следовало закрывать глаза на их самодурство всё это время. Они не должны были ставить под сомнение ни единого моего решения.

— Что ты вообще знаешь о любви, старик? — спросил его я.

— Я могу спросить тебя то же самое, — спокойно возразил он. — Учитывая то, как закончился твой первый брак.

— Ханна предала меня, — сказал я сквозь зубы. — Она должна была выйти за меня, а она сбежала. Ушла с Расмусом, человеком, которого она едва знала. Он прорвался сквозь магическую защиту, и она ушла с ним по своей воле. И даже не попрощалась. Откуда мне знать, что она не сделает то же самое снова? Откуда мне знать, что она уже не выдала все наши секреты?

Калма пристально посмотрел на меня.

— Я не очень хорошо знаю Ханну, но она не собиралась тебя предавать, и она не выдавала никаких секретов. Что она вообще могла рассказать и кому? Она всего лишь смертная женщина, которая пытается выжить, и которая всего лишь хотела снова увидеть своего отца.

— Она предательница, — повторил я. — И она сейчас в темнице, потому что ей нельзя доверять. Она получила по заслугам. И точка.

«Ой, прекратите, — сказал Сарви с усмешкой. — Дело не в доверии. Дело в том, что она вас унизила, и вы в ответ должны теперь унизить её. Око за око. Я знаю, как вы действуете».

Я уставился на единорога.

— Осторожнее, Сарви, а не то плохо кончишь.

— Что? — спросил Калма. — Что сказал Сарви?

— Ничего, — быстро ответил я. — Давайте уже поговорим о более серьёзной проблеме. Я собрал вас здесь, потому что нам надо поговорить о Расмусе и Лоухи, а не о Ханне.

Я сделал паузу.

— Я раздобыл некоторую информацию, которая, вероятно, поможет вам немного проникнуться моим положением.

Сарви закатил свой глаз. Я проигнорировал его.

— Ханна говорит, что Расмус её брат. Единокровный брат. И его отец — Торбен, а не Ильмаринен.

Они оба недоуменно уставились на меня.

— Торбен и Лоухи? — удивленно сказал Калма и провёл рукой по лицу. — Вот же пронырливый чёрт. Никогда бы не подумал.

— Правда это или нет, но факт остается фактом: я услышал об этом впервые, и меня раздражает то, что Ханна узнала об этом раньше меня. Мне надо знать, что ещё я упустил. Что ещё я должен знать? — я посмотрел на Сарви. — Ты говорил, что держишь ухо востро. Слухи, заморские и нет, мне надо о них знать на тот случай, если что-то из этого окажется правдой.

«К сожалению, я ничего такого не слышал, — сказал Сарви. — Лоухи всё делает тайно. Именно так поступают демоны».

— Что же это за тайна такая, раз Ханна узнала об этом от мицелия? — отметил я.

«Сеть мицелия всегда будет содействовать тем, кто приносит больше всего разложения, — угрюмо сказал Сарви. — Им нужна смерть, чтобы выживать. Пока ты правишь, те, кто уже мёртв, не могут умереть снова, попав в город Смерти. Когда правили древние боги, смерть могла приключиться с каждым в загробной жизни. Если город падёт, он больше не сможет никого защитить. Именно в этом смысл Каоса, и именно так он приносит ещё больше разложения. Мицелий утверждает, что не интересуется политикой, но он всегда будет поддерживать правителя, который несет еще больше смерти и разрушения».

— Еще одна причина не доверять Ханне, — я сжал и разжал кулак. — Расмус отвел её именно туда, к грибам.

— Ханна не знала, — вставил Калма. — И я сомневаюсь, что Расмус тоже знал. Тот факт, что Ханна и Расмус родственники, ничего не меняет.

— Нет? Она узнала, что у неё есть брат. Это заставило её доверять ему ещё больше.

«Но ведь мы оба видели, что произошло, — сказал Сарви. — Лоухи пыталась убить Ханну. Расмус был схвачен, и его полностью контролировала Лоухи. Я не сомневаюсь в том, что Расмус теперь скомпрометирован, но в итоге ему удалось завоевать доверие Ханны, намеренно или нет. Её это шокировало, и мне показалось, что его тоже».

— Судя по выражению твоего лица, Сарви привёл хороший аргумент, — сказал Калма.

Он пододвинул ко мне какую-то книгу.

— В любом случае, Расмус представляет собой угрозу, и теперь, когда он у неё в лапах, сила Лоухи, вероятно, растёт в геометрической прогрессии. Мы все понимаем, что, используя кровь шамана Ильмаринена, а также кровь Расмуса, полудемона и полушамана, она придёт к нам, обладая такой силой, какую мы никогда не видели ранее. Может быть, не сегодня, и не завтра, но она придёт. Расмус с лёгкостью прошёл сквозь твою защиту, Туони. Лоухи тоже сможет это сделать и даже больше.

— Не напоминай мне, — пробормотал я.

Я взял книгу и перевернул её. На переплёте из потёртой змеиной кожи было тиснение в виде странных символов.

— Что это?

— Я решил, что отчаянные времена требуют отчаянных мер, — сказал Калма торжественно. — Точнее отчаянных заклинаний.

Я раскрыл книгу, и моим глазам потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к языку. Я знал эти символы, так как все языки вселенной были заложены в меня с рождения, но мне всё равно потребовалось некоторое время, чтобы уложить их у себя в голове.

— Это дхаркасский язык, — сказал я Калме, захлопнув книгу. — Он бесполезен. Я уже работал с ним раньше. Магия дхаркассцев уступает магии шаманов Верхнего мира, не говоря уже о Лоухи.

«Не то, чтобы я что-то предлагал, — заговорил Сарви, — но у Лоухи есть преимущество в виде крови шамана…»

— Да? — раздраженно ответил я. — И?

«У тебя тоже есть доступ к крови шамана», — сказал Сарви.

— К какой ещё крови шамана у меня есть доступ?

— Ханна? — удивленно сказал Калма. — Если она и обладает какой-то магией, то она об этом не знает.

Я сощурил глаза и посмотрел на Сарви.

— Так что ты всё-таки предлагаешь? Лоухи получила доступ к магии Ильмаринена, выпуская из него кровь. Я может быть и жестокий, но я не собираюсь делать этого со своей женой.

«Я совершенно точно этого не предлагал, сэр, — быстро продолжил Сарви. — Я имел в виду, что вам не следует списывать её со счетов. В ней течёт кровь Торбена, так же, как и в Расмусе. И хотя Расмуса и обучал Торбен, это не значит, что Ханна не сможет чему-нибудь научиться».

— И кто будет её обучать? — спросил я. — Разве я похож на шамана, мать его?

«Может быть, ей вообще не нужно никакое обучение, в том смысле, в котором его понимают шаманы? Чем дольше она находится в Туонеле, тем больше её способности будут проявляться. Я это вижу, и я знаю, что вы тоже видите. Изменения в ней. И то, что она постепенно перестает быть… смертной. На вашем месте я был бы очень осторожен. В один прекрасный день её гнев может быть направлен на вас».

Я засмеялся.

— Ох, Сарви. Разве ты не знал, как сильно заводит меня её гнев?

Комната погрузилась в тишину. Кажется, я умел заставить своих соратников почувствовать себя неловко.

Калма поднялся на ноги, тяжело вздохнул и взял книгу.

— Я возвращаюсь к кульману.

— Забудь о нём, — сказал я ему. — Я знаю, что должен сделать. По крайней мере, сейчас. И это не связано с Ханной.

Они, кажется, не понимали, что никто из нас не мог на неё полагаться пока я не мог ей доверять.

«Так каков ваш план?» — спросил Сарви и снова взмахнул хвостом.

Я поднялся на ноги и упёрся руками в стол.

— Пришло время призвать мою Сумеречную сущность.

— Сейчас? — тихонько вскрикнул Калма. — Сейчас самое неподходящее время для того, чтобы играть с тенями, Туони.

— Судя по тому, что вы сказали, подходящее время никогда уже не наступит. Послушайте, я осознаю все риски, особенно учитывая тот факт, что Лоухи становится всё более могущественной. Но если я призову свою Сумеречную сущность, это будет отвлекающим маневром. Мы сможем выманить наружу повстанцев, а также Лоухи, Расмуса, бродяг, и всех, кто, мать его, поддерживает восстание. Я объявлю Состязание костей, где Туонен будет судьёй, и где я продемонстрирую новую королеву. Моя Сумеречная сущность будет с ней рядом, а я буду наблюдать со стороны. Это один из тех многочисленных примеров, когда моя Сумеречная сущность может быть полезна.

— Мне это не нравится, — сказал Калма, покачав головой.

«Мне тоже», — сказал Сарви.

— Отчаянные времена требуют отчаянной магии, — сказал я, выпрямившись. — Как говаривал один старик.

Я прошёл мимо них в сторону двери.

— А теперь, прошу меня извинить, но я должен сделать это один.

Я вышел из комнаты, прошёл несколько лестничных пролетов и оказался в Библиотеке туманов. Её дверь была, как всегда, заперта и находилась под магической защитой. Я провёл перчаткой по резьбе в виде черепов посередине двери. Раздалось знакомое шипение — звук открывающегося гигантского замка.

Я проскользнул внутрь, темнота рассеялась, и зажглись светильники, осветившие огромное пространство. На меня, как всегда, накатила энергия, заставившая руны на моём теле завибрировать. В Библиотеке туманов всегда было так много духов и следов разных душ, живших в разное время, что воздух был наполнен ими, точно пылинками. Множество завес пересекались друг с другом, из-за чего здесь появлялось очень много мёртвых, которые не хотели быть мертвыми. Это были беспокойные духи, которые вечно на меня злились. Они думали, что раз уж я Бог смерти, то именно я несу ответственность за их гибель. Спорить с ними было бесполезно.

Я начал отмахиваться от пылинок руками, игнорируя их возмущенные крики.

Раута, моя железная собака, которая лежала на полу, покрытом коврами, подняла голову. Она посмотрела на меня, воодушевленно заскулила и завиляла хвостом, который тяжело застучал по полу. Даже тогда, когда я чувствовал, что моя семья, или весь этот долбаный мир, не понимают меня, Раута всегда была рада меня видеть.

Собака выполняла одну очень важную работу — охраняла Книгу рун, которая парила в воздухе прямо над ней. Даже если бы Раута не была здесь, книгу было бы невозможно взять, но предосторожность никогда не была излишней. В Книге рун заключалась вся магия мира, большую часть которой не понимал даже я, и я был склонен предполагать, что, если бы она попала не в те руки, вся ткань мироустройства распалась бы на лоскуты.

— Ты ведь хорошая собака, правда, Раута? — сказал я ей, сев на корточки рядом с собакой и погладив её.

Собака радостно высунула из пасти свой чёрный язык и лизнула мою руку.

— Такая хорошая собака, — снова сказал я и выпрямился.

Книга рун парила прямо передо мной. Я взял книгу из воздуха. Она была тяжелее, чем казалась. Я начал перелистывать её у себя в руках и тут же почувствовал, как слова заструились из её страниц, поднялись по моим рукам и обосновались в пульсирующих серебряных линиях. Все боги были восприимчивы к магии, но мы не были шаманами. Мы должны были учиться магии, и мы не всегда могли о ней попросить. Книга рун рассказывала нам только то, что нам надо было знать.

В этом случае мне надо было заново выучить заклинание Сумеречной сущности. Если бы книга решила, что я не достоин его выучить, она бы отказала мне в доступе. Это была лотерея. Последний раз я призывал свою Сумеречную сущность много веков назад, когда всё ещё был с Лоухи. Мы были на пороге разрыва, который должен был развести нас навсегда. Я призвал сущность в качестве последней отчаянной попытки спасти нас, потому что я думал, что она может быть с ней счастлива, и что я смогу жить на Сумеречной окраине, а она сможет жить с моим двойником в своём ледяном замке в Мерзлом тлене. Согласно заклинанию, это должен был быть всё тот же я. Но всё вышло иначе.

С тех пор моя Сумеречная сущность хранилась в стеклянной бутылке, в восточном крыле, ожидая моего возвращения, если бы я вообще вернулся к ней. Если я хотел использовать эту тень не так, как в прошлый раз, то недостаточно было просто открыть бутылку и выпустить её наружу. Мне надо было правильно провести обряд, чтобы целиком и полностью проникнуть в неё, в противном случае тень получилась бы пустой и больше не была бы со мной связана. Тень без хозяина была одной из самых опасных вещей. Существом, которым мог завладеть любой, кто знал правильное заклинание. Особенно если это была тёмная магия. Она могла убить даже Бога.

Но, прежде чем отнести книгу к бутылке в восточное крыло, я поддался искушению нанести визит Книге душ, тома которой занимали большую часть библиотеки и были заключены в огромные твёрдые переплеты, которые растянулись от пола до потолка высотой в двенадцать метров.

Мне хотелось посмотреть на запись Ханны.

Я уже заглядывал в неё ранее. Я изучил свою маленькую птичку сразу же, как только она проникла в мой мир. Я знал всю её жизнь, видел, как она разворачивается на страницах. Я, вероятно, помнил сейчас больше из того, что она видела и через что прошла, чем она сама. Смертные были очень забавными в этом отношении. Они запоминали гораздо меньше, чем им казалось, и когда они старели, их воспоминания утекали, словно песок. Большую часть времени они не понимали, почему они действовали или чувствовали себя определенным образом, потому что не помнили того момента, который всё это вызвал. В итоге их деформированные сознания определяли их.

Но я всё помнил. Я видел всё это на страницах в виде фильма, который проигрывался для меня одного. Вероятно, эта возможность проникнуть в любую душу была самой важной и священной привилегией, данной мне, как Богу.

Я нашёл тома, соответствующие году её рождения, открыл том, в котором была запись Ханны, и начал его перелистывать — до этого я уже пометил её пером белого лебедя.

Я начал с самого начала. Обычно я пропускал эту часть, потому что мне не было интересно смотреть на рождение ребенка. Я был Богом смерти, а не Богом жизни — кем бы он ни был. Я привык отвечать за конец всего, а не за начало.

Откровенно говоря, младенцы заставляли меня чувствовать себя неловко.

В начале жизни Ханны я увидел Торбена, который поднёс её к ее матери. Это как будто происходило в спальне, а значит, у неё был дом, в котором она родилась. Вот её мать лежит в оцепенении на кровати. У неё тёмные волосы, как у Ханны, бледная кожа и веснушки. Её глаза закрыты, и она неловко ворочается из стороны в сторону.

Торбен держит Ханну. Она закутана в одеяло и спит, так же, как и её мать. Торбен, который выглядит как старик (его волосы и борода уже поседели) подносит Ханну к изножью кровати и пристально смотрит на мать Ханны.

Он смотрит на неё очень продолжительное время.

А затем на Ханну.

Фокус перемещается на лицо Торбена.

Это не лицо человека, у которого только что родилась дочь. На нём нет радости, но на нём отразились гордость и беспокойство.

А ещё страх. Страх преобладает над всеми остальными эмоциями, и это не страх в духе «о, чёрт, я стал отцом», потому что мне знаком этот страх.

Это страх вперемешку с виной, словно он собирается сделать что-то, чего не должен.

Кажется, ему любопытно. Наконец, я вижу, что он хлопает свою жену по плечу. Она просыпается. Я никогда раньше не присматривался к ней, но если отбросить её тёмные волосы и привлекательность, она не очень-то похожа на Ханну. Её черты лица слишком крупные. А у Ханны мягкие черты лица и неземная красота, которая напоминает мне о тех редких моментах, когда я просыпаюсь среди ночи и мне удается поймать этот чистейший лунный свет на поверхности океана, пока моё настроение не вызовет бурю.

Мать пристально смотрит на Ханну. Она не двигается. Её глаза расширяются. Торбен пытается уговорить её взять ребенка, но она качает головой. Она не хочет иметь с ней ничего общего и смотрит на Ханну так, словно боится своего собственного ребенка.

Затем малышка Ханна начинает плакать.

Я осматриваю страницу, но на ней больше ничего нет. Я переворачиваю её и вижу, как Торбен кормит малышку Ханну с ложечки. Ей что-то около полугода. Мать Ханны наблюдает на расстоянии с недоверчивым видом.

Я просмотрел остальные страницы, которые я уже видел раньше, и не смог найти там ничего, кроме того, что мать Ханны не любила её с самого начала. Мне стало немного больно, так как я прекрасно знал это чувство. Для меня и моих братьев и сестёр моя мать была больше богиней, чем воспитателем, но поскольку она не могла касаться меня, я сильнее других чувствовал себя изолированным.

«Мы с ней похожи», — подумал я, проведя пальцами по лицу Ханны.

Но это была глупая мысль. Мы совершенно не были с ней похожи. Она была смертной, а я Богом.

Но я всё-таки сомневался, что она была смертной. Именно поэтому я и решил заглянуть в её книгу. Она была не просто дочерью Торбена и не просто происходила из рода шаманов.

Скорее всего, в ней также текла кровь богини.

Но после того как я заглянул в её книгу, я был убежден только в одной вещи — её мать была ей не родная. Торбен принёс ей Ханну, а Ханна родилась от кого-то другого…

И где-то в другом месте.

Я закрыл книгу и выдохнул. Я знал, что у меня есть целая вечность, чтобы выяснить это. Ханна была теперь моей женой, она не могла уже никуда деться, в том случае, если бы я держал её под замком. Я собирался раскопать всю её родословную, и если бы мне не удалось это сделать, то Випунен мог бы, в конце концов, раскрыть свои карты.

А пока у меня были более важные и насущные проблемы, о которых мне надо было беспокоиться. Восстание. Мне надо было перестать думать о том, что у меня есть два разных врага, и начать думать о них, как об одном. У Лоухи и повстанцев могли быть разные мотивы, но цель была одна — избавиться от меня.

Я поставил книгу Ханны обратно на полку, затем прошёл по переходу в сторону восточного крыла. Здесь всё было совсем иначе, здесь было тихо. Привидения, населявшие библиотеку, не ходили сюда. Думаю, их отпугивали тонны магии. Некоторые заклинания могли вызывать духов, притягивая их в этот мир в виде телесной формы. Если использовалась тёмная магия, духов можно было поработить, так же, как и мою Сумеречную сущность. Сама эта возможность должна была держать духов на расстоянии. Никто не хотел быть порабощенным до скончания веков.

Я прошёл мимо полок с засушенными травами, кристаллами, различными солями и настойками, мимо алтарей сделанных из костей, мимо террариумов и небольших статуй различных существ, мимо богов и богинь, вырезанных из обсидиана, мёртвого дерева и эмпатического стекла. В самом конце коридора находилась небольшая комнатка, скрытая за длинными бархатными шторами. Я отодвинул их, вошёл внутрь и задернул их за собой.

Здесь пахло затхлостью, застарелым дымом и ладаном. Мне следовало приходить сюда чаще и следить за тем, чтобы всё оставалось на своих местах. И хотя никто кроме меня, Сарви и Калмы, не имел доступа в библиотеку, иногда магия сама по себе становилась разумной при определенных условиях.

Комнатка была маленькой, с полками на каждой стене, на которых стояли книги, баночки и бутылки. Здесь было всего одно окно, высокое и изогнутое, точно глаз гигантского дракона, который заглядывал в замок. В отличие от витражных и арочных окон библиотеки, это окно не выходило на дикое море или острые горы, располагавшиеся за Сумеречной окраиной. Оно выходило на этеттери, то есть непосредственно на завесы. Это было окно в портал, в другие измерения вселенной.

Честно говоря, это было чертовски жутко. Это напоминало зловещую черноту Обливиона, но только с галактиками, планетами, звездами, чёрными дырами, кристаллами, радугами, которые тянулись в бесконечность, и которую не мог постичь даже мой собственный мозг. Формы и цвета искрились за окном, и я знал, что их не могли видеть смертные. Были миры, которые существовали на самых маленьких атомах, а были вселенные, для которых наш мир был лишь песчинкой. Это место соединяло в себе всё и сразу, и именно к нему я, и любой другой, должен был подключиться, обращаясь к магии.

Под окном, выходившим на завесы, располагался ещё один алтарь. Он был вырезан из аметрина, который рос в туннелях, ведущих в пещеры Випунена. Сейчас он был цвета фиолетового подснежника, и становился жёлтым, когда магия была активирована. На алтаре лежало практически всё, что мне было нужно: длинный нож с черепом из турмалина на ручке, неиспользованная чёрная свеча и миска из кварца.

Я взял бутылку с Сумеречной сущностью с полки. Она была сделана из чистого стекла, и закрыта пробкой. Пробка казалась слишком ненадежной и бесполезной, и как будто не могла удержать то, что находилось внутри бутылки — бушующий чёрный ураган, сделанный из самой сути того, кем я был.

Я встал на колени и положил Книгу рун перед собой. Книга раскрылась сама собой на заклинании Сумеречной сущности, впустив меня.

Я облегченно вздохнул.

А затем расстегнул рубашку.

Взял нож.

— Luojan nimessa kutsun varjominan, — тихо сказал я, закрыв глаза.

Я не прочитал эти слова, книга уже вложила их мне в голову.

— Kutsun varjominan jonka estan tassa maailmassa ja kaikiaa maailmoissa.

Я сделал глубокий вдох, приготовившись испытать нечто ужасное и чертовски болезненное. Я не просто так начал колебаться и сомневаться в том, хочу ли я через это пройти.

Но книга уже проникла в меня, и она хотела завершить то, о чём я её попросил.

Она завладела моей рукой и вонзила нож мне в сердце.

Я зарычал от боли, нож вошёл глубоко. Я чувствовал, как моё сердце бьётся вместе с лезвием внутри него. Оно было упрямой сукой и не должно было умереть. По крайней мере, не от моей руки.

Кровь хлынула из раны, и я схватил миску. Миска наполнилась кровью, которая забрызгала мою рубашку, после чего я поставил миску обратно на алтарь.

— Minun verestani tulee sinun vertasi, — прорычал я сквозь боль. — Sinun varjosi minun kontrollini.

Рана быстро зажила. Порез начал закрываться, а кровь уже запеклась.

Издав очередной рык, который сотряс помещение, я выдернул нож из сердца.

Тяжело дыша, я положил нож на алтарь рядом с окровавленной миской, затем взял свечу и опустил фитиль в кровь. Когда я достал его, свеча вспыхнула кроваво-красным пламенем. Цвет алтаря начал меняться с фиолетового на жёлтый.

С большой осторожностью я взял бутылку. Тень внутри неё вращалась все быстрее и быстрее, словно билась о стекло и пыталась вырваться наружу.

— Olet vapaa, mutta olet minna, — сказал я с величайшим почтением, достав пробку и одновременно задув свечу.

Тень вырвалась из бутылки. Она смешалась с дымом от свечи, превратившись в облако, которое начало танцевать передо мной. Я закрыл глаза и сделал глубокий вдох, втянув в себя тёмный дым, пока тот не наполнил мои лёгкие и каждую клеточку моего тела. Я почувствовал, как моя кровь оставила на нём свой след.

Затем я развернулся, чтобы видеть остальную часть комнаты, и выдохнул.

Дым вырвался из моей груди, точно чёрная змея, и заструился по комнате, пока, наконец, не рассеялся. И когда это произошло, в комнате появился ещё один мужчина.

Ещё один Бог.

Он был голым, ростом больше двух метров, мускулистый и без грамма жира. Чёрные брови нависали над пепельно-серыми глазами, длинные чёрные волосы струились по плечам.

На его лице был оскал.

Гладкая загорелая кожа была испещрена серебряными линиями.

Я смотрел на самого себя.

ПОДЗЕМНАЯ ТЕМНИЦА

Ханна

Боль.

Я чувствовала только боль, которая полностью завладела моим телом и заполнила меня с головы до ног. Это была такая боль, которая заставляла разбиваться на части изнутри, а осколки быстро и глубоко разрезали тебя дальше.

Но это была не физическая боль. Моё тело, конечно, болело. У меня болел бок. Там, вероятно, образовался синяк из-за падения в темницу. Мой желудок переваривал сам себя, так как его не кормили уже несколько дней, а мой рот так сильно высох, что я даже не могла сглотнуть.

Но я чувствовала именно боль в сердце, тяжёлое и мучительное чувство в груди, которое заставляло меня хватать ртом воздух в надежде, что он проникнет сквозь мои рёбра и остановит кровотечение.

Я раскрыла глаза — моё лицо было прижато к старой, затхлой соломе, лежавшей на полу темницы — но увидела только темноту. Я не знала, сколько я уже находилась в этой глубокой яме в земле. Казалось, что как только Мор столкнул меня с края, я утонула в кошмарах. Моё тело как будто сдалось и решило отключиться, вероятно, навсегда. Может быть, в этом и заключался смысл этого места? Не в том, чтобы о тебе забыли другие, а в том, чтобы ты сам о себе забыл?